Текст книги "Коллекционер чудес (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Аурика почувствовала, что краснеет.

– Я уже говорила вам, что вы наглец? – спросила она.

– «Наглец» еще не означает «Прекратите», – улыбнулся Вернон и шутливым жестом приложил руку к сердцу. – Даю вам честное слово, что вы не замерзнете и не заболеете. Полчаса на свежем воздухе, потом сытный горячий обед в «Пафнутии» – вепрево колено и кружечка глинтвейна – и вы будете веселы, словно птичка.

– Хорошо, – сдалась Аурика. – Но если я простужусь, то пожалуюсь на вас мужу.

– И он превратит меня в крысу, – усмехнулся Вернон. – Не спорю, у меня ужасный характер, но с вами я буду идеалом. Идемте, дорогая! Устроим веселье.

К удивлению Аурики Вернон оказался прав – мороз был сильным, но его можно было вытерпеть. Экипаж быстро доставил их на набережную, и Аурика удивилась тому, сколько народу пришло посмотреть на скульпторов, которые лихо орудовали резцами, высекая из прозрачных ледяных глыб снежных дедов и русалок, волков и медведей. Среди веселой толпы сновали разносчики глинтвейна с канистрами на спинах, румяные торговки, надевшие на шеи веревки с калачами и бубликами, словно ожерелья, орали во всю глотку, предлагая свой лакомый товар, а возле маленьких прилавков можно было отведать горячих блинов с икрой – их пекли прямо здесь, на здоровенных черных сковородах, под которыми пылало почти адское пламя переносных печурок.

Аурика никогда не видела ледяных скульптур, и зрелище заворожило ее, пленило так, как ребенка пленяет наряженная новогодняя елка. Прозрачные, наполненные бело–голубым сиянием, скульптуры казались живыми, просто замершими на какое-то мгновение. И эта внутренняя живость испугала Аурику тогда, тогда она увидела череп.

Скульптор, закончивший свою работу, старательно наносил крошечной кисточкой какую-то прозрачную жидкость внутрь глазниц. Стоило Аурике шагнуть поближе, как глаза черепа вспыхнули золотым огнем, заставив ее вздрогнуть. Доктор Вернон, стоявший сзади, взял Аурику за руку, и она была ему искренне признательна за этот простой дружеский жест.

– Что это? – спросила она. Череп был высечен вместе с позвоночником, и Аурику вдруг пронзило уверенностью, что они были вырваны из живого тела.

– Это оберег от упырей, – охотно откликнулся скульптор. Молодой, бородатый, разрумянившийся от мороза, он выглядел по-настоящему счастливым. – Как в сказке. Взяла красная девица череп, засветила в нем огонь и пошла в темный лес. Хотели упыри ее сожрать – а череп сверкнул на них глазами, они и рассыпались.

Аурика поежилась. Ну и сказочка!

– А все потому, – подал голос доктор Вернон, – что это был череп ее погибшего жениха. Он и мертвый защищал свою любимую.

– Какой ужас! – воскликнула Аурика. Скульптор рассмеялся.

– Ужас, конечно, – ответил он с прежней охотой. – Но я надеюсь, что этот череп защитит город от упыря. Девушки и нам самим пригодятся.

Аурика поежилась. Ледяной череп так и притягивал взгляд, а страшная сказка не отпускала. К огромному сожалению Аурики, у нее было превосходное воображение. Она тотчас же представила, как идет по ночному лесу, среди деревьев стелется туман, и кто-то шагает за ней по пятам. В руке у Аурики дрожит окровавленный остов, вырванный из тела, и череп шевелится, рассыпая во все стороны огненные искры из глаз.

– Идемте, – выручил ее доктор Вернон. – Пожалуй, свежего воздуха довольно с нас обоих. Теперь обед!

«Пафнутий» оказался небольшим ресторанчиком на набережной. Несмотря на мороз в нем было столько народу, что Аурике и Вернону едва сумели подыскать столик в самом дальнем углу заведения. В ресторанчике было жарко натоплено, и Аурика, устроившись на деревянной скамье, сразу же забыла ледяные страхи. Возле огромного камина спала собака, на стенах висели старинные знамена и ржавые сабли – одним словом, это место не могло не впечатлять. «Древняя романтика», – подумала Аурика. Она никогда не была в подобных местах, ведь благородным барышням не следует ходить по кабакам, и теперь Аурика заинтересованно смотрела по сторонам.

Официант поставил на стол высоченные кружки с глинтвейном, и Вернон одобрительно произнес:

– Только в «Пафнутии» глинтвейн готовят правильно. Апельсины, корица яблоко – все, как полагается.

Аурика осторожно придвинула к себе кружку, сделала небольшой глоток и почувствовала, как по всему телу разливается огонь, окончательно изгоняя память о морозе снаружи. В ее родном доме никогда не варили глинтвейн – зимы в Запольских землях мало чем отличались от поздней осени, так что в дополнительном обогреве не было надобности.

– А почему ресторан называется «Пафнутий»? – поинтересовалась Аурика.

– О, это презабавнейшая история! – Вернон откинулся на спинку скамьи и, катая кружку в ладонях, продолжал: – Пафнутием звали мраморного дога короля Зернуса. И он прославился тем, что, когда короля пришли свергать его сыновья, Пафнутий лег на брюхо возле хозяина и зарыдал. Он не мог, разумеется, броситься на принцев – но отказался покидать Зернуса. Эта преданность так всех впечатлила, что собаку не разлучили с хозяином, они вдвоем отправились в изгнание, и Пафнутий умер от горя, когда скончался король.

Собака, лежавшая у камина, подняла голову, задумчиво посмотрела на гостей и снова опустила ее на тяжелые лапы.

– Этот пес тут в честь того Пафнутия? – предположила Аурика. Собака ей понравилась: она напомнила Хвата, который жил в будке рядом с флигелем сторожа. Гроза всей округи, Хват обожал Аурику, и, когда она появлялась возле его будки, всегда выбирался, грохоча тяжеленной цепью, потом бухался на спину, раскидывал в стороны лапы и приглашал чесать брюхо. Когда Аурика покидала дом, Хват тоскливо завывал, вскинув к небу громадную уродливую морду, словно чувствовал, что она уходит навсегда.

– Совершенно верно, – кивнул Вернон. – Здесь все очень верноподданное, символичное и монархическое.

Официант притащил здоровенный поднос, на котором, поддетое на специальные металлические рогатки, красовалось громадное вепрево колено: смуглое, ароматное, истекающее прозрачным соком. На подносе под коленом лежали маринованные овощи всех сортов и несколько соусов в белоснежных мисочках.

Запах действительно был просто невероятный, от него даже голова закружилась. Только теперь Аурика поняла, насколько проголодалась. И отчего-то ей стало очень весело.

– Ну, вот, – довольно произнес Вернон. – Берите вилку, нож и отрезайте себе кусочки. Тут все просто и по-свойски, так что не стесняйтесь. Приятного аппетита!

Тарелок действительно не было. Глядя, как Вернон лихо орудует столовыми приборами, Аурика решила, что тоже не будет скромничать.

– Вы очень скептически отозвались о верноподданном, – сказала Аурика, когда первый голод был утолен, а официант принес еще глинтвейна и выставил на стол вазочку с огненно-рыжими мандаринами.

Доктор усмехнулся, но усмешка вышла печальной.

– Я был наказан и прощен, потому что имел наглость выжить, – ответил он. – Но наказание не сделало меня другим, я по-прежнему не верю, что король назначен Господом, и что он символ нравственности и добра.

– А во что вы верите? – спросила Аурика. Губы Вернона снова дрогнули в улыбке, а в глазах мелькнули хитрые искры.

– Я верю в равенство людей, – ответил он. – В справедливость и ответственность. В то, что офицер не даст матросу в зубы, а крестьянка не будет кланяться карете вельможи. В то, что учиться и лечиться смогут все, независимо от сословия и состояния. В то, что ценно то, чем занимается человек, а не то, каково его происхождение. Моя вера, дорогая Аурика, выписана шпицрутенами на моей спине. И я не отрекусь от нее.

Произнеся все это с искренним пылким волнением, Вернон вдруг осекся, словно понял, что хватил лишнего. Он снова улыбнулся, будто извинялся за свои слова, и принялся за мясо.

Аурика вдруг подумала, что кто-нибудь из посетителей наверняка узнает ее. И по городу поползут слухи. Это мужчины могут ходить в бордели, а женщина не имеет права где-то бывать в компании кого-либо, кроме законного супруга. Ведь именно этого и добивается Вернон, напомнила себе Аурика и решила не расслабляться.

– Вы правы, – кивнула она. – Это действительно очень важно.

– Неужели вы мне сочувствуете? – холодно осведомился Вернон, словно что-то заподозрил.

– Да, – призналась Аурика. – Да, сочувствую.

Вернон вдруг посмотрел на нее совсем иначе, чем прежде.

Так, словно увидел в Аурике друга.

Глава 4
 Сон

Лиззи Хельт скончалась от потери крови, безутешные родители забрали ее тело домой – готовить к похоронам, а полицейский участок с самого утра штурмовали ортодоксы.

Дерек с трудом пробился к дверям сквозь пеструю толпу – от разноцветного тряпья рябило в глазах, а визгливые вопли и приплясывания баб на мостовой волей–неволей вводили в транс. Войдя в участок, он первым делом увидел Гресяна. Рыжий стоял в коридоре, смотрел на себя в зеркало, и вид у него был такой, словно до этого момента он имел все основания утверждать, что выглядел иначе.

– Смотрите, Эдвард, – насмешливо произнес Дерек, расстегивая пальто. – Уведут у вас коня, а самого превратят в соломенную куколку.

Гресян обернулся и посмотрел на начальника с таким искренним страхом, что Дерек решил больше над ним не шутить. Парень все воспринимает всерьез.

– В куколку? – переспросил он. Гресян говорил медленно, язык у него заплетался, словно бедолагу только что хватил удар. – А коня у меня нету…

Дерек вздохнул. Ортодоксы были большие мастера на всякие пакости, в том числе и на гипноз. Надо бы Гресяну проверить вещи – наверняка у него сперли что-нибудь.

– Идемте, Эдвард, – произнес он и взял Гресяна под руку. Думал, что тот будет упираться – нет, послушно пошел рядом, словно теленок на веревочке.

В уборной никого не было – полицейские тоже люди, не хотят мерзнуть на работе с раннего утра, когда можно подольше посидеть дома. Гресян покорно вошел за Дереком и, растерянно опустив руки, встал у раковин. Когда Дерек повернул кран, и тугая струя воды ударила в фаянс, рыжий даже не шелохнулся. Стоял, смотрел, хлопал глазами.

Послал Господь помощничка, ничего не скажешь.

Протянув руку, Дерек схватил Гресяна за шиворот и сунул рыжей башкой под струю воды. Подействовало сразу: Гресян задергался, заорал что-то невнятное. Дерек подержал его еще минутку и выпустил.

Давнее средство помогло: к молодому полицейскому вернулась осмысленность во взгляде, и Гресян хлопнул себя по карману и воскликнул:

– Кошелек! Кошелек подрезали! Там жалование! Мне ж за квартиру платить!

Дерек вздохнул. Чего-то в этом роде он и ожидал. С ортодоксами всегда так, не могут они жить мирно и спокойно.

– Идите, Эдвард, приведите себя в порядок. Я с ними разберусь.

Он вышел на крыльцо как был, в сюртуке. Сразу же пробрало морозом до костей, волосы слиплись противными прядями, а пальцы онемели, но Дерек подумал, что не умрет от пневмонии – за пару минут с ним ничего не случится.

– Thek kutiya kee bits ko chup raho! – отчетливо произнес он и добавил: – Thanik Tho!

Этого хватило, чтоб голосящий пестрый вихрь моментально заткнулся. На улице воцарилась мертвая звонкая тишина. На Дерека уставились смуглые физиономии, женские и детские, одинаково изумленные. Гхадажё, то есть человек, которому не выпало счастья принадлежать к ортодоксам по праву рождения, не мог говорить на их тайном наречии. И тем более не мог называть собравшихся гнойными сукиными детьми и советовать им завалить хлебальники как можно скорее.

– Aapane adhikaaree ke pars le liya Gresyan, – продолжал Дерек. – Khmaro. Aatekely.

«Вы взяли кошелек офицера Гресяна. Верните. Немедленно».

Это вновь произвело впечатление. Кошелек нашелся сразу же, причем полный. Туда, похоже, еще и доложили несколько ассигнаций от греха подальше – Гресянов кошелек не мог быть набит настолько туго, чуть не трескался. Смуглая чернокосая девушка, одетая гораздо приличнее своих товарок и родственниц, вышла из толпы и протянула кошелек Дереку.

– Вот, возьмите, – сказала она на хаомийском без следа акцента. Чистые руки и обувь, умытое лицо, умный взгляд – пожалуй, с ней можно иметь дело.

– Идем, – сказал Дерек и обратился к остальным: – Ждите. И без воплей и мусора, а то собак спущу.

Угроза подействовала. Ортодоксы чинно сели прямо на мостовую, словно экзотические птицы. Хорошо, что они боятся собак и считают их нечистыми животными – есть, чем припугнуть.

Собаки, кстати, придерживаются такого же мнения.

– Как тебя зовут? – бросил Дерек через плечо. Девушка белозубо улыбнулась и ответила:

– Лалэ. Лейла по-вашему.

– Зачем офицера-то обнесла, дура? – поинтересовался он. Ограбленный Гресян, замотавший мокрую голову каким-то тряпьем, топтался в коридоре, поджидая начальника. Увидев Лейлу, он шарахнулся в сторону и вскрикнул:

– Вот! Это она! Давай, говорит, погадаю, всю правду скажу! Возьми золотое, заверни в бумажное!

Дерек протянул ему кошелек, и рыжий просиял и показал девушке кулак. Та и бровью не повела: угрозы Гресяна не могли ее напугать.

– Не ограбила, пан-гхадажё, – миролюбиво ответила Лейла, входя вслед за Дереком в кабинет. – Кого и когда ограбили ортодоксы? Воровство великий грех, а мы потому и кочевой народ, что убегаем от всякого греха. Сам отдал, по доброте своей и во славу Господа, сирым и убогим.

Идиоты эти ортодоксы, что с них взять. Подрезать бумажник у офицера полиции прямо перед участком – это уже какая-то особенная глупость. Редкая.

– Что вам дома-то не сидится в такую погоду? – поинтересовался Дерек, усаживаясь за стол. Кто-то из помощников подсуетился, уже приготовил целый кофейник горячего сладкого кофе.

– Слух прокатился, пан-гхадажё, – промолвила Лейла, косясь на кофейник, – что в город приехала говорящая с мертвыми. Мы пришли просить ее пойти с нами в табор. Она ведь ваша? Отпустите ее к нам, она будет наша.

Дерек, конечно, слышал о бескрайней наглости ортодоксов, но чтоб вот так заявиться всем табором и просить мужа отпустить законную жену неведомо куда – это уже не наглость, а глупость без берегов.

– Совсем, что ли, края попутали? – сейчас было не грех и нагрубить. – С чего вы решили-то, что я ее отдам? – Дерек продемонстрировал Лейле правую руку с простеньким серебряным колечком. – Жену законную, любимую. Отпущу в табор. Уже бегу, уже в пути.

Колечко было его трофеем десятилетней давности, принадлежало покойной артефакторше Анне Кло, но Лейла об этом, конечно же, не знала.

– Как не отпустить, пан-гхадажё? – развела руками девушка. – Ты же хочешь, чтоб в городе мир был, покой был? Чтоб упыря поймали?

А вот это уже было интереснее. Беседа поворачивала в неожиданное русло.

– При чем тут упырь? – Дереку даже расхотелось пить кофе.

– Как при чем? – удивилась Лейла. Похоже, обе стороны искренне сомневались в умственных способностях собеседников. – Говорящая с мертвыми пойдет туда, где лежит наша Заничка. Поговорит с ней, узнает, что за негодяй такой убил ее. Скрутим упыря, да и бросим его в яму! А еще лучше – возьмем осиновый кол, да и вобьем в сердце, а голову отрубим и положим в ноги! Тогда уж точно не поднимется!

– И что потом? – бред становился все занимательнее и любопытнее. Этой Лейле романы бы писать. Отбою бы не было от читателей.

– Потом будем жить дальше, – просто ответила Лейла и торопливо добавила: – Пан–гхадажё, послушай, мы же не просто так просим себе говорящую с мертвыми. Баро сказала, что даст тебе выкуп за нее, две меры золота и три серебра. А чтоб ты один не скучал, можешь выбрать двух девушек из табора. Невинные девушки, без обмана.

Дерек едва не рассмеялся. Происходящее казалось ему полным абсурдом. Верно говорят: ортодоксы не просто придерживаются старого способа веры – они еще и живут по-старому, по правилам и законам, которые были в ходу почти тысячу лет назад. Тогда еще можно было обменять жену на другую, давать щедрый выкуп и торговать людьми.

– Ни в коем случае, – сухо ответил Дерек, и Лейла тотчас же нетерпеливо воскликнула:

– Подожди, ты же еще не видел девушек! Краше солнца и луны!

– Мне они не нужны, – отрезал Дерек. – У меня есть жена.

– Две лучше, чем одна! – похоже, Лейла начала сердиться. Видимо, она была уверена, что победа – дело времени, и расстроилась, наткнувшись на сопротивление.

– Где похоронена ваша Заничка? – поинтересовался Дерек, и Лейла сразу же погрустнела. В ее глазах заблестели слезы.

– Заничка, милая моя птичка, – с искренней печалью промолвила Лейла. – Как мне ее не хватает… Пан-гхадажё, мы похоронили ее, как и требует обычай. Тело сожгли, пепел развеяли над рекой. А следы ее духа, как полагается, на холме.

Дерек подавил в себе желание схватиться за голову. С этими ортодоксами дьявол ногу сломит, все у них не так, как у людей. Надо было не прогуливать лекции по народной магии, заваливаясь в кабаки с приятелями, а записывать каждое слово – но кто б мог подумать, что придется с этим столкнуться.

– Что такое след духа? – устало уточнил он.

– Это то, что остается, когда дух улетает к Господу, – ответила Лейла таким тоном, словно что-то объясняла ребенку. – Священник запечатывает его в глиняный сосуд и закапывает на холме. Соглашайся, пан-гхадажё! Ты с нашей помощью изловишь упыря, а у нас будет своя говорящая с мертвыми.

Да, тут явно дело было нечисто. Ортодоксы перепугались не на шутку. Именно страх согнал их в город и привел к отделению полиции, неподдельный страх за свою жизнь. И охота на вампира была всего лишь предлогом, наивным способом обвести вокруг пальца и получить желаемое.

– Ты видела полицейских собак? – спросил Дерек. Лейла испуганно закивала и машинально потерла бедро: похоже, ей уже приходилось сталкиваться с псами из управления. Дерек ухмыльнулся и продолжал: – Серемберские караульные, злющая порода. Разрывают человека на части за три минуты. Мне надоел этот разговор, Лейла. Если не расскажешь правду, я их спущу на твоих соплеменников. Горожане будут мне только благодарны.

Он не знал, собирается ли выполнять угрозу, пока еще не решил. Лейла побледнела и сползла со стула, встав на колени и сцепив пальцы в молитвенном жесте.

– Прошу тебя, пан-гхадажё… – начала было она, но Дерек перебил:

– И хоронить-то будет нечего. И дух не запечатают!

– Пан-гхадажё! – воскликнула девушка.

– Что у вас в таборе на самом деле? – сухо спросил Дерек. Нет, все-таки не стоит спускать собак. Горожане этого не поймут и не примут. Это не столица, где к его методам работы более-менее привыкли, здесь он может очень быстро все испортить. – Вас что-то напугало сильнее упыря. Настолько, что вы, ортодоксы, пришли к инквизитору просить о помощи. Что это?

Лейла заплакала, и ее слезы были вполне искренними. Дерек не торопил, ждал, когда она успокоится. Наконец, девушка шмыгнула носом, энергично провела ладонями по щекам и ответила:

– Мы видели кровавое знамение. Все мы. Вчера, когда ударили морозы, на небе появилась алая луна. Чуть ниже месяца. Она висела четверть часа, а потом растаяла. Это луна мертвых, пан-гхадажё, это очень дурной знак.

Она сделала паузу и добавила:

– Нам всем скоро придет конец. И ортодоксам, и гхадажё. Всем нам, потому что мы живы, а они нет.

– Кто – «они»? – спросил Дерек. Он где-то уже слышал описание такого явления, но сейчас никак не мог вспомнить, где именно. Воспоминание крутилось на краю памяти, дразнило и раздражало, не давалось в руки.

– Те, кто идет с другого края, – прошептала девушка.

И вот тогда Дерек вспомнил.

Ортодоксов все-таки удалось убедить в том, что власть официально окажет им всяческую помощь и не оставит перед лицом неминуемой беды, и они убрались назад в табор, к удивлению Дерека, не оставив после себя куч мусора и ограбленных горожан. Гресян, который стоял у окна и угрюмо смотрел, как пестрые фигурки ортодоксов движутся по дороге в сторону холмов, мрачно произнес:

– Давайте-давайте. Валите пошустрее.

Он до сих пор сохранял сердитый и расстроенный вид, все никак не мог смириться с тем, что его облапошили и ограбили. Дерек видел, что Гресяну так и хочется расспросить, откуда его шеф знает язык ортодоксов, но рыжий сдерживался.

Разумеется, Дерек собрал своих незадачливых подчиненных и рассказал о кровавом знамении. Результат был предсказуем, и это никого не удивило. Судя по выражению лиц, стражи порядка были готовы бежать из города со всех ног, да так, чтоб с фонарями не нашли. Мавгалли, которому сломанный палец почти не прибавил ума, промолвил заплетающимся с перепугу языком:

– Господин старший советник, мне про такое бабка рассказывала. Я тогда малец был, три ночи постель мочил.

– Да вы и сейчас не больно-то осмелели, – съязвил Дерек и произнес: – Итак. Открывайте блокноты, записывайте.

Полицейские дружно сунулись в карманы и извлекли потрепанные записные книжки с эмблемой полицейского управления. Вздыбленный лев с золотой секирой, неминуемое наказание преступникам, сейчас выглядел насмешкой. Упырь гонял этого льва всем на зависть. Впрочем, Дерек с удовольствием отметил, что лица стражей порядка прояснились – возможно, они решили, что бояться все-таки следует не знамений и не упырей, а вполне конкретного человека, одетого в щегольской светло–зеленый сюртук и сидящего в кресле начальника.

Упыри-то к полиции не имеют интереса. А Дерек Тобби – вот он, рядом.

– Итак, – менторским тоном начал Дерек. – То, что ортодоксы и бабка офицера Мавгалли называют кровавым знамением – очень редкое явление, известное со времен античности. Как известно, весь наш мир пронизывают энергетические поля, на которых строится магия и производство артефактов. Эти поля в определенном смысле живые, магия и артефакторика – создающие, творящие науки. Но, помимо энергетических, существует еще и некротическое поле. И оно…

– Мертвое, – подал голос один из полицейских, такой высокий, что едва не задевал головой люстру. Кажется, его фамилия была Краунч, и свой страх он прятал за какой-то обреченной угрюмостью.

– Совершенно верно, – похвалил Дерек, и правая сторона рта Краунча дрогнула в улыбке. – Некротическое поле действительно мертвое. Оно в буквальном смысле слова высасывает жизнь у всего, что попадается ему на пути. Дома с привидениями, плохие места, где не растет трава и умирают животные, проклятые перекрестки, на которых постоянно кого-то убивают – это все места его прорывов в наш мир. Прорывы как раз и сопровождаются тем, что называют кровавым знамением. Увы, но это значит, что скоро в нашем тихом Эверфорте появится какое-то дурное место. Так что полиция переходит в режим усиленного несения службы, уделяет повышенное внимание всем жалобам граждан и готовится к постоянной серьезной работе в любое время дня и ночи.

Офицер Фирмен, маленький, похожий на растрепанного воробушка, поднял руку, словно ученик, привлекающий внимание учителя. Дерек кивнул ему, и Фирмен произнес:

– Господин старший советник, разрешите доложить. Семья второй убитой, Авелины Анхель, уехала в Дреттфорт. Их дом так и стоит пустой, заколоченный. Даже с продажи уже сняли, там никто не захотел селиться. Я сегодня шел мимо и увидел, что дом-то новехонький! Ставни открыты, на окнах белые шторы, возня какая-то слышна, словно двигают мебель. От трубы дымок, свежим хлебом пахнет. Дай, думаю, подойду, познакомлюсь с новыми жильцами, посмотрю, что за люди да откуда. Работа есть работа. А когда поднялся на крыльцо, то меня окликнул разносчик: не хотите ли, господин офицер, глинтвейна?

– И что? – спросил Дерек. Фирмен явно был склонен к чрезвычайно подробным описаниям.

– Я повернул голову, и так получилось, что стал видеть дом краем глаза, – ответил Фирмен. – И я увидел, что это прежняя развалюха с заколоченными окнами, и холодом от нее веет. И пахнет не хлебом, а какой-то тухлятиной, прости Господи.

– Убежали? – с искренним сочувствием осведомился Дерек. Фирмен опустил глаза и еле слышно признался:

– Убежал.

– Правильно сделали, – подбодрил его Дерек. – Мавгалли, Краунч, Фирмен – сейчас отправляетесь к этому дому, развешиваете знаки полицейского оцепления. И не надо так трястись! – сказал он, увидев, что господа офицеры отчетливо сбледнули с лица. – Внутрь идти не надо, а натянуть ленты – это не страшно.

– Там прорыв этого поля, да? – предположил Гресян. Дерек кивнул и ответил:

– Именно. Но я надеюсь, что завтра у нас появятся новые друзья и помощники.

– Мне кажется, Дерек, что ты до сих пор пьешь, как сапожник. Не держишь зарок Пресвятой Деве.

Тетушка Аврения, она же ее величество Аврения Аузен вин Габен, королева хаомийская и вингелланская, не считала нужным утруждать себя политесами и этикетом с теми, кого давно знала, и с теми, кто умудрился перед ней проштрафиться. Дерек поймал себя на мысли, что ему приятна эта прямота.

Голос королевы из магофонического аппарата звучал так, словно тетушка Аврения стояла сейчас рядом с Дереком, укоризненно скрестив руки на груди и глядя на него, как на провинившегося родственника. Дерек вспомнил о том, каким растерянным и недоумевающим было ее лицо, когда королева узнала, что вот этот молодой человек, остриженный по последней моде и одетый, как картинка из модного журнала, умеет убивать с невероятной жестокостью.

Хорошо еще, что она не знала о коллекции колдовских диковин, собранной Дереком за годы беспорочной службы. Если бы тетушка Аврения узнала о ящике в шкафу Дерека и о том, что именно хранится в этом ящике, у нее случилась бы истерика, это как минимум.

– Ваше величество, я готов поклясться на иконе, что трезв уже целую неделю, и больше не собираюсь пьянствовать, – смиренно ответил Дерек. – Я сейчас говорю с вами как специалист в своей области. Надеюсь, вы не будете отрицать, что я немного знаю, с чем имею дело.

Некоторое время Аврения молчала. Стеклянный глазок на деревянной отполированной крышке магофонического аппарата мигал, наливаясь зеленым огнем через равные промежутки времени, бурлящая жидкость в колбах то успокаивалась, то вновь наполнялась пузырьками – связь была хорошей, разрываться не собиралась.

– То есть, ты хочешь сказать, что в Эверфорте происходят прорывы некротического поля, – медленно промолвила королева. – И серийный убийца – это не выдумки. И его преступления во многом связаны с прорывами. Так?

– Да, ваше величество.

– И ты просишь прислать опорный отряд инквизиции и несколько артефакторов вам на помощь. Потому что силами местного отделения полиции вам не справиться. Я все правильно понимаю?

– Да, ваше величество.

Конечно, можно было бы обратиться напрямую к министру. Но Дерек понимал, что Руперт Штольц, занявший его место, скорее пришлет ведро слоновьего дерьма, чем реальную помощь. Их взаимная «любовь» была давней и крепкой, всем на зависть. Дерек меньше всего хотел идти на поклон к старинному врагу, и без этого проблем хватало.

Интересно, как с ним сработался старина Игорь? Или его тоже отправили в отставку?

Тетушка Аврения вздохнула. Дерек задумался, почему ей дали именно такое прозвище, милое и домашнее. Несмотря на внешнюю мягкость, Аврения была довольно строгой дамой. С ней не забалуешь, и в стране уже начали это понимать.

– Скажи мне честно, Дерек, ты пьян? – устало вздохнула она.

– Ваше величество, клянусь ранами Господними, я трезв, – твердо произнес Дерек. – И мне нужна помощь. Как минимум два артефактора с полным оборудованием, как минимум, десять инквизиторов в ранге не меньше среднего советника.

На мгновение им завладело отчаяние, глубокое и беспросветное. Если Аврения откажется, придется ехать в столицу, вербовать артефакторов – хотя бы артефакторов, об инквизиторах уже и речи нет! – и тратить драгоценное время. Про деньги и речи нет, но Дерек давно считал деньги чем-то незначительным.

– Хорошо, – вздохнула Аврения, и Дерек едва сдержал торжествующий возглас. Удалось, у него получилось! – Обойдемся без лишней волокиты, отряд и артефакторы прибудут завтра днем. Вышлю их в течение часа. Но, Дерек, если выяснится, что это твои пьяные бредни, и никакой опасности нет, то даю тебе слово: ты очень сильно пожалеешь об этом. Понятно?

– Да, ваше величество, – Дерек расслабленно откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. А ведь он надеялся, что это будет обычный отдых в деревне, в красивом месте, в компании старых друзей – и чем все обернулось?

Приключения всегда его находят. Пора бы уже смириться с этим.

– Тогда жди прибытия друзей, – усмехнулась Аврения. – Надеюсь, сможешь их нормально разместить?

– Разумеется, ваше величество, – ответил Дерек. Бургомистр уже подготовил все необходимое для того, чтоб столичные гости смогли расположиться с полным комфортом – выделил им свой второй дом неподалеку от центра. Живи да радуйся.

– Всего доброго, Дерек, – сказала Аврения и разорвала связь, не дожидаясь ответных слов прощания.

Стоило зеленому огоньку аппарата погаснуть, как в дверь постучали. Это была Аурика, и Дерек поймал себя на мысли, что очень рад ее видеть. В этой девушке было нечто очень притягательное, то, чего Дерек никогда не видел в самом себе и теперь хотел рассмотреть получше.

– Добрый вечер, Аурика, – сказал он, стараясь, чтоб уставший голос звучал как можно мягче и сердечней. – Как ваш день?

Девушка опустилась на диван и сообщила:

– Ходила на прогулку с доктором Верноном.

В принципе, Дерек ожидал такой ответ, но все равно оказался к нему не готов. По большому счету он ничего не имел против Августа Вернона. Все могут ошибаться, а доктор искупил свои ошибки кровью и мясом с собственной спины. Но вот то, что он крутился возле Аурики, замышляя несомненную гадость в адрес девушки, Дереку не нравилось.

Он почти сразу же вспомнил, что сам велел Аурике подружиться с доктором. Вспомнил и отчего-то разозлился.

– И как поживает доктор Вернон? – поинтересовался Дерек. Аурика улыбнулась и ответила:

– Я бы сказала, что неплохо. И погуляли мы тоже хорошо, смотрели ледовые скульптуры, потом зашли в ресторанчик пообедать.

– Прямо романтическая прогулка, – с достаточной долей язвительности прокомментировал Дерек. Аурика кивнула, и по ее лицу пробежала тень, будто слова Дерека задели ее.

– Да, мне тоже так показалось. Он немного рассказал о Левенфосском мятеже, о том, как приехал в Эверфорт, – подумав, Аурика добавила: – Он сегодня был более открыт и расположен ко мне, чем раньше.

– Значит, скоро начнет вам доверять, – выдавил Дерек. Дьявол побери, но почему ему так неприятен этот разговор о докторе, и то, что Аурика выходила сегодня из дому, и то, что она, в конце концов, просто старательно выполняет его задание!

Сейчас в Аурике было что-то, напоминавшее Веру. Должно быть, причина его раздражения заключалась именно в этом.

Некоторое время Аурика молчала, а потом спросила:

– А вы, Дерек? Как прошел ваш день?

Дерек вдруг поймал себя на удивленной мысли о том, что у него никогда не спрашивали, как прошел его день, и понадобилось дожить до середины земной жизни, чтоб наконец-то услышать такие простые, почти семейные слова.