Текст книги "Тсс…кажется, я беременна"
Автор книги: Л. Романовская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
5
ЮНОНА
Рабочий день как-то сразу не задался. Во-первых, утром дома ни с того ни с сего вырубили электричество. Так сказать, без объявления войны. В тот самый момент, когда это случилось, Юнона как раз стояла с феном в руках и напевала новогоднюю песню.
Волосы оказались наполовину не досушены, и они с мамой и Колей полчаса растирали, дули и держали их над газовой плитой, чтобы быстрее высохли.
В итоге кое-как досушили, но теперь Синицына безбожно опаздывала на работу.
С неба падал пушистый белый снег, но вместо радости он навевал только тоску и грусть о былом. А еще мерзкую тошноту, такую, от которой сводит затылок и желудок.
А нет, это токсикоз…
Юнона пулей вернулась домой и спустя десять минут в нерешительности замерла перед порогом. Страх, что придется вновь возвращаться домой, холодил потные ладошки.
– Не волнуйся, – приободрила мама, – Если вдруг прихватит в автобусе, просто возьми пакетик и…
– Блевани! – заорал Коля.
– Мам, ты серьезно? – чуть не плача пробормотала Юнона.
– Ну тогда езжай на таски.
– В машине меня укачивает… – капризно протянула Юна.
– Дочка, тут ехать пять минут!
– Нет уж. Я лучше пешочком пройдусь, если прихватит, хоть отбегу куда-нибудь.
– И блеванешь!
– Коля, прекрати! – воскликнула Наталья и вновь обратилась к Юне, – Это ерунда, дочка, там сейчас свежо и морозно. Не прихватит.
– Но ведь один раз…
– Один раз не считается. Все, дуй. А то уволят по статье, объясняйся потом, что ты не верблюд.
В итоге на рабочем месте Синицына оказалась только через час. Открыто высказывать претензии ей все еще опасались, но на лицах явно читалось недовольство.
– Тебе там клиенты все телефоны оборвали! – ехидно буркнула начальница и с гордым видом прошагала в свой кабинет, а Юнона замерла посреди офиса.
Туда-сюда сновали люди, ее коллеги, пусть не друзья, но еще в недавнем прошлом товарищи по работе. Сейчас же они смотрели сквозь нее, вмиг забыв, что еще вчера обращались к ней за помощью.
«А и черт с вами», – подумала Синицына и прошла к своему рабочему столу. Но работать не хотелось совсем.
От слова «звонки» у нее начинала кружиться голова, а от слова «клиенты» ее нестерпимо тошнило.
– Слышали, кто-то тачку шефа дерьмом измазал? – довольным голосом возвестила Наталья.
Все рассмеялись, нагло косясь на Юнону и ожидая ее реакции, но она лишь головой покачала.
– Ну так ему и надо! Кобель несчастный! – хихикнула Ирина и все вновь уставились на Синицыну, но она даже ухом не повела.
Пусть говорят что хотят, курицы безмозглые. Надо было их еще давно уволить, сказать Максу пару ласковых и всех к чертям собачьим разогнать по своим подворотням, откуда они сюда пришли. Хотя…каков поп, таков и приход. Собрал Макс змей? Ну значит сам недалеко от них ушел!
Конечно, Юноне больше всего на свете хотелось сбежать отсюда, подальше от всех этих торжествующих взглядов и несправедливых нападок. Но она, во-первых, не могла себе такого позволить, ведь декрет никто не отменял, а на новую работу ее не факт, что примут. А во-вторых, она не собиралась так легко сдаваться. Пусть эти троглодиты попробую ее по-настоящему укусить, получат по зубам так, что мало не покажется.
После обеда к Юне подлетела секретарша Добровольского и, смущаясь и отводя взгляд, протянула ей конверт.
«Ну все, это наверняка расчет», – расстроенно подумала Юнона и, почти смирившись с неизбежным, конверт из рук секретарши Ани взяла.
– Здесь билет, Максим Владимирович просил передать еще неделю назад, но вы же помните, я болела и…вот. Не знаю, актуально еще?
Юнона кивнула, чтобы еще больше не смущать Анну и, развернувшись на сто восемьдесят градусов, пошла в уборную, чтобы уже там без свидетелей хорошенько разрыдаться.
На эту чёртову выставку они должны были вместе с Максом. И билетов должно было быть два. А теперь что?
Юна рассматривала себя в зеркале и не узнавала: отёчное лицо, то ли от слез, то ли от соленых огурцов на ночь; синяки под глазами и отросшие корни волос; ногти без свежего маникюра, отсутствие макияжа и волосы, в впервые в жизни зачёсанные в учительский пучок, делали ее совсем не похожей на себя прежнюю.
«Ужас какой!» – подумала Синицына и пообещала себе, что больше так выглядеть не будет ни при каких обстоятельствах.
Уже на рабочем месте она слегка подкрасилась, распустила волосы и заплела их в небрежную косу и почувствовала себя человеком. Все-таки женщинам это просто крайне необходимо – быть красивой.
«И на выставку схожу, и в ресторан с подругами и много чего еще сделаю. Ребенку нужна здоровая, красивая и адекватная мать, а не вот это вот все!»
***
Выставка современного искусства в Театре на Ленина впечатляла своими размахом и идиотизмом.
– Это перфоманс, вы ничего не понимаете! – доказывала голая тетка лет пятидесяти парочке влюбленных и осуждающе качала им вслед головой.
Юнона старалась казаться незаметной, и просто тихо сходила с ума от представленных в залах композиций.
И инсталляция того самого, исконно мужского органа во всю стену, отнюдь не было самой странной и отвратительной в своих размерах и подробностях композицией.
Как например вам картина, на которой изображены глаза, наполненные червями? Или женская грудь в окружении бравых молодцев в ожидании молока? А скульптура писающего сразу во все стороны мальчика? А женщина, пребывающая головой в унитазе? А человекособака или мужчина, высиживающий куриное яйцо?
Впрочем, может яйцо там было и не куриное вовсе, Юна сильно не разглядывала.
Она честно пыталась строить умное лицо и заинтересованно рассматривала первые пять экспонатов, но примерно на десятом Синицына сломалась.
Хватаясь за живот, готовый вот-вот превратиться в камень, Юнона направилась к скамейке, не замечая никого и ничего вокруг. Перед глазами то и дело возникал тот мужик на насесте и ее знатно штормило. Она уже почти приземлилась на странно вида лавочку. Почти… Юна практически села, как вдруг ее стошнило прямо на чужие отутюженные синие брюки.
– И вам добрый вечер! – ответили брюки.
Юна стрелой вылетела из зала. Могла бы – и через окно бы вышла. Благо этаж первый. Такого стыда она никогда в жизни прежде не испытывала и сейчас не знала, что нужно делать кроме как бежать.
И она бежала, пока не оказалась у родного подъезда. Низ живота нещадно ныл, и Юнона приземлилась на лавочку.
Так, надо успокоиться… мужика этого она может в первый и последний раз в жизни видит, нечего нервы себе трепать. Переживет как-нибудь, чай не сахарный. И вообще, она же честно обещала Ляле вступить в ряды городских сумасшедших, точнее феминисток, а значит одному она уже считай отомстила. Правда неясно пока за что, но все равно! Можно сказать экзамен пройден.
Синицына успокоила себя таким образом и домой пришла почти не расстроенная.
Встречать ее из кухни вышла мама. Сейчас она вся была в муке – лепила пельмени.
– Ну как искусство, дочка? – участливо спросила Наталья.
– Да какое там… Вот твои пельмени – это искусство. А то, что там на выставке – даже говорить стыдно. Ты лучше не спрашивай. Я как рожу – обязательно расскажу. А сейчас меня стошнит, стоит только слово молвить, мам.
– Искусство – это краденую тачку по полной стоимости перепродать, а не ваши пельмени с писающими мальчонками, – наставительно произнесла бабуля, одним глазом высунувшаяся из зала.
Папа обречённо вглядывался в карты в своей руке и по всему было видно, что теща его вновь обыграла.
Нет, ну ничему жизнь человека не учит. Уж сколько раз твердили папе, а толку ноль. Всякий раз Клавдия уговаривает его сыграть «всего одну партиечку» и затягивается эта «одна» партиечка порой на ночь.
– Что бабуль, опять половину зарплаты заберешь? – хмыкнула Юна, проходя в зал.
Уселась в кресло в надежде на забавное домашнее зрелище – такое уютное и ламповое, что сразу как-то жить веселее становится.
– Я потом отдала! – возмутилась Клавдия.
– Угу, только не мне. – буркнул отец.
– Ну правильно, жене твоей давно шуба нужна была. Я же в семью, не на сторону.
Наталья из кухни заливисто расхохоталась, а папа окончательно надулся.
Юна развела руками и пожелала отцу удачи, а сама отправилась в свою спальню.
Открыла шкаф и с замиранием сердца взглянула на белоснежное платье. Она ведь тогда все-таки его купила. И фату купила. И туфли на низком каблуке тоже купила – уже точно знала, что беременна.
А вот интересно, не расстрой Юна тогда их свадьбу сама, как бы оно сейчас сложилось? Получается Макс просто искал повод, а она сама ему его дала?
Но ведь было бы гораздо хуже, если бы они поженились, и он стал от нее гулять?
Можно сколько угодно винить себя во всем, но правда остается правдой. Добровольский не один день назад сошелся со своей бывшей, значит сокрытие тайны было бы недолгим. Все равно все рано или поздно вскрылось бы.
– Юху! – по квартире разнесся победный клич бабушки и Юна пошла утешать папу.
Отец в это время с тоской в глазах выворачивал карманы и выгребал оттуда все, что там находилось, и бабуля придирчиво рассматривала, чтобы ей конфисковать.
– Бабуля, ты ему хоть штаны оставь, – смеясь Юна поцеловала бабулю в морщинистую щеку.
– Я подумаю.
Тут Наталья позвала всех к столу – как раз сварились пельмени. И даже малоежка Коля прискакал из своей комнаты. Схватил тарелку и ускакал обратно.
– Это что такое? – возмутился отец.
– Это возраст. Ешь давай, – вздохнула мама.
– Да я в его возрасте отца во всем слушался, не перечил, ел как положено и…
– И писал по расписанию. Да-да, все мы так говорим, когда вырастем. – перебила его Клавдия, – Твоя жена вон тоже поди думает, что пай девочкой была. А на самом деле она…
– Мама!
– А что такое? Ой-ой-ой, ути-пути, как с пацанами в подъездах целоваться, так это мы взрослые были. А как работать отправила, так сразу маленькие…
– Мама! – Наталья покраснела и Юна поняла, что сейчас будет скандал.
– Что мама?
– В четырнадцать лет отправлять на чужие плантации пахать – это бесчеловечно!
– Зато действенно. Вон каким хорошим человеком выросла. Вся в меня.
Наталья покраснела и готова была взорваться с минуты на минуту, а бабушка все не умолкала.
– Зато потом я ее гнала с мальчиками встречаться, а она ни в какую. И знаете почему?
– Почему? —заинтересованно спросил отец.
– А боялась, что вновь к брату моему поедет. Там у него пятьдесят соток одной только картошки.
***
Утром Юнона почувствовала себя плохо. Вернее, еще ночью она ощутила озноб, но вставать из теплой постели и проверять, есть температура или нет – не хотелось.
Зато утром градусник показал тридцать восемь и пять, и Юнона в панике разбудила мать. Вызвали врача, который прописал лечение, точнее почти полное его отсутствие, учитывая положение заболевшей, и отбыл восвояси.
Целую неделю Юна провалялась дома перед телевизором, отдыхая от трудов праведных. К ее счастью, температура продержалась только в первый день, оставив после себя некую расслабленность и легкий насморк.
Каждый день прибегала Клавдия и часами травила байки, вовсю развлекая Юну и спасая ее от тоски.
Наконец Синицыну выписали и она, весьма отдохнувшая, вернулась к рабочим будням. Впервые за долгое время ей захотелось принарядиться и накраситься, что она и сделала.
В офис Юнона пришла в приподнятом настроение и даже тот факт, что она опоздала, ее нисколько не смутил.
Пусть говорят, что хотят.
В лифте она встретила Люсю, и та нехотя поздоровалась. Юнона в ответ улыбнулась и кивнула, не желая, впрочем, заводить разговор, но Люська первая не выдержала. Вместо того, чтобы отправиться в свое крыло, она зачем-то окликнула Юну, когда та уже почти достигла двери.
– Погоди, мне так жаль, что с шефом все…
«Ну да, жалостливая какая…»
– Спасибо. – сухо ответила Синицына.
– И это… ты в курсе, что у Добровольского офис теперь в другом месте?
Что-то внутри неприятно кольнуло, но Юна быстро вязла себя в руки.
Она кивнула, будто и впрямь была в курсе.
Люся недоверчиво покосилась на нее.
– И теперь у нас управляющий – закачаешься! Такой мужик, просто огонь. Даже красивее твоего Добровольского! В смысле прости, бывшего твоего. Ой, опять что-то не то сказала…
Люська покраснела как рак и быстро-быстро, не прощаясь, убежала, а Юна поняла, что эта новость вышибла ее из колеи, но лишь на мгновение. Плевать ей на то, где сейчас Макс. Где и с кем. И с кем тоже плевать, да. И на новенького управляющего плевать.
Синицына открыла дверь и, чуть помедлив, вошла.
– А это та самая Синицына, я полагаю? – раздался чей-то голос.
Юна подняла взгляд и остолбенела. Прямо перед ней стояли те самые синие брюки и насмешливо рассматривали ее с головы до ног.
6
ЮНОНА
«Эти глазки, эти голубые глазки… эти сказки, эти неземные сказки – лишь ловушка…» – почему-то вспомнилось Юне, хорошо хоть петь не начала.
– Ну доброе утро, давайте знакомиться. Я – Михаил Валерьевич Лукьянов, управляющий. Вы, я так понимаю, та самая Синицына, о которой я так много слышал?
Юнона почувствовала, как краской заливает лицо и становится тяжело дышать. Это несправедливо! Она медленно окинула взором притихших сослуживцев, делающих вид, что именно сейчас они усердно работают.
Молча кивнула Лукьянову и уже хотела пройти к своему рабочему месту, но он легко ухватил ее за плечо.
– И вам неинтересно, что именно я слышал? – слегка ухмыляясь, спросил он.
Юнона набрала в грудь побольше воздуха и сжала кулаки.
– И чего же такого интересного вы слышали? – пропищала она, не сразу узнав свой голос.
Синицына прям всеми фибрами души чувствовала, как напряглись коллеги, как навострили свои длинные и чуткие уши, как сжали свои хм… ну вы поняли, что они сжали. Все-таки одно дело за спиной сплетничать, а другое – в лицо получить такой удар. Наверно ее кто-то даже жалеет в этот момент, например секретарша Аня, застывшая изваянием в дверях кабинета. Юнона огляделась, пытаясь найти еще сочувствующих, но увы… все в этот момент уставились в свои мониторы, отчеты, договоры, делая вид, что они не при делах и вообще работают.
Работницы…
Лукьянов все держал эффектную паузу, длящуюся мучительно долго, и Юнона честно уже хотела пойти домой. Вот прям так – развернуться и потопать отёкшими ножками по морозному городу прям до своей улицы, свернуть по пути в пекарню, запастись свежими ароматными булочками и зарыться в них с головой. Валяться в теплой скомканной постели до самых родов, заедая тоску пирожками и тортами и жалеть себя до морковкиного заговенья.
Синицына так ярко представила себе эту жалкую картину, что даже плечами передёрнула. Ну у ж нет, зачем ребенку такая мать слабовольная? Нет, нет и нет, товарищи, мы еще повоюем!
– Я слышал, – наконец соизволил ответить управляющий, – Что вы неплохой специалист, но очень уж любите опаздывать. И пока второе я подтверждаю лично.
Улыбка вдруг спала с лица нового начальника и Юна поразилась метаморфозе, произошедшей с ним.
– Будьте добры побыстрее занять свое рабочее место. Потому что в первом утверждении ваших коллег я уже не уверен.
Развернулся на сто восемьдесят градусов и скрылся в своем кабинете в то время, как Юнона пыталась прийти в себя. И что это сейчас такое было?
***
Синицына очень старалась взять себя в руки и настроиться на рабочий лад, но в голову упорно лезли эти синие брюки и вкрадчивый голос «И вам добрый вечер!». И надо было ей стошнить именно на этого человека… это в миллионном городе, где шанс встретить одноклассника в своем районе равен почти нулю, ее вырвало именно на этого красавчика с голубыми глазами.
Что уж он там себе напридумывал, одним богам известно, но наверняка подумал, что она пьяна. И это в центре современного искусства, а Театре на площади самого Владимира Владимировича Ленина. Стыдоба-то какая, кто бы знал!
И ведь не подойдешь к нему и не скажешь, мол, вы знаете, уважаемый Михаил Валерьевич, я просто беременна, и именно поэтому испортила ваши такие дорогие отутюженные брюки.
«Господи, скорее бы в декрет. Сколько там осталось?»
После обеда рабочий телефон Юны не умолкал ни на минуту. Всех как прорвало. Ну верно, скоро Новый год, клиенты стараются как можно быстрее оформить договоры и получить свой товар. Юнона за неделю больничного даже немного отвыкла от рабочей суеты и успела подустать от утомительных клиентов.
– Алло, девушка, позовите мне Юнону Синицыну. Она беременна и…
– Бабушка!
– Ой, это ты что ли, милая? А я-то думаю, чегой-то голос такой знакомый.
– Ты с ума сошла? – Прошипела Юна в трубку, – А если бы кто-то другой взял?
– Да ладно тебе, внученька, я же знаю, что это твой персональный рабочий телефон.
– Но я могла отойти и трубку реально взял бы кто-то другой!
– Я хоть и бабушка, но еще не пожилая. Голоса отличить могу. – наставительно произнесла Клавдия, – Ты не ерепенься, а лучше готовься к важному событию. Возможно, самому важному в твоей жизни.
Юнона глубоко вдохнула и спокойно спросила:
– К какому, бабушка?
Впрочем, Юна еще с детства усвоила, если бабуля сразу не сказала, то уже и не скажет. Важное значит важное, а уж какое – дело десятое.
– Вечером узнаешь. Я за тобой заеду ровно в пять, будь готова.
***
Остаток рабочего дня прошел в штатном, хоть и сумбурном режиме. И ровно в пять Юнона, как и обещала бабуле, стояла на проходной в ожидании знакомой красной «пятёрки».
В отличие от Клавдии Юнона ездить не решалась ввиду своей невнимательности. Права она получила еще пять лет назад, но дальше автошколы дело не пошло. Юнона с детства витала в облаках, и сосредоточиться на чем-то одном ей просто не представлялось возможным.
Зато Клавдия крутила баранку столько, сколько Юнона себя помнила, а скорее всего даже больше. Сама бабушка утверждала, что права получила в двадцать пять, а у учитывая, что сейчас ей "немногим больше сорока", то примерно лет пятнадцать назад. Ну вы понимаете…
Бабуля, кстати, за рулем успевала и за дорогой следить и дела обсудить.
Ярко-красная пятерка лихо затормозила перед парадной и слегка обрызгала грязью Ирину Ивановну, начальницу Юниного отдела. Та неприлично грязно для дамы её лет выругалась и в ответ получила из водительского окна жест. Тоже неприличный и тоже от дамы.
Юнона хотела было уже сделать вид, что это не за ней, но бабушка открыла пассажирскую дверь и крикнула:
– Ну, чего растопырилась посреди дороги? Прыгай давай!
И пришлось Синицыной садиться. На Ирину Ивановну она старалась не смотреть, зато та рассматривала ее в упор.
«Чувствую меня ожидают весёлые денечки», – с тоской подумала Юна и вновь вздохнула.
Что-то слишком часто в последнее время она стала вздыхать.
– Куда едем? – все-таки спросила она бабулю и уж точно не ожидала, что та ей ответит.
– К жениху.
– К твоему?
– Мне-то зачем? – удивилась Клавдия, – У меня уже есть. К твоему.
– Какому моему? Опять ты начинаешь!
– Огонь у нас бабуля, да? – раздалось с заднего сидения, и машина резко вильнула с сторону.
Клавдия притормозила у какого-то магазина прямо под знаком «стоянка запрещена» и возмущенно воздела руки к потолку.
Потом обернулась и подмигнула Коле:
– Шаришь, внучек! Весь в бабку!
– Вы меня с ума сведете! – воскликнула Юнона, – И вообще-то бабуль, так на минуточку, вдруг ты забыла… Я в положении, а ты так резко тормозишь, разве так можно?
– Ох ты ж, точно! Ладно, внучата, придётся младшего с собой таскать. Да и к лучшему – пусть учится, скоро сам по девкам пойдёт.
Юнона отвернулась к окну и промолчала. К бабулиным закидонам привыкнуть сложно даже спустя двадцать пять лет совместного или околосовместного проживания. А уж посторонним с ней общаться – так вообще беда.
Хотя нет, не двадцать пять, а восемнадцать. Первые семь лет жизни Юны бабушки в ней точно не было. Потом она откуда-то появились и внесла, так сказать, вечный праздник в их размеренную и спокойную жизнь. Синицына подозревала, что Клавдия и впрямь вернулась из мест не столь отдаленных. Хотя бабуля до сих пор наводила туману.
Ехали под Френка Синатру пока не оказались возле старого особняка, настоящей городской достопримечательности.
– У нас бал? – ехидно спросила Юна. Где-то на задворках памяти всплыло, что сей архитектурный объект два раза в год сдают под городские балы и прочие околосветские тусовки. Чтоб значит помпезно, да с губернатором и лентами.
– Окстись, мне сорок пять, а не восемьдесят шесть. Я тебя скорее на дискотеку привезу, чем на этот пережиток дореволюционной эпохи!
– Бабуль, сейчас их даже дискотеками никто уже не зовёт.
– Мда? – заинтересовалась желавшая вечно быть в обойме Клавдия. – И как называют, говоришь?
– Ну тусовка, я не знаю…вечеринка, клуб…
– О! Клуб – это я знаю. Помню, когда мне было около двадцати мы тоже ходили в клуб при колонии.
– Какой колонии? – сладким голоском переспросила вмиг притихшую бабулю Юна, но та не зря в свое время получила кличку Клава-партизан. Если ей о чем-то не хотелось говорить, то хоть режьте, не скажет.
– Колонии бургундских бабочек. Там мужик держал, возле клуба. Ох и потусили мы тогда, аж вспоминать грешно!
Коленька заржал и Юна быстро цыкнула на него, чтобы замолчал и вообще не слушал чужие взрослые разговоры.
– И вообще, отцу скажу, пусть выпорет тебя хоть раз. Может поумнеешь.
– Ну тебя-то точно не пороли, учитывая, что я скоро стану дядькой. – вновь засмеялся брат и Юне очень захотелось его лично отходить крапивой.
Вспомнилось как в детстве они с закадычной подругой Иркой и ее старшим братом Валеркой перелезли через забор на территорию хладокомбината, находившийся прямо у них во дворе, в надежде стибрить мороженое. Плана как такового не было, почему-то они были свято уверены, что легко найдут брикеты и всё-всё утащат. И есть будут неделю это мороженое. А потом за следующим полезут. Потому что не фиг делать его таким дорогим!
И перелезли вроде удачно и даже практически обнаружили путь следования в поисках халявного мороженного, как вдруг совсем близко раздалось грозное «ррр».
– Бежим! – крикнул Валерка и потащил сестру за собой, в сторону больших бетонных кругов. Юну конечно же никто не тащил, она бежала сама, да так, что казалось, будто подошвы старых сандалий трещат и искрятся от бега. В круг она залезла последней, Валерка тут же забаррикадировался тяжелой деревянной конструкцией и тут они услышали спасительное «Выходите».
Ребята осторожно выглянули наружу – собак и след простыл, зато над ними возвышались работники хладкомбината.
Мороженое им кстати дали, так же, как и ремня. В Юнином случае она получила по голым ногам крапивой. Мать в сердцах наподдавала так, чтобы навсегда отбить охоту лазить по чужим территориям и воровать.
Так что она вполне могла возразить Коле, что пороли ее однажды, но не стала. Будет потом каждый раз ей припоминать.
Клавдия наказала Коле ждать в машине, а Юну потащила с собой, в памятник городской архитектуры.
– Ты мне уже скажешь, зачем мы туда идем? – возмутилась Юна, вырывая руку из бабушкиного цепкого захвата.
– Потерпи, скоро все узнаешь.
Синицына сжала зубы. Не грубить же бабуле. Они подошли к главному входу, открыли тяжелую дверь и оказались в большой зале.
Впереди возвышалась белоснежная витая лестница, ведущая наверх, справа высокая запертая дверь, слева лилась тихая музыка и на входе по стойке смирно застыл симпатичный швейцар.
– Тут недавно открыли ресторан, кухня, скажу тебе отменная! Как в Париже и Лондоне… – подмигнула бабуля невозмутимому парню и продолжила, – Аркадий, конечно, не красавец и возможно немного нудноват, но он хорошо зараба…
– Бабушка! – возмущённо пропыхтела Юнона, – Какой на фиг Аркадий? Что происходит?
– Не кричи! Кругом люди!
– Какие люди? Вон тот лысый старикашка в костюме, взятом напрокат в секонд-хенде? Это он-то люди? Ишь уставился!
– Тсс… это вообще-то он.
– Кто он? – Юнона застыла посерди зала под неодобрительными взглядами официантов.
– Ну он, – прошептала Клавдия, – Жених.
– То есть ты хочешь сказать, что это и есть тот самый Аркадий? – ахнула Юна так громко, что лысый мужчина тут же промокнул лоб салфеткой и махом выпил бокал вина, стоявший на его столе.
– Да. Это он. Я же предупреждала, что Аркаша не красавец. Зато он щедр и добр, а это в наше время самое главное.
Юнона потащила Клавдию в обратную сторону.
– А как же любовь, бабушка? – пыхтела она, с трудом преодолевая силу сопротивления Клавдии.
– Ну какая любовь, деточка? Тут бы выжить, а ты всё знай талдычишь – любовь да любовь. Была у тебя уже любовь, и что с того? И вообще, пусти. Сама не хочешь с Аркадием крутить, тогда я пойду. В конце концов я тоже еще молода и прекрасна, и вообще у него вон бутылка вина мне ровесница. Я не могу позволить выпить ее в одно лицо.
– Бабушка! Ты меня с ума сведешь!
Юнона хотела было ей сказать, что бутылка может ей и ровесница в отличие от Аркадия. Это для Юны он казался старым некрасивым дедом, а для бабушки в сыновья годился. Однако она промолчала.
