355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Курт Лассвиц » На двух планетах » Текст книги (страница 5)
На двух планетах
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 21:23

Текст книги "На двух планетах"


Автор книги: Курт Лассвиц



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Ра охотно предоставил в распоряжение Зальтнера лодку с командой, но не преминул сказать, что марсиане совсем не приспособлены к исследованию глетчеров. Во всяком случае, лодка будет снабжена некоторыми машинами, которыми можно будет воспользоваться для переноски тяжестей или людей. В особенности же он рекомендовал бы Зальтнеру захватить с собою обоих эскимосов, живущих на станции. Они оказывали большие услуги марсианам в работах, требующих человеческой мускульной силы, и, наверное, могли бы оказаться полезными Зальтнеру при подъеме на глетчер.

В полчаса лодка была снаряжена. Так как Зальтнер не хотел довериться незнакомым приспособлениям марсиан, он захватил с собой свой собственный канат и верную свою кирку, служившую ему при стольких трудных подъемах на родине,

Зальтнер был очень удивлен, когда в длинной стройной лодке увидел девять огромных шаров, около метра в диаметре. Это были шлемы марсиан, скрывающие их головы до самых плеч. В этих уборах они походили на какие то странные карикатуры. Начальник лодки стоял на берегу и приветствовал Зальтнера, после чего с трудом перешагнул через борт и также надел шарообразный шлем. Оба эскимоса уже были в лодке и, как только начальник сел, они отвязали канат. Они неправильно поняли движение его руки и стали отчаливать как раз в ту минуту когда Зальтнер занес ногу на край лодки. Марсиане, думая что он неминуемо должен упасть в воду, взволнованно замахали руками, но он слегка оттолкнулся от берега и ловко впрыгнул в лодку. Этот прыжок был сущий пустяк для искусного гимнаста, но у марсиан вызвал явное одобрение. Никто из них не мог бы проявить такой ловкости при господствующей здесь силе земного тяготения.

Не успел еще Зальтнер сесть на свое место, как один из марсиан снял с головы шар, и глазам Зальтнера открылась прелестное лицо Ла. Она весело поглядела на него своими большими глазами и дружески кивнула ему.

– Как вы попали сюда, Ла Ла? – сказал Зальтнер, от удивления говоря по-немецки. – Ведь вы боитесь земного тяготения. Эта поездка будет, по всей вероятности, очень утомительна для вас.

– Совершенно верно, – так же по-немецки ответила Ла. – Я делаю это не ради удовольствия. Это входит в мои обязанности. Как бы вы столковались без меня с этими нумэ? Как сговорились бы с калалеками? Я здесь в качестве переводчика, – добавила она по-марсиански.

– Вы правы. Об этом я и не подумал. Но как жаль, что приходится так затруднять вас.

Лодка быстро рассекала легкую рябь, и не прошло и десяти минут, как они уже были у цели. Марсиане указали место, где был найден парашют, и Зальтнер стал высматривать, с какой стороны можно было бы вскарабкаться на глетчер. Со всего розмаха вонзив кирку в одну из глыб, он выскочил на лед, но потом снова вернулся в лодку и велел ехать дальше. Казалось совершенно естественным, что здесь все должны подчиняться его приказаниям.

Глетчер почти всюду спускался к морю отвесной стеной высотою от десяти до пятнадцати метров. Наконец, Зальтнер нашел место, с которого подъем на глетчер казался возможным. Он ловко высекал ступень за ступенью в довольно мягком льду и по ним, провожаемый напряженными взглядами марсиан, поднимался по ледяной стене. Потом он сбросил эскимосам веревку, и оба они последовали за ним. Вскоре все трое скрылись из виду. Сидящие в лодке довольно долго оставались в полной неизвестности, и Ла стала уже нетерпеливо поглядывать наверх. Наконец, вдали, на обрывистом краю глетчера, показался Зальтнер и махнул рукой, подзывая лодку. Когда она приблизилась, он крикнул:

– Я напал на след. Нельзя ли переправить ко мне еще несколько человек?

Ла перевела его слова, и начальник лодки просил ответить, что это вполне возможно, если только Зальтнеру удастся втащить на канате валик привезенной марсианами подъемной машины и укрепить его наверху.

Это было выполнено. Марсиане тотчас же установили удобный подъемник, работавший при помощи аккумуляторов с лодки. Оказалось, что вдали, среди валунов, Зальтнер заметил смутные очертания какого-то предмета. Его необходимо было исследовать потому, что он мог быть занесен сюда только человеком; а может быть, это даже было человеческое тело, наполовину скрытое за валунами. Для того, чтобы проникнуть туда, нужно было сперва перебраться через глубокую и широкую расселину. Но переправиться через нее без искусственных приспособлений было невозможно, – вот почему Зальтнер и вызвал марсиан.

Марсиане на подъемнике доставили из лодки шесты, достаточно длинные для того, чтобы служить мостом над расселиной, а Зальтнер с эскимосами доделали все остальное.

Ла тоже поднялась на глетчер. Она лежала на разостланных шкурах и следила за работой людей. Ла никогда, не поднималась на глетчеры; ей даже не приходилось видеть их вблизи. Благодаря сухости атмосферы, на Марсе таких образований не могло быть. С восхищением смотрела она на пропасти, на хаос ледяных глыб и обломков скал, проступающих зеленоватой тенью над снежной поверхностью, залитой пурпуром солнечных лучей. Ей очень хотелось заглянуть в ледяную бездну, над которой люди теперь возводили мост; но она лишь с трудом могла бы дотащиться туда, и ей было стыдно своей тяжелой неуклюжей походки.

Но вот люди ушли. Они уже не могли видеть, как эта странная фигура медленно поднялась со шкур, надела шаровидный шлем и, опираясь на две палки, пробралась к расселине. Путь был вовсе не так утомителен, как думала Ла. К тому же она до некоторой степени уже приноровилась к земному тяготению. Так дошла она до моста и села на краю пропасти.

Держась за одну из перекладин, она осторожно наклонила голову и заглянула вниз. Из глубины, из темнозеленого сумрака, глухо доносился к ней шум вод, освобожденных таянием снега, Прямо под нею, вдоль расселины, тянулся зубчатый хребет; на нем, задержанный в своем падении, лежал огромный' обломок скалы, образуя там, внизу, нечто вроде площадки. Вблизи сверкали кристаллически ясные ледяные стены недавно образовавшейся трещины. Ла не могла налюбоваться непривычным зрелищем. Головокружение было ей незнакомо: пролетая на межпланетном корабле по пустыне звездного неба, она привыкла смотреть в безконечное мировое пространство.

Но Ла были также незнакомы опасности этой, новой для нее стихии Она, спокойно отдыхая, лежала на ломком краю отвесной стены. Чтобы лучше видеть, Ла придвинулась немного вдоль перекладины и уперлась ногами в ледяной выступ. Но вдруг выступ подломился и рухнул в бездну. Ноги потеряли опору; Ла уцепилась за перекладину и пыталась на руках подтянуться кверху, но уродливый шлем мешал ее движениям и она не могла справиться со своей тяжестью. Она звала на помощь, но ее голос еле слышно звучал из-под шлема. Она сделала еще усилие; ей, наконец, удалось слегка приподняться, но тут перекладина соскользнула вниз, рукам не за что было держаться, – и Ла упала в пропасть.

Крик ужаса замер среди ледяных стен. Но шлем, способствовавший ее падению, теперь послужил к ее спасению. Ла упала на площадку, образованную обломком рухнувшей скалы и эластичный шлем ослабил силу падения. Шлем разлетелся в куски, но Ла была невредима и не потеряла сознания. Она лежала на обломке скалы, крепко вцепившись в него руками. Внизу зияла мрачная глубина, вверху светилась тонкая полоска неба. Ла была не в силах пошевельнуться; она ничего не могла предпринять для своего спасения. Проходила минута за минутой. Когда же, наконец, хватятся ее? Смогут ли ее спасти? Она была совершенно спокойна. Перед ней всплывала картина далекой родины. "Еще бы разок взглянуть на прекрасный Ну...", пронеслось в ее сознании.

Тут послышались крики. На верху показался круглый шлем. Исчезновение Ла было замечено; теперь ее увидели. Ее ободряли, кричали ей, что сейчас доставят сюда подъемник. Ла знала, что избавление придет не скоро, потому что здесь марсиане могли работать лишь очень медленно. Она чувствовала, что ее тело коченеет от холода ущелья.

Но вот крики наверху возобновились, и она услышала быстрые шаги. Кто-то поспешно перепрыгнул через перекладину. Ла знала, кто это. Зальтнер вернулся с обоими эскимосами и, как только узнал о случившемся, обвязался канатом и приказал своим спутникам спустить его в пропасть. Ла видела, как он постепенно приближался, как он одной рукой отталкивался от стены ущелья, – и вот он опустился на обломок, скалы и склонился над Ла. Он ловко освободил ее плечи от разбитого шлема; глухо прогремели осколки, падая в пропасть. Потом Зальтнер встревоженно говорил ей какие-то слова, которые она едва понимала. Теперь только ее охватило головокружение, и она почти лишилась сознания. Но тут Зальтнер крепко обнял ее, и она сразу почувствовала себя в полной безопасности. Глядя на верх, он во весь голос закричал на своем родном языке:

– Второй канат!

Ла улыбнулась, с благодарностью глядя на него, и тихо сказала: Калалеки не понимают.

– Понимают, понимают! – возражал Зальтнер. И, действительно, младший эскимос отвечал по-немецки:

– Не здесь. Подождать. Нумэ придут.

Ла вопрошающе взглянула на Зальтнера, но он ничего не сказал, – он видел, что она замерзает.

– Бросьте сюда одеяло! – крикнул он.

На этот раз его, казалось, не поняли.

– Как будет по-гренландски – одеяло?-спросил он.

– Кепик.

– Кепик! – вскрикнул он.

Сверху бросили шерстяное одеяло. Зальтнер, с размаха, вонзив кирку в стену, сильно оттолкнулся вперед, чтобы подхватить одеяло. Это ему удалось. Он закутал Ла; потом вынул свою фляжку, которую предусмотрительно наполнил коньяком, уцелевшим в дорожных припасах экспедиции. Ла не знала, что, собственно говоря, с этим делать, но Зальтнер влил ей в рот несколько капель огненного напитка, и ей сразу стало легче.

Зальтнер вкратце рассказал ей о том, что его поиски не увенчались успехом. Таинственный предмет оказался попросту одним из одеял, находившихся на воздушном корабле, тем самым одеялом, которым теперь была завернута Ла. Но было ли оно захвачено и брошено Тормом, или, вывалившись из гондолы шара, было занесено туда ветром – этого нельзя было установить. Последнее, предположение казалось даже более вероятным. При этом неожиданно обнаружилось, что младший эскимос кое-как знает немецкий язык, так как он и течение года находился в услужении у немецких миссионеров в Гренландии. Когда Зальтнер разговаривал с Ла по-немецки, эскимос уловил несколько знакомых слов, но в присутствии марсиан не посмел этого обнаружить.

Наконец, у края расселины снова появились марсиане. Был спущен второй канат. Зальтнер связал прочное сидение и, одной рукой поддерживая Ла, а другой, с помощью кирки, отталкиваясь от ледяной стены, благополучно выбрался из пропасти.

– Я знаю, чем я вам обязана, – сказала Ла.

Она была в полном изнеможении. Ее на руках снесли в лодку.

Они тотчас отправились в обратный путь.

XI

МАРСИАНЕ И ЛЮДИ

Наступил сентябрь. Длинный полярный день клонился к концу. Как в чудесной сказке проходили дни для обоих немецких исследователей в приятном общении с обитателями острова, который, как они узнали, был назван Ара, в честь первого летчика по мировому пространству.

Марсиане обходились с жителями Земли, как со своими гостями и предоставляли им полную свободу. Такому отношению немало способствовало физическое превосходство, которое марсиане, находясь вне абарического поля, не могли не признавать за людьми. Люди расхаживали стройные и легкие и, играючи, выполняли работы, совершенно недоступные марсианам, сгорбленным под тяжестью земного тяготения. Грунте в несколько дней совершенно оправился от болезни, успел забыть о своем поранении и не отставал от Зальтнера. А тот решимостью и ловкостью, проявленными при спасении Ла, снискал особое уважение марсиан.

С удивительной быстротой установилось между ними словесное общение. Большую роль при этом, разумеется, сыграл так кстати подвернувшийся им немецко-марсианский словарь.

Марсиане были поражены не меньше обоих исследователей тем, что на Земле существует человек, владеющий марсианским языком и так хорошо осведомленный о жизни на Марсе. Однако, по некоторым подробностям можно было заключить, что эта осведомленность исчерпывалась знанием давно минувших событий. Так, например, составителю словаря, повидимому, ничего не было известно о колониях марсиан на полюсах Земли, а был известен лишь проект высадки на Землю на одном из ее полюсов. Имя Элль довольно часто встречалось в некоторых местностях Марса.

Теперешние обитатели полюса припоминали историю первых исследовательских экспедиций на Землю, перечисляли летательные аппараты, пропавшие без вести и называли имена отважных завоевателей мирового пространства, дальнейшая судьба которых осталась тайной для всех. Так, достоверно было известно, что несчастный случай вынудил одну из экспедиций покинуть на Земле знаменитого летчика, капитана Алля и несколько его товарищей, причем условия, при которых это произошло, должны были привести их к неминуемой гибели. Однако, можно было допустить, что кто-нибудь из этих марсиан спасся у людей и передал им сведения о Марсе.

Но со времени этих событий протекло уже тридцать или сорок земных лет, а летчики в ту пору были уже далеко не первой молодости, потому что молодое поколение не допускалось к участию в этих первых рискованных полетах. Сам Элль был ровесником Грунте, или немногим старше его, и, таким образом, никак не мог принадлежать к той экспедиции. Как Грунте, так и Зальтнер могли засвидетельствовать, что на Земле не только никогда не слышали о каком-то выходце с Марса, но и вообще ничего не знали о существовании марсиан. Один Элль, очевидно, владел какими-то знаниями, но тщательно их скрывал, если не считать некоторой странности его выражений, чему Грунте никогда не придавал серьезного значения. Оставалось совершенно необъяснимым, откуда мог Элль почерпнуть свои познания, и также было непонятно, каким образом мог попасть его маленький словарь в футляр с шампанским, которым фрау Исма Торм хотела неожиданно порадовать экспедицию по ее прибытии на северный полюс.

Марсиане с полной готовностью шли навстречу желанию немцев изучать марсианский язык, и вскоре Зальтнер, а особенно Грунте могли свободно разговаривать по-марсиански. Одновременно обнаружилось, что марсиане, находящиеся в ежедневном общении с ними, овладели немецким языком.

Чудеса техники, на каждом шагу встречавшиеся исследователям, перенесли их в совершенно новый мир. Им казалось, будто могущественный чародей вывел их из современности и увлек в далекое будущее, в котором человечество достигло высшей ступени культурного развития. Самые смелые мечты, когда-либо грезившиеся им о науке и технике будущего, были превзойдены. Начиная с тысячи мелких автоматических приспособлений, вполне обслуживающих марсиан во всех потребностях их повседневной жизни, и кончая гигантскими машинами, которые, пользуясь солнечной энергией, поддерживали марсианский вокзал на высоте шести тысяч километров над островом, все вокруг было полно неисчислимым множеством новых явлений, возбуждающих все новые вопросы. Хозяева охотно давали гостям нужные сведения, но в большинстве случаев было совершенно невозможно объяснить людям сущности дела, потому что у них не хватало элементарных знаний.

Комната, примыкающая к спальням Грунте и Зальтнера. была своеобразно приспособлена для общения марсиан с людьми. Так как Грунте и Зальтнер плохо переносили ослабленное тяготение, необходимое марсианам для легкости движения, комната была разделена на две части, что отмечалось линией на полу, или как говорил Зальтнер "чертою". В то время, как в части зала, примыкающей к жилым комнатам людей, абарический аппарат был выключен, на другой половине действовала потребная для марсиан сила "противотяготения". Там располагались марсиане, когда приходили в гости к немцам. Немцы на своей половине постарались устроиться по своему вкусу насколько это позволяли мебель, охотно предоставленная марсианами, и те немногие вещи, которые у них уцелели. Разумеется, это устройство ограничилось тем, что туда перенесли рабочий стол, несколько книг, письменные принадлежности и инструменты, потому что в этом отношении люди не могли отказаться от своих привычек. Что же касается других условий повседневной жизни, то они не только вполне освоились с приспособлениями и обычаями марсиан, но даже находили их настолько более совершенными и приятными, что часто раздумывали над тем, как бы перенести все эти удобства к себе на родину.

Зальтнер, разыскав в уцелевших вещах свой фотографический аппарат, не успевал делать снимки с различных предметов марсианской утвари, со своеобразных украшений, картин, произведений искусства и комнатных растений. Особенно усердно изучал он автоматы, стараясь постигнуть их устройство и требуя все новых объяснений.

Обычно в этих делах его советчицей была всегда жизнерадостная Зэ, так мило встретившая его первое пробуждение. Она проводила большую часть дня в этой общей зале и по отношению к гостям до известной степени выполняла роль хозяйки дома. Что же касается Ла, то ее Зальтнер видел довольно редко, обыкновенно только по вечерам, когда собиралось более многочисленное марсианское общество. И тогда она больше держалась в стороне, хотя Зальтнер часто чувствовал на себе задумчивый взгляд ее больших глаз. Но зачастую она прерывала его оживленную беседу с Зэ какой-нибудь насмешкой.

Так как разговаривали большей частью при открытых телефонных дверцах, то можно было, когда вздумается, слушать разговоры и принимать в них участие из другой комнаты. Поэтому никого не удивляло, если в беседу врывалось замечание какого-нибудь неожиданного слушателя. И точно так же не принято было обижаться, если кто-нибудь закрывал у себя дверцу телефона.

Уроки Зальтнера с Ла не возобновлялись, так как Ла, после пережитого ею потрясения, в течение нескольких дней нуждалась в полном покое, а когда она выздоровела, взаимное понимание между людьми и марсианами уже почти наладилось. Но и она использовала вынужденный досуг и вполне изучила не только маленький словарь Элля, но и те немногие справочники, которые нашлись у воздухоплавателей.

Несмотря на впечатление, производимое прелестной Зэ на чувствительное сердце Зальтнера, его мысли всегда возвращались к более тихой, нежной Ла, и он всегда испытывал легкое разочарование, когда, войдя в комнату, не заставал ее там. Но часто он слышал ее глубокий голос и тем сильнее сожалел о том, что не видит ее.

Сдержанность Ла была умышленна. С тех пор, как Ла и Зэ свыклись с мыслью о том, что человек тоже может влюбиться, для них стало совершенно ясно, что обе они представляют для сердца Зальтнера неотвратимую опасность. Но Ла не могла воспринимать беззаботно то, что так смешило и забавляло Зэ. Однажды этот "бедный человек", с которым так весело болтала Зэ, явился ей в совсем ином свете, в родной ему стихии, где он совершал то, что превосходило все возможности нумэ.

Она не могла забыть той минуты, когда в его сильных объятиях почувствовала себя спасенной от неминуемой гибели. И вот она все время сознавала, что хотя он только игрушка в руках марсиан, только человек, но он все же свободное живое существо и если не ровня им по духу, то, быть может, ровня по сердцу. Сострадание двоилось в ее душе, – ей не хотелось обижать Зальтнера холодностью и сдержанностью, но вместе с тем она боялась пробудить в нем чувства, которые могли бы доставить ему еще больше страданий. Как знать, чтo может испытывать человеческое сердце? Быть может, люди умеют гораздо сильнее чувствовать, чем мыслить? Она была слишком благодарна Зальтнеру, чтобы не призадуматься над его положением, но он этого, конечно, не понимал. Что же делать?

Если бы Зальтнер был марсианином, Ла нечего было бы опасаться. Тогда бы он знал, что ее приветливость и даже нежность не что иное, как прекрасная игра умиленных чувств, которая никак не может нарушать свободы личности. Но что при таких обстоятельствах должен был думать человек? Могла ли она быть уверена, что у людей такие же нравы? И поймет ли он, чтo раз навсегда отделяет человека, дикого обитателя Земли, от ясной свободы благородного нумэ? Но не подвергнется ли он близ другой той самой опасности, от которой она так старается его уберечь?

Зэ только смеялась, когда Ла делилась с нею своими сомнениями.

– Ты слишком рассудительна, Ла,-говорила она. – Послушай же, ведь это только человек! Ведь это страшно смешно, когда он изо всех сил старается быть таким любезным.

– Ты же не знаешь, так же ли ему смешно, как тебе. Зверь, которого мы дразним, с виду часто кажется нам забавным, я все-таки я всегда при этом думаю, что он может жестоко страдать. А человек ведь не только смешон...

– Я, конечно, не видела его в ледяной яме, но думаю, что о нем тебе беспокоиться нечего. Но если это тебя тревожит, то легко можно дать ему понять, как мы к этому относимся.

– Мне не хочется его обижать.

– Зачем же? Будем действовать сообща; мы обе его "свяжем".

– Думаешь ли ты, что человек способен понять такую игру?

– Да, если уже он настолько глуп...

– Ведь мы ровно ничего не знаем о воззрениях...

– Так вот и будем обучаться втроем. Жаль, что этот чопорный Грунте не может участвовать в нашей игре. Что же, ты согласна?

– Я еще подумаю об этом.

Ла вернулась к своим занятиям. Зэ отправилась в приемный зал, где застала Зальтнера за рисованием.

– Если мне с моими рисунками удастся благополучно вернуться в Германию, – весело воскликнул он, – моя карьера обеспечена. Начнется мода на все марсианское. Я открою базар марсианских товаров. Жаль только, что у нас не будет вашего сырья. Вот, например, что это за чудесная ткань, из которой сделан ваш шарф? Весь он заткан сверкающими звездами, нигде не соприкасающимися друг с другом, и нигде не видно основы этой ткани. Кажется, что вокруг вас витает облако искр.

– Так оно и есть, – смеясь отвечала Зэ, – только оно не жжет, можете смело дотронуться. Но извольте сами подойти ко мне, потому что я не могу перешагнуть за черту.

Зэ сидела на одном из тех низеньких диванчиков, которые так любят марсиане, и занималась химическим рукоделием. Зальтнер в это время стоял у своего самодельного рабочего стола. Он отложил карандаш и направился к Зэ, а она вплотную придвинула свой диванчик к черте, разделяющей комнату.

– Дайте-ка ваши руки, – сказала Зэ. Она взяла конец длинного шарфа и связала им руки Зальтнера. Даже теперь ткани точно не было. Казалось, будто поток светлых искр струится вокруг его рук.

– Ощущаете ли вы что-нибудь? – спросила она.

– Теперь, когда вы не касаетесь меня пальцами, ничего не чувствую. Разве эта ткань вообще не осязаема?

– Во всяком случае, ее нельзя осязать грубыми человеческими руками

Зальтнер поднес связанные шарфом руки к своим губам.

– Но губами я все-таки чувствую, что между моим ртом и руками что-то есть.

– А ну-ка напрягите всю свою гигантскую силу и попытайтесь разъединить руки.

– Но мне жалко этого чудесного шарфа.

– А все-таки попробуйте.

Зальтнер стал выдергивать руки, но чем сильнее он дергал, тем туже затягивался узел, и тут он заметил, что маленькие звездочки впиваются в его кожу.

– Да, – сказала Зэ, – эта ткань несокрушима; по крайней мере, она выдерживает огромные тяжести. Эти невидимые нити, из которых каждая может свободно удержать по целому центнеру, являются неотъемлемой составной частью многих наших аппаратов. Итак, вы теперь закованы и никуда не двинетесь без моего разрешения.

– Я и не добиваюсь его, мне и тут очаровательно, – сказал Зальтнер и перегнулся через спину дивана, опираясь на нее связанными руками.

Зэ обеими руками взяла его голову, пригнула ее к себе и заглянула ему в глаза, точно желая разгадать его мысли.

– Что же вы, люди, попросту глупы? – внезапно спросила она.

– Не совсем, -сказал Зальтнер, нагибаясь еще ниже.

– За черту! – смеясь, воскликнула Зэ и слегка оттолкнула его голову. Давайте-ка сюда руки.

Она в одно мгновение развязала узел и снова принялась что-то размешивать в каком-то сосуде.

– Вы все еще не сказали мне, – напомнил Зальтнер, возвращаясь к своему столу, – что же это за ткань, на которой держится шитье вашего шарфа.

– Да это вовсе не шитье, это – "дэла", так это называется, – знаете, такие маленькие кристаллы, которые образуются в раковинах.

– Значит, что-то в роде нашего жемчуга...

– Они светятся сами собою. А ткань, это – "лис".

– Лис? Немного же я узнал!

N

– Лис – это паук, он плетет почти невидимую есть.

– Но где же это находят? Как прядут эти нити?

– Очень просто: поляризованным светом, особыми машинами. И дэла не прикреплены сверху, а вделаны в петли между тонкими волокнами ткани.

– Вы назвали дэла кристаллами, но как же в таком случае они могут постоянно светиться, подобно нашим светлячкам?

– Конечно, время от времени их нужно опускать в лучевую ванну; после этого они опять светятся несколько дней.

– В лучевую ванну?

– Да, их подвергают действию сильного искусственного света. Свет разъединяет некоторые химические вещества кристаллов, а потом их постепенное соединение вызывает то свечение, которое вы видите.

– Итак, это то, что мы называем фосфоресценцией. А что это у вас за рукоделие?

Зэ ответила не сразу. В эту минуту она как раз была занята каким-то вычислением, относящимся к ее работе, и следила за секундной стрелкой комнатных часов.

Тут звякнула крышка телефона, и вслед за этим послышался голос Ла. Она спрашивала, могут ли "люди" сейчас принять нескольких гостей с острова.

– Я буду очень рад видеть этих господ, – сказал Зальтнер. – Мой друг в настоящий момент отсутствует, но я его сейчас вызову.

XII

МЕЖПЛАНЕТНЫЕ ПУТЕШЕСТВЕННИКИ

Марсианское население острова было довольно многочисленно; оно состояло приблизительно из трехсот обитателей; среди них имелось около двадцати пяти женщин, детей же совсем не было. Образ жизни этой колонии не соответствовал привычкам марсиан на их собственной планете. Остров не заселялся семьями, колонисты представляли собой избранный отряд типа военных организаций, по образцу тех, которые снаряжались для выполнения особо важных общественных работ. Но и здесь считались с основной потребностью нумэ – с их стремлением к возможно большей индивидуальной независимости. Отдельные колонисты, сообразно своим личным наклонностям, объединялась в группы и соответственно этому выбирали себе жилище на острове. Каждая из таких групп управлялась одним из старших чиновников, который руководил порядком работ. Кроме того, в каждой группе была дама, заведовавшая общим хозяйством и наблюдавшая за распределением съестных припасов и за правильным действием автоматов, обслуживаемых поочередно всеми членами группы.

Уход за обоими гостями приняли на себя группы инженера Фру и врача Хиля, при которых в качестве сотрудниц состояли Ла и Зэ. Было естественно, что Грунте и Зальтнер общались преимущественно с членами именно этих групп. К ним, в качестве ежедневного гостя, присоединялся и директор колонии, Ра.

С остальными колонистами они до сих пор соприкасались только случайно.

Марсиане, пришедшие навестить исследователей, принадлежали к группе инженера Йо, которому Грунте и Зальтнер были особенно обязаны своим спасением. Само собою разумеется, что, тотчас после выздоровления, они не преминули засвидетельствовать ему свою глубокую благодарность.

Вместе с гостями появилась Ла. Она сразу подошла к Зальтнеру и с очаровательной улыбкой протянула ему руку через черту.

Но не успел еще Зальтнер вступить с нею в разговор, как Зэ уже отвела ее в сторону. В то время, как Йо беседовал с Зальтнером, между дамами происходил какой-то тихий, но очень оживленный разговор, после чего Зэ покинула комнату.

Йо поздоровался с Зальтнером со свойственной ему прямодушной, но, по марсианским понятиям, несколько грубой манерой, и представил своих спутников. Каждый из них приветствовал Зальтнера по марсианскому обычаю, приподняв левую руку и слетка раздвигая и сдвигая пальцы. Зальтнер проявил свою марсианскую воспитанность и отвечал таким же приветствием. Марсиане, со своей стороны, не желая уступить в вежливости Зальтнеру, поочередно по немецкому обычаю пожимали ему правую руку, не выказывая, как потешает их этот варварский обряд. При этом они всячески остерегались переступить черту, за которой начиналось действие земного тяготения.

По приглашению Зальтнера они заняли места у широкого стола, который тянулся во всю длину зала, предназначенного для многолюдных собраний, и одним концом своим заходил за черту. За этим краем стола обыкновенно сидели немцы.

– Чрезвычайно рад видеть господина бата снова здоровым, – сказал Йо. Не расчитывал на это, когда мы извлекали вас из-под шара, К сожалению, не имел времени поболтать с вами. Охотно бы послушал о вашем полете.

– Я надеюсь, что еще не раз мы будем иметь возможность беседовать с вами, – сказал Зальтнер.

Боюсь, что нет, – возразил Йо. – Пришли проститься. Завтра отправляемся домой.

– Как? – с изумлением воскликнул Зальтнер.

Йо указал пальцем куда-то на пол и сказал: "Ну".

Зальтнер не сразу сообразил, что этим движением Йо обозначал направление к Марсу, потому что невольно он всегда представлял себе путь на Марс, как подъем к небу. Но Марс в то время находился под горизонтом, туда-то и показывал Йо.

– Вам следовало бы поехать с нами, – улыбаясь сказал он. – Ведь у нас на Марсе совсем не то, что здесь на этой тяжелой Земле, где даже за дверь приходится выходить с опаской.

– Благодарю вас, – возразил Зальтнер, – боюсь только, что на Марсе придется делать прыжки, от которых мне не поздоровится. Конечно, было бы чрезвычайно интересно познакомиться с вашей чудесной родиной, но считаете ли вы, что человек может там существовать?

– Конечно, может, сказал один из присутствующих марсиан, – и ему было бы там куда лучше, чем нам ни Земле. Я убежден, что вы бы скоро привыкли к меньшему тяготении и к разреженному воздуху. Неблагоприятность этих условий для вашего организма до известной степени компенсируется, вы должны знать, что воздух у нас содержит относительно больше кислорода, чем у вас на Земле. Таким образом разница атмосферных, условий обеих планет не так уж велика иначе чем же можно было бы объяснить такое огромное сходство между людьми и нумэ?

– Я чрезвычайно обязан вам за ваш комплимент, – ответил Зальтнер. – Но, к сожалению, наша экспедиция не приноровлена к такому далекому полету, и нам прежде всего следует подумать о том, как бы вернуться домой.

– Вы, вероятно, почувствуете себя здесь одиноко,-вставила Ла.

– Как? – с удивлением воскликнул Зальтнер. – И вы тоже покидаете нас?

– Еще не завтра, но в ближайшие... Я лучше переведу вам это на ваши земные дни, – но в ближайшие четырнадцать дней мы почти все покинем Землю.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю