Текст книги "Бяк-бяк-бяк-бяк (СИ)"

Автор книги: Квинтус Номен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 33 страниц)

Глава 17

Испытания нового двигателя Глушко в Новостройке продолжались почти четыре месяца. Точнее, собственно испытания шли недели три, а остальное время потребовалось для ремонта стенда после того, как первый двигатель на нем взорвался. Причем планово взорвался: по каким-то не очень понятным правилам было принято решение провести на этом двигателе «ресурсные испытания» и он семь раз подряд запускался на полную мощность «с полными баками топлива». И вот именно «полные баки» (вообще-то смонтированные в отдельном боксе стенда) и «подвели»: какой-то раскаленный осколок взорвавшегося двигателя влетел в этот самый бокс… Бумкнуло громко.

Ну, дело-то житейское, стенды взрывали двигателей ломались нередко – так что его спокойно починили и испытания продолжили, но уже без фанатизма. А когда эти испытания закончились, состоялось «межведомственное заседание», а котором приняли участие товарищи Шахурин, Хруничев, Глушко, Мясищев и – в качестве «инициатора затеи» – товарищ Челомей. А так же на совещание пригласили несколько «непосредственных исполнителей» и «контролеров» – то есть тех, кто двигатель конструировал и кто делал заключение о результатах испытаний.

И первым выступил товарищ Хруничев:

– Ну что же, я думаю, что результаты первой совместной работы МОМ и МАП можно считать относительно удачными: двигатель товарищ Глушко разработал, изготовил и успешно испытал. Теперь – добавил министр с нескрываемым ехидством – можно подумать и о том, кому этот двигатель вообще нужен. И нужен ли он вообще хоть кому-нибудь. Было бы крайне неплохо услышать хоть какие-то конструктивные предложения, а то ведь мне отчитываться за потраченные средства предстоит на заседании Комиссии ВПК, так что внимательно слушаю.

– За потраченные средства мне предстоит отчитываться, – сердито ответил Алексей Иванович, – ведь все финансирование разработки шло за счет средств МАП. Владимир Николаевич, – он повернулся к Челомею, – мы вас слушаем.

– Я думаю – поскольку со схемой нового самолета-снаряда собравшиеся в целом знакомы – что вопрос о применимости этого двигателя можно даже не рассматривать. Потому что четыре двигателя с тягой по семнадцать тонн-сил поднять изделие массой в сто восемьдесят тонн конечно же не могут…

– То есть деньги были выкинуты на ветер! – очень сердито прокомментировал эти слова Михаил Васильевич.

– А вот этого я бы не сказал. Двигатель доказал, что топливная пара гептил-тетроксид диазота вдвое превосходит по характеристикам керосин-кислород, и – если мы не отвергаем использование этого топлива, то только на конструкции ускорителей самолета-снаряда мы сэкономим минимум четыре тонны, а если внимательно подумать…

– О чем тут думать-то?

– О конструкции, ведь теперь нет необходимости заботиться о температуре в баках и, скорее всего, можно будет для них использовать другие материалы. Так вот, если хорошо подумать и плотно поработать с представителями ВИАМ – Челомей кивнул в сторону сидящих в кабинете «представителей» – экономия может составить от шести и до десяти тонн.

– Но ведь этот двигатель вы использовать не хотите…

– Не хочу. И не буду. Но я думаю – Владимир Николаевич с легкой улыбкой поглядел на съежившегося под тяжелым взглядом министра Валентина Петровича – что если рассматривать разработанный за три месяца двигатель как демонстратор технологии и стендовый опытный образец, то можно с уверенностью говорить о том, что товарищ Глушко на разработке двигателя уже штатного сэкономил минимум год, а то и два.

– Я присоединюсь к словам Владимира Николаевича, – добавил товарищ Келдыш, – и даже, пожалуй, кое-что добавлю. По всем параметрам этот опытный двигатель превосходит – с учетом масштабируемости, конечно – двигатели керосин-кислородные и керосин-меланжевые. То, что двигатель был разработан и испытан в такие сжатые сроки – это уже научный и инженерный подвиг, а если говорить о стоимости этого двигателя… Валентин Петрович, вы же делали оценку стоимости при серийном производстве?

– Ну… да. Очень примерную. В опытном производстве один двигатель обошелся заводу в сорок восемь тысяч рублей, а при серийном выпуске по оценкам наших технологов стоимость можно и вдвое сократить, и даже больше.

– А каковы ваши планы по разработке более мощных изделий?

– Если будет предоставлено финансирование…

– Насколько я понял, перспективы этих двигателей выглядят очень обнадеживающе, – Хруничев снова не дал договорить выступающему, – и видят эти перспективы не только товарищи из МАПа, так что финансирование мы изыщем. В определенных пределах, конечно, но, судя по вашим словам, для этого двигателя они оказались… невелики.

– И мы, если потребуется, тоже средств добавить сможем, – сообщил Шахурин, – если на выходе будет удовлетворяющий нам двигатель.

– Тогда я продолжу. У нас была уже проведена предварительная проработка двигателя с тягой до сорока тонн…

– Мало, – тихо заметил Челомей, но Валентин Петрович на его слова внимания особого не обратил.

– … и усиленного варианта с тягой до шестидесяти тонн-сил. Причем, отдельно хочу заметить, сто мы предполагаем отработать технологию увеличения тяги опять-таки на этом, уже разработанном, опытном двигателе с доведением тяги – в срок до полугода при поддержке работ со стороны министерства – до двадцати двух-двадцати четырех тонн… на уровне моря с такой тягой, и свыше двадцати пяти тонн в безвоздушной пространстве.

Челомей, в ходе выступления Глушко что-то быстро прикидывающий на бумажке, тут же сообщил:

– А вот с такой тягой доработанный двигатель уже может представить серьезный интерес. Вы ведь не собираетесь при этом вес двигателя существенно увеличивать?

– Валентин Петрович, – видимо Хруничев уже пришел к какому-то важному выводу, – постарайтесь мне смету на ОКР по… по обеим вариантам подготовить в течение недели, я думаю, что в свете мнения Мстислава Всеволодовича у меня будут серьезные доводы за продолжение работ по таким двигателям.

– Но Королев…

– Я знаю мнение товарища Королева, но есть еще и товарищ Янгель, у которого имение несколько иное. Перед нами поставлена задача донести специзделие куда надо и когда угодно, так что мнение любого, даже самого заслуженного, товарища мы будем рассматривать исключительно с этой точки зрения. И – я думаю, что товарищ Шахурин меня поддержит – мы не будем в этой работе делить конструкторов на авиационных и ракетных. У нас нет времени на то, чтобы друг с другом бодаться…

Николай Семенович Патоличев на новом посту трудился не покладая рук. Потому что мест для приложения усилий было много, даже «слишком много». Но кое-какие «завалы» – особенно в «кадрах» – удалось разгрести довольно быстро – зато и работенки прилично добавилось…

С собой Николай Семенович притащил в Киев работника совсем не партийного: старого «уголовника» Тимофея Чистякова. Этого «кадра» Николай Семенович перетащил из Челябинска, где Чистяков работал заместителем начальника отдела по борьбе с бандитизмом во время войны – но в Киеве «слишком старый для звания» капитан МВД Чистяков работал всего лишь начальником гаража при республиканском ЦК. А занимался полковник Чистяков руководством специальной бригады по расследованию связей «фашистских прихвостней», которых группа Абакумова при расследовании «по Хрущеву» выявила очень немало…

Работа в республике оказалась даже более трудной, чем Николай Семенович предполагал поначалу – но была она и очень интересной. Местами: все же именно ему пришлось «отработать роль», сообщая переведенному уже в Москву Хрущеву, что якобы «зарезанный» самолет собираются запускать в производство «в каком-то занюханном Благовещенске, но если тамошний главный инженер почувствует поддержку из Москвы, то аргументы за перевод заводу в Киев или в Днепропетровск готов лично Сталину предоставить…» И инструктировал его лично товарищ Судоплатов, который «придал красоту» операции, имея в виду в дальнейшем обвинить в гибели члена ЦК выявленного фашистского прихвостня. Правда Лаврентий Павлович, получив за время подготовки операции много информации по деятельности Хрущева на посту первого секретаря ЦК республики, сказал:

– Ну исчез где-то – да и пес с ним. Мы лучше среди членов ЦК слух пустим, что про вот это вот все он откуда-то узнал и смылся…

– А когда его найдут?

– Ну, скажем, что неудачно смыться попытался, – усмехнулся Берия. – Вы, товарищ Патоличев, лучше свои задачи решайте, вам в республике столько говна поднавалили для разгребания…

Ну да, поднавалили. Но и «бригаду ассенизаторов» Москва прислала, так что к лету пятьдесят первого бандеровщину зачистили практически в ноль. А теперь нужно было честным людям хорошую жизнь налаживать, и это было очень непросто. В особенности с учетом того, что в стране каждая копейка была на счету – и копеек этих катастрофически не хватало.

Правда, появился один «источник» поступления «копеек» в республиканский бюджет: возле городка Желтая Река геологи нашли в железорудной шахте уран, и в республику денежка пошла. Но исключительно по линии Спецкомитета, и чтобы часть поступающих средств перекачать в республику, нужно было очень постараться. Например, на предприятиях республики делать все (или почти все), что новому комбинату для строительства требуется. Решаемый вопрос – нужно было всего лишь наладить выпуск стройматериалов, горного оборудования – но чтобы такие предприятия выстроить и запустить, тоже требуются изрядные средства, а вот где эти средства изыскать…

Двадцать четвертого июля – в день принятия постановления об организации Восточного ГОКа – Николай Семенович имел «очень интересную встречу» в Москве. С товарищами Сталиным и Берией:

– По нашим расчетам мы уже к сентябрю сможем полностью закрыть потребности строительства комбината в арматуре, бетоне, стекле и кирпиче без ущерба всем остальным проектам в республике. Для чего нам потребуется лишь немного ускорить ведущиеся слишком медленно строительства семи предприятий, и чисто технически мы…

– То есть вы тоже хотите получить дополнительные средства из союзного бюджета, – констатировал товарищ Сталин. – Сколько?

– Если в союзном бюджете есть лишние деньги, то республике они, конечно, не помешают, – усмехнулся Николай Семенович, – но я что-то не помню, чтобы где-то у нас лежали склады с неиспользуемыми деньгами. Зато в республике произвели определенные подсчеты – и пришли к интересному выводу: только в системе начального образования у нас выкидывается на ветер ежемесячно свыше тридцати миллионов рублей. А всего по республике туда пускается куда как больше полумиллиарда в год – и я собираюсь это безобразие прекратить.

– Интересно, как это, по вашему мнению, происходит? Хищения такие? – очень удивился Сталин. А Лаврентий Павлович заметно напрягся.

– Никаких хищений. В республике только учителей украинского языка почти сорок тысяч человек, по несколько в каждой школе, причем с зарплатой от восьмисот пятидесяти и выше, хотя даже математики получают максимум семьсот пятьдесят. И нагрузка у них… если в школе один математик и три учителя украинского, то уже понятно. Это при том, что более восьмидесяти процентов учеников родным языком считают русский!

– Вы, товарищ Патоличев, не совсем понимаете национальную политику партии…

– Я-то понимаю, население ее не понимает. Еще почти полмиллиарда тратится на выпуск книг на украинском, якобы художественных – но, по данным книготорга, больше восьмидесяти процентов такой литературы затем сдается магазинами в макулатуру: никто их покупать не хочет. А если вычесть из тиражей обязательные закупки в библиотеки…

– Вы точно не понимаете… – очень настойчиво начал Берия, но Николай Семенович продолжил:

– Это бы ничего, но… в книгах на украинском, включая даже школьные учебники, идет скрытое прославление украинских нацистов, искажается история Советского Союза… вот вас, Лаврентий Павлович, например, называют, хотя и несколько завуалировано, палачом украинского народа. Я эту книгу с собой принес, могу показать. А товарищ Сталин, если в эти учебники вчитаться, оказывается, недостаточно усердно выполняет указания великого украинского руководителя Никиты Сергеевича… Вы по-украински читаете или переводчиков пригласить?

– Даже так… Ну что… а какие меры вы хотите предложить?

– Самые что ни на есть простые. С нового учебного года отменяем обязательное изучение украинского во всех школах, родители сами будут выбирать, записывать детей в украинские или в русские классы. Если в школе «украинцев» набирается меньше десяти человек, то либо детей отправляют в другую школу, где таких учеников достаточно, либо – в небольших населенных пунктах, где других школ нет, родители получают право – не обязанность, а именно право – перевести детей в школы-интернаты. За отдельную плату. Что же до художественных книг, то на украинском они будут печататься исключительно по подписке – на этот счет постановление республиканского ЦК уже подписано, и республика на этом до конца года сэкономит уже четверть миллиарда.

– Вы уверены в том, что решение республиканского ЦК верное? – уже несколько спокойнее поинтересовался Лаврентий Павлович.

– Более чем уверен, и не только из-за экономии средств или изъятия явно антисоветской литературы и учебников. Статистика за последние пять лет показала, что чисто украиноязычные выпускники школ примерно в пять раз реже в состоянии поступить в институт, а там, где таким давались преференции по языковому признаку, выпускники уже институтов оказываются не нужны промышленности и науке: они, как сообщают наши специалисты, вопиюще безграмотны. Наиболее наглядно это видно в медицине: у выпускников мединститута во Львове смертность пациентов примерно в два с половиной раза выше, чем у обучавшихся на русском выпускников такого же института в Харькове…

– Мы думаем, – задумчиво проговорил Сталин, – что вопросы о том, как и кого обучать, республика вправе решать самостоятельно. А насчет авторов этих книжек…

– МВД республики их уже… – с легкой улыбкой прервал Сталина Патоличев, – но, знаете ли, поскольку Колыма в состав республики не входит, я попросил писак этих к работе пристроить товарища Абакумова. Направления на работу с перечнем заслуг мы ему передали, думаю, он сумеет им подобрать работу по заслугам…

– Таким образом, как я понимаю, вы обеспечите стройматериалами Восточный ГОК практически полностью, – полувопросительно-полуутвердительно сказал Лаврентий Павлович. Но, мне кажется, сэкономленных средств хватит и на другие проекты. Ведь экономия будет, как я понимаю, не разовой, а постоянной?

– Да, конечно. Сейчас республика считает очень важным развитие судостроения в Николаеве – туда мы направим изрядную часть сэкономленных средств, безусловно очень важно производство чугуна и стали… но это все же не республиканские, а союзные программы, мы только постараемся их немного ускорить. Что же до республиканских программ, то мы считаем, в этом нужно будет сконцентрировать усилия на домах отдыха, пионерских лагерях – и вот тут сэкономленные таким образом средства окажутся весьма существенными…

Когда Патоличев покинул кабинет, Лаврентий Павлович весьма недовольным голосом – и по-грузински – поинтересовался:

– Ну что, будем подыскивать нового первого секретаря в Киев?

– Нет, – ответил Иосиф Виссарионович уже по-русски. – Товарищ Патоличев не просто вскрыл проблему, но и не побоялся об этом сказать нам: на национальных языках просто невозможно обучить грамотных специалистов.

– Ну да, а Белоруссии…

– Товарищ Гусаров говорил, и говорил верно, что в Белоруссии нет языковой проблемы: двух-, и даже трехязычие в Белоруссии норма, и людям плевать на каком языке ты говоришь если они тебя понимают: на белорусском, на русском или на польском. Но в Белоруссии все высшее образование, и даже старшая школа – полностью на русском. И в Тбилиси мединститут на русском студентов обучает!

– А его идея сделать национальную школу платной…

– Ты слушал… невнимательно. Платная – если в населенном пункте почти все говорят по-русски, и родители все равно хотят детей учить… не как всех прочих. И плата будет не за обучение, а за проживание в интернате, а это дело другое. Причем, мне кажется, этим делом вообще товарищ Абакумов заниматься должен: нам нацизм, даже украинский… Мы не должны забывать, кто сжег Хатынь.

– Ну… да. Извини.

– А если товарищ Патоличев даст нам свой, советский, уран на год раньше, то пусть хоть на китайском детей учит! На сколько мы от американцев отстаем по производству бомб?

В МАПе состоялось очередное заседание Совета главных конструкторов. На этот раз темой был «разбор перспективных проектов пассажирских самолетов», а конкретно обсуждалось предложение Архангельского. Александр Александрович, имея в виду перспективный двигатель Люльки (или практически такой же двигатель Соловьева) с тягой около шести тонн собрался предложить ГВФ разработку пассажирского самолета на восемьдесят мест, летающий на полторы тысячи километров. Причем со скоростью до восьмисот километров в час. Машину он все же не «сам придумал», ОКБ получило заказ на разработку «пассажира» с новенькими двигателями Микулина – но те жрали столько топлива, что с ними в параметры заказа по дальности вписаться оказалось практически невозможным. Однако и Люлька в ЦИАМе и Соловьев в Молотове обещали га пару лет закончить разработку двигателей с тягой возможно и чуть похуже, но топлива потребляющие гораздо меньше – и у обоих уже были закончены аналогичные (в плане топливной экономичности) разработки двигателей в классе двух тонн тяги, так что шансы на реализацию проекта пассажирского самолета появились. Но – пока лишь шансы, к разработке собственно самолета товарищ Архангельский только приступать начинал, и – прежде чем начать тратить на проектирование народные денежки, свои предложения он решил обсудить с коллегами.

Подобные заседания стали – благодаря поддержавшему давнюю еще инициативу Петлякова Шахурину – регулярными, техпроекты в разные КБ рассылались предварительно для «внутренних обсуждений», так что собравшиеся уже «имели что сказать». И на этот раз говорилось много чего:

– Ну что, товарищи, начнем? – Алексей Иванович оглядел собравшихся конструкторов. – Предлагаю по старшинству, как на флоте – то есть начиная с младшего. Владимир Николаевич?

Челомей встал, подошел в развешенным на стене картинкам:

– У меня особых замечаний к проекту нет, разве что я бы предложил двигатели вывесить на консолях. Примерно как Владимир Михайлович – я Мясищева имею в виду – на своем фронтовом бомбардировщике сделал. Это позволит на текущем этапе не привязываться к конкретному двигателю, а когда кто-то из моторостроителей работу закончит – сразу приступить к испытаниям со штатным двигателем. Но главное – раз уж мы говорим о машине пассажирской – двигатель стоит в любом случае от салона отнести подальше: мало что в салоне слишком шумно будет, так еще в случае обрыва лопатки вероятность тяжелых последствий…

– Мы обрыв лопатки вообще можем не рассматривать, – заметил Алексей Иванович, – в ВИАМе эту проблему практически решили. Но вот замена двигателя при такой компоновке… боюсь, ГВФ упрется исключительно из-за сложности обслуживания самолета. Так что консоль мне кажется неплохой идеей.

– А я бы десять раз подумал и отказался бы от такой идеи, – заметил Владимир Михайлович, но уже Петляков. – Конечно, при таком расположении чистое крыло прилично бы улучшило аэродинамику, но если мы говорим о низкоплане, то придется либо шасси делать очень высокое, либо вообще менять схему самолета.

– Позвольте мне кое-что добавить, – поднялся Александр Сергеевич. – Как я понял, все, здесь собравшиеся, не согласны исключительно с силовой частью, я, кстати, тоже ей не очень доволен. Но у меня предложение по этой части тоже есть… – Яковлев замолчал, все остальные на него внимательно поглядели и, не дождавшись продолжения, Шахурин поинтересовался:

– Александр Сергеевич, ну рожайте же наконец!

– Просто формулировку подбираю правильную. У меня товарищ Адлер творчески переосмыслил подход Павла Осиповича в разработке нового штурмовика и повесил двигатели на консолях, но не на крыло, а к фюзеляжу – как на опытном штурмовике Сухого. Сзади подвесил, и решение получается вроде бы довольно интересным. При этом, конечно, возникают определенные проблемы… если основные баки в крыле размещаются, то и топливные магистрали, и управление двигателями… хотя как раз управление в результате выходит проще, чем для двигателей на крыле. В общем, Евгений Георгиевич проблемы эти, с моей точки зрения, довольно успешно решил и инженеры моего ОКБ с удовольствием с Александром Александровичем обретенным знанием поделятся. Не готовой конечно, конструкцией, все же у Адлера двигатель товарища Люльки едва полтонны весит, а те, что Александру Александровичу обещают, под две тонны получаются, но методики расчетов…

– В общем, – завершил общение Шахурин, – я вижу, что других замечаний по предложению товарища Архангельского ни у кого нет. Или… – он повернулся к Ильюшину, – Сергей Владимирович?

– Что? Ой, извините, я тут прикидывал, какой высоты шасси потребуется если двигатели на крыльевые консоли вывесить. Нет, у меня замечаний нет. Разве что… не замечание, в предложение: я с товарищами из ГВФ пообщаться много успел… Александр Александрович, вы, когда для них аванпроект готовить будете, кресла в салоне пошире расставьте, салон нарисуйте пассажиров на шестьдесят-семьдесят. Они все равно будут кричать, что маловато – но так у вас будет возможность быстренько «учесть их замечания», они обрадуются и доработанный таким образом проект сразу же примут.

– Спасибо!

Когда народ уже разошелся, Архангельский подошел к Шахурину:

– А если все же сначала попробовать вариант тактического бомбардировщика через ВВС?

– Но вы же сами говорили, что для него мощности этих двигателей будут недостаточными, а вот когда они – эти мощные двигатели появятся, то с ВВС разговор получится гораздо проще: будет уже готовый прототип. Так что пока ваше КБ занимается исключительно пассажирскими машинами. Решение Совета у нас есть, финансирование ОКР выделяем, товарищ Мясищев поможет опытную машину изготовить…

– А с производством? Сейчас уже все крупные заводы заняты.

– Александр Александрович, вы машину сколько проектировать будете, года два ведь, не меньше? Как раз товарищ Патоличев производственную площадку и подготовит. Есть у него такие планы…

Николай Семенович Патоличев, как и предыдущий первый секретарь республики, очень хотел развивать у себя авиационную промышленность. Но причины этого желания были в корне иными: Патоличеву не «престиж республики» требовался, а развитие научной школы, причем на пользу всему СССР. Ведь Совмин поручил ему – среди всего прочего – и развитие Харькова как индустриального центра энергетической промышленности, и эту задачу в принципе можно было считать даже выполненной: в городе уже и турбины для больших электростанций делали, и генераторы электрические. Тоже большие – но, положа руку на сердце, морально устаревшие: турбины делались еще по довоенным проектам. И Николай Семенович даже несколько совещаний провел, чтобы узнать, чего именно харьковским турбостроителям не хватает.

Узнал: турбинщики сказали, что «если использовать турбинные лопатки как на авиадвигателях, то…» – а разработки ВИАМ (по распоряжению Спецкомитета) шли только в МАП, МОМ и Средмаш. Дорогие эти разработки были, пока страна не имела достаточно средств, чтобы все это богатство в народном хозяйстве широко внедрять. Те же титановые лопатки ставить на энергетические турбины было явно дороговато – пока дороговато. Но использовать технологии, позволяющие совершенно не титановым лопаткам становиться в разы прочнее – почему бы и нет? Вот только для того, чтобы лопатки такие сделать, нужна соответствующая наука, а науку двигают высокотехнологичные отрасли промышленности вроде авиационной. Поэтому и Харьковский авиазавод было, по мысли Николая Семеновича, целесообразно переводить с выпуска устаревших самолетов на производство новейших реактивных лайнеров. В качестве одного из многих «двигателей науки», причем именно союзной (в «республиканскую науку» товарищ Патоличев не верил).

И все силы он прилагал к развитию всего высокотехнологичного, причем на этом направлении уже успел достичь определенных успехов. Были, конечно, у Николая Семеновича определенные тараканы в голове – но тараканы были не очень-то и серьезные, если не приглядываться внимательно, то их и заметить-то было почти невозможно. Впрочем, кое-кто к ним все же приглядывался, и приглядывался внимательно.

Однако тараканы – это не бабочки, они постоянно водятся «где-то рядом», и у каждого в голове водятся. И первый секретарь ЦК компартии Украины это прекрасно знал – а потому и сам приглядывался к тараканам у голове у того, кто следил за его собственными насекомыми. Просто приглядывался…