Текст книги "Бурные страсти тихой Виктории (СИ)"
Автор книги: Лариса Кондрашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Глава двадцать вторая
Они уснули, обнявшись, на паласе в гостиной.
Если между ними и произошла разборка, то это была самая странная разборка из всех, которые случаются между супругами.
Санька раздраженно обошел ее, от растерянности столбом стоявшую, и скрылся в своей комнате. Вика ощущала себя потерянной оттого, что все получилось не так, как она хотела. Самое смешное, что она чувствовала себя виноватой. Как будто ударила ногой лежачего.
Оставить все как есть? Разве не этого она добивалась? Уйти к себе в комнату и привычно закрыться, и пусть он делает, что хочет. Но поступить так тоже не получалось.
Она зашла в гостиную и увидела, что Санька сидит на паласе, обхватив колени, и смотрит в одну точку.
Вика осторожно присела рядом. Господи, как трудно говорить неприятные вещи человеку, которого совсем недавно вообще берегла от всяческих нервных потрясений.
– Саш, – сказала Вика, – я думала, что у меня получится. Ну, не обращать внимания. Делать вид, будто ничего не происходит. Понимаешь? Многие так живут и ничего. Но у меня не получается. Наверное, я слишком тебя любила…
– Любила, – повторил он. – Уже в прошедшем времени.
– Может, и теперь еще люблю, – вздохнула она. – Но смириться не могу. Наверное, я просто эгоистка. Ты ведь не моя собственность, и глупо требовать, чтобы ты принадлежал только мне.
– А я хотел бы принадлежать только тебе, но у меня тоже ничего не получается. Происходит какой-то дурной гипноз. Умом понимаю, что нельзя этого делать, а веду себя как кролик перед удавом. Тот, что пищит, но лезет!
Он обнял ее за плечи, но без каких-то там намерений, а просто по-дружески, как обнимают близкого человека.
– Между прочим, я тебя понимаю. Я и сам… Когда позавчера ты где-то задержалась, я чего только не передумал, и когда представил, что ты в это время с кем-то другим, чувствовал, что зверею… И напрасно твердил: посмотри на себя, какое ты имеешь право девочку подозревать… Но и вправду ощущал какое-то первобытное чувство собственника.
– На самом деле мы встретились на кладбище, как ни странно это звучит. Я ходила на могилу к бабушке, а он… Леонид сидел возле могилы отчима, у которого в тот день была годовщина смерти. И когда он предложил меня подвезти, я не отказалась. По дороге мы заехали в садик за его сыном, а потом он помог мне открыть калитку. Я ведь и звонила, и стучала, а ты не открывал.
– А я так нажрался. Сидел с ружьем и думал, это у меня в голове звенит.
– Я ни в чем перед тобой не виновата.
– Я знаю.
– Может, давай поедим?
– Давай, – согласился он. – Ты заметила, что после того как позлишься, аппетит прямо-таки зверский?
– Заметила.
Они поели и выпили. С какой-то особой грустью неизбежности расставания. Даже в этом они были похожи, в своей реакции. Как глупо, что ничего нельзя поделать! То есть можно было бы на этой волне потребовать у Саньки слово, что он никогда больше себе такого не позволит. И он слово даст. И его нарушит. И в конце концов возненавидит Вику за то, что она заставляет его постоянно чувствовать себя клятвопреступником.
Ничего нельзя поделать.
Наверное, какой-нибудь психолог сказал бы: можно и нужно! И предложил бы кучу рецептов, а они оба вдруг в одночасье решили, что должны расстаться, и тут же смирились с этим.
Дураки! Какие дураки!
Но для начала супруги пошли на кухню, поели борща и курицу, а потом, прихватив бутылку вина и вазочку с шоколадными конфетами, устроились на паласе. Санька поставил диск со своим любимым Джо Дассеном, а Вика сняла диванные подушки, чтобы удобнее было полулежать и мирно беседовать под негромкую музыку.
– Ты решила восстановиться в университете? – спросил Вику муж.
– Решила. А ты откуда знаешь?
– Догадался, не маленький. Я думаю, давно пора… Как все совпало: ты будешь учиться, я – заниматься карьерой.
– В чем тебе поможет та женщина?
Он пожал плечами:
– Она так влюбилась в меня, даже жалко. После той пощечины она стояла передо мной на коленях, прощения просила… Я не люблю ее, но и бросить сейчас… прости, но не смогу… Уже со следующей недели я стану заместителем генерального директора фирмы. Как тебе такой расклад?
– «Каждый выбирает для себя женщину, религию, дорогу», – продекламировала Вика.
– Насколько я знаю, это не Высоцкий, – заметил Александр.
– Ты прав, это Левитанский. Я и не заметила, как перестала цитировать Владимира Семеновича.
– Взрослеешь. У тебя отпадает необходимость пользоваться высказываниями других людей. Своим мыслям тесно? Не обижайся, я шучу.
– А я и не обижаюсь. Что-то у меня голова кружится. – Вика положила голову на подушку.
– Может, это у тебя переоценка ценностей так бурно проходит… Черт, все пытаюсь представить себе, что мы станем друг для друга чужими людьми, и никак не получается.
Александр прилег рядом и сказал ей в самое ухо:
– Может, давай… в последний раз?
– Не надо, – качнула головой Вика, – тогда наше решение будет и вовсе трудно выполнить… Слушай, а как же твоя… пассия соглашалась на мое существование?
– Она соглашалась на все, только чтобы иметь возможность хоть редко со мной встречаться. Завтра я скажу, что перехожу к ней жить, она умрет от счастья.
– Думаешь, она согласится на твои другие связи?
В голосе Александра прозвучали хвастливые нотки.
– Согласится, куда она денется!
С одной стороны, Вику задело то, что Александр в конце концов так легко решил с ней расстаться, а с другой – обрадовало, что произошло это неприятное событие без шума и кровопролития.
Ночью пошел дождь, и на полу стало прохладно, но Александр принес из спальни теплый плед, и они опять заснули и спали не просыпаясь до самого утра.
А утром они, пока еще супруги, завтракали на кухне. Александр попросил:
– Помоги мне собраться, ладно?
– Как будто ты всего на пару дней уезжаешь, – с горечью заметила Вика.
Зачем тогда нужно было упираться, хвататься за ружье?
– Боязно мне было, – ответил он на ее молчаливый вопрос, – жить с кем-то без любви, по расчету. Если бы не наше расставание, сам бы я на такое не решился, а так… Словно судьба меня в этом направлении подталкивает. У нас все еще не принято торговать своей внешностью. То есть это, конечно, делается в сфере шоу-бизнеса, но в сфере производства… – Он невесело посмеялся. – Ладно, будем считать, что я – фотомодель. Бывают же мужчины-фотомодели? Фотомодель, которая пошла – или пошел? – работать на производство. Одна надежда, что и в голове у меня кое-что есть для того, чтобы делать успехи не только с помощью одного места.
Слышал бы кто, о чем говорит Виктория, расставаясь с мужем! На позицию девушка провожала бойца. Невидимого фронта. Отдавала в чужие руки своего первого и единственного мужчину.
Вещей получилось две большие дорожные сумки плюс пакет с дубленкой.
– Вика, – сказал Санька, оттащив вещи в машину, – а ты не будешь возражать, если машина пока останется у меня?
– Я не буду возражать, если машина вообще останется у тебя. А вот как быть с холодильником, телевизором…
– Остальные вещи пусть будут твоими. У Инессы дом под завязку забит всякой импортной техникой… Но насколько мне в нашем доме легче дышалось… – Он смутился от собственной откровенности и расцеловался с Викой. – Прощай, Тростинка, не поминай лихом своего непутевого мужа.
Он ушел, и Виктория осталась одна. С Блэком.
Информатику Виктория сдала. И получила новый студенческий билет.
– К первому сентября будьте готовы! – сказали ей в секретариате университета.
– Всегда готова! – отозвалась она.
И вышла на работу к Герману Семеновичу.
Примерно через месяц он вызвал Вику к себе и заговорил о ее намерении уйти с работы.
– Виктория, ты будешь учиться на дневном отделении, я знаю, но, может, ты сумеешь совмещать работу с учебой? Отец говорит, что ты всегда училась на пятерки. Да и я вижу, что голова у тебя светлая. Пусть твоя трудовая книжка у меня лежит, и стану я тебе платить за человеко-часы, как в старые добрые времена. Конечно, получится гораздо меньше, чем за полный рабочий день, но для простого студента деньги более чем достаточные. Согласна?
– Согласна, – кивнула Виктория. Она уже выходила из кабинета, но в дверях немного помедлила. – Скажите, Герман Степанович, а почему вы предлагаете мне такие хорошие условия? Из-за папы или…
– Или, – улыбнулся тот, – уж не знаю, что в тебе за магнетизм присутствует, но при тебе мы с англичанами три сделки обговаривали и все три прошли как по маслу. Получается, ты у нас как талисман. Легкая рука у тебя, девочка. Такое не купишь.
Она удивилась. Разве может быть так, чтобы человек по природе невезучий был для кого-то талисманом?
Вика вдруг вспомнила слова Леонида, что ее мелкие неприятности лишь плата за большое везение. За везение для других? Потому что сама для себя она ничего хорошего не ждала. Один раз ей повезло: вышла замуж за любимого человека, но и это оказалось пустым номером. Муж от нее ушел и живет сейчас с другой женщиной, которая заранее простила ему все, чего не захотела прощать Виктория.
За исключением этого разговора со своим новым начальником в жизни Виктории не происходило ничего хорошего. Или проще сказать, вообще ничего не происходило.
Она удивилась той легкости, с какой отпустила от себя Саньку, но оказалось, что ее удивление напрасно. Легкости не было, а с каждым днем становилось все хуже и хуже. На нее наваливалась не просто тоска – черная меланхолия.
Почувствовав, что с их отпрыском творится неладное, к Виктории зачастили и отец, и мать. Они притаскивали Вике сладости, дорогущие билеты на какие-то концерты, гастроли известных артистов – она исправно ходила на эти концерты. Сидела в зале и внешне реагировала на выступления звезд так же, как и остальные зрители, но в душе ее было пусто и холодно.
Чтобы отбиваться от опеки близких родственников, она цепляла на лицо дежурную улыбку, а в случае необходимости и бурную радость, но стоило им покинуть ее дом, как Виктория погружалась в привычное состояние отрешенности от мира и нежелания наслаждаться его радостями.
Как ни странно, самое благотворное влияние на нее оказывали вовсе не выходы в свет, а тихие прогулки с Блэком по пустому утреннему парку – наверное, у обоих было похожее состояние. По крайней мере Вика объясняла себе нежелание собаки бегать по парку подобно другим собакам, а вот так, не спеша прогуливаться по ее аллеям, время от времени касаясь руки хозяйки и ожидая от нее легкой ласки.
Она отвечала на его беспокойство:
– Я никогда не выгоню тебя, Блэк, слышишь, никогда!
А по вечерам они вдвоем сидели на крыльце – вернее, Блэк лежал у ее ног – и молча прислушивались: Виктория – к себе, пес – к звукам за калиткой. Она – тщетно ожидая всплеска, отзвука, пробуждения, он – неприятностей, которые может доставить этот непонятный коварный мир, который может ворваться в их жизнь снаружи.
В один из дней ее посетили супруги Стрельниковы, и с их приходом в Викиной жизни будто наметился просвет.
Ольга, как всегда, тарахтела – впрочем, особенно Вике не навязываясь. А Гоша больше помалкивал, но иногда Вика ловила на себе его внимательный взгляд.
– Чем ты занимаешься в свободное время? – спросила Ольга.
– Телевизор смотрю, – пожала плечами Вика.
– Вот еще, телевизор! От тоски он вылечить не может.
– Да с чего ты взяла про тоску-то? Я прекрасно себя чувствую.
– Оно и видно! Вот что, подружка! Тебе нужно придумать себе какое-нибудь хобби! Например, шить или вязать. В универе ты же как-то шаржи на наших преподов рисовала. И на Леопольда, помнишь? Весь курс покатывался. Правда, Гош, ты бы видел! У Витуськи куча всяких способностей, которые ей почему-то некогда реализовывать.
– Да знаю я, – смеясь, отмахнулся Гоша от непоседы жены, – ты что, забыла – мы с Викой в одном классе учились. Она всегда что-то для учителей рисовала, но в художественное училище пойти не захотела.
– Просто я понимала, что моих скромных способностей маловато для того, чтобы стать настоящим художником.
– Но достаточно для того, чтобы стать настоящим полиглотом? Оля сказала, ты все же решила университет окончить?
– Пока более-менее освоила только английский язык. Второй у меня – немецкий, – тут я в свое время дела подзапустила, придется наверстывать.
– Гошик, я скажу Вике? – Сунулась к нему под руку Ольга; она не могла терпеть, чтобы старые друзья говорили о чем-то без ее активного вмешательства.
– Ну, скажи, – согласился он.
– Так вот, Виктория, признаюсь тебе первой – Гоша не считается. У меня будет ребенок!
– Правда, Олька? Ой, как я рада! – Виктория стала ее целовать и вдруг разрыдалась.
Подруга испугалась и принялась ее утешать:
– Ты что, Витуська, тоже хочешь ребеночка? Подумаешь, не найдешь, от кого родить? Глупышка! Если хочешь знать, я и не очень хотела. И когда узнала, что залетела, сначала даже расстроилась. Как бы не пришлось бросать университет, но Гоша сказал, что он лучше еще одну работу себе возьмет, но нас с малышом обеспечит. И мама с папой тоже обещали подключиться.
Потом Вика развеселилась и до самого конца вечера охотно смеялась шуткам и анекдотам Гоши, так что окончательно усыпила их беспокойство. Но когда они ушли, почувствовала облегчение. Створки раковины, в которую она влезла, опять захлопнулись.
Глава двадцать третья
Поскольку будущее Виктории в части материальной внезапно оказалось вполне обеспеченным, она купила себе на кухню маленький телевизор и теперь занималась своими делами, поглядывая в него.
Из тоски она все же стала выбираться, потому что по натуре вовсе не была ни нытиком, ни меланхоликом, к тому же поняла: кроме нее самой, никто ее из омута тоски не вытащит.
Отыскалось для этого и хобби: она стала делать… кукол! Небольших художественных способностей, которые у нее имелись, вполне для этого хватило. Труд лечит, это она испытала на себе. Особенно труд творческий.
Вот и этим вечером Виктория наскоро поужинала и теперь заканчивала мастерить смешного человечка во фраке с прищуренным левым глазом и в залихватски надвинутом на лоб цилиндре. Она назвала его Бобби.
– «…Кровавая драма произошла сегодня на обычной тихой улочке нашего города, Затонной, номер дома восемнадцать».
Вика подняла голову и стала смотреть. Улица Затонная располагалась всего в двух кварталах от ее дома.
– В особняк известного бизнесмена города Леонида Одинцова в отсутствие хозяина ворвались бандиты. Они убили домработницу, которая, по-видимому, пыталась оказать им сопротивление, и похитили трехлетнего сына Одинцова.
Камера съемочной группы телевидения показала высокий забор с камерами слежения у высоких ворот и огромный особняк, больше похожий на феодальный замок Средневековья.
Виктория, всякий раз проходя мимо замка, удивлялась про себя – кому понадобилось такое огромное, нелепое здание? Наверное, в нем легко бы разместился не один десяток семей, а для того, чтобы его убрать, небось требуется целый штат прислуги.
Леонид Одинцов… Что-то знакомая фамилия… Вспомнила! Это же он четыре года назад женился на ее однокурснице Марине. Самодовольной красавице, которая предпочла еще более богатого иностранца и мужу, и маленькому сыну…
«Леонид!» – вспомнила Вика своего нового знакомого. Кажется, совсем недавно он давал ей свою визитку, которую она куда-то сунула, даже не взглянув на нее. О, в тот момент голова ее была занята куда более серьезными личными проблемами, чем фамилия малоизвестного ей человека.
Так и есть. В состоянии едва ли не шока от выходки мужа со стрельбой и его последующими откровениями она машинально положила визитку Леонида в свою сумочку.
Вика достала кусочек белого с золотом картона. Леонид Одинцов! Это он, оказывается, живет в том самом доме. И это его бросила ветреная Марина. Но тогда… тогда украли этого хорошенького смышленого мальчишку, который предлагал ей побыть его мамой, пока у нее не появятся собственные дети!
Еще не понимая, что делает, Виктория стала лихорадочно одеваться. Во что именно, не раздумывала. Схватила первое, что попалось под руку: белую юбку, футболку и босоножки на невысоком каблуке.
Вика еще не знала, что будет делать. Пройдется до одинцовского дома и посмотрит, что к чему. Отчего-то она убедила себя, будто, случись с ней что-нибудь такое, о чем на весь свет стало бы кричать телевидение, он тоже попытался бы ей помочь.
«Растащило меня! – тщетно убеждала себя Вика. – Помощница нашлась! Что я смогу сделать? Только путаться под ногами. Небось у него полный дом профессионалов, которые разработали операцию по спасению маленького Андрея. И ведут переговоры с киднепперами или прослушивают все телефонные звонки, – в боевиках это все подробно показывали. В таких делах не место простым зевакам!»
Говорила себе это и продолжала одеваться. Подумала было взять с собой Блэка – он полностью выздоровел и вопросительно смотрел, как хозяйка закрывает дом.
– Стереги нашу недвижимость, – сказала ему Вика. – Скорее всего я туда и обратно, только взгляну.
Она представляла себе улицу, заставленную машинами с мигалками, киношников с камерами и кучу зевак. Но никаких мигалок не было, ворота дома были наглухо закрыты. Лишь метрах в десяти от забора стояли микроавтобус с надписью «Телевидение» и рядом с ним две легковые иномарки.
Ждут событий, поняла Вика, а они в ближайшее время могут и не произойти.
Но раз уж она здесь… Вика подошла к домофону у калитки и нажала кнопку. И тут же почувствовала за спиной какое-то движение. В раскрытое окно одной из машин выглянул объектив кинокамеры. Киношники снимали ее на всякий случай.
– Чего надо? – откликнулся чей-то равнодушный голос.
– Леня! – закричала она, словно около динамика сидели совсем уж глухие. – Откройте, это я, Виктория!
Хлопнули дверцы сразу в двух машинах. Корреспонденты решили, что она – не случайная посетительница. Вика вовсе не хотела отвечать ни на чьи вопросы, тем более что и отвечать ей было нечего.
Но, к счастью, щелкнул замок, калитка автоматически открылась, и Вика поспешно шмыгнула в нее, захлопывая за собой.
Теперь Вика ждала, что во дворе будет уйма народу. По крайней мере хоть пара охранников в камуфляже, но и двор был пуст.
Она беспомощно огляделась: и вправду никого. Но кто-то же открыл ей калитку! Надо идти, раз пришла.
Вика поднялась по широким мраморным ступеням, толкнула от себя дверь и вошла в огромный холл. Опять никого. Прямо заколдованный дворец какой-то. Холодный, официозный, нигде ни одной пылинки, брошенного платка, раскрытой книги… Да живет ли здесь кто-нибудь!
– Ау, люди! – жалобно пискнула она.
– Заходите, Виктория!
Она подняла голову: наверху тоже мраморной лестницы, но гораздо более узкой, ведущей на второй этаж, стоял Леонид.
– Здравствуйте, – медленно проговорила Вика, вглядываясь в него.
Вот что интересно, когда он сбил Блэка, а потом таскал его на руках и когда лез через забор, чтобы открыть Вике калитку, он вовсе не походил на того человека, который стоял перед ней сейчас. Почерневший, осунувшийся, с какими-то погасшими глазами. Но тем не менее он пытался ей улыбнуться.
Виктория украдкой облегченно вздохнула: хуже нет в такие минуты быть для человека обузой. Ведь недаром же ни во дворе, ни в доме никого нет. Леонид нарочно захотел остаться один.
– А я, наверное, не поздоровался? Здравствуйте, Виктория. Вы уже слышали?..
– Только что, по телевизору сказали. Я подумала, что, может, вам нужна моя помощь… Глупо, да? Но когда я вблизи посмотрела на ваш замок, когда вошла в него, я поняла, что человеку, который это построил, вряд ли может понадобиться помощь от такой женщины, как я.
– А какая вы женщина?
Он наконец спустился и поцеловал ей руку. Как можно жить в таком… в такой каменной гробнице! Он же не фараон. Как здесь неприветливо и одиноко…
– Наверное, не слишком умелая и знающая.
– И тем не менее однажды вы уже спасли мне жизнь.
– Которую вы чуть не отдали за меня, – добавила Вика.
Они посмотрели друг на друга, и в глазах Леонида Вика увидела надежду. Как будто ее приход и вправду мог ему помочь.
– Они уже звонили? – спросила она.
Он не стал переспрашивать и уточнять, кто такие «они». Сказал просто:
– Звонили. Стали угрожать, что я поплачусь за то, что вызвал милицию. Вы не поверите, я, как испуганный школьник, стал лепетать, что звонил не я, а кухарка, которая пришла с базара и увидела мертвую Оксану Васильевну. Бедная женщина! Она так любила Андрюшу. Наверное, бросилась на его защиту.
– И чего они хотят?
– Сто тысяч долларов.
У Вики даже дыхание перехватило. Когда с такими деньгами не сталкиваешься, забываешь, что у кого-то они могут быть. Это сколько же в рублях? Почти три миллиона. Вика все же не удержалась, спросила:
– А у вас они есть?
– Пытаюсь собрать у знакомых. Сейчас кинул клич: не купит ли кто из моих коллег этот дом? Он стоит раз в пять больше этой суммы, но я бы отдал его за сто тысяч.
Мама дорогая! Этот дом стоит полмиллиона долларов?! Что здесь делает Виктория, для которой и полторы тысячи баксов – огромная сумма, на которую она вполне может прожить целый год! Человек, который ворочает такими суммами, может спокойно нанять армию, ОМОН, ФСБ и кого там еще? И уж тем более не нуждается в поддержке бедной студентки.
– Значит, у вас работа идет полным ходом, – промямлила она. – Тогда я пошла?
– Подождите. – Он взял ее за руку. – Я ждал вас.
– Вы – меня? Но почему?
– Потому что в праздники к человеку приходят те, кто хочет с ним повеселиться, а в горе – только женщина с таким обнадеживающим именем, как ваше. Вы пришли и не побоялись, что рядом со мной окажется любящая и горюющая жена?
– Я училась с Мариной в одной группе.
– Но я вас не помню. Вы не были ни на свадьбе, ни на одном из семейных праздников.
– Конечно, мы ведь с Мариной не дружили. Мы с ней слишком разные. Впрочем, это сейчас не важно. И вообще, я только двадцать минут назад, когда прочла вашу визитку, поняла, что вы – это вы.
Где-то поблизости зазвонил телефон. Леонид взял трубку и включил громкую связь.
Он давал понять, что не имеет от нее никаких тайн.
– Леня, ты и вправду решил продать свой замок? – услышала Виктория чей-то мощный густой бас. – Ребята говорят, за стольник. Ну, это смешно. Я не могу наживаться на чужой беде… так явно… Прости, братан, тебе сейчас не до шуток. Могу дать тебе двести. Сто – сейчас, а еще сто – через месяц.
– Я согласен.
– Вот и ладушки. Тогда встречный вопрос: когда можно будет въехать?
– Завтра. Сегодня я должен побыть здесь.
– Понимаю. Неужели все так серьезно?
– Серьезнее некуда.
– Деньги я приготовлю. Через час можешь забрать. Удачи тебе! Моя кобра обрадуется! Она твоему домику прямо-таки обзавидовалась. Ну, бывай!
– Бывай.
Вика онемела от возмущения:
– Как он может! У вас горе, а он… «Когда въехать»! – Она передразнила говорившего.
– Он меня выручает. До сего момента я обзвонил уже пятерых – никто не смог ничего пообещать, а Виталик вон через час деньги отдаст.
– Где же вы с сыном жить будете?
– Я молю Бога только об одном: чтобы с ним ничего не случилось! А жить… Пока поживем в гостинице.
– Вы сегодня ели что-нибудь?
– Не знаю. Кажется, не ел.
– Давайте я вам чего-нибудь приготовлю.
– Спасибо, не надо. Мне в горло сейчас ничего не полезет. Знаете, его будто сковало. Даже дышать трудно…
Они помолчали. Странно, что Одинцов ничуть не удивился приходу Виктории. И она сама неизвестно почему к нему примчалась. Жил же он до нее много лет, справлялся со своими проблемами, а теперь Виктория вдруг вообразила себя спасительницей человечества…
Телефон зазвонил снова. Леонид торопливо схватил трубку, не выключая громкую связь, и Вика услышала другой голос. Какой-то булькающий. Наверное, нарочно его искажали.
– Мы проверили, ты и вправду в милицию не звонил, – сказал кто-то. – Тот, кто убил твою домработницу и привлек внимание ментов, уже получил свое. Деньги собрал?
– Через час они будут у меня. Что с моим сыном?
– Жив-здоров, не волнуйся.
– Я хочу его слышать!
– Можешь. Пацан, скажи что-нибудь папе.
– Папа! Папочка!
– Хватит с тебя, а то малец раскричится, придется ему лишний укол делать.
– Вы его чем-то колете? – ужаснулся Леонид.
– Не бойся, за пару раз наркоманом не станет.
Послышались частые гудки. Леонид еще некоторое время подержал трубку, а потом медленно положил ее на рычаг. Сказал, будто ни к кому не обращаясь:
– Если с Андреем что-нибудь случится, я найду их и убью!
Он сказал это спокойно, без пафоса, и Вика поняла, что так и будет. Пожалуй, он все отдаст, но похитителей найдет.
– Скажите, Леня, а милиция? Они что же, ничего не предпринимают?
– Не знаю, – буркнул он, – я сказал им, чтобы не лезли не в свое дело, но послушались меня или нет, вот вопрос.
– Может, они прослушивают ваш телефон и засекут, откуда звонят.
– Не засекут. Киднепперам достаточно иметь пару-тройку мобильников, записанных на чужое имя. Просто украденных, например, из женских сумочек. Скупить их по дешевке у карманников. А потом после каждого звонка спокойно выбрасывать.
– Неужели ничего нельзя сделать?
– Разве я не делаю?.. Странно, от усталости как-то притупляется боль. Сутки на ногах, и уже передвигаешься и соображаешь как зомби.
– Давайте я принесу вам кофе. Где у вас кухня?
– Пойдемте туда вместе. Там тоже есть телефон… Хотя что это я! Можно просто взять трубку… Сегодня я туго соображаю. Странно, что я оказался совершенно не готов к испытаниям. Вместо того чтобы собраться, я лью слезы и бьюсь в истерике.
Вика удивленно покосилась на него.
– Иносказательно?
– Нет. Просто вам не видно… Такое впечатление, что я стою на краю пропасти и меня с жизнью связывает лишь тоненькая ниточка – мой бедный сын. Если она оборвется, я рухну вниз.
– Вы не должны так думать, – поспешно сказала Вика. – Наоборот, надо твердить себе, что все хорошо кончится.
– Вы так думаете?
– Я знаю… Это правда, что вы банкир?
– Правда.
– А разве вам не могли бы дать кредит? Как это называется, под залог недвижимости?
Что она вмешивается не в свое дело? Наверное, ему виднее, брать или не брать кредит, и сколько, и как или продать этот дом… Вот уж где бы Виктория жить не хотела. Скорее всего она просто не создана для богатой жизни.
А он словно не на ее вопрос отвечал, а сам с собой беседовал.
– Я всегда терпеть не мог этот несуразный домино! И Андрюха тоже. Он даже спросил как-то: «Папа, а у нас с тобой будет когда-нибудь такой дом, как у всех людей?»
– Зачем же тогда вы его строили?
– Все дело в том, что я строил его как дом для своей семьи, а получился памятник… моей глупости. Не все то золото, что блестит. Я говорю загадками?
– Отчего же, мне все понятно.
Кухня была огромная и идеально чистая. С барной стойкой. Как в кино.
Вика нашла и кофе, и джезву и разобралась, как включается супернавороченная плита. Сегодня ей все удавалось. И кофе не сбежал.
Но, занимаясь делом, Вика посматривала на Леонида. Он совсем потерялся. Сидел и смотрел на телефон, как будто его связывало с ним живой артерией.
Виктория на его месте и вправду бы рыдала и билась в истерике: представить только, такая кроха, твоя кровиночка в руках бездушных негодяев, вольных сделать с ребенком все, что им заблагорассудится.
– Выпейте! – Она поставила перед Леонидом чашку. – Вам надо держаться. Ведь от вас все зависит!
– А… да, вы правы.
Он протянул к чашке руку, но тотчас ее опустил, потому что опять зазвонил телефон.
– Твой мобильник – при тебе?
– При мне.
– Сейчас тебе перезвонят.
И тут же запиликал его сотовый телефон. О чем ему говорили, Виктории на этот раз не было слышно, а Леонид в ответ согласно кивал, не думая о том, что его кивок никому не виден.
Наконец он выговорил:
– Хорошо! – И уже Виктории: – Вы поедете со мной?
– Поеду.
Он почти побежал к парадной двери.
– Постойте!
Леонид неохотно остановился.
– Вам, наверное, сказали, чтобы вы приехали один?
Он наморщил лоб, сосредоточиваясь:
– Конечно. А что? Вы не хотите ехать?
– Дело не во мне. Вряд ли они стали бы против моего присутствия возражать. Дело в том, что у ворот вас караулят тележурналисты. И они не упустят случая отправиться за вами вдогонку.
– Об этом я не подумал.
– У вас есть черный ход или какая-то другая калитка?
– Есть! Через соседский участок. Но тогда я не смогу взять машину, а без машины – никак.
– Ясно. Вы ведь сейчас поедете к своему приятелю Виталию?
– К нему. Он же деньги приготовил.
– До его дома возьмем такси, а потом попросите у него какую-нибудь машину. Он даст?
– Еще бы не дать!
– Тогда чего вы стоите?
Он благодарно взглянул на Викторию, схватил ее за руку и опять потянул ее в дом. Они пробежали через холл, потом через длинный коридор, сбежали по узкой лесенке и оказались на задворках дома, откуда по тропинке вышли на соседний участок через неприметную калитку в высоком заборе.
– Здравствуйте, Галина Михайловна! – крикнул он женщине, которая читала, сидя в плетеном кресле на веранде небольшого – в несколько раз меньшего, чем одинцовский – дома.
– Здравствуйте, Леня, – ласково откликнулась она. – Вы от кого-то бежите?
– Телевизионщики замучили, – признался он, почти не кривя душой.
Соседка скорее всего телевизор не смотрела и не знала, какие события разворачиваются на соседнем участке.
Этот двор выходил на оживленную улицу, так что Леонид сразу поймал такси, усаживаясь с Викой на заднее сиденье.
Она уже перестала удивляться тому, что события втянули ее в свой водоворот. И тому, что согласилась ехать с Леонидом на встречу с бандитами, похитившими его ребенка. И не думала о том, что это может быть опасно.
А если и опасно, так неужели она бросит человека одного? Хотя, с другой стороны, кто он ей? Всего лишь тот, кто сбил на своей машине ее собаку.
Его приятель Виталий жил на центральной улице города. В доме, где квартиры стоили дороже всего и где прежде жила партийная элита, а потом стали селиться и те, кто мог и хотел купить здесь квартиру.
Жить в таком доме было престижно, но теперь, надо понимать, Виталий вырос из этих стен и приобретет у Одинцова дом в стиле феодального замка. По мнению Вики, довольно безвкусное сооружение.
Теперь ее с Леонидом провели в квартиру, и Виталий спросил Вику:
– Вы как, сериалами не увлекаетесь? У меня жена с сыном только в этот ящик и пялились. А теперь они в отъезде, я продолжаю их дело… Прошу прощения, мне надо пошептаться с Леонидом. Скучный мужской разговор, вы не обидитесь?
– Не обижусь.
Вряд ли их встреча продлится дольше пяти минут. Хозяин не знает, что Леонид торопится.
Вика села на краешек какого-то шикарного кресла, но вникать в происходящее на экране не стала. Не до того.
И правильно сделала, потому что Леонид вышел к ней почти тут же с ключами в руках и потертым кожаным портфелем.
Виталий пошел впереди, Вика с Леонидом за ним, и при этом хозяин квартиры говорил не переставая, наверное, оттого, что чувствовал себя не в своей тарелке. Леонид не отвечал на его посылы, смотрел будто сквозь него, весь в своих мыслях, и тогда Виталий стал обращаться к ней, к Вике:
