355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лада Лузина » Смерть и две королевы (СИ) » Текст книги (страница 1)
Смерть и две королевы (СИ)
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 22:45

Текст книги "Смерть и две королевы (СИ)"


Автор книги: Лада Лузина



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

ЛАДА ЛУЗИНА
Смерть и две королевы

Это был обычный дымный вечер, загнанный в мышеловку ночного клуба…

Но она боялась его, особенно десяти часов, когда ей придется выйти на сцену – впервые в жизни. Придирчиво изучив себя в зеркале, она нервно нанесла на губы пятый слой помады и еще раз припудрила нос. Резкий электрический свет наспех обустроенной гримерной саркастично подчеркивал несовершенство ее самопального грима. Но у нее пока нет денег на профессионального визажиста. Вот когда она станет звездой…

Ох… Ее чувства словно бы изрезали на мелкие куски и перемешали в салат, густо приправленный гудящей адреналином кровью, – диковинное блюдо, вкус которого она узнала сейчас впервые: страх и нервная радость, липкая неуверенность в своем голосе и теле и самозабвенная вера в себя, гордость – ее пригласили выступить на настоящей сцене, и панический ужас перед ней.

То, что на это выступление придет Владимир, волновало ее сейчас меньше всего. Ведь выступление было первым, а Владимир лишь одним из колоды богатых поклонников. К тому же неперспективный – с женой и ребенком. Но она, никогда не упускавшая случая подчеркнуть свою значимость, конечно, позвала его, чтобы дать понять: она не просто смазливая девчонка, каких десяток в любой кофейне.

Она – будущая звезда!

Владимир нервно опрокинул третью рюмку водки. Он чувствовал себя неловко – этот клуб на окраине Киева был слишком дешевым для него. Он давно уже отвык от подобных заведений. Местная публика состояла из обкуренной дискотечной молодежи, малообеспеченной, но много о себе мнящей. На ее фоне он ощущал себя белой вороной, которую могут в любую минуту неприязненно клюнуть в глаз.

Он в пятый раз поправил галстук и в пятый раз пожалел, что вообще надел его сюда. Скорей бы объявили выступление Натали. Он хмыкнул. Натали… Ему не нравился псевдоним, который взяла Ольга. Он казался ему устаревшим и нарочитым. Такие дурацкие манерные имена любят придумывать себе проститутки.

Но Ольгу не переупрямишь. Она требовала, чтобы ее называли так постоянно. Она постоянно что-то требовала. Он сам не значил для нее ничего. Но Владимир надеялся, что со временем ему удастся прорвать пуленепробиваемую броню ее эгоцентризма, ее холодного недоверия к мужчинам, ее уверенности, что они – лишь подножный корм ее жизни.

Он был убежден: где-то в глубине одной из заштукатуренных косметикой и цинизмом щелей ее естества таится романтичная девчонка, которая хотела бы верить в неземную, великую, невероятно огромную любовь!

Проблема в том, что за всю ее двадцатилетнюю биографию жизнь не подарила ей даже минимального повода для этой веры.

* * *

Иванна Карамазова задумчиво перетасовала колоду и, зажмурившись, попыталась нащупать в ней «карту дня».

Чтобы приручить персональную колоду Таро, следовало общаться с ней ежедневно. А «карта дня», – предсказывающая события, которые должны произойти или начаться сегодня, – помогала на живом примере изучить все нюансы ее символики.

Вчера колдунья вытащила «Умеренность» – она же «Священнодействие» и с облегчением поняла: клиентов не будет, можно заняться проработкой своих сигнализаторов, из коих исправно работали только двое: Саша и Люба. Остальные – особенно гордячки Зина и Аня – высокомерно отказывались сотрудничать с начинающей ведьмой. Воспитание строптивцев заняло столько времени, что спать Карамазова легла в пять утра, проснулась, соответственно, в четыре, и потому сегодняшняя карта была уже, скорее, «картой глубокого вечера».

Не глядя, ведьма вытянула очередной знак судьбы и, открыв глаза, увидела, что случайно выбросила сразу две карты. О’кей, так тому и быть…

Но, перевернув их картинками вверх, Иванна удивленно закусила нижнюю губу – перед ней лежали две «Королевы Кубков»!

– Черт знает, что такое, – недовольно процедила ведьма.

Черт наверняка знал… А вот она – нет.

С точки зрения реальности, факт объяснялся без труда. Недавно она опробовала большой расклад на две колоды и, видимо, недостаточно тщательно отмежевала одну от другой. Но в Таро не бывает ошибок, каждая случайность имеет свой тайный смысл. И теперь ведьма тщетно пыталась понять: «Что бы это значило?»

«Королевы», расположившиеся рядком на столе, были абсолютно идентичны – обе изображали девушку в белом платье – с той лишь разницей, что одна была потертой и пожелтевшей, с замусоленными, растрепанными краями, а вторая – новенькой и свежей.

«Королева кубков», прорицающая в сфере чувствований, – карта «Невеста», или «Ассоль», символизировала не событие, а человека, стоявшего на пороге жизни Карамазовой. Точнее, двух людей – женщин, схожих как две капли воды. Но одна из них старше, или опытней, или мудрей… Ее сила в этом, и в этом же ее слабость, ибо, приумножая познания, приумножаешь скорбь, усталость и разочарования. А вторая сильна своей свежестью, неиспользованными резервами судьбы, нерастраченной энергией, смелостью перед непознанным.

Обе стоят на берегу в ожидании «Алых парусов» – события, способного переиначить все – венчания с новой судьбой или же…

Ведьма скучливо поморщилась.

…тривиальной свадьбы.

* * *

Танцевальная музыка оборвалась. Толпа презрительно завизжала, недвусмысленно выражая свое недовольство.

– Тише… Тише… Сейчас будет бомба. В нашем клубе зажжется новая звезда. Гиперсексуальная Натали! Наташа Могилева нервно курит в туалете… Остальные тоже… Натали и ее песня «Дождик»! – развязно объявил слизняк-ведущий.

Аплодисментов не было. Тишину разрезало несколько неуверенных свистков.

Натали выпрыгнула на сцену и, вздернув амбициозный нос, тряхнула огненно-рыжими, завитыми в спирали кудрями.

Это – не смерть.

Это – лишь вечер!

Думать – не сметь.

Лучше – о вечном…

Дождь снова злится,

Он – проливной,

Ты мог случиться

Только со мной!

Песня «Дождик» составляла пока весь немудреный репертуар Ольги и, на взгляд Владимира, была слишком попсовой, чтобы понравиться публике заядлых интернетчиков, пожирателей кислотной музыки и продвинутой наркоманской эстетики.

Но он с изумлением отметил, что слушатели начинают подрагивать в такт ее сомнительному хиту…

Натали бушевала на сцене с безумством цунами. Трясла головой, резала воздух руками и протыкала его острыми каблуками сапожек. Ему казалось, она движется чересчур хаотично и бестолково, чересчур вульгарно накрашена и слишком уж подражает своему неприкасаемому кумиру – Наталье Могилевой, экстатично копируя ее жесты и позы. Он знал, что Олина одежда – израненные стразами джинсы из сэконд-хэнда и сшитая на заказ блузка с рыжим мехом «мексиканского тушкана» – дешевая копия костюма украинской звезды. И даже слегка переиначенное имя – Натали – тоже позаимствовано у нее…

Но было в Оле нечто, заразительное, как сумасшествие. Ее маниакальная жажда победы, захлестывающая зал, в которой тонули все ляпсусы и огрехи, грубости и грехи…

Песня кончилась. Зрители с энтузиазмом зааплодировали ей. Они хлопали до тех пор, пока не заставили певицу повторить «Дождик» дважды.

* * *

Черный ньюфаундленд ведьмы игриво ткнулся лбом в колени хозяйки, замершей над диковинным раскладом.

– Не мешай, Рэтт, – ласково попросила она.

Поразмыслив, Карамазова храбро вытащила третью карту – пояснительную, дабы расшифровать ускользающую от нее загадочную связь двух «Королев».

Кто они: сестры-близнецы, мать и дочь, жена и любовница? Но, так или иначе, сообщающиеся сосуды, и энергия одной из них последовательно перетекает в другую по закону сродства. Чем слабее одна, тем сильнее вторая. И будет так до тех пор, пока…

– Однако! – вскрикнула ведьма и забарабанила пальцами по столу.

Между двумя «Королевами» легла карта «Смерть».

«Помни, сын земли, что вещи земные непрочны, существуют недолго и что самые могучие государства скашиваются, как полевая трава, – припомнила она наизусть слова «Цыганского Тарота» Папюса. – Но пусть это Тебя…»

Но едва память ведьмы доплелась до местоимения «Тебя», – в ее дверь позвонили.

* * *

– Дзинь! Дзи-и-инь! Дз-и-и-и-инь… – певица Наталья Могилева нетерпеливо надавила на кнопку три раза подряд, прежде чем подумала, что трезвонить с таким напором незнакомым людям неприлично, и поспешно отдернула руку.

Сварливо залаяла собака, словно недовольный муж, возмущенный поздним визитом гостей. Послышался приближающийся стук каблучков. И пока они доцокали до порога, Наташа успела подумать, что в случае покупки квартиры № 33 нужно первым делом заменить дверь на бронированную, – эта уж больно тонкая и хлипкая.

Звякнул замок. Дверь приоткрылась, предоставив вниманию певицы девятнадцатилетнюю девицу в черной шелковой шапочке и золотых шлепанцах с загнутыми носами. Глаза у нее были странные – желтые, как у кошки.

– Почему вы не спрашиваете «Кто там?» Разве можно открывать дверь кому попало? – по-отечески отчитала ее гостья и убежденно добавила: – Я к вам по объявлению.

– Разве мы договаривались?.. – с сомнением спросила девица.

– Да, да. Только я опоздала, сильно опоздала. Непредвиденные обстоятельства, понимаете… – Она осеклась, не зная, что еще сказать в свое оправдание. Она вообще не умела оправдываться. Потому сурово насупила брови и жестко поинтересовалась: – Можно я войду?

– Ну, – нехотя посторонилась желтоглазая, – если вам срочно…

– Да, очень срочно… – кивнула Наташа и решительно зашла вовнутрь.

Квартира показалась ей чрезмерно запущенной и настороженной: почудилось, что каждая вещь здесь подозрительно смотрит на нее, раздумывая, впускать ли в дом чужака.

– Вы знаете цену? – спросила девица.

– Да, я в курсе. – Деловито оглядываясь по сторонам и стараясь прикинуть на глаз стоимость будущего ремонта, Наташа двинулась по прямому как стрела коридору, оканчивавшемуся высокими дверями с витражом, изображавшим фиолетовую даму с мечом в руках.

– Красиво, – коротко похвалила визитерша, отметив про себя: «Если куплю квартиру, картинку убирать не буду». И толкнула дверь.

Комната, куда она попала, являла собой ярчайшее свидетельство отсутствия малейших хозяйских способностей у девицы в черной шапочке. Высокий потолок утопал в серебряных разводах паутины. Зеленые бархатные шторы явно не водили знакомства с пылесосом. Вещи были безалаберно разбросаны по углам… Но имелись и свои прельстительные стороны: метраж не меньше пятидесяти квадратных метров и огромный мраморный камин, в котором вдохновенно похрустывали дрова. Возле камина на коврике из меха лежал громадный черный ньюфаундленд.

Вот она, воплощенная мечта: горящий очаг, большая собака, просторная гостиная, больше похожая на комнату в загородном доме, чем на конурку городской квартиры, и черный лес за окном!

Впрочем, какой тут лес… Судя по расположению комнаты, окна выходят аккурат на окна дома напротив. А это ее совершенно не устраивает…

Огибая антикварные столики и этажерки, ощетинившиеся невероятным количеством бутылочек, баночек и пробирок, Наташа целеустремленно направилась к окну и попыталась отдернуть пыльные шторы.

Хозяйка, умостившись на ручку кресла, с любопытством наблюдала за ее безуспешными попытками. И гостье не понравился этот взгляд. Не то чтобы он был высокомерен… Но именно так люди наблюдают за действиями принесенного в дом котенка или щенка, который с наивной деловитостью осваивает новую территорию.

Окончательно запутавшись в бесконечной гардине, Наташа раздраженно потребовала:

– Раздвиньте шторы.

– Зачем? – В голосе девицы звенела обидная ирония.

– Я хочу посмотреть на вид из окна.

– Зачем?

– А как иначе я смогу купить вашу квартиру? Не глядя?

– Но моя квартира не продается.

– То есть как это?

– Никак. Не продается и все. Вы, видно, ошиблись адресом.

Наташа почувствовала себя околпаченной. Даже если она и попала в дурацкое положение, девица сознательно воспользовалась этим, чтобы поиздеваться над ней. А может, у нее были и иные планы… Ведь, конечно же, хозяйка узнала ее. И решила завести знакомство со звездой таким вот нелепым способом.

– Если квартира не продается, – возмущенно заявила несостоявшаяся покупательница, – вы должны были сразу сказать мне об этом.

Барышня не ответила, она вдруг с неподдельным интересом уставилась на грибник пожелтевших фотографий, выставленных на каминной полке – дяденек и тетенек в старомодных костюмах – по всей видимости, прабабок и прадедок вредной девицы, живших в начале прошлого века. И среди них одно знакомое Наташе лицо – непонятно как затесавшийся в число родни Михаил Булгаков…

«Вот откуда у малолетки такая громадная жилплощадь, – догадалась Могилева. – Дом-то дореволюционный! И, вылупившись на фотки, девица навязчиво дает понять, что у нее, мол, аристократические корни. Дура!»

– Надо же! Анечка заработала… – Дура восторженно таращилась на портрет прямой дамы в круглой шляпке и военного в белогвардейской фуражке, как будто углядела их там впервые. Рядом, в овале темного серебра, расположился молодец в пижонских полусапожках, страстно обнимающий толстую кокетку с букетом роз в руках.

«Странно, что сто лет назад мужчины влюблялись в таких толстух…»

На лицах дамы в шляпке и мужчины в полусапожках была выписана горькая мука.

«И кто только ходит фотографироваться с эдакими похоронными рожами! Только предки хамки-малолетки. Гены налицо!»

– Вы должны были сразу сказать мне об этом! – грозно повторила Наташа, демонстративно игнорируя дурацкую реплику про Анечку, которая отчего-то, возможно благодаря портрету Булгакова, вызвала у нее тревожную ассоциацию с другой – Аннушкой, пролившей подсолнечное масло…

– А вы меня об этом не спрашивали, – насмешливо парировала неприятная девица, снова поворачиваясь к ней. – Вы сказали, что пришли по объявлению.

– По объявлению о продаже квартиры! А вы какое давали, брачное? – уже не сдерживаясь, нагрубила она и, не дожидаясь ответа, ринулась к двери.

– Постойте! – окликнула ее девица в черной шапочке.

Наташа недовольно обернулась, ожидая, что сейчас хозяйка завершит абсурд ситуации и попросит у нее автограф, дав ей тем самым прекрасный повод сорваться окончательно и послать нахалку на тридцать две буквы алфавита.

Но желтоглазая превзошла все ее ожидания.

– Думаю, вы все же пришли по адресу, – нелогично заявила она, после чего понесла полную ахинею: – Мужчине ничем не поможешь, я даже не знаю, кто он… Но вам стоит послушать Сережу. Куда бы вы ни собирались пойти, лучше туда не ходить… Там вас ожидает опасность.

– Я собиралась домой! – гневно выпалила Могилева. – И пойду туда. Ночевать на вокзале я не собираюсь!

Исступленно ругаясь про себя, певица помчалась вниз по лестнице…

Карамазова вытащила из кармана монокль, тщательно протерла его рукавом черного свитера и, поднеся к правому глазу, скрупулезно осмотрела место, где только что стояла звезда.

Вернувшись в комнату, она подошла к каминной доске.

– Помни, сын земли, – велеречиво сказала она мужчине в пижонских полусапожках, – что вещи земные непрочны, существуют недолго и что самые могучие государства скашиваются, как полевая трава. Но пусть это Тебя не страшит, так как смерть есть только возрождение к другой жизни… Короче, – буднично окончила ведьма, – не паникуй, – на этот раз все обойдется.

* * *

– Ну, как тебе мое выступление? – глаза дебютантки возбужденно сияли в ожидании тысячи восторженных комплиментов.

– Тебе не кажется, – мягко спросил Владимир, открывая перед Натали дверцу машины, – что не стоит так явно подражать Наталье Могилевой?

– Что-о-о?! – Девушка с силой захлопнула распахнутую дверь. – Что тут плохого? Я люблю ее! Я равняюсь на нее! Наташа – моя звезда!

– Но за ней могут не рассмотреть тебя, – промямлил Владимир, уже жалея, что начал этот ненужный разговор. Тем более, что дебют Ольги-Натали и впрямь заслуживал самых высокоградусных похвал…

– Меня? – громогласно взвизгнула певица. – Меня невозможно не заметить!!! Я что, хуже ее? Да я, может, даже лучше. Если хочешь знать, у Могилевой сейчас застой! Я буду не я, если за полгода не стану второй Могилевой. Думаешь, не стану?

– Думаю, станешь, – примирительно согласился он и снова открыл дверь. – Смотри, это тебе…

Букет из пятидесяти алых роз ждал Натали на сиденье машины. Владимир не стал вручать его в клубе, боясь, что этот пафосный жест будет выглядеть там по-идиотски. Но певица расстроилась.

– Почему ты не отдал его при всех? – взыскательно спросила она.

Вместо ответа он молча вытащил из кармана подарок, зная: при его появлении предыдущий вопрос ликвидируется сам собой.

– Какое красивое! – по-детски ахнула будущая звезда, разглядывая бархатную коробочку с изумрудным кольцом внутри. Она помолчала и продолжила вполне по-взрослому: – Жаль только, у меня нет ничего, что можно носить с ним в паре. Все мои украшения слишком дешевые…

И Володе не нужно было приглашать переводчика, чтобы расшифровать это «невинное сожаление».

Он осторожно дотронулся до ее волос.

– Натали, – прошептал он, – поедем к тебе.

– А как же твоя семья? – подозрительно поинтересовалась она.

– Отдыхает на островах. Я совершенно свободен. И одинок… – соврал он.

И жена, и сын Володя-младший ждали его дома, но это почему-то перестало иметь значение. Оба они казались лишь двумя абстрактными штампами в графах паспорта, столь же несущественными, как место прописки, по которому он не жил последние десять лет. Единственной реальностью его жизни была сейчас она – смешная, сумасшедшая, ершистая девчонка, с амбициозным носом и рыжими, завитыми в спирали, кудрями.

Певица решительно закрыла коробочку в виде трогательного мишки, явно свидетельствующую о том, какие трепетные, смятенные чувства пробуждает Ольга в груди дарителя.

– На, возьми, – гордо заявила она. – Я не такая. Я не та, за кого ты меня принимаешь…

Он грустно улыбнулся, с нежностью изучая ее насупившееся лицо, с не смытым клоунским гримом. Он знал: «Я не такая. Я не та, за кого ты меня принимаешь…» – точно воспроизведенные слова из песни Могилевой, и сейчас она произнесла их автоматически. Знал, что Ольга знает, он не станет брать подарок обратно. Знал, завтра он наверняка купит ей серьги в комплект и снова не получит ничего взамен. Он не знал только одного: отчего он испытывает к ней такую оглушительную, такую щемящую нежность.

– Переспишь со мной, когда полюбишь меня, – сделала она свой коронный ход.

– Но я люблю тебя, – ответил он просто, сам удивляясь тому, как такие разные и противоречивые чувства к ней вдруг уложились в одну гениально-банальную фразу. – Ты для меня – вопрос жизни и смерти. Поехали, малыш… – протянул он.

Она выдвинула вперед упрямый подбородок. На ее лице появилось забавное выражение задумчивого медвежонка, так умилявшее его.

Он знал, она тщательно взвешивает все «за» и «против». И затаил дыхание в преддверии приговора. В эту минуту ему и впрямь казалось, что вся его жизнь зависит исключительно от того, две или три буквы будут в ее ответе.

Это чувство было столь пронзительным, что на миг ему стало страшно.

– Нет, – ответила она убежденно. – Возможно, я и способна полюбить тебя. Именно тебя, а не кого-то другого… Но ты должен подождать. Сначала я хочу стать звездой.

И ему не нужно было приглашать переводчика, чтобы расшифровать ее слова: раскрутка требует средств. И Владимир знал, что даст их ей и что это самое малое из доказательств, которое он может ей дать.

– Скоро у меня будет много денег, – пообещал он. – Я затеял одну любопытную игру… Но мне сходило с рук и не такое… Получится, все получится, Натали… Ты скоро полюбишь меня! Скоро-скоро…

В темном, отрешенном от мира брюхе машины его слова прозвучали гулко и странно – как пророчество.

* * *

Нарушая все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, Наталья Могилева домчалась до дома за пятнадцать минут. И сразу же почувствовала пустоту, как было всегда, когда Олег уезжал в командировку и ей приходилось возвращаться одной в их съемную квартиру. Она схватилась за спасительную телефонную трубку и набрала номер – абонент находился вне зоны досягаемости. Набрала другой – веселый автоответчик сообщил, что хозяев нет дома. Все ясно: друзья разбрелись по ночным клубам и тусе.

Она недовольно лягнула ногами, отшвыривая надоевшие за день шпильки. Протопав босиком к холодильнику, глотнула сок прямо из пакета. Если Олега нет, а друзья разбежались, как тараканы, лучшее, что она может сделать, – в кои-то веки соблюсти режим и лечь спать. День не удался.

Она слабо укорила себя за вечную непунктуальность.

Кто виноват, что она опоздала на три часа на встречу с квартирным брокером и в результате ошиблась адресом, где какая-то малолетка узнала известную певицу и решила тупо приколоться?

Злость и раздражение от стычки еще бурлили внутри. Проанализировав, она поняла: больше всего ее раздосадовал факт, что квартира, которую ей почти захотелось купить, не продается.

«Интересно, – подумалось вскользь, – какое объявление давала девица? Продам рояль? Отдам щенков ньюфаундленда в хорошие руки? Сдам угол? Или просто открыла дверь, увидела на пороге эстрадную звезду и решила понаблюдать за ней вживую, как за забавной зверюшкой? Сука…»

Она достала из бара бутылку и наполнила бокал белым вином. Отхлебнула. Легче, естественно, не стало. Спать! Нужно ложиться спать.

Но она чувствовала, что вряд ли заснет сегодня. Она всегда болезненно переносила одиночество. В отсутствие Олега Наташа никогда не ложилась в спальне, на их широкой семейной кровати. Знала, что наверняка проснется ночью и будет шарить рукой по постели в тщетной попытке найти рядом живое, надежное тепло… Такой вот условный рефлекс, как у собаки Павлова.

Ночь казалась ей беспросветной не только в прямом смысле слова.

Прихватив с собой уже наполовину опустошенный бокал и едва начатую бутыль, Могилева пошла в гостиную и раздвинула диван. Притащила из спальни ворох постели, суетливо разделась догола и юркнула под одеяло, не смывая макияжа.

Плохо, конечно. И вредно для кожи. Но нет сил. И желаний нет. Не хочется ни черта. И еще эта дура настроенье испортила. И квартира не продается. И сна ни в одном глазу.

Умостив спасительный бокал в изголовье дивана, она долго лежала, глядя бессонными глазами в потолок.

Рваные, серые мысли неслись в ее голове, как гонимые ветром облака, и она лишь следила за их вереницей, не пытаясь сосредоточиться ни на одной.

«Вчера долбанула машину… Не сильно… Сегодня полдня чинили».

«Сломался каблук… Туфли стоили четыреста долларов».

«Потерялся кулон с бриллиантом… подарок Олега. Так жалко».

«Олег зачастил в командировки… Говорит, что зарабатывает деньги… Его нету дома неделями».

«По ночам ей снятся кошмары. Особенно, когда она одна… Почему ей все время кажется, что с Олегом случится что-то страшное, непоправимое, безысходное?»

«Мужчине ничем не поможешь…»

«Нет, он не любит ее, они живут по привычке… Они, по сути, и не живут вместе… А он, по привычке, все уламывает ее выйти замуж».

«Полгода она не может найти квартиру… Все не то, не то, не то… А еще сегодня ЭТА СУКА!»

«Куда подевалась ее удача? Ее фарт и любовь к борьбе… Из нее словно высосали силы. Сплошная череда неприятностей… Уже месяц… Или два? Или три?»

«Нет, год. Зачем врать себе самой? Ровно год, как она буксует в творческом простое. Ни одной новой песни, ни одного нового клипа. Она отказывается от выступлений, потому что ей насточертело перепевать на сцене одни и те же старые хиты. Отказывается от интервью, потому что стала бояться как огня примитивного журналистского вопроса: «Каковы ваши творческие планы?» У нее нет никаких планов. Полный тупик. Банкротство и в жизни, и в любви. О какой свадьбе может идти речь, если Олега почти не бывает дома? Зачем им совместная квартира? Чтобы в одну из таких ночей она повесилась там от безнадеги и одиночества?»

«Зря она поехала сегодня домой, лучше бы…»

«Что лучше?! За что она не пытается ухватиться, становится только хуже, хуже, хуже!»

«Куда бы вы ни собирались пойти, лучше туда не ходить…»

«Кажется, я все-таки заснула…» – подумала она, увидав, что огромная хрустальная люстра – гордость квартирной хозяйки – вдруг сорвалась с двухметрового потолка и стремительно понеслась на нее.

«Снова кошмарный сон… – жалобно хныкнула Наташа. – Нужно поскорее проснуться…»

* * *

Владимир причалил к подъезду и выключил мотор.

Идти домой не хотелось. Хотелось поехать к ней, орать серенады, танцевать с ножом в зубах под ее окном, кричать, звать, умолять, чтобы впустила.

«Это – не смерть, это – лишь вечер!»

– Глупости, – приказал себе он и прикурил сигарету.

Что ж… Сегодня он окончательно сформулировал для себя это опасное слово, впервые окликнул свою тревогу по имени. «Люблю» – вот как зовут его – маленького зверя, поселившегося в душе, как жучок-древоточец в их антикварном комоде.

– Теперь его отсюда не выкуришь, – расстроенно сказала жена, стуча наманикюренным ногтем по микроскопическим круглым дырочкам. – Он разъест нашу мебель в рухлядь.

Но, знай она, какой невидимый вредитель подтачивает дорогостоящее тело их семьи, сочла бы древесного жучка безобидным домашним животным…

Ему не хотелось идти домой, не хотелось, чтобы жена видела его глаза, точимые мукой по певичке Натали, неразделенной страстью к ней и неприязненным равнодушием к браку, к массивной антикварной мебели, к незыблемому уюту, который вот-вот загорится синим пламенем, едва лишь его губы дорвутся до пожара ее рыжих волос…

Он знал: это непременно случится. И не знал, уцелеет ли хоть что-то в этом огне.

– Ладно, – сказал он себе. – Будет видно…

«Это – не смерть, это – лишь вечер».

Расплющив в пепельнице горькую сигарету, он нехотя вышел из машины и упал на асфальт, нелепо дернув головой, сбитый с ног беззвучным подзатыльником пули.

* * *

Могилева открыла глаза.

Кошмар продолжался. Она лежала в узкой комнате с серо-белыми стенами. Все тело ныло, как после удара. Наташа боязливо дотронулась рукой до щеки, затем начала лихорадочно ощупывать голову, с каждой секундой приходя все в больший ужас. Половина лица была замотана бинтом.

«Я в больнице?» – поняла она, абсолютно не понимая, каким образом она могла очутиться здесь.

Преодолевая головокружение, она села на непривычно высокой больничной кровати. Ноги не доставали до пола. Левая рука тоже была забинтована. На ней был ее синий махровый халат, который всегда висел за дверью в ванной.

В вытянутой прямоугольником палате-коробке находилась только она одна – певица Наталья Могилева, кровать, на которой она сидела, стул рядом с ней и беспробудная ночь за окном. Ее охватила паника. Увидев ярко-красную кнопку на стене, она поспешно надавила на звонок – кнопка провалилась в пустоту. Выждав для верности какое-то время, певица решительно спрыгнула вниз. Возле одной из металлических, оканчивающихся колесиками, ножек кровати стояли ее тапочки. За громадой кровати отыскался рукомойник и маленькое зеркало над ним. В зеркале она отыскала свое лицо – незнакомое, пугающее, изуродованное бинтами и пластырями.

«Что со мной случилось?»

Наташа собиралась выяснить это в самое ближайшее время, не откладывая ни на завтра, ни на час, ни на одну секунду.

Передвигаясь на ватных ногах, она вышла в темный больничный коридор. По коридору санитары торопливо везли мужчину – бинты на его голове сочились густой черной кровью.

– Куда? В операционную?! – нервно закричал один из медбратьев, обращаясь к кому-то не видимому ей.

– Сейчас! Сейчас… Подождите секунду, – приказал голос из мрака.

Санитары остановились. Лицо мужчины, закрытого по шею белой простыней, оказалось прямо напротив нее. Оно лежало перед Могилевой, как голова Иоанна Крестителя на блюде – почерневшая, осунувшаяся, страдающая – обреченная…

– Слушай, Натали! – надрывно сказал он вдруг, глядя прямо в глаза Наташе расширенными красными зрачками. – Что это твой последний год. Не потрать его впустую, дешевкой… как… я… – Он говорил, давясь слогами и хриплыми, свистящими паузами. Она склонилась над ним.

Страх, схвативший за ягодицы липкими, холодными ладонями, подталкивал ее к нему. Его слова, то резкие, словно пощечины, то бесформенные, растекающиеся жижей букв, неумолимо складывались в невероятный, убийственный смысл…

– Ведь любит нежно тебя. Любит больше жизни. Хотел… женой, – простонал смертник. – Ты, не лги… прош-ш-у-у… умирая, Натали. Ты скоро умрешь! Я… с тобой… – Он поперхнулся шепотом.

Кривые губы, распятые на умирающем лице, тщетно попытались улыбнуться и сломались страшным оскалом.

– Быстро!!! – заорал невидимый голос.

Лицо мужчины с широко открытыми, немигающими глазами плавно отъехало влево, санитары свернули за угол, все стихло.

Лишь сердце болезненно билось о грудную клетку, будто мучимый клаустрофобией узник, отчаянно пытающийся вырваться наружу. Она стояла, задыхаясь от страха и таращась невидящим взглядом на мертвый больничный коридор…

* * *

Ольга проснулась от звонка в дверь и пошла открывать. На часах замерло время – восемь утра. На ее лице еще мерцали веснушки блесток, оставшихся после вчерашнего выступления.

Дерганый сухопарый мужчина резко выбросил вперед руку с красной «корочкой». Но Ольга сразу забыла его имя и звание, расслышав только одну фразу, перечеркнувшую все.

Гость выплюнул ее изо рта, и она, словно громадная чернильная клякса, стремительно расплылась по ее жизни, ее мечтам, надеждам, привычкам, принципам, безвозвратно хороня их под своей вязкой черной массой, заполняя горизонт беспросветной темнотой…

– Владимир Костин был убит сегодня ночью у подъезда своего дома, – повторил мужчина жестоко. – Вы были последняя, кто видел его. Почему он поехал домой?

«Почему? Почему? Почему?» – отдалось в голове ударами молота.

– Потому что я – сука! – взвыла Ольга.

Она беспощадно скомкала ногтями лицо, она была готова разорвать его на куски…

– Господи, какая же я сука! Су-ука!.. Какая я бессердечная сука!!!

Еще никого на свете она не ненавидела так, как саму себя в эту навсегда остановившуюся минуту.

* * *

Наталья Могилева робко нажала на кругляш звонка и тут же отдернула палец. Звонок получился короткий, как всхлип.

Певица озадаченно смотрела на золоченую металлическую табличку с надписью:

Иванна Карамазова

– недоумевая, как она могла не заметить ее в прошлый раз.

Двери открылись.

– Привет, – улыбнулась ей девица в черной шапочке. На ней были те же потертые джинсы и видавший виды свитер, обтягивающий упругую грудь. – Вернулась, Королева? – с ходу перешла она на «ты».

Но возведение Наташи в королевский сан сразу искупило ее фамильярность.

– Я пришла… – начала Могилева.

– …сказать, что зря меня не послушалась.

– Ну, в общем, да…

Это был единственный текст, заготовленный ею заранее, и теперь она просто не знала, что к нему добавить.

– Входи, – коротко предложила Карамазова.

Все было точно так же, как прошлый раз. В комнате горел камин, рядом, глядя на огонь, лежал черный водолаз, и даже окна, несмотря на разгар дня, были по-прежнему зашторены наглухо.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю