Текст книги "На помощь далеким мирам"

Автор книги: Лариса Автухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

III. Навстречу новым испытаниям и бедам

Глава 7

Грозное войско из страны знойных равнин стояло у ворот То, готовясь напасть. Воины, могучие и крепко вооруженные, заняли своей несметной численностью все подходы к То, заполонили дорогу и низменную равнину со стороны, противоположной перевалу. По ночам в темноте жители несчастного города, в великом страхе не смыкавшие глаз, напряженно ловили каждый звук, долетавший из вражеского лагеря, они видели, как метали костры воинов к самому к небу всполохи яркого пламени. Никто не спал ни на той, ни на другой стороне.

Как и все жители, в это суровое время тревогу и волнение чувствовала и Эли. Она стала пленницей злобного и ворчливого старого земледельца. В самый первый день, как только хозяин передал какие-то блестящие длинные пластинки людям в черном, пленившим ее у перевала, он учинил Эли допрос. Хозяин сердился и топал ногами, так как Эли плохо понимала его и не могла отвечать на вопросы, обращенные к ней. Невзирая на слова хозяина, она все твердила свое: о том, что пришла из-за перевала, что хотела здесь найти другой мир, что дома ей холодно и убого. Она показывала рукой куда-то, где по ее мнению должен был быть перевал, но хозяин ее не понимал. Эли видела, что он крайне рассержен. Она умолкла и испуганно уставилась на него.

Зычным голосом хозяин кого-то громко позвал, пришла толстая девица в старой груботканой одежде. Она, не поднимая глаз, низко поклонилась хозяину, и, похоже, вся обратилась в слух. Он повелительно что-то ей сказал. Девица быстро подошла к Эли, схватила ее за руку и потащила куда-то.

Когда они остались одни, девица, как могла, объяснила Эли, что хозяин суров, нельзя даже поднимать глаз на него, нужно молчать и выполнять все его приказания. Эли оказалась в темной, очень тесной каморке, руками она нащупала на полу тонкую подстилку из сухих растений, немного пахнущую теми ароматами, что ловила Эли, увидев восхитительную равнину за перевалом. Она устало опустилась на пол, хотела вытянуть затекшие ноги, но каморка была так мала, что ноги упирались в стену. Здесь Эли после тяжелой работы проводила ночи. Скрючившись, она впадала в беспокойный сон.

Эли не знала, сколько времени прошло с тех пор, как она оказалась по эту сторону от перевала, дней считать она не умела. Но, должно быть, немало, ведь ее бессчетное число раз выгоняли на хозяйское поле, где она до поздней ночи пропалывала сорную траву, высвобождая от их плена красивые округлые плоды, вкус которых ей был неведом. Хотя она была совершенно одна, убежать ей было не под силу, потому что всегда нога ее была намертво опутана грубой веревкой, другим концом веревки подмастерье хозяина крепко обвязывал толстый ствол огромного дерева, росшего у края поля. Приблизиться к дереву ей ни разу не удалось – там подмастерье всегда оставлял свирепое животное с короткой, похожей на щетину, шерстью, оно угрожающе выло, как только Эли делала попытку приблизиться к дереву. Если девушка приступала к работе, животное успокаивалось, но стоило ей обратить свой взгляд к дереву, как раздавалось угрожающее завывание. Эли до дрожи в ногах боялась этого чудища. Ей жутко было оставаться с ним наедине, казалось, что в любой миг оно накинется и разорвет ее. Но делать было нечего. Постепенно она привыкла к животному, его страшному вою и стоящей дыбом щетине: она знала, что чем меньше она будет смотреть в сторону дерева, тем спокойнее будет чудовище.

Ничто не нарушало установленный здесь порядок, но в последние дни ее хозяин стал проявлять беспокойство. Он больше не бывал в своей лавке, а с самого раннего утра куда-то шел прочь со двора. Эли не у кого было спросить, что же случилось. Дни напролет ее держали взаперти в тесной каморке. Не выводили и в поле, лишь единожды в день к ней заглядывала все та же девица, безропотная работница хозяина. Она приносила Эли немного еды и питья. Как обычно, девица была неразговорчива, а, быть может, ее предостерегли болтать с невольницей.

Сегодня она по обыкновению вновь принесла кувшин и кусок лепешки с частью тех плодов, что обрабатывала Эли на поле хозяина. Эли едва слышно спросила девицу, когда же поведут ее в поле. Девица испуганно вскинула глаза, в ее взгляде читался испуг, словно голос обрело животное. Неожиданно для Эли девица быстро-быстро начала ей рассказывать о том, что происходило в городе, что чужестранные злые воины у ворот То, они придут и убьют каждого, что хозяин каждый день теперь ходит по площадям, слушает, о чем судачит народ, и возвращается домой злее некуда.

Девица ушла, а Эли осталась лежать, скрюченная, в своей каморке, обдумывая все услышанное. Ночью ей приснился странный сон. Должно быть, от впечатления, вызванного сбивчивым рассказом работницы хозяина, ее страхом, сон касался угрозы порабощения То. Ей виделись высокие белокаменные стены То с башенками для охранителей города. Но вместе с ними на стены взобрались и все, кто жил в То, стар и млад. Они с тревогой вглядывались во вражеский лагерь, раскинувшийся у самых стен города. Там суетились воины, они готовили какие-то громоздкие сооружения, наверное, орудия для захвата. Внизу дымили костры, на которых в огромных котлах парила какая-то жидкость, распространявшая невыносимое зловоние.

Среди других жителей То на стенах была и Эли. Она, как и все вокруг, с тревогой следила за действиями воинов. Вдруг она ощутила чье-то легкое прикосновение. В испуге она отпрянула, решив, что это, наверное, ее хозяин обнаружил дерзкую беглянку. Но не хозяина увидела Эли, а какого-то незнакомого, уже немолодого человека, который, впрочем, будто бы был ей знаком. Она пристально всматривалась в его облик, словно силилась вспомнить, кого же напоминал ей этот человек с испещренным морщинами лицом и светлыми глазами, одухотворенными высокими мыслями. Незнакомец взял Эли за руку и повел куда-то к краю стены. Он указал на вражеский лагерь и сказал:

– Это страшные и беспощадные воины, они готовятся к битве. Однако жители То не смогут с ними сражаться, ибо они беззащитны, и сии мужи мгновенно окажутся на площадях города, они убьют каждого, кто встанет у них на пути. Но еще не все потеряно. Спасти город можешь ты. Только ты!

Эли недоверчиво смотрела на незнакомца, она не верила ему. Что же может сделать она, если сильные мужи бессильны перед страшным врагом?

– Ты одна, – невозмутимо продолжал незнакомец, – наделена даром изображения событий, людей, животных. В стране воинов живет поверье, что их преследует страшное проклятие могучего животного – двуликого Я-а. Остановит их и обратит в бегство только изображение Я-а. Вот оно! Принимайся за работу! И не внемли ни насмешкам, ни угрозам.

Эли взглянула на блестящую пластинку, вложенную ей в руку незнакомцем, и вскрикнула от ужаса: там она увидела свирепое животное с двумя ликами, изогнувшее свое гибкое тело в прыжке. Эли закричала не своим голосом и проснулась. Прерывисто дыша и обливаясь слезами от страха, она подскочила на своем неудобном ложе. Прошло немало времени прежде, чем ей удалось совладать со своими чувствами и понять, что это всего лишь сон.

Весь день мысли Эли возвращались к странному сну. Она была склонна увидеть в нем какое-то предсказание, распознать нить истины. Незнакомец сказал ей, что только она может изобразить это животное и остановить врагов. Но как ей это сделать, ведь она в неволе? Никто не выпустит ее из этой душной, тесной каморки. А если и выпустит, как же ей изобразить это страшное животное, прочно врезавшееся в ее память? Кто поверит и поможет ей?

Пока было светло, она лихорадочно ощупывала и обглядывала стены своей тюрьмы. Стены, выложенные стволами молодых деревьев, в промежутки между неровностями которых проникал дневной свет, были прочными и неприступными. Проделать брешь в этом частоколе было невозможно. Тогда Эли принялась ощупывать потолок, нависающий прямо у нее над головой. В одном месте у стены ее рука попала в небольшое углубление. Она почувствовала что-то гладкое и ровное, что не было единым целым с потолком. Ей удалось сдвинуть его в сторону, и над своей головой она увидела небо. Свобода была рядом. Но дыра над ее нею была недостаточно большой, чтобы пролезть через нее. Эли решила подождать наступления темноты, а потом попытаться выбраться наружу.

Время тянулось медленно. День все никак не покидал То. Ноги, неудобно согнутые в коленях, затекли, сердце учащенно билось. Эли страстно хотелось вновь оказаться на свободе, вздохнуть полной грудью, с облегчением вытянуть свои конечности. Она мучительно «примеряла» на себя дыру в потолке, всё стараясь понять, поможет ли она в спасении.

Наконец, за частоколом стен ее убежища начали сгущаться сумерки, всё во дворе хозяина постепенно замирало и погружалось в сон. Эли осторожно приподнялась на локте и потянулась к спасительной дыре. Она просунула туда голову и одно плечо, но другое не проходило. Испугавшись того, что ей придется остаться навсегда в этой норе, она стала лихорадочно биться о потолок. Видимо, материал, из которого был построен потолок, оказался не таким прочным, как стены, и, треснув, он отколол от себя порядочный кусок, открывший Эли путь к спасению.

Выбравшись, Эли испуганно озиралась и прислушивалась, нет ли поблизости какого опасного животного или человека. Но кругом всё было тихо. С крыши своей каморки, которая тесно примыкала к ограждению двора, ведущим на улицу, Эли спрыгнула в дорожную пыль и никем незамеченная устремилась прочь от дома хозяина.

Глава 8

Поутру старейшины пришли во дворец к достославному Инасу, правителю То, прося успокоить их сердца и подарить им надежду на спасение детей и внуков. Но Инас встретил старейшин, погруженным в тяжкие думы. В его взгляде таились печаль и тревога.

– О, старейшины, – торжественно объявил им Инас, – вы ждете от меня ободряющих слов, дарующих вам надежды, но у меня их нет для вас. Я сам нахожусь в великом беспокойстве за судьбу своего города и его жителей. Вы знаете, что старейшины, жившие до вас, предупреждали потомков об опасности, таящейся для То в дальних странах. В их бытность чужестранные воины не раз нападали на город, грабили, уничтожали многих мужчин, женщин, детей. И вот ныне, впервые на нашей памяти, и мы видим у стен То полчища чужестранцев, алчущих крови и легкой наживы.

– Но, достославный Инас, – смел возразить правителю самый старый из старейшин, согбенный старец Адар, известный свой суровостью и не по летам острым языком, – нам не пристало позволять врагам убивать и грабить наш То, мы должны дать им отпор. Брось клич, пусть соберутся самые сильные и бесстрашные мужи. Они вступят в схватку с чужеземными воинами, и если будет на то воля Творца, защитят То.

Инас, расстроенный плохими вестями и погруженный в печальные думы, рассеянно внимал словам старца Адара. Он не разделял уверенности старейшины в победе над врагами. Слишком он был наслышан от своих гудар о вероломстве и силе чужеземцев. На их стороне была сила и ловкость, и разве могут жители То, ленивые и неповоротливые, которые только и горазды, что выращивать скот да плоды, разве могут они победить такого врага. Даже предкам, по слухам, более искусным в боевых сражениях, и тем не довелось сломить наступление страшной силы, что уж толковать о нынешних мужах. Инас лишь обреченно вздыхал: внутренне он уже готовился сдать То на милость победителей, он готовился к бесчестью и гибели, ибо подозревал в них жестокость и беспощадность.

– На все воля Творца, – тихо произнес Инас, давая понять старейшинам, что встреча эта закончена.

Старейшины, обескураженные несговорчивостью правителя, его отступлением перед врагом, покидали дворец Инаса, полные отчаяния. Они понимали, что только Инас, как правитель, мог объединить силу мужей То, а теперь из-за его нежелания защищаться город был обречен. Входя к правителю они надеялись на его милость и благословение, а он их не поддержал, он отрекся от То и от всех его жителей. В глубоком молчании они миновали дворцовый двор и оказались на широкой площади. Двери дворца тяжело громыхнули за ними.

Площадь была полна народу. И стар и млад пришли сюда в большом волнении, у всех на устах было только одно, выживут они или умрут. Многие знали, что почтенные старцы отправились к Инасу, и здесь, у ворот его дворца, они ждали решения правителя, ждали своей участи. С появлением старейшин толпа, глухо ропща, медленно подползла к ним. Старцы увидели великое множество вопрошающих глаз, в которых пока еще была надежда. Адар тяжело поднял руку, призывая людей к тишине, она тотчас наступила, тяжелая и гнетущая. Нелегко было Адару ее нарушить, нелегко ему было лишить своих сородичей веры и надежды на спасение. Но ему пришлось сказать им эти скупые, но страшные слова. Буря негодования и отчаянного ропота поднялась вслед за сказанным.

– Инас хочет нашей смерти?! – раздавалось со всех сторон. – Он отдает наши головы врагам?!. Он сам враг?!. Мы не сдадимся!.. Будем защищаться!..

В предчувствии конца толпа неистовствовала и постепенно напирала на старейшин, оттесняя их к самым воротам дворца. Неожиданно вперед выбрался немолодой ремесленник в старой, засаленной одежде.

– Но как, как мы будем защищаться, если у них сила и воинство, а у нас нет ничего, даже предводителя? – стараясь быть услышанным, закричал он. Его услышали, его трубному голосу внемлили.

– Может, ты хочешь им стать? – раздался чей-то насмешливый голос. И через мгновение в круг к старейшинам сквозь толпу решительно протиснулся еще один мужчина, судя по внешнему виду, более благородного происхождения, он был облачен в светлые одежды и широкий плащ. – Может, сделаем его своим предводителем? – еще раз насмешливо повторил он, но властным жестом руки он тотчас погасил смешки в толпе и стал серьезным сам.

– В одном ты прав, ремесленник, у них сила, и это им принесет победу. Но просто так мы не сдадимся на милость победителя, как нам предлагает правитель Инас, мы будем биться!

– Но как, как мы будем противостоять нашим врагам? Мы не обучены воинскому искусству! Нам чужестранцев не победить!

– Эй, эй, тише! – кричал из толпы чей-то голос. – Что попусту болтать, надо думать, как противиться грозному врагу!

Эли, переждавшая ночь на городской окраине, в глухом закоулке, с раннего утра бродила по городу, не зная, с кем ей поделиться своим странным сном. Кто поверит ей, бывшей пленнице, которую в любой миг хозяин мог схватить и увести в страшную, тесную каморку. Ее тянуло в людные места, на площади, где шли бурные споры и перепалки. Так она оказалась на площади перед дворцом правителя Инаса. Слушая рассказ старцев, и ловя каждое слово из возникшей вслед за этим перепалки, она решалась и не могла решиться, чтобы сказать людям о своем сне. Сердце ее учащенно билось, по лицу потоками катился пот, она в величайшем волнении сжимала ладони так, что ногти впивались в кожу и распарывали ее до крови. Но что же делать? Что делать? Как решиться и выйти? Что эти люди сделают с нею вслед за этим?

И вдруг она вспомнила слова незнакомца из своего сна, что ей надо преодолеть насмешки и угрозы. И Эли тяжело сдвинула с места ноги, вросшие, казалось, туда намертво. Она, расталкивая локтями плотно стоящих людей, все решительнее стала пробираться к кругу, где стояли старейшины. И, действительно, люди, увидевшие бледную девицу с измученным лицом и лихорадочно горящими глазами, делавшую попытку протиснуться туда, где слово брали лишь мужи, начали насмехаться над нею. Несмотря на суровость часа, люди, казалось, совершенно забыли о нависшей над ними опасности, и вовсю веселились, толкая локтями соседей, призывая и их от души посмеяться над дурехой. Однако Эли изо всех сил старалась не потерять сурового сосредоточения на своем непростом намерении, чтобы не испугаться и не убежать прочь. Она все-таки выбралась из толпы и предстала пред строгими очами мудрых старейшин.

Осыпаемая со всех сторон жестокими насмешками, она приблизилась к старым мужам и, почтительно склонившись, смиренно обратилась к ним. Толпа кричала и улюлюкала, так что никто кроме старейшин, подле которых стояла Эли, не мог слышать ее слов. Адар, сверля ее острым и суровым взглядом, отрывисто бросил Эли несколько слов, та, то краснея, то бледнея от внутреннего неимоверного напряжения, в котором пребывали ее сердце и душа, отвечала со смущением и испугом. Вопросы продолжались, но теперь старцы окружили Эли со всех сторон, пытаясь понять истинную суть ее намерений.

Наконец, Адар властно вскинул руку, и ропот толпы тут же прекратился.

– Старейшины и эта девица, – объявил он жителям То, немало удивленным странностью старейшин, церемонящихся с сумасшедшей, – а она говорит, что ей ведом путь к спасению, вернемся к правителю Инасу, чтобы вновь говорить с ним. О решении Инаса вы узнаете из наших уст позже. Будьте здесь!

Несколько мгновений спустя старейшины и бледная, едва стоящая на ногах Эли оказались перед правителем То. Инас недоумевал, что же заставило старейшин вернуться, да еще привести в его дворец простолюдинку. Впрочем, он не спешил выражать свой гнев, полагая, что еще будет для этого время.

– О, достославный Инас! – обратился к правителю Адар. – Смиренно прошу твоего прощения за дерзость, но выслушай, не гони нас прочь. Сия девица сей час на площади поведала старейшинам, что ей ведом путь спасения То.

– Откуда же? – насмешливо спросил Инас, одарив пришедшую лишь беглым, презрительным взглядом. – Она разве обучена воинским искусствам, или, быть может, ей доводилось быть в числе завоевателей чужих стран?

– Ей приснился пророческий сон, – тихо ответил Адар.

– Сон? Ха-ха-ха, – Инас залился звонким смехом. – О, это заслуживает внимания правителя!

Эли осознала, что ей нельзя хранить молчание. Если она не обронит и звука, некому будет рассказать Инасу то, что она видела во сне, то, что живет в ней. Она робко сделала шаг к правителю, и низко поклонившись ему, начала тихо рассказывать свой сон. Эли, словно вновь оказавшись в том сне, вела разговор с самим правителем, плохо осознавая перед кем она ратует. И потому она, полностью отстраненная от реальности, все больше успокаиваясь, изложила подробно все, что ей было ведомо.

Инас слушал внимательно и не перебивал. Эли замолчала. Воцарилась тишина. Инас, не то под впечатлением сна полубезумной девицы, имевшего самое близкое касательство к тому, что творилось в То, то ли от опасности, грозящей городу, сидел задумчивый и печальный. Его пальцы перебирали ожерелье из огненных блестящий камней.

– Что скажете, старейшины? – наконец, нарушил затянувшееся молчание правитель То. – Верить нам иль не верить снам сего, быть может, бредового разума?

Старейшины, как один, высказались за то, чтобы поверить девице и позволить ей сделать то, что ей было велено в ее сне.

– Как имя твое? – спросил Инас Эли.

– Наречена зваться Эли, – едва слышно произнесла она.

– Должно быть, мы все тут сошли с ума, а не только ты одна, милая девица Эли, или нам не остается ничего иного, что не менее вероятно, но нам приходится тебе верить. Да будет так! Ты останешься здесь, во дворце, тебе дадут все, что ты попросишь для того, чтобы сотворить это изображение. Даю тебе сроку – один день и одну ночь.

Правитель хлопнул в ладоши и появился дворцовый служитель, долговязый и худой, но расторопный и быстрый на ногу. Ему было велено проводить Эли в отдельное помещение и предоставить ей всё ею требуемое. Служитель, живший во дворце много лет, внешне ничему не удивился, но в душе его встрепенулось небывалое изумление. Не случалось еще такой истории, чтобы простолюдинке во дворце отводили отдельное помещение, да еще и с готовностью выполнять ее прихоти. Но он ничем не выдал своих чувств, только, провожая по длинному дворцовому коридору Эли, пристально изучал ее хрупкую фигуру и бледное лицо с черными ввалившимися глазами, проливавшими жгучий лихорадочный огонь.

Глава 9

Эли огляделась. Ее новое пристанище, куда привел ее служитель правителя Инаса, поразило высотой сводов и простором. Через овальные огромные разноцветные отверстия проливался яркий свет. Помещение было пустым, лишь в углу стояла широкая лавка, да брошен был около нее небольшой ковер, под стать тем, что видела она у Инаса, но много бледнее и меньше.

Служитель принес еду, еду неведомую, пахнувшую тонкими ароматами, обжегшую ее необычайным вкусом. Эли несмело присела на ковер и притронулась к еде. Но ее смущал служитель, по-прежнему пристально наблюдавший за нею. Эли страстно хотелось есть, ей, никогда не ведавшей ничего подобного, хотелось наброситься на все, что ей принесли, но она не могла – этот пристальный, враждебный взгляд запрещал ей познать неизведанное доселе наслаждение – наслаждение едой. Едва прикоснувшись к еде, она нашла в себе силы отставить блюдо в сторону.

– Почему ты не ешь? – строго спросил служитель. – Тебе надо поесть, ты такая бледная, то и глядишь упадешь без сил. Скажи, что тебе еще принести. Я выполню любое твое повеление.

– Мне нужен большой кусок ткани и яркая краска… – служитель удивленно смотрел на Эли, не понимая смысла ее повеления. – Краска… творить образ животного… краска…

Эли отчаянно водила рукой по воздуху, словно изображая что-то, но по лицу служителя было видно, что он не понимает. Неожиданно он поспешно куда-то удалился, его долго не было. За это время в полном одиночестве Эли успела отведать удивительной еды. Она уже почти успокоилась и была готова приступить к работе. Служителя же всё не было.

Наконец, он явился, но пришел не один, а в сопровождении высокого молодого мужчины. Эли отметила в незнакомце проницательный взгляд и особую манеру держаться, как она теперь уже понимала, свойственную не простолюдину, но человеку благородному, живущему в богатстве и роскоши, привыкшему повелевать.

– Ты Эли? – незнакомец пристально изучал ее взглядом. – Я гудар правителя Инаса, Динас. Правитель послал меня к тебе, дабы я следил за твоею работой, она должна быть выполнена в срок. Все ли есть у тебя для работы?

– Нет, у меня пока что ничего нет, – робко сказал Эли.

– Почему? Почему нет? – строго спросил Динас, обращая свой вопрос не столько к Эли, сколько к служителю. Тот испуганно побледнел и заморгал глазами. – Он отказался снабдить тебя нужными предметами?

– Нет, нет, он пытался, но не смог.

– Не смог? Почему? Да говори яснее!

– Изображение животного должно быть огромным, чтобы все чужеземные воины могли его видеть. Для этого мне нужен большой кусок ткани, очень большой, – Эли руками постаралась показать размер холста. – И надо то, чем изображать. Чем наносить на ткань изображение.

В отличие от служителя гудар прекрасно понял Эли. Он бросил несколько отрывистых слов служителю и они вместе удалились. Впрочем, вскоре они вернулись, с ними пришли и другие люди, видимо, служители дворца. Они разложили на полу зала светлую грубую ткань. Один из пришедших служителей положил к ногам Эли тонкие пруты, должно быть, ветви растений, на концах которых были закреплены круто свернутые небольшие куски шерсти животных, рядом он поставил огромный кувшин с густой жидкостью, имевшей цвет растительности цветущей долины. Увидев все это, Эли обрадовалась, ведь принесенные предметы помогут ей выполнить работу. Странно, но она нисколько не сомневалась в успехе своей затеи, в ее душе поселилась твердая уверенность в том. Она знала, что чем искуснее и правдоподобнее она изобразит чудище, тем большим будет страх среди воинственных чужестранцев. И она немедля приступила к своей непростой работе.

Гудар Динас отослал из зала Эли всех служителей, чтобы они не отвлекали и не мешали творить изображение. Сам же остался. Он расположился на лавке, облокотясь о стену и скрестив руки на груди. Динас неотрывно следил за каждым жестом Эли, сначала настороженно и чуть насмешливо, затем всё более внимательно и заинтересованно. Поначалу гудар стеснял Эли, ей неловко было находиться под постоянным прицелом его придирчивого взгляда, но потом, увлекшись работой, она перестала обращать внимание на благородного надзирателя.

Она сосредоточилась на своем сне, переживая заново каждую его деталь. Снова и снова представляла пластинку в своей руке с изображением неведомого животного. Впрочем, она так глубоко была поражена этим видением, что, казалось, помнила каждую черточку на пластине, хранившей его изображение. Эли тонкими штрихами сделала набросок. На ткани проступили очертания двуликого образа, вздыбленной шерсти и застывшего в прыжке гибкого тела. Увидев это, гудар вскочил со своей лавки, пораженный наброском, в его душе возникло ощущение мистического ужаса. А Эли невозмутимо продолжала работу, ей предстояло главное изобразить животное в деталях.

В зале стало темнеть. Служители принесли горящие чаши. Эли предложили еду, но она отказалась. Ей предстояло сделать еще очень много, и потому надо было спешить. Впереди ждала ночь. За одну ночь ей надо было завершить свою картину. От подступавшего волнения и усталости дрожали руки, ноги затекли в коленях, но она старалась не думать о неудобствах, не думать о завтрашнем дне, усилием воли притягивая мысли к полотну. Гудар Динас ни на шаг не отходил от нее. Он не говорил с нею и ни о чем не спрашивал, лишь молча следил за каждым взмахом ее руки. С каждым новым штрихом все явственнее проступало на холсте изображение, казалось, что сей миг животное оживет и в стремительном прыжке покинет полотно, чтобы беспощадно уничтожать все на своем пути.

К середине ночи полотно было готово. Но ему надо было дать просохнуть, и потому Эли не разрешила гудару отнести сей же час картину правителю Инасу. Гудар недовольно нахмурил брови. Он оставил залу и удалился, не сказав Эли ни слова. Впрочем, Эли не нуждалась в словах – она просто валилась с ног от усталости и неимоверного напряжения, пережитого ею. Она тяжело опустилась на лавку, где еще недавно сидел гудар. Испытывая блаженство оттого, что ей можно, наконец, расслабить затекшие ноги, она вытянулась во весь рост и незаметно для себя погрузилась в глубокий сон.

А гудар Динас вскоре возвратился с самим правителем Инасом. Они вошли в залу, ярко освещаемую горящими чашами, и увидели спящую Эли. Инас дал знак Динасу, означающий, что не стоит будить девушку, они и без нее смогут рассмотреть холст с изображением животного. Долго и пристально Инас изучал картину Эли. Динас видел, что лицо правителя не осталось бесстрастным, как не смог сохранить отстраненность и сам гудар. Тени разных чувств скользили по лицу правителя То. Он поднял глаза на Динаса и в его взгляде гудар прочел восхищение, смешанное со знакомым и ему самому мистическим страхом. Они поняли друг друга без слов: это изображение, и в правду, могло вселить ужас и страх в души врагов, и обратить их в бегство.

– Девушку покормили? – осведомился Инас, устремив свой взгляд на спящую Эли.

– Вечером она отказалась от еды, – тихо сказал гудар.

– Почему? С нею плохо обращались?

– Нет, она торопилась, боялась, что не успеет к назначенному сроку.

– С наступлением рассвета холст надо перенести на стены города и развернуть его там перед чужеземцами. Девушка пусть пока останется здесь.

Эли проспала весь день и открыла глаза лишь, когда сумерки начали опускаться на город. В зале по-прежнему горели чаши, на ковре опять стояло большое блюдо и кувшин с питьем. При виде еды Эли почувствовала острый голод, как будто не ела несколько дней. Она жадно набросилась на кушанья, благо, что в зале она была одна, никто не мешал ей насытиться аппетитными ароматными яствами.

И только сейчас Эли увидела, что ее холста нет. Она подскочила в страхе. Поначалу она решила, что холст украли, потом ей подумалось, что его уничтожили. Ей и в голову не могло прийти, что картину унесли на стены города, где она и должна была оказаться. Эли казалось, что она уснула лишь на несколько мгновений. Что же могло за это время случиться?

Ее терзания нарушил худой служитель, которого к ней приставил правитель Инас. Он вошел и почтительно поклонился Эли, словно она была не простолюдинкой. Она удивленно смотрела на него, поражаясь случившейся с ним перемене. Служитель вежливо спросил ее, сыта ли она. Потом он сказал, что Эли приглашает к себе правитель Инас. И тогда она испугалась по настоящему, ее охватил ни с чем несравнимый ужас. Ей вдруг подумалось, что правитель отдаст ее хозяину, ведь она не помогла городу, не сохранила картину, она обманула Инаса.

На подгибающихся ногах, дрожа от страха, Эли плелась вслед за служителем по тому же длинному коридору, которым он вел ее накануне. Несколько поворотов, и перед Эли вдруг распахнулись резные двери, и она оказалась на пороге огромного зала, где звучала красивая музыка. На узорных коврах возлежали благородные мужи в праздничных одеждах с кубками в руках, перед ними стояли бутыли с напитками и кушанья. Все взгляды вмиг обратились к ней. Оказавшись в таком блестящем окружении, Эли совсем растерялась. Она увидела Инаса, вставшего к ней навстречу. Он был весел и улыбался. Инас тепло приветствовал Эли.

– Дорогие мои гости, – сказал он, обращаясь к окружающим, – я хочу представить вам девушку, которая спасла наш То своим искусством. Видимо, ей помогал сам Творец, раз он послал ей этот удивительный пророческий сон, Но и ее заслуга высока, ведь она не побоялась во всеуслышанье рассказать о нем, она не побоялась предложить нам помощь.

– Милая Эли, – продолжил Инас, уже обращаясь к ней, – ты так крепко спала, что не знаешь ничего из того, что произошло. Мы сей час как раз празднуем нашу победу. Чужеземцы с раннего утра готовились завладеть То. Но, увидев изображение животного, они остолбенели, на их лицах изобразился неописуемый ужас, спустя мгновения, они устремились прочь от животного, пред которым они, видимо, действительно, испытывали ужас и страх.

Слова Инаса перемешались с восторженными возгласами гостей, не умевших скрыть своей великой радости перед чудесным спасением. И только одна Эли, подобно чужеземным воинам, находилась в состоянии оцепенения. Ей казалось все происходящее продолжением ее сна.

– Мы в долгу у тебя, Эли, – продолжал, между тем, Инас, – проси любой награды и ты ее получишь. Скажи, чего ты хочешь!

До Эли, наконец, дошло, что от нее ждут ответа, все ждут ее слов. Правитель Инас сказал, что он выполнит любое ее желание. Но что же, действительно, ей нужно? Ей вдруг вспомнилось ее житие за перевалом, вспомнилась та холодная равнина, где остались ее сородичи. Слезы подступили к ее глазам. Как она может что-то просить для себя, если те, кто ее вырастил, и кто был рядом с нею все это время, замерзают на пронизывающем ветру? Нет, ей нечего желать для себя, для себя ей ничего не нужно.