Текст книги "Только люби (СИ)"
Автор книги: Лана Черная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Глава 19.
Только я видела, что ничего не нормально. Стасу больно и меня скручивало в тугой жгут, как будто это моя боль. Я не понимала, в чем дело.
Что произошло? Почему он вдруг побледнел так, словно армию призраков встретил?
Не знала, а Стас не откровенничал. Снова разделил наши миры жирной чертой, по которой выстраивал глухую стену из кирпичей. Без единого окошка и шанса стать перебежчиком.
Стас свернул на обочину, заглушил мотор и выбрался из машины. Ночь растилала перед нами свое покрывало, заботливо укутывала природу в кокон из звезд и лунного света. Невообразимо теплая ночь. А под нами до самого горизонта разлеглось темное и спокойное море.
Я не знала, как долго нам ехать до города и куда хотел отвезти меня Стас, но видела: что-то неуловимо изменилось.
Та армия персональных призраков выбила Стаса из колеи. Он стоял на краю обрыва: руки в карманах брюк, волосы всклокоченные, а взгляд устремлен за невидимую линию горизонта. Я тихо подошла ближе, замерев рядом, каким-то седьмым чувством чуя, что нужна ему сейчас.
Я должна бы его ненавидеть за то, как он поступил и как продолжает поступать. За то, что стал таким жестоким и беспринципным чудовищем. Должна и не могла. Даже зная, что из-за него мой муж лежал в коме без единого шанса выбраться из нее нормальным человеком.
Даня сказал, что Сергей останется инвалидом и будет чудо, если он вообще очнется в здравом уме. Если очнется... А ещё пообещал, что доберется до тех уродов, кто это сделал. Мой сын до сих пор любил отца, даже несмотря на тот факт, что сам недавно советовал мне подать на развод.
– Даня сообщил в полицию, – сказала в попытке уловить хоть какую-то реакцию Стаса.
И ничего: ни один мускул не дрогнул на его лице, ни единым жестом не изменилась его поза. Будто ему было абсолютно плевать.
– Он будет искать, Стас.
– А я не прячусь, – усмехнулся, оставаясь по-прежнему недвижимым каменным изваянием. – Или может ты ждёшь, что я приду с повинной и добровольно положу голову на плаху сраного правосудия?
Его голос холоден, что льды Арктики, и по коже колючими щупальцами растекался мороз. Поежилась, обхватила себя руками, растирая плечи.
– Я просто не хочу, чтобы кто-то пострадал, – выдохнула, не находя других слов. И я действительно этого хотела, потому что сама мысль, что в моей жизни не станет Даньки или Стаса выкручивала внутренности, что центрифуга выполосканное белье.
– Какое благородство. Как раз в вашем духе, Евгения Матвеевна.
Он задрал голову к утыканному звёздами небу, длинно выдохнул.
А я замерла, не в силах сделать вдох.
Это его “Евгения Матвеевна” после того, как он ласкал меня языком, а потом вытрахивал сильными толчками стоны и крики, доводя до пика удовольствия, прозвучало не просто насмешкой, а пощечиной. Ее звон вибрировал в ушах и где-то за грудиной, мешая нормально дышать.
– Зачем это все, Стас? Мне почти сорок, я старая замужняя женщина, – прошептала, потому что на большее не осталось сил. Стас опустил голову, посмотрел на меня, выгнув свою тонкую, некогда пробитую штангой пирсинга бровь. – Замуж ты меня не позовешь, даже если я разведусь. Детей…, – всё-таки глотнула пропитанного морской солью воздуха, – детей я тоже уже не рожу. В моем возрасте, знаешь ли, родить ребенка – это почти подвиг. Тем более с моим здоровьем. Чисто потрахаться? Или это просто бзик такой: хочу свою училку – получу училку, даже спустя десять лет?
Но Стас не был бы собой, если бы ответил хоть на один вопрос.
– Поехали, Бабочка, дела не ждут, – равнодушно, без единой эмоции на красивом, словно выточенном лице, где каждая черта – произведение искусства.
И, не оглядываясь, вернулся в машину. А я снова ничегошеньки не поняла про этого дикого, но нисколько не страшного чудовища. В конце концов, сумела же Бель разглядеть в Чудовище прекрасного принца. Может, и мне удастся разыскать аленький цветочек Стаса и забраться в его душу. Если бы только он позволил…
– Даже не надейся, Ева, что я уеду без тебя, – бросил он в открытое окно пассажирского места. – Но если мы опоздаем, я буду очень-очень недоволен, Карамелька…
Сладким медом по оголенным нервам, заставив вскипеть кровь от взбунтовавшегося либидо.
Черт бы тебя побрал, Беляев, с твоим бархатным, что коньяк, голосом!
– Стас, – позвала, захлопнув дверцу машины и дождавшись, когда Стас вырулил на трассу.
– М? – не отвлекаясь от дороги, постукивая пальцами по рулю.
– Ты когда-нибудь болел ангиной? – похоже, мой вопрос застал его врасплох, потому что во взгляде, брошенном на меня, море недоумения и океан вопросов. – Ну знаешь, наелся мороженого, а наутро – ангина и все, в школу можно не идти и контрольную не писать, ура!
– Не-а, не было такого, – улыбнулся вдруг задорно. Словно и не он еще недавно разгонял толпы персональных прираков, и не я пыталась его ненавидеть. Хоть все попытки и провалились с треском. И горло перехватило, такой красивый он был в это мгновение. Такой живой и родной. – Я любил школу и прогуливать никогда не хотелось.
– Жаль, – вздохнула, мысленно сокрушаясь о погибшей надежде на пару дней лишить Беляева голоса. Вернее той его низкой, с мягкими переливами, интонации, с какой он все время произносил мое имя. Иначе так и сойти с ума можно.
Я уже молчу о том, что чувствовала себя нимфоманкой, потому что хотела его до безумия даже сейчас. Или ещё хуже: зависимой от Стаса наркоманкой, подсаженной на него ещё десять лет назад...
…Останавливаюсь на крыльце больницы в полной растерянности: куда ехать, зачем, если мой мальчик здесь, а я должна быть рядом с ним. Никуда я не поеду! Разворачиваюсь на каблуках и врезаюсь в чью-то широкую грудь. Терпкий запах с горькой ноткой шоколада тут же выдает хозяина твердой, перевитой жгутами мускул, груди.
– Стас, – выдыхаю, чувствуя себя маленькой девочкой, долго плутавшей в темном лесу и которую, наконец, нашли родители. Мне до сих пор страшно, хоть Анна убеждала меня, что все худшее позади. Но я-то помню, что первые сутки после операции самые опасные. И что эти самые сутки можно не…
– Хватит, Ева, – нагло влезает в мои мысли хриплый голос Стаса. – Наш Пеле боец, выкарабкается.
– Почему Пеле? – спрашиваю, цепляясь за слова Стаса, как за якорь, удерживающий меня от выноса в открытый океан боли и неверия. И не хочу вникать, почему он называет Даню "нашим". Просто оговорка – так правильно. А иначе я рассыплюсь на кусочки и уже никто меня не соберет.
– Потому что голы забивает точь-в-точь как Пеле, – улыбается Стас, а я смотрю на него во все глаза: разве мой сын играет в футбол?
И, похоже, спрашиваю вслух, потому что теперь Стас таращится на меня, как на инопланетянку.
– Ну ты, мать, даёшь, – расстроенно качает головой. – Ты и правда ниразу не видела, как Дан мяч гоняет?
– Нет, – тихо, сдерживая набежавшие на глаза слезы.
Господи, какая же из меня отвратительная мать! Я даже не знаю, что мой сын играет в футбол и судя по восторгам Стаса – неплохо играет. А я...я и жизнь ему не уберегла…
И внутри разливается кипящий котел вины...
Выворачиваюсь из рук Стаса, спускаюсь по ступенькам. Он идёт следом. Так близко, что я слышу его рваное, словно после кросса, дыхание.
– Мы в детстве часто играли. Во дворе, – говорю тихо, пряча в полушепоте дрожь. – Воротами у нас были ворота гаража и те, что выходят на улицу. Лупили по мячу, кто кому больше забьет. В кольцо бросали...А потом перестали. Он все больше к отцу, а тот…
Сглатываю комок. А Сергей никогда не интересовался сыном, вспоминая о его существовании во время очередного запоя. Тогда воспитывать принимался. А Даня...не воспитывался. Вот и закончилось все...так...
– Я отвратительная мать, – выдыхаю обречённо, – я знаю. Я столько всего упустила и продолжаю упускать…
– Ева… – тихо, но настойчиво перебивает Стас. Но я упрямо мотаю головой.
– Я же на тхэквондо отдала его почти насильно. Он со мной неделю не разговаривал, от отца не отлипал. А потом...я заболела сильно, в больницу попала и Данька…
Договорить не хватает сил. Как и сдерживать слезы. И я реву, размазывая по щекам тушь со слезами, пока не оказываюсь в кольце сильных рук, прижатая к горячему телу не просто мальчишки, а настоящего мужчины.
– Идем, я отвезу тебя домой, – говорит Стас, когда истерика немного откатывается на задворки выпотрошенной болью души. Я знаю, она ещё снесет меня лавиной, но после...когда я останусь одна.
– Не нужно домой, – цепляюсь за его рубашку.
Я не хочу домой. Там муж...а у меня нет сил что-то ему доказывать.
А Стас вдруг хмурится и спрашивает то, что должен был ещё в самом начале этого безумного, за гранью жизни, вечера.
– Где твой муж, Ева?..
– Он был в запое, – вытащив себя из прошлого.
Стас бросил на меня хмурый взгляд. Я лишь дернула плечом и снова уставилась в окно. Тогда я так и не ответила на вопрос Стаса, где Сергей и почему его нет рядом с сыном. Просто не смогла. А сейчас...меня скручивало в морской узел чувство вины и какая-то глухая тоска, но я должна была рассказать. Зачем? Наверное, мне не найти ответа на этот вопрос.
– В тот вечер. Помнишь? – и на Стаса, который мрачно кивнул. И я мотнула головой ему в унисон. – Пил уже две недели. Скандалил. Они поссорились с Данькой и тот сбежал меня встречать. Тогда...тогда все и случилось. Я до сих пор не помню, как все было. Но Анна...твоя мать сказала, что я вывела его из-под удара. Что я спасла сына. Но это неправда.
– Ева, – предупреждающе рыкнул Стас.
Но мне было все равно. Я не могла его ненавидеть, потому что любила так сильно, что все болело внутри от необходимости быть с ним.
– Это ты, Стас. Ты спас Даньку и меня. Если бы…
– Не надо, Ева, – перебил всё-таки, паркуясь у светящегося неоном клуба. – Я не герой, Ева. И нихрена не хочу им быть. Вылезай. Приехали. И я очень тебя прошу, избавь меня от этих розовых соплей. А то я пожалею, что влез в это дерьмо.
И выбрался из салона, хлопнув дверцей. Обошел машину, открыл мою и вытянул меня на обжигающий июньский воздух. Покачнулась на каблуках, на мгновение оказавшись в раскаленных, что лава, руках, и тут же отпрянула, задохнувшись горьким ароматом мужчины, что минуту назад пинком вытурил меня с небес на землю. И хоть я давно привыкла – в груди нещадно жгло.
Но...так все осточертело.
– Знаешь, Беляев. Тот факт, что ты купил мое тело, не даёт тебе права тыкать меня носом в дерьмо, как нашкодившего котенка, – Стас замер, с толикой удивления на остро заточенном лице. – Ты можешь трахать мое тело как хочешь и куда хочешь, но трахать мою душу я тебе не позволю, даже если ты покалечишь всех мужчин, что когда-либо касались меня, – он посерел лицом и шумно выдохнул, сжав в кулаке ключи. – А теперь давай, веди, демонстрируй очередной акт представления, – жестом изобразила в воздухе “кавычки”, – “Посмотрите, какой я мудак”. Ну же, я вся в предвкушении.
И руки на груди скрестила, унимая выстукивающую в венах злость. А Стас вдруг улыбнулся странно как-то, оглянулся по сторонам, кого-то выискивая, и смело шагнул в сторону машины такси. Переговорил с водителем, вернулся ко мне и, схватив за руку, силой уволок в машину и дверцу за мной захлопнул.
– Вали нахрен, Ева. Сегодня для тебя эксклюзив, – в точности скопировал мой жест-”кавычки”, оскалился, – “Стас Беляев – блядский рыцарь”. Трогай, шеф, – постучал по крыше машины и стремительным шагом скрылся в здании клуба.
Глава 20.
– А куда едем-то? – спросила у водителя, когда тот тронул машину с места и медленно покатил в сторону шоссе.
Водитель, мужчина средних лет приятной наружности, глянул в зеркало заднего вида и с грустной улыбкой назвал адрес больницы, где лежал Сергей.
– М-да, Стас, это не «я блядский рыцарь», а «я полный придурок», – с усмешкой пробормотала себе под нос.
– Что, простите? – озадачился водитель, все же расслышавший мое бормотание.
– Тормозите, говорю. Я никуда не еду.
Таксист свернул к тротуару без лишних вопросов.
Из сумочки достала последнюю купюру, случайно завалявшуюся в кошельке и, не дав водителю шанса возмутиться, выпрыгнула из машины. Вдохнула горячий воздух, пахнущий грозой почему-то. Даже на небо глянула – звёздами утыкано, ясное-ясное. Но гроза так и искрилась в воздухе. Улыбнулась, перекинув через плечо сумочку, сняла туфли и направилась туда, где исчез Стас.
Пока шла, думала, какие мои слова так разозлили Стаса, что он, никогда не меняющий своих планов, вдруг так легко отпустил меня в больницу. Нет, не навсегда. Свое он так просто не отдает. А я принадлежала ему. По крайней мере, ближайшие полтора месяца.
И на ум приходили только слова о мужчинах, что когда-либо касались меня. Улыбнулась, покачала головой.
Глупый-глупый Стас. Такой взрослый, а все равно еще мальчишка. Ревнующий мальчишка.
Никого и никогда у меня не было, кроме тебя и мужа. Никого и никогда.
Поднялась по ступеням к высоким стеклянным дверям клуба и только тогда обратила внимание на название.
«Home House». Ахнула, отойдя на пару шагов.
«Home House» – элитный мужской клуб, членство в котором доступно только мужчине и то не всякому. Поговаривают, что в этом клубе состояла вся наша правительственная верхушка. А еще ходили слухи, что в этом клубе проводились незаконные бои. Клуб оброс самыми разнообразными слухами, но официальная информация говорила, что бои в этом клубе действительно проводили, но вполне легальные. И что самые именитые боксеры нашей страны тренируются именно здесь.
И сюда вошел Стас. А в памяти вспыхнули его слова Звонарю: «Хотел отменить наш бой»…
И вихрем воспоминания о той проклятой ночи, когда я едва его не потеряла…
…Пустой коридор больницы…Холодный кафель стен…Осунувшееся и словно постаревшее на десятки лет лицо Анны – матери Стаса…и время…тягучее, неумолимое и жестокое, ворующее веру и остатки терпения.
Она влетает в коридор, переполошив все отделение. Собранная и в тоже время растерянная, как маленькая девочка, потерявшаяся в огромном магазине. Она требует доктора, говорит, что ее сын здесь. Возмущается, почему он в обычной больнице. Почему его не привезли к ней! Кричит на медсестру, а та…та отправляет ее ко мне.
Неловко поднимаюсь, плечом ощущая поддержку Богдана. Тот выступает вперед, загораживая меня, принимая первый удар на себя, но я не позволяю.
Анна налетает, как фурия, встряхивает Богдана, требуя объяснений. Не обращая внимания на меня.
– Анна Васильевна, – зову, и она замирает, словно налетела на глухую стену.
– Евгения Матвеевна? А Вы…
– Я привезла Стаса, – отвечаю на невысказанный вопрос и вижу волну осуждения и…черт знает чего в ее черных, как у сына глазах.
– Что произошло? – на последних крохах самообладания.
– Я же сказал, Анна Васильевна, на нас напали…
– Помолчи, Бродин, – перебиваю я, поймав растерянный и умоляющий взгляд Богдана. Хмурюсь, отчетливо понимая, что сейчас я, возможно, совершу самую большую глупость в жизни. И что виновник той потасовки останется безнаказанным, но…
– Это моя вина, Анна Васильевна.
– Евгения Матвеевна, не надо, – просит Бродин. – Вы здесь ни при чем.
– Да вы объясните толком, в чем дело? – требует Анна.
– Я задержалась в школе допоздна, возвращалась одна. А в переулке на меня напали, – натягиваю рукава блузки на самые запястья. – Стас с Богданом оказались рядом. Они…моего сына с тренировки привозят. Они к одному тренеру на тхэквондо ходят. Вы, наверное, знаете?
Анна рассеянно качает головой и в ее глазах пролегает тень невыносимой боли. А у меня все внутри скручивается в морской узел. Я вру. Вру матери парня, что мог и не выжить…Нет! Сжимаю кулаки. Нет! Стас будет жить, иначе я пойду за ним и найду, обязательно найду и верну с того света!
– Анна Васильевна, – я беру ее за руку. Она вздрагивает и смотрит на мои пальцы, перепачканные кровью Стаса. – Все будет хорошо, слышите? Стас выживет. Обязательно выживет, потому что обещал. А Стас Беляев всегда держит слово.
И она смотрит на меня так, словно я только что вложила в ее ладони все богатства мира, и кивает. Поверила. Устало опускается на стул рядом. Выдыхает судорожно.
– А я уже решила, что опять, – ее голос шелестит опавшей листвой. – Опять эти бои. Он же дерется, Евгения Матвеевна. Приходит домой побитый. Отмахивается, что все нормально. А у самого в глазах такая чернота. И я…я совершенно не знаю, что делать. Грозила в полицию заявить, а он в ответ заявил, что откажется от меня. Представляете? А две недели назад вообще съехал. Мне страшно. Так страшно…Даже с братом перестал общаться…А теперь вот…
– Все будет хорошо, – повторяю, как мантру. Теперь точно зная, что нужно делать. Только пусть выживет…Только живи, Стас.
Брат Стаса приезжает часа через полтора после Анны. Обжигает такой ненавистью, что все черти ада обзавидуются.
– Что она здесь делает? – рычит на Богдана, не особо таясь меня, воспользовавшись моментом, что Анна отошла.
– Хватит, – резко говорю я, ударив его по рукам, вцепившиеся в ворот куртки Богдана. – Не смейте трогать Богдана. Есть претензии ко мне, мне их и предъявляйте.
Он навис надо мной, такой злой и невероятно похожий на Стаса.
– Ты…все из-за тебя, маленькая шлюшка, – толкает меня к стене, прижимает одной ладонью, перекрывая кислород. – Что, своего мужика мало? Решила на молоденького прыгнуть, да? Только хер тебе, а не Стас.
Богдан рванул было мне на помощь, но я выставляю вперед ладонь, останавливая его.
– Я костьми лягу, но ты никогда не будешь с ним… Никогда, слышишь, тварь. А если еще хоть раз…я тебя просто уничтожу. И тебя, и всю твою семейку. Так что сделай одолжение, сука, убирайся нахер из этого города. Завтра же, иначе пожалеешь…
– Думаешь, мне страшно? – улыбаюсь криво, понимая, что он не будет нападать без доказательств. Уже знала старшего брата Стаса. Он всегда оперирует фактами, а я даже не пытаюсь анализировать, когда и где он мог нас видеть. Между нами был только один вечер, одна крыша и хриплое признание Стаса. Смахиваю его руку. И откуда только силы взялись? – Легко сражаться с женщиной, да? Что же ты, такой любящий брат, не уберег Стаса, а? Что же ты позволяешь ему гробить себя в незаконных боях?
Злость плещется в венах кислой отравой, пенит адреналин, который подбирается к запредельным цифрам.
– Не боюсь я тебя, Михаил, – спокойно, выверяя каждую эмоцию. – Так что сделай одолжение, отойди и больше никогда не заговаривай со мной. Даже не смотри в мою сторону, иначе пожалеешь, – возвращаю ему его же слова, всем своим видом показывая, что нет у меня страха перед ним. Только один – дикий, парализующий, когда за спиной Михаила появляется доктор. Анна кидается к врачу, а я стою, как парализованная, боясь сделать вдох.
– Кто из вас Ева? – окидывает нашу компанию усталым взглядом молодой врач.
– Она, – Богдан обнимает меня за плечи, подталкивает вперед.
– Что с моим сыном, доктор?
– Вы мать, значит, – кивает врач. – Меня зовут Марат Рифатович. Операция прошла успешно. У вас крепкий парень.
– Так он…он жив? – и сейчас Анна меньше всего походит на успешного хирурга.
– Жив, не то слово, – ухмыляется доктор. – Я, если честно, такого еще не видел, да. Он не только жив, но и в сознании. Жену свою требует.
– Кого? – в один голос выдыхают Анна с Михаилом.
– Но Стас… – начинает Михаил, но Анна перебивает его одним острым взглядом. Совсем как у ее сына. И на меня.
– Иди… Ева…
Ту ночь я провела в его палате, читала ему Брэдбери и не знала, что подписала приговор своему сыну.
А теперь стояла у стеклянной двери и не понимала, к чему все эти воспоминания снова. Не ко времени и не к месту. Впрочем…в ту же ночь я взяла со Стаса клятву, что он больше никогда не будет участвовать в нелегальных боях. Больше никогда не будет так глупо рисковать своей жизнью, что бы ни происходило.
По всему выходило, что Стас не сдержал своего обещания. А мне надо перевести дух и подумать, как попасть в клуб, куда пускали только мужчин.
Отпустила ручку двери, развернулась и врезалась в мужскую грудь, затянутую шелком рубашки, и тут же оглохла от дикого, почти звериного, рыка:
– Ты?!
Глава 21.
В ушах звенело и казалось, барабанные перепонки лопнули. Отошла на шаг, пытаясь сфокусироваться на мужчине, и рвано выдохнула.
Михаил. Высокий, косая сажень в плечах, дорогой костюм, короткая стрижка и ярость, рвущая жилы.
А я отчётливо услышала, как стучат мои зубы. Прикусила губу до острой боли, машинально слизала выступившую кровь.
Сделала ещё один шаг назад, ища пути отступления.
– Ну, здравствуй, убийца маленьких детей, – прошептала дрожащими губами.
И поймала хищный оскал не человека – монстра, натянувшего маску любящего брата и примерного семьянина. Только я уже давно увидела его истинное лицо...
Тогда, десять лет назад я была глупой и наивной. Бесстрашной. Мне казалось, что, перейдя в другую школу, и больше не встречаясь со Стасом – я поступила правильно. Нет, не из-за угроз Михаила, а потому что так было нужно. Потому что между нами не могло ничего быть. А потом Сергей нашел работу и мы собирались уезжать, но…
Я обещала подарок и не могла не попрощаться со Стасом…
На следующий день запил Сергей, потому что, как оказалось, кто-то напел ему, что я совращаю малолеток, а ещё через две недели Даньку сбила машина…
Исполнителя нашли и даже посадили, только на суде он взял всю вину на себя: был выпивший, не заметил ребенка. Но приятель свекрови, следователь районного отделения полиции, выяснил, что водителю заказали покалечить моего сына. Хотели списать все на несчастный случай, уверенные, что никого не найдут. А я просто запомнила номер. Правда, следователь сказал, что наказать старшего сына влиятельного бизнесмена Беляева никто не сможет. В лучшем случае дело просто замнут, в худшем: с Данькой случится что-то ещё.
Случилось со мной. Подстерегли в темном переулке, когда я шла к Стасу, твердо уверенная менять всю свою жизнь.
Он сделал все сам, Михаил Беляев, обещавший уничтожить меня и всю мою семью. Отправил меня на больничную койку с клеймом на всю жизнь – эпилепсия. А Стас просто исчез из моей жизни…
– Снова ты, маленькая шлюшка? – наклонил голову набок, пристально меня рассматривая, словно примерялся, как половчее меня раздеть.
Отступила ещё на шаг, чувствуя, как предательски дрожат ноги и холодок страха лизнул позвонки.
– А я все думаю, что снова не так с моим братцем. Как с катушек слетел. Бои опять. А ведь он давно завязал, а тут...деньги из бизнеса вывел, Звонаря на бой вызвал… – он говорил тихо, но сейчас от почти шёпота становилось только страшнее. – А все ты... Сука, что ж тебя жизнь ничему не учит, а? Ладно, идем, я покажу, что ты с ним делаешь.
Мотнула головой.
Идти? С ним? Куда?
Оглянулась, ища хоть какое-то спасение, но...за спиной стальные перила и глухая ночь. Даже таксисты куда-то подевались. Нервный смешок слетел с губ, а сильные пальцы обхватили запястье.
– Давай, шлюшка, сейчас станет ещё веселее.
И потянул за собой в клуб.
– Отпусти, – прошипела, дёрнув руку.
– Ага, только разбег побольше возьму. Она со мной, – веско бросил охраннику и через пару шагов вышвырнул меня в гудящее музыкой и голосами толпы нутро клуба.
Туфли упали на пол и я неловко наклонилась, чтобы поднять их, но взгляд замер на огромном ринге в центре зала.
Ринг, окружённый столиками, за которыми сидели олигархи и держатели мира сего.
Ринг, на котором стояли двое.
И один из них...
Высокий, с изрезанной шрамами спиной и темными взъерошенными волосами. Боец, так похожий на Стаса.
Но ведь это не мог быть он. Он же отменил бой, я сама слышала.
Забыв про туфли, шагнула к рингу, заклиная его повернуться и оказаться не тем…
– Это не ты...это не ты… – повторяла одеревеневшими губами. – Это ведь не ты?
– Конечно не я, Карамелька.
Хриплый голос за спиной ударил облегчением по коленям, которые подогнулись. Обернулась, пальцами вцепившись в ткань футболки. Лишь бы не упасть...не упасть от радости, лавиной сносящей с ног.
Не он! Там, на ринге, не он!
– Стас… – смотря в темные глаза, затягивающие в бездну черных дыр. – Стас…
– Ну что ты, Карамелька. Ну?
Горячими ладонями обнял мое лицо, большими пальцами поглаживая скулы. И мне захотелось скулить от этой ласки, которая, быть может, ничерта не значила для Стаса.
– Я так испугалась, Стас, – всхлипнула. – Думала, ты там...Думала…
– Я никогда не нарушаю клятв, Карамелька.
Одну всё-таки нарушил. Но я не произнесла этого вслух, потому что знала – всю вину за то, что было, он возложит на свои плечи, и тогда я снова его потеряю.
– И я не участвовал в боях без правил с той самой ночи, – добавил хрипло.
– Просто кадр из дешёвой мелодрамы, – голос Михаила пронесся между нами дамокловым мечом, разрубившим такую тонкую связь.
Я снова шагнула назад, пытаясь нормально дышать, оглянулась, выискивая сквозь спины людей выход. Ведь он где-то есть? Я же должна помнить, как...
– Ева, что с тобой? Ты боишься?
Голос Стаса звенел сталью, а в глазах – вились смерчи нарастающей злости.
– Ева? – позвал он, когда я не ответила.
– Стас, нам нужно поговорить, – снова Михаил и у меня от звука его голоса заложило уши, а в спину словно вогнали раскалённый штырь, раскалывающий позвонки в щепки.
Так...страшно, что я осязала этот страх каждой мышцей, раздираемой жгучей болью. Врачи называли ее фантомной, а я просто ощущала, как затылок наливался свинцом. Тошнота свела судорогой глотку, горечью затопила желудок.
Пальцами обхватила горло, судорожно растирая кожу, чтобы стереть тот колючий комок, что мешал дышать. Ещё шаг назад, чувствуя, как дрожали пальцы и дергался глаз. Стас снова меня позвал, а я не смогла ответить, потому что рот свело. Из глаз брызнули слезы.
Только не это. Пожалуйста. Только не сейчас.
Сквозь марево слез видела, как Стас бросил острый, что клинок, взгляд, на брата.
– Убью, – прохрипел, сжав кулаки.
– Стас, – пробормотала невнятно и рухнула в бездну боли.