Текст книги "Бурные страсти тихой Виктории (СИ)"

Автор книги: Лариса Кондрашова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

До офиса Павла Даниловича ее подвез Санька, а потом поехал к себе на работу. Вика успела вовремя на встречу с родителем, ничего не разбила, не разлила, ногу не подвернула, из чего можно было заключить, что день начался удачно. Она теперь сама как барометр удачи – по Вике Петровской можно проверять, повезет сегодня или не повезет?

Утром собаке давал корм Санька. Хотя Вике и самой это приятно было бы сделать. Но ради такой гармонии – любимый муж, любимый пес – можно своим желанием и поступиться.

А муж сказал:

– Так он быстрее ко мне привыкнет.

– Сколько раз в день надо кормить собаку? – спросила Вика.

– Не знаю, – признался Санька, – но сегодня непременно куплю какую-нибудь собачью энциклопедию или руководство по уходу за четвероногим другом. Недавно я видел такую книгу.

Он вез жену к офису Павла Хмелькова, то бишь своего тестя, и продолжал ей рассказывать вслух свои мысли:

– Странно, но с появлением Блэка у нас с тобой как бы образовалось хозяйство. До этого просто был дом с участком. А теперь – собака. Живое существо, почти член семьи. Надо разузнать, как доги относятся к детям.

– При чем здесь дети? – удивилась Вика. – Ты имеешь в виду детей наших друзей и знакомых?

– Я думаю, что нам стоит подумать и о собственных, – вдруг сказал Санька.

Вика едва не прослезилась.

– Но твоя мама говорила, что нам стоит подождать…

– А мама сама-то ждала? – сказал Санька. – Я ради интереса заглянул в документы. Оказывается, я родился у отца с матерью через шесть месяцев после свадьбы! Понятно, советы давать легко.

Санька говорил и сам все больше заводился. Во многом он уже стал человеком самостоятельным. Свой дом, своя машина, теперь вот своя собака, а как ему жить в семье, заводить детей, не заводить, решает почему-то его мама!

Вика поняла все это и без объяснений и рассмеялась:

– Давай решим, что делать, в другой обстановке. Вечером я испеку пирог, мы сядем за стол и спокойно все обсудим.

– Хорошо, – нехотя согласился он, словно от времени обсуждения с разрывом в несколько часов зависело, как быстро родится ребенок на свет.

Странно, что раньше он в серьезных делах не признавал никакой спешки, а теперь вот сам заторопился. Да еще так увлекся размышлениями на эту тему, что высадил жену у здания, где работал ее отец, и ничего при этом не сказал, как будто в момент заразился от нее привычной рассеянностью.

Вика расцеловалась с отцом, и он усадил ее в кресло за журнальным столиком, а сам сел напротив.

– Дочь, я перед тобой виноват, – сказал он без всякой преамбулы.

Хмельков всегда начинал разговор прямо по делу, считая, что расспросить человека о его житье-бытье можно и после того, как решены основные вопросы. А то получается, вначале чуть ли не в душу к человеку лезешь, как его дела, семья, а потом сообщаешь что-нибудь этакое, после чего он и о семье забывает.

Точно так же поступала и его старшая дочь. Санька часто пенял ей на это: «Нет у тебя, Витка, никакой дипломатичности. Кто же так, в лоб, сообщает кому-то неприятные вещи?»

– У тебя что-то случилось, папа? – поинтересовалась она.

– Тормоз у тебя отец, как говорите вы, молодые! Я к тому, что всего два дня назад узнал от твоей матери, что ты бросила университет. Считал, что в этом году ты должна получить диплом, и ни о чем не волновался. А вчера стал размышлять: Господи, думаю, да они же еще совсем дети…

– Что ты, папа, мы с ним совершеннолетние. Вон в войну такие, как Санька, говорят, полками командовали.

– Полками! Я говорю не об экстремальной ситуации, а просто о житейской. О чем, скажи на милость, думает твой муж?

– Не завести ли нам ребенка, – улыбнулась Вика.

– Вот именно, дурное дело не хитрое. Ребенка. Вот скажи, как ты будешь воспитывать человека из него, когда сама…

– Не сумела им стать, – подсказала Вика.

– Нет, доченька, я вовсе не собирался тебя обижать. Скажи честно, вам с Александром не хватает денег?

Вика смутилась:

– Папа, ну при чем здесь деньги? Просто так совпало: вначале стала болеть бабушка, и мне приходилось дежурить возле нее в больнице. Потом я стала встречаться с Санькой…

– Но почему ты не позвонила мне, не сказала? Неужели я для матери не нанял бы сиделку?!

– Мы с бабушкой старались тебя по мелочам не беспокоить. Все-таки у тебя была новая семья, маленькая дочь…

– И такое вы считали мелочью! Эх, мама, мама, всегда она боялась кого-нибудь обременить.

– Между прочим, она и меня старалась прогнать. Мол, ей ничего не надо, а ежели что, она и соседок по палате попросит.

Хмельков помолчал, соображая, что его мать умерла почти два года назад.

– Смешно сказать, усовестил меня не кто-нибудь, а пес! Доги вообще относятся с недоверием к постороннему человеку, а твой Блэк к тебе на улице подошел. Собаки чувствуют хороших людей.

– Пап, ну что ты себя ругаешь. Мне даже обидно. Между прочим, я считаю, что ты у меня лучший папа на свете.

– Спасибо, родная, ты всегда была доброй девочкой… Нет, кому сказать: у Хмелькова дочь на рынке реализатором работает!

Вика смутилась, но постаралась не выдать своих эмоций: надо же, вчера почти слово в слово то же самое говорил ей Санька. Неужели обязательно родителям опекать совершеннолетних детей? Этак они сами ничему и не научатся, все будут на свои проблемы чужими глазами смотреть. Говорят, в Америке себе на хлеб зарабатывают даже дети миллионеров.

– Подумаешь, недалеко от меня, между прочим, работает женщина – кандидат наук! И бывший военный… майор.

Она вспомнила нечто, с этим званием связанное, и покраснела. Павел Данилович ее смущение расценил по-своему. Повторил с нажимом:

– И я виноват! И твоя мама виновата. Я ей вчера звонил.

– У мамы тоже Антошка маленький, она и на работу ходит, и семья на ее плечах.

– На плечах… У нее, между прочим, домработница есть. В общем, мы договорились: я взял на себя твое трудоустройство, а мама на днях зайдет, посмотрит, как вы живете, что вам нужно!

– Папа, не надо, Санька обидится. Ты же знаешь нашу маму, она как начнет правду-матку резать…

– Начнет, – согласился отец.

– А Санька у меня хороший муж. И очень гордится, что в нашей семье хозяин. Он ведь до сих пор никогда самостоятельным не был, потому и дорожит этим.

Насчет «дорожит» совсем недавно у нее появились сомнения, но Вика не собиралась говорить о них отцу.

– Моя дорогая! Ты, выходит, не о себе беспокоишься, о муже?

– А он – обо мне. Я думаю, в хорошей семье так и должно быть. Или я не права?

– Согласен. Даже не ожидал, что ты у меня такая рассудительная. Все думал, ты девчонка еще. – Отец пригорюнился, но тут же пришел в себя: – Ладно, раз ты своей жизнью довольна, не будем обижать твоего Саньку. Перезвоню матери, пусть или в его отсутствие к тебе приходит, или при нем помалкивает. Хотя последнее, подозреваю, ей удастся труднее всего.

– И что вы вдруг вскинулись? Я давно привыкла, что вы…

Вика прикусила язык. Несет ее по кочкам! Чуть было не сказала, что давно привыкла к тому, что родители о ней не часто вспоминают.

– Ценю твою деликатность, – усмехнулся отец, – не договорила, что хотела. Но я все равно от тебя не отстану насчет учебы… Подумай, у нас в роду все с высшим образованием, а самая умная, можно сказать, недоучкой остается.

«Самая умная! – с усмешкой подумала Вика. – Знал бы ты, какие я курбеты могу устраивать, усомнился бы в моем уме. У любого бы терпения не хватило. А Санька ничего, привык!.. Или не привык? Может, зря я себя все время успокаивала, а на самом деле семья чуть не рухнула из-за меня?»

– Значит, так, – сказал отец, – пока устрою тебя к себе. Будешь на подхвате. На все про все. Включая технические переводы. Ну и синхронный перевод, когда коллеги-иностранцы приедут. Сможешь?

– Придется поднапрячься, – растерянно протянула Вика. – Все-таки я давно без практики. На оптушке иностранцы редко появлялись. – Это она пошутила.

– Вот, – подхватил отец, – попутно на курсы английского походишь. Для усовершенствования. За счет фирмы… Получать будешь для начала триста баксов.

– Сколько? – испугалась Вика; реализатором у нее только однажды получилось двести. Это был самый удачный месяц. А так, не больше ста пятидесяти.

– Триста, – повторил отец. – Английский язык освоишь, тебе двести долларов прибавят. Университет окончишь, станешь менеджером проекта… В общем, это называется карьерный рост.

– Папа, ты не забыл, на каком я факультете училась? Иностранных языков. Английский язык я освою. Вернее, доосвою. Но вот при чем, скажи, здесь менеджмент?

– Ты же на рынке работала, и небезуспешно. Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло.

– Значит, я буду получать больше Саньки? – задумчиво проговорила Вика. – Это не очень хорошо. Он комплексовать начнет… Папа, а может, ты его вместо меня возьмешь?

– Ты же говорила, у него хорошая работа.

– Я и сама так думала, но теперь оказалось, у него появился недоброжелатель, который… которая…

– Так-так. – Отец заинтересованно посмотрел на Вику, а потом бросил взгляд на часы. – У нас с тобой в запасе еще целых пятнадцать минут. Рассказывай.

– По-моему, – буркнула Вика, – за сутки ты выполнил трехгодичную норму отцовского внимания.

– Слышу материнские нотки, – усмехнулся Павел Данилович.

– Имеешь в виду бабушку?

– А кого же еще? Каюсь, вину искуплю… Однако все равно ты от меня не отвертишься. Выкладывай.

Вике ничего не оставалось делать, как все рассказать. То есть не совсем все, некие подробности насчет Лизаветы она все же опустила.

Глава десятая

Слова дочери заставили Павла Даниловича всерьез обеспокоиться.

– Вот уж не думал, что твой муженек такой легкомысленный…

– Я ничего подобного не говорила, – запротестовала Вика.

– А я догадался. Служебный роман. Умные люди таких вещей избегают… Прости, доча, сорвалось!

– Ничего, я вполне спокойна.

Врет и не краснеет, но отцу вовсе незачем об этом знать.

– Я хотел сказать, что, если кто-то попробует на твоего Саньку, как ты говоришь, наехать, я вам помогу, но, наверное, ты права, ему надо с этой его базы уходить. Потому что в городе ходят слухи… – Он осекся.

– Какие слухи? – сразу напряглась Вика.

– Слухи – они и есть слухи! – нарочито легкомысленно махнул рукой Павел Данилович, но дочь свою не убедил.

– Теперь ты выкладывай, – потребовала она.

– Говорят, на эту базу нацелился Махмуд.

– Кто это?

– Не слышала? Лучше и впредь не слышать.

Вика понимала, что он ей больше ничего не расскажет, но у нее на оптушке был один знакомый парень… Ему двадцать восемь лет, и он – инвалид чеченской войны, но отчего-то Вика всегда относилась к нему как к младшему брату, несмотря на шесть лет разницы между ней и Костиком.

Однако Костика она увидит потом. Ее начальник – теперь уже бывший – разрешал своим работникам приходить на работу к половине десятого. Полчаса хватало, чтобы разложить товар и начать работать. Вика прикинула, что если она сядет на маршрутку, то и не опоздает.

– Я скажу Арнольду, он тебя отвезет, – улыбнулся отец.

– У меня на лице все написано?

– Просто ты – моя дочь, и я только теперь понял, как соскучился по тебе.

– Я тоже скучаю по тебе, папа. Мне бывает так одиноко…

– Александр обижает тебя? – всполошился Хмельков.

– Что ты! За исключением этого случая… с Лизаветой… Нет, я ни разу не пожалела, что вышла за него замуж! И даже после этого случая – тоже.

– Все мы ошибаемся, Витуся. И знаешь, мне не по душе так называемая гордость, когда женщина говорит: «Я не прощу тебе этого никогда!» Одно время в литературе соцреализма был моден такой образ. И никто из писателей не попробовал нам разъяснить, что, прощая, мы сами становимся лучше и чище. Хотя, разумеется, если твоим прощением злоупотребляют… Только не изводи его упреками, если считаешь, что он все осознал.

– Как ты мог такое обо мне подумать! – даже обиделась Вика.

– Умение прощать – это, знаешь ли, искусство.

– Догадываюсь. А Санька – хороший муж, просто он не всегда меня понимает. Наверное, мы – Хмельковы – оригиналы.

– Это точно, – согласился отец. – Ты уверена, что мне не стоит с твоим Санькой поговорить?

– Зачем? Он обидится.

– По-моему, ты чересчур с ним деликатничаешь. Он небось о тебе не подумал… Молчу, молчу… Судя по всему, ты сдаваться не собираешься?

– Вот еще, сдаваться! Ты, кстати, тоже не сдавайся. А то мне показалось…

– Неужели это так заметно? – усмехнулся отец.

– Любящей дочери – заметно…

– Виктория, мне тоже бывает одиноко, но я совсем забыл, что на свете есть родная душа, которая меня поймет… Все-таки что-то тебя беспокоит.

– Вспомнила нашего соседа через два двора. Крутые ребята – уж не знаю за что – отобрали у него дом. Жена вернулась к матери – живут впятером в двухкомнатной квартире, а он… на мусорной машине ездит.

– Ну, говорят, мусорщики очень неплохо получают.

– После того как он был директором автомастерской?

– Что поделаешь, в жизни не всем везет.

– А если и Саньку вот так же из дома начнут выгонять?

– Скажи, я подыщу ему работу. Пусть подождет пару недель. А пока будет поосторожнее… Ты только не забудь на работу выйти.

– Тогда до понедельника?

– До понедельника. Тебя твой Андрей Валентинович отпустит без претензий?

– Поплачет, поплачет, да и отпустит. Где еще он такого супер-продавца найдет?

– Ладно, звезда оптовой торговли. Приходи в офис к девяти часам. Не забудь паспорт и трудовую книжку.

Вика благодаря Арнольду – он вообще как водитель от Бога не боялся уличных пробок и всегда находил самый короткий путь – прибыла на место даже раньше ожидания. Шофер отца домчал ее за пять минут. Так что некоторое время у нее оставалось на то, чтобы найти Костика и поговорить с ним.

Понятное дело, Саньке она об этом рассказывать не собиралась. Во-первых, он стал бы выговаривать, что это дело сугубо семейное, а во-вторых, обиделся бы на то, что Вика считает его неспособным решать собственные проблемы.

Но Вика была уверена, что если в жизни встречается препятствие, с которым ты прежде не сталкивался, то лучше всего в таком случае прибегнуть к помощи специалиста. Может, кто из молодых и учился на собственных ошибках, но Вика в постоянной борьбе с самой собой, вернее, с собственным несовершенством не хотела рисковать еще и в незнакомых вопросах.

На войне Костик был ранен в живот. Как говорил он сам, рана оказалась нехорошей – хотя разве могут быть хорошие раны? – но попал в руки к опытному хирургу, который выбросил часть желудка, после чего Костя почувствовал себя почти здоровым человеком. По крайней мере ел и пил то же, что и другие. Разве когда таблетку приходилось принимать, что военврач ему прописал.

При этом был Костя худым, как говорила Вика, до безобразия.

Наверное, в отместку за то, что государство послало его на войну, где он чуть не погиб, по крайней мере теперь считался инвалидом второй группы, Костя торговал на оптушке пиротехникой, далеко не всегда лицензированной и безопасной. То есть на виду у него лежали фейерверки почти игрушечные, но интересующимся он продавал такое, о чем можно было только догадываться. Иными словами, пиротехнику военного направления.

Костика, как и его напарника, Вика уважала, потому что это были спокойные, уравновешенные мужчины, вполне понимавшие всю меру ответственности за нелегальную часть своего бизнеса, и «гусарствовали» они при этом так, самую малость.

– Не вижу ничего странного в этом, – говаривал Константин. – Меня испортил экстрим войны, потому и теперь я не могу, например, продавать белье или колготки.

– А если тебя поймают? – спрашивала Вика.

– Посадят, – философски пожимал плечами Костик. – Разве не про таких, как я, говорят: кто не рискует, тот в тюрьме не сидит?!

Помогал ему в бизнесе бывший сослуживец со своим автомобилем, в заднем сиденье которого был вмонтирован ящик, где продаваемая пиротехника хранилась. То есть та, которой на прилавке не было.

Вот Костю сейчас и разыскивала Вика. Впрочем, «разыскивала» – слишком громко сказано, она его сразу нашла и позвала за собой в один хитрый уголок, между металлическими контейнерами, прямо из которых армяне торговали своей обувью.

– Поговорить надо.

– Ходят слухи, что Майор… – начал было Константин, но Вика его перебила:

– Ну его, этого Майора, у меня дела поважнее… Так что к тебе два вопроса.

– Целых два? – улыбнулся Костик. – Ну задавай.

– Во-первых, ты знаешь, кто такой Махмуд?

– Если бы челюсть у меня была вставная, она бы от твоего вопроса выпала. Знаю, конечно. Но вот почему ты им интересуешься?

– Понимаешь, мой муж работает на лесоторговой базе…

– Все понятно, можешь не продолжать. Скажи ему, пусть срочно увольняется. Лучше пусть дома посидит, если работу сразу не найдет, дешевле будет.

– Понятно, – протянула Вика и поспешно проговорила, видя, что Костик переминается с ноги на ногу, явно куда-то торопится: – Знаешь, у меня дома совершенно никакого оружия нет. Даже кухонный нож вот такой маленький, им и не защитишься.

– Хорошо сказала, – похвалил Костик. – О защите должен думать каждый гражданин нашей криминальной державы.

– Костик, я серьезно, ты не поможешь мне достать какое-нибудь оружие?

– Петровская, как говорят в Одессе, я с вас смеюсь. Если Константин когда-то воевал, значит, он должен непременно оружием торговать?

– Костик! Я хочу купить у тебя что-нибудь такое, не оружие в традиционном смысле, а… хотя бы то, чем можно пошуметь. В случае чего, как бы подать сигнал SOS… Знаешь, Санька такой забор сделал, что, войди во двор кто-то посторонний, сможет делать с нами что хочет. Никто не заметит и не услышит…

– Может, ракетницу?

– Нет, еще проще.

– Тогда могу посоветовать китайский фейерверк. Шума от него столько, все соседи сбегутся.

– Костик, если ты будешь надо мной смеяться…

– Мне странны, девочка, твои вопросы. Я бы еще понял, если бы ты жила одна где-нибудь на опушке леса. Но у тебя есть муж. Это он должен думать о твоей защите!

Константин проникся к Вике особым доверием, когда в прошлом году на его дне рождения в шашлычной – он пригласил нескольких «коллег» и ее с Катей – Виктория привычно декламировала Высоцкого, чем вызвала нешуточный восторг «оружейника»: «Как ты можешь все это наизусть помнить?!»

Он посмотрел на неулыбчивое Викино лицо и спросил:

– Тебе кто-нибудь угрожает? Ты только скажи.

– Пока – никто, но все может быть… У мужа на работе неприятности, а он в армии не служил.

Можно подумать, Вика служила!

Хотя служба в армии была здесь ни при чем, у Кости имелось на этот счет свое мнение: все, кто не служил, – слизняки и подонки. Такую его категоричность Вика объясняла тем, что у Константина нет части желудка, и от этого он по характеру как бы язвенник. Но на всякий случай она добавила:

– У Саньки после перелома нога неправильно срослась, вот его и забраковали. Он прихрамывает, но почти незаметно.

– А, ну тогда ежу понятно, – сразу помягчел Костик. – А что у него, у мужика твоего, все так серьезно?

– Трудно сказать, – призналась ему Вика, – но, понимаешь, интуиция у меня…

– Интуиция – великая вещь, – согласился Костик.

Вика и сама не знала, чего она так волнуется. Но после слов Саньки о том, какую пакость может устроить ему Лизавета, где-то внутри у нее поселился червячок беспокойства, который рос даже не с каждым днем, а с каждым часом.

Она вспомнила рассказ мужа, как у него на работе расправились с парнем, у которого на складе обнаружилась большая недостача, и ей вовсе стало плохо. А что, если и к Вике с Санькой придут домой рэкетиры и станут требовать, чтобы он заплатил за пропавший вагон?

Странно, вагон еще не пропал, а она будто наяву увидела, как состав увозит его вместо Ачинска в Качинск. Всего одна лишняя буква – и у человека сломана судьба…

Ее муж, он ведь такой… неспортивный, что ли… То есть он быстро бегает и может носить на руках ее, Вику, но выстоять против мордоворотов, какими их показывают в боевиках, он попросту не сумеет.

– Хорошо, есть у меня один фейерверк… достаточно серьезный, – сказал между тем Костик, наблюдая за мучениями, отражавшимися на Викином лице. – Но вот сможешь ли ты соблюдать все правила безопасности? А то еще покалечишься ненароком.

– Конечно, смогу, – горячо сказала Вика. – Знаешь, я какая дисциплинированная.

– Боязно мне что-то, – задумчиво проговорил Константин. – А с другой стороны, неужели твой муж ракету запустить не сможет?.. Ладно, я еще подумаю. Ты сегодня работаешь?

– Вообще-то я увольняюсь, другую работу предложили, но, наверное, шеф жену пришлет, чтобы приняла все, как положено. Так что до вечера я вряд ли уйду.

– Ладно, я тебя найду и принесу.

– Сколько с меня?

– Пара сотен – это не слишком для тебя напряжно?

– Не слишком, – улыбнулась Вика.

Хозяин тоже появился с утра, так что Вике не пришлось ему звонить и объясняться по телефону. Сказала как есть:

– Мне отец работу предложил.

– Сегодня еще поработаешь?

– Сегодня – обязательно, но, может, Марина Сергеевна потихоньку бы принимала у меня склад?

– Я ее пришлю, – кивнул хозяин. – Но ты же всухую не уйдешь?

– Само собой, – бодро ответила Вика, радуясь, что все складывается у нее так удачно; она приготовилась к тому, что шеф будет возмущаться, что не предупредила его заранее.

А он как раз обернулся уходя и сказал:

– Я давно этого ждал. Не твое это место, Виктория. Мне торговать приходится, а ты здесь торчишь из-за лени.

Вика хотела обидеться, почему из-за лени, разве она плохо работала? Но тот пояснил:

– Небось отец условие поставил, чтобы институт окончила?

– А откуда вы знаете?

– Я бы на его месте так и сделал.

Вика растрогалась. Она ожидала хотя бы некоторого сопротивления со стороны хозяина, а он отнесся с таким пониманием… Вика распахнула объятия и бросилась шефу на грудь.

Но она не учла, что Петя – их грузчик – уже привез со склада ящики с товаром и поставил у входа в секцию. И теперь эти ящики загораживали не только вход в нее, но и выход. Словом, она решила от чувств обнять своего работодателя, споткнулась о ящики, упала прямо на него, сбила с ног, так что он тоже упал, но уже в соседнюю секцию, где Катя свои товары только что расставила, снес весь ее прилавок…

– Мамочки, – свистящим шепотом сказала Катя, – что это было? Землетрясение?

– Всего лишь изъявление благодарности, – пробормотал Викин шеф, поднимая лицо от стопки кружевных трусиков.

На восстановление порушенного у них троих ушло не меньше получаса.

К счастью, успели до прихода жены хозяина, Марины Сергеевны, которая славилась ревностью Отелло и могла бы не так расценить позу, которую Вика занимала совсем недавно, лежа на упавшем шефе.

– За трудовой книжкой можешь зайти завтра, – сказал он, предусмотрительно отойдя от Виктории шага на три.

– Что значит зайти? Я приду, поработаю, и вы сами сказали, надо обмыть уход.

Андрей Валентинович согласно кивнул, но посмотрел на Вику с каким-то новым интересом.

– Ну, Петровская, у тебя и темперамент. Я даже не ожидал. Мне всегда казалось, что ты скорее флегматик…

Вот Санька бы посмеялся: флегматик! Он порой утверждал, что таких психотипов, как у Вики, на свете вообще нет… Все консерваторы категоричны.

– Опять ты сначала делаешь что-то, а потом думаешь, вот оттого и людям рядом с тобой находиться опасно. Если у них, конечно, реакция слабовата.

– У тебя реакция не слабая, – огрызнулась бы Вика.

Санька и не стал бы спорить.

– Благодаря любимой жене я получил такую дрессуру! Я теперь ловлю вещи, которые падают со столов, прежде чем они достигают пола. Директор говорит, у меня талант, а я ему: «Вы не знаете талантов моей жены…»

Но зачем вспоминать о грустном?