Текст книги "Я тебе не ровня (СИ)"
Автор книги: Лариса Шубникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Глава 3
Андрея поутру разбудил гомон на улице. Так-то на подворье воеводском – большом и богатом – всегда многолюдно. Холопы, ратники, иная чернь, что с самого утра уже занята делами своими нелегкими. Но сегодня что-то тревожное чуялось в далеких окриках. Шумской умылся наскоро, накинул рубаху, кафтан и вышел на двор поглядеть, что и как. И совсем не удивился, когда понял, что весь сыр бор из-за коня его. Сам-то Андрюха с ним справлялся, и все оттого, что любил, да и Буян платил ему тем же. А уж сколько прошли вместе – не рассказать. И вылазки кровавые, скорые, и походы долгие, тяжкие.
– Ерёма, сук те в дышло, справа заходи! Лови узду, недоумок! – орал дворовый мужик на молодого парня.
Паренек боялся большого боевого коня, а тот страх чуял, и зло так всхрапывал, к себе не подпускал. То боком парня двинет, а то и вовсе куснуть норовит.
– Дядька Силантий, не дается он!
Буян, слыша громкий крик, начал нервничать, копытами бить тревожно.
Андрей уж собрался сам друга своего усмирять, как вдруг девчонка рыжая появилась из-за угла хоромины. Коса богатая, долгая и ажник отблескивает золотом. Сама небольшая, а глазищи как плошки и цвета невиданного, будто в осеннюю серую речку кинули весенний свежий листочек. Андрюхе девчонка была незнакома. Судя по простому наряду – из черни. Только вот спину прямо держит и голову высоко несет. Шумской не успел подумать, откуль такое непонятное, как девчонка шагнула к огромному коню и заговорила.
Все, кто видел этакое чудо, аж дышать перестали! Ведь совсем девка кутёнок, один удар копытом грозного вороного и все, нет рыжей!
– Ты что безобразишь, а? Вот удумал, тоже мне, – а сама так переступает ножками и все ближе к жеребцу подбирается. – И чего злишься? Болит что? Или голодный? А может, не поили тебя, чернявый?
И ведь говорит так плавно, будто баюкает. Буян, даром что боевой конь, на этот девичий голос откликнулся и тихо так заржал, словно жалуясь рыжей на свою долю нелегкую.
– Иди-ка сюда. Ты чего любишь? Морковку? – и протягивает Буяну морковь небольшую.
Шумской-то знал, что конь его морковь дюже уважает, но как девка узнала?
– Ой, ты! – улыбалась светло малая. – Морковку?
Буян подобрался к девчонке, аккуратно взял с ее ладони угощение и громко так захрустел.
– Тебя Хряпа зовут, да? – смеялась рыжая. – Вон как хрустишь. Ой, правда. Хряпа и есть.
А сама, хитрюга, уже и ладошку положила на лоб жеребца и гладила-ласкала.
– Что? Мало дала? Так не знала я, Хряпа, что ты любишь-то.
Андрей дивился такому чуду! Никогда еще Буян не был так покорен и тих с чужаками. Все время будто чёрт его подзуживал беситься и безобразить.
– Не болит у тебя ничего, Хряпа. По глазам твоим хитрющим вижу. Озоруешь, да? – маленькая разговаривала с огромным конем, будто с подружкой лясы точила. – Ты ведь не молодой уже, а игреливый.
Народу вокруг такого циркуса прибавилось. Бабы, дети, мужики. Ратники Шумского тоже не без интереса посматривали то на девку, то на хозяина своего. Ждали, видать, циркуса похлеще, чем этот – когда боярин Андрей начнет расправу творить над рыжей, что так вольно с его конем обращалась.
– Скучно тебе, чернявый? Играть не дают? Айда со мной, – и девка исполнила совсем уж чудное.
Скакнула кузнечиком вбок, а Буян, словно того и ждал. Скакнул вслед за ней и заржал так, как человек иной смеется. Баба одна уронила пустой бочонок. Мальчишки запищали от такого представления. Мужики захмыкали. Андрей стал чернее тучи.
– Ага! Озоровать нравится? Ой, Хряпа, чудной ты, – смеялась рыжая, а Буян ей вторил тихим ржанием. – Пойдем, сведу тебя седлать. Ты смотри что натворил, чёрт озорливый. Всех разогнал.
Вроде как ворчала маленькая, а Буян башкой своей огромной закивал. Народ ахнул: где это видано, чтобы с конем болтать, да чтоб и он отвечал. Никак, ведьма?
Пока рыжая говорила с жеребцом, держала за уздечку, дворовый паренек быстро накинул седло на спину Буяна и возился тихо, затягивая подпругу.
– И всех делов-то, Хряпа. А ты злился, – рыжая гладила теплый лоб Буяна, а тот, послушно подставлял ей голову свою огромную, ластился.
Шумской не стерпел. Шагнул с крыльца воеводских хоромин и направился прямиком к девчонке. Народ, завидев смурного Гарма шарахнулся в стороны. Ратники его и те отошли подалее, разумно рассудив, что запросто могут попасть под горячую руку своему боярину. Знали – Андрей орать не станет, выговаривать тоже не будет, а просто пришибет и все. Прям как пёс – брехливый, да громкий беды большой не сделает, а молчаливый и тихий – загрызёт.
– Чья? – от спокойного голоса Шумского у многих мурашки поползли по спинам.
Рыжая взглянула на Андрея, только вот сейчас и заметила его. Чтобы заглянуть ему в глаза девушке пришлось голову поднять высоко. Андрей поймал ее ясный взгляд и понял, что она его вроде как узнала. Странно. Знакомы, чтоль? Шумской не припомнил.
А рыжая поклонилась урядно, и сказала тихо:
– Михаила Афанасьевича Дорофеева внучка, Арина. Вчера ты, боярин, отбил нас у татей. Благодарствую, – и снова поклонилась, на сей раз поясно.
– К Буяну не подходи. Испортишь коня. Увижу – не спущу, – и все это тихо, без злости или радости. Муторно.
Андрею показалось, что Арина будто ледком покрылась, пристыла к месту, но глаз не отвела, смотрела прямо и без опаски, словно равная ему.
Шумского пробрало маленько от странных ее глаз. Он с дурным каким-то любопытством и мыслями, уставился на ее волосы, пробежал взглядом по простому очелью*, по лицу – светлому и гладкому. Подивился черноте бровей и ресниц – не рыжие, как коса. И сей момент ощутил странное и пугающее: реши эта чернавка кормить его морковкой, еще неведомо, отказался бы он или нет? С тех мыслей Андрей совсем замкнулся, брови свел к переносице. Знал боярин, что такой его взгляд и напугать может, и обездвижить, а рыжей хоть бы хны.
Андрей только диву давался, глядя на рыжую Арину – никакой робости, смущения, а только лишь лучистая улыбка, да блеск серо-зеленых глаз. Она разглядывала его внимательно, с любопытством, видно дивилась, что нет бороды да усов. Так смело смотрели вдовицы и бедовые бабёнки. Шумской понимал, что не в намеках и призывах дело. Видел, поди, что девка перед ним невинная, но не сдержался и высказал.
– Как смеешь в глаза мне смотреть? – Арина, будто припомнив что-то, глазеть перестала, и голову опустила, но Андрей заметил, что улыбку прячет. – Бесстыжая.
Но брюзжал-то Шумской скорее по привычке. Сказать по чести, ему нравилось, что девка смотрит без испуга и неприятия.
Буян, словно почувствовав, что ругают рыжую, пряднул ушами и ткнулся мордой в затылок Аринке. Та сморщилась, но тут же улыбнулась, и отпихнула ладонью настырного жеребца. А Шумской припомнил, что вчера в лесу он снес голову татю одному, что вздумал девку сильничать. Никак она была? Ее за косу тянул по траве лихой мужик? Ей должно сейчас больно – волос-то из косы повыдергал бородатый разбойник.
– Иди, – Андрей гнал чудную девку, но самому было интересно знать, откуда такая взялась.
Руки тонкие, белые, не сплющенные тяжким трудом, но и не праздные – сразу видно сильные пальчики. Очелье богато не жемчугами, а вышивкой – редкой красоты рисунок. Навеси на висках невелики, но из серебра. Андрей никак не мог сообразить, какого сословия эта рыжая. Не холопка, не селянка, да и в купеческих семьях таких не водилось – уж дюже лик тонок и нежен. Сама стройная и прямая, роста не большого и не малого. Гибкая, руки и ноги длинные. Боярышня? Тогда с чего наряд простой, хоть и чистый? Внучка ученого мужа? Видел Шумской того деда Михаила – лицом прост, глаза навыкате, бородка козлиная и сутул. А у этой и осанка и походка словно у княжны. От деда у нее нет ничего, ни капелюшечки не похожа.
Гнать-то гнал, но и разглядывал, заметил, что Арина и сама любопытничает. Вон глаз серо-зеленый блеснул, прикрылся тяжелыми ресницами, будто спрятался.
– Спаси тя Бог, боярин, – Арина поклонилась, и поспешила уйти. Вслед ей тихо и недовольно заржал Буян.
Шумской постоял, постоял, да и двинулся к навесам, куда определили коней его ратников – он взял с собой десяток от полусотни, собираясь в Богуново на торжище.
Чуть погодя позвали утречать, и Андрею пришлось сидеть за столом с воеводой и ученым дедом рыжей девчонки. Шумской молчал, но слушал – интересно было выяснить об Арине. Кто такая и откуда? Но два старых друга ни словом о ней не обмолвились. Все больше говорили о хозяйстве, о хороминах в Берестово, куда собрались перебраться дед и его чудная внучка.
– Андрей, не откажи мне еще раз, проводи друга моего до Берестова, а? Они в аккурат после торжища тронутся. Вроде езды всего ничего, а ну как снова тати? Завтрашним днем пошлю два десятка по лесу прогуляться. Совсем распоясались разбойники, даже сотни моей не боятся! – воевода злился и был в своем праве.
– Довезу, дядька Фрол.
– Спаси тя Бог, Андрюша. Я бы и вчера своих послал на встречу, но ить только ж с похода. Ажник лошади еще в пене.
– Не на чем благодарить, воевода. Это не хлопотно, – претило Андрею вот это все словоблудие и благодарности.
В бою, когда сотня воеводы прикрывала тылы его полусотни и наоборот, как-то никому в голову и не приходило спасибо говорить. Так с чего сейчас такие лясы?
Через час Шумской и два его ближника отправились на торжище.
Богуново – городище немалый по местным меркам, и сотня ратная, что жила здесь испокон века, силой была великой. Воеводство перешло к Медведеву от его отца, а отцу от деда. Считай, вечные вояки. С того и сотня обучена хорошо, по уму, а всем известно, что один обученный ратник стоит десятка татей с мечами. В Богуново и кузни, и торговля, и церковь. Подворий множество. Ратники жили родами – иной раз на одном подворье до десятка семей. С того и сами подворья богатели и смотрелись богато, кряжисто. Опричь городища – поля, репища, леса. Речка – Быструха – исправно кормила рыбкой, и защищала с запада Богуново. Через такое быстрое течение не всякий враг отважится лезть. Берега крутые, а стало быть, и ладьи вражеские не пристанут. Удобное место.
Торг первый в этом году шел бойко. Тут тебе и приезжие купцы и местные жители, что продавали лишки свои. И холопий торг, а как без него? Сотня вернулась с похода, а стало быть и живой товар имелся.
– Оська, поди к купцам, зови в Савиново на торг, – Андрей послал одного из своих ближников на сговор, а сам отправился бродить по рядам, покупая нужное – чернила, бумагу и кое-что из золота.
У холопьего торжища увидел Арину с дедом. Они стояли, словно потерявшись. Шумской может и не хотел сам-то, но ноги понесли ближе. Уж очень интересно было знать, что ученый с чудной внучкой ищут тут в людском горе и безнадежности.
– Ариша, что ты мне в спину тычешь? Сам вижу, – ворчал дед на рыжую, а та стояла широко открыв глаза ясные и брови печально изгибала.
– Дедушка, давай вон тех, а?
– Дура-девка. Он же горбатый!
– Ты сам говорил, что горбатые силой не обижены. А он с семьей и сейчас их продадут в разные дворы. Деда, давай всех возьмем. Дедулечка, им же тошно будет.
Андрей посмотрел туда, куда указывала рыжая Арина. Семейство из четырех человек топталось с краю толпы холопов. Горбатый мужик с тяжелым взглядом, статная, высокая его жёнка и двое детишек лет четырнадцати, пятнадцати – парень и девушка.
Шумской знал заранее, что мужика не купят, женку заберут сразу и одну, а детишек может и вдвоем и все потому, что оба на лицо справные и крепкие.
– Ах ты…докука, – видно, дед и сам понимал все. – Ладно, возьмем всех гуртом.
И принялся торговаться с одним из местных ратников, что продавал семейство. Арина же стояла тихо, только от нетерпения быстро притоптывала ножкой в сапожке. Ратник, похоже, заломил цену невиданную, но дед стоял на своем. Правда, не помогало. Андрей шагнул вперед, не успев подивится своей дурости, и просто взглянул на ратника. Тот поперхнулся словом борзым и замолчал. Через малое мгновение закивал деду и согласился.
Аришка не заметила уловки Шумского, обрадовалась, что все сложилось и пошла тихонько за дедом, который уж вел за собой четверых купленных.
– Дай те Бог, – поклонился горбатый, а вслед за ним и его семья нестройно, но очень истово благодарила деда Михаила за то, что семьи не разлучил.
– Работой отплатишь. Будешь хорош, не обижу, а сленишься не спущу, – дед пытался говорить грозно, но получилось увещевательно. А как иначе? Привык, пожалуй, к тому, что слово должно быть умным, а не воинственным.
Шумской посмотрел вслед Арине, вновь подивился ее стати, такой редкой среди местных девок. Тонкая, гибкая, будто дерево-кипарис о котором в детстве рассказывала ему мать. Дерево то стройное и красивое, тянется ввысь к солнышку и радует всех своей вечной зеленью, словно весна вокруг него вечная. С таких мыслей Андрей слегка растерялся, мотнул головой, отогнал их, окаянных, подалее, и занялся делами насущными.
Позже Андрей снова говорил с воеводой и опять выслушал просьбу – проводить до Берестово деда Михаила и внучку его. Заверил уважаемого боярина, что не подведет и после полудня обоз с холопами, скотиной и телегами, гружеными всякой всячиной, отвалил с Медведевского подворья.
Хмарь апрельского утра после полудня рассеялась, выглянуло солнце, согрело землю и людей. Подводы двигались неспешно лесной дорогой, лошади под ратниками шли легко, глухо топая по тропе. Лес проснулся, откликнулся на тепло легкой листвяной дымкой и будто задышал. В прозрачном воздухе разлился аромат близкого лета и нови*, которую все без исключения – и холоп, и боярин – почитали самой жизнью.
– Евсей, а Евсей, – звал плотный ратник жилистого, – Ты на торгу, гляжу, рухляди* прикупил? Никак жениться собрался, а?
– Может и собрался, только тебе какой интерес, Прошка? На свадьбу все одно не позову, ты один всю брагу схлебаешь, гостям ничего не останется, – Евсей на всякий случай обозначил свою позицию.
– Да ну… И что, невесту нашел?
– Не нашел, так найду, – Евсей покосился на Аришу, что смирно сидела в телеге рядом с дедом. – Далеко и ходить не надо.
Придержал коня и поравнялся с подводой деда Михаила. Поехал рядом с Аришкой, все подкручивая пушистый ус и поигрывая бровями.
– Эва как, – женатый Прохор и сам был бы не против поглядеть на симпатичную деваху с рыжей косой. – Евсейка, а и хват ты, я погляжу. Губа не дура, выбрал такую красавицу. Ты, славница, ему не верь! Он болтливый, да скупой.
Ратники подсобрались у телеги Аришки и ждали продолжения шутейной беседы. Все, кроме Шумского. Тот ехал впереди малого обоза, смотрел только вперед, но слушал внимательно все, о чем трепались ратники, а главное, ждал, что ответит Ариша. А ответила вовсе и не она, а ученый дед.
– Ты мил человек, за усы-то себя не дергай, а то всю красивость утратишь. Внучку тебе не отдам, хучь на коленках стой. Рухляди ты прикупил, то верно, но вся она для мужика. А где ж для невесты, а? Прав дружок твой скупой ты.
Ратники погалдели глумливо, а Евсея задело:
– Так ежели что, я и для невесты могу.
– Вот когда смогешь, тогда и усы свои щупай.
Все посмеялись, а Евсей-упрямец, все не унимался:
– А можа она сама за меня согласная, а? – и на Аришку смотрит.
Андрей даже Буяна придержал, так любопытно было услышать ответ.
– Спасибо, ратник Евсей, за посул щедрый. Не могу я за тебя пойти.
– Что так? – Евсей насупился, аж страшно смотреть стало.
– Уж очень усы у тебя пышные. – Пока Евсей морщил лоб, соображал, что хотела сказать рыжая деваха, ратники уж ржали, будто кони.
– И то верно, славница, – заливался тоненьким смехом язва-Прошка. – Защекотит насмерть, когда челомкаться полезет.
Шумской хмыкнул, и сам не понимая того, потрогал свой подбородок, который скоблил нагладко, как делали все сарматы.
Так и ехали, с шутками да прибаутками. Аришин голосок не умолкал: то смеялась девушка, то щебетала с ратниками. Дед не одергивал внучку, а стало быть, все шло урядно. Андрей слушал ее голос и дивился его певучести и ласковости.
Затемно добрались до репищ Берестовских, а там уж не доезжая до городища, повстречали отряд конных боярина Акима.
– Да неужто ты, Андрюха, душа пропащая? – симпатичный крупный парень ехал впереди, тем самым обозначая свое начальство над всеми. – Здоров, друг.
– И тебе не хворать, Демьян Акимыч. Тебя сюда по делу занесло или по озорству? – Шумской подъехал вровень с конем Демьяна и стукнул друга кулаком в доспешное оплечье.
– По делу. Батя велел встретить гостей. Давай уж, показывай, кого везешь в Берестово?
За Демьяном на лошади ехал его брат-двойник.
Лицами братья были схожи, но взгляд да повадка разные. Шумской дружил с Демкой, но на дух не переносил Фаддея. Тот шибко и не лез в их дружбу, понимая, что лишний. Однако, задевало молодого боярича такое неприятие и это Андрей замечал, а потому держался с ним ровно, без стычек и споров.
Шумской кивнул Фаддею и обернулся к Демке:
– Вон, на последней телеге.
А Демка уж во все глаза смотрел на рыжую Арину.
– Дудку мне в нос! Вот это деваха. Глянь, аж глаза слепит косища-то ейная. И статная, не отнять. Вот спасибо те, Андрей, за такую красавицу. Чё такой смурной? Для себя присмотрел? – ехидный Демка глумился над другом, прекрасно зная, что Андрей по бабьей части не слишком-то ходок.
Шумскому от девиц надобно было только одно, и желательно без всяких слез и скулежа любовного. Предпочитал молодых вдовиц – неболтливых и спокойных. Был щедр и не обижал полюбовниц. Еще ни одна из них не жаловалась на боярина после коротких встреч на сеновалах или жарких шкурах в хоромах.
– Болтун ты, Демка. Забирай гостей, мне недосуг. Надо в Савиново поспеть затемно.
– А и заберу, Андрюх. Ты эта…Завтра на подворье к нам приезжай. Батька хотел говорить с тобой о деле. Что-то там о Супятово. Вроде как ляхи по реке пришли. – С тех слов Шумской моментально подобрался и кивнул серьезно. – О, как. Опять харю свою скрючил, Гарм. Не злись, друже. Если что, мои два десятка с твоими выступят. Заломаем.
– Демка, шевелись нето. Вечереет, – Фаддей вставил слово свое братское.
Телеги с холопами и рухлядью деда Михаила завернули к Берестово, а ратный отряд Андрея поехал к дому. По дороге Шумской думал о ляхах и …рыжей. Голос-то у нее шелковый. Будто провалился Андрей в странную одурь, так глубоко удумался, что не заметил, как Буян встал, словно вкопанный. Только малое мгновение спустя понял – заехал в лес сдуру, а ратники сгрудились на дороге, не понимая, чего хочет их боярин.
От автора:
Очелье – это твердая лобная повязка.
Новь – новый урожай.
Рухлядь – на Руси рухлядью называли одежду (от греческого – рухо), мебель, и другое движимое имущество.
Щур (чур) – это обращение к почитаемому предку, умершему. По поверьям славян, духи умерших предков, почитаемых, поминаемых и правильно похороненных, всегда придут на помощь в трудную минуту.
Глава 4
– Гляди, Аринка, забороло*-то в крепостице какое! – Не до деда Аришке было совсем.
Рыжая от любопытства даже рот приоткрыла. Высокий частокол, кованые ворота и охранные ратники при них. В городище въехали уж в сумерках, но свету доставало, чтобы полюбоваться на крепкие хоромы местных жителей, свежие заборы и церковь, что красовалась в центре крепостицы.
– Деда, а наш-то дом где? – Аришка извертелась на подводе.
– Цыц. Смирно сиди, чай не соплюха, – выговаривал дед Михаил, но сам тоже любопытствовал изрядно.
Пока дед с внучкой озирались, пока вздыхали радостно, глядя на чистую ровную дорогу, что вела от крепостных ворот до боярских хором, к телеге их подъехал боярич. Аришка слышала, что чернявый Шумской называл его Демьяном Акимычем. Стало быть, это и есть внук воеводы Медведева?
– Батюшка мой распорядился отвезти вас на двор новый, а завтрева ждет в гости. Все чин по чину. Велел сказать, что другу боярина Медведева всегда рады, – говорил парень серьезное, а глазюки хитрющие улыбались.
Аришка сразу признала в нем родственную душу – сама частенько с умным видом баяла то, что велел дед, а смех сдерживала.
– Спаси тя Бог, Демьян Акимыч. Батюшке передай, благодарствую за встречу и расположение. Завтра будем ко двору сами. Придем, куда укажут, – ответствовал Михал Афанасьич.
– Отец просил быть, когда сами захотите и с главных ворот.
Дед Михаил облегченно вздохнул. Если с главных ворот, а не с людских, значит, уважение будет. Инако, можно себя ставить в ряд с ремесленниками. Видать, воевода расстарался, предупредил сынка.
Пока лясы точили, да благостными речами дружка дружку ублажали, уж подъехали к небольшому двору и хоромцам. Ворота не высоки, да и зачем? Рядом с ними две липы, скамейка. Домок на краю городища, в месте тихом и дальнем от боярского подворья.
Аришка от нетерпения соскочила с телеги, и уж было собралась бежать в открытые ворота, но дед удержал ее за подол запоны.
– Арина, бояричу-то поклонись, дурёха, – прошипел Михаил Афанасьевич внучке на ухо.
Аринка круто развернулась, аж косища по ветру легла, и поясно поклонилась Демьяну, который улыбался хитро.
– Благодарствуй, боярич, за хлопоты, – и уставилась снизу вверх на крепкого парня, что глядел на нее весело, сидя на кауром жеребце редкой красоты.
– Не на чем, славница. Никаких хлопот, одна лишь радость душевная. На такую пригожую девицу поглядеть не каждый день можно, – и подмигнул глазом, голубым и блёстким, приосанился гордо и хвастливо, зная, что собой хорош.
– Спасибо на добром слове, Демьян Акимыч. Сама всю дорогу на тебя любовалась. – Дёмка аж брови вскинул от такой ее прямоты. – Уж дюже конь под тобой красив. Так и смотрела бы все время.
Ратники, что были в отряде Демки прыснули, Фаддей взглянул на Аришку внимательно, но улыбки себе не позволил.
– О, как. Конь, стало быть, хорош, не я? И чем же он тебе приглянулся, а?
– Красивый, да не хвастливый. Бровями не играет, ус не крутит и девицам не подмигивает. – Дед Михаил ажник задохнулся от дерзости Аринкиной, и ткнул ее кулаком в спину.
Зря дед боялся, не тот был парень Дёмка, чтоб не оценить забористую шутку и обижаться на глумливые, но и правдивые слова. Боярич засмеялся по-доброму.
– Ох, и язва ты, Арина. Споёмся нето! Так-то посмотреть, не такая уж ты и красавица. Это я еще не сильно приглядывался. Можа, у тебя конопухи есть, а?
– Вот смотрю я на твоего коня, и все больше он мне нравится, – улыбалась Аринка, уж зная, что Демка вовсе не осерчал, а наоборот, рад почесать языком, да пошутковать.
Пока лясы точили, холопья семья слезла с подводы и стала валдохать скарб хозяйский на новый двор. На торжище в Богуново закупили много – воевода щедро одарил друга. Тут и шкуры новые, свежие. Лавки широкие. Стол – домовина тяжелая. Короба, туеса, посуды разной видимо-невидимо.
Фаддей слушал вполуха то, о чем переругивались шутейно брат и симпатичная рыжая. Все на девку смотрел – нравилась. Улыбалась ярко, не робела и взгляда не отводила. Да и глаза такие…ясные, честные.
– А ну, навались, ребята, – скомандовал Демка, и ратники посыпались с лошадей, похватали короба, да сундуки и потащили дедово добро в новые хоромины.
Пока таскали – гладели, да шутейничали. Аринка не отставала от ребят, таская мягкую рухлядь, забавляясь чужими словами, и своих не жалея. Через половину часа все было на своих местах. Даже две коровы уместились в небольшом стойле и сонно махали хвостами. Должно, утомились с непривычки скакать по лесным-то ухабам.
– Спаси тя Бог, боярич. Помог. – Михаил Афанасьевич поклонился, вслед за ним и Аришка.
– Завсегда пожалуйста, – кивнул Демка, и посмотрел на рыжую. – Ну как, Арина, конь мой еще не разонравился?
– Еще больше полюбился, боярич.
– Да что опять-то не так? – шутейно сердился Демка.
– Так ведь молчит и не хвастается. – Еще посмеялись чутка и разошлись.
Демка поднял свой десяток на конь и свистнул весело, а Аринке еще и шапкой помахал. И правда, родственная ехидная душа сыскалась для Дёмки в Берестово. А вот Фаддей прощаться с дедом и внучкой не стал, но долго еще оглядывался на Арину, высматривая за забором ее золотую голову.
Тем временем новосельцы оглядывали свое пристанище. Новый домок невелик, то правда, но уютен и крепок. Сени, большая гридница, две ложницы*. Клеть и подклет*. Печка одна, но здоровая ее труба шла с клети в хозяйские покои и согревала все сразу. Для дровяной экономии решено было поместить холопью семью в просторной клети – и правильно! Одна печь – дров много не надо.
Дед Миша уселся на лавку в большой гриднице и призвал к себе домочадцев. Когда внучка и холопы явились, выдал слово свое.
– Арина, расселяй. Хозяйствуй, – потом обернулся к семье. – Как звать?
– Неждан, – глухо проговорил горбатый глава холопьего рода. – Сын Лука, жёнка Ульяна, а дочь Настасья.
– Неждан, значит… – дед подергал себя за тощую бороденку. – Ты с сыном до пахоты чтоб все изготовил. Проверь плуги, коней береги. Двор на тебе! Подправь, что надо. Проверю!
Неждан кивнул, потом припомнив, что он теперь подневольный и поклонился. А дед продолжил свои наставления:
– Арина, по дому сама реши, что надо с Ульяны и Настасьи спросить. Идите, устал я. И вечерять бы пора!
– Сейчас, деда, – Аришка поманила за собой женское население и все вышли в сенцы.
– Уля, ты стряпать можешь? – та закивала часто-часто. – Тогда в клеть и печь топи. А ты Настя пойди в ложницы и лавки стели. Завтра дом мыть, чистить. В мешках возьмете шкуры поплоше и несите к себе в клеть. Одежка тоже есть, но то завтра после бани. Нынче недосуг.
Арина старалась хозяйствовать, но умения особого не было, да и откуда? Ульяна – баба опытная – поняла все сразу и решилась сказать слово свое:
– Арина Игнатовна, мы с Настей завтра все обойдем, поглядим и тебе доложим, а ты уж скажешь, что и куда. Проверишь, так ли. Не серчай, если не угодим сразу, холопами никогда не были. Но за доброту вашу отслужим, не сомневайся.
Так и порешили.
Арина вечеряла с дедом: он охотно пускал внучку за стол, хоть и не по уряду. Пока ели рассыпчатую кашу, приготовленную новой холопкой, болтали.
– Аринка, ты завтра с боярыней Ксенией веди себя смирно. Она тебя бабьему ремеслу научит. Как дом обиходить и с холопами управляться, как себя при людях держать. А ты на ус мотай и запоминай все.
– Хорошо, деда. Буду стараться, – тяжко вздохнула внучка, опасаясь боярыни незнакомой и ее науки.
Еще неизвестно, как та наука даваться будет? Кнутом али пряником?
В своей ложнице, на широкой лавке Аришка все вертелась, уснуть не могла. И то сказать – сколько всего одним днем приключилось! И торг в Богуново, и холопы новые, и дом свой. А пуще всего Аришка думала о странном боярине Шумском и его коне Буяне-Хряпе.
Рыжая всех людей сравнивала с животными. Понимала, что грех, но если думалось о таком, то куда же деть эти мысли? Бог-то знает обо всем: потаенном, невысказанном. А, стало быть, скрывай не скрывай – все равно все известно. Вот, к примеру, деда Аришка видела мудрой птицей-вороном. Нового холопа Неждана – конем-битюгом. Веселого боярича Демьяна представляла игреливым медвежонком, но тем, который вскорости вырастет в опасного зверя.
А вот боярин Шумской никак не угадывался! То ли волк, то ли пёс… Да и от медведя было много. Странный и интересный парень. И бороды с усами нет! Аришка давеча спросила у деда, а тот отмахнулся от докучливой внучки, сказав только, что Шумской сармат и все они такие, гладкощёкие.
Припомнила девушка и глаза боярина Андрея, черные с просверком, что смотрели внимательно и с любопытством, и сама не понимая отчего, полыхнула румянцем горячим. Повертелась еще немного под новехонькой шкурой и уснула.
А по утру дед и внучка поели вкусной стряпни Ульяны, и начали сборы в боярские хоромы – умылись чисто, нарядились во все новое. Михал Афанасьич в новый кафтан серого цвета, а Арина в белую рубаху, да новую запону, что была нежной выделки. Дед Мишка вытащил из сундука богатый подсумок* в подарок Акиму Фролычу – тисненая кожа, обработанный край. Редкость большая и все потому, что работа тонкая, аккурат для боярина вещь. Арина завернула в новехонький плат клубок тесьмы кружевной для боярыни. Аришка-то плела-рукодельничала так, что в старом-то городище у нее и покупали кружева. Кто на одежки пришить, а кто и на оклад для иконы. Полюбовались друг другом дед с внучкой и отправились степенно на Медведевское подворье. Там-то Аринка и нашла себе новую подругу и грамотную наставницу по бабьему делу. И вот, как это было.
У ворот дома боярина Акима Фролыча встретил их веселый Демьян.
– Рад гостям честным. Давно уж поджидаю, – кивнул охальник деду Михаилу. – Арина Игнатовна, и ты тут? Коня моего пришла проведать? Так я не против. Можешь даже с ним челомкаться, коли будет охота.
– Благодарствую, боярич. С конем твоим завсегда рада. Лучше с ним, чем абы с кем, – отпела рыжая, поклонившись.
Михаил Афанасьевич грозно цыкнул на свою уж слишком вольную внучку и кивнул Демьяну.
– Спаси тя Бог, Демьян Акимыч. – Демка не успел ответить на приветствие деда: на крыльце большом показались хозяева.
– Здравствуй, боярин Аким Фролыч, – Михаил Афанасьевич поклонился поясно, за ним Аришка, одномоментно забыв о шутнике Демке.
– И тебе не болеть, Михаил, сын Дорофеев, – Аким Фролыч мужчина серьезный, и борода у него такая же, окладистая, внушительная.
Аришка смотрела во все глаза! Сын-то воеводский прямо вылитый барсук. Обстоятельный, домовитый – вон как городище отстроил, любо-дорого. Только на вид леноватый, малоповоротливый. Зато жена его – Ксения – чистая тигра!
О тиграх Арише читал деда – это, мол, кошки полосатые, только дюже хищные и опасные. Вот боярыня Ксения и была такой, ни убавить, ни прибавить. За спиной красивой хозяйской жены топталась симпатичная деваха – коса темно-русая, а глазищи малёхо раскосые, золотистого тону. Дочка боярская, не иначе. Видать, в мамку пошла.
Обе женщины разглядывали Арину без всяческого стеснения и с того бедняжку прошиб озноб. Холодком спину подёрнуло, будто и не теплое апрельское утро вовсе, а стылый ноябрьский вечер.
– Добро пожаловать, гости дорогие, – пропела величаво Ксения, и махнула повелительно рукой Арине, мол, ступай за мной.
Делать нечего, пришлось идти. Ариша кивнула деду, отмахнула положенный поклон боярину и Демке, а тот улыбаться перестал и смотрел на рыжую серьезно, будто жалостливо немножко. С того Аришка поняла – наука от боярыни будет совсем не пряник медовый.
Шла степенно, следуя за хозяйками – пожившей и молодой – и думала, как себя ставить-то? Нешто с тигрой можно договориться? Она в один укус тебя слопает. И если уж и налаживать разговор, то выглядеть нужно такой же тигрой. Аринка-то давно поняла, хоть и молодая совсем, что люди разные и ждут к себе особого отношения. Если человек казался Арине мягким, она и шутить-то не шутковала, если грубым, то ехидствовала, а вот тигров еще не встречала, либо не замечала.
