Текст книги "Улыбка Горгоны"

Автор книги: Лариса Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Я и так его запомнил, – сказал Ильич.

– Отлично. Тогда посмотри на рожи в той тачке.

Действительно, автомобиль, следовавший за ними, припарковался сбоку магазина, но так, чтобы не закрывался обзор на ближнюю к входу парковку.

Глава 9

В электричке Лайма дремала с блуждающей улыбкой на лице. Хорошо было. Она планировала остаться на ночь, но позвонил Гоша, потребовал свидание, причем срочно, пришлось ехать. Теперь дня три не увидится с Мироном, который обошелся без привычных грубостей, может, понял, кем она для него является. Лайма и без Мирона ощущала прикосновения его холодных рук (у него всегда холодные руки), отчего ее горячее тело вздрагивало, наполняясь силой. Говорят «безумная любовь» – это так, она любила его безумно и бездумно, но любят-то не головой, а душой, сердцем, телом. Сколько там той жизни, тем более активной, чтоб задумываться, тот ли это мужчина?

Иногда Лайма ловила себя на том, что потягивается томно и со стоном сексуально озабоченной самки, тут же принимала благообразную позу монашки, пугливо озираясь. К счастью, электричка не забита до отказа, пассажиры сидели квадратно-гнездовым способом и тоже дремали. Ее накрывало. Беззвучный хохот отнимал последние силенки, а ей ведь еще ехать на троллейбусе, потом пешком идти, Лайма низко опускала голову, стараясь подавить дурацкий приступ.

Вот уж не похоже на Георгия: он ждал ее у дома, но появился из плотных сумерек неожиданно, ибо мыслями Лайма находилась у Мирона. Естественно, она забыла, куда и зачем шла, недаром девчонки смеялись, дескать, подруга дожила до тридцати трех, а ум сохранила в неприкосновенности, как тринадцатилетняя девочка.

– Я заждался тебя, час торчу, – прорычал Георгий.

– Ай! – вскрикнула она, схватившись ладонью за грудь.

– Ты совсем плохая? – опешил тот. – Чего кричишь?

– Я?.. Ха!.. Прости, Гоша, я испугалась.

– Кого? Меня?! – вытаращился он, глядя на нее поверх очков. – Ты что, слепая?

Не желая злить Георгия, Лайма подхватила его под руку и, увлекая к подъезду, затарахтела:

– Еще раз прошу прощения. В электричке умаялась, она опаздывала, я шла как в полусне и ничего не видела. К тому же уже темно, а тут ты… Зачем вызвал?

Нажимая на кнопку лифта, он буркнул почти неслышно:

– Не здесь. Где это ты была, что на электричке добиралась?

– У двоюродной тетки в деревне, – без запинки солгала Лайма.

– У тетки? – хмыкнул он. – Она у тебя скряга?

– Почему? – хохотнула Лайма.

– Обычно деревенские родственники нагружают сумками с картошкой, капустой, морковкой…

– А… – рассмеялась она. – Так ведь ты меня вызвал, с сумками я бы дольше добиралась, только по перрону шла бы не меньше часа… Ой, где тут у меня ключи… Ага, вот.

В однокомнатной квартире пахло благовониями и эфирными маслами. Лайма обожала экзотические запахи, поэтому нещадно жгла фимиам, который основательно пропитал квартиру, отчего дышалось здесь нелегко. По этой причине Георгий попросил открыть балконную дверь, а от чая-кофе отказался, жестом приказав Лайме присесть. Его серьезная физиономия насторожила. Подозревая, что случилось нечто неординарное, она опустилась на стул, в ожидании замерла, не решаясь спросить, чем он не порадует.

– Сашки нет, – не стал томить он.

– Угу. Значит, она пропала…

– Сашку убили, – без подготовки брякнул Георгий. Лайма содрогнулась, будто в нее выстрелили, а чтоб дикий крик не вырвался, закрыла обеими ладонями рот. – Да, представь себе. Ее зарезали ночью в квартире, которую она снимала, нанесли несколько ножевых ранений. Поэтому Сашка не отвечала на звонки.

Пауза нужна была Лайме, чтобы въехать в сказанное, пока до нее дошло только то, что Сашка убита.

Убита… Как же можно вот так человека?.. Какие б ни были причины, это ужасно, уродливо и противоестественно.

Убита… Сашка! Из их троицы самая-пресамая. Все качества, что есть в арсенале женской половины человечества, были присущи Сашке. Красивая? О, да! Умная? Да, но для себя, для своего удобства, если так можно выразиться. Добрая? Тоже ответ положительный, однако с «но». Сашка добра исключительно к своим, добра и щедра. К тем, кто встречается по жизни мимоходом, она жестока. Цинична? Еще бы. Предприимчива? Конечно. И так можно перечислять до бесконечности.

Пауза настолько была объемна и велика, что эдак просидеть в молчании можно до утра. В планы Георгия долгосрочное пребывание у Лаймы не входило, поэтому он подал голос, правда, тихо, а она все равно вздрогнула:

– Должен сказать, в квартире Сашки что-то искали. Явного бардака не было, но и не заметить обыск менты не могли. Не просветишь меня, что искал у нее убийца?

– Не знаю, – выпалила Лайма.

Георгий не тупица, а она не больно умна, ему не составило труда просчитать по той поспешности, с которой она сказала «не знаю», что девочка лжет. Он ударил ладонями по подлокотникам кресла и поднялся:

– Ладно, я пошел…

– Не уходи! – вскочила она. – Пожалуйста… прошу тебя…

Ух, как его прорвало! Лайма хлопала длинными ресницами, не понимая, чего это Георгий разошелся, он просто шипел (за тонкими стенами соседи живут), изредка переходя на сдавленный крик и размахивая руками:

– Ты охренела? (И куда подевались культура, снобизм, сдержанность?) Зинку грохнули, Сашку пришили… Мент прав, твоя очередь, твоя! А ты дуру из себя корчишь: не знаю! Вы же подружки были! Шу-шу, хи-хи! Дошушукались? Дохихикались, идиотки? Думаешь, я поверю, будто ты не знаешь, за какую очередную шуточку пришили девчонок? И никто не поверит, убийца в первую очередь, так как неплохо вас, идиоток, изучил.

– Гошенька… не буянь… – залепетала Лайма, а он был вне себя:

– Не буянить? Лучше заткнись, дура. (Опять дура.) Из-за вас меня… – Георгий щелкнул языком, резко выбросив вперед руку, будто она с ножом. – Вы же все три штуки вокруг меня вертелись. Знаешь, милая, я не хочу туда, – ткнул пальцем в пол. – Мне что-то жить нравится. Отвечай, куда залезли?

– Гоша… – с готовностью начала было Лайма, а он ее оборвал:

– Только про маньяка не заливай.

– Про какого маньяка?

– Сексуального! Положил Зинку и Сашку не маньяк, кое-кто покруче, итак… Правду, одну правду. Давай, давай, давай…

Георгий потрясал ладонью в воздухе, подгоняя тормозившую Лайму. Сглотнув, так как опасалась разозлить его еще больше, она плаксиво пролепетала:

– Гошенька, клянусь, не знаю. Абсолютно. – Только он хотел взорваться, Лайма упредительно выставила руки, затарахтев: – Вспомни, как они подшучивали надо мной, неужели думаешь, девчонки полностью доверяли мне? Они всегда считали меня недалекой, дурочкой, вон и ты… Гоша, клянусь… Я тоже боюсь, неужели думаешь, лгу тебе?

Он застыл, с прищуром глядя на нее, вроде как оценивал одежду на манекене, однако оценка была не в пользу Лаймы:

– Да уж, вы все три бестолковые дуры, но это образно говоря. А ты из них самая умная. Ты, Лайма, прикидываешься придурковатой. Даже если допустить, что девочки тебя не посвящали в свои секреты, но чтоб ты не подслушала, не пронюхала, чем они дышат, хотя бы из банального любопытства… Не-не, дорогуша, не верю.

Из знакомых Георгий, пожалуй, единственный, кто раскусил ее. Насчет большого ума он, конечно, загнул. Лайма отдавала себе отчет, какова на самом деле, тем не менее успешно дурачила окружающих. На данный момент она не успевала переработать свалившуюся инфу, это как раз доказывало: ее ум слабоват для сотрясений и потрясений, а ужас перед обстоятельствами не позволял выгнать гостя за хамство. По большому счету Лайме не на кого опереться, Гоша не ахти какая опора, но хоть способен узнать много чего полезного, это немало, поэтому терять его нельзя. Залог успешного обмана – стоять монолитом, мол, я действительно без царя в голове.

– Ну, да, да, случалось, подслушивала, только уверяю тебя, мне не удалось узнать их тайны, при мне они не обсуждали интриги. Если б я знала, к чему это приведет… Девчонки ездили в «Сосновую рощу»…

– Где это? Что это? – нетерпеливо перебил Георгий.

– Пансионат. Типа санаторий для больших людей, но давно зачах. Месяц с лишним Беляева Григория Степановича застрелили… база ему принадлежала… а… а девчонки с ним дружили… В общем, у него возникли трения… Я не знаю, с кем, может, вообще ошибаюсь. Вот и все.

Ну и хватит с него, дальше пускай сам разведывает. Георгий, сунув руки в карманы брюк, постоял, раскачиваясь с пяток на носки, – уже хорошо, значит, поверил и убавил пыл. Лайма робко спросила:

– Гоша, а когда Сашу?..

– Первого октября.

– Через два дня после Зины… – минорно произнесла Лайма. Если учесть, что она давно состоит в триумвирате, ей посчастливилось дожить до сегодняшнего дня. – Гоша, а почему об этом милиция ни слова? По поводу Зинки у меня два раза менты брали интервью, а про Сашку – ноль. Тот мент, что ко мне приходил, знал же про Сашку, а?

Он кинул на нее презрительный взгляд, странно было видеть вальяжного и самоуверенного Гошу в обличье хама.

– Естественно, знал, – сказал Гоша. – Менты скрывают данное преступление. Почему – не знаю. Больше ни о чем не спрашивай, я рассказал все, что мне удалось узнать. Уф-ух, натворили же вы, девочки… Любопытно, сколько будет еще трупов?

– Гоша, ну что ты такое говоришь…

– Закрой за мной дверь, – огрызнулся он. – Посиди, подумай, как надумаешь выложить правду, зови. Если, конечно, хочешь жить. А сейчас ты мне надоела.

Дверь хлопнула, Лайма зажмурилась – ощущение, будто по голове стукнули увесистым фолиантом, а на плечи легла невидимая ноша, но очень тяжелая.

– Ну, вот и все, – закончила Вероника свой эмоциональный рассказ о личных умозаключениях и нечаянной встрече в супермаркете.

– А кто он? Твой минотавр? – спросила Даша.

– Профессию имеешь в виду? У таких профессий не бывает, как-то трудно его представить инженером, врачом, строителем. Одним словом, брателла. Неужели ты не запомнила его?

– Запомнила, он же колоритная фигура. И костюмчик на нем был ой какой недешевый. Просто думаю, что неплохо бы выяснить, с кем имеем дело. Информация о человеке всегда полезна.

– Ой! – взлетела с дивана Вероника. – Он же дал мне карточку. Я сейчас…

Фигаро там, Фигаро здесь! – наверное, даже у знаменитого цирюльника не хватило бы заряда, чтоб с этой скоростью сбегать в прихожую и вернуться. Кажется, и секунды не прошло, а Вероника уже забралась на диван с ногами и читала вслух карточку, не забывая комментировать:

– «Генеральный директор…» Слышала? Мало того, что директор, он еще и генеральный! «…акционерного общества «Сталь». Надо понимать, акции Петя заграбастал все до единой. И! «Президент аграрно-промышленного комплекса…» Сталевар и аграрий – убиться можно! У него самая подходящая физиономия для должности директора и президента. Я теперь его буду называть – Президент!

– Напрасно иронизируешь, физиономии есть и похуже, а бизнесом ворочают о-го-го как. Меня сейчас больше занимает, что тебе нужно искать.

– Какие-то бумаги… Документы! Что-то связано с «Сосновой рощей». Между прочим, хозяина этой рощи застрелили из автоматов. Президент… Нет, не подходит кличка. Генерал лучше. Генерал прямо так и сказал, значит, дело в бумажках.

– Полагаешь, милиция их не нашла? Это тебе не флэшка, даже не диск, которые легко спрятать. А документы, найденные при обыске, тщательно проверяются.

– Если б нашли, то Ларичев догадался бы, что к чему, и не терроризировал бы меня, он умный.

– Ай, – отмахнулась Даша, – не видела ты «Сосновую рощу». Чтоб из-за нее началось смертоубийство – никогда не поверю.

– А если Зинка компромат заимела? И хранила… к примеру, на той же флэшке, а? Ведь зачем-то ночной визитер приходил! Понимаешь, у мертвой Зины не нашли ключа от квартиры, значит, он лежал в сумочке, а сумочку забрал убийца, вот и считай, кто сюда приходил.

Отщипывая от батона кусочки, Даша клала их в рот и долго жевала, как недоваренное мясо, она обдумывала сказанное, но что-то у нее не состыковывалось, поэтому периодически пожимала плечами. А Вероника свою информацию выложила, но не знала, что с ней делать, ей оставалось ждать, какую идею подкинет Дарья, производившая самое благоприятное впечатление. К тому же высокий лоб оповещал: здесь хранилище ума и знаний, смотрите и завидуйте.

– Я согласна с тобой, в сумочке документов не было, – растягивая слова, сказала Даша. Она огляделась, примериваясь. – Знаешь, мне безумно интересно, что это за бумажки, касающиеся дыры под громким названием «Сосновая роща».

– А сосны там есть? – осведомилась Вероника.

– Вот чего полно, так это сосен, елок-палок и прочей ботаники. Мы можем съездить и посмотреть, если хочешь.

– Хм! – всплеснула руками Вероника. – Съездим? У меня денег… близко к ноль-ноль копеек.

– Я возьму у папы машину, правда, водитель из меня не ахти какой, но стоит выехать за город, неплохо управляюсь.

Память Вероники устроена идеально: в ней хранится множество мелочей, как нужных, так и ненужных, к тому же профессиональная наблюдательность дает толчок для размышлений. Сейчас из памяти вынырнул Ларичев, уж очень он интересовался Дашей, а подобное поведение в известных обстоятельствах настораживает. Скорей всего он не хотел пугать Веронику лишними подозрениями, она сама сообразила: все, кто так или иначе попадает в ее пространство, должны подвергаться экзамену. Экзамен начался с вопроса, подсказанного Ларичевым:

– Где ты работаешь, Даша?

– В конструкторском бюро при заводе, но работала. Начальник – придурок и деспот, поэтому сейчас я в свободном полете. У меня уже есть выбор, так что недолго осталось мне бездельничать.

Удовлетворившись ответом, Вероника, интуиция которой не протестовала против новой подруги, радостно взвизгнула, потрясая кулаками:

– Yes! Yes! Ой, прости, я радуюсь не потому, что ты безработная, а потому, что, надеюсь, меня не бросишь и поживешь здесь.

– Сильно губы не раскатывай, мои родители бесятся, да и парень у меня есть, он в командировке.

– Дай бог, чтоб его командировка продлилась…

Раздался звонок в дверь, Вероника за пределами стен видела сплошную угрозу, посему настороженно уставилась в сторону прихожей, не решаясь туда пойти.

– Звонят… – сказала Даша, будто Вероника не слышала. – Ты кого-нибудь ждешь?

– Кого я тут могу ждать? – почему-то перешла на шепот Вероника. – В этом городе из знакомых у меня – ты да Ларичев. Ну, соседка…

– Может, она звонит? Ладно, сиди, я пойду…

– Не ходи! – схватила ее за руку Вероника. – Мне не по себе.

– Да брось ты трястись, – вырвалась Даша.

А самой тоже не по себе после ночного посещения, но она отправилась в прихожую. Вероника, двигаясь за ней (кстати, не забыв прихватить нож), попросила:

– Возьми пистолет на всякий случай.

– Я его дома забыла. Все, все! Не паникуй. Кто там? – крикнула, не подходя близко к двери.

– Вы Вероника? – раздался мальчишеский голос.

– Вероника в ванной, – ответила Даша, переглянувшись с подругой. Обе недоумевали, откуда мальчик знает сестру Зины.

– Заберите передачу, – сказал он. Даша открыла, мальчик-подросток поставил явно тяжелый пакет. – Это от Пети.

И помчался вниз, громыхая, как табун диких лошадей. Девушки рассматривали пакет, не решаясь посмотреть, что же там внутри. Впрочем, Вероника попыталась угадать:

– Вдруг Петя бомбу мне подсунул?

– У нас развивается психоз, – констатировала Даша. – Мальчишке бомбу он не дал бы в руки, правильно? Я посмотрю…

Пальчиком она раздвинула края и усмехнулась. В следующий миг пакет очутился в ее руках, она принесла его на кухню и начала выкладывать на стол, перечисляя:

– Апельсины. Киви. Бананы. Ммм, виноград, обожаю белый без косточек. Фу, авокадо аж три штуки, терпеть не могу. О, помело. Яблоки. Лимоны – два. И… финики. Бомбы закончились.

– Чего это он? – Вероника присела на стул, взяла авокадо, но тут же кинула под окрик Даши:

– Положи, вдруг там отрава! Ха-ха-ха… Я пошутила. Вероятно, генерал Петя заметил, как ты облизывалась у стеллажей с тремя сотнями в кошельке. Надо было к витрине колбасы подойти или мяса, глядишь, обломился бы килограмм.

– Сейчас салат сделаю – закачаешься! – подхватилась Вероника. – Хорошо, что ты приехала, я тут загнулась бы от страха.

Механически Лайма присела на пуфик в прихожей, шевеля извилинами, которых, как считают многие, у нее нет, а они есть. Что же произошло? Гоша бросил ее? Совсем? Собственно, у них не было постельных отношений, чтобы бросать Лайму, тем не менее…

Гоша был четвертым элементом в компании, правда, не постоянным, а временами к ним спускалось это «счастье», но спуск обуславливался кровным интересом, стало быть, его дружба отдавала меркантильностью. Поэтому он так распсиховался, шкура-то не пропитана противопожарным составом, горит. И у Лаймы горит. Хотя она, как наиболее разумная из девчонок, в дерьмо не влезала, однако: лес рубят – щепки летят, Гоша это хорошо знает. Наиболее удобоваримый вариант – временно смыться из города, но этого не сделаешь без денег, к тому же она не могла оставить Мирона. Кстати! Лайма взлетела с пуфика и помчалась в комнату звонить ему:

– Мирон, это я! Слушай, у меня плохая новость… Ты как?

– Выдержу. Ну?

– Только что от меня ушел Георгий, он… Короче, не вздумай звонить Сашке… Или ты уже ей звонил?

– Нет пока. А почему? Ты же сама настаивала…

– Мирон! Она… Ну, ее, как Зинку… Ножом!

Лайма захлюпала носом, вспомнив подруг, других-то у нее и нет. Девчонки были без комплексов, бесшабашные, веселые, с ними и она преображалась. Как бы плохо о них ни отзывались, а они обладали добротой и отзывчивостью, во всяком случае, с легкостью давали ей деньги, когда она просила взаймы, и не требовали вернуть долг. Да, девчонки были именно такими: для кого-то сволочными, а для нее фактически сестрами. Лайма всегда рассчитывала на них и не чувствовала так остро одиночества, как в данную минуту.

– А кто же мне звонил с ее номера? – озадачился Мирон.

– Спроси что-нибудь полегче. Георгию мало чего удалось узнать, вдруг он только хвастает, будто везде имеет кентов. Может, тебе менты звонили, а может…

Лайма закусила губу от ужаса: если Сашку убили на квартире, потом убийцы (почему-то она думала, что убивал не один человек) сделали обыск, значит, могли забрать трубку. В трубке номера – таким образом, они выяснят, с кем контачила Сашка – операторы сотовой связи продажные.

Если бы Лайма была внимательней, она вспомнила б, как Денис проговорился трижды. Первый раз, когда перечислял согласные буквы имен и назвал полное имя Сашки. Откуда он его знал? Второй – когда окрестил их компанию группой, которую начали отстреливать. Третий, самый важный, прокол, точнее, он был первым, Денис сказал: «Боишься, что и тебя, как подруг?»

Но Лайма не вспомнила, потому что тогда думала, чем ей грозит нашествие ментов, сейчас же в трепет приводило слово «убийца» и перспектива попасть в его лапы. Наиболее страшный вариант всегда больше властвует над разумом, он кажется реальным и неотвратимым, другие просто не рассматриваются.

– Лайма, ты оглохла? – рявкнул в трубку Мирон.

– А? – Она еле выплыла из задумчивости. – Н-нет… я слушаю.

– Тебе надо встретиться с Вероникой.

– Хорошо. – Хотя Лайма не представляла, как и что ей говорить.

Положив трубку, она почувствовала озноб, показавшийся преддверием скорой смерти. Горячая ванна с ароматизированной солью как раз то, что сейчас необходимо. Когда она погрузилась в розоватую воду, ощущение преддверия смерти не ушло, как и озноб, Лайма даже ловила его и пыталась понять, каково это – умирать?

Внезапно она подумала – а балкон? Закрыт или нет? Из ванной Лайма бежала голой, оставляя за собой на полу лужи. Балкон был закрыт. Но чувство, что здесь поселилось нечто фатальное, ирреальное и безжизненное, в то же время обладающее недюжинной силой, не прошло.

Вдруг раздалась барабанная дробь, словно десятки пальцев разом застучали по стеклу, Лайма вскрикнула. А это всего-навсего пошел дождь, какой часто идет осенью – внезапный и мощный, крупные капли и били по стеклам.

«Так можно с ума сойти», – подумала Лайма, обхватив себя за плечи. А вода стекала струйками по телу, будто поглаживая ее и успокаивая. Но может, это вовсе не вода, а нечто другое дотрагивалось до нее, проверяя, насколько Лайма настоящая и прочная?

Глава 10

Утром сквозь ливень Сеньков прорывался на мотоцикле, позаимствованном у деда, у него же взял рыбацкое снаряжение. В такую непогоду желательно находиться в автомобиле, если необходимо путешествовать, но не у всех есть личный транспорт. А парень он молодой, ему нипочем простуды, достаточно непромокаемой куртки с капюшоном, перчаток, мотоциклетного шлема с очками и тяги к приключениям.

Ворота «Сосновой рощи» не закрывались. Сеньков беспрепятственно въехал на территорию, добрался до главного здания и остановил мотоцикл под дубом. Войдя внутрь и никого не увидев, он крикнул:

– Есть кто живой? – Не получив ответа, расстегивая куртку, Сеньков неторопливо шагал по коридору с зовом: – Люди, ау! Кто-нибудь!..

– Ты кто? – послышался хрипловатый мужской голос.

В темном коридоре Сеньков рассмотрел фигуру, смело пошел на нее с располагающей широкой улыбкой:

– Здравствуйте. Мне к Беляеву Григорию Степановичу.

– Нет его.

– А когда будет? – прикинулся паренек, будто ни сном ни духом о смерти Беляева.

– Да считай, никогда. А ты кто?

– Я внук его друга, Сеньков Алексей. У меня отпуск, дед посоветовал провести его здесь, на заграницы денег не хватает. А что значит – никогда не будет? Беляев уехал?

– На веки вечные, – вздохнул пожилой и тощий мужик с седой щетиной, в вязаной шапочке, видавшей виды одежонке и резиновых сапогах.

– Не понял, он… умер?

– Убили лиходеи хреновы нашего Григория Степановича.

– Вот как… – якобы расстроился Сеньков. Он провел по мокрому лицу ладонью, качнул головой. – А что же деду не сообщили? Когда?..

– Убили-то? В конце августа.

– Выходит, мне назад ехать? Боюсь, на мотоцикле завязну, еле сюда добрался. А нельзя у вас хотя бы на пару дней остаться?

– Пошли, отведу тебя к завхозу, щас она заправляет тут всем. Только ты к ней со всем уважением и почтением…

– Ну, это само собой. Вас как зовут?

Мужик вытер руку о пиджак неопределенного цвета, протянул ее:

– Да просто Федорыч. Я здесь заместо сторожа и дворника.

Завхозом оказалась женщина необъятных размеров лет пятидесяти, деревенского вида, неприветливая, при всем при том не казалась злюкой. Но как понял Сеньков, неприветливость Ирины Михайловны вызвана недоверчивостью, она долго присматривалась к нему, паспорт потребовала, изучила до корки, в конце концов, под уговоры Федорыча, дала согласие на проживание. Вероятно, молодой, высокий, симпатичный паренек у нее не вызвал подозрений, но больше повлияло то, что он худой, а раз худой, значит, больной. Тетка Ирина разрешила остаться, назначила и плату. Деньги-то нужны не столько им лично, как пояснил Федорыч по дороге в комнату, сколько на содержание пансионата.

– Мы-то уж как-нибудь протянем на всем своем, а вот чего дальше будет… не знаем. Куда денемся, когда отберут пансионат?

– Вы здесь живете постоянно? – осведомился Сеньков.

– А то! Михайловна с дочкой Мариной беженки аж из Туркмении, да никто их здесь не ждал. Наш лесник давненько работает, еще при коммунистах служил, потом у Григория Степановича, хороший мужик. Котельной заведует бывший доцент на пенсии, невестка выгнала, когда сын погиб, считай, с жилищем пролетел. Врач у нас есть, натуральный. Егоров. Но он по своей воле переехал к нам, квартиру в городе имеет, там дочка с мужем живет. И медсестра есть, незаконченная… то есть институт не закончила. Беляев на вокзале ее подобрал, тоже некуда было деться, от мужа сбежала. Паренек живет, нелюдимый очень, по имени Мирон, болен он тяжко, смертник, чего-то там у него с кровью, я забыл. А повариха здешняя, из деревни. Хорошая женщина, зарплату не требует, для души работает, чтоб внуков не накидали, их у нее пятеро. А я так: от запоя до запоя.

– И вы бомж?

– Он самый, – почему-то радостно сообщил Федорыч. – Вот тебе комната, а хочешь, выбирай любую в этом крыле, в остальных топить не будем, экономим. Вон как сразу похолодало. Постельное тебе Маринка принесет, а мотик твой я в гараж откачу. Ну, привыкай.

Сеньков кинул сумку на незастеленную кровать, чехол с рыбацкими принадлежностями поставил у стола, открыл окно. Повезло ему добраться сюда вовремя – дождь усилился, завесой закрыл обзор, но, несмотря ни на что, вид был замечательный. Одновременно дохнуло холодом и сыростью, Сеньков захлопнул раму, которую сразу залили потеки, сел на подоконник и позвонил:

– Денис, я на месте, мне разрешили пожить в пансионате.

– Я тебя не слышу, – кричал тот.

– Здесь плохая связь. – Сеньков отключил мобильник, повернулся к окну, а там – потоки. – Не орать же мне.

Еще один человек засмотрелся на потеки, криво струившиеся по стеклу. Может быть, его внимание привлекла улица, заливаемая ливнем, гадал Джулай, не сводивший с Ревякина глаз. На самом деле Петр, поставив одну руку на раму выше своей головы, вторую на пояс, смотрел в никуда. Слишком много проблем, причем свалившихся, когда их совсем не ждал, тут уж не впадешь в расслабленный покой, на который тянет во время осенних дождей.

– Плохо, плохо, плохо, – пробубнил он на одной ноте. – Но Ульмера не было в машине, водила его хорошо знает.

– Значит, машину взял тот, кто указан в доверенности, – сказал Джулай. – Ульмер обходится без водителя, сам садится за руль, следовательно, он может и не знать, что в его машине шпионили за нами.

– Я думаю, за Вероникой, – возразил Ревякин. – А потом сели нам на хвост, их было двое… Как бы узнать, кто именно?

– Кто-то из близких ему людей, во всяком случае, один из двух.

– Не хочется думать, что Ульмер затеял против меня возню. Он же не дебил конченый?

Козырь Семы – в безупречной внешности благоразумненького маменькиного сынка, не делающего без мамы с папой шага ни налево, ни направо, ни тем более вперед. Мало кому придет в голову, глядя на него, что этот молодой человек не только самостоятельный, но и практичный, рациональный, предусмотрительный, тонко чувствующий на уровне подсознания чужое нутро. Джулай настоящий дом советов. Поэтому Ревякин его ценил и сейчас даже развернулся к нему, чтоб услышать ответ. Сема высказал свою точку зрения насчет Ульмера обтекаемо, с выводами он никогда не торопился:

– Там, где интерес завязан на больших деньгах, и умные становятся дураками. Есть, конечно, исключения из правил, но пока я не могу сказать, к какой категории он относится.

– Где сейчас Вероника? – поинтересовался Ревякин.

Джулай держал мобильник в руке, нажал на одну кнопку – срочный вызов, поднес к уху и бросил фразу:

– Где она?

Связь он включил громкую, чтобы Ревякин услышал отчет дословно:

– Шла полтора часа к дому на Малой Заводской под номером 28, только что вошла в подъезд.

– Это адрес Лаймы, ты видел ее на похоронах, – сказал Джулай Ревякину, который неторопливо приближался к нему. – Эффектная блондинка.

– М-м… – закивал тот, припоминая. – Красивая. Кто она?

– Стриптизерша. Ребята не раз забирали пьяную Зинулю от нее либо от Саши Азизовой, это три закадычные подружки. Наверняка Вероника подалась к Лайме.

– На хвосте у нее сидят? – спросил Ревякин.

– Похоже, – ответили в трубке. – Мы засекли авто темно-синего цвета с номером «199», машина ехала от дома девушки, сейчас стоит во дворе, куда она вошла.

– Продолжайте наблюдение.

В наступившей тишине Ревякин, скрестив на груди руки, прошелся по периметру кабинета, глядя под ноги и время от времени бормоча: «Плохо, плохо, плохо…» Джулай следил за ним глазами, прищурившись, но не изучал его, скорее, был озабочен не меньше патрона.

– Знаешь, о чем я думаю? – произнес он. Ревякин резко повернулся к нему, приподняв подбородок, мол, говори, я весь внимание. – Почему Веронике позволили жить в квартире?

– Ну и почему?

– У меня нет объяснения, – развел руками Джулай. – У Зинаиды была временная прописка, квартира принадлежит тебе, прокуратура что, не знает этого?

– Сто пудов – знает.

– Выходит, Веронику впустили в чужую квартиру на правах хозяйки работники правоохранительных органов.

– Может, она сама поселилась там? – предположил Ревякин. – Подумала, что квартира принадлежит сестре, жить ей здесь больше негде. У нее и денег нет, раз бродит по городу пешком в ливень.

– Не забывай, дверь была опечатана. Вероника не производит впечатления неграмотной девицы, стало быть, вряд ли поселилась без разрешения. Делать этого не имеют права, но сделали. Тут придумана какая-то ловушка… полагаю, для тебя. Но не исключено, что и для нее.

– Значит, дело хуже, чем мы представляли, – вздохнул Ревякин. – И при чем здесь Вероника?

Он снова принялся мерить шагами просторный кабинет, потирая подбородок. Навязчивые мысли толклись в голове, как в переполненной электричке, по-другому это называется – разброд, хаос, а чтобы обезопасить себя, нужно просчитать всех участников истории и выгоду, которую они хотят получить.

– Не паникуй, – сказал Джулай, – на тебя ничего нет, иначе давно схватили б за горло.

– Кто ведет следствие?

– Ларичев Афанасий Тимофеевич.

– Бабло любит?

– Кто ж его не любит, – фыркнул Джулай. – Но не торопись покупать следака. Если Ларичев идет на такие хитрости, я имею в виду заселение Вероники в твою квартиру, он плетет подлую интригу. Сначала нужно понять, что за ловушку он подготовил.

– Досье на него. Полное.

Это был приказ, Джулай утвердительно кивнул, дескать, сделаем.

Позвонив, Вероника встряхивала зонт, отставив его от себя, чтобы капли не попали на ноги. И без этого промокла – на улице потоп, но из дому выгнало нетерпение, поводом к нему послужила Даша. Неприятные новости она оставила на утро, выдала их за чаем:

– Теперь о твоем положении. Моя подруга выяснила, собственно, ты сама знаешь, что тебя подозревают. Да, это так. Не кисни, доказательств-то нет, вот в чем загвоздка.

– Угу… – Конечно, Вероника раскисла, интересно, кто бы не раскис на ее месте?

– Значит, моя подписка – серьезно, а не прикол Ларичева? Идиотизм. Если захотят найти доказательства, их найдут! Они же уроды!

– Не знаю, чем тебе помочь… – задумалась Даша. – Частного детектива не наймешь, слишком дорогое удовольствие. Знать бы, что в тех документах, про которые говорил твой минотавр, тогда, может быть…

– Сначала их нужно найти, – вскипела Вероника. – Сама видишь: ищу.

– Извини, я побегу, у меня собеседование. Можно взять зонт?

– Конечно. Ты придешь?

– Вечером. И у родителей наберу продуктов.

Дверь захлопнулась, а Вероника погрузилась в невеселые думы, упав лбом на руки. Отпуск скоро закончится, что будет? Ну, допустим, напишет заявление на дополнительный отпуск за свой счет и отправит его по почте – опять деньги, которых с гулькин нос. Ну и сколько дадут дней – пять, неделю? А потом? Увольнение за прогулы? Выход один: самой подсуетиться, ведь под лежачий камень вода не течет. Вероника взяла мобильник, посмотрела баланс, к счастью, на телефоне денег больше, чем в кошельке.