Текст книги "Смерть под кактусом"

Автор книги: Лариса Ильина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Я оторвала взгляд от страницы и, тихо свирепея, потерла лоб. В оконное стекло, не переставая, билась здоровенная осенняя муха, а за моей спиной с не меньшим усердием, хохоча и беспрестанно прерывая рассказ восклицанием: «Нет, ты представляешь?», жужжала моя единственная и неповторимая подружка. Бесцельно пошарив рукой по письменному столу, я наконец сфокусировала взгляд на ненавистном насекомом и сосредоточилась. Нащупав прошлогодний отчет, стиснула его в кулаке и поднялась.

Это не произвело никакого впечатления ни на муху, ни на подругу, обе продолжали звенеть с упорством, несомненно заслуживающим более достойного применения. Через секунду муха горько поплатилась за такую беспечность. С брезгливостью отправляя ее безжизненное тело за окошко, я горько сожалела о том, что нельзя подобным образом обойтись и со стройной блондинкой, лежащей в данный момент на моем собственном диване и уже битый час мешающей мне заняться делом.

– Так вот… Я ему и объясняю, что прекрасно знаю, что они это делают именно так! А он смотрит на меня, как на круглую дуру, и спрашивает: «Девушка, что вы так волнуетесь? Может, дадите мне свой телефончик?» Нет, ты представляешь? Это охранник! Тебе, говорю, лопаты на кладбище нельзя доверить охранять, не то что супермаркет. А тут эта самая тетка в полосатом свитере как заорет!

Тут и я заорала:

– Мегрэнь!

Подобно двум большим бабочкам удивленно вспорхнули вверх густые черные ресницы, и в самой середке огромных небесно-ангельских глаз моментально застыло выражение полнейшей кротости и печали. И, подобно многим, я в очередной раз едва не купилась на старый трюк. Кротости в подруге было столько же, сколько снега в Африке, поэтому я строго качнула в сторону дивана указательным пальцем и сказала:

– Или заткнись, или шлёпай домой… Ты мне мешаешь…

Поняв, что разжалобить меня вряд ли удастся, подруга обиженно протянула:

– Ну должна же я до конца рассказать…

Это и есть Мегрэнь. Она непременно должна довести до конца все, что только возможно. В этом, по ее разумению, и заключается подлинный смысл человеческого существования. Последствия подобного мировоззрения вылились в этакий гремучий коктейль, превративший дорогую подругу в гибрид комиссара полиции и головной боли.

Каюсь, но вспыхнувшая страсть к сованию носа в чужие дела и многословным рассуждениям о причине любого мало-мальски значительного события была спровоцирована именно мной.

В пятом классе я от чистого сердца сдуру подарила на день рождения своему однокласснику Юрке Лапкину сборник рассказов Жоржа Сименона. Юрка книжку благополучно закинул на полку, до которой, к большому моему, а также всех окружающих несчастью, добралась его младшая сестра Тайка. С этого самого момента Таисия Алексеевна Лапкина перестала существовать, и на свет божий появилась Мегрэнь. Первые два месяца после прочтения книги она постоянно таскала в зубах карандаш, символизировавший трубку, и смотрела на всех со значением. Карандаш, перед угрозой искривления неокрепших детских зубов, с криками и уговорами был изъят любящими родителями, но вот пронзительный испытующий взгляд остался. Если бы я знала, какими последствиями обернется мой подарок, то подарила бы Юрке книгу кулинарных рецептов…

– Я сама тебе это могу рассказать…– уверила я. – В следующее мгновение тетка в полосатом свитере обнаружила расстегнутую «молнию» на сумке. И вцепилась тому лохматому парню в руку… Парень бросил кошелек на пол…

– «Бросил кошелек», – презрительно хрюкнула Мегрэнь. – Учу, тебя, учу… дубину! Это называется «сбросил шмеля»!

Я только головой покачала:

– Тебя этому в институте учат?

– Между прочим, и этому тоже. Хотя столь высокий уровень… Здесь практика, конечно, нужна, по бумажке этого не выучишь…

– Мегрэнь, – встревожилась я и даже бросила ручку на стол, – только не говори, что ты опять связалась с Натиросовым…

– Почему «опять связалась»? Я и не развязывалась… Почему я не могу поддерживать отношений со своими будущими коллегами?

Не вытерпев, я развернулась лицом к подруге и ядовито поинтересовалась:

– Неужто, дорогая, ты позабыла эффектный финал ваших… э-э… отношений?

Мегрэнь посуровела и сердито глянула на меня исподлобья. Ясное дело, не забыла.

***

Пару месяцев назад Мегрэнь с захлебывающейся соловьиной трелью ввалилась в мою квартиру и, заикаясь от волнения, выпалила:

– Получилось!

– Что? – спросила я на всякий случай, хотя уже догадалась, в чем дело.

Последнее время у подруги была лишь одна тема для разговоров, и, судя по светящейся физиономии, ее мечта все-таки сбылась. Правда, я в этом не видела ничего примечательного.

– Как что? Возьмут! Возьмут меня с собой, понимаешь? – Я кивнула. – Я к Натиросову и так и этак, и как только не подъезжала, а он ни в какую! Уперся, что баран! Неделю я его парила, наконец уломала!

«Надо же, – усмехнулась я про себя, – стойкий мужчина попался даром что подполковник! Терпеть пристающую Мегрэнь целую неделю можно, лишь обладая фантастически твердым характером…»

– И когда счастье?

– Завтра! – затряслась в радостной лихорадке подружка. – Обещал три дня, если сразу не получится…

– Так у тебя же практика через два дня кончается…

– Вот-вот! Но это неважно, лишний день отработаю.

Я согласно закивала, не зная, что еще добавить, и наивно полагая, что теперь подруга мирно удалится вверх по лестнице. Потому как я проживаю на третьем этаже, а она – на пятом. Но, подозрительно блестя глазами, Мегрэнь просочилась в комнату и кротко проронила:

– Светик, дай мне, пожалуйста, твой серый костюм… На пару дней…

Я запаниковала:

– Зачем тебе? На улице теплынь… К тому же он… это… на нем пятно, я как раз собиралась отнести его в химчистку…

– В химчистку ты его уже носила, – изобличающе ткнула в меня пальцем Мегрэнь. – Жалко, да? А я тебе палантин на презентацию давала… А ты его шампанским облила!

– Это не я, это наш бухгалтер, – отозвалась я чуть слышно и, понурив голову, потянулась к шкафу. – Ладно, бери… Мне не жалко…

Тут мой голос дрогнул, и я поняла, что дольше врать не могу.

Открыв шкаф, пошарила по вешалкам в призрачной надежде, что костюма там по какой-либо причине не окажется. Но чуда не произошло, мой любимый шелковый костюм сам прыгнул ко мне в руки, не подозревая еще, в какой переплет угодил.

Дело в том, что всем видам одежды Мегрэнь предпочитала джинсы и футболку. Ходить в юбках она не умела совершенно, широкая юбка непременно где-нибудь зажималась, за что-нибудь зацеплялась и в результате разрывалась, а узкая просто-напросто лопалась по швам. Юбка моего любимого серого костюма была как раз узкой, поэтому повод для беспокойства был.

– В пятницу отдам… – на ходу бросила Мегрэнь, сграбастала костюм и убыла по месту прописки.

– В пятницу… – я лишь печально моргнула ей вслед, – это через три дня…

Во вторник и среду Мегрэнь не объявлялась. Это позволило мне успешно справиться с взятой на дом работой. Собой я необычайно гордилась, поскольку героическое трудолюбие проявляется у меня весьма редко. К обеду четверга, удовлетворенно перелистнув страницу, я с гордостью похлопала ладонью по стопке готового текста. Подобное усердие непременно должно быть вознаграждено, решила я, поэтому переместилась на кухню и сварила кофе.

На верхней полке холодильника в красивой картонной коробке безмятежно покоилось пирожное эклер. Я с умилением оглядела нарядную обертку и уже протянула руку, представляя, как съем его, неторопливо запивая маленькими глотками крепкого черного кофе…

Мое сладостное видение было прервано резким звонком в дверь. Вздрогнув, я захлопнула холодильник и вышла в коридор. Палец того, кто ко мне звонил, не иначе как прилип к кнопке, потому что звонок не прекращался. Я раздраженно распахнула дверь, вопреки привычке не спросив, кого принесла нелегкая. Этим не преминула воспользоваться любимая подруга, с порога выпалив:

– Сколько раз я тебе говорила, что нужно спрашивать: «Кто там?»

Я открыла рот, собираясь высказаться насчет ее манеры звонить в чужие двери, да так с открытым ртом и осталась.

– Закрой рот, – отодвинув меня плечом, буркнула Мегрэнь и направилась на кухню.

Я пошла следом за ней, успев растерянно отметить, что одета Мегрэнь в мой костюм. С тяжким вздохом она ногой вытянула из-под стола табуретку и села, вперив отсутствующий взгляд в окно.

– Тая, – испуганно позвала я, разглядывая представшее живописное зрелище, – что с тобой?

Тайка оторвалась от окна, подняла на меня глаза и с упреком в голосе жалобно отозвалась:

– Вот так-то…

– Тебя что, избили? – Я охнула и помимо воли опустилась на табуретку.

Волосы у подружки клоками торчали в разные стороны, скула была расцарапана, а левый глаз таинственно мерцал в окружении синяка приличных размеров.

– Какое там избили! – дернула плечом Мегрэнь и резво потянулась к моей кофейной чашке. – Сама виновата…

Она принялась с бессовестным хрюканьем хлебать мой кофе, а я обрадовалась, что не успела вытащить пирожное. И вдруг сообразила, что не только лицо подружки, но и костюм, надетый на нее, выглядит довольно экзотично. Рукав возле плеча разорван и висит лоскутом, воротник собрался веером от затяжек… Я судорожно сглотнула, приглядываясь внимательнее, а Мегрэнь тем временем закинула ногу на ногу, и стало видно, что худшие мои опасения оправдались: юбка лопнула едва ли не до самого пояса. Мегрэнь поставила чашку на стол, а я прорычала:

– Что ты сделала с моим костюмом?

– Неужели тебя больше всего костюм беспокоит? – укоризненно спросила подруга и, похоже, обиделась. – Видишь, какой у меня синяк?

– Вижу, – сказала я злобно, – сейчас у тебя еще один такой же будет… А ты видишь, какой у меня костюм? Собаки тебя, что ли, драли?

– Я работала, – с достоинством отозвалась Мегрэнь. – Не хочешь узнать, в чем дело, пожалуйста, могу уйти…

– Да ну? – умилилась я. – Уйдешь и вернешься с новым костюмом? Тогда иди, пожалуйста…

– Светка, ты сама подумай, ну где я тебе такой костюм возьму? Таких, как говорится, два-три, да и те только у жен дипломатов… Но ты не переживай, я его зашью, ты ничего и не заметишь. А на плече можно вышивку сделать…

– Снимай костюм, зараза, – зашипела я, отодвигая чашку подальше от загребущих рук, – а вышивку себе на заднице сделай, может, ума и прибавится!

– Вот-вот, – заискивающе затараторила Мегрэнь, – я поэтому к тебе сразу и зашла! Понимаешь, у меня же тетка в гостях. Как я в таком драном виде на глаза ей покажусь? Да еще с фингалом… Свет, ты дай мне во что переодеться, я тебе потом все верну.

– Убью…– только и смогла выдавить я, а Мегрэнь заканючила:

– Ну, Светик… Светочка…

Я посидела малость, разглядывая размазывающуюся по табуретке подружку, и плюнула:

– Ладно, бог с ним, с костюмом… Кто тебе в глаз-то дал?

Мегрэнь мгновенно ожила, тряхнула перьями и заулыбалась.

– Я ведь говорила, что в понедельник Натиросов наконец согласился взять меня с собой. Ну… на работу… Ты понимаешь?

Я понимала. Александр Владимирович Натиросов был начальником отдела оперативно-сыскной группы уголовного розыска, где летом проходила практику Мегрэнь. В общем-то, ей полагалось разбирать неразобранные бумажки и бегать за булочками, но Мегрэнь быстро поняла, что подобные занятия ей не по душе. Подозреваю, что месяц Тайкиной практики нелегко дался не только бедолаге Натиросову, но и всему отделу. Служебное рвение подруги не имело обозримых границ, поэтому, весьма возможно, в последние дни изможденные коллеги решили просто на ней отыграться.

– Ты же понимаешь, я должна была выглядеть прилично, поэтому и попросила у тебя костюм. – Я нахмурилась и скрипнула зубами, Мегрэнь торопливо продолжила: – Дело в том, что я была… живцом…

– Чем? – вытаращила я глаза. – Чем ты была?

– Ну приманкой. На рынке. Достаю из кошелька деньги, считаю у всех на виду… И хожу, как будто ищу что купить.

– Ну?

– Что «ну»?

– Купила?

– Да нет же! – раздраженно дернула руками Мегрэнь, но я демонстративно посмотрела на плечо пиджака своего костюма, и она сразу сникла. – Я просто ходила, а ребята рядом, тоже делали вид, что покупают. И ждали, пока карманник проявится. Они это называют «наколоть». Потом его ведут, пока он в чью-нибудь сумку или карман не воткнется… Мы первые два дня на рынке работали. Сашка с Толиком цыганку повязали… Только мне никак не везло. Александр Владимирович говорит: «Ничего, завтра на тридцать девятом маршруте попробуем!» Вот сегодня с утра и поехали. Полутра проездили – ничего! И ты не поверишь: вдруг чую, будто сумки кто-то касается. А смотреть вокруг не могу – Саша говорил, если с вором глазами встретишься, он уйдет. Стою, жду, когда ребята его схватят. А их нет и нет… Поворачиваю голову к Сашке Голубеву, а он с Толиком вовсю треплется! Я кашлянула. Тихонько, чтобы ворюгу не спугнуть… Сумка шевелится, без кошелька, думаю, уже точно осталась, а эти как оглохли! Я опять кашлять… Кашляла, кашляла, не вытерпела, поворачиваю голову: возле моей сумки парень суетится, да так нагло! «Это что же ты, – говорю, – гад, делаешь?» Он на меня глаза поднимает, да как улыбнется! И парень, скажу тебе, симпатичный такой… Я рот открыла и глазами хлопаю, а он лыбится до ушей, словно фотографироваться собрался…

Подруга закрыла глаза и затрясла головой, заново переживая произошедшее, а я прикладывала массу усилий, чтобы не расхохотаться на самой трагичной ноте повествования.

– Ну и что ты? – Я торопливо кашлянула в кулак, всячески стараясь унять веселье. – Надо было кричать: «Стой, стрелять буду!»

– Ха-ха, – мрачно сверкнув глазами, отозвалась Мегрэнь, – как ей смешно! Конечно, не ты же в глаз получила…

– Я материально пострадала!

– Я тоже, – уныло сказала Мегрэнь и, протянув руку, подняла свою дамскую сумочку. – Видишь?

Бок новой кожаной сумки был перехвачен лезвием крест-накрест, из-за черных лоскутов топорщилась атласная подкладка.

– «Писака» попался… – жалобно выдохнула Мегрэнь и всхлипнула.

– Зачем же ты новую сумку взяла? – изумилась я. – Знала ведь, что могут порезать?

– Знала… Но Натиросов сказал, что вид должен быть приличным…

Судя по всему, собственная сумка беспокоила подругу гораздо больше моего костюма, поэтому я поинтересовалась:

– Ну а костюм?

– Да парень тот… улыбался, улыбался и вдруг спрашивает: «Что, глазастая очень?» Тут автобус остановился, а он как даст мне кулаком в глаз!

– Тебе? Кулаком? Как же так?

– Да сама не пойму… Растерялась я… Он ведь так улыбался… Короче, врезал мне, я самую малость ушла, а то бы точно вырубил… И кинулся в открытую дверь. Я со зла за ним рванула… И пиджаком случайно… за стойку зацепилась… – Тут Мегрэнь пугливо покосилась, но я безмолвствовала. – Вижу, сейчас сбежит… Ну я народ растолкала и прыгнула… То есть малость широковато шагнула… чуток не рассчитала… Он с подножки и упал…

– Кто?

– Да парень тот. А кошелек у него из рук выпал, когда он завалился. Тут уж ребята подбежали, и Натиросов тоже… А кошелек на земле…

– И что?

– И все…

– Как все?

– Так… Нет у него кошелька – не за что его арестовывать.

– Глупость какая! Он сумку разрезал, тебя ударил…

– Свидетелей, как он резал, нет… Как меня ударил, тоже никто не видел. Зато когда от меня через башку кувыркнулся, весь автобус наблюдал. Шуму-то, знаешь, сколько было! К тому же кошелек так и не нашли. Пока там, на остановке, все орали, его кто-то втихаря поднял и смылся…

– А кошелек-то чей?

– Чей, чей… Мой!

– С деньгами?

– С деньгами. – Мегрэнь глубоко вздохнула и поднялась. – Ладно, дай во что-нибудь переодеться, пойду домой.

Я не стала вредничать и вновь допустила ее до своего гардероба. Мегрэнь подцепила свою сумку и поплелась к дверям.

– А Сашка потом спрашивает: «Что это ты все время кашляла? Простудилась, что ли?» Ну не зараза?

– Зараза, – согласилась я.

Мегрэнь поднялась по лестнице, в конце пролета остановилась и оглянулась.

– Знаешь, Светка, не понравилось мне в сыскной группе. Хочу в убойный…

Я охнула и торопливо прикрыла дверь. Так далеко Мегрэнь еще не заходила…

***

– Кто старое помянет, тому глаз вон! – с нажимом произнесла Мегрэнь, потянулась и сбросила ноги с дивана. – Слышала такую поговорку? А в сыскной я точно не пойду… Масштаб не мой…

– Масштаб? – фыркнула я. – Ну да, тебе сразу Интерпол подавай! Слушай, может, для разнообразия появишься в альма-матер? Вышибут тебя оттуда, что тогда?

– Обижаешь, – хрюкнула подружка, – учеба в полном шоколаде… Ей-богу, не вру!

– Ага, – рассмеялась я, – а пальцы-то небось крестиком держишь!

Мегрэнь тоже рассмеялась и встала.

– Ладно, Светик, пойду… Дел у меня еще полно, собраться надо…

– Ты когда к тетке едешь?

– Сегодня вечером. Юрка отвезет. Через три дня вернусь.

Я кивнула:

– Всем привет передавай… И Юрке…

– Юрке только привет? – противным голосом протянула Мегрэнь и игриво повела тонкими бровями. – Может еще чего… на словах? Али на пальцах?

– Иди ты…– сердито буркнула я. – Давай топай, а то опоздаешь…

Она захихикала и взялась за дверную ручку:

– Ой, Свет, чуть не забыла: получи лекарство для Татьяны Антоновны. Я сегодня заказала, завтра после трех будет готово.

Забрав талон, я с облегчением закрыла за Тайкой дверь. В больших количествах у меня от нее начинает болеть голова. Но теперь три спокойных дня гарантированы, за это время я успею разделаться с накопившейся работой, а там, глядишь, и выходные. Напевая себе под нос песенку, я снова устроилась за столом и перевернула страницу. Так, что у нас здесь…

Я подняла голову и глянула в окно. На улице было совсем темно, в окнах дома напротив горел свет. Устало зажмурившись, я потерла переносицу. Ладно, остальное сделаю завтра, совсем немного осталось. Я собрала листы в стопку, поднялась и пошла на кухню.

Проходя по коридору, я вдруг увидела на тумбочке пестрый полиэтиленовый пакет. Это еще откуда? Я взяла его в руки. Все ясно. Дорогая подруга заболталась до того, что забыла свои конспекты. В раздумье я взглянула на часы. Однако время позднее, скорее всего, Мегрэнь уже уехала. Остается только надеяться, что пакет в ближайшие дни ей не понадобится.

– Растрепа! – не без удовольствия сказала я вслух и положила пакет на место.

***

– Георгиевская? Еще не готово! – не поднимая глаз, бросила мне полная пожилая женщина в белом халате и сердито шлепнула квитком по зеленой пластиковой стойке.

– А когда? – заискивающе спросила я, потому что заходить в аптеку еще раз вечером, делая большой крюк, не хотелось.

– После пяти… – отрезала провизор и повысила голос: – Следующий!

Стоявший позади маленький юркий мужичонка в кепке активизировался, попробовав оттереть меня от заветного окошка. Но я, не отрывая глаз от сердитой тетки, ткнула его согнутым локтем в бок, и он угомонился.

– Здесь написано в три…

Тетка выпрямилась, подняла на меня глаза и печально вздохнула.

– Что ж я, по-вашему, читать не умею? Написано… Не успевают сделать, понимаете? Работать некому!

Крыть было нечем, я скрипнула зубами и вышла на свежий воздух. Что делать два часа, один бог знает. Ехать снова на работу нет смысла, домой тоже. Придется два часа болтаться по улицам, одно утешение – погода хорошая.

Я неторопливо пошла по бульвару, осторожно поддевая мыском первые опавшие листья. Вот так всегда – не успеешь дождаться начала лета, как оно уже закончилось… На глаза попалась садовая скамейка. Я села.

– Ой, бабуль, гляди, ручка! – услышала я и увидела шедших мимо старушку и девочку лет десяти в яркой оранжевой куртке.

Девочка быстро наклонилась и подняла что-то из листьев. Я распахнула глаза, опознав в ее руках свою собственную авторучку.

– Не трогай всякую гадость! – торопливо воскликнула старушка и, приблизившись к девочке, добавила: – Ой, какая красивая… Ну-ка, дай…

Я схватила в руки свою сумку и позеленела. Сбоку и снизу она была вспорота чем-то острым: в дыру спокойно входил мой кулак и так же спокойно выходил. Провожая тоскливым взглядом нарядную детскую куртку, я горько, вздохнула. Несомненно, эту пакость проделал тот плюгавый мужичонка в аптеке. Я попробовала вспомнить его лицо, но почти сразу поняла, что вспоминается в лучшем случае кепка. Выходило, что рассказы Мегрэни об изобретательности этой братии – чистая правда. Пожалуй, подруга умрет от хохота, если ей рассказать. А меня постигнет трехчасовая лекция с полным разбором моего опрометчивого поведения.

Я поплелась обратно в сторону аптеки, хотя до назначенного срока оставалось еще полтора часа. Все мои сегодняшние планы полетели кувырком, к тому же до дома теперь придется добираться пешком. Денег ни копейки, и на дорогу уйдет не меньше, чем сорок минут. Я очень старалась смотреть на все произошедшее философски, но хорошего настроения это не прибавляло, и мне здорово захотелось всплакнуть.

Честно отсидев на жестком подоконнике час десять, я вновь сунулась в окошко рецептурно-производственного отдела. Здесь уже сидела другая женщина. Мельком глянув на талон, провизор покрутила круглую стойку с готовыми лекарствами и поставила передо мной большой пузырек с темно-коричневой жидкостью.

– Георгиевская? – прочитала она фамилию на этикетке. Я кивнула. – По столовой ложке после еды…

Я забрала бутылочку и, понуро кивнув, поплелась к выходу.

Когда я подходила к дому, уже начинало темнеть. Чтобы сократить путь, я пошла через двор. Натруженные ноги ныли – угораздило же меня именно сегодня взгромоздиться на двенадцатисантиметровые каблуки! До подъезда оставалось метров двадцать, я шла и тихо ненавидела свои любимые туфли, предвкушая, словно награду за мерзкий сегодняшний денек, как сброшу их на коврике у двери.

– Светлана Сергеевна! – Я вздрогнула, но по инерции продолжала идти. – Светка, привет!

Я сбавила скорость, оглянулась и едва не взвыла с досады. Опять мне не везет! Мало того, что каждый малолетний сопляк, пусть даже он и наш участковый инспектор, считает возможным называть меня просто Светкой, трепетно ожидаемое снятие туфель явно откладывается.

– Добрый вечер, Ринат.

– Как дела?

– Прекрасно! – с энтузиазмом соврала я.

Рината Тахировича Маноева, бывшего Тайкиного одноклассника, я не любила. Не из-за того, конечно, что он, как и Мегрэнь, был моложе меня на три с лишним года и позволял себе в неофициальной обстановке называть меня Светкой. Ринат был фанатом. И ладно бы, если это был футбол или собирание спичечных коробков, так нет же. Все было гораздо серьезнее – Ринат был фанатом своей работы. Он не был женат, не имел детей и поэтому все свое свободное время посвящал любимому делу. Каким-то непостижимым образом выходило, что большую часть этого самого свободного времени участковый проводил на моей кухне, называя происходящее «работой с населением». Третьим участником кухонно-правовых семинаров была, естественно, Мегрэнь. Закусывая бутербродами, они вдвоем горячо убеждали меня, насколько важна профилактика предупреждения подростковой преступности посредством вовлечения вышеуказанных малолетних правонарушителей в общественно-полезные мероприятия. Или подробно разбирали наиболее распространенные причины семейно-бытовых ссор. Я кротко кивала, тихо сатанея и поглядывая украдкой на доставшуюся мне от бабушки чугунную сковородку с длинной кованой ручкой. Но светлая бабушкина память удерживала меня от того, чтобы применить сей, как выяснилось, весьма распространенный в бурных семейных разборках предмет обихода по не самому прямому назначению. Дойдя до точки кипения, я извиняющимся тоном робко намекала, что мне необходимо уйти и разбор графика роста преступности на нашем участке за последний квартал придется отложить до следующего раза.

Это продолжалось довольно долго, пока в один благословенный день они не преступили черту и не переполнили чашу моего ангельского терпения.

В нашем районе готовился милицейский рейд по наркоманским притонам. Факт сам по себе замечательный и заслуживающий всякого одобрения. Если бы только в нем в качестве подсадной утки, то есть якобы наркоманки, не взялась участвовать дорогая подруга. Ринат Тайку благословил, дал последние наставления и удалился. Я попробовала воззвать к рассудку Мегрэни, но все было тщетно.

Однако, несмотря на неугасимую решимость, добираться поздней ночью до нужного дома, расположенного в самом криминальном квартале района, в одиночку подруге явно было страшновато. И мое доброе сердце вновь сыграло со мной злую шутку: я согласилась ее проводить и подождать у подъезда…

В результате операция под кодовым названием «Игла» была проведена блестяще… Как сказал бравый красномордый майор с автоматом на плече: «Ни одна сволочь не ушла!» И это было истинной правдой…

Потом мы долго сидели в тесном заплеванном «обезьяннике» местного отделения милиции. Мегрэнь бросала в мою сторону короткие пугливые взгляды, мерцала свежеприобретенным фингалом и, прячась за чужими душистыми спинами, старательно жалась в дальний угол… Выслушивая от дежурного все, что он думает о нашей дружной, шумной и дурно пахнущей компании, я терпеливо вздыхала.

Наконец по ту сторону решетки я разглядела нашего бравого участкового. После чего поняла, что мои глаза медленно, но верно наливаются горячей кровью, словно стакан кипятком. Весьма успешно сделав вид, что видит меня первый раз в жизни, Ринат сказал что-то сидящему за столом дежурному. Тот встал и направился к «обезьяннику». Я сверлила участкового пристальным гневным взглядом, но он увлеченно разглядывал потолок.

– Лапкина, Митрофанова! На выход!

Веселый гадюшник на секунду перестал шуршать, проводил наши спины завистливым дружным вздохом и зашелестел снова.

Мы вышли на улицу. Я жадно втянула в легкие свежий воздух и развернулась к своим спутникам.

– Если я тебя еще хоть раз увижу возле моей квартиры… – стискивая ледяные от злости кулаки, вежливо прошипела я, – я тебе бабушкиной сковородкой все ребра пересчитаю… – Ринат застенчиво моргал. – А ты… – Мегрэнь торопливо отступила назад и преглупо улыбнулась. – Ты у меня дождешься…

С тех пор тематические чаепития в моей квартире сами собой прекратились. При встречах на улице участковый неизменно оживлялся, улыбался, здоровался, называя меня по имени-отчеству, но взгляд отводил в сторону. В моих отношениях с правоохранительными органами теперь наступила полнейшая идиллия, представлявшая собой взаимовыгодный нейтралитет. Как говорится, ни вы к нам, ни нам не надо.

***

Поэтому, услышав за спиной радостный голос участкового, обращавшегося ко мне в весьма фамильярной форме, я заволновалась, вообразив, что Ринат расслабился и снова взялся за старое.

– С работы? – поравнявшись со мной, проникновенным голосом поинтересовался он.

Я угукнула и улыбнулась, решив, что этого вполне достаточно для того, чтобы мирно распроститься возле подъезда. Но Ринат вдруг протянул руку и ловко уцепил за ремешок мою сумку:

– А это у тебя чего?

Я запоздало дернулась, пытаясь прикрыть сумку, однако она уже была в руках неугомонного Тайкиного дружка.

– Э-э… – весело протянул он, поддевая пальцем вывернувшийся кожаный лоскут, – вот оно в чем дело!

Скрипнув зубами, я в досаде опять про себя ругнулась. К бабке не ходить, что Мегрэни проболтается…

– И где?

Неопределенно дернув плечом, я попыталась замять разговор, но ничего не получилось. Ринат принялся страстно доказывать, что ничего еще не потеряно, все можно найти и вернуть, нужно лишь постараться вспомнить и чистосердечно сообщить все обстоятельства дела. Я верила, кивала, пытаясь отобрать свою сумку, и готова была еще дать денег, только бы от участкового отвязаться. Таким образом, мы с Ринатом вцепились в сумку с разных сторон, и не знаю, чем бы все это могло кончиться, если бы я в отчаянии не взревела:

– Что, сковородкой хочешь?

Ринат надулся и сумку отпустил. Я развернулась и, прихрамывая, рванула в парадное, услышав вслед обиженное:

– Ну не хочешь, и не надо…

Оказавшись в родной квартире, я первым делом скинула туфли и влезла в тапочки. В суровых житейских тонах вновь забрезжили розовые оттенки, и я благостно перевела дух.

– Вообще-то, наверное, зря я так с Ринатом…– сказала я самой себе, глядя в зеркало. – Он неплохой парень и хотел помочь. Но… – Тут я сурово прищурилась и подняла вверх указательный палец, – …стоит лишь на секунду расслабиться, как он снова будет сидеть на твоей кухне и тыкать тебе в нос справочник участкового инспектора милиции…

Я переоделась и, прихватив пузырек с лекарством, поднялась на пятый этаж. Именно здесь в квартире номер девятнадцать проживала Татьяна Антоновна Георгиевская, милейшая старушка весьма почтенного возраста.

Я помнила ее ровно столько, сколько помнила саму себя. Раньше Татьяна Антоновна приятельствовала с Тайкиной бабушкой, но семь лет назад Тайкина бабушка умерла. Татьяна Антоновна так переживала смерть единственной подруги, что слегла, а поскольку никого из родственников у нее не было, то ухаживали за ней Тайкины родители и соседи. Когда Татьяна Антоновна поправилась, мы с Тайкой продолжали к ней заглядывать, помогали по хозяйству и бегали в магазин. Вряд ли эти отношения можно было назвать дружбой, но нам очень нравилось бывать у старушки в гостях.

В квартире Татьяны Антоновны витал особенный дух утонченности и благородства. Здесь хотелось говорить: «Будьте любезны!» или «Если вам не трудно!» Здесь у меня никогда не поворачивался язык назвать Мегрэнь дурой, даже если она вполне этого заслуживала.

– Здравствуй, Светлана! – приветливо улыбнулась Татьяна Антоновна, разглядев меня на пороге. – Заходи, голубушка… Давненько не заглядывала к старухе… Все, поди, женихи не пускали?

Я смущенно хлопнула глазами и покраснела так же, как и в первом классе, когда Татьяна Антоновна задавала мне точно тот же вопрос. А хозяйка негромко рассмеялась и привычным жестом поправила волосы, аккуратно собранные в пучок на затылке.

– Я чай села пить, составь мне компанию, – позвала она, – если не торопишься…

– Конечно, с удовольствием… – Хозяйка указала мне на буфет, я достала чашку и села рядом за большой круглый стол, покрытый желтой скатертью. – Я вам лекарство принесла… Вот… Тайка заказала, а я сегодня получила…

За чаем я поведала Татьяне Антоновне о своих сегодняшних злоключениях. Впечатлительная старушка долго охала, удрученно качая головой. Я качала головой ей в такт и заново себя жалела.

– Что ж, – в который раз переспрашивала Татьяна Антоновна, – и деньги украл?

– И деньги… – снова кивала я, – кошелек жалко…

Наконец я поднялась.

– Спасибо, я пойду… Завтра на работу…

– Конечно, конечно… За лекарство спасибо. Что бы я без вас с Таисией делала? Когда она вернется?

– Послезавтра…

Татьяна Антоновна задумчиво кивнула:

– Это хорошо… Светлана, может, тебе денег одолжить? Я только пенсию получила, если надо, бери, пожалуйста…

Прикинув, что в свете сегодняшнего происшествия пара сотен до получки мне вовсе не помешает, я согласилась. Провожая меня, Татьяна Антоновна таинственно улыбнулась: