Текст книги "Избранные сочинения"
Автор книги: Квинт Тертуллиан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 48 страниц)
40
Напротив имя факции должно давать тем, которые сговариваются ненавидеть людей добрых и честных, которые единогласно требуют крови людей невинных, прикрываясь для оправдания своей ненависти тем ложным мнением, что они, христиане, виновники всякого общественного бедствия, всякого народного несчастия Если Тибр вошел в стены, если Нил не разлился по полям, если небо не дало дождя, если произошло землетрясение, если случился голод или эпидемия; то тотчас кричат: христиан ко льву. Столь многих к одному? Спрашиваю вас: прежде Тиберия, то есть прежде пришествия Христа, сколь великие бедствия обрушились на землю и города? Мы читали, что острова Гиера, Анафа, Делос, Родос и Кос погибли с многими тысячами людей. И Платон рассказывает, что земля, большая Азии и Африки, была погружена Атлантическим океаном. Но и Коринфское море образовало землетрясение и сила волн дала имя Сицилии, отделив ее от Лукании. Конечно, все это не могло случиться без вреда жителям. А где были тогда, не говорю, презрители ваших богов, христиане, но самые боги ваши, когда потоп опустошил всю землю, или, как полагает Платон, только низменности? Самые города, в которых они родились и умерли, а также и те, которые они основали, свидетельствуют, что они (боги) появились после потопа.
Если бы эти города появились не после этого бедствия, то они не существовали бы до сего дня. Иудейскую толпу из Египта еще не приняла Палестина, и родоначальник христианской секты еще не поселился там, когда пограничные ей города, Содом и Гоммору, попалил небесный огонь. Доселе страна та пахнет пожаром, и если каким–нибудь образом появляются там древесные плоды, то ими могут пользоваться только глаза, но никак не уста, потому что они (плоды) от прикосновения к ним обращаются в пепел. Также ни Этрурия, ни Кампания не жаловалась на христиан тогда, когда город Волсинии попалила молния, а город Помпеи истребила его огнедышащая гора.
Еще никто не почитал истинного Бога в Риме, когда Ганнибал модием измерял свою победу при Каннах при помощи римских колец. Всех ваших богов все почитали, когда сеноны овладели самым Капитолием. И хорошо то, что когда какие–либо бедствия случались с городами, то и храмы подвергались таким же разорениям, как стены, потому что я отсюда имею право заключать, что они происходили не от богов, так как касались их самих. Род человеческий всегда заслуживал наказаний от Бога во–первых тем, что не исполнял своего долга по отношению к Нему, так как, уразумев Его отчасти, не только не искал Его, но даже измыслил себе других богов с тем, чтобы поклоняться им, – во–вторых тем, что, не ища Учителя невинности, Судии и Мздовоздоятеля виновности, он преисполнился всеми пороками и преступлениями. Но если бы нашел Его, то познавал бы Его. А если бы познавал, то почитал бы Его, и тогда Он был бы к нему скорее милостив, чем гневлив. Итак должно полагать, что и теперь гневается Тот же самый, Который гневался и всегда, прежде нежели появилось имя христиан. Так как род человеческий пользовался благами, появившимися прежде, чем он выдумал себе богов, то почему ему не полагать, что и бедствия происходят от Того, благ Которого он не чувствовал? Он виновен пред Тем, Кому неблагодарен. А впрочем если бы мы сравнили прежние бедствия с настоящими, то оказалось бы, что с тех пор, как мир принял от Бога христиан, они сделались легче. Ибо с того времени и невинность уменьшила неправды века и появились молитвенники Божии. Так, например, когда не бывает дождей и вследствие этого грозит голод, то вы, ежедневно сытые и постоянно готовые есть, потрудившись в банях, харчевнях и публичных домах, совершаете в честь Юпитера аквилиции, объявляете народу нудипедалии, ищете неба у Капитолия, ожидаете облаков с потолков, отвернувшись от самого Бога и от самого неба. А мы, иссохшие от постов, обессиленные от воздержания, удалившись от всякого удовольствия жизни, одевшись во вретище и осыпавшись пеплом, стучимся в небо, касаемся Бога; а когда испросим милость, то чтят Юпитера.
41
Итак вы наносите вред человеческим делам, вы всегда навлекаете общественные бедствия, так как вы Бога презираете, а статуи почитаете. Ибо должно считать более вероятным, что гневается Тот, Которого презирают, а не те, которых почитают. Или они, конечно, весьма несправедливы, если из–за христиан наносят бедствия и своим почитателям, от которых они должны были бы удалить то, чего заслужили христиане. Это, вы говорите, можно отнести и к вашему Богу, так как и Сам Он допускает, что почитатели Его страдают из–за язычников. Узнайте наперед распоряжения Его, и тогда не будете так возражать. Ибо Кто раз навсегда назначил вечный суд после конца века, Тот прежде конца века не отделяет своих почитателей от непочитателей, что составляет условие суда. Теперь Он по отношению ко всему роду человеческому одинаково и милостив, и строг. Он хочет, чтобы и добро, и зло, было обще и для Его почитателей, и для Его непочитателей, чтобы все одинаково испытывали Его милость и строгость. Так как мы этому научены от Его Самого, то любим Его милость, боимся Его строгости, а вы напротив презираете то и другое.
Поэтому все удары века сего нам служат в назидание, а вам – в наказание. Но мы ими нисколько не тяготимся во–первых потому, что нам ничего не нужно в этом мире, разве только то, как бы поскорее выйти из него, – во–вторых потому, что если случится какое либо бедствие, то оно приписывается вашим грехам. Хотя оно касается несколько и нас, так как мы живем вместе с вами; однако мы при этом скорее радуемся, так как познаем божественные предсказания, которые утверждают верность и истинность нашей надежды. Если же те, которых вы почитаете, посылают на вас все бедствия из–за нас, то зачем вы продолжаете почитать их, столь неблагодарных и столь несправедливых: они скорее должны были бы вам помогать и вас защищать во время бедствий христиан.
42
Но нас обвиняют также и в другого рода преступлениях. Говорят, что мы бесполезны для торговых дел. Каким образом бесполезны для этих дел те люди, которые живут вместе с вами, которые пользуются одинаковою пищею, одинаковою одеждою, которые имеют одно и то же домашнее хозяйство и одни и те же житейские потребности? Ибо мы не брахманы и не гимнософисты индийцев, которые обитают в лесах и отрекаются от жизни. Мы помним, что мы обязаны благодарить Бога, Господа, Творца. Мы не презираем ничего, что Он сотворил. Мы только воздерживаемся, чтобы не пользоваться чрез меру и во зло. Поэтому мы живем в этом мире не без форума, не без базара, не без общественных бань, не без лавок, не без фабрик, не без харчевен, не без нундин ваших и не без прочих ваших коммерций. Мы с вами и плаваем, и отправляем военную службу, и занимаемся сельским хозяйством, и торгуем, публикуя о своих искусствах и работая для вашего пользования. Я не понимаю, каким образом мы кажемся бесполезными для торговых дел, с которыми и от которых мы живем. Но если я не участвую в твоих религиозных церемониях, то однако я и в этот день бываю человеком. Я не купаюсь на рассвете во время Сатурналий чтобы не потерять и ночи, и дня; однако я купаюсь в должное и здоровое время, потому что оно сохраняет мне и цвет и кровь. Окоченеть и сделаться бледным после омовения я могу и после смерти. Я не возлежу за столом публично во время Либералий, что делают, обыкновенно, осужденные на бой со зверьми, обедающие в последний раз; однако, где я возлежу в этот день за столом обедаю из ваших запасов. Я не покупаю венка для головы. Разве для тебя важно то, как я пользуюсь цветами, которые, ведь, все таки куплены. Я думаю, приятнее бывает, когда они свободны, не связаны и наклонены во все стороны. Но и когда они сплетены в венок, мы носом обоняем венок. Пусть знают это те, которые обоняют волосами. Мы не посещаем зрелищ, однако то, что там продается, я охотнее куплю в своих местах. Мы, конечно, не покупаем ладана, но если аравийцы жалуются на это, то савеи должны знать, что у них больше и дороже покупают товар их для погребения христиан, чем для воскурения богам. По крайней мере, вы говорите, доходы храмов ежедневно уменьшаются: многие ли теперь жертвуют в пользу храмов?
Мы, конечно, не в состоянии оказывать помощь и людям, и богам вашим нищенствующим. Не думаем, чтобы помощь нужно оказывать кому либо другому, кроме того, кто просит ее. Пусть поэтому и Юпитер протянет руку, тогда и он получит, ибо наше милосердие иногда больше тратит по улицам, чем ваша религиозность в храмах. Но что касается до прочих пошлин, то за них должно благодарить христиан, так как они уплачивают их добросовестно. Мы не присвояем себе ничего чужого путем лжи. Если сосчитать, сколько теряет казна благодаря лжи и обману ваших показаний, то легко можно будет видеть, что подати в пользу храмов вознаграждаются с нашей стороны другими податями.
43
Впрочем признаюсь, кто действительно не без основания может жаловаться на бесполезность христиан. Это прежде всего содержатели публичных домов, сводники, прелюбодеи, потом убийцы, составители ядов, маги, затем гаруспики, колдуны и астрологи. Но не приносить им никакой пользы значит приносит великую пользу. А впрочем какой бы ни был убыток вам от этой секты, он может вознаграждаться с некоторою лихвою. Сколько вы имеете, не говорю уж, таких, которые изгоняют из вас демонов, не говорю уж, таких, которые молят за вас истинного Бога, но таких, которых вы нисколько но можете опасаться.
44
Но когда убивают столько нас, людей справедливых, когда умерщвляют столько нас, людей невинных, то такой великой и действительной потери государства никто не видит, на такое оскорбление права общественного никто не обращает внимания. За свидетельством этого я обращаюсь к вашим актам, так как вы ежедневно председательствуете для совершения суда над преступниками, так как вы произносите приговоры над ними, Вы исчисляете столько преступников по разным обвинительным таблицам. Кто там называется разбойником, кто – карманщиком, кто – святотатцем или кросмесником или грабителем купающихся, кто также и христианином?
Когда христиане являются под своим именем, то кто из них таков, каковы столь многие преступники? Ваши всегда наполняют темницы, ваши издают стоны в рудниках, ваши всегда насыщают зверей, ваши всегда составляют стада тех преступников, которых откармливают мунерарии. Там нет ни одного христианина; а если есть, то потому только, что он христианин; или если он ест там по другой причине, то он уж не христианин.
45
Итак мы одни только невинны. Что удивительного, если эго необходимо? Да, действительно необходимо. Невинности нас научил Бог, и мы знаем ее в совершенстве, так как она открыта Учителем совершенным, и мы верно храним ее, так как она заповедана нам таким Существом, Который есть Судия не презираемый.
Вас же научил невинности человеческий ум и человеческая власть вам заповедала ее.
Поэтому вы не имеете совершенного и возбуждающего к себе благоговение учения, могущего наставить вас истинной невинности. Мудрость человеческая настолько сильна показать то, в чем состоит добро, насколько авторитет в состоянии заставить делать его. Как та легко может заблуждаться, так этот легко может презираться. И в самом деле что лучше сказать: не убей, или учить: даже не гневайся? Что совершеннее – запретить прелюбодеяние плотское, или повелеть воздерживаться даже от духовного прелюбодеяния? Что возвышеннее запретить делать зло, или запретить говорить зло? Что похвальнее не наносить обид, или даже не отвечать на обиды обидами? Впрочем вы должны знать, что и самые ваши законы, научающие по–видимому невинности, заимствованы от божественного закона, как древнейшего. О времени жизни Моисея мы уже сказали. Но какой авторитет принадлежит человеческим законам, которые очень часто случается избегать человеку, так как большая часть преступлений его бывает неизвестна, а иногда и презирать, так как он нарушает их по собственной воле и по обстоятельствам?
Возьмите во внимание также кратковременность всякого наказания, по крайней мере ни одно наказание не простирается за пределы смерти. Поэтому и Эпикур низко ценит всякое мучение и всякую болезнь, говоря, что то и другое заслуживает презрения, ибо продолжительные мучения и болезни бывают не велики (умеренны), а большие – не продолжительны. Напротив того, мы, зная, что Бог все видит, и что наказания Его вечны, одни только стараемся быть невинными. Мы вполне знаем и то, в чем состоит невинность, и то, что укрыться от очей Божиих нельзя, и то, что мучения будут не временные. а вечные. Мы боимся Того, Которого должен бояться и сам тот, который судит боящихся, мы боимся Бога, а не проконсула.
46
Мы устояли, как я полагаю, против всех обвинений, которые требуют христианской крови, Мы показали, каковы мы а равно и то, чем мы можем доказать, что мы действительно таковы. Это, как сказано выше, можно доказать нашею религиею, древностью Священного писания, а также сознанием злых духов. Кто дерзнет обличать нас во лжи, пользуясь при этом не софистическими средствами, а теми же самыми, какими и мы? Но когда истина наша становится очевидною для каждого, тогда неверие, изобличаемое всем известным благом нашей секты, утверждает, что она во всяком случае не Богом учреждена, что она есть скорее какой либо особенный вид философских школ. Говорят: и философы тому же самому учат и то же самое проповедывают, чему учат и что проповедывают христиане, именно: невинность, справедливость, терпение, трезвость, стыдливость. Почему же тех, учение которых считается одинаковым с нашим учением, не равняют с нами и в других отношениях?
Почему они имеют право безнаказанно проповедовать свое учение, а мы не имеем этого права? Или почему и их, как подобных нам, не принуждают к тому же самому, к чему и нас принуждают и за неисполнение чего нас подвергают пыткам? Ибо кто принуждает философа или приносить жертвы или клясться или носить зажженные свечи среди бела дня ради суетного величия. Напротив, они открыто ниспровергают ваших богов и порицают общественные верования в своих сочинениях, а вы хвалите их.
Многие из них лают даже на императоров, а вы терпите это, и скорее бывает то, что они получают за это статуи и жалованье, чем осуждаются на съедение диким зверям. Но это справедливо, ибо философы не называются христианами. Имя философа не обращает демонов в бегство. Почему и обращать, когда философы считают демонов первыми после богов? Вот слова Сократа: если демон позволит. Хотя Сократ и знал отчасти истину, ибо он отрицал богов; однако уже пред смертью велел принести в жертву Эскулапу петуха, вероятно, для того, чтобы почтить отца его, потому что Аполлон объявил Сократа мудрейшим из всех людей. О несообразительный Аполлон! ты назвал мудрейшим того, кто отвергал бытие богов. Насколько истина возбуждает против себя ненависть, настолько терпит тот, кто стоит за нее (истину) и по совести охраняет ее. Кто же искажает ее и только по–видимому держится ее, тот приобретает себе расположение у преследователей ее. Если философы подражают истине на подобие мимиков и при этом искажают ее, чтобы достигнуть собственной славы, то христиане и ищут ее, как необходимую, и в точности сохраняют ее, так как заботятся о спасении своем. Поэтому мы не имеем сходства с философами ни в теоретическом отношении, ни в практическом. Ибо что Фалес, первый философ физической школы, сообщил верного о Боге спрашивавшему его неоднократно Крезу?
Напрасно Фалес испрашивал себе отсрочек для более зрелого обсуждения. Любой христианский ремесленник и находит Бога, и показывает Его, и самым делом выражает то, что требуется по отношению к Нему, хотя Платон утверждает, что образователя вселенной трудно найти и, нашедши Его, трудно сообщить о Нем всем.
Если мы сравним философов с христианами в отношении целомудрия, то что окажется?
Я читаю часть приговора о Сократе: он признается растлителем юношей. А христианин не изменяет и женскому полу. Я знаю, что и Фрина похотствовала ради преступной страсти Диогена. Я слышу, что и некто Спевзипп, последователь Платона, погиб при совершении прелюбодеяния. Христианин рождается мужчиною только для одной своей жены. Демокрит, ослепивший себя самого, потому что не мог смотреть на женщин без вожделения и мучения, если не удовлетворял страсти своей, ясно доказал этим ослеплением свое невоздержание. Христианин и здоровыми глазами не видит в женщинах женщин: его душа слепа для страсти. Если бы я стал защищать христиан в отношении смирения, то вот Диоген грязными ногами топчет гордые перины Платона – одну гордость – другою. А христианин не горд и по отношению к бедному. Если бы я стал спорить об умеренности, то вот Пифагор домогается тирании у турийцев, а Зенон – у приенов. А христианин не домогается и эдильста.
Если бы я хотел состязаться о терпении, то Ликург обрек себя на голодную смерть, потому что лакедемоняне исправили законы его. А христианин благодарит даже осужденный. Если бы я стал сравнивать христианина с философом по отношению к верности, то вот Анаксагор отказал своим гостям в закладе. А христианина даже сторонние называют верным. Спорить ли мне о человечности? Аристотель друга своего Гермия лишил места гнусным образом, а христианин не наносить вреда даже врагу своему. Тот же Аристотель гнусно льстил Александру, которым он должен был бы управлять, и Платон продал себя Дионисию ради желудка. Аристипп в пурпуре и под маской великой важности предавался роскоши; Гиппий был убит в то время, когда составлял козни для своего города. Но христианин никогда не старается льстить согражданам, хотя они обращаются с ним со всею жестокостью. Быть может, кто возразит нам, что некоторые и из наших отпадают от правильного учения.
Поэтому мы перестаем считать их христианами, а вышеупомянутые философы, не смотря на такие свои дела, продолжают и носить то же имя, и почитаться за свою мудрость. Итак что же сходного между философом и христианином, учеником Греции и учеником неба, между домогающимся славы и ищущим спасения, между мудрецом на словах и мудрецом на деле, между строителем и разрушителем, между другом заблуждения и врагом его, между подделывателем истины и верным толкователем ее, между вором ее и стражем ее?
47
Истина древнее всего, если я не ошибаюсь. Доказанная выше древность Священного писания содействует уверению в том, что оно было сокровищницею для всякой последующей мудрости. Если бы я не стеснялся объемов сочинения, то доказал бы и это. Кто из поэтов, кто из философов есть такой, который не черпал бы ничего из писаний пророков? Там и философы находили удовлетворение своему жаждущему духу.
Поэтому только в том, что они почерпнули от нас, можно сравнивать нас с ними.
Вследствие этого, как мне кажется, некоторые и воспрещали философию. Я разумею при этом жителей Фив, Спарты и Аргоса. Хотя философы обращались к нашим писаниям, однако они, как люди жадные до славы, о чем уже сказано выше, и до красноречия, изменяли по собственному произволу все то, что находили там, ибо они не верили настолько в божественность этих писаний, чтобы не дозволить изменять их, и не понимали их надлежащим образом, так как они тогда были покрыты облаком и были темны самим иудеям, которым они принадлежали. До и там, где истина была в простой одежде, человеческий ум, презревший веру, еще более делал изменений.
Поэтому и то достоверное, которое философы нашли, сделали не достоверным. Лишь только они, нашедши Бога, стали рассуждать о Нем не так, как нашли Его, то заспорили и о Его свойствах, и о Его сущности, и о Его местопребывании. Одни утверждают, что Он бестелесен, а другие, что Он телесен: первое – платоники, а второе – стоики. Одни учили, что Он состоит из атомов, как Эпикур, а другие, что из чисел, как Пифагор, а третьи, что из огня, как Гераклит, По мнению платоников Он управляет миром, а по мнению эпикурейцев, Он празден и бездеятелен, и по отношению к человеческим делам как бы не существует. Стоики думают, что Од находится вне мира и миром движет извне, как горшечник своим колесом, а платоники, наоборот, что Он существует внутри мира, подобно кормчему, который находится на том корабле, которым правит. Точно также высказывают различные мнения и об этом мире: по одним он произошел, а по другим нет; одни полагают что он погибнет, а другие утверждают, что он будет существовать вечно. Не менее споров у них и о душе: одни считают ее божественною и вечною, а другие полагают, что есть конец ее бытия. Каждый сделал такие изменения, какие хотел. И не удивительно, если Ветхий Завет искажен умами философов. Даже и Новый Завет потомки философов, еретики, исказили своими мнениями ради философских доктрин, и из одной прямой дороги наделали много кривых и неудобопроходимых тропинок. Это я хочу наперед заметить, чтобы, если кому известно различие в христианской секте, не казалось, что христиан в этом отношении можно сравнивать с философами, и чтобы не осуждал он истину за разнообразие ее пониманий. Своим исказителям мы возражаем без всяких затруднений, что то есть правило истины, что произошло от Христа и передано Его спутниками, которые, очевидно, жили несколько раньше этих различных комментаторов. Все, что против истины, произошло от самой истины вследствие старания духов заблуждения подражать ей. Они виновники искажений христианского спасительного учения; ими пущены некоторые басни с тем, чтобы разрушить веру в истину путем сходства или добиться ее (веры) для себя. Ибо есть такие, которые думают, что не должно верить христианам, потому что не должно верить поэтам и философам, или что должно верить поэтам и философам; потому что не должно верить христианам. Поэтому, если мы проповедуем, что Бог некогда будет судить, то над нами смеются, ибо говорят, и поэты и философы возвещают о суде в подземном царстве. И если мы угрожаем геенною, которая есть вместилище тайного огня для подземного наказания, то над нами еще более смеются, ибо это подобно реке Пирифлегетону в царстве мертвых. И если мы говорим о рае, как месте блаженства, назначенном для принятия душ святых и отделенном от нашего шара некоторою стеною огненного пояса, то елисейские поля уже овладели такою верою.
Но откуда, спрашиваю вас, произошло такое сходство у философов и поэтов, если не из наших священных книг, как древнейших? Но если это так, то наше учение тем более имеет право на веру, когда и копиям его верят. Если же учения философов и поэтов произошли от их собственных душ, то наши священные книги должны считаться копиями их, чему противоречит однако самое существо дела, ибо никогда тень не предшествует телу, а копия – оригиналу.
