Текст книги "Атлантида"
Автор книги: Лариса Воронцова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Наконец, Лилит подала ему знак, и он несмело вошел в купальню, осторожно ступая по разноцветным плитам влажного пола, приблизился к дубовым скамьям, где в просторном, ослепительно белом хитоне сидел архонт, взбодрившийся и порозовевший после купания, он пил прямо из кувшина виноградный морс, несколько капель упали на складки его одежды, оставив на ней розовые пятна.
– Приветствую тебя, Сахур, – сказал Гродж, указывая рукой на стоящую рядом скамью. Что поведаешь ты мне? Давно ли ты следил за звездами, сопровождающими путь нашей Атлантиды?
– О великий правитель, за этим я слежу всегда, – молвил Сахур, порываясь встать, но Гродж подал знак, указующий на скамью, и астроном уселся вновь, на самый ее край неловко и несмело.
Гродж пристально смотрел в глаза Сахура, тот же уводил в сторону свой взгляд.
– Так говори, не томи.
– О, великий правитель, звезды по-прежнему благоволят тебе. Твои дела будут удачны, звезды сулят тебе нежданное усиление твоей власти и твоего влияния.
– Нежданное? усмехнулся архонт.
– Да, именно так. Благоприятный случай будет способствовать тому.
– Ну что же, увидим, прав ты или нет, Сахур. Если прав, награжу, если же нет, не обессудь.
– На все воля твоя, – поднялся со скамьи и поклонился архонту астролог.
– Ты все сказал?
Сахур замялся, все еще искушаем мыслью не открываться архонту.
– Ну что там у тебя еще? нетерпеливо воскликнул Гродж. Говори.
– О, великий правитель, – несмело заговорил Сахур, – мои познания скромны. И я даже думал, что они могут быть ошибочны, поэтому не хотел беспокоить архонта этим. Но я должен...
– Беспокоить? – насторожился Гродж. – Что тебе рассказали звезды? Говори!
– Звезды... звезды говорят... скоро произойдет соединение нескольких планет...
– И что же?
– Такого еще не было ни разу на памяти ныне живущих людей. В древних книгах говорится о таком или подобном явлении, как о страшном предупреждении. Люди должны быть готовы к большим бедствиям, которые могут постигнуть страну в будущем.
– Когда же произойдет это соединение?
– Я не могу точно сказать, когда это произойдет, дата, скорее всего, будет неточной. Судя по расчетам, это должно произойти в году 6 кан, в один из дней месяца сак.
– Сейчас месяц шуль, значит, если верить твоим предсказаниям, всего через несколько месяцев.
Наступило молчание. Архонта неприятно удивили слова астролога, он не знал, верить ли его предсказанию, такому неожиданному и удивительному. Он вдруг припомнил несколько верных пророчеств Сахура, сделанных им на основе расположения звезд на атлантическом небосводе. То были давние события, касались они его начинаний в строительстве зиккурата и военных школ для атлантов. Сахур тогда оказался прав, его дело родилось и стало мужать, архонт надеялся, что доведется ему еще увидеть и окончательную победу – боевое крещение его воинов в настоящих сражениях, которые принесут и ему, и Атлантиде несметные иноземные богатства, беспредельную власть и могущество. Но выходило так, что нынешнее предсказание Сахура могло полностью перечеркнуть все надежды Гроджа на военные победы, и это было ему не по нраву.
– Что же должно произойти на нашей земле? – первым нарушил молчание архонт.
– Звезды этого сказать не могут. Но в книгах древности говорится о большом сотрясении почвы, ее затоплении водой, о многих жертвах.
– Зачем же ты мне об этом поведал? – спросил архонт, буравя Сахура тяжелым взглядом. – Чего ты ждешь от меня? Отменить небесный приказ я не могу, изменить ход событий, назначенных свыше, даже мне не под силу. Так не благо ли для меня и моих подданных, даже если твое пророчество и истинное, не ведать ничего о нем? Ты же решил возложить на меня тяжкие думы насчет своего предсказания. Зачем? Я хочу понять.
– О, великий правитель, я мыслил, что мне надобно предупредить тебя о том, что я узнал.
– Зачем?
– Мне неведомы мысли и чаяния твои, но я полагал, что ты захочешь предостеречь своих людей от беды.
– Предостеречь? Чтобы они, с тревогой глядя в небо, мучительно ждали своей погибели, чтобы опасались каждого наступившего дня, как последнего? Так не лучше ли просто не ведать о твоем страшном пророчестве, тем более, что оно может и не сбудется? Пусть они спокойно наполняют свой желудок вкусной едой, веселятся и ликуют, устраивают пиршества, пусть любят друг друга, пусть женщины нежатся в сладких объятиях сильных мужчин и рожают детей. Нет, я не стану будоражить людей, не стану сеять смуту и панику. И тебе я это запрещаю.
– Но ведь, предупрежденные, они будут готовы к бедствию, а значит, некоторые смогут спастись.
– Разве они смогут спастись, не зная, какая участь им уготована? – голос архонта, принимая привычные властные интонации, вновь грозно загремел. – Нет, я запрещаю тебе, Сахур, тревожить людей своим предсказанием. Пусть будет так, как будет. А теперь ступай с миром. Да не вздумай ослушаться меня!
Такой уж, видно, выдался сегодня день, что архонт, особенно после разговора с Сахуром, снова чувствовал себя разбитым. Купание принесло ему обычное бодрое состояние, но Сахур, будь он неладен, все испортил. Гродж, раздосадованный и отягощенный мрачными думами, отправился в опочивальню. Там его, как обычно, ждал изысканный стол и вина, аромат благовоний струился вокруг. Архонт рассеянным взглядом окинул пиршественный стол и устало опустился на широкое под прозрачным пологом ложе. Вошла полуобнаженная Лилит, а следом за ней еще несколько женщин, грациозных и крутобедрых, их тела были прикрыты лишь легкими, прозрачными одеждами.
Лилит замерла в ожидании приказаний своего господина, тот мельком взглянул на вошедших, и властным жестом велел им удалиться. К большому разочарованию прекрасных посетительниц, обожавших бывать у своего сильного и красивого господина, сегодня он не был расположен к обычным вечерним развлечениям.
Глава 6
После расставания с Лессирой Тод вернулся на то место, где они вместе любовались бескрайней гладью океана, такой таинственной и волнующей. Перед его мысленным взором снова и снова возникал прекрасный образ Лессиры, которая в его смятенных мыслях звалась не иначе, как Клита. Взволнованный недавно пережитыми событиями, он неподвижно стоял у парапета площади, простирающейся прямо к водной глади, его ладони ощущали прохладную шероховатость камня. Перед мысленным взором Тода вновь и вновь возникал образ Лессиры, – он явственно видел ее изумрудные глаза, устремленные вдаль туда, где океан уходил за горизонт. Тод помнил каждое слово, сказанное ею, помнил, какие эмоции отражали при этом ее глаза, как черты лица отзывались на выплескиваемые через речь чувства. Он не мог бы точно сказать, что же его привлекло в Лессире больше всего – красота ли облика или ум и проницательность. Скорее всего, все, что имело отношение к ней, пробуждало в нем бурю разных чувств, каждый ее жест и взгляд был прекрасен для него.
Тод был покорен Лессирой сразу же, с первого мгновения, когда он только увидел ее у фонтана, раздосадованную и гневную. Он ощущал какую-то необычность во всем ее облике, несоответствие прекрасного, почти неземного, облика, ее утонченных манер с тем местом, простым и обыденным, где она стояла, подобно богине, сошедшей с небес, – ослепительной, с сияющими изумрудными глазами, с разметавшимся по ветру белокурым шелком волос. Говорят, было время, когда Боги ходили по земле, и сегодня Тоду вдруг показалось, что дочь одного из небожителей спустилась на землю. Быть может, для того, чтобы забрать его сердце, сердце обычного земного человека. Чем же он заслужил такую великую милость? Но разве такое может быть, ведь богиням место на небе, а не на грешной земле.
Тод вернулся домой только к ночи, когда луна невесомо и призрачно стала проявляться на небосклоне, но не было звезд на небе, так и не успевшем погаснуть за долгий летний день. Дом Беркана стоял погруженный в покой и тишину, все его обитатели уже давно спали. Тод легкими шагами пересек широкий двор, припал к ступени фонтана, воды которого из верхней чаши шумным каскадом падали к его основанию. Склонившись над зеркальной гладью воды, здесь у самого края лишь слегка волнуемой падением водных струй, он неподвижно рассматривал свое отражение, а затем с вздохом, зачерпнув обеими ладонями прохладной воды, освежил пылающее лицо. Заходить в дом не хотелось, ему казалось, что там его мысли о Лессире уже не будут такими волнующими и возвышенными, их стеснят пределы родного очага, его стены, крыша, а им для вольного полета необходимо было это бескрайнее небо с одинокой луной, так и не разгоревшейся на летнем небосклоне.
Он устроился поудобнее на скамье, где вблизи умиротворяющего водного шелеста фонтана в былые времена так любили посидеть они с отцом. Беркан рассказывал сыну красивые легенды о великом прошлом Атлантиды, когда Боги жили среди людей. Глядя на сверкающие от солнечного света стремительные струи воды, Тод ясно представлял себе описываемые отцом удивительные события, в мыслях он был там, среди людей безвозвратно канувшего в лету времени. Он представлял себя то прорицателем, чей третий глаз ясно видел прошлое и будущее, то великим магом, имеющим Вимана Видия старинную воздушную повозку. Он явственно видел себя в ней, летящим по воздуху, внизу его взору раскрывалась благодатная и цветущая родная земля, ее заботливо взращенные сады, просторные парки с рядами кипарисов и фруктовых деревьев, широкие площади, блестящие разноцветной мозаикой купола дворцов, их высокие и статные мраморные колонны. Как говорил отец, все эти вещи, ясновидение, воздухоплавание, и множество других, атлантам были подарены самими Богами. Но многое из тех даров было потеряно людьми.
Юный Тод, внимая отцу с широко раскрытыми, изумленными глазами, взволнованно спрашивал его, почему же так случилось, на что отец лишь пожимал плечами, кто же знает почему.
– Мой отец, – сказал как-то Беркан, – рассказывая мне о прошлом, его легендах и сказаниях, говорил, что Боги покинули эту благодатную землю и унесли с собой даже память о многих своих чудесах потому, что люди перестали тянуться к небу, они приросли к земле, к ее повседневным радостям и заботам, ставшими столь притягательными для них.
– Что означает, приросли к земле? – вопрошал мальчик.
– Я и сам не знаю, что отец имел в виду, он не пояснял, а я и не спрашивал. Наверное, это означает, что заботы поглотили людей. Но разве можно быть свободным от них?
Тод не знал, почему вдруг ему вспомнились эти картинки из далекого детства. Возможно, причиной тому стал необычный день, прожитый им. Он всколыхнул в его памяти, поднял с самого ее дна давно забытые события из жизни, они непроизвольно и свободно появлялись в его мыслях, как если бы он поставил перед собой цель подвести черту своей жизни. Самое интересное заключалось в том, что события эти, конечно же, никак не были, да и не могли быть, связаны с Лессирой, но именно она, яркой звездой заблиставшая вдруг на его небосклоне, стала для него той причиной, которая толкает оценить свою жизнь, посмотреть на себя со стороны, быть может, для того, чтобы понять, а каким же взглядом посмотрит на его жизнь он, этот единственный, важный и нужный человек.
Вновь и вновь вспоминая образ Лессиры, каждое ее слово, ее взгляд или мимолетный жест, он чувствовал, как от страшной мысли больше не увидеть ее, его охватывает непреодолимое волнение, заставляющее судорожно и больно сжиматься его сердцу. И в самом деле, с чего он решил, что еще хотя бы раз встретится с нею? Судя по ее нраву, она неприступна и горда, да к тому же еще и небесно прекрасна, как же он смеет мечтать о ней? Усилием воли он отогнал от себя навязчивые мысли, приносящее смятение и беспокойство его взволнованному сердцу. Он заставил себя не омрачать тревогами этот день, несравненный ни с каким другим, сегодня он будет наслаждаться только им, этим днем, подарившем ему встречу с самой прекрасной девушкой на всей земле.
Дверь в доме негромко хлопнула и раздался едва различимый в шуме фонтана звук шагов. Легкая рука легла ему на плечо.
– Ты почему не ложишься спать? – Тод обернулся и увидел свою мать, ее глаза смотрели на сына с тревогой и заботой. – Ты чем-то обеспокоен? Что с тобой?
– Не волнуйся, мама. Я здоров.
– Тогда почему же ты не идешь в дом, сидишь здесь один среди ночи?
Тод знал, что от матери нельзя скрыть своих мыслей и переживаний. Да он и не привык их таить от нее. Но даже если он и захотел что-то удержать в себе, в своем сердце, ему бы это не удалось – одного мимолетного взгляда матери было достаточно, чтобы та поняла, чем сегодня живет ее Тод. Поэтому он всегда рассказывал ей, как прошло время, проведенное вне дома. По обыкновению вечером он входил в ее опочивальню. Там горели свечи в золотых подсвечниках, дымились благовония, он знал, что это всегда предшествовало ее молитвам, посылаемым Богам во имя мира и счастья родной земли, своих детей. Но прежде чем обратиться к Богам, Нефрит заботливо усаживала сына рядом с собой на пушистый ковер к приземистому столику на широких ножках, украшенных лепными листьями, наливала ему из кувшина душистый напиток, ласково расспрашивала о пережитом им времени. Они, радостно глядя друг другу в глаза, будут говорить долго, пока не придет время Тоду удалиться к себе и со спокойствием умиротворенно отойти ко сну, а Нефрит начнет вечернюю молитву Богам.
– Мама, от тебя мне не утаить, не скрыть своих мыслей. Я скажу тебе всю правду. Мне встретилась сегодня прекрасная девушка, самая лучшая на всем белом свете. Я покорен ею. Сердце мое в смятении.
– Почему же сердце твое в таком смятении, что ты не можешь уснуть? Что беспокоит тебя?
– Она слишком прекрасна для меня, – упавшим голосом сказал Тод. – Мне никогда не быть с нею, не видеть ее, не дышать с нею одним воздухом! Мама, это так больно!
– Но почему же не быть тебе с нею? Кто она, расскажи мне?
– О, она... она дочь великого человека... астронома Асурамая.
Мать покачала головой и светло улыбнулась.
– И что же с того? Чем же плох ты? Твой отец ничем не хуже Асурамая, только лишь в том различие между ними, что разные дела они вершат. Во всем же остальном я не вижу различия между ними, они оба уважаемые люди. Значит, и их дети достойны друг друга. Ведь и ты не уступаешь своему отцу – тебя ждут большие, может быть, даже великие дела. Поэтому волнение твое, сомнения твои лишь от сильного чувства, охватившего тебя.
Она подошла к сыну, обняла, прижала его голову к своей груди.
– Успокойся и отправляйся спать. Сон тебе поможет унять волнение, он успокоит тебя. А когда ты проснешься, ты поймешь, что все твои страхи были напрасными.
– Может, ты и права. Да, я пойду в свою опочивальню.
– Тебе надо отдохнуть, ведь наступающий день принесет хлопоты.
– Какие?
– А ты забыл? Наступает праздник первого урожая. На главной площади Аталлы соберется весь город, будем веселиться и прославлять Богов.
Тод вдруг улыбнулся своим переживаниям. Как же он мог забыть о празднике урожая? Должно быть, сама судьба посылает ему случай увидеть Клиту, поближе узнать ее, ведь на празднике будут все, от мала до велика. И там он обязательно встретит ее, найдет среди множества людей, может быть, даже признается ей в своих чувствах. Но главное, что он вновь увидит ее глаза и улыбку, услышит ее голос.
Глава 7
Площадь перед дворцом Хроноса с той поры, когда солнце сменило летнюю, призрачную луну на небосводе, пустынная и молчаливая, к восхождению светила в высшую небесную плоскость, стала заполняться праздничным народом. В воздухе, еще не утратившем ночной свежести, всплескивался веселый, звонкий смех, слышались оживленные голоса. На площади все меньше места оставалось свободным от чьих-то ног и праздничных туник и хитонов, легко касающихся своими краями каменной мозаики, гладкой, отшлифованной почти до зеркального блеска. Радостные люди, собравшиеся на праздник первого урожая, непринужденно беседовали друг с другом, каждый из них находился в сладком предвкушении веселых зрелищ, вкусного угощения, прекрасной музыки. Музыканты были уже здесь, на площади, они держали наготове свои арфы и флейты, не отрывая взглядов от внешних ворот дворца правителя, с нетерпением и легким волнением ждали появления Хроноса и его свиты, чтобы встретить их торжественными звуками нежной мелодии. Но правителя все не было. Взгляды атлантов были обращены к террасе дворца, откуда в дни праздников и народных собраний появлялся Хронос, чтобы через миг, преодолев короткий путь сквозь ряд колонн, выйти на балкон к народу. Но сегодня белоснежное плато балкона долго оставалось пустым. Народ на площади начинал волноваться: такого еще не бывало, чтобы Хронос заставлял себя так долго ждать.
Тоду, который пришел в числе первых, не стоялось на месте, он, беспрестанно озираясь по сторонам, в волнении мерил шагами площадь из стороны в сторону. Он страстно мечтал, и в то же время боялся увидеть Клиту. Как она встретит его? Что он ей скажет? Душевного волнения и сильного сердцебиения ему было не унять. Но Клита все не появлялась. Вот уже собралось много самого разного люда – жителей со всех поясов Аталлы, – а ее так и не было. Не может же, в самом деле, она не прийти на самый почитаемый всеми атлантами праздник, едва ли не каждый миг спрашивал себя Тод. Он, пробираясь сквозь толпу, вновь и вновь всматривался в лица, но не находил среди них того единственного, прекрасного лика, который он так жаждал увидеть.
Глава 8
Звонкие трубы возвестили народу о появлении правителя. Хронос в сопровождении архонтов Атлантиды и дочери своей предстал перед ликующей толпой, приветствовавшей его громкими, слитыми в единый гул криками. Хронос молча без улыбки смотрел с балкона вниз, туда, где за пределами массивного мраморного парапета, у его ног радостно кричала толпа. Но лик правителя был темен и угрюм, печаль черной тучей отразилась на нем. Несколько дней, прошедшие со времени его тяжелого разговора с Верховным жрецом, до неузнаваемости изменили облик Хроноса. Он не мог больше спать и веселиться, не мог по своему обыкновению радостно управлять любимой страной. Покой и душевное равновесие теперь ему были чужды. После грозного предсказания Микара Хроносу не удавалось отрешиться от его страшных слов. Больше всего на свете он хотел бы стереть из памяти слова Верховного жреца, гулким эхом беспрестанно звучащие в его душе, забыть их и никогда не вспоминать. Но он знал, что предсказания Верховного жреца истинны, Микар не ошибается, глаз Богов, живущий в нем, ни единого раза не обманул его. И значит, Атлантида, действительно, должна умереть, а вместе с нею и все они. О, Боги, как же ему, правителю этой процветающей страны, жить теперь с этим, каждый миг ожидая для своего народа самого страшного? Противоречивые чувства раздирали на части его разум.
Долгими бессонными ночами, неподвижно сидя на террасе и вдыхая свежесть воздуха, принесенного ветром с бескрайних океанских просторов, Хронос, терзаемый тяжелыми сомнениями, то решался объявить всему народу о надвигавшемся бедствии, то склонялся к тому, чтобы удерживать сие в тайне, дабы не сеять панику, не опустошать родную землю. Он не мог бы даже и в кошмарном сне представить себе панического, пусть и спасительного бегства атлантов, он не мог представить тишины опустевших городов, замерших в безмолвном ожидании надвигавшейся трагедии. Сострадание к своим подданным и жалость к самой стране терзали его сердце. В какой-то миг, уже готовый выйти к народу с грозным предсказанием, он вновь отказывался от своего намерения, толкаемый к отступлению смутными мыслями насчет неопределенности пророчества Микара, ведь даже ему, Верховному жрецу, неведома точная дата смерти Атлантиды. Разве хотя бы кто-нибудь, кроме безмолвствующих Богов, может знать, в каком году и месяце сие произойдет, какой из дней станет последним для его страны? Нет, никому знать это не дано. И значит, может пройти еще много времени, прежде чем нагрянет страшная беда. Еще успеют умереть старые, а им на смену прийти новые люди. Так зачем же он станет сеять смуту среди своего народа?
Сегодня ранним утром, когда Хронос, так и не сомкнув глаз, сидел на террасе, устремив взгляд в далекие бескрайние дали, к нему вошел Синапериб, прибывший раньше других архонтов на праздник; он почтительно приветствовал правителя. Синапериб, отметив про себя необычайную бледность и усталость лица Хроноса, с беспокойством спросил его, здоров ли он.
– Благодарю тебя, о Синапериб, за твою заботу и искреннее участие, – ответил Хронос после недолго раздумья.
Размышляя ночью о предстоящем празднике, правитель Атлантиды так и не решил, станет ли он говорить о предсказании Микара, если уж не с народом, то хотя бы с архонтами. Поэтому появление Синапериба застало Хроноса врасплох, он по-прежнему пребывал в сомнениях, не знал, должно ли ему распространяться об этом. Но глаза Синапериба выражали такое искреннее участие и теплоту, что для измученного тяжелыми сомнениями сердца Хроноса они были подобны бальзаму, заботливо врачующему раны. И тогда он вдруг решился обо все поведать Синаперибу, – он искренний, большого ума человек, пусть архонт даст ему свой совет.
Архонт внимательно внимал Хроносу. С каждым его словом менялся облик Синапериба, исчезли безмятежность и теплота из его темных глаз, теперь в них читались мужество и твердая решимость.
– О, Синапериб, прошу тебя дать мне твой мудрый совет, ибо я в растерянности и смятении, не за себя и даже не за дочь свою, но за Атлантиду и ее жителей, – сказал Хронос, окончив свой рассказ.
– Непомерно тяжел груз, что пал на плечи тебе, достопочтимый правитель Атлантиды, – печально промолвил Синапериб. – Никто не может помочь тебе облегчить этот груз, вряд ли и мне, недостойному твоей великой мудрости, сие по силам. Моя душа теперь тоже в смятении, путаются мысли, неподвластные больше разуму.
– Ты достойно правишь Туле – самым большим островом Атлантиды, – не раз ты принимал на себя трудные решения, все они были истинны и благовидны, скажи, что бы ты сделал, окажись на этом месте, месте правителя сей богатой и процветающей страны?
– Но мне никогда не доводилось быть в столь сложном положении, стоять пред таким судьбоносным решением...
– И все-таки...
– Пусть будет так, я постараюсь... Предсказания святейшего Микара не подлежат сомнению, значит, беды нам не миновать. Но посмотри на себя, о, Хронос, получив сие трагическое знание, ты потерял покой и сон, что же ждет твоих подданных, если часть непомерно тяжелого груза ты отдашь им. Они тоже, подобно тебе, станут жить ожиданием худшего, свет солнца померкнет для них. Наверное, неслучайно мудрые Боги закрыли третий глаз атлантов, ведь на пороге столь трагических событий, имей они его, не удалось бы избежать большого беспокойства людей. Так разумно ли сеять среди них то, от чего их хранят Боги?
– Ты прав, как всегда прав, о Синапериб, – с улыбкой промолвил Хронос. – Своими мудрыми словами ты успокоил мое разволнованное сердце. Ты прав, я не стану делить этот груз с моим народом, пусть он останется при мне. Но прости меня, что я, поддавшись сердечному смятению, разделил его с тобою.
Хронос встал и крепко сжал руку архонта, прося его прощения.
– Ты всегда был мне, как брат, – сказал Хронос, – до сей поры мне приходилось делить с тобою только радости, но видно наступает тяжелое, мрачное время, нам придется вместе испить горькую чашу, приготовленную судьбой. Могу ли я и дальше рассчитывать на твою поддержку, честность и мужество?
Архонт с волнением слушал речь правителя Атлантиды, он, близко знавший Хроноса, понимал, как тяжело тот переживает страшную весть, ему и самому было непросто унять всепоглощающую тревогу. Но Синапериб понимал, что посланные небом испытания, даже самые страшные и суровые, надо принимать смиренно. Только мудрым Богам ведомо их великое назначение.
– Да будет так! – торжественно произнес Синапериб.
Стоя перед народом на площади, Хронос больше уже не сомневался в своих намерениях и мыслях, но стереть с лица печать беды было ему не по силам. Народ же, увидев правителя мрачным и молчаливым, постепенно затих, почувствовав неладное.
– О Хронос, позволь спросить тебя? – раздался из притихшей толпы чей-то голос.
– Говори!
– Здоров ли ты, наш правитель? Почему так печален ты сегодня? Может, чем провинился пред тобою твой народ?
При этих словах Синапериб бросил встревоженный взгляд на правителя, понимая, как еще велик в его сердце соблазн объявить народу своему истину. Но Хронос открыто глядя в глаза тех, править кем он был призван самим небом, ответил твердо и громко:
– Правитель ваш здоров. Народ же Атлантиды, мудрый и великий, не может иметь никакой вины ни пред правителем, ни пред самими Богами. Праздник пришел на нашу благодатную землю. Вы много трудились, настало время веселиться. Будем же радостны, оставим все наши мелкие печали на пороге большого праздника. Где же музыка? Почему наступила тишина? Музыку!
Глава 9
Площадь огласилась веселой музыкой, ее мелодичные звуки, казалось, заполнили все вокруг, коснулись сердца каждого, кто пришел сегодня сюда. Люди радостно поздравляли друг друга с праздником, опустившимся на благодатную землю Атлантиды.
И только один Тод замер на месте, неподвижный и безмолвный, он не отрывал взгляда от балкона правителя, где около парапета, улыбаясь толпе, стояла та, которую он тщетно искал на площади.
В первый момент, как только Тод увидел Лессиру, ему показалось, что это видение, – и в самом деле, разве может дочь, пусть даже и самого Асурамая, стоять подле правителя во время его приветствия народа. Но видение не исчезало, и тогда Тоду вдруг стало ясно, что это не Клита, вернее, это она, но в день их встречи, называясь чужим именем, выдавала она себя за другую. Значит, она не дочь Асурамая, она дочь самого Хроноса. Так вот оно что! О, Боги!
Тод смотрел на Лессиру, и в сердце его рождалось великое опустошение. Образ Лессиры, дочери правителя Атлантиды, стремительно отдалялся от него. Разве смел он, сын земледельца, даже мечтать о ней. Нет, она слишком далека, как звезда на куполе небес. Он вдруг вспомнил вчерашнее смятение, и теперь удивился своим ощущениям, еще накануне он, не зная истины, уже чувствовал огромную, непреодолимую преграду. Надо уйти с этой площади, заполненной веселящимися людьми, укрыться от посторонних взглядов, остаться наедине со своей бедой. Безумец! Каким же жалким он был в ее глазах. Она, должно быть, долго смеялась над ним со своей служанкой. Стыд! Безумство!
Он твердил про себя о побеге, а ноги словно вросли в землю. Он стоял и не двигался, только взгляд его бесцельно блуждал над головами беспечных людей. В этот момент он вдруг почувствовал чье-то легкое прикосновение, перед ним стояла служанка Лессиры. Она, чуть прищурив глаза от яркого солнечного света, весело улыбалась ему.
– Приветствую тебя, Тод. Мир тебе и твоим близким.
Невиданная ярость охватила Тода: он и сам понимал, что смешон, зачем же еще унижать его.
– Тебя прислала твоя госпожа, чтобы посмеяться надо мной? Вы обманули меня, теперь я это вижу.
– Тише, не говори так громко. Ты сам посуди, не могли же мы тебе сказать, кто на самом деле моя госпожа.
– Что же тебе нужно теперь?
– Какой же ты, – улыбнулась Назира. – Ну не злись, никто и не думал над тобою смеяться.
Тод недоверчиво смотрел на Назиру и не знал, радоваться ему или горевать.
– Ты сама пришла, или тебя прислали?
– Конечно, прислали. Моя госпожа увидела тебя в толпе. Она хочет встретиться с тобой.
– Что ей нужно от меня?
– Этого я знать не могу. Придешь, и все узнаешь от нее самой. Сегодня вечером после праздника у канала в восточной части первого пояса.
Тод поднял голову, взгляд его вновь был устремлен к балкону, где расположился Хронос и архонты. Лессира стояла чуть поодаль от них, она пристально смотрела на Тода, легкая улыбка коснулась ее губ. Так, значит, это святая истина! И он встретится с самой богиней, именуемой Лессирой. Сегодня он вновь увидит ее глаза и улыбку, услышит ее голос.
Тод с нетерпением и тревогой ждал появления Лессиры. Сразу после разговора с Назирой, сообщившей ему о том, что ее госпожа желает увидеться с ним, Тод впал в почти беспамятное состояние, его рассудок слегка помутился от случившихся удивительных событий. Он с восторгом рисовал перед своим мысленным взором предстоящее свидание. Его сердце пело оттого, что мечты его не были напрасными, и раз она сама назначила встречу, значит, и ей он небезразличен. Счастье! Это счастье! Он ощущал крылья за спиной, еще мгновение и, казалось, ноги оторвутся от земли, а руки в стремительном крылатом взмахе поднимут его к небу, а потом и к самому солнцу.
Он сразу же покинул праздник, ему нестерпимо было находиться среди людей, видеть вокруг себя их оживленные лица, невольно отзываться улыбкой на искренние приветствия, обращенные к нему. В этот великий для него час ему необходимо было уединение, чтобы полностью отдаться своим беспокойным мыслям и мечтам. Он неприкаянно бродил весь день без пищи и воды, сжигаемый до самых глубин души любовной лихорадкой. Тод старался выбирать безлюдные места, и это ему удавалось, ведь почти все жители Аталлы веселились на площади, празднуя первый урожай года.
Ближе к вечеру, когда разум начал брать главенство перед жаром сердца, зажженным его чувством к Лессире, Тодом вновь, как утром на площади, когда он узнал, кто же есть Клита, овладели тяжелые сомнения. Чем пристальнее и беспристрастнее, как бы со стороны, он вглядывался в произошедшие события, тем больше и больше его ум погружался в смятение. Разум, рассуждающий здраво, поборовший на короткие мгновения страстное сердце, говорил Тоду, что девушка, невольно распалившая его сердечный костер, слишком высокого происхождения, чтобы ему можно было надеяться на равенство с нею. Равенство между ними – несбыточная мечта: дочь правителя никогда не будет принадлежать сыну земледельца. О, Боги, милостивые Боги, зачем он ее встретил! Лучше бы никогда ему не видеть ее так близко, не говорить с нею, не сметь и мечтать о ней! А он, безумный, все глубже погружается в омут своих чувств к ней.
Его душа была раздираема сомнения: то ему хотелось бежать прочь из города, чтобы забыть о ней, то он с нетерпением глядел на небо, ожидая наступления вечера, понимая, что если не увидит ее, то, наверное, умрет от горя. Он пришел к берегу канала еще задолго до назначенного времени, обессилено опустился на каменный парапет и, отстраненный от внешнего мира, погрузился в свои тяжелые мысли.
Глава 10
Лессира предстоящую, назначенную ею самою встречу с Тодом воспринимала больше, как забавное приключение в своей однообразной, почти затворнической жизни. Правда, она была немного взволнованна, но не столько своими чувствами и ощущениями, сколько тем, что в ее существование должна была войти тайна. Никто не будет знать о том, что она, дочь правителя Хроноса, как любая простая горожанка, встречается с красивым молодым человеком.
