Текст книги "Табакерка из Багомбо"

Автор книги: Курт Воннегут-мл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Мнемотехника

Альфред Мурхед небрежно швырнул отчет в лоток с исходящими документами и улыбнулся при мысли, что сумел сверить все данные, не обращаясь к справочникам и записям. Еще полтора месяца назад он бы так точно не смог. Но теперь, по окончании корпоративных курсов по развитию и тренировке памяти, имена, факты и цифры запоминались «на раз». Цеплялись к мозгам, как репей – к эрдельтерьеру. На самом деле эти двухдневные курсы косвенным образом помогли разрешить почти все проблемы и сложности в его в общем–то и не особенно сложной жизни. Все, кроме одной: его неспособности подступиться к Эллен, красавице–секретарше, по которой он молча страдал два года.

– Мнемотехника – это система специальных приемов, служащих для облегчения запоминания, – начал свои объяснения инструктор, – что достигается, прежде всего, путем образования искусственных ассоциаций. В мнемотехнике мы используем две элементарные психологические аксиомы: то, что нам интересно, мы помним дольше, чем то, что нам неинтересно, и визуальные образы, то есть, картинки, запоминаются лучше, чем «голые» факты. Я сейчас поясню на примере. И нашим подопытным кроликом будет мистер Мурхед.

Инструктор зачитал совершенно бессмысленный набор слов:

– Дым, дуб, седан, бутылка, иволга, – и попросил Альфреда их запомнить. Альфред смущенно заерзал на стуле.

Инструктор продолжил рассказ о приемах запоминания, а потом ткнул пальцем в Альфреда.

– Мистер Мурхед, повторите мой список слов.

– Дым, иволга… э… – Альфред пожал плечами.

– Не огорчайтесь. Это совершенно нормально, – сказал инструктор. – А теперь мы попробуем немного помочь вашей памяти. Попробуем создать мысленную картинку, представить себе что–то приятное – что–то, что нам хотелось бы запомнить. Дым, дуб, седан… мне представляется человек… мужчина… он отдыхает в тени под дубом. Он курит трубку, а чуть поодаль, на заднем плане, стоит его автомобиль, желтый седан. Вы видите эту картинку, мистер Мурхед?

– Э… да. – Альфред представил себе человека под дубом.

– Хорошо. Теперь что касается «бутылки» и «иволги». На траве рядом с мужчиной стоит бутылка с холодным кофе, а на ветке дуба поет иволга. Думаю, эта картинка запомнится нам без труда. А вы как считаете?

Альфред неуверенно кивнул.

Инструктор принялся рассказывать о чем–то другом, а потом вновь прервался и попросил Альфреда повторить список слов.

– Дым, седан, бутылка… э… – Альфред смотрел в сторону, чтобы не встретиться взглядом с инструктором.

Когда смех в классе стих, инструктор сказал:

– Вы, наверное, решили, что мистер Мурхед только что доказал нам полную несостоятельность мнемотехники. А вот и нет! Он подвел нас к еще одному важному пункту. Ассоциативные образы, которые помогают нам запоминать, – это дело сугубо индивидуальное. У каждого человека они свои. Разумеется, мы с мистером Мурхедом – два совершенно разных человека. И я не должен был навязывать ему мой ассоциативный ряд. Я повторю список слов еще раз, мистер Мурхед, и теперь я хочу, чтобы вы представили свою собственную картинку.

В конце занятия инструктор вновь «вызвал» Альфреда. Альфред выпалил все слова одним духом, как будто читал алфавит.

Это была замечательная методика, размышлял Альфред. Настолько хорошая, что он теперь до конца своих дней не забудет этот бессмысленный набор слов. Картинка по–прежнему стояла перед глазами, как наяву: они с Ритой Хейворт лежат на траве под огромным раскидистым дубом и курят одну сигарету на двоих. У них с собой есть бутылка отменного вина. Альфред наполняет Ритин бокал, и пока она пьет, пролетавшая мимо иволга задевает крылом ее щеку. А потом они с Ритой целуются. А что касается «седана» – седан он пока одолжил Али Хану.

Его новые способности вознаградились мгновенно и щедро. Он получил повышение по службе. Вне всяких сомнений, благодаря своей натренированной памяти, в которой вся информация теперь сохранялась надежнее, чем записи в картотеке. Начальник Альфреда, Ральф Л. Триллер, сказал:

– Мурхед, я и не знал, что человек может так измениться за какую–то пару недель. Это феноменально!

Счастью Альфреда не было предела – за исключением его удручающих отношений с Эллен. Его память работала, как мышеловка, но он по–прежнему впадал в ступор при одной только мысли о том, как заговорить о любви с невозмутимой красавицей–секретаршей.

Альфред вздохнул и пододвинул к себе стопку счетов. Первый счет предназначался для Давенпортской фабрики сварочного оборудования. Альфред закрыл глаза, и перед мысленным взором возникла живая картина. Он сам составил ее два дня назад, получив особые инструкции от мистера Триллера. Два антикварных стола–давенпорта стоят друг против друга. На одном возлежит Лана Тернер в облегающей леопардовой шкуре. На другом – Джейн Рассел в саронге из телеграмм. Обе шлют Альфреду воздушные поцелуи, но уже через пару секунд он отрывает от них жадный взгляд и позволяет картинке исчезнуть.

Он написал Эллен коротенькую записку: «Пожалуйста, будьте внимательнее, выставляя счета. Не перепутайте Давенпортскую фабрику сварочного оборудования с Давенпортским кабельным заводом». Еще полтора месяца назад он бы точно выпустил это из виду. «Я люблю вас», – добавил он, а потом тщательно зачеркал это признание длинным прямоугольником сплошных черных чернил.

В каком–то смысле хорошая память добавила Альфреду головной боли. Теперь, когда отпала необходимость рыться в картотеках, у него появилась куча свободного времени, которое он тратил на тихие страдания по Эллен. Самые яркие переживания Альфред испытывал не наяву, а в фантазиях – и так было всегда, еще до занятий на курсах по улучшению памяти. И в самых «вкусных» его фантазиях неизменно присутствовала Эллен. Если он скажет ей о своих чувствах, и она даст ему от ворот поворот – а скорее всего так и будет, – она уже никогда не появится в его фантазиях, и он потеряет ее навсегда. Альфред не хотел рисковать.

Зазвонил телефон.

– Это мистер Триллер, – сказала Эллен.

– Мурхед, – сказал мистер Триллер, – у меня тут завал. Похоже, один я зароюсь. Поможешь?

– Конечно, шеф. Что надо делать?

– Ты возьми карандаш.

– А мне он зачем? – удивился Альфред.

– Нет уж, возьми, – сурово проговорил мистер Триллер. – Мне будет спокойнее, если ты все запишешь. Я и сам уже путаюсь в этих цифрах.

Чернила в Альфредовой ручке давно засохли, а чтобы взять карандаш, надо было встать из–за стола, и поэтому Альфред соврал:

– Ладно, я взял чем записывать. Диктуйте.

– Во–первых, мы сейчас заключаем договора на субподряды по крупным военным заказам, для обозначения которых будем использовать новую серию кодовых номеров. Все они начинаются с 16–А. Нужно немедленно разослать телеграммы по всем нашим заводам.

Перед мысленным взором Альфреда предстала Ава Гарднер, производящая сложные манипуляции с винтовкой. На ее свитере было вышито «16–А».

– Ясно, шеф.

– И у меня тут директива от…

Спустя четверть часа изрядно вспотевший Альфред в сорок третий раз проговорил: «Ясно, шеф», – и повесил трубку. Перед его мысленным взором растянулась процессия, по сравнению с которой даже самые безумные фантазии Сесиля Б. Де Миля показались бы пресными и не стоящими внимания. Все знаменитые кинодивы, которых только знал Альфред, выстроились перед ним, и каждая держала в руках что–то такое, или была одета во что–то такое, или сидела верхом на чем–то таком, за что Альфреда сразу выгнали бы с работы, если бы он это забыл. Картина была грандиозная, и она требовала полной сосредоточенности. Если бы Альфред отвлекся хоть на секунду, все бы рассыпалось вмиг. Нужно было немедленно все записать, пока не случилось трагедии. Нужно срочно взять ручку и лист бумаги. Альфред прошел через комнату, как охотник, крадущийся за дичью, – стремительно и бесшумно. Даже немного пригнувшись.

– Мистер Мурхед, вы хорошо себя чувствуете? – встревожено спросила Эллен.

– Мм–м. Мм–м, – промычал Альфред, нахмурившись.

Он схватил карандаш и блокнот и только тогда сделал выдох. Картинка уже начинала тускнеть, но пока что держалась. Альфред рассматривал женщин одну за другой, записывал всю информацию, которую они ему передавали, и позволял им исчезнуть.

Ближе к концу, когда их число сократилось, он немного замедлил темп, чтобы насладиться соблазнительным зрелищем. Вот Энн Шеридан, предпоследняя в очереди, подъехала к нему верхом на необъезженном мустанге и легонько стукнула по лбу электрической лампочкой, напомнив Альфреду фамилию главного доверенного лица из компании «Дженерал электрик». Мистер Бронко. Энн зарделась под пристальным взглядом Альфреда, спешилась и исчезла.

И вот осталась одна, последняя. Она стояла перед ним, держа в руках стопку бумаг. Альфред смотрел на нее в замешательстве. Бумаги явно должны были что–то ему подсказать, но на этот раз память его подвела. Альфред шагнул вперед и привлек красотку к себе.

– Ну, рассказывай, малышка. Что у тебя на уме? – прошептал он.

– Ах, мистер Мурхед, – вздохнула Эллен.

– О господи! – Альфред разжал объятия. – Эллен… прошу прощения. Я забылся.

– Слава богу, вы все–таки вспомнили обо мне.

Любое разумное предложение

Несколько дней назад, как раз перед тем, как я приехал сюда, в Ньюпорт, передохнуть несмотря на то, что оказался без цента в кармане, мне пришло в голову, что нет другой такой профессии – или области рэкета, если угодно, – представители которой больше страдают от своих клиентов, чем торговцы недвижимостью. Если стоишь смирно, тебя бьют. Если бежишь – стреляют.

Может, у дантистов еще более суровые отношения со своими клиентами, но я лично в этом сомневаюсь. Дайте человеку выбор между удалением зуба или необходимостью выплаты комиссионных торговцу недвижимостью, и он неизменно склонится в пользу клещей и новокаина.

Возьмем Делаханти. Две недели назад Деннис Делаханти попросил меня помочь продать его собственный дом и сказал, что хочет получить за него двадцать тысяч.

В тот же день я повез клиента посмотреть дом. Клиент прошелся по нему, сказал, что ему все понравилось и он его покупает. Вечером он заключил сделку. С Делаханти. За спиной у меня.

После этого я отправил Делаханти счет, рассчитывая получить комиссионные – пять процентов от продажной цены, одну тысячу долларов.

– Ты кто такой? – полюбопытствовал он. – Популярная кинозвезда?

– Вы знаете, что мне полагаются комиссионные.

– Разумеется, знаю. Но ты проработал один час. Тысячу баксов за час! Сорок тысяч в неделю, два миллиона в год! Я бы мечтал об этом.

– В некоторые годы я зарабатывал и по десять миллионов, – заметил я.

– Я работаю шесть дней в неделю, сорок недель в году, и вдруг оказывается, что должен заплатить какому–то молодому наглецу типа тебя тысячу баксов за час улыбок, пустую болтовню и пинту бензина. Нет, я напишу моему конгрессмену. Если это законно, то такой закон безусловно необходимо отменить.

– Он и мой конгрессмен, – напомнил я. – И вы подписали контракт. Вы же читали его, не так ли?

Он повесил трубку. И до сих пор не расплатился.

Пожилая миссис Хеллбруннер позвонила как раз после Делаханти. Ее дом был выставлен на продажу уже три года и представлял собой все, что осталось от семейного состояния Хеллбруннеров. Двадцать семь комнат, девять ванных, зала, кабинет, студия, музыкальный салон, солярий, башни с бойницами для арбалетчиков, символический разводной мост с опускной решеткой и сухой ров. Не сомневаюсь, что где–нибудь в подвале должны существовать дыба и виселица для непокорной дворовой челяди.

– Как–то это неправильно, – сказала миссис Хеллбруннер. – Мистер Делаханти продал свой кошмарный спичечный коробок за один день и на четыре тысячи дороже, чем сам за него заплатил. Видит бог, я за свой дом прошу всего лишь четверть его истинной стоимости.

– Да, но на вашу собственность должен быть весьма специфический покупатель, миссис Хеллбруннер, – заметил я, имея в виду сбежавшего из психушки маньяка. – Но когда–нибудь он появится. Недаром же говорят, что на каждого покупателя есть свой дом, и на каждый дом – свой покупатель. Не скажу, что здесь мне каждый день попадаются люди, по внешнему виду которых можно понять, что им по карману приобретение недвижимости ценой в сотню тысяч долларов, но рано или поздно…

– Когда мистер Делаханти обратился к вам как клиент, вы тотчас же принялись за работу и заслужили свои комиссионные, – продолжала она. – Почему бы вам не сделать то же самое для меня?

– Мы просто должны проявить терпение. Дело в том…

Она тоже повесила трубку, а в следующий момент в дверях офиса я увидел высокого седовласого джентльмена. Что–то в нем – а может, и во мне – вызвало у меня желание встать по стойке смирно и подтянуть мой свисающий живот.

– Да, сэр! – воскликнул я.

– Это ваше? – произнес он, протягивая вырезанное из утренней газеты объявление таким жестом, словно возвращал выпавший из моего кармана грязный носовой платок.

– Да, сэр. Усадьба Хёрти, сэр. Я подавал объявление, совершенно верно.

– Это усадьба, Пэм, – сказал он, и я увидел высокую, одетую в темное женщину. Она смотрела не прямо на меня, а куда–то над моим левым плечом, словно я был метрдотелем или еще какой–то малозначительной фигурой из обслуживающего персонала.

– Плавательный бассейн в порядке? – поинтересовалась женщина.

– Да, мэм. Два года как построен.

– Конюшни в рабочем состоянии? – в свою очередь спросил мужчина.

– Да, сэр. Мистер Хёрти в настоящее время держит в них своих лошадей. Недавно побелены, проведена противопожарная обработка и все прочее. Он просит за усадьбу восемьдесят пять тысяч, цена окончательная. Вас это не смущает, сэр?

Он скривил губу.

– Я заговорил о цене, потому что некоторые…

– Мы разве на них похожи? – перебила меня женщина.

– Нет, разумеется, нет! – Действительно, вид у них был совершенно иной и с каждой секундой все больше ассоциировался в моем сознании с четырьмя тысячами двумястами пятьюдесятью долларами комиссионных. – Я немедленно позвоню мистеру Хёрти.

– Скажите, что полковник Брэдли Пекэм с супругой интересуются его собственностью.

Пекэмы приехали на такси, поэтому мне пришлось везти их в усадьбу Хёрти на своем старом двухдверном седане, за который я принес извинения и, судя по выражению их лиц, совсем не напрасно.

Их лимузин, рассказали они мне по дороге, начал издавать невыносимый скрип, и его пришлось оставить в автомастерской, хозяин которой поклялся своей репутацией, что найдет источник этого скрипа и устранит его.

– А чем вы занимаетесь, полковник? – спросил я, чтобы поддержать разговор.

– Занимаюсь? – переспросил он, удивленно вскинув брови. – Тем, что меня интересует. Или, в моменты кризисов, тем, в чем больше всего нуждается родина.

– В настоящее время разбирается с ситуацией на «Национальных Сталелитейных заводах», – добавила миссис Пекэм.

– Странное дело, – подхватил полковник. – Но, тем не менее, продвигается, продвигается.

Мистер Хёрти ждал нас на пороге своего дома – в твидовом костюме, сияющих ботинках, в приподнятом настроении. Семья его в это время была в Европе. Как только я исполнил формальную процедуру знакомства, полковник с женой перестали обращать на меня внимание. Впрочем, за четыре тысячи долларов Пекэмам еще нужно было как следует постараться, чтобы моя гордость почувствовала себя уязвленной.

Я вел себя тихо, как сторожевая овчарка или дорожный чемодан, и слушал добродушные шутки, которыми со светской непринужденностью обменивались продавец и покупатели восьмидесятипятитысячной недвижимости.

Их не занимали такие мелочи, как стоимость отопления, величина налогов или сухость в погребе. Они были выше этого.

– Очень рада, что здесь есть теплица, – говорила миссис Пекэм. – У меня были большие надежды в связи с этим домом, но в объявлении про теплицу сказано не было, и я молилась, чтобы она тут оказалась.

Никогда не следует недооценивать силу молитвы, заметил я про себя.

– Да, полагаю, она у вас в хорошем состоянии, – обратился полковник к Хёрти. – Я лично очень доволен, что у вас настоящий добротный бассейн, а не какая–нибудь бетонированная лужа.

– Думаю, вам будет любопытно узнать, – ответил Хёрти, – что вода в бассейне не хлорируется. Она облучается ультрафиолетовыми лучами.

– Я на это рассчитывал, – сказал Пекэм.

Хёрти только хмыкнул.

– А лабиринт у вас есть? – поинтересовалась миссис Пекэм.

– То есть? – не понял Хёрти.

– Лабиринт из живой изгороди. Очень живописно!

– К сожалению, нет, – покрутил ус Хёрти.

– Ничего страшного, – великодушно заметил полковник. – Это мы сами сделаем.

– Да, конечно, – кивнула жена, после чего тихонько выдохнула «о боже» и схватилась за сердце. Глаза закатились, и она начала медленно оседать.

– Дорогая! – подхватил ее полковник за талию.

– Прошу… – выдохнула она.

– Какой–нибудь стимулятор! – воскликнул полковник. – Бренди, что угодно!

Хёрти, перепугавшись, схватил графин и плеснул в стакан бренди.

Супруга полковника пригубила немного, и щечки ее начали розоветь.

– Еще, дорогая? – спросил полковник.

– Глоточек, – шепнула она.

Когда с бренди было покончено, полковник понюхал стакан.

– Видит бог, какой приятный букет! – проговорил он, возвращая стакан Хёрти. Хёрти не замедлил наполнить его снова.

– Божественно! – подтвердил оценку полковник, еще раз принюхавшись и попробовав напиток на вкус. – Первый класс! М–м… К сожалению, все меньше остается людей, которые действительно умеют ценить тонкости в жизни. Большинство ведь хвать–хвать – и несутся дальше в какой–то бешеной гонке.

– Конечно, – кивнул Хёрти.

– Тебе лучше, дорогая? – обратился полковник к жене.

– Гораздо, – кивнула та. – Ты же знаешь, как это бывает. Накатило и прошло.

Полковник взял с полки какую–то книгу, внимательно оглядел ее, словно желая удостовериться, что держит в руках первое издание, и продолжил.

– Итак, мистер Хёрти, думаю, вы уже по нашим глазам поняли, насколько нам понравилась эта усадьба. Кое–что мы, разумеется, поменяем, но в целом…

Хёрти выразительно посмотрел на меня.

– Дело в том, – прокашлявшись, начал я врать, – что к дому уже проявили интерес несколько человек, что и следовало ожидать, как вы понимаете. Если это то, что вам действительно подходит, то вам было бы лучше как можно скорее оформить официальные документы.

– Но вы же не собираетесь продавать этот дом кому попало ? – спросил полковник.

– Разумеется, нет, – в свою очередь соврал Хёрти, стараясь наверстать упущенное в эпизодах с лабиринтом и бренди.

– Очень хорошо, – кивнул полковник. – Когда нужно, юридические формальности решаются быстро. Но прежде, если вы не возражаете, мы бы хотели почувствовать это место. Избавиться от ощущения новизны, так сказать.

– Да, разумеется, прошу вас, – воскликнул Хёрти, слегка озадаченный.

– В таким случае, если не возражаете, мы немного погуляем вокруг, как будто это все уже наше.

– Нет, конечно. То есть, пожалуйста! Сколько угодно!

Пекэмы приступили к исполнению своего плана. Я, нервничая, сидел в гостиной, Хёрти заперся в кабинете. Они знакомились с домом всю середину дня. Кормили морковкой лошадей, рыхлили землю вокруг корней растений в теплице, нежились под солнцем у плавательного бассейна.

Раз или два я пробовал присоединиться к ним, обращая внимания на то или это, но они реагировали на меня, как на надоедливого официанта, и мне пришлось прекратить попытки.

В четыре они попросили горничную принести чаю, и получили – с маленькими пирожными. В пять Хёрти вышел из кабинета, обнаружил, что они еще здесь, восхитительно сумел скрыть удивление и приготовил нам всем по коктейлю.

Полковник сообщил, что всегда требует от своего человека натирать чесноком изнутри бокал для мартини. Потом поинтересовался, есть ли в округе подходящая лужайка для поло.

Миссис Пекэм обсуждала проблему парковки автомобилей во время больших приемов и спрашивала, не вреден ли местный воздух для масляной живописи.

В семь Хёрти, сдерживая зевоту, извинился, предложил Пекэмам продолжать знакомиться с усадьбой, а сам отправился ужинать. В восемь Пекэмы, переходя с места на место и покружив вокруг Хёрти и его трапезы, объявили, что собираются уезжать.

Меня они попросили подвезти их в самый лучший ресторан города.

– Я понимаю, вы заинтересовались? – спросил я на обратном пути.

– Мы хотим немного посоветоваться, – ответил полковник. – Цена, разумеется, препятствием не является. Мы дадим вам знать.

– Как я смогу связаться с вами, господин полковник?

– Я тут на отдыхе. Предпочитаю никого не уведомлять о своем месте пребывания, с вашего позволения. Я вам позвоню.

– Прекрасно.

– Скажите, – подала голос миссис Пекэм, – а как мистер Хёрти заработал свои деньги?

– Он крупнейший торговец подержанными автомобилями в этой части нашего штата.

– Ага! – воскликнул полковник. – Я так и знал! В этой усадьбе чувствуется запах новых денег.

– Означает ли это, что она вас не устраивает? – спросил я.

– Нет, не совсем. Просто нам надо с этим немного свыкнуться, прежде чем решить, что делать дальше, если вообще что–то делать.

– Не могли бы вы конкретно сказать, что именно вас не устраивает?

– Если сами не видите, – заметила миссис Пекэм, – то скорее всего этого вам не объяснить.

Я промолчал.

– Мы дадим вам знать, – повторил полковник.

Прошло три дня с привычными дополнениями в качестве телефонных бесед с мистером Делаханти и миссис Хеллбруннер. Полковник с супругой никак не проявлялись.

На четвертый день, ближе к вечеру, когда я уже собирался закрывать контору, позвонил Хёрти.

– Черт подери, когда эти Пекэмы наконец дозреют? – заорал он.

– Бог знает, – искренне ответил я. – Сам я встретиться с ними никак не могу. Он сказал, что сам позвонит.

– Ты можешь встретиться с ними в любое время дня и ночи.

– Как это?

– Достаточно приехать ко мне. Они торчат у меня трое суток, избавляясь от ощущения новизны. При этом весьма успешно избавляют меня от запасов спиртного, сигар и продуктов. Может, мне вычесть их стоимость из твоих комиссионных?

– Если будут комиссионные.

– Хочешь сказать, ты в этом сомневаешься? Он ходит по дому так, словно все деньги у него просто в кармане и он лишь ищет подходящий момент, чтобы отдать их мне.

– Ну, поскольку со мной он разговаривать не желает, может, вы на него как–нибудь надавите? Сошлитесь на меня, скажите, что у меня появился новый клиент, отошедший от дел пивовар из Толедо, который предлагает девяносто пять тысяч долларов. Это должно сработать.

– Хорошо. Придется подождать, когда они наплаваются в бассейне и придут на коктейль.

– Позвоните мне потом, и я немедленно привезу все необходимые бумаги.

Он перезвонил через десять минут.

– Ну, умная голова, угадай, что вышло?

– Он клюнул?

– Придется мне нанимать нового агента.

– Вы шутите?

– Ничуть! Потому что я послушался совета предыдущего, и почти дозревший клиент с супругой ушли от меня, гордо задрав носы.

– Не может быть! Почему?

– Полковник Пекэм с супругой просили поставить тебя в известность, что их не может заинтересовать то, что устраивает престарелого пивовара из Толедо.

Недвижимость у него все равно была дерьмовой, поэтому я лишь весело посмеялся и переключился на более существенные дела, а именно – на особняк Хеллбруннер. Я дал объявление жирным шрифтом, в котором живописал все прелести жизни в укрепленном замке.

На следующее утро я поднял голову от письменного стола, чтобы увидеть свое объявление, вырезанное из газеты, в длинных, ухоженных пальцах полковника Пекэма.

– Это ваше?

– Доброе утро, полковник. Да, сэр, так точно.

– Должно быть, это именно наше место , – услышал я голос миссис Пекэм.

Мы прошли по символическому подвесному мосту под ржавой опускной решеткой и оказались там, где должно быть именно их место.

Миссис Хеллбруннер мгновенно прониклась расположением к супругам Пекэм. Хотя бы потому, что они оказались первыми – в этом я практически уверен – из нескольких поколений, которые пришли в восхищение от этой усадьбы. Более того, они явно дали понять, что намерены приобрести ее.

– На восстановление потребовалось бы полмиллиона, не меньше, – сообщила миссис Хеллбруннер.

– Да, – согласился полковник. – Таких домов больше не строят.

– Ох! – негромко произнесла миссис Пекэм, и полковник едва успел подхватить ее, оседающую на пол.

– Быстрее! Бренди! Что–нибудь! – крикнул полковник Пекэм.

Когда я вез супружескую чету Пекэмов обратно в центр города, они пребывали в восхитительном расположении духа.

– Почему же вы нам сразу не показали этот дом? – упрекнул меня полковник.

– Он лишь вчера появился на рынке, – заявил я. – И, судя по запрашиваемой цене, подозреваю, долго не простоит.

– Я тоже так думаю, – кивнул полковник, крепко сжимая запястье супруги. – А ты, дорогая?

Миссис Хеллбруннер по–прежнему звонила мне каждый день, но голос теперь звучал радостно и довольно. Она сообщала, что Пекэмы приезжают ежедневно в районе полудня и что с каждым посещением все больше влюбляются в ее собственность.

– Я отношусь к ним как к Хеллбруннерам, – добавила она лукаво.

– То, что нужно, – подтвердил я.

– Я даже приобрела для него сигары.

– Продолжайте в том же духе. Потом вычтете из суммы, подлежащей налогообложению, – подбодрил я.

Еще через четыре дня она позвонила мне сообщить, что Пекэмы приедут к ней ужинать.

– Почему бы вам не заскочить ко мне как бы случайно и не прихватить заодно бланк договора?

– Они говорили что–нибудь о сумме?

– Только изумлялись, какие сокровища можно приобрести всего за какую–то сотню тысяч.

Тем же вечером после ужина я появился со своим чемоданчиком в музыкальной гостиной миссис Хеллбруннер.

– Поздравляю, – сказал я.

Полковник, сидя на стуле у пианино, позвякивал ледышками в своем бокале.

– Как ваши дела, миссис Хеллбруннер? – продолжил я, хотя по внешнему виду старушки понял, что дела – хуже некуда.

– Прекрасно, – хрипло откликнулась она. – Полковник только что сообщил очень интересную новость. Государственный департамент просит его уладить небольшое недоразумение в Бангкоке.

– Единственное отличие на сей раз, – печально приподнял плечи полковник, – они хотят, чтобы я поехал как гражданское лицо.

– Мы уезжаем завтра, – добавила миссис Пекэм. – Подготовить наш дом в Филадельфии…

– И завершить дела с «Национальными Сталелитейными заводами», – подхватил полковник.

– И потом они отправляются в Бангкок, – дрожащим голосом подвела итог миссис Хеллбруннер.

– Мужчины должны работать, женщины должны ждать, – проговорила миссис Пекэм.

– Угу, – кивнул я.

На следующее утро, открывая дверь офиса, я услышал телефонный звонок.

Звонила миссис Хеллбруннер. Она визжала. Куда делись недавние почти семейные отношения!

– Я не верю, что он уезжает в Бангкок, – ярилась она. – Дело в цене. Он слишком воспитан, чтобы торговаться.

– Вы согласны на меньшее? – До сего момента она была очень тверда относительно сотни тысяч долларов.

– На меньшее? – в голосе просквозило нечто молитвенное. – О господи, я согласна на пятьдесят, лишь бы избавиться от этого чудовища. – Некоторое время она помолчала. – Сорок! Тридцать! Только продайте!

Пришлось мне отправить телеграмму полковнику, адресовав ее на «Национальные Сталелитейные заводы», в Филадельфии.

Ответа не последовало, пришлось прибегнуть к помощи телефона.

– «Национальные Сталелитейные заводы», – ответил женский голос в Филадельфии.

– Полковника Пекэма, пожалуйста.

– Кого?

– Пекэма. Полковника Брэдли Пекэма. Вашего Пекэма.

– У нас есть Пекэм Б.С., из чертежной.

– Он руководитель?

– Не знаю, сэр. Можете спросить у него сами.

В трубке послышался щелчок; меня явно переключили на другое помещение.

– Чертежная, – откликнулся новый женский голос.

– Этот джентльмен хочет говорить с мистером Пекэмом, – вмешалась первая.

– С полковником Пекэмом, – уточнил я.

– Мистер Мелроуз, – услышал я громкий голос второй женщины. – Пекэм еще не вернулся?

– Пекэм! – рявкнул невидимый мистер Мелроуз. – Шевели задницей! Тебя к телефону!

Сквозь гул голосов рабочего помещения послышался чей–то вопрос: «Ну как отдохнул?»

– Так себе, – откликнулся приглушенный, но очень знакомый голос. – Думаю, в следующий раз попробуем Ньюпорт. Из автобуса выглядит весьма симпатично.

– Как тебе удается жить в таких фешенебельных местах при твоей–то зарплате?

– Уметь надо. – Тут голос зазвучал громко.

Я понял, что это он.

– Пекэм слушает! Чертежная!

Я положил трубку на рычаги.

Я жутко устал. Я вдруг осознал, что не был в отпуске с окончания войны. Необходимо оторваться от всего этого хотя бы на время, или я просто сойду с ума. Но Делаханти молчит, поэтому я все еще без цента в кармане.

А потом я вспомнил, что полковник Брэдли Пекэм упомянул Ньюпорт. Там действительно множество очень симпатичных домов – с прекрасной обслугой, обстановкой, припасами, видом на море… И все выставлены на продажу.

Взять, к примеру, хотя бы это поместье Ван Твила. Здесь есть почти всё: частный пляж и плавательный бассейн, поле для поло, два травяных теннисных корта, трасса для гольфа на девять лунок, конюшни, загон, повар–француз, как минимум три исключительно привлекательных горничных–ирландки, дворецкий–англичанин, погреб, полный марочных вин…

Лабиринт, кстати, тоже весьма любопытная штуковина. Я блуждаю в нем почти каждый день. Отправившийся меня искать агент по продаже недвижимости, как правило, запутывается в нем как раз в тот момент, когда я нахожу выход. Уверяю вас, имение безусловно стоит тех денег, которые просят за него, до последнего цента. Я и ни минуты не намерен торговаться. Я либо возьму его, либо нет.

Но мне надо еще немного поближе с ним познакомиться, избавиться от ощущения новизны, прежде чем сообщу агенту о своем окончательном решении. Пока что я прекрасно провожу время. Жаль, что вас здесь нет.