Текст книги "Вобла в экстази, или Спецрейс для сумасшедшей Ники"

Автор книги: Лариса Бесчастная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 13

Я не торопила ночь, но она пришла. Пришла сама, как всегда обыденно и неотвратимо. Звёздная и лунная – настолько лунная, что я видела всё также ясно, как днём.

В доме Мананы стало тихо и я, крадучись, пошла обследовать окна. Никаких воспоминаний, никаких сомнений – одно лишь дело! Последнее дело сумасшедшей Ники, неудачницы и бунтовщицы…

Окно в моей темнице было не просто крепко забито, но и зарешечено. Это говорило о том, что в некоторых случаях больных тут содержали под замком. Мне повезло: Манана не стала запирать меня на ночь, считая слишком слабой для бегства. Да и как бежать, если входная дверь на ночь заперта на огромный гаражный засов с замком? И ключ, как в сказках, должно быть, под подушкой у чудовища.

Когда я обнаружила, что окна в гостиной и в кухне тоже наглухо зарешечены, меня охватила паника: мысль о том, что мне не удастся выполнить задуманное была страшнее самой смерти – так одержима я была в своём решении! Это означало бесконечный ужас – а на подобное у меня уже не было сил. И я очень боялась за Никитку и бабушку. И за отца.

В полном отчаянии и, плавясь от жара, я стояла в кухне у окна и лихорадочно искала способ как достичь своей цели. Что же делать?! Моя съехавшая крыша скрипела со страшной силой и выпустила, наконец, неокрепшую ещё мысль. Вылетев на свободу, эта мысль расправила крылья и распростёрлась надо мной, как освободительница от всех проблем.

Ну что ж… Значит я ещё раз приму ванну… Разумеется, будет больно и не так приятно, как лететь, но ничего другого в голову не идёт… Теперь надо найти что-то острое. Нож, например… Как ни странно, ножи у Мананы оказались на виду: неужто она так доверилась мне? Не заперла, не спрятала ножи… Вот, что значит любить одного мужчину! Прямо-таки родственные души! Старшая и младшая жёны… Только любимая жена не я.

Я попробовала острие ножа: наточен хорошо! Хоть в этом повезло.

И вот я, почти счастливая, иду в ванную на последнюю процедуру – и слышу крик! Страшный, утробный крик Мананы. О, Боже! Что там случилось?!

Я лечу в её спальню, добегаю и останавливаюсь, как вкопанная: окно в спальне Мананы разбито и в него один за другим втюхиваются мужики. И это на двенадцатом этаже! Раз, два, три… четыре! На них черные костюмы и маски и они рассыпаются по просторной комнате. Один из них хватает Манану – и через пару секунд она, уже в наручниках, носом вниз лежит на своей кровати. А я стою!

Но вот меня кто-то толкает в спину и я влетаю внутрь, а вслед за мной, врывается пожилой мужик в семейных трусах: хозяин – больше некому. Он орёт и размахивает пистолетом. Недолго: кто-то стукнул его по всклокоченной башке и он рухнул на пол. «Ключи от входной двери!!! Быстро!!!» – рявкнул один из оккупантов и Манана указывает ему подбородком на комод… Тот, пока его товарищ надевал наручники на хозяина, отыскал ключи и вышел.

А я всё стою. Столбом и с ножом в руках. Словно невидимка…

Ну, наконец, и обо мне вспомнили – не обидели! Сильные руки в чёрных перчатках обхватывают меня сзади за талию и отрывают от пола. Я открываю рот и начинаю сыпать «оберегами». И размахивать руками. С ножом! Чья-то ладонь перехватывает моё запястье и нож падает. «Слышь, брат, надо её притушить, – советует обладатель цепкой руки, тому, кто держит меня в отнюдь не любовных объятиях. – Она совсем бешеная». И я тут же подтверждаю эти слова вцепившись зубами в его пальцы. Мужик хватает меня за волосы и я слышу крик Мананы: «Не трогайте Веронику! Она не наша! Она заложница!».

Я на секунду затихаю. От изумления: надо же! Защищает меня! А что бы она сделала, если бы узнала, что я её непримиримая соперница? Додумав эту мысль, я снова начинаю орать. В комнату заходят трое в штатском, за ними следует четвёртый оккупант:

– Забирайте свою добычу, следаки. А мы пойдём. Эта дикарка наша.

– Спасибо, коллеги. Уносите её отсюда поскорей, а то она всех загрызёт…

– А не загрызёт, так в мате утопит, – ворчит мой захватчик и, зажав меня под мышкой, тащит к выходу.

Я продолжаю ругаться и слышу: «Она же босиком!». И мысленно радуюсь: хорошо, что я успела надеть трусы! А то бы сейчас опозорилась вконец… Один из идущих сзади шарит на обувной полке и подхватывает мои сабо. Молодец! Сориентировался. Правильно определил размер… Я на время стихаю: чувствую, что пылаю. И силы закончились.

В лифте я уже только пыхчу и агрессор в маске вполне добродушно замечает:

– Хорошо, что ты угомонилась! А то я уже собрался скотчем варежку тебе залепить.

Остальные трое смеются. И я осмеливаюсь спросить:

– Вы чьи?

– Как это чьи? – удивляется один из четвёрки, другой хмыкает, а третий шутит: – Свои.

– На кого работаете? – уточняю я. – На Харлама или на Челнокова?

– На того, кто платит, на того и работаем, – ответил тот, что держал меня.

– Сволочи!

Все четверо ржут и укушенный мною просит:

– Расскажи ещё, как ты сделаешь яичницу из восьми яиц. Мне понравился твой рецепт.

Все снова ржут. И самый «короткий» из гренадёров сквозь смех и уже на улице дополняет заказ укушенного:

– И про приправу из хренов тоже. К мзде на блюде. Это было виртуозно.

– Будете смеяться надо мной я приготовлю экспериментальное блюдо! Эротическую пиццу из всего озвученного. И скормлю бродячим псам… – обиделась я и затряслась в руках хохочущего похитителя.

Трое его товарищей, согнувшись от смеха, потопали к своему микроавтобусу, а мой – к чёрному буммеру. Дверцы открылись и он закинул меня на заднее сиденье, рядом бросил мои сабо.

– Забирай заложницу и поспешай. И смотри, Петрович, будь осторожней: она совершенно сумасшедшая…

– Опять Петрович?!! – вскрикнула я и брякнула: – Гоп твою мать! Какой оргазм!

И Петрович и похититель зашлись хохотом. Смех их не был похож на сатанинский – и я смирилась со своей участью. Тем более, что жар мой рос стремительно… Чего мне бояться? Того и гляди сдохну от простуды. И тогда уж точно никому не достанусь… Сгорю.

Озноб сотрясал моё тело и мысли. Я пыталась выхватить на ходу хоть какие-то объяснения случившегося – но ничего не получалось. Скукожившись под лёгким пледом, я терзала память и не могла припомнить сегодняшний день полностью. Наверное, я уже в пути за галюнами – оказывается, такое можно испытать и без наркотиков. Если температура под сорок, как у меня. И это очень некстати, поскольку интуиция велела мне вспомнить что-то важное. Но что?

– Как ты там, девочка? – поинтересовался Виктор Петрович весьма встревоженный моим состоянием.

– Хреново… – выдавила я сквозь стучащие зубы. – Горю и мёрзну одновременно.

– Сейчас остановимся. Погреешься чаем и поищем что-нибудь в моей аптечке.

С больной головой я плохо ориентировалась во времени и в пространстве и не знала ни как долго мы едем, ни куда держим путь. В принципе, меня это уже не интересовало, но надо было спросить… Кому надо? Зачем?

– Петрович, куда мы едем?

– На юг, на конспиративную квартиру. Ты взята под защиту, как ценный свидетель.

– Значит я в опасности?

– В некотором роде да, – уклончиво ответил Петрович.

В опасности, в опасности, в опасности… – дребезжало в мозгу. Кто в опасности? Я? Никитка… Вспомнила!!! Никитка!

– Петрович!!! Я вспомнила! Мой сынок в опасности! Самбэк знает где он! Никитке нельзя оставаться в Астрахани! Будет беда!

– Не будет, – коротко подумав, заявил Петрович. – У тебя есть кому позвонить, чтобы его привезли к тебе?

– Да, есть… Бабушка… – и я дала доброхоту телефон в Астрахани.

Выполнив то, что назойливо подсказывала мне интуиция, я облегчённо вздохнула и позволила своему сознанию потеряться… Сквозь его уплывающий шлейф, не разбирая ни слов ни интонации, я слышала, как Петрович что-то бубнил в трубку и едва он замолчал, канула в никуда.

Весь дальнейший путь я помню как в тумане и думаю, Петрович изрядно со мной намучился, а уж о том, как он справлялся с деликатными проблемами на «технических» остановках и задумываться неловко. Впрочем, кажется, такой казус был всего один раз…

Тем не менее к месту назначения он меня довёз и сдал из рук в руки хозяйке гостеприимной квартиры и бабушке, которая уже несколько часов томилась тревожным ожиданием. Сама я не помню момент встречи, поскольку была без чувств, когда Петрович внёс в меня в дом, зато лица своих родных, выплывшие из марева бесчувствия на следующий день, навсегда отпечатались в моей памяти.

Лицо бабушки было скорбным, а мордашка сына – испуганной. Бабушка, обнимая Никиту, сидела на стуле возле моей постели и легонько покачивалась. За их спинами стояла незнакомая мне пожилая женщина и удовлетворённо улыбалась.

– Слава Богу, Никуша! Слава Богу ты очнулась! – бабушка вытерла подмятые временем щёки и призналась: – Ну и задала ты нам жару! Но всё позади. Кризис миновал и ты пошла на поправку…

– Кризис?

– Да, внученька! Ведь у тебя воспаление лёгких… Это огромная удача, что Полина Аркадьевна оказалась врачом и быстро поставила правильный диагноз!

– Полина Аркадьевна?

– Полина Аркадьевна – это я, – представилась незнакомка. – Вы у меня в гостях.

– Спасибо… Вы наша спасительница. Если бы не вы… И не Петрович…

– Молчи, молчи, Никуша! – заторопилась бабушка. – Потом всё расскажешь, тебе пока ещё рано болтать. Не утомляйся, мы потерпим… Сейчас мы покормим тебя и ты поспишь… Тебе нужен полный покой!

– Покой… Какое счастье! С тех пор, как ты сунула мне свою воблу, я не знала покоя…

– Воблу?! – изумилась бабушка. – Причём тут вобла?

– О, ба! Кабы ты знала, насколько притом!.. – заволновалась я и Полина Аркадьевна решительно прервала наш диалог: – Всё, всё, всё! Никаких разговоров! Вам нельзя расстраиваться, Вероника! Все разговоры оставьте назавтра.

И я легко покорилась доктору. Бабушка поскакала на кухню и Никитка, наконец-то, дорвался до своей немощной мамочки. Он забрался ко мне под одеяло и затих, надеясь, что его не заметят. Я перебирала его светлые кудряшки и наслаждалась исходящим от них запахом солнца и пыли, а он напряжённой и оттого ровной ладошкой гладил моё плечо.

В таком благолепии и застукала нас бабушка и Никитка был немедленно изгнан, а я напоена горячим бульоном. Весь остаток дня я спала, принимала снадобья и упивалась горячим чаем с молоком, а со следующего утра снова закрутилась в вихре поразительных событий и новостей. Не долго продлился мой покой!

Утро началось с весёлых укоров бабушки.

Я любовалась на чистое голубое небо за окном и наслаждалась осознанием того, что, среди своих и в безопасности, когда, опережая Никитку, ко мне влетела бабуля и заявила прямо с порога:

– Не знала я, что ты такая врушка, Никуша! Проснулась, смотрю, а от тебя эсэмэска пришла: «Ба я полном порядке в Москве хорошая погода». И вчера, между прочим, похожая брехня пришла и позавчера, когда Вовчик вёз нас в машине сюда и я тряслась от страха за тебя. Это что же ты себе позволяешь?

Вопреки бабулиным ожиданиям мне не стало стыдно и я беззаботно рассмеялась:

– Ба, прости! Это Тоська по-моему наказу тебя дурит. Я не хотела, чтобы ты волновалась и придумала такую хитрость.

– Теперь тебе вовек не видать моего доверия! – игриво заливалась бабушка. – Ишь до чего додумались со своей хитроумной подружкой!

Никитка с бесенятами в глазах смотрел то на меня, то на бабулю и я воспротивилась:

– Не шуми, ба! Не позорь меня перед сыном, не роняй мой безупречный авторитет!

– Ну уж и безупречный! – не унималась ба. – Не обольщайся! Он всё видит и мотает себе на ус… – Никитка обошёл бабулю и закрыл меня от неё своим телом. – Ах, и ты против меня! – разбушевалась ба, театрально закатывая очи. – Хочешь таким же непутёвым вырасти?

– Бабушка, ты у нас старшая, а значит мы все в тебя, – осмелился выступить Никитка.

«Ах вы…» – открыла рот наша неугомонная старушенция и я поспешила направить её энергию на конкретное дело:

– А ты возьми, да отбей Тоське ответ: мол, ты, Тося, врушка, Ника уже два дня со мной. Она не только не обидится, а даже обрадуется, потому что тоже волнуется за меня. И может быть догадается позвонить. Её звонок сильно поспособствует моему выздоровлению.

– Хитрюга!.. – с улыбкой проворчала бабушка и отправилась исполнять мой совет.

Завтракали мы втроём и это меня встревожило:

– А Полина Аркадьевна где? Почему не с нами? – спросила я, управляясь с сочной домашней котлетой.

– Не знаю, ласточка. Она отказалась от завтрака. Проснулась сегодня рано и была какая-то смурная, расстроенная чем-то. Потом заперлась в своей комнате и не показывается… Боюсь, как бы она не приболела…

Наспех заглотнув чай, я поползла на разведку.

На мой острожный стук никто не ответил и я осмелилась заглянуть в комнату хозяйки. Та сидела на кровати и рассматривала какие-то фотографии. Я вошла и она поспешно захлопнула альбом:

– А… Это ты, Вероника… Тебе что-нибудь нужно?

Лицо её было усталым и печальным. Я опустилась перед ней на колени и заглянула в её влажные глаза:

– Нужно, Полина Аркадьевна. Мне нужно знать, что у вас случилось и не могу ли я чем-то помочь. Вы не больны?

Она покачала головой, подняла меня с полу и усадила рядом с собой. Я обняла её мягкие плечи:

– Миленькая вы наша Полина Аркадьевна! Вы расскажите мне, что вас так мучает, и вам станет легче. Ведь вы теперь не чужой нам человек. Вы такая родная! С первой минуты, как я оказалась здесь, я чувствую себя как дома… И от всего сердца хочу вам помочь…

Полина Аркадьевна погладила мою руку и прослезилась:

– Ласковая моя девочка!.. Я тоже уже привязалась ко всем вам. У тебя такая чудная бабушка… Она заражает всех своим жизнелюбием… А Никитка… Тот вообще… Он так похож на моего младшенького… Вот о нём-то я и горюю…

Я слегка сжала свои объятия:

– Расскажите мне о нём… Поделитесь своим горем…

И она сдалась, начала рассказывать:

– Он был чудным, любящим мальчиком… Таким чистым и ласковым. Жизнерадостным… Всегда старался помочь… Стихи писал… Все говорили мне, вот, мол, у тебя будущий поэт растёт… – она стёрла с альбома упавшую на него слезу и продолжила: – Я ведь одна растила своих сыновей. Их отец рано умер. От пьянства. Потому что был слабохарактерным и друзей слушался. Оставил меня одну с двумя детьми. Но я справлялась с мальчишками и всё было хорошо… А потом старшего забрали в армию и Котик изменился. Раньше он был тихим, неуверенным в себе, а тут вдруг стал каким-то резким, взвинченным, грубил мне, исчезал надолго… – голос её стал прерываться и она, закинув голову, прошептала: – А потом пропал совсем… Погиб.

Моя интуиция заметалась, как угорелая, и я поспешно выпалила вопросы:

– От чего он погиб? Когда?

– Ровно семь лет назад, – последним выдохом ответила Полина Аркадьевна. – Наркотики…

Наркотики! Опять эти проклятые наркотики!! Это какой-то бич! Замкнутый круг! Я непроизвольно потянулась к альбому и тут же отдёрнула руку… И выдавила из себя:

– Покажите мне его…

Протягивая мне фотографию, Полина Аркадьевна уронила альбом. Тот распахнулся и я увидела её «старшенького» прежде, чем «младшенького».

– Это же Костик, – вяло констатировала я, не взглянув на фото.

– Ты знала его?! – приглушённо вскрикнула мать моего любимого.

– Да. Мы учились в одном колледже… – я заглянула в её смятенное лицо и ошарашила нелепым вопросом: – Это Волгоград? Я сейчас в Волгограде?

– Да… А ты, что не знала?!

– Нет, не знала. Просто не задумывалась об этом… – я, наконец-то, посмотрела на портрет Костика и, обмирая, спросила: – А его старший брат… Он не с вами?

– Нет, не со мной. Я даже не смогу сказать где он и с кем. Когда он вернулся из армии и узнал всю правду о Костике, то сказал, что не успокоится, пока не отомстит. Пошёл на службу в наркополицию и теперь где-то воюет с этой нечистью… Вероника, что с тобой?! Ты так побледнела! И вся дрожишь…

Что со мной?! А ничто! Полный абзац. Я стала каменной бабой. Только тряслась как горох на грохоте. И в башке пламя… Или полымя…

Полине Аркадьевне пришлось сделать мне укол, чтобы я перестала стучать зубами и смогла внятно произнести хоть слово. Вместо объяснений я попросила оставить меня одну и накрылась одеялом с головой. И в ней стали появляться связные мысли.

Мой любимый, мой Ёжик никакой не бандит! Он герой. И это он спас меня, это он организовал похищение… Бедный мой, как же тебе тяжко в той клоаке! А может быть и отец не мафиози? Папочка… Рядом с отцом своего внука… О котором не знают оба… А друг о друге они знали? Знал ли Сергей, что химик Берлиоз мой отец? Боже, как всё запуталось! Как змеиный клубок с ядовитыми жалами и скользкими вервиями… Неужели весь этот ужас был написан в моей судьбе? Эти нелепости, эти гонки, стрельба, перекошенные лица наркоманов и мафиози… Да это судьба. Это она привела меня в дом Сергея, в аккурат в объятия его матери. Значит, это всё-таки был Божий промысел. Я должна была пройти через ад, чтобы обрести, наконец, свою семью. Мою семью, разбросанную по стране…

Где ты, Серёженька? Где-то забился в одиночестве и думаешь обо мне? Или утешаешься на пышной груди какой-нибудь очередной Мананы? Как теперь всё у нас будет? Оживёт ли наша любовь? Ведь мы стали другими… Ожесточёнными… И ты такой суровый, безжалостный… Но я отогрею тебя. Потому что люблю. Люблю тебя, каким бы ты ни был…

Мне стало душно и я откинула одеяло. Оно было мокрым… От слёз? Неужели я плачу?! Я не плакала со дня смерти мамы, даже на её похоронах мои глаза были сухими! Я не позволяла себе плакать, чтобы быть сильной. И вот я плачу. Плачу от счастья… Потому что есть кому плакаться. Теперь у меня есть семья и я могу быть слабой.

Через пару часов дверь приоткрылась и я увидела озабоченное лицо бабушки. Я улыбнулась ей и она влетела в комнату:

– Никуша! Что с тобой было? Я ничего не понимаю… – она прищурилась и испуганно воскликнула: – Ты плакала?! Я сто лет не видела твоих слёз!

– Ну, тут ты сильно преувеличиваешь, ба. Не сто, а всего лишь семь. Я не плакала, потому что нельзя было. Чтобы не ослабеть. А теперь я могу быть плаксивой девчонкой, теперь всё по-другому. Всё налаживается.

– Ничего не понимаю! Что по другому? Не темни! – начала сердиться бабушка. – Ника, не заговаривай мне зубы! Давай-ка выкладывай всё, как есть! Колись, чёртова внучка!

– Ба! Разве наш дед был чёртом? Или ты на себя намекаешь?

– Ника!!!

– Ну ладно. Зови сюда Полину Аркадьевну и Никитку. Буду колоться принародно.

Бабушка стрельнула в меня недоверчивым взглядом и послушно отправилась за остальными членами нашей семьи. И скоро все они робко вошли и испытующе уставились на меня. Полина Аркадьевна уже не выглядела такой удручённой, как утром, но чувствовалось, что она ждёт от меня чего-то особенного: в серых глазах её прятались тревога и надежда – обруку. И я, наконец, поняла почему с самого начала она показалась мне знакомой: Сергей был здорово похож на мать.

– Ну! Вероника, не тяни! – призвала меня к ответу бабушка.

– Рассаживайтесь, мои дорогие. И поудобнее… – предложила я и поманила Никитку к себе на кровать. – Мне надо вам кое-что сказать. Важное.

Бабушка решительно угнездилась у меня в ногах, а хозяйка осторожно присела на стул. Я обняла Никитку и ободряюще улыбнулась:

– Милые мои женщины! Пришло время открыть вам все свои тайны. Не все сразу, конечно, но главную я открою сейчас… Полина Аркадьевна, родная моя… Никита ваш внук. Ваш родной внук. Сын Сергея. Наш с Серёжей сыночек.

Никитка вцепился в меня, Полина Аркадьевна схватилась за грудь, а бабуля открыла рот, но тут же его захлопнула и по тому, как судорожно она сглотнула, я поняла, что моя хулиганистая ба проглотила с десяток своих «оберегов».

Глава 14

Мы плакали. Причём рыдали все, включая Никитку. Начала эту беспрецедентную прорёвку Полина Аркадьевна, потому что, когда она рванулась к внуку, ноги не послушались её и слёзы бессилия полились сами собой. Бабушка, которой не удалось скинуть эмоции русским народным способом, почти сразу присоединилась к ней, но у неё хватило сил встать и прижать новоприобретённую родственницу к груди. Слившись в едином порыве, они ещё пуще истекли слезами и тут уж и я не выдержала. Ну а Никитка, который ни разу в жизни не видел меня плачущей, просто испугался и расплакался безотносительно к своему новому статусу, а оттого лишь, что жалел мамочку.

Итак, мы развели несусветную сырость и мне, как провокаторше, пришлось взять всё под контроль. Я утёрла глаза себе и сыну и нашептала Никитке, что коль скоро он у нас единственный мужчина, ему надо успокоить обеих бабушек. И он применил к ним шоковую терапию – встал перед ними и топнул ногой:

– Хватит! Хватит реветь! А то я никогда больше не буду есть вашу противную геркулёсовую кашу! И буду неприлично ругаться, как бабушка!

Терапия подействовала: бабушки впали в шок. Обе. И обе всплеснули руками:

– Что ты сказал?!

Никитка немного стушевался и я решила его выручить:

– Он сказал, что нечего тут слёзы лить, а пора заняться делом! Бабушке Рине идти готовить обед, а бабушке Поле принести альбом с фотографиями и показать ему папу! А то папа приедет, а сын его не узнает. Это будет неправильно.

Сынок похлопал ресницами, но оспаривать мой вольный перевод его нешуточных угроз не стал. Обе бабушки подчинились и уже через несколько минут Никитка, уютно устроившись между мной и Полиной Аркадьевной, увидел своего отца – папочку, который даже не подозревал о его существовании.

Я с не меньшим любопытством, чем Никитка, вглядывалась в моменты жизни моего любимого, зафиксированные на плёнке, а его детские фото наполнили моё сердце нежностью. Новоиспечённая бабушка взволнованно комментировала просмотр и не упускала ни одного удобного случая, чтобы приласкать свалившегося с неба внука. Я тоже не сачковала в этом деле и через час Никитка сомлел от ласки и отложил альбом на потом. Баба Поля, наконец-то, дорвалась до объятий и поцелуев и, разрумянив моего сыночка до спелого яблочка, повела его на прогулку.

А я почувствовала неимоверную усталость и собралась было вздремнуть, но тут явилась переполненная эмоциями бабуля и пришлось выслушать её охи и ахи.

– Какое счастье, что нашёлся отец нашего солнышка! – воскликнула она после невнятного бульканья восторгом. – Теперь у вас всё наладится и ты перестанешь мыкаться!

– Ой, ба! Всё ещё так неопределённо! – умерила я её оптимизм. – То, что Никитка нашёл бабушку и отца, совсем не означает, что я нашла мужа. Больше семи лет прошло, мы оба стали другими.

– А что? Что может вам помешать? У вас сын, вы оба свободны… – начала протестовать ба и спохватилась: – Или нет? У него кто-то есть? – я смолчала и она рассердилась: – Ника! Когда ты нам всё расскажешь?

– Уже совсем скоро, ба… – апатично пообещала я, – возможно завтра. Сегодня у меня не осталось сил ворошить пережитое!

– Ладно, ладно! Отдыхай пока, ласточка моя, вздремни…

Отдых не затянулся и дрёма моя была короткой, потому что вернулась Полина Аркадьевна и, сдав Никитку бабуле, нависла надо мной, излучая такое тепло, что я проснулась – и сразу угодила в её объятья:

– Вероника! Доченька! Ты доставила мне такую нежданную радость! Такое счастье! Теперь моя жизнь наполнится смыслом!

– Я рада… – пролепетала я, но сердце моё обожгло предчувствие, что рано они радуются и напрасно думают, что Сергей приложится нагрузкой к моему Никитке.

Предчувствие не обмануло меня, но этот сюжет ворвётся в наше благолепие немного позже, а в эти дни меня ожидали звонок от верной подружки, вынудивший меня поведать домочадцам историю моих злоключений раньше назначенного срока, и её визит, последовавший за этим звонком.

Тося позвонила поздно вечером, после приятного и утомительного времяпрепровождения любящих друг друга людей за дневной и вечерней трапезами и весёлой возни бабушек с внуком между ними. Голос подруги возбудил меня настолько, что я, потеряв осторожность, говорила с ней слишком громко. И, естественно, обе востроухие бабули, развлекающие сонного уже Никитку, поневоле услышали больше, чем мне бы хотелось.

– Татушка! – завопила Тоська, – горе моё! Я думала с ума сойду, когда в ателье пришёл твой хахаль и сказал, что тебя увезли бандюганы!..

– Мой хахаль? – удивилась я. – И кто именно? Миша?

– Ага. Красавчик, скажу я тебе. Огромный такой. Вылитый древнерусский витязь.

– А ты будто видела древнерусских витязей… Как он тебя нашёл?

– Нашёл вот. На то он и милиция. Пришёл весь в расстройстве, чуть не плачет… Сказал, что машину он догнал, а там лишь трупы четырёх бандитов, а тебя не было. Только твоя туфелька и кровь на сиденье… – Тоська хлюпнула носом. – Татушка! Я чуть не померла! А уж твой Мишка! В полном раздрае… Он так сильно в тебя влюблён?

– Не знаю ничего про его чувства, – соврала я. – Тось, ты поаккуратней… Лучше без имён… Эта чёртова мафия может у твоего дома сидеть и поймать сигнал. У них, сволочей, всё схвачено. А за мной, наверняка, опять идёт охота.

– И пусть себе сидит до посинения! Я в ночном клубе! – возликовала Тоська. – И симка у меня новая!

– То-то я слышу музыка такая громкая, что по ушам бьёт.

– Вот и хорошо! Если кто и увязался следом, фиг что услышат…

– Тебя что, пасут? – не слишком удивилась я.

– Ещё как! – с непонятным пафосом воскликнула Тоська. – Три дня глаз не спускают!

– И чему ты радуешься, дурёха? Ты забыла, что я во всероссийском розыске? А ещё эти наркобароны… Дело не шуточное! Эта сволота, должно быть в бешенстве. Я ведь улизнула от них почти из под носа. А, вернее, меня выкрали…

– Выкрали?! Кто?!

– А чему ты удивляешься? Меня за какие-то два дня три раза похищали. А в последний раз вообще спецназовцы. Если первые два раза я хоть сообразила кто, то в последний раз никак… Чуть с ума не тронулась! На гренадёров ножом махала и кусалась, как бешеная…

– Могу себе представить! – хохотнула Тоська. – Ты же и вправду бываешь бешеной… И что, ты так и не догадалась кто тебя спёр у мафии?

– Теперь, кажется, догадываюсь…

– И кто? – загорелась моя чрезмерно любознательная подружка.

– Думаю он, мой единственный и неповторимый. Отец Никиты.

– А откуда он взялся?! Ты нашла его?! – не на шутку заволновалась Тоська.

– Это не телефонный разговор, Тось… – попыталась я замять ответ. – Так получилось, что он нашёлся… И не один он, подружка. Я виделась со своим отцом.

Тоська чуть не задохнулась от изумления:

– Вот это да!!! Вот это поворот! Ну, подруга!.. Чисто роман! Татушка, я не успокоюсь, пока всё не выведаю! – и она приняла мгновенное решение: – Я к тебе приеду! Прямо завтра! Говори куда!

Я оторопела:

– Тося, не сходи с ума! Зачем тебе ехать? Хотя…

– Что хотя?! Я тебе нужна?

И я тоже, не долго думая, приняла решение:

– А что? И приезжай! Кое-что мне привезёшь… А то я тут без документов и во всём чужом… Кроме трусов. Меня ведь, как была, в сорочке и в чужом банном халате похитили, в машину засунули и повезли…

– А куда? – вклинилась Тоська, демонстрируя пионерскую готовность к приключениям.

– Погоди, подруга, не гони… – я сосредоточилась и изложила свой план: – Слушай и запоминай. У известной тебе дамы, у той, куда я после допроса ночевать поехала: ты знаешь, о ком я… Так вот, у неё моя сумка осталась, со всем необходимым. Правда, боюсь, у того дома тоже кто-то кружится, следит… Ты ей звякни, назначь свидание, а на встречу пусть кто-нибудь от Арнольда пойдёт, ему она и отдаст мою сумку… Да, Тось, и скажи ей, что я жива и в безопасности… И Мише позвони! – Тоська деловито кинула: «Сделаю. Дальше!» и я продолжила: – Ещё мне нужны деньги на компьютер и хоть на какую-то одежду. А ещё, подружка, привези мне диски с Николашиной программой и наш архив, а то я с ума сойду без работы! Валяюсь тут в постели, температура спала, хочу делом заняться…

– Ты болеешь? – всполошившись, прервала меня Тоська.

– Да. От всех перипетий и быстрого бега лёгкие воспалились. Зато я порадовала бабулю: бросила курить… Но это мелочи. Ты меня не перебивай, я ещё не закончила инструктаж! Или ты ясновидящая и уже знаешь куда ехать?

Тоська захихикала:

– Скажешь тоже! Да если бы я и была ясновидящей, с тобой, подруга, переквалифицировалась бы в ничего не видящую: все мозги гудят и не только третий, но и другие два глаза застит. Давай, выкладывай пункт моей командировки!

– Слушай, но догадку свою не озвучивай: это город моей первой любви. Поняла?

– А то! – моментом врубилась Тоська. – А адрес?

– Будешь ехать, за пару часов до цели позвони – и я продиктую адрес. И смотри не привези за собой хвост!

– Обижаешь, подруга! Гарантирую тебе полную конспирацию!

Не успела я положить трубку, как в комнату вторглась моя вездесущая бабуля. И, как сказали бы мои «друзья» наркоманы, с болтами в глазах. И вывалила все свои недоумения:

– Тебя ищут, чтобы убить?!! А похищали зачем?! И кто?! Ты нашла отца?! За что ты в розыске? Ника!!! Почему ты молчишь?! Отвечай, когда тебя спрашивают!

«Болты в глазах» торчали как пушки и я растерялась… Нет, рассердилась:

– Ба! Не шуми на больного человека! И так башка трещит! Я не могу ответить сразу на всю твою коллекцию вопросов! И вообще, всего я тебе не скажу – хоть расстреливай!

– Это ещё почему?! – взъерошилась бабуля и, стрельнув в меня ещё разок гневным взглядом, залебезила: – Ну, расскажи хоть что-нибудь!.. Никуша, я же трясусь от страха за тебя! Вся извелась…

– А ты не изводи себя понапрасну! Сейчас я в безопасности – и это главное. А того, что было уже не изменить… – ба сделала умоляющее лицо и я смилостивилась: – Ладно. Сегодня вечером кое-что расскажу вам. Как только усыпите Никитку…

Никита был уложен на удивление быстро и меня вызвали на кухню, якобы, пить чай – но я не обольщалась насчет приятного вечера: меня ожидало дознание.

Но надо отдать должное моим милосердным женщинам: выпить чашку чая мне позволили. Не больше. И пришлось колоться. Максимально сжато пересказав свои приключения, я выждала тяжёлую паузу и стойко встретила первый вопрос:

– А Сергея ты где встретила? Ты не упомянула его в своём рассказе… – несмело вопросила Полина Аркадьевна.

– Он остался за кадром. О нём лучше не болтать, так безопаснее для всех, прежде всего, для него. Но вы не волнуйтесь, Полина Аркадьевна, он в полном здравии. Я перемолвилась с ним парой слов. Думаю, это он меня спас.

– А Борис, твой отец, он действительно так плох? – поинтересовалась бабуля и я заметила искру сочувствия в её глазах – и это несмотря на то, что она ненавидит папу из-за того, что он сгубил маму. Сколько же проклятий она послала в его адрес! И вот, видимо, сработало. Я вздохнула: – Да, ба. Он выглядит лет на семьдесят, хотя ему и шестидесяти нет. И худой, как Кащей… Наверное, он болен.

– Допрыгался, кобель… – горестно заметила ба и добавила: – Порок в одиночку не липнет. Где-то допустил оплошность – вот его и спеленали. Как говорится, в молодости прореха, в старости – дыра.

– Может ещё всё обойдётся… – неуверенно вставила Полина Аркадьевна и сочувственно посмотрела на меня: – Бедная девочка! Из-за какой-то паршивой сумки и чуть не погибла…