Текст книги "Оператор моего настроения (СИ)"

Автор книги: Лана Муар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Хорошо. Тогда с утра ждем вас, госпожа начальница, – расплылся Мишка в ехидной улыбке. – Обломала всем кайф пофилонить ещё денечек.

– Я вам пофилоню! – погрозила ему кулачком и улыбнулась, подмигивая. – Не продешеви с задницей, миллионер.

– Тьфу на тебя, извращенка!

И хотя я выехала в сторону центра планирования достаточно заблаговременно, все же опоздала, увязнув в пробках. Десять минут – не такая уж и большая задержка, но Бори в кабинете у Вениамина Веневитовича уже не было – врач отправил его сдавать анализы, чтобы не задерживать ни себя, ни нас.

– Прошу простить, пробки, – извинилась я, опускаясь на предложенное кресло.

– Ничего страшного, голубушка. Как ваше состояние в общем?

– Замечательно. С курением пока не особо большой прогресс, но уже снижаю.

– Прекрасно. Сон, питание?

– Все великолепно. Полностью соблюдаю ваши рекомендации. Даже отпуск на работе небольшой взяла. Если будет необходимость, то продлю.

– Похвально, – улыбнулся мужчина. Бегло пролистал мою карточку и, прихватив ее с собой, поднялся. – Тогда, с вашего позволения, не будем затягивать и начнем?

– Да-да, конечно.

– Сейчас на кровь, потом сразу на кардиограмму, УЗИ и к гинекологу тоже можно сегодня, если вы не торопитесь, а гистеросальпингографию назначим через неделю в удобный вам день – на этой очередь и вам подготовиться нужно будет. Да, на завтра мы договорились с вашим женихом, что он привезет анализ мочи, если вам не сложно, то отправьте с ним и свою.

– Да, конечно, – кивнула я, поморщившись от нового статуса, которым представился Рокотов, но так как врач шел передо мной, показывая дорогу в процедурный кабинет, то он не увидел этого и не задал никаких вопросов.

– Так, Елизавета Павловна, вам сюда. Я вас подожду и провожу дальше.

– Спасибо Вениамин Веневитович.

С Борей мы пересеклись в коридоре, когда я вышла с кардиограммы. Его «план на сегодня» оказался в разы меньше моего и уже был выполнен, а дальнейшее обследование, кроме анализа мочи, запланировали на следующую неделю.

– Тебя подождать, Лиз? – спросил Рокотов, поглядывая на часы.

– Думаю, не стоит. Ты сейчас домой или на работу?

– Надо бы ещё кое-что доделать, конечно… Луганов отчёт по новому направлению хочет увидеть, – виновато пожав плечами, произнес он.

– Тогда тем более едь. Задержишься?

– Наверное, да. Все же хочу расквитаться с бумагами побыстрее. Сама понимаешь, на следующей неделе не до них будет.

– Хорошо. Я тогда сегодня постараюсь здесь побыстрее, а ты позвони, как выезжать соберёшься – ужин разогрею, – подставила щеку для поцелуя и выдавила подобие улыбки. – Отметим? Куплю сок какой-нибудь.

– Обязательно, Лиз. Устроим себе романтический вечер. Может, проще заказать из ресторана и поужинаем при свечах?

– Почему бы и нет. Меньше посуды мыть. Главное, не задерживайся долго.

– Постараюсь. Тем более у нас такой замечательный повод. Завтра съездим в ЗАГС?

– Давай дома обсудим, Борь? Не здесь же.

– Договорились.

Снова это облегчение при виде удаляющейся спины Рокотова. Просто какой-то бред на пустом месте. Помотав головой и выкинув из головы вновь появившиеся сомнения, я постучалась в дверь кабинета УЗИ и вошла в него, повторяя про себя простую мантру: "Просто перестань об этом думать".

Гель приятно холодит кожу, а улыбчивая медсестра все болтает о какой-то чепухе, водя датчиком по животу и что-то замеряя. Я улыбаюсь ее настроению и плакату, висящему напротив кушетки. На нем смеющийся малыш в шапочке с торчащими ушками.

– Вениамин Веневитович, вы не могли бы зайти? Спасибо.

– Что-то не так? – спрашиваю, поворачивая голову к девушке в халате, а она загадочно улыбается и показывает маленькое пятнышко на экране:

– Поздравляю вас.

– А… э… в смысле? – ошалело смотрю на изображение, не веря своим глазам. – Я что? Я беременна!?

– Да. Срок около восьми недель.

– Этого не может быть! Подождите. Нет! Восемь недель? Это же получается… Да нет же! – хохочу, закрывая лицо руками и мотая головой. – Максим! Глупенький ты мой мальчишка!

– Ну еще пока рано говорить что-то про пол, но имя очень хорошее. Поздравляю вас.

– Спасибо большое! Спасибо вам!

15

Клей

Фыр-р-р, фыр-р-р, фыр-р-р…

Я чешу пригревшегося под боком кота и залипаю в игры теней на потолке. Они медленно мотыляются из стороны в сторону в такт покачиванию деревьев, а меня все больше плющит от того, что две, практически касающиеся стены, то приближаются друг к другу, то отдаляются. Крыша медленно, но верно, отъезжает, и, когда в одном из темных пятен я начинаю видеть силуэт Ели, в области сердца отстреливает с такой силой, что невозможно сделать крошечный вдох, не то что нормально дышать. Мне не хватает воздуха, хотя дверь на балкон раскрыта настежь, еще и Пират забирается на грудь и начинает фырчать громче, словно изо всех своих кошачьих сил старается вылечить мою душу.

– Спасибо, братишка, – перекладываю кота на подушку, разворачиваюсь на живот и утыкаюсь лбом в скрещенные руки, морщась от усилившегося пощипывания в правой.

Я ненавижу ночь. Днём хотя бы можно что-то делать, носиться по городу, обзванивать радиостанции и договариваться. Ночью почему-то никто не хочет работать. Все ложатся спать, а для меня начинается ад, в котором невозможно сбежать от мыслей, кружащихся в голове, и, кажется, само время до утра превращается в изощренную пытку. Пират запрыгивает мне на спину, сворачивается на ней клубочком и снова фырчит, фырчит, фырчит. Больно. Так, что даже второй рукав, забитый за два дня, не может перекрыть это безумие и хотя бы частично заглушить творящийся внутри ад. Ничего не помогает. Хочется задрать голову к небу и тупо выть до тех пор, пока не станет легче. Только легче не станет. Раньше порвутся связки и наступит утро, чем исчезнет эта пустота.

Притянув мобильный, открываю список контактов и кручу его, ища ее имя. Знаю, что я в блокировке, знаю, что бессмысленно звонить и писать, но нажимаю иконку сообщения и вожу пальцем по клавиатуре – хотя бы иллюзия того, что она прочитает и ответит.

"Привет, Еля. Я хотел написать, что у Пирата все ок. Подумал тут и решил, что Пират ему действительно подходит больше. Он ещё ходит сейчас так, как будто вместо задних лап у него эти деревяшки. Ну типа как костыли, только пристегнутые к ногам. Может, видела в фильмах? Да, наверное, видела. Такой вот трушный Пират. И это, я малехо охренел от того, что ему нравятся бананы. Когда завтракаю, даю ему немного, совсем децл. Хер знает, едят нормальные коты такое и можно ли им бананы, но вроде ничего стремного не происходит. Думал, обосрется или удрищется с них… Короче, все ок, без криминала. Кстати, он сразу в лоток ходить начал. Мимо и в ботинки не гадит. С этим у нас все ровно. Вообще, прикольный кошак. Вчера с ним залипали в телек. Там показывали рыбалку, а он аж замер, только кончик хвоста дёргается, и, когда мужик окуня вытащил, как сиганет к нему с дивана. Прикинь! Ходит кругами, мявкает. Сегодня вот купил ему рыбеху в палатке, чтобы порадовался. Он ее целиком стрескал, и моська такая счастливая. Короче, ты не переживай, я за ним нормально ухаживаю. Миха твой за корм мне рассказал и витамины – я все купил. Мисочки тоже. Даже мышь пищащую резиновую, чтобы Пират ей играл. И еще ошейник от блох новый ему надел, хотя он вроде не чешется. Все ок, Еля. Не парься. Пока."

Жму иконку отправки сообщения, кладу телефон на пол, стараясь особо не дёргаться, и закрываю глаза. Хотя бы попробую.

– Спокойной ночи, Пират.

– Фыр-р-р, фыр-р-р, фыр-р-р…

Утро. Сварить кашу согласно дню недели, три яйца и половинку куриной грудки. Впихиваю в себя еду без особого энтузиазма, делюсь бананом с Пиратом. Не потому, что хочу и надо есть, а потому, что Еля обещала проверять, а я не собираюсь ее обманывать. Даже не курю на пустой желудок. Чтобы она не злилась. Уровень моего сумасшествия шкалит на полную. Я свихнулся и вместо того, чтобы пытаться как-то выгрести, проваливаюсь в свое безумие глубже. В аквариуме практически нет свободного места – стопки-домик теперь накрывают горлышки бутылок, – и желание нажраться в уматень уже давно перепрыгнуло ту планку, на которой раньше срывался. Еля просила не пить, но ничего не сказала про покупать. Я каждый вечер еду в алкошоп, выбираю что-нибудь дорогое и обязательно крепкое, ставлю в аквариум и смотрю на новую бутылку в воде, будто наркоман в состоянии ломки на дозу. Достаточно протянуть руку, свернуть пробку и разрешить себе сделать глоток. Мир снова станет прекрасен, появятся новые свинки и телочки, но в нем уже никогда не будет Ели, а она мне нужна больше, чем воздух.

Джинсы, толстовка, плащ и темные очки, за которыми не видно глаз. Я не хочу видеть свои глаза и отвечать на ненужные вопросы. Типа стиль. Ломкостиль.

Два типа на пафосе. У обоих «Ролексы» и до блеска выбеленные, идеально ровные зубы. Улыбаются по делу и без, будто лишний раз хотят пыжануть своими бабками отваленными стоматологу. Интересно, сильно верещать начнут, если втащить каждому и проредить заборчик?

– Максим Сергеевич, как вам наше предложение?

– Хуйня полная ваше предложение, господа, – разваливаюсь на диванчике и закидываю руки на спинку. – Если нет нормального, то идете на хуй.

Я и без часового облизывания со всех сторон знаю, что данная парочка уже не раз опрокидывала своих партнёров, заговаривая им зубы "стандартными отчислениями при высоких рисках", даже договора видел. Но там, где стандартом было пятнадцать процентов, для Фила расщедрились на семнадцать. Охренеть щедрость. За право разместить запись с концерта в клубе на своем сайте. Ту, которую они не делали, но с которой очень хотят навариться. Обломятся.

– Максим Сергеевич, если честно, то нам не особо понятны причины такой агрессии… – тот, что справа, вроде Эдик, заново перебирает листы типового договора и переглядываются со своим дружком. – Двадцать?

– Всё ещё хуйня, – мотаю головой и прошу официанта принести пепельницу. Курить хочется жуть как. – "Концерт-онлайн" даёт больше. Гораздо больше.

– Но у них меньше просмотров и стоимость подписки выше. У нас более лояльные условия для аудитории, плюс прозрачная система отчислений…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Естественно, – киваю, нахожу среди листов тот самый, на котором написана зубодробительная формула расчетов отчислений, с которой справится только математик, и тычу пальцем в первый попавшийся "прозрачный коэффициент". – Это что?

– Средний показатель времени просмотра.

– А эта загогулина?

– Количество пауз.

– Да ладно? Вы в край охерели?

– Может, вы поясните, что вас смущает? – Эдик откровенно напрашивается на косметическую рихтовку фейса своей напускной тупостью, но, блядь, как же вы меня бесите.

– Окей. Чисто ради ржаки. Меня очень смущает, что чел оплатил просмотр, но с него нам капает не фиксированная цифра, а какая-то херня.

– Максим Сергеевич, давайте я вам ещё раз все подробно объясню. Вы видимо недопоняли…

– Все я понял, Эдик! Чел поставил просмотр на паузу, чтобы поссать или покурить, а наша доля режется. Посмотрел не полностью – наша доля режется. Промотал вперёд – та же херня. Я похож на идиота?

– Максим Сергеевич, ни в коем разе.

– Тогда объясните мне с какого перепуга вы решили, что ваше предложение не хуйня? Это, – пальцем припечатываю листы, – полная хуйня, если говорить простым языком. И из прозрачного в ней только то, что вы хотите отхапать по максимуму за чужой счёт. Если чел купил билет на концерт, то я получу все, что мне причитается независимо от того, что у него с мочевым пузырем, досмотрит он до конца или уйдет раньше. "Онлайны" нам предлагают больше не потому, что мы такие выебистые, а потому, что у них для всех все реально прозрачно. Хотите исключительные права на показ? Будьте добры, озвучьте нормальные условия или уебывайте. Мы на "Ютубе" откроем канал и с него будет больший выхлоп, чем с вашей компании. Есть предложения?

– Максим Сергеевич…

– Я спрашиваю, есть предложение получше? Прямо сейчас.

– Извините, но мы не уполномочены…

– Валите. Мы не будем с вами сотрудничать. От вашего предложения воняет похлеще, чем от дерьма моего кота.

– Максим Сергеевич, давайте возьмём паузу? Вы изучите ещё раз договор, посоветуетесь с Филом…

– И он лично пошлет вас, но уже в такие дали, что моя "агрессия" вам покажется цветочками. Восемьдесят процентов с каждого проданного доступа. Без понижающих и прочей лабудистики. Или так, или разговор окончен.

Контрольный в башку с разбрызгиванием ее содержимого по ближайшему кварталу. Эдик подавился своим кофе от моих условий, а его напарник так вообще выпал в осадок. Не умеете ребята играть не на своем поле. Только и я в лохи записываться не собираюсь. Один раз облажался, теперь чуечка на подобные "щедрые" предложения выработалась. Решили они позаботиться. Ага. О себе естественно.

– Максим Сергеевич, у нас аренда мощностей…

– Угу. "Онлайны" тоже их арендуют, и, если мне не изменяет память, у той же компании. Восемьдесят процентов. С учётом того, что у вас нагонится аудитория и на других видосах подрастут просмотры, двадцать процентов для вас и так очень шикарный бонус.

– Извините, но мы вынуждены отказаться.

– Да не вопрос. Звоните, если передумаете, – расплывшись в пародии улыбки, жду когда парочка свалит из-за стола и звоню менеджеру с "Онлайна", с которой "мы не заработаем ничего". – Эльвира Альбертовна, день добрый. Как ваши дела? Приятно слышать, что все хорошо. Я к вам тоже с радостью. Может, встретимся где-нибудь, попьем чаек-кофеек и подпишем договор? Да, нас все полностью устраивает. Через час? Конечно, удобно. Тогда я не прощаюсь.

Кафешка у офисного здания. Девочка-менеджер без ненужных и непонятных слов ещё раз расписала мне условия, по которым работает ее компания, снова вытерпела мой юморок, даже посмеялась тупому анекдоту про двух бабуинов, решивших обмануть наивного мальчика, а потом одним звонком закрыла финансовый вопрос, переведя на счёт Фила оплату за право показа. Ни о каких исключительных правах и полном выкупе видео ни шло ни слова. Сейчас нам платят чисто за то, что дали добро показывать, отчисления за просмотры – каждое десятое число следующего за отчётным месяца. Изи, взаимовыгодно и что немаловажно реально прозрачно.

– Чек за мной. Билетик на концерт организуешь? – сразу после подписания договора, мы перешли на ты, и Эля решила закрепить это знаменательное событие оплатой двух кофе.

– Легко, – перехватываю сундучок, принесённый официантом и кладу в него пару купюр. – За меня девушки не платят. Даже за кофе.

– Особенно, когда девушка только что перевела на твой счёт кругленькую сумму, да? – смеётся так, что невольно улыбаюсь в ответ.

– Воу! Во-первых, там был бизнес, во-вторых, счёт не мой и, в-третьих, не надо поганить мою галантность. Не, если ты ярая феминистка, то можешь попробовать вернуть мне половину. Только я один фиг не возьму и буду до победного отказываться.

– К твоему счастью, я не феминистка и могу просто сказать спасибо, – улыбается шире, медленно накручивая прядь на палец. – Поужинаем?

– Сорян, у меня отношения.

– Верность и честность? Получается, что слухи – всего лишь слухи?

– Как-то так, и ещё кот в придачу, – развожу руками и протягиваю ладонь. – Спасибо за сотрудничество, Эльвира Альбертовна.

– Максим Сергеевич, – отвечает на рукопожатие и хохочет. – Не забудь про билетик.

– Помню. Осталось только уболтать Фила на "Олимп".

– Не сомневаюсь в твоих талантах. Если что, ты знаешь к кому обращаться по поводу записи.

– Заметано, Эль.

Помогаю девушке надеть ее пуховик, в котором она становится похожа на пингвина. Ржу над красной шапкой с двумя огромными белыми помпонами, смахивающими на выкатившиеся от удивления глаза, и ловлю ее, поскользнувшуюся на ступеньках.

– Упс! – Эля не торопится выбираться из моих рук, а я через мгновение чуть не роняю ее сам.

Прямо напротив входа стоит "Мерседес", а за его рулём Еля. Смотрит на меня, на нас с Элей. В грудине ухает и тут же начинает шпарить огнем от понимания, как все выглядело с ее стороны.

– Пока, Эльвира, – ставлю девушку на ноги и как заворожённый иду к машине, преграждая ей выезд. – Еля, глуши тачку! – рычу, вставая перед бампером, но она мотает головой и машет мне ладонью, чтобы ушел в сторону. – Глуши тачку или переезжай!

Двигатель затихает через минуту, за которую меня испепелили взглядом. Я сажусь на пассажирское и хлопаю дверью злой, как черт. Не на нее. На себя и на Элю, решившую напоследок пофлиртовать.

– Это менеджер компании, купившей права на показ концерта Фила.

– Мне без разницы, Максим.

– А для меня она есть. Я не собирался с ней спать. Вообще ни с кем не собираюсь.

– Макс, ты не обязан передо мной отчитываться. Я тебе никто.

– Еля, ты моё всё. И я не отчитываюсь. Просто не хочу непоняток между нами…

– Макс…

– Дай мне сказать, – обрываю, срываясь, и уже спокойнее прошу, – пожалуйста.

– Говори.

– Ты решила за нас обоих, думаешь, что так будет правильно. Типа Боря даст тебе уверенность в завтрашнем дне и прочая лабудистика. Я слишком мелкий для тебя, и бла-бла-бла… Только это не так, Еля, – поворачиваюсь к ней лицом, тянусь к ее пальцам. – Скажи, что ни разу не вспомнила обо мне.

– Ни разу, – закрывает глаза, отворачивается и кусает губы. – Я о тебе не думала и не вспоминала. Все, что было – это случайность. Я просто перебрала и так получилось.

– А теперь скажи мне это ещё раз, но уже глядя в глаза. Потому что я тебе не верю. Ни одному слову не верю. Ты же сама чувствуешь, как нас тянет друг к другу.

– Нет.

– Врешь. Я вижу, что ты врешь. И мне, и себе. Я видел твой взгляд, когда Эльвира подскользнулась. Так не смотрят на того, на кого плевать и считают ошибкой. И ты сама это знаешь, но за каким-то хреном упёрлась в своего Борю. Скажи мне, что в нем такого? Почему он, Еля?

– Потому что я беременна! – выкрикивает и толкает меня в плечо. – Уходи! Я прошу тебя, Макс, уходи! Не делай хуже ни себе, ни мне!

Только я перехватываю ее руки, притягиваю к себе, целую в мокрые от слез щеки и чуть не задыхаюсь, когда ее губы на мгновение прижимаются к моим. Нет, это не случайность и даже не поцелуй. Это глоток воздуха. Того самого, которым дышим только я и она. Жадный, голодный вдох, пропитанный тоской.

– Дай мне ключи и пересядь.

– Нет.

– Мы просто поедем ко мне и поговорим. Я обещаю, что не трону тебя пальцем. Ты же хочешь со мной поговорить? – смотрю в глаза и вижу в них ответ. – Поедем поговорим? Посмотришь на Пирата, – протягиваю ладонь и шепчу. – Просто поговорим о чем захочешь или помолчим.

– Если только недолго.

– Хотя бы полчаса, Еля. Не знаю как ты, но я соскучился по твоему голосу.

16

Ли

Это непередаваемое ощущение дома, где тебя любят и ждут. Где все до боли знакомо, и каждый запах наполнен каким-то особым спокойствием и умиротворением. Я вхожу в квартиру Макса всего лишь во второй раз, но дурею от этого ощущения, захлестывающего с головой с самого порога.

– Привет, Пират. Ну как ты тут? – чешу за ухом кота, встречающего нас на банкетке, улыбаюсь его ответному мурчанию и тому, что он ластится ко мне, а потом спрыгивает на пол и трется о ноги Максима.

Все так, как могло быть, если бы мы с ним были вместе. Словно каждый вечер возвращаемся домой вдвоем и Пират наш кот. Я улыбаюсь, а в груди щемит от того, что это не так.

– Соскучился, братишка? Иди на кухню, сейчас я тебя покормлю, – Макс опускается на корточки, гладит кота, поднимается и теряется, когда мы сталкиваемся взглядами. – Можно помочь?

Я развязываю пояс пальто, поворачиваюсь к нему спиной и невольно закрываю глаза, почувствовав мимолетное прикосновение пальцев к шее. Крохотная доля секунды, банальная галантность, а мою кожу будто вспороли острым лезвием и оголили нервы. Почему с тобой так, Макс? Почему я еду к тебе домой вместо того, чтобы готовить ужин Рокотову?

– Тебе, наверное, нельзя кофе, но у меня есть зеленый чай. Будешь? Может, хочешь поужинать?

Киваю, а на глазах наворачиваются слезы от той нежности, с которой звучит его голос. Она проникает внутрь меня слишком глубоко, чтобы отвечать словами, и тело сходит с ума от каждой произнесенной буквы. Хочу ли я поужинать с тобой? Очень. Думала ли я о тебе? Да. Вспоминала ли? Конечно. Глупый мальчик, как же ты прав. Я думала, что все пройдет, обязательно пройдет, но стоило увидеть тебя с другой…

Я иду за Максимом на кухню, опускаюсь на табурет и украдкой рассматриваю его спину пока он возится у холодильника, выкладывая к раковине овощи. Взглядом касаюсь его волос, шеи, плеч, спускаюсь по руке к пальцам и замечаю на запястье правой отслоившийся краешек пленки и покрасневшую под ней кожу. Она то появляется из-под рукава толстовки, то снова прячется в нем, а сердце сковывает льдом – скажи, что ты не делал никих глупостей, Макс!

– Что у тебя с рукой?

Оборачивается, смотрит на свои руки и, проследив за моим взглядом, улыбается:

– Все ок, Еля. Просто сделал второй рукав.

– Покажи! – тон больше напоминает приказ, а не просьбу, но мне хочется убедиться, что дело именно в татуировке. Хоть бы это была татуировка, пожалуйста…

Макс стягивает толстовку через голову, и я выдыхаю с облегчением, увидев черные рисунки, поднимающиеся от запястья к плечу.

– Эта – типа запад, – показывает левую руку с Пегасом и Никой, – а эта восток, – демонстрирует дракона и пагоду на правой. – Осталось только зафигачить компас и китайский фонарик на лопатках, и будет огонь.

– Боишься потеряться? – спрашиваю, пряча за сарказмом то, чего не должна, но все же чувствую.

– Наверное, – жмёт плечами, – Бутч примерно так же сказал.

– Бутч?

– Мастер, – Макс возвращается к овощам, тщательно их моет, выкладывая обсохнуть на полотенце. – Лучше расскажи, как у тебя дела. Боря рад?

Я не вижу глаз Максима, но прекрасно догадываюсь о чем именно он спрашивает:

– Да.

– А ты? – нож в руке замирает и потом снова начинает крошить огурцы.

– Очень.

– Кто будет? Мальчик или девочка?

– Еще не ясно.

– А ты кого хочешь?

– Не знаю, Макс. Главное, чтобы здоровый.

– Ну да, – смахивает в миску уже нарезанное, туда же отправляет пригоршню помидорок черри и с остервенением рвет листья салата. – Тебе можно майонез или лучше с маслом?

– Делай так, как тебе хочется.

– О`кей, – сбрызнув салат лимонным соком, заправляет его оливковым маслом и переставляет салатник на стол. – Тебе нужны витамины.

Только в голосе плохо скрываемая злость, от которой и я начинаю заводиться:

– А тебе поспать!

– Наверное.

– Макс! – перехватываю его руку и с силой тяну вниз, чтобы он сел. – Посмотри на свои глаза! Тебе необходимо нормально спать.

Я все же не сдерживаюсь и провожу ладонью по его щеке, а Макс рывком поднимается на ноги, идёт к шкафчикам с тарелками, достает их и вилки, едва сдерживаясь от того, чтобы не расколошматить что-нибудь. И это не пугает. Наоборот, тянет подойти к нему и успокоить. Так сильно, что нет сил терпеть и противостоять порыву. Глупый мальчишка, если бы ты знал какой подарок мне сделал. Встаю, все явственнее ощущая разрывающие его противоречивые мысли, и обнимаю. Упираюсь лбом ему между лопаток, сцепляю пальцы на животе и закрываю глаза.

– Макс, – шепчу, задыхаясь от запаха, который уже практически исчез с моей подушки. – Тебе надо спать, глупый.

Он кивает, накрывает мои ладони своей. На секунду, на жалкую, блядь, секунду, а потом убирает ее и опирается в угол столешницы, хотя не хочет разрывать прикосновения. Я чувствую это кожей, слышу в гудении напряжённых мышц и рваном выдохе:

– Еля, я не могу.

Глухой голос. Он пробивает меня до кончиков волос. Мой глупый мальчишка не может уснуть. Не может забыть. Как и я. Думала, что смогу с лёгкостью вычеркнуть его из своей жизни, а теперь внутри меня растет наш ребенок. Мальчик или девочка не важно. Он будет похож на Максима. Знаю, уверена в этом и рада. Рада, что разругалась с Рокотовым и зашла в кофейню, рада, что напилась и поддалась порыву. Как сейчас. Мои губы практически касаются ткани футболки, а низ живота все сильнее сводит от появившейся тянущей пустоты. Я хочу чувствовать его поцелуи, слышать хрипящие выдохи и видеть, как в глубине темных глаз рождается нежное: "Еля". Одним своим звучанием ласкающее душу. Я хочу тебя, Макс. Но ещё больше хочу, чтобы ты поспал.

Вспышка. С ним все почему-то только так. Я иду в коридор, беру телефон и быстро, боясь передумать, пишу сообщение Рокотову, что поехала в гости к Ярику. Пусть пробесится, что я уехала без предупреждения и неприготовленному ужину. Плевать на ужин. Здесь тот, кому я нужна больше, и ему необходимо поспать. Со мной он уснет. И я усну. Бесшумный режим, мобильный падает обратно в сумочку, вспыхнув экраном на пришедшее в ответ сообщение, но мне на него наплевать. Сегодня я хочу сделать то, о чем завтра, возможно, пожалею. В комнате тяну с полки шкафа шорты с завязками и футболку – они мне велики, и я в них вряд ли выгляжу адекватно. Только все равно переодеваюсь, распускаю волосы и иду на кухню, где пахнет домом и разогретым ужином. И ещё там есть Макс за взгляд которого хочется продать душу дьяволу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Я ночую у тебя. Завтра мы едем к Воронцовским, и ты там отсыпаешься. Никаких возражений и неотложных дел. Все потом.

– О'кей.

Щелк. Я оттесняю Максима к столу, переставляю на него тарелки с вилками, достаю из духовки поддон с разогретыми остатками отваренной куриной грудки, радуясь тому, что глупый мальчишка все же завтракает. В холодильнике нахожу чеснок и майонез, давлю в маленькую пиалку три зубчика, делая подобие соуса. Такие простые и обычные действия сейчас отдаются внутри груди разливающимся теплом.

– Глупый, мог разогреть в микроволновке.

– Для тебя и ребенка так безопаснее.

– Ешь.

– Спасибо, Еля.

– Ешь!

Взрыкиваю, а сама чуть не плачу, увидев в салатнике помидорки черри. Целые. Он запомнил.

За тонкой полупрозрачной шторой душевой практически не видно Макса, сидящего на полу, но я чувствую его присутствие, улыбку и взгляд, которым он на меня смотрит. Украдкой поднимает глаза – моя кожа в этот момент вспыхивает, – а потом опускает их в пол, будто боится, что я замечу и выгоню, хотя сама попросила посидеть со мной в ванной. Все происходящее так похоже на безумие, да оно и есть безумие, в котором хочется побыть дольше. Урвать от него побольше, надышаться им до звёздочек в глазах, чтобы потом уйти так и не признавшись, что беременна от него. Врать Рокотову почему-то проще – с Максом каждая недомолвка или ложь впивается иглой под ногти, и сердце запинается, болезненно пропускает удары. Только я все же не скажу ему правду. Я решила, что так будет легче нам обоим. Ему в двадцать три ещё рано думать о ребенке и семье, а мне уже поздно влюбляться и что-то менять в своей жизни. Пусть она идёт по инерции, как говорит Ярик. Не страшно. Ведь теперь у меня есть малыш. Мой маленький новогодний сюрприз, нагаданный стаканчиком кофе.

Тянусь к бутылочке с гелем для душа, нюхаю его и улыбаюсь щекотанию в ноздрях. Почему-то именно такой запах мне нравится до мурашек. Яркий, насыщенный аромат морской свежести. Такой запоминается с первого раза. Совсем как Максим. Выдавливаю немного на мочалку, мылю руки и шею, а потом схожу с ума:

– Потрешь мне спину?

– О'кей.

Черт, как же мне нравится его "о'кей". Короткое, но звучащее раз от раза по разному, со своим особым настроением. И сейчас оно радостное и немного наивное. Совсем не вяжущееся с осторожными прикосновениями мочалки, практически ласкающими кожу. Медленные, неторопливые поглаживания, от которых плавится мозг и просыпается желание. Не уверена, что Макс добивается именно такого эффекта, просто мое тело отзывается на любое его прикосновение по-особенному. Сейчас мне не тридцать два, а двадцать с хвостиком, у меня за спиной нет клиники, и всё ещё только будет – с ним будет. Нет ни Рокотова, ни его вещей в моей квартире, нет сомнений в правильности того, что делаю. Сейчас я живу моментом, в котором есть я и он. Глупый мальчишка, отводящий от моей груди свой голодный взгляд, когда я поднимаюсь в ванной и разворачиваюсь к нему лицом. Нет ни стыда, ни упрёков совести. Есть лишь пьяный восторг и темные глаза, для которых я важнее всего на свете. Макс давит новую порцию геля, взбивает его в пену и до скрежета стискивает зубы, проводя мочалкой от шеи вниз. Он хочет, безумно хочет прикоснуться ко мне ладонью – я вижу его желание по глазам, по вздувшимся венам на руках и шее, – но, как и я, давит в себе это желание, с жадностью впитывая только то, что можно. То, что не выходит за тонкую, полупризрачную грань, за которой нас уже не будет. Будет порывистый секс, а дальше я исчезну, сбегу обратно в свои тридцать два, где буду с пеной у рта доказывать ему и себе, что все это ошибка и случайность.

– Еля, я не могу так…

Выдыхает, опирается о край ванной, хватая ртом воздух и мотая головой. А я стою голая, запускаю пальцы в его волосы и кусаю губы, чтобы не разреветься и не рассказать ему всю правду. Он ведь тогда меня не отпустит, а я не смогу уйти. Я не знаю и боюсь оставаться, но сейчас не хочу никуда уходить.

– Иди расправляй постель и принеси мне что-нибудь длинное. Я скоро.

– О'кей.

Теперь оно уже вымученное и глухое. Жду, когда за Максом закроется дверь, и домываюсь едва ли не со скоростью света. Он просовывает руку с майкой в узкую щель и уходит раньше, чем я решаюсь, что все же хочу, чтобы он зашел.

Слишком тонкая грань, слишком широкая постель, слишком холодно у стены… Мне хочется придвинуться вплотную к Максиму – от него просто пышет огнем, а я хочу этого огня рядом и внутри. Тяну его за руку, поворачивая к себе лицом, и теряюсь. Становится страшно что-то начинать, зная, чем это может обернуться. Поцеловав в губы, прижимаюсь спиной к его груди и жмурюсь, когда он меня обнимает, закутав в одеяло по самый нос.

– Спокойной ночи, Еля.

– Спокойной ночи, Макс.

Я даже закрываю глаза, только все равно не могу уснуть. И Макс тоже не спит – чувствую по его дыханию, что скорее всего так же просто лежит с закрытыми глазами и варит в своей голове мысли о происходящем. Его ладонь, лежащая у меня под грудью, словно индикатор: пальцы вздрагивают, когда я делаю вдох и прижимаюсь к ним, а потом, на выдохе, расслабляются. Напористый мальчик не знает что со мной делать, а я не знаю стоит ли говорить ему правду или лучше промолчать. Ловлю его пальцы на вдохе и прижимаю к майке на животе – глупая попытка намекнуть, хотя с такими намеками проще вообще ничего не делать. Пьянит. Так приятно бьёт в голову от одного прикосновения, но мне его мало. Я задираю край майки и прижимаю руку Макса уже ниже. Туда, где прячется наша с ним кроха. Держу так несколько секунд и отпускаю, чтобы он решился сам. Если захочет продолжения, я буду только рада – в теле каждая клеточка сходит с ума от того насколько мы близко. Я сама схожу с ума рядом с Максом, но он продолжает держать ладонь, не сдвигая ее ни на миллиметр. Дышит в затылок и скрипит зубами, злясть, что не может контролировать свое тело. Оно тоже сходит с ума, тянется ко мне, колошматит в спину частыми ударами сердца, будто со всей дури кулаком стучат в закрытую дверь. Глупый, ну же… Хотя бы намекни, и я повернусь к тебе, я сама хочу повернуться и снова почувствовать твои губы. Только они касаются моих волос и шепчут что-то неслышное. Я не могу разобрать ни слова, лишь звучащее чуть громче "Еля". Вслушиваюсь, пытаюсь догадаться, что он мне хочет, но боится, сказать и не могу. И развернуться сама не могу – так испарится ладонь, накрывающая своим теплом мое самое ценное.