355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Л. Замятин » Эверест, юго-западная стена » Текст книги (страница 9)
Эверест, юго-западная стена
  • Текст добавлен: 10 октября 2016, 06:57

Текст книги "Эверест, юго-западная стена"


Автор книги: Л. Замятин


Жанры:

   

Спорт

,

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

Во время дополнительной вечерней связи было принято решение – завтра нашей группе спускаться вниз. Казбеку хватит снаряжения для обработки маршрута до подхода следующей группы.

Вечером кухней занимались Коля и Эдик. Надо заметить, что, хотя мы уже третий день ничего не ели, острого голода я не испытывал. Заставлять себя есть не было нужды, так как завтра – вниз, в лагерь. Там отъедимся.

3 апреля. Однако события закрутились несколько по-другому. До 6100 мы с Володей добежали за час, а дальше начались осложнения. Оказалось, что за последние дни дорога через ледопад сильно ухудшилась, а 60-метровая стенка стала предельно опасной. Мы занялись переделкой дороги, и возвращение в лагерь затянулось до вечера. Пришлось поднять все лестницы с опасного участка и перенести метров на двести правее. Установили мягкую десятиметровую лестницу из репшнура, жёсткую в один пролёт и две трёхпролётных на отвесной стене и ещё один пролёт внизу через трещину.

Требуются, конечно, ещё доработки, но в целом вариант смотрится не так страшно, как раньше. Лёд крепкий, монолитный, и сверху ничего не висит.

Из-за этой задержки мы оказались на ледопаде в самое пекло. Желание выбраться из этой белой печки было так велико, что я обошёл на очередном вираже колонну Мысловский – Чёрный – Овчинников, для порядка попросив разрешения.

В лагере все мы, конечно, накинулись на сок. Причём Володя выдал по паре кружек сока манго, которые после разведения превратились в четыре-пять. Хорошо пообедали и ещё лучше помылись в гелиобане. Отличная вещь. На улице холод, а в бане теплынь и вода почти пригодная для мытья.

Гелиобаня, сделанная на одном из омских заводов специально для нашей экспедиции, представляет собой круглую палатку из тёмной ткани, покрытую полиэтиленовым чехлом. Солнце нагревает воздух внутри бани и воду в чёрном резервуаре на крыше. К сожалению, мы так и не дождались хороших, солнечных дней, но всё-таки в бане было достаточно тепло, чтобы раздеться, а воду мы грели тут же на примусах. Наша баня была предметом зависти многочисленных туристов, вынужденных в путешествиях по Непалу неделями обходиться без мытья.

4 апреля. Хотя погода плохая, но всё-таки дело движется к лету: заметно теплеет и ледник интенсивно тает. Сегодня спускали озеро, которое грозило затопить нашу палатку, переносили продукты в новый холодильник (старый оказался затопленным), выполнили строку плана киногруппы – медосмотр. В перерывах ели, играли в домино.

Казбек сегодня прошёл ещё верёвок двенадцать. Не совсем ясно, где он находится, но похоже, что уже можно устанавливать лагерь-3. Это где-то на 7800. Кажется, самая трудная часть маршрута пройдена. Кстати, Валиев, Хрищатый, Чепчев – первые из советских восходителей, превысившие потолок 7500, хотя, впрочем, трудно сказать, превзошли ли они Конгур, на котором были К. Кузьмин и другие.

Иванов опять вышел сегодня на заброску поздно, в 10.00, и неизвестно, занёс ли грузы на 7350.

Сегодня же в лагерь-1 прибыл Онищенко с группой. Их там теперь десять человек. Шумно и весело. Хозяйственный Сергей Ефимов сразу начал наводить порядок с питанием и снаряжением.

Завтра Трощиненко и Шопин собираются снимать шерпов на ледопаде. Венделовский, Коваленко, Мысловский, Чёрный и Кононов планируют пойти на Калапату. Я пока не при деле.

6 апреля. Состоялся разбор выходов всех групп, побывавших в высокогорной зоне.

Иванов опять возмущался. На этот раз ещё и тем, что его группе не дали переночевать на 7350, хотя я лично слышал, как Евгений Игоревич на связи предлагал ему сделать это двойками.

Действия нашей группы, установившей лагерь-2 и обеспечившей работу четвёрки Валиева, были признаны успешными. Как и действия группы Казбека, которая прошла семнадцать верёвок выше лагеря-2.

Сегодня наверху работала группа Онищенко. По плану они должны были доставить всё необходимое из лагеря 7350 до 7800 для жизнеобеспечения лагеря-3. Однако сделали немного: заболел Слава.

Перед нашим выходом Евгений Игоревич провёл опрос участников нашей группы – готовы ли мы выходить на день раньше. Я в этом опросе не участвовал, но тоже наверняка ответил бы положительно. Нам поручено найти место для лагеря-4. При этом считалось, что лагерь-3 практически поставлен. Мы вышли в хорошем настроении, сознавая важность поставленной задачи и в полной уверенности, что выполним её.

Из радиоразговоров с лагерем-2 чувствовалось, что группа Онищенко работает как-то не очень хорошо. Сам Слава вообще не выходит из палатки. Погода наверху плохая.

Придя на 6500, узнали, что Славу спускают. В наступающей темноте сначала мы с Эриком, который в это время был комендантом лагеря-1, а потом и Володя Шопин вышли навстречу. Слава шёл всё время с кислородом, но чувствовал себя очень плохо.

На следующий день мы не спеша поднялись на 7350 с небольшим грузом. Вместе с нами поднялся Эрик и ночевал в палатке с Эдиком и Колей. Последний был недоволен этим обстоятельством,– очень тесно. Мы с Володей в своей старой знакомой палатке поспали неплохо. Утром Эдик выразил желание идти со мной впереди, сказал, что на этот раз очень хорошо себя чувствует.

– Не знаешь, почему это ему захотелось идти в первой связке? – спросил Володя, когда мы остались одни, видимо, несколько огорчённый решением руководителя.

– Наверное, возникла острая потребность руководить, принимать решения, выбирать маршрут. Вообще-то я боюсь этого, не знаю, как мы сработаемся.

– Да, лучшего партнёра по связке, чем я, тебе трудно будет найти.

Я горячо согласился с ним. Действительно, мы понимали друг друга с полуслова. Володя, лидер ленинградского “Зенита”, много ходил первым и отлично разбирается в психологических аспектах работы ведущего в группе. Поэтому он никогда не навязывал мне своего мнения, прекрасно понимая, что первому виднее.

Работа в связке при кажущейся простоте (первый лезет, второй страхует) таит в себе много сложностей и неожиданностей. Причём первый испытывает в основном технические и физические трудности., а на второго ложится главная психологическая нагрузка. Он должен мысленно слиться с ведущим, одинаково с ним видеть, чувствовать, думать. Его обязанность не просто держать верёвку на случай срыва первого, а тонко понимать состояние партнёра, предвидеть его действия (в том числе и срыв) и всячески помогать в работе. Казалось бы. как можно помочь на расстоянии десяти-двенадцати метров, иногда даже не видя напарника за выступом? Но верёвка при этом – не просто сплетение капроновых нитей, но и связь между людьми, нерв, соединяющий два организма в единое целое.

Взаимоотношения в связке со стороны, почти не заметны. Минимальное количество стандартных команд (“выдай”, “выбери”, “закрепив), скупой набор движений,– но точность действий и понимание должны быть, пожалуй, не меньше, чем у воздушных гимнастов. Страхующий должен чувствовать прочность опоры ведущего, усталость его пальцев, надёжность только что забитого крюка, хватит ли верёвки до ближайшей удобной полки. Должен правильно оценить снизу сложность маршрута и вовремя подсказать направление движения. Страхующему приходится подолгу стоять или висеть неподвижно, в неудобной позе, на сильном морозе, на ветру или под струями воды, и при этом он постоянно находится в нервном напряжении, не может отвлечься и расслабиться. Ведь в любую секунду может произойти внезапный, непредвиденный срыв. А эта ситуация хотя и редкая, но чрезвычайно опасная. Страхующий должен успеть оценить силу рывка и рассчитать свои усилия. Ни в коем случае нельзя зажимать верёвку намертво,– при этом либо вылетают крючья, либо верёвка режется о выступ. Для смягчения рывка надо выдать несколько метров, постепенно затормаживая верёвку до остановки.

Особенно хорошо чувствуют партнёра люди, которые сами много ходили впереди. На пике Октябрьской Революции мне посчастливилось работать на страховке мастера спорта международного класса Толи Носова и мастера спорта Юры Борзова, на пике Коммунизма – Коли Степанова, на Эвересте – Володи Шопина. Все они великолепные альпинисты, прошедшие много сложнейших стен, и у нас сразу появлялось полное взаимопонимание, хотя мы впервые оказывались вместе в одной связке.

Самые напряжённые моменты возникают, когда связке приходится спускаться по сложному маршруту, не используя продёргивание сдвоенной верёвки. При этом первый, спустившись по закреплённой верёвке, организует страховку и принимает второго. Последний в случае срыва пролетает расстояние, вдвое превышающее отрезок свободной верёвки, то есть до восьмидесяти метров. А это – гарантия травмы, если не больше. Здесь страхующий должен быть особенно чутким, чтобы не сдёрнуть товарища при выбирании провиса. Такая опасность часто возникает при спуске по гребню, где небольшие стеночки чередуются с простыми участками, которые притупляют бдительность, провоцируют нижнего на ускорение движения.

Место, намеченное для лагеря-3, мне не понравилось, несмотря на настойчивые рекомендации Голодова ставить лагерь именно здесь.

Мы с Эдиком взяли четыре верёвки, крючья и стали работать дальше. Действительно, до подходящего места оказалось три с половиной верёвки.

Район лагеря-3 (7800) – единственное место на всём маршруте, где постоянно лежит снег, то есть крутизна скал здесь поменьше. Это снежное плато протяжённостью три-четыре верёвки как бы разделяет два самых тяжёлых участка нашего контрфорса. Снег здесь хотя и держится, но плохо, а из-под его тонкого слоя во многих местах просвечивает лёд. Поэтому нам с большим трудом удалось отвоевать маленькую площадку под нависающей скалой. В двух метрах от палатки юго-восточная сторона контрфорса обрывалась стенами в кулуар Боннингтона.

Вообще-то в этот день планировался спуск на 7350, но к концу рабочего дня снегом так присыпало скалы, что спускаться стало опасно, и группа решила переночевать здесь.

Площадку делали на скорую руку. Завалились все в одну палатку, усталые и злые.

Чувствовалось отсутствие акклиматизации – все мы впервые на высоте 7800 не только в этом сезоне, но и в жизни. В палатке страшно тесно и холодно. Не хочется двигаться, но в скрюченной позе долго не просидишь. Надо срочно разуваться, – пальцы на ногах онемели, но снять утеплители и ботинки – проблема, так как окоченевшие руки не гнутся. Вся одежда и рюкзаки в снегу. Приоткрыв вход, получаешь новую порцию в лицо. Коля с Эдиком начали разводить примус, но он никак не хотел правильно работать, фыркал и коптил. Палатка наполнилась удушающим дымом. Я высунул нос наружу, – лучше холодная метель, чем эта “газовая камера”. Зато когда “Фебус” наконец ровно и мощно загудел, в палатке сразу стало тепло, приятно, и мы занялись приготовлением ужина.

Утром мы с Эдиком пошли посмотреть наверх, а Коля и Володя остались улучшать площадку и ставить вторую палатку.

Очень холодно. Надели на себя всё, что было с собой, но не могли избавиться от ощущения, что стоим голыми на морозе. Сразу онемели пальцы рук и ног.

Наш путь идёт по западной стороне контрфорса, поэтому солнце здесь появляется только в середине дня. А па календаре, между прочим, только 11 апреля, то есть зима ещё окончательно не покинула эти высоты.

Хорошо, что не надо было сразу лезть. Первые две верёвки прошли по кромке скал и снега, обходя слева бастионы на гребне контрфорса. Но и путь по снегу оказался не простой ходьбой. Слишком много ледовых участков, причём лёд настолько твёрдый, что ледобурный крюк не входит, кошки не держатся, а ледоруб отскакивает или скалывает тонкие линзы. Видимо, особенно трудно приходилось Эдику, который, стоя на страховке, не имел возможности согреться движением. Мой темп замедлялся ещё и потому, что надо было время от времени стучать ботинками друг о друга, чтобы восстановить кровообращение, раскачивать ногой, подпрыгивать на носочках. А лучше всего интенсивно сгибать и разгибать пальцы. Вот почему ботинок должен быть достаточно просторным. Лучше не надеть лишний носок, но иметь свободу движений для пальцев.

Небольшой камин, полка, ещё камин – и, протиснувшись через разлом, я оказываюсь на гребне контрфорса. Восприятие жизни резко меняется. Здесь солнце! Сразу стало теплее. Насколько сильно все мы зависим от него, особенно остро понимаешь только в горах. Слишком жидкая здесь атмосфера, чтобы аккумулировать лучистую энергию. Светило признаёт только личный контакт, только прямую сиюминутную связь. Его щедростью с другом не поделишься и впрок не заготовишь. Да и самому-то едва хватает. Пожалуй, немного было в тот момент людей на земле, так близко находившихся к всемирной “грелке” и не экранированных от неё обшивками самолётов и космических кораблей. Мы получали от солнца тепла больше любого другого человека и в то же время мёрзли, может быть, сильней любого другого. Промороженный воздух тут же высасывает из тебя капли тепла, подаренные солнцем. Но всё-таки это уже не тот мертвящий холод, что минуту назад. Я невольно остановился, выбирая верёвку, блаженствуя и любуясь великолепной панорамой. Прямо передо мной – профиль южной стены Эвереста, правее – громадина Лхоцзе, у её подножия – истоки ледника Кхумбу. От меня вниз на несколько сотен метров – обрыв к кулуару Боннингтона. Влево вверх, чуть левее гребня контрфорса, просматривается сравнительно простой широченный скальный жёлоб. А дальше вздымаются стенки.

Мы прошли пять верёвок и вернулись, так как в этот же день надо было спуститься на 7350 за грузом. Мужики к этому времени кое-как поставили, скорее подвесили, вторую палатку и в 14.30 все вместе начали спуск. Снега на скалах стало ещё больше. Видимо, уже в этот день стало заметно, что самочувствие Коли и Володи похуже, чем у нас с Эдиком, хотя они с утра наверх не ходили. Однако тогда я не понял этого. Мне казалось, что Вовик в порядке.

На спуске главная опасность – “живые” камни. Группа развешивается на верёвках, непрерывной ниткой соединяющей лагеря, и довольно быстро скользит по ним, контролируя скорость с помощью специальных тормозящих приспособлений. При этом можно случайно задеть свободно лежащий камень, который, стукаясь о выступы, описывает замысловатую траекторию и может либо попасть в человека, либо перебить перильную верёвку. Поэтому самый нижний старается спускаться как можно быстрее, чтобы уйти из-под обстрела, а верхний – как можно осторожнее, ведь под ним вся группа.

Вечером Коля Чёрный сказал: “Если мне думать о вершине, то завтра надо спускаться”. У него совсем пропал голос, хотя общее самочувствие нормальное. Полночи с кислородом не принесли облегчения, и утром он пошёл вниз.

А мы должны были поднять как можно больше груза в третий лагерь и попробовать обработать дорогу до четвёртого. В этот момент все участники экспедиции были уверены, что самый сложный кусок маршрута уже пройден, что после 8000 окажется сравнительно простой ступенчатый гребень с невысокими стенками. Поэтому, оставшись без Коли, мы всё-таки надеялись выполнить план втроём.

12 апреля. Вышел в 11.00, минут через двадцать – Вовик, в 12.00 – Эдик. Все взяли по десять килограммов общественного груза. Несли много личных вещей, чтобы оставить их в третьем лагере для восхождения. В 16.10 я был в лагере-3 и занялся улучшением площадки. Палатка встала великолепно, можно ночевать даже вчетвером. За работой незаметно пролетели два часа. Никого из ребят не было. В конце вечерней связи я попросил Казбека, который только что пришёл на 6500, посмотреть в бинокль – не видно ли моих партнёров. Он долго не мог никого обнаружить на стене, тем более что наступили сумерки. Вдруг сообщает, что Шопин пришёл к нам. Я был поражён. Вместо 7800 он оказался на 6500. Потом я узнал подробности. Володя, пройдя пять верёвок, почувствовал себя не очень хорошо: его беспокоила непроходящая боль в левом подреберье. Решил спускаться.

Так мы остались вдвоём с Эдиком. Группа раскололась, причём, как оказалось, окончательно. Этот внешне незначительный эпизод имел далеко идущие последствия для хода всей экспедиции, а особенно для Володи и Коли. Тогда Володя не знал всего, что произойдёт, но чувствовал: исход может быть печальным. Он даже сказал об этом Эдику при встрече. Но, понимая всё, он не мог ничего поделать: во-первых, были сильно подморожены ноги, во-вторых, он вдруг ощутил страшную слабость. Слишком тяжёлая работа выпала на нашу долю, а Володя не привык жалеть себя и надорвался. Ещё утром я заметил какую-то вялость в его движениях, рассеянность внимания. Видимо, он почувствовал неладное, но надеялся, что обойдётся.

Они разошлись с Эдиком на перилах, и Мысловский проследил, как больной Володя спустился до палаток 7350. Сам Эдик тоже не летел по перилам, а шёл уже с кислородом.

13 апреля. Мы с Эдиком вышли из лагеря-3 в 10.00, имея восемь верёвок, массу железа и полную уверенность, что всё это развесим на маршруте. Опять было невероятно холодно. Надели всё, что было, включая пуховые штаны, но ничего не согревало. Между прочим, работа на этой высоте тоже не согревает, а наоборот – отнимает тепло. Не хватает кислорода, чтобы развить необходимую мощность для согревания мышц. Останавливаешься через каждые несколько шагов, чтобы отдышаться, и продолжаешь мёрзнуть дальше.

Только пройдя почти три верёвки и заглянув в кулуар Боннингтона, ощутили потепление. Та сторона нашего ребра имеет юго-восточную ориентацию и прогревается раньше. Однако нет ни малейшего желания снять пуховку или пуховые брюки. В какой-то момент приморозил палец на руке.

Шли очень медленно. Всё покрыто свежим снегом– не видно, за что браться, куда становиться, куда бить крюк, что “живое”, что надёжное. Очень холодно – рукавицы не снимешь. Для работы первым в связке десятикилограммовый рюкзак слишком тяжёл, да и высота как-никак 7800—8000.

При подходе к 8000 общая крутизна маршрута стала заметно возрастать. Одна за другой возникали сложные стенки, требующие серьёзной работы. В середине четвёртой верёвки требовалось решиться и сделать несколько трудных шагов по заглаженным “бараньим лбам”. Я оглянулся посмотреть, насколько надёжна страховка. Эдик сидел ко мне спиной, подняв капюшон, и, видимо, спал. Верёвка свободно шла ко мне у него из-под мышки. Мелкие комки снега, которые я сбрасывал, очищая зацепки, падали на его спину, но не могли нарушить его покой. Мне стало не по себе. Как будто, на две трети перепилив сук, я вдруг обнаружил, что сам на нём сижу. Приспустился, забил крюк и пошёл в технике одиночного хождения.

К 16 часам у нас ещё оставались свободными пять верёвок, но Эдик заговорил о возвращении, хотя планировали работать до 17 часов. Конечно, час больше, час меньше – сейчас ничего не решит. Однако я остался и ещё с часик побарахтался, пока наконец не потерял рукавицу. Меня мгновенно охватило отчаяние, потому Что в этих условиях оказаться без рукавицы – всё равно что остаться без руки. К счастью, в карманах пуховки завалялись верхонки, которые Коля дал мне ещё в базовом лагере. Я решил оставить попытки в одиночку влезть на гребешок, хотя был близок к этому. Спускаясь, увидел свою потерю в тридцати метрах ниже перил, но бросать туда верёвку, спускаться, а потом лезть по стене без зажима мне уже не хотелось.

Не хотелось мне и выходить на связь в 18.00 на этом жутком морозе. До палатки добрался около 18.30 (Эдик – к 18.00). Извинились перед базой, которая ещё раз настоятельно напомнила, что завтра спуск. Уговаривать нас не было нужды. Эдик ещё одну ночь проспал с кислородом. Говорит, что кашель пропадает при расходе кислорода один литр в минуту.

На спуске все встречавшиеся ребята группы Валиева и Иванова очень тепло приветствовали нас, поздравляли с преодолением рубежа 8000 метров. Приятно было, что внизу внимательно следили за нами, переживали, когда мы остались вдвоём, радовались нашим скромным успехам. Подробно спрашивали о самочувствии днём и ночью без кислорода. Я, конечно, больше всего предупреждал о холоде.

В лагере-1, куда я спустился к 14.00, всё засыпано свежим снегом, но всё-таки тепло и приятно, проглядывает солнце. Иногда в “Зиме” даже жарко. До сих пор (17.30) ничего не ел и не очень хочется, только пью соки и сиропы. Вокруг галдят шерпы,– трое ходили в лагерь-2, пятеро пришли из промежуточного. Один “сачок” – в который уже раз! – бросил свой груз где-то на пятой верёвке и сидит весь день в лагере, ест и спит.

К шерпам у нас не было никаких претензий. Все работали честно – без надрыва, но и без забастовок. Мы не сразу уяснили себе их статус в экспедиции и подсознательно ожидали от них чего-то большего. Наверное, мы думали, что они будут так же “пахать”, выкладываться через “не могу”, как мы. Но надо помнить, что это их работа, а не увлечение. Мы впервые столкнулись с этим явлением – “наёмная рабочая сила на восхождении”. Словосочетание, абсурдное для советского альпиниста, так же как наёмный игрок на футбольном поле или третий боксёр на ринге, нанятый одним из соперников. Остаётся ощущение, что победа не чистая, команда зашла не сама. Но это, конечно, не говорит о её слабости. Будь у нас ещё пять-шесть советских альпинистов, мы могли бы, обойтись без наших десяти шерпов.

Но самый высокогорный в мире народ всегда имел альпинистов не только по профессии, но и по духу. Яркий пример – первовосходитель на Эверест Норгей Тенцинг. С детства он мечтал об Эвересте и соглашался участвовать не только в невыгодных, но даже в рискованных и безнадёжных экспедициях. У нас таким был Наванг.

В этот вечер состоялся разговор офицера связи с шерпами, от имени которых говорил Наванг. Пытались заставить их работать с большей отдачей. Трудно обвинять этих ребят в недобросовестности, и тем более в саботаже. Слишком уж технически сложна для них работа на нашем маршруте. Даже простейший участок 1—2 вызвал у них страх. На этих некрутых скалах много свободно лежащих камней, и любой неосторожный шаг грозит твоему товарищу внизу тяжёлой травмой. До сих пор, поднимаясь на восьмитысячники по снежным склонам, они привыкли бояться только лавин, мороза и гипоксии, а здесь понадобилось срочно осваивать приёмы скалолазания. К чести шерпов надо отметить, что большинство быстро их усвоило. После нескольких “обстрелов”, вызванных товарищем сверху, и нескольких, к счастью небольших, травм они научились ходить мягко, расчётливо, чисто. Однако чувствовалось, каким усилием воли они заставляют себя идти на работу, с каким страхом и молитвами смотрят на стену. Обычно весёлые, подвижные, говорливые, они резко меняются на склоне. Движения скупые и даже скованные, лица напряжённо-суровые, в глубине глаз притаился ужас перед великой горой – обителью богов, которая в любой непредсказуемый момент может стереть со своего лица надоедливых букашек...

15 апреля. Утром мы переждали, пока шерпы с шумом и толкотнёй собирались на работу. Не спеша позавтракали. Хотя понимали, что ледопад надо проскочить пораньше, сборы проходили вяло, сонно. Сказывалась усталость.

На спуске пришлось несколько погулять по ледопаду в средней части, так как блоки плато опустились без всякого порядка на разную глубину. Правда, в самом сложном месте ситуация даже улучшилась. Большая трещина, через которую была проложена трёхпролётная лестница, сбоку оказалась засыпанной, и хотя лестница теперь торчала в небо, мы спокойно обошли всё в десяти метрах левее по дну.

В базовом лагере нас встречали как героев, хотя, на мой взгляд, мы не только не сделали ничего выдающегося, но даже не выполнили программу, то есть не поставили лагерь-4. Правда, условия были довольно тяжёлые, и старались мы как могли.

За полтора дня пребывания в базовом лагере я только и успел, что доделать шахматы. Было постоянно холодно, временами шёл снег, даже не помылись, на постирали. Все надежды возлагали на отдых в Тьянгбоче, куда наша группа спустилась на следующий день.

Всю дорогу, особенно до Перечи, было очень холодно, встречный ветер со снегом, а я по глупости даже не взял ветрозащитного костюма. Шёл в одной олимпийке совершенно окоченевший.

Практически без остановок за 6,5 часа дошли до полянок перед монастырём Тьянгбоче и уже в темноте нашли подходящее место. В первую же ночь пошёл небольшой снег, и это стало традицией последующих дней и ночей. И здесь не удалось помыться и постирать.

Первую ночь на полянке перед монастырём спали как убитые часов до девяти утра и надеялись так делать и впредь. Но уже на следующее утро нас обнаружила одна чрезвычайно бдительная ворона. В шесть часов утра она уселась на ветку над нашими головами и принялась очень громко высказывать своё неудовольствие в адрес непрошеных гостей. По сигналу хозяйки леса собралось несколько её товарок, и они бурно обсуждали происшествие, перелетая всей оравой с дерева на дерево. Мы долго делали вид, что нам на это наплевать, пытались опять заснуть, но в конце концов нервы мои не выдержали и я, позабыв правила поведения в гостях, запустил в эту орущую компанию несколько камней. Они сочли на этом свою миссию законченной и удалились. Однако так повторялось каждой утро.

Проснувшись от вороньего гвалта, мы втроём обычно копошились у костра, детально, со смехом обсуждали, что приготовить на завтрак, когда устроить следующее чаепитие. Начальник, блаженствуя в спальнике, как-то сказал:

– А вот когда мы были здесь в разведке в восьмидесятом году, нам Романов и Тамм подавали кофе в постель...

– Ну, а поскольку теперь ты самый главный среди присутствующих, может быть, получать кофе по утрам будем мы? – внёс я своё предложение.

– Это было бы очень логично! – с воодушевлением присоединился Коля.

Эдик промолчал, задумавшись над таким поворотом наших мыслей. Приготовление пищи нас, конечно, не тяготило. Скорее, это доставляло удовольствие, потому что после “обедов” на высоте, в палатке, где каждая варка превращалась в серьёзное мероприятие, было даже приятно посидеть у костра в тёплом лесу, жарить свежее мясо и яичницу, подкоптить ломтик колбасы.

Я по собственной инициативе прихватил радиостанцию УКВ, и мы постоянно имели связь с лагерями от первого до четвёртого, кроме базового. Были в курсе всех событий.

Наши высотные карманные УКВ-радиостанции свободно перекрывали расстояние в несколько километров в зоне прямой видимости. Поэтому чем выше находилась группа на маршруте, тем лучше мы слышали её со своей лесной полянки. А вот базовый лагерь хотя и был ближе всех по расстоянию, но располагался на дне ущелья. Поэтому приказы базы нам транслировала стена, в основном – Валера Хомутов.

За время нашего отсутствия группа Валиева челночила на отрезке 2—3, а группа Иванова доделывала путь к лагерю-4. Всего между лагерями-3 и 4 получилось шестнадцать верёвок. Однако с площадки лагеря-4 (8250) ещё не просматривалась дорога до западного гребня, и что там будет на пути к лагерю-5, неизвестно.

К нашему огорчению, на второй день пребывания мы получили сообщение, что вызываются Коля и Володя для выхода наверх 22 апреля. Я был склонен остаться ещё на денёк вдвоём, но Эдик решил возвращаться и, видимо, правильно сделал.

Тяжёлый маршрут и неблагоприятная погода сильно осложнили ситуацию. Мощная машина гималайской экспедиции, прекрасно спроектированная, хорошо исполненная и сносно работавшая, вдруг забуксовала. Резко снизилась эффективность использования её главной движущей силы – энергии людей. Группа Хомутова за неделю работы наверху подняла в лагерь-4 кислорода меньше, чем израсходовала в процессе работы. Срочно созданная дополнительная группа Шопин – Чёрный – Хергиани с шерпами тоже не выполнила задачу. Шерпы отказались ходить в лагерь. В результате лагерь-2 был завален кислородом, снаряжением, продуктами, а верхние не были укомплектованы даже наполовину.

Логика требовала: во-первых, послать целую группу для обработки участка 4—5 и установки штурмового лагеря-5; во-вторых, организовать другую надёжную четвёрку для решающего штурма. Но такой вариант отодвигал первый выход на вершину ещё дней на семь. А погода по прогнозу должна была ухудшиться.

Евгений Игоревич в смятении ходил по базовому лагерю, пытаясь найти решение. Выход был только один – рассчитывать, что люди, наполовину сократив расход всего необходимого, сделают вдвое большую работу.

Сразу решили иметь в лагерях-4 и 5 только по одной палатке. Соответственно уменьшался вес предметов жизнеобеспечения. Но это не решало проблему. Тогда начальник предложил группе Иванова пройти участок 4—5 и попробовать штурмовать вершину.

“Мы недостаточно отдохнули, вряд ли у нас хватит сил для этого”,– было единодушное мнение группы.

Его группа очень устала, обрабатывая сложнейший участок всего маршрута от 8000 до 8250.

– За три-четыре дня отдыха мы не восстановимся,– сказал Иванов.

Работа действительно предстояла сложная. Ведь сначала планировалось, что одна группа обрабатывает участок 4—5, а вторая четвёрка устанавливает ла-герь-5 (8500) и переносит в него кислород и продукты для штурма.

Аналогичный итог и после консультации с группой Валиева.

Наша группа, руководимая Эдуардом Мысловским, всегда первой начинала каждый новый цикл выходов наверх. Мы уже отдохнули и по плану должны были идти на вершину первыми. Это наше право и большая честь. Но вразрез с планом предстояло ещё и обработать маршрут до 8500, и установить лагерь-5. Вразрез с планом от нашей четвёрки осталось только двое – Эдик Мысловский и я. Володя Шопин и Коля Чёрный работали наверху. Поэтому Евгений Игоревич даже не рассмотрел нашу двойку в качестве претендентов на штурм. Нам предложили посидеть дней десять, пока кто-нибудь решится на этот тяжёлый вариант.

Десятидневное сидение меня никак не устраивало. Я сразу предложил Эдику идти в двойке. Ясно было, что на вершину мы не взойдём, но хотя бы обработаем участок 4—5. Он сомневался: с одной стороны, хотелось подождать ребят, с другой – мы оказывались в хвосте длинной очереди желающих подняться на вершину. Я продолжал попытки склонить его к своему варианту.

Однажды, когда мы сидели в палатке Эдика, к нам зашёл Овчинников. Не успел старший тренер раскрыть рта, как я выложил ему свой план. “А я с этим к вам и шёл”,– обрадованно сказал Анатолий Георгиевич, до этого, видимо, не рассчитывавший на успех разговора.

Стали обсуждать технические детали, и вдруг выяснилось, что он планирует не совсем то, что я. Варианты отличались на “самую малость”: он предполагал обязательный подъём нашей двойки на вершину в этом же выходе.

24 апреля. Вот уже третий день наш выход на вершину назначают на послезавтра.

Сегодня спустилась группа Хомутова. Они только благоустраивали лагерь-4 и немного подняли кислорода – два баллона в лагерь-4 и два баллона на пятнадцатую верёвку. Юра Голодов не смог донести свой груз: на одном из участков перил вылетел крюк и он, пролетев восемь метров, получил небольшие ушибы. В остальном всё нормально.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю