Текст книги "Затейники"
Автор книги: Лариса Ларина
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)
VII. МИТЬКА ПОПАЛСЯ
Мальчики набили парники конским навозом, хорошенько его утрамбовали, а сверху, прождав три дня, набросали огородной земли.
Семена садили тогда, когда в парнике под стеклом стало тепло, как в печке после выпечки хлеба.
Каждый день, раным-рано, осторожно, боясь, чтобы его не увидели, Петька пробирался к парнику, поднимал стеклянную крышку и глядел долго и упорно, стараясь высмотреть зеленые росточки.
Но земля лежала ровным черным пластом, и только ямки, аккуратно идущие одна за другой, указывали на то, что здесь что-то посеяно.
То же было и в Митькином парнике.
Мальчики приуныли.
– А ну как ничего не будет? – говорил Митька, сидя на корточках перед парником. – Пропали мы с тобой, Петька.
– Будет, – убеждал его Петька. – В огородах вырастет, а тут нет? Не робь, Митяй. Будем мы с тобой с прибылью.
Митька сокрушенно качал головой.
Но Петькина уверенность подбадривала и его.
– Эх, ладно как тогда будет!
День, когда Митька крадучись пошел к парнику и, приоткрыв крышку, увидел зеленые усики, пробивающиеся из земли, день, начавшийся так радостно, закончился для него весьма печально.
Егоровна, собравшаяся выбрать семян для своего огорода, вошла в кладовушку и, охнув, бросилась вон.
– Митька! Ми-итька! Митька, чорт!
Митька, уже час сидевший над парником, вскочил как встрепанный, бросился к забору, перемахнул через него и о блаженно ухмыляющейся рожей вошел во двор.
Мать схватила его за шиворот.
– Пойдем-ка, пойдем, стервец.
Улыбка сбежала с Митькиного лица.
– Узнала, – мелькнула мысль. – Сейчас пойдет парник разорять.
Но мать повела его в сторону, противоположную хлеву.
В кладовой, где висели мешечки с семенами, мать ткнула его носом в пол.
– Гляди ты, гляди, наказание мое, – кто семена просыпал? Кто просыпал, пакостник?
Митька, пытаясь вырваться, глянул на пол и к ужасу своему увидел рассыпанные по полу семена.
„Как же это я? Должно, впотьмах просыпал“, – подумал он.
– Зачем лазил? Зачем семена брал? – кричала мать, мотая Митьку из стороны в сторону.
Митька молчал, стиснув зубы. Мать может бить его до вечера, но для чего он брал семена, ей не узнать.
Тяжелая рука опускалась, на его спину, а мать приговаривала:
– Не пакости, не пакости, не пакости!
Наконец она утомилась и выпустила сына.
– Подбери семена, стервец. Да чтоб одно к одному. Чтоб не перепутал. Изобью тогда.
И она ушла, заперев снаружи дверь и оставив Митьку в полумраке.
Митька почесал спину, подумал с минуту над тем, почему его мать дерется и кто ей дал на это право, а затем опустился на пол и заползал на коленках, подбирая разлетающиеся от дыхания семена. А на лице его снова расплылась блаженная улыбка.
– Вылезли, голубчики! Зелененькие мои!
VIII. ПРОГУЛКА С ПРЕПЯТСТВИЯМИ
Петька и Митька встретились с председателем кооператива, когда тот, окончив работу, запирал магазин.
– Здравствуйте, – остановился Петька.
– А, здорово, агроном. Ну, как дела?
– Растут, товарищ Смирнов. Так и прут из земли. А крепкие какие – ух!
– Надо посмотреть, – сказал Смирнов, пряча ключи в карман. – Позволишь, а?
Петька переминался с ноги на ногу и молчал.
Смирнов удивленно поглядел на него.
– Нельзя, что ли?
– Да нет, можно. Вам можно.
– Ну так что ж?
– Боюсь – мамка с отцом увидят.
– Вон оно что, – засмеялся Смирнов: – а ты сделай так, чтоб не увидели. Сам-то ты ходишь смотреть.
– Э, так я хожу утречком рано.
– Так ты хочешь, чтоб и я до петухов встал?
– Никак нельзя иначе.
– Ну, нельзя, так нельзя. Ладно уж, погляжу я на твой огород.
– Ну? – обрадованно закричал Петька. – И встанете рано?
– И встану рано. Стукни мне завтра утречком в окошечко. Знаешь, где я живу.
– Дом знаю. А какое окно?
– Первое. На нем книжки лежат. Увидишь.
*
Светает. Звезды, как будто кто их стирает тряпкой, пропадают одна за другой. Небо медленно-медленно бледнеет и становится прозрачным, как вода в ведерке. С одного края чуть порозовело. Словно голубой ситец стирали вместе с красным, и красное слиняло.
Тук-тук, – осторожно стучит Петька в окно, заставленное до половины книгами. – Тук-тук-тук.
Голос, хриплый от сна, отвечает:
– Чего там?
Петька испуганно смотрит на окно, потом на Митьку, стоящего поодаль.
– Может, забыл про уговор – ругаться будет, – тихо говорит Митька.
– Ну, что там такое?
В окне вырастает нечесаная голова и заспанное лицо Смирнова. Петька отступает.
– А, агрономы! Ну, сейчас выйду.
Мальчики усаживаются на завалинке, поеживаясь от утреннего холодка. Оба они в одних рубашках.
У Петьки полушубок висел над головой отца, и Петька боялся его разбудить. Митькин закрывал сестренок.
Скрипит дверь. Оба вскакивают. Смирнов в блузе и пиджачке останавливается перед ними.
– Ну, ведите.
Улицы пусты. Окна изб загораются отблесками выползающего солнца.
– Задами пойдем? – почему-то шепчет Митька.
– А то как же. Неравно встанет кто, увидит.
– Да, – улыбается Смирнов: – если кто увидит, вся деревня заговорит: куда это чорт понес председателя кооператива в такую рань..
– Через забор надо, – говорит Петька и с опаской поглядывает на председателевы брюки.
– Через забор, так через забор, – весело отвечает Смирнов.
Утренний холодок бодрит и освежает, а двое мальчишек так серьезно относятся к делу и так таинственны, что Смирнов, с утра до ночи просиживающий над бумагами, становится сам мальчишкой.
Он разбегается, хватается руками за забор и одним махом перепрыгивает через него.
– Ловко! – восхищаются мальчики.
Они и сами не дураки через заборы махать, но так не умеют.
Дорожка идет между огородами, где еще ничего не выросло, и оттого они кажутся просто полосами плохо прокопанной земли.
– А тут прыгать надо, – говорит Петька, когда дорожка обрывается у канавы.
Канава не широка, но края ее, поросшие травой, мокрые и скользкие. А внизу мутная вода.
Петька прыгает первым. На том берегу его правая нога соскальзывает, и он, с трудом цепляясь за кустики, задерживается и переползает наверх.
За ним прыгает Смирнов. Он приседает, делает взмах руками, от которого на мальчиков нападает смех, и благополучно доставляет себя на другую сторону.
– Делай как я, – говорит он Митьке.
Митька тоже приседает, потом начинает махать руками, но довольно бестолково, и наконец прямехонько угадывает в канаву.
Штаны его до половины покрываются грязью, а рубашка вдруг темнеет.
Смирнов хохочет во все горло, и с ним вместе, заражаясь его смехом, хохочут и Петька и сам пострадавший.
– Ладно, я уж как-нибудь поучу вас, как надо прыгать, – говорит Смирнов.
– Я тут завсегда прыгал, мне не в первой, – сконфуженно заявляет Митька. – Только я по-своему, а по-вашему не умею.
Дальше идут через небольшой фруктовый сад. Деревья стоят, окутанные светлозеленым облаком. Крепко и хорошо пахнет яблоней и вишней.
– Сад чей? – спрашивает Смирнов.
– Соседей, Абдуловых, – отвечает Петька.
– Вот и будут они без фруктов.
– А вы как знаете?
– А вон гляди. – Смирнов срывает что-то с яблони и подносит к Петькиному носу.
Петька видит старый, сморщенный, свернутый в трубочку листок.
– Червяки?
– Они самые. Весь плод поедят.
– А у нас осенью собирали.
– И хорошо делали. Ну, скоро, что ли?
– Вот через этот забор махнем – и наш сад будет.
Смирнов немного устал и от воздуха, и от прогулки, и от прыганья через забор и канаву. Он медленно перелезает, ставя ноги на перекладины, – и вдруг… брюки его за что-то задевают, и, когда он спрыгивает, на заборе остается кусок темной материи.
Петька с ужасом глядит на этот кусок и на дыру внизу у брюк, а Митька тихонько радуется. Это тебе не канава!
Смирнов смеется:
– А ну их! Кругом драные. Все равно скидать пора.
– Вот он, парник наш, – с гордостью говорит Петька. – Глядите, как прет.
Он поднимает крышку, подпирает ее двумя колышками. Из парника вырывается теплый, щекочущий ноздри воздух.
– И впрямь прет, – удивляется Смирнов. – Гляди, не заморозь.
– Ничего, теперь тепло, – отвечает Петька, и глаза его сияют. – А знаете что?
– Что? – спрашивает Смирнов, разглядывая молодую, яркую, упругую зелень.
– Мы капусты посадили, как ее… этой, что… Как, Митька ?
– Что цветет, – отвечает тот.
– Капусты, что цветет? – удивляется Смирнов. – А, понимаю, – цветной капусты. Ну и доки! Где ж вы ее достали ? Ведь у вас ее не садят.
– И не знают, какая она с виду, – сияет Петька. – А это все он, Митька.
– Я что, я ничего. Я только денег достал, – смущается Митька, – да в город один комсомолец ездил, так я его просил купить.
– А деньги он как достал? – возбужденно говорит Петька. – Пойдем уж, по дороге расскажем.
Они идут тем же путем и, не замеченные никем, благополучно перебираются через все препятствия.
IX. МИТЬКА ОРУДУЕТ
А деньги Митька достал совсем неожиданно для себя. Зимой еще расхворалась сестренка. Сначала было все ничего, потом она начала гореть, разговаривать сама с собой, и все тело ее покрылось красными пятнами. Две другие девчонки, продолжавшие спать с ней на одной кровати, тоже заболели.
Мать все хотела позвать бабку, но Митька напомнил ей про Тараканью Смерть.
– Той деньги задаром выложила и еще хочешь?
Сердце Егоровны не переставало болеть по тем деньгам, и она сдалась.
– Как же будет-то ?
– В село побегу, в больницу. Доктора приволоку.
– А не затравит?
– Да ну тебя, мамка, совсем как слепая. Доктора на то и поставлены, чтоб лечить, а не травить.
Митька махнул в село, разыскал доктора, тот согласился посмотреть задаром, но потребовал, чтоб его подвезли. Больничные лошади были в разгоне.
– Чудак ты, парнишка, – сказал доктор, видя, что Митька приуныл: – не могу ж я как блоха прыгать. До вашей деревни верст семь будет. Мои лета не твои – далеко не ускачу.
Митька, решив без доктора не возвращаться, раздобыл подводу, сторговался и, усадив доктора, сам уселся, раздумывая о том, где бы раздобыть денег.
Пока доктор осматривал девчонок, он избегал всех соседей, но денег ни у кого не было.
Тогда, не долго думая, он побежал к бабке Степаниде.
Она копалась на дворе, и Митька налетел на нее петухом.
– Подавай деньги, старая карга! – крикнул он.
Бабка притворилась глухой.
– Ась?
– Подавай, говорю, деньги назад! – еще громче заорал Митька. – Тараканы-то у нас все дома.
– Не слышу что-то. Тараканов, говоришь, итти морить?
– Тебя надо морить, а не тараканов. Подавай сейчас два с полтиной, а то… а то в исполком сволоку.
У бабки, очевидно, были грешки перед исполкомом, потому что она сразу стала слышать.
– Да как же это? Да что ж это? – запричитала она. – Да я ж свое дело сделала.
– Ни черта не сделала. Выкладывай деньги, старая, а то знаешь… насчет самогона… не больно по головке гладят.
Ходили слухи, что у бабки недавно открылся самогонный завод, но Митька этого наверняка не знал. Вырвалось как-то – а попало в точку.
Бабка засуетилась, замахала руками, потом полезла за пазуху, вынула оттуда грязный засаленный платок, развернула его дрожащими руками и, стараясь, чтоб Митька не увидел, сколько у ней денег, достала две смятые желтые бумажки.
– Вот на, бери. Больше нет. Ей-богу, последние.
Но Митька успел разглядеть и зелененькие бумажки и даже одну или две беленьких.
– Ладно! Знаем, как у тебя нет. Мало ты у нас всех выморочила. Только времени у меня нет. А то б все отдала. В другой раз жди, приду за остатком.
Митька пулей вылетел из бабкиного двора и подоспел как раз в тот момент, когда доктор собрался уходить.
– Корь у них, – сказал он, указывая на девчонок. – Опасного ничего нет. Держать в чистоте надо. За лекарством в больницу приходи. Там тебе все объясню. Ты, я вижу, мальчишка шустрый. А ты, хозяйка, гляди – бабок не зови, а то залечат так, что и не обрадуешься. Слепыми навек оставят. Поняла?
Егоровна кивнула головой. И без этого она бабку не позовет, ну ее.
Платить ей последнее, когда тут без денег лечат.
Митька уплатил вознице и, зажимая в руке выторгованную сдачу, соображал, дать или не дать мамке.
– Спросит ведь, где достал. А скажу – заругает. Лучше оставлю себе – пригодятся.
*
И они пригодились. Рядом с обыкновенными огородными растениями выползли из унавоженной земли кудрявые листочки цветной капусты, за которую – председатель им сказал – можно получить большие деньги.
X. ПОБЕДА НА ВСЕХ ФРОНТАХ
Радость мальчиков омрачалась вечным страхом: а ну, как увидят родные! Пропало все тогда! Тут попадет за все: и за доски, которых до сих пор, по счастью, не хватился Петькин отец, и за семена краденые, и за стекла, неизвестно каким путем раздобытые.
И Петька каждый раз, как начинали хмуриться густые отцовские брови, съеживался и старался удрать из дому куда-нибудь подальше.
Митька, работавший целый день на поле вместе с матерью, только вечером бегал за хлев и любовался вдоволь на пышно разросшийся парник.
А дело уже шло к концу. Лук стоял высокой крепкой стеной, из земли выглядывали красные бока редиски, желтые цветы огурцов сморщились и опали, и на месте их появились маленькие мохнатые, колючие огурчики, а капуста росла крепкая, хорошая.
Еще вначале мальчики подумывали о том, как бы пересадить молодую рассаду на материнские огороды. Но тогда открылась бы вся их тайна и, может-быть, всей затее был бы конец.
И приходилось ходить вокруг парников и зорко глядеть, чтобы чей-нибудь досужий глаз не подсмотрел, а досужий язык не растрезвонил по всей деревне.
Между тем на огородах у матерей еле-еле выполз чахлый лук, да кое-где редкими кусточками стлались по земле вялые листья огурцов.
Так было и по всей деревне, и не раз женщины, собираясь у колодца или у ворот, горестно вздыхали, поглядывая на свои жалкие огороды.
– Беда, Митька, лук поспел, надо скоро снимать, – говорил Петька, – а огурцы еще малы.
Но и огурцы долго не заставили себя ждать. Под жаркими лучами солнца они наливались крепким соком и скоро, почти бок-о-бок, улеглись в жирную землю крепкие зеленые овощи.
Рано утром Петька набрал в большую миску зеленых огурцов, посадил в промежутках ярко-красную редиску, украсил с боков все это зеленым луком и салатом и с бьющимся сердцем понес в избу.
Поставив миску на стол, он шмыгнул из избы и пристроился под окошком поглядеть, что будет.
Вошла мать. Она несла охапку дров для печки – и вдруг…
Дрова полетели на пол, а сама она, упершись взглядом в миску, долго стояла, не сдвигаясь с места.
Потом как девчонка бросилась из избы и понеслась к своему огороду. Там попрежнему, все было жалким и вялым.
Всплеснув руками, она снова помчалась в избу и, бросившись к столу, начала брать одну за другой молодые овощи.
– Эх, мамка! – не выдержав, крикнул в окно Петька. – Что ж ты мне всю постройку испортила.
– Ты ? Это твое ?
– А что ж ты думала, с неба свалилось?
– Да как же ты? Да откуда?
– А вон оттуда, – и Петька махнул рукой по направлению кустов сирени. – Пойдем, мамка, покажу.
Марья Семеновна с неохотой оторвалась от овощей.
За сиреневым кустом стоял парничок, накрытый стеклом, а под стеклом…
– Господи, боже! – крикнула Марья Семеновна. – Чудо какое!
– И никакого чуда, – ответил сияющий Петька. – Это мы с Митькой сварганили.
– С Митькой? Ну-ну?
– Ну, да. Потихоньку от вас.
– Потихоньку? Скажите на милость…
– А как же. Ежели б я хоть слово об этом вымолвил, пошла б руготня.
– Да разве ж я ?…
– Ты-то ничего. А вот батька. Нипочем не позволил бы.
– Ах ты… ах ты, милый мой!
– То-то. Теперь милый.
Марья Семеновна опустилась на колени и принялась разглядывать каждый листочек..
– Добра-то, добра сколько!
– Добра много, – солидно ответил Петька. – Это вот поедим, это на семена пустим, а это продадим.
– Продадим? Да ну тебя. – Марья Семеновна засмеялась. – Продадим! Ишь что сказал!
– А что ж. Это знаешь что?
– Салат? Нет, не салат. Что бы такое?…
– Не знаешь. Цветная капуста это. В городе ее больно любят. В такую рань за ее много дадут.
– Ну, и молодцы! Ну, и умники! – восхищалась Марья Семеновна.
– Теперь и умники. А что бы ты раньше запела?
– А семян где достали? – подозрительно уставилась на Петьку мать.
– Семян ? – Петька замялся. – Ну, уж так и быть, скажу, авось не заругаешь. – Нет, стой, – ты побожись, что не заругаешь.
– Ну, ей-богу.
– Скрал я. У тебя в кладовой.
– У меня? Ах ты, ст… – Марья Семеновна вдруг остановилась. Перед глазами ее встал собственный никудышный огород. – Ах ты, стервец, да что ж ты всего-то не скрал?
Петька, удивленный таким оборотом дела, только рот раскрыл. А мать сказала:
– Сейчас салат пойду приготовлю. Ты отцу молчок. Пусть спервоначалу поест. Ладно?
– Ладно, – ответил Петька.
Отец вернулся к обеду. Петька уселся за стол и, хитро поглядывая на мать, стал следить в то же время за отцом.
Мать, напрасно пытаясь скрыть довольную улыбку, поставила на стол миску, накрытую передником.
– А ну, открой, – обратилась она к отцу.
Потапов сдернул передник и тоже, как давеча мать, удивленно вытаращил глаза. Рука его с передником осталась в воздухе.
Мать засмеялась. Петька хихикнул.
Потапов встал со скамьи, перегнулся, и долго глядел на салат.
– Ну? – наконец выговорил он. – Это что?
– Салат, – пискнул Петька.
– Сам вижу, что салат, а не курица. Не слепой, чать. Что за штука? Откуда?
– Его дело, – сказала мать, подмигивая Петьке.
– Его? Да что ты голову, морочишь? Объясни толком.
Марья Семеновна объяснила. Потапов переводил глаза с Петьки на салат.
– Ай слово какое знаешь? Чудес-то ноне не бывает.
– Какое слово? – осмелев, заговорил Петька. – Не слово, а книга.
– Книга?
– Ну, да. Я книгу почитал, как парники делать, и сделал.
Потапов откинулся назад.
– Парники? Хм!.. Да, вот оно какое дело. А ну, покажь, покажь свою книгу.
Петька выскочил из-за стола.
– Вон она.
– О-го-род-ни-чес-тво, – с трудом прочитал Потапов. – Ну и ну!..
Петька решил итти на приступ.
– Видишь, батька, как по книге все складно выходит. А ты бранился. В школу меня не пускал. Говорил: без ученья вырастешь. А я хоть и плохо учился по твоей милости. – выучился. Книгу почитал и парник сделал. Семена посадил, и выросло.
Потапов переводил взгляд с улыбающегося лица жены на задорное сына, поглядывал на салат и мало-по-малу сам стал улыбаться.
– Значит, по книге?
– По книге.
– Так. А доски где достал? Тоже по книге ?
– Не-ет. В сарае.
– Так. А семена тоже по книге?
Петька ближе придвинулся к матери. Гроза надвигалась.
– У меня он взял, – вмешалась мать: – да жаль, что мало.
– Так. Так. А ну, давай попробуем твое мастерство.
Петька, хотя мать и наложила ему полную тарелку салата, почти не прикасался к нему. Зато отец потребовал вторую порцию и с хрустом разгрызая редиску, улыбался себе в усы.
– Так, так, – сказал он, когда вторая порция была съедена. – Значит, надо и нам, мать, за книгу приняться. Тебе за огородную, мне – насчет поля. А то выходит – сын-то у нас умней родителей стал.
Петька уговорил Марью Семеновну сходить с ним к Митькиной матери.
– Чтоб не очень ругалась, – объяснил он.
– Да чего она ругаться будет, если у Митьки так же уродило?
– Она будет, – убежденно сказал Петька: – она такая.
– Ну, пойдем, коли так.
Женщины разговорились о своих делах, а мальчики пошли к парнику и, выбрав самые крупные овощи, понесли их в дом.
Так же, как и Марья Семеновна и Потапов, Егоровна ахнула, так же всплеснула руками, А после, ничего толком не спрашивая, накинулась на Митьку и, не давая ему и рот раскрыть, ругала его почем зря. Ни Марья Семеновна, ни Петька, ни сам Митька не могли в толк взять, за что она ругается. Да и сама Егоровна, пожалуй, не знала, за что. Ругала, потому что надо ж поругать сына, если он сделал что-то тайком от нее.
Отведя душу, она успокоилась, и Марья Семеновна толково и тихо рассказала ей, как было дело.
– Ну уж, ладно, – сказала наконец Егоровна. – Только в другой раз, коли будешь делать что тайком от матери, – взлупку дам.
Потом она начала жаловаться гостье на свои дела, а мальчики, воспользовавшись этим, взяли корзины и пошли к парникам.
Набрали у Митьки полную корзину, набрали и у Петьки не меньше.
По дороге их останавливали на каждом шагу, дивились, ахали, и скоро по всей деревне прошел диковинный слух.
Набрав вторую корзину, мальчики пошли к кооперативу, а за ними двинулась и деревня.
Там, на прилавке, к которому как мухи к меду прилипли бабы и мужики, мальчики разложили свое добро.
Смирнов, улыбаясь и поблескивая черненькими глазками, поглядывал то на них, то на дивующихся крестьян, а на добро как будто и внимания не обратил.
– Ну, молодцы, зачем пожаловали?
– Долг отдавать, – бойко ответил Петька, а самому стало страшно: а ну, как не хватит. – За стекла.
– Что так скоро?
– Скоро уродило.
– Так. Ну, а у вас, почтенные, как уродило? – обратился Смирнов к бабам.
У мужиков руки полезли к затылкам. Бабьи глаза смущенно забегали по сторонам.
– Да что уж…
– Как же…
– Уродит у нас…
– А может – еще уродит? – сказал Смирнов. – А?
– Ни чорта не уродит. Сейчас одна дрянь из земли прет.
– Мусор.
– А вот у них уродило, – строго сказал Смирнов.
– Видим…
– Глаза во лбу есть.
– Да как же?..
– Какая такая причина?
– А такая причина, что взялись они за ум, хоть и малые еще, да в книгу поглядели, да почитали там, как парники устраивать, да как делать, чтоб овощ хорошо шел.
– Парники?
– Вон што!
– Так-то, почтенные. А к вам агроном приезжал?
– Ну, приезжал.
– А вы его слушать ходили?
– Это как говорится…
– Маловато было нас…
– То-то, что маловато. А теперь поучитесь у мальцов, поучитесь, а особенно бабы, что на огородах спины гнут, десять потов вышибают, пока дрянь всякая не вырастет. Что, хороши огурчики?
Смирнов взял огурец и поднял его высоко, так, чтобы все могли видеть.
– Отборные?
– Что и говорить!
– Хороши огурчики.
– А редис-то, редис!
– Шестьдесят лет живу, такого не видел, – сказал весь заросший сединой крестьянин.
– И еще шестьдесят проживешь, дедушка, если по-старинке ковыряться будешь. Ну, а вы, молодцы? – обратился Смирнов к мальчикам. – Что скажете?
– Так мы насчет долгу. Отдавать пришли.
– Ага! Сейчас узнаю.
Смирнов, сделав строгое лицо, вытащил из-под прилавка огромную книжищу, при виде которой сердца мальчиков екнули.
– Сейчас, сейчас посмотрим.
Смирнов начал переворачивать листы, долго разглядывал что-то на них, а Митька подтолкнул Петьку в бок и тихонько сказал:
– Все отдать надо будет. Гляди, какая книжища.
Наконец, Смирнов оторвался от книги и, посмотрев на мальчиков, серьезно и громко, так, чтобы все слышали, сказал:
– Причитается с вас за забранные в кредит стекла семь рублей восемьдесят пять копеек, но… принимая во внимание то, что вы постарались на улучшение хозяйства и показали этим пример всей деревне… долг этот вам прощается. Ну, – уже весело прибавил Смирнов, – забирайте свое добро и катите домой.
Петька и Митька удивленно, не зная, верить или нет, смотрели во все глаза на Смирнова.
– Где тут мой сынок? – раздался зычный голос в дверях. И Потапов с трудом пробирался к прилавку. – А, вон где ты! Ну что, товарищ председатель, как у него дела ?
– Хорошие дела, Потапов. Молодцы мальчики.
– Так. Значит, по книге?
– По книге, Потапов, по книге. Книга, брат, большое дело. Поучишься малость – а там, гляди, и поумнеешь, – сказал Смирнов. – А слыхал я, что ты своему сыну в школу не даешь ходить.
– Было дело, что греха таить.
– А теперь как? Опять за старое?
– Что вы меня так, товарищ Смирнов, перед всеми? Не то что в школу, в ниверситет погоню. Пойдешь, молодец, а?
– Пойду. Если пустишь, я не то что в ниверситет – в три пойду учиться, – ответил Петька.
– Экой ты шустрый! Ну, пойдем домой, что ли. Дела свои кончил тут?
– Чего торопишься, Потапов? – спросил Смирнов.
– Да… как его… хочу, чтоб книжку мне малость почитал, нет ли там чего насчет картофельного червя. Как есть, подлые, все разъели.