Текст книги "Эсэсовцы под Прохоровкой. 1-я дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» в бою"

Автор книги: Курт Пфеч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Курт Пфёч
Эсэсовцы под Прохоровкой
1-я дивизия СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер» в бою

Введение
Битва под курском в июле 1943 г

После поражения под Сталинградом и стабилизации Восточного фронта в марте 1943 г. немецкое руководство задалось вопросом о предстоящей стратегии. То, что вермахт должен перейти к стратегической обороне, принимая в расчет советское превосходство и угрозу вторжения союзников в Южную Европу, было ясно. Однако имелось желание в ходе стратегической обороны нанести Красной Армии чувствительное поражение, чтобы улучшить соотношение сил и в конечном счете добиться «ничьей». Отвод войск с двух больших выступов позволил освободить около 30 дивизий, и это позволяло запланировать проведение ограниченной наступательной операции. И только в случае достижения в ней большого успеха возникала возможность прийти к сепаратному миру со Сталиным. Этот шанс казался реальным, так как отношения Советского Союза с западными державами заметно ухудшились в апреле 1943 г. после обнаружения массовых захоронений в Катыни.

Военное руководство выступило за проведение операции на окружение против советских войск, сосредоточенных на стыке немецких групп армий «Центр» и «Юг» в районе Курска, где три советских фронта занимали выступ, далеко врезающийся в территорию, занятую немецкими войсками. Идея этой операции исходила не от Гитлера, а от фельдмаршала Эриха фон Манштейна, командующего группой армий «Юг». За ее проведение высказались также начальник Генерального штаба генерал-полковник Курт Цайтцлер и командующий группой армий «Центр» фельдмаршал Гюнтер фон Клюге. Операция получила кодовое название «Цитадель».

Приказ о проведении операции от 15 апреля утвердил в качестве цели ее проведения окружение советских войск на Курской дуге. В результате ее удачного исхода планировалось взять в плен от 600 до 700 тысяч человек и сократить протяженность фронта на 200 километров. Кроме того, для других целей освободились бы многочисленные резервы. Немецкий Генеральный штаб знал о растущей силе противника. В конце марта 1943 г. предполагалось, что в его войсках насчитывалось 5,7 миллиона человек в 62 общевойсковых армиях, трех танковых армиях и 28 танковых и механизированных корпусах на Европейском фронте. При этом ежемесячный выпуск танков оценивался в 1500 штук. Фактически в июле в советских войсках насчитывалось 6,6 миллиона человек и 10 200 танков. Немецкая армия на Восточном фронте располагала только 3,14 миллиона человек и 3700 танками и штурмовыми орудиями.

Альтернативное предложение Манштейна заключалось в том, чтобы отвести войска из Донбасса, а затем нанести удар в северный фланг наступающего противника, окружить его и прижать к Азовскому морю. Эта альтернатива хотя и предлагала гениальное решение, однако вызывала необходимость временной потери Донбасса и могла быть затруднена отвлекающими наступлениями.

С точки зрения военной стратегии наступление на Восточном фронте необходимо было начать как можно скорее и успешно завершить его, прежде чем союзники высадятся в Италии. Требовалось ведение подвижных «экономичных» боевых действий с целью нанесения противнику максимальных потерь при минимальных собственных. Кроме того, предлагался вывод войск с выступов, например, с «орловской дуги» или кубанского плацдарма, в то время как штаб оперативного руководства вермахта в целом выступал против проведения «Цитадели» до тех пор, пока не выяснится общая обстановка.

В ходе подготовки операции возникли обстоятельства, способствовавшие отказу от нее. Советское командование имело преимущество в том, что могло выжидать до тех пор, пока союзники не перейдут в наступление. 12 апреля оно приняло решение о переходе к преднамеренной обороне, цель которой заключалась в том, чтобы измотать и обескровить противника и лишь потом перейти в наступление. Заблаговременно были выяснены приготовления немецких войск к наступлению на Курский выступ. Это позволило создать там глубоко эшелонированную оборону. На важных с тактической точки зрения направлениях были оборудованы противотанковые районы обороны и намечены рубежи сосредоточенного и заградительного огня артиллерии. Во вторых эшелонах были сосредоточены многочисленные танковые и механизированные корпуса для проведения контратак и контрударов, кроме того, был создан стратегический резерв. В составе Центрального и Воронежского фронтов, которые должны были действовать на направлении главного удара, были сосредоточены особо крупные силы, а именно десять общевойсковых и две танковые армии с 3500 танками.

В качестве наиболее раннего срока начала наступления с немецкой стороны было намечено 3 мая, но Гитлер медлил и по убедительным причинам настоял на его переносе, так как казалось, что наступательные группировки не имеют достаточных сил для прорыва обороны. В середине мая выяснилось, что развертывание осуществляется недостаточно быстро. Кроме того, действовавшие в немецком тылу партизаны отвлекали некоторые соединения на себя. Но если принималось решение в пользу наступления, то его необходимо было начинать немедленно, несмотря на очевидную слабость, или совершенно отказаться от него. И если генерал– полковник Гейнц Гудериан, будучи генерал-инспектором танковых войск, желая сохранить новые танки «Тигр» и «Пантера», выступал за отказ от операции, но Цайтцлер, фон Клюге и фон Манштейн настаивали на ее проведении. Они, очевидно, не хотели признавать, что нарастание сил обеих сторон в этом районе складывалось в пользу Красной Армии.

Немцы, располагавшие здесь 2600 танками и штурмовыми орудиями, которых прикрывало более 1800 боевых самолетов, полагались на свой опыт и боевое мастерство. Еще никогда они так тщательно не готовились к проведению ограниченной операции. Однако их главный недостаток заключался даже не в отсутствии фактора внезапности, а в том, что удар был направлен на наиболее сильный участок фронта противника. При этом нарушался тот принцип, в соответствии с которым наступление имеет успех только тогда, когда удар направлен по наиболее уязвимому месту в обороне противника.

После того как 5 июля наступление, наконец, началось, очень скоро проявились преимущества обороняющегося. 9-я армия, наступавшая на северном фасе, несмотря на ожесточенные сражения, была остановлена на 4-й оборонительной линии. Напротив, южная группировка, а именно 4-я танковая армия, ведя тяжелые бои, к 11 июля все же продвинулась на 35 километров и была уже близка к тому, чтобы прорваться к Курску. Однако противник бросил против немецких танковых войск 5-ю гвардейскую танковую армию и 5-ю армию из своих стратегических резервов, чтобы любой ценой не допустить дальнейшего продвижения 2-го танкового корпуса СС, представлявшего собой основную ударную группировку. В нее входили три дивизии СС: «Рейх», «Мертвая голова» и «Лейбштандарт Адольф Гитлер». О военных испытаниях некоторых их гренадеров рассказывается читателю в воспоминаниях, помещенных в этой книге.

«Танковое сражение под Прохоровкой» с 11 по 13 июля – события 11 июля представляют собой кульминацию предлагаемого читателю повествования – в связи с ошибками советского командования закончилось тяжелыми потерями для Красной Армии. Немецкие танковые дивизии не понесли таких больших потерь, какие утверждались советской пропагандой. Сражение под Прохоровкой, «крупнейшая танковая битва мировой истории», с оперативно-тактической точки зрения закончилось «вничью», так как ни немецкая 4-я танковая армия, ни ее противник не оказались в состоянии выполнить поставленные перед ними задачи.

Но исход битвы решился в другом месте. После того как 11 июля советские войска нанесли удар по немецкой 2-й танковой армии, оборонявшей северный и восточный участки «орловской дуги», 9-я армия была вынуждена прекратить наступление, вывести из боя четыре боеспособные дивизии и направить их для ликвидации глубоких прорывов советских войск. Хотя дальнейшее советское наступление было временно остановлено, возобновить свое наступление на Курской дуге 9-я армия уже не смогла.

Несмотря на протесты Манштейна, хотевшего ввести в сражение свой танковый корпус из резерва, чтобы добиться намеченных целей, 13 июля Гитлер принял решение прекратить операцию «Цитадель». Для этого было много причин: наступление пяти советских армий на северном фасе «орловской дуги» могло создать угрозу для тыла немецкой 9-й армии и вынудить ее к немедленному отходу. Продолжение наступления на Курск с юга могло привести к сражению на истощение огромного размаха, которое было выгодно только противнику. Кроме того, приходилось считаться с советским наступлением в Донбассе, которое могло начаться в любой момент и вскоре действительно началось, а резервы пришлось использовать для его отражения.

Еще одна причина заключалась в том, что 10 июля британцы и американцы при массированной поддержке авиации высадились на Сицилии, а союзные немцам итальянские войска почти не оказывали им сопротивления. Было необходимо немедленно усилить оборонявшиеся на Сицилии войска, чтобы предотвратить развал итальянского фронта. Для этого было принято решение направить туда войска с Восточного фронта. Теперь пришла расплата за то, что операция «Цитадель» была начата так поздно. Но критическое положение на Восточном фронте потребовало нового перераспределения сил за счет наступательных группировок. Другими словами – у немецких войск не хватало сил для наступления на Курск и одновременного обеспечения устойчивости соседних участков фронта.

Таким образом, операция «Цитадель» провалилась не из-за поражения немецких танковых сил под Прохоровкой, а была прекращена по другим серьезным причинам. С немецкой стороны это не было обусловлено материальными потерями, решающую роль здесь сыграла скорее потеря инициативы. С сегодняшней точки зрения имелся только выбор между более ранним началом «Цитадели» (до середины мая) или отказом от проведения операции. Вопрос о том, оставалась ли возможность заключения сепаратного мира в случае немецкой победы в операции под Курском, остается открытым.

Воспоминания Курта Пфёча описывают боевой путь отделения 2-й роты 2-го мотопехотного полка дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Записки охватывают период времени с ночи с 1 на 2 июля по 15 июля 1943 г. Отделение, состоявшее сначала из двенадцати человек, за эти несколько дней понесло большие потери.

Отделение – наименьшее пехотное подразделение времен Второй мировой войны – славилось своей большой огневой мощью, основывавшейся на том, что командир отделения самостоятельно вел своих подчиненных – пулеметчиков, стрелков и иногда снайпера. Он сам ставил им боевые задачи и управлял ими в ходе боя голосом и сигналами рукой. Такое поддержание контакта и среди солдат отделения между собой, взаимное информирование, предупреждение, прикрытие и оказание помощи были типичными для боевых действий опытного отделения. Полковник американской армии С.Л.А. Маршалл оценил эти типичные качества, присущие немецкому отделению, такими словами: «В Европе мы, американцы, часто удивлялись несмолкаемым разговорам и выкрикам в немецких рядах во время боя. Мы считали это примитивизмом. Но то, что между этой методой и феноменальной энергией, с которой наши враги организовывали и проводили контратаки на местности, имеется прямая связь, нам не приходило в голову»[1]1
  S.L.A. Marshall. Men against Fire: The Problem of Battle Command in Future War. N.Y: Morrow, 1947, p. 83.


[Закрыть].

Воспоминания Курта Пфёча имеют большую ценность еще и потому, что он сегодня единственный, оставшийся в живых солдат отделения этого 2-го мотопехотного полка СС. Тем, что поделился с общественностью своими живыми и образными воспоминаниями, он способствовал тому, чтобы поддержать у последующих поколений память о ставшем трагедией для многих солдат «аде под Курском».

Доктор Гейнц Магенхаймер

Отделение

Ганс – командир отделения

Пауль – первый номер 1-го пулеметного расчета

Йонг – второй номер 1-го пулеметного расчета

Зепп – третий номер 1-го пулеметного расчета

Вальтер – первый номер 2-го пулеметного расчета

Петер – второй номер 2-го пулеметного расчета

Куно – третий номер 2-го пулеметного расчета

Цыпленок – стрелок Курт Пфёч, «Блондин с льняными волосами»

Эрнст – стрелок

Камбала – стрелок

Ханнес – стрелок

Уни – стрелок

Дори – водитель и связной-мотоциклист

Пролог
1 июля 1943 года

Их было двенадцать. Ханс, командир отделения, длинный, как жердь, две трети – ноги, остальное – маскировочная куртка и стальной шлем. Расчет первого пулемета: Пауль и Йонг, неразлучные как близнецы, одного роста, одинаково упрямые, один – из Тюрингии, другой – из Гамбурга. За «Шокаколу»[2]2
  Шокакола – шоколад с кофеином и орехом коки, входивший в солдатский паек в вермахте и войсках СС. – Прим. пер.


[Закрыть] они могли умереть. Их третьим номером был Зепп – спокойный, безупречный, незаметный. Откуда он был родом – вопрос спорный. Этого не знал никто. Одни думали, что откуда-то из Баварии, другие говорили про Богемию. Но все были едины в том, что для жителей тех мест лишь недавно стало возможным ходить в полный рост.

Второй пулеметный расчет: Вальтер, Петер и Куно.

Вальтер был первым номером у пулемета, первым номером по внешнему виду, манере разговаривать, воспитанности и элегантности. Петер – его второй номер, словно ученик Вальтера, совсем не подходил к нему по типажу – длинноволосый, повзрослевший мальчуган. А Куно? Худой, несколько медлительный, осмотрительный, родом с юга, горец, хозяйственный и богобоязненный, самый настоящий баварец.

Стрелки: их по-прежнему называли так, несмотря на то что они предпочитали автоматы старым добрым 98-м карабинам; по сроку службы они распределялись так: Камбала, лучший друг Куно, очень светлый, очень любопытный и очень молодой. Уличный мальчишка из Веддинга и (как же может быть иначе!) непревзойденный острый на язык говорун, которому часто не хватало слушателей. Следующий, Ханнес – рыжий, веснушчатый, постоянно обгорающий на солнце ганноверец, дружил с Уни. Прозвища у него не было, просто звали его по сокращенной форме имени. Сын штирийского мелкого крестьянина был ветераном отделения, как и мюнхенец Эрнст – непревзойденный организаторский гений. И там, где был Эрнст, рядом был его друг – Блондин, житель франконской столицы по кличке Цыпленок.

Двенадцать – круглое число.

Тринадцатый – счастливое или несчастное число, как всегда хотелось видеть его положение в отделении или при нем – был Дори. Водитель и связной-мотоциклист, сам себя причислял к отделению, если там было что выпить, и заявлял об отсутствии какой-либо принадлежности к нему, если речь шла о военных играх.

Двенадцать или тринадцать?

Шпис[3]3
  Шпис (нем. жарг.) – старший фельдфебель или унтер-офицер в роте, отвечавший за порядок, организацию внутренней службы и снабжение роты. То же, что в Красной Армии старшина. – Прим. пер.


[Закрыть] говорил – двенадцать, а шпис знал, что говорил!

Огромный палаточный городок…

Покосившиеся крестьянские хаты с маленькими подслеповатыми окнами. Заборы палисадников – косые и поваленные ветром, в них больше дыр, чем досок. Широкая ухабистая деревенская улица пуста, раскалена летней жарой. Бедность, безутешность, жара…

У входа в дом без ворот в тени лежит неподвижно пес, уткнувшись носом в серый от пыли сапог. Он постоянно жмурится, когда в сапоге что-то шевелится, и поглядывает на спокойно лежащие на серых танкистских брюках руки, белый обнаженный торс и красно-коричневое загорелое лицо с короткой трубкой в зубах.

– Хорошо, Комиссар.

Пес устало один раз махнул хвостом, довольно поворчал, сунул нос еще глубже в складку сапога, вытянул передние лапы и положил их одна на другую.

Вторая пара сапог стояла чуть выше, на последней ступеньке лестницы. Коленки, острые, как пирамиды. Серые суконные брюки высоко засучены, и худые мальчишеские ноги создают резкий контраст с неуклюжими сапогами и слишком широкими штанинами. Второй лежал спиной на полу хаты, закинув руки за голову, и смотрел мимо крыши в безоблачное небо.

– А почему ты его зовешь Комиссаром?

– Почему? – тот, что был с трубкой, крепко прижал табак большим пальцем, улыбнулся и посмотрел на собаку: – Черный от морды до хвоста, а на шее – две красные петлицы!

– Снаружи – похож, но внутри – нет.

– Как внутри?

– Ну, ведь его взгляды, его идеологические убеждения совсем не соответствуют.

– Собаке?

– Нет, комиссару. Глянь на этого малого. Во-первых, он дрыхнет. Во-вторых, мирно лежит у ног немецкого бойца. А в-третьих – машет хвостом, если ты ему что– нибудь говоришь. Ты когда-нибудь встречал такого комиссара?

– Быть может, один из лучших?

– Да, перебежчик!

Приподнявшийся опять улегся на пол.

Курящий трубку покачал головой, наклонился немного вперед и рукой, почти с нежностью, погладил лохматую шерсть.

Послышались усталые шаркающие шаги.

– Привет, Эрнст!

Курящий трубку перестал гладить собаку, ткнул сапоги перед собой:

– Поднимайся, Цыпа, Дори здесь! – а только что подошедшего спросил:

– Дори, ты почту привез?

Дори покачал головой, извиняясь, пожал плечами и усердно почесал нос указательным и большим пальцами.

– Садись сюда, Дори. Привез новые сортирные новости или надо тебе чего?

Дори подошел, осторожно переступил через собаку и присел на колоду, прислонившись спиной к высокой поленнице дров, стянул с головы покрытую масляными пятнами маскировочную кепку и постучал пальцами по карманам брюк.

– Н-да, новости для обоих, а кроме того…

– Что «кроме того»? – Эрнст усмехнулся и толкнул блондина в бок: – Ну, что я говорил, Цыпа? Этой заднице чего-то понадобилось.

Он протянул Дори пачку «Юно». Тот тонкими пальцами вытянул из нее сигарету, сунул ее за ухо и потянулся за другой:

– Эрнст, одной не хватит, рассказывать долго…

Когда сигарета, наконец, задымила, Дори благодарно кивнул и начал декламировать:

– Не знаю, что стало со мною, печалью душа смущена…

– Дори, заткнись! – Эрнст ухватил сигарету у Дори. – Знаем мы, что ты когда-то ходил в какую-то вонючую гимназию! Давай, не тяни!

Автор книги в бытность юнкером в 1944 г.

– Н-да, как говорится, прошли наши спокойные деньки. Снова был в штабе дивизии, специальное задание, и все такое… – Эрнст и Блондин улыбались, однако не прерывали. Они знали Дори, который всегда нагнетал обстановку. А что будет дальше – может, и ничего, все-то он видел и все слышал – этот замасленный индивидуалист имеет обширные связи. То, что он узнает, – самые горячие новости! Дори, что касается его информированности, всегда опережает свое время на день.

– Говорю же, я как раз ехал в дивизию. Да, и по дороге сломался…

– Отлично! – засмеялся Эрнст и снова толкнул Блондина в бок: – Было бы удивительно, если бы не случилось аварии! Они же – твой коронный номер! Я правильно говорю?

– Во, придурок! – Дори обиделся. – Тогда, господа, больше ни слова!

– Ладно, ладно, – Эрнст, извиняясь, поднял руки. – Может, еще одну?

Когда Дори увидел пачку «Юно», лицо его сразу разгладилось:

– Да… Так на чем я остановился?

– На аварии!

– Точно. Поломался я как раз у связистов. А там у меня старый приятель. Поломка была почти запланирована. Мой «катушечник» иногда знает больше, чем наш командир. По крайней мере, узнает все раньше. Ну вот, и я там немножко набурил.

– И что дало твое бурение? – Эрнст и Блондин насторожились.

Дори. 1943 г.

Дори посмотрел, как столбик пепла с сигареты падал прямо на масляное пятно на его брюках. Он тут же глянул на камуфляжную кепку и шлепнул ею по коленке.

– Прямое попадание! – довольно усмехнулся он и надел кепку на голову. – Н-да, и знаете, что рассказал мой друг-связист, а?

Блондин потерял терпение:

– Мы с ним, что ли, трепались или ты?

– Разумеется, я. Значит, так: нашему прекрасному отдыху на этом курорте пришел конец.

– Нас что, переводят? Во Францию? Или в…

Дори сморщился, как будто хотел чихнуть, шлепнул себя обеими ладонями по ляжкам и захохотал. Комиссар вдруг вскочил, оскалил зубы и зарычал. Смех тут же смолк.

– Ну и фантазия у вас, друзья мои. А речь идет о дерьме, и очень густом!

– Хорошо, Комиссар. – Эрнст был спокоен, как обычно, погладил пса, и он сразу же снова улегся у ног своего хозяина, при этом недовольно уставился на Дори и для профилактики оставил губы приподнятыми.

– Значит, Дори, опять начнется?

Дори кивнул:

– Будет большое дело. Операция под кодовым названием… «Замок»?.. Нет – «Крепость»… Нет, вертится на языке… Цу… Ци… «Цитадель»! Вот!

– Ага, – пробурчал Эрнст.

– Ага, Эрнст, и больше – ничего? «Рейх» и «Мертвая голова» уже поехали. От вермахта – «Великая Германия», полно танков и артиллерии и прежде всего – реактивных установок… Есть еще закурить?

Эрнст кивнул, пошарил пальцами в мешке с бельем и дал Дори щепотку мелко нарезанного табака и папиросную бумажку.

– Раньше у тебя были настоящие сигареты, Эрнст!

– Раньше не было «Цитадели»! Сейчас пока еще есть время, чтобы свернуть цигарку. Если начнется, то будет некогда, будешь радоваться, что есть «настоящие», усёк?

Блондин тоже, чертыхаясь, скрутил себе цигарку и сразу заулыбался, увидев усилия Дори, который многочисленными плевками стремился склеить слишком толстую самокрутку.

– Дори, а когда все это начнется?

– В течение следующих двенадцати часов.

– А куда двинем?

– На Курск.

– И это будет «Цитадель»?

– Ну что ты, Эрнст, она будет гораздо больше, – Дори взял щепку и проковырял далеко одна от другой две ямки в сухой земле.

– Это – Харьков, – он указал на нижнюю точку, – мы где-то здесь. А вон та точка, наверху, – Орел. Пока ясно?

Эрнст и блондин посмотрели на точки и кивнули.

– Русский фронт проходит как-то так, – щепка описала по земле полукруг. – Это – балкон, выступ, который далеко выдается на запад севернее Харькова и южнее Орла, и на нем находится несколько русских армий. Если мы ударим на север, а от Орла – на юг, то встретимся вот здесь. – Он проковырял третью точку между двумя первыми в середине полукруга. – И это – Курск!

– Дуга фронта выровняется и одновременно…

– Кот окажется в мешке, – завершил фразу Блондина Эрнст.

Некоторое время они курили молча.

– И все это ты узнал от своего тянульщика проводов?

– Конечно. И кроме того, у меня есть собственные глаза, чтобы видеть, и уши, чтобы слышать, и что…

– С какого времени ты что-то видишь и слышишь?

Дори пропустил колкость мимо ушей:

– В штабе дивизии как в муравейнике. Все совершенно секретно. А кроме того, нам везут маркитантские товары.

– Ну, тогда, я думаю, действительно…

Дори засмеялся и махнул рукой:

– Пропитание для великой битвы поступит уже сегодня вечером: баночное пиво, говяжья тушенка и сигареты.

Эрнст загасил свой окурок:

– А я хотел ехать в отпуск! – Он вытянул ногу, собачий хвост соскользнул с его сапога. – Ничего не выйдет! – и, обращаясь к собаке, заметил: – И для тебя, Комиссар, дело тоже дрянь. Надо тебе искать другого хозяина. Прежний отправится за фюрера, народ и фатерланд! Понял?

– До окончательной победы!

Никто не засмеялся. На деревенской дороге послышался треск мотоцикла. Блондин поднял голову и прислушался:

– Что, уже везут баночное пиво?

– Еще рано.

– Да и вряд ли на мотоцикле. Что на нем можно привезти? Разве только что-то для нас троих?

Ночью они отправились. Когда проезжали мимо последних хат, Эрнст достал из бельевой сумки краюху хлеба, отрезал толстый кусок и бросил его из машины. Раздался лай собаки.

– Поешь, Комиссар, набей себе еще разок полное брюхо, кто знает, когда тебе еще чего-нибудь дадут!

Блондин попробовал свернуть цигарку. Дори навис над рулем и всматривался в корму впереди идущей машины. Он ориентировался по белому тактическому знаку, нанесенному сзади на кузов. Если «наискось лежащий Дитрих»[4]4
  «Наискось лежащий Дитрих» – шутливое название тактического знака дивизии СС «Лейбштандарт Адольф Гитлер». – Прим. пер.


[Закрыть] виднелся ясно – ногу с газа, если исчезал – давить на всю железку, а если едва различался – дистанция была самой подходящей.

Все молчали. Это было ночью с 1 на 2 июля 1943 года.