Текст книги "Одинокий всадник"

Автор книги: Курмангазы Караманулы

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 11 страниц)

В это время и появились всадники. Едущего впереди остроглазый Киикбай распознал сразу. Это был Шанау на своей сивой кобылке. Парень вскочил на ноги и начал призывно махать рукой с зажатой в ней шапкой. Всадники приближались. Чуть приотстав от Шанау, на сером в яблоках жеребце гарцевал Салык, группа которого, как стало известно чуть позже, совсем недавно присоединилась к Шанау и Куспану.

В этот день никому не удалось обнаружить следов исчезнувшего Кулбатыра.

Парни достали лопату, подаренную гостеприимным хозяином в Курайлысае, и принялись копать колодец на дне глубокой лощины.

Это лишь кажется, что пустыня безводна. Вода есть везде. Иногда, правда, залегает довольно глубоко, но знающий человек непременно отыщет место, где ее можно обнаружить на глубине нескольких десятков сантиметров.

Старшие сидели в стороне, строили догадки, куда мог подеваться Кулбатыр, но ничего путного придумать не могли. Спорили Шанау и Баймагамбет, Салык же вообще не принимал участия в разговоре. Достал из кармана гимнастерки сложенную в несколько раз газету, оторвал клочок, свернул толстую самокрутку и закурил. Нетрудно догадаться, о чем он думал: думы у всех были одинаковыми. Вот уже три дня все в отряде строят догадки, выдвигают предположения, а результатов нет. О чем еще говорить? Салык молчал, потому что пока не мог понять, где искать следы бандита. А может, и тогда они шли не по его следу – следы ведь не меченые.

Вода обнаружилась на полуметровой глубине. И вскоре в вырытой парнями яме ее набралось довольно много. Напоили коней, сами напились вдоволь и поужинали. Молодежь, забыв об усталости, забавлялась. Наскакивали друг на друга, валились наземь и боролись, пытаясь оказаться сверху противника. Старшие расположились возле небольшого костерка, давали отдых усталым телам.

Шанау не мог долго молчать, а потому, немного потомившись, оглядел всех и начал рассказ:

– В прошлый раз, когда мы гонялись за Кулбатыром...

Но Баймагамбет не дал ему разойтись:

– Помолчал бы лучше. Тоже мне – герой! Гонялся он. И кого же ты догнал? Ветер в степи?

К костру подошли парни. Сели. Все знали, что Шанау не упустит случая поддеть Баймагамбета: он никогда не прощал, если его задевали за живое.

– Что ж, Баймагамбет, – сказал он с нарочитым смирением, хотя широкое лицо его с приплюснутым носом в каждой морщинке затаило плутовство. – Я и вправду не догнал тогда Кулбатыра, и рассказывать мне не о чем. Лучше ты расскажи о чем-нибудь. Ну, например, как ты на скачках вышел победителем... – И, уже не в силах сдержаться, захохотал, широко раскрыв рот и колыхая своим брюшком.

Молодые насторожились: за намеком Шанау явно крылась какая-то веселая история, и они ждали перепалки, которая должна была возникнуть. Но Баймагамбет, видимо, не собирался отвечать Шанау, даже не посмотрел в его сторону, будто и не слышал ничего. Спокойно достал из кармана свою чакчу[15]15
  Чакча – сосуд из выделанного рога.


[Закрыть] с насваем, заложил щепотку за нижнюю губу.

– Что, не хочешь рассказывать? – не унимался Шанау. – Тогда я сам расскажу. – Полулежа, опершись на локоть, он хитровато подмигнул глядевшим во все глаза на него парням. – В прошлом году, перед тем как объединиться в артели, мы, покойный Алдаберген, вот этот самый Баймагамбет, твой отец Сарыишан, – кивнул он в сторону Куспана, – я и еще два джигита, возвращались из Каратюбе. Возвращались мы, значит, и тут кто-то шепчет мне на ухо: «Давай разыграем Баймагамбета!» – «Давай», – отвечаю. Ехать-то ведь долго, скучно. Я и предложил: «Что, мужики, у кого самый быстроногий конь? Может, проверим?» Всем, конечно, надоело однообразие – почему не развлечься? А наш Баймагамбет раззадорился пуще всех. Возьми и ляпни: «Что же, проверим! Я на своего коня надеюсь!..» Ну и поскакали... Спустя немного я подмигнул остальным: мол, придержите коней. Те, конечно, поняли всё и стали помаленьку отставать. А Баймагамбет нахлестывает своего и нахлестывает! Сарыишан подзадоривает его: «Давай, Баймагамбет, нажимай, Баймагамбет!» А тот и рад стараться. Я скакал некоторое время чуть позади него, потом специально отстал. А Баймагамбет в момент перевалил пригорок и скрылся из глаз. Ну, мы хохотали тогда!

– Мастак же ты врать, дорогой, – усмехнувшись, бросил Баймагамбет. – Ты сам старался во что бы то ни стало обогнать меня...

– Это я-то? Смотрите, до сих пор поверить не может, что лишь ради смеха затеяли мы эти скачки, – ткнул в Баймагамбета коротким толстым пальцем Шанау. – Я уже отстал от него, а он продолжает наяривать – с коня ошметьями мыло летит! У него и у самого единственный глаз, наверно, потом залило – не видел ничего вокруг, на слух ориентировался. Но где там! Топот копыт, скрип седла, ветер в ушах – ему и казалось, что за ним вовсю гонятся. Только за пригорком и остановился: совсем коня запалил. Обернулся, а позади – ни души. После этого так возгордился Баймагамбет, что не переставал рассказывать всем встречным и поперечным, какой под ним скакун ходит. Однажды на поминках вот такое понес: «Скачу во весь опор, оглянуться некогда – так во вкус вошел! Сначала вроде кто-то настигал меня, но где им всем – отстали безнадежно! Тут мне коня стало жалко, я и остановился. Отличный конь, цены ему нету!..» Эх, Баймагамбет, Баймагамбет, вся степь знает, что мы с тобой шутку сыграли, а ты все поверить не можешь! У тебя же не конь, а самая настоящая кляча, на нем только с овцами соревноваться! – засмеялся Шанау.

Остальные заулыбались.

– Трепач ты нечестивый! – беззлобно сказал Баймагамбет. – Наврет с три мешка и радуется. – И добродушно хохотнул, глядя на веселые лица остальных.

Из-за бархана выползла луна, и молочный свет ее залил округу. Все начали готовиться ко сну. Часовыми в эту ночь были Сагынгали и Абдулла.

8

И снова встала заря. И снова отряд двинулся в путь. Сегодня они во что бы то ни стало решили добраться до сосновых рощ. Как и вчера, разбились на группы все в тех же составах, но на этот раз Салык не разрешил разъезжаться слишком далеко – не больше двух-трех километров.

Кони вчера устали довольно сильно. Понятно: все время в песках. За ночь отдохнуть как следует не успели, а потому теперь лениво перебирали ногами и прибавляли шаг лишь тогда, когда верховые подбадривали их пятками или слегка подстегивали камчой. Но действовало это все равно недолго.

Наконец-то кончились однообразные голые пески. Та часть пустыни, по которой двигались теперь Баймагамбет и Киикбай, оказалась самой богатой на растительность. То там, то тут встречались заросли тальника, растущего обычно по берегам, а это значило: вода неглубоко под землей. Тальник смело тянулся из низин к солнцу, видимо презирая нависшие над ним грозные барханы. Некоторые заросли были настолько густы и высоки, что конный там скроется бесследно.

Дорога Баймагамбета и Киикбая лежала между отдельными островками тальника, не успевшими слиться воедино, потом пошла на подъем, и вскоре они заметили группу Шанау. Шанау и Куспан взобрались на вершину бархана и из-под ладоней оглядывали местность. Наверное, старались уточнить направление.

Вскоре они скрылись из виду, и Баймагамбет с напарником опять остались одни в бесконечном пространстве.

Тальники кончились. Растительность опять оскудела, а потом и вообще почти пропала. Все стало как вчера: барханы, лощины между ними, опять барханы и опять лощины. Песок, песок, песок.

Они спускались со склона бархана в одну из таких лощин, когда ехавший впереди Баймагамбет неожиданно вскрикнул. Киикбай вздрогнул от этого крика, подсознательно поддал в бока коню и поскакал к товарищу.

– Смотри туда, – показал Баймагамбет на куст таволги, торчащий из песка.

Заметив белеющие под ним кости, Киикбай не сразу сообразил, что так взволновало Баймагамбета. Таких костей, опаленных солнцем и вымытых дождями добела, они на своем пути встречали множество. Чему тут было удивляться? И только приглядевшись, парень с содроганием понял, что перед ним останки человека. Прямо на него, уставившись большими пустыми глазницами, взирал и щерился зубастыми челюстями череп.

Верховые спешились и, ведя коней в поводу, подошли поближе. Тут оказались останки не одного, а двух человек. Второй череп, почти засыпанный песком, показывал солнцу лишь лоб да темя. А рядом в беспорядке валялись ребра, позвонки, торчала из песка шишка берцовой кости.

Киикбай и Баймагамбет долго не могли сдвинуться с места. Кто были эти люди, навечно оставшиеся здесь? Влюбленные, решившие наперекор судьбе и людям отвоевать свое счастье и нашедшие смерть от рук преследователей? Разбойники, сводившие между собой счеты при дележе добычи и павшие под ударами кинжалов? А может, раненые бойцы, заползшие сюда, скрываясь от врага? Кто теперь об этом расскажет...

Баймагамбет и Киикбай собрали кости в одно место, и вскоре над ними вырос невысокий песчаный холм. Уже отойдя в сторону, Киикбай невольно оглянулся и увидел, что Баймагамбет опустился над свежей могилой на колени и читает молитву. Это вызвало насмешливую улыбку парня. Большевик, а никак не может избавиться от старых привычек! Но улыбка мелькнула и растаяла. На душе стало смутно от набегавших мыслей. Горько умереть в безвестности посреди бесконечной пустыни. А если их ждет та же участь?

Баймагамбет все еще шевелил губами, потом провел по лицу раскрытыми ладонями, как бы омывая его, поднялся с колен и сунул ногу в стремя. Сидя на коне, достал, вздыхая, из чакчи щепотку насвая, заложил за губу и только после этого, кажется, немного успокоился.

Они почти не говорили друг с другом. Так, иногда перебрасывались короткими, ничего не значащими фразами. Мысли обоих были еще там, у оставленной могилы, которую скоро наверняка скроет песок, и, может, лишь много лет спустя оголит кости неумолчный шатун ветер.

Так они проехали еще верст десять, когда с вершины очередного бархана заметили вдалеке, еле видные отсюда, чернеющие сосняки. До них было не менее верст семи, просто марево, струившееся в воздухе, как бы приближало лес. Пора было дать коням хоть небольшой отдых.

Дул совсем несильный ветерок, но он не нес с собой прохлады. Во рту по-прежнему было сухо от раскаленного воздуха. По выцветшему от жары небу плыли вереницы больших пушистых облаков. На какое-то время они заслоняли собою солнце, и тогда путникам становилось немного легче. Они лежали в тени кустов, закинув за головы руки, и смотрели на эти облака.

Спать не хотелось. Шли четвертые сутки, как они гнались за невидимым врагом. Но гнались ли? Может быть, двигались совсем не туда, куда нужно? Надежды и разочарования чередовались, не давали успокоиться ни на минуту. Одолевала жажда встречи с противником, желание броситься в схватку с ним. Но встреча эта не наступала, и неизвестность, что ждала впереди, постоянно томила душу.

Удручающе действовала и последняя находка – останки неизвестных людей, погибших в этих песках. Было почему-то горько оттого, что они, Баймагамбет и Киикбай, никогда не узнают, кого похоронили, кому сказали последнее прости. Да и никто этого никогда не узнает.

Как странно устроен мир! Иногда человеку, который, в общем, не заслужил ничего, кроме благодарности за то, что произвел на свет потомков, ставят мазар[16]16
  Мазар – у мусульман культовое сооружение над гробницей.


[Закрыть] в степи, а люди, героически прожившие жизнь, могут исчезнуть вот так, будто у них никогда не было ни имени, ни родины. Нет-нет, о таких слагают легенды. Пусть неизвестны их могилы, но людская память оставляет их живыми.

Плыли и плыли по небу большие пушистые облака, и казалось, вместе с ними плывет неумолимое время.

Баймагамбет смотрел на эти облака и почему-то думал о сосняках, которые недавно увидели с высоты бархана. Впрочем, в мыслях его была своя логика. В прошлый раз, когда Кулбатыру удалось сбить преследователей со следа, запутать их, говорят, он и скрывался в этих небольших лесках. Но тогда он был один. Все, кто уходил с ним, погибли в коротких стычках. Одному-то легче скрыться. А женщина в дороге, да еще в такой дороге, – большая обуза. На что же он надеется? Ведь надеется он на что-то! Какую же уловку он теперь придумал? Сосняки, кажется, единственное его прибежище. Но может, он заранее приготовил такое укромное местечко, о котором самому дьяволу не догадаться? Сосняки, конечно, леса. Но каждый отдельный колок[17]17
  Колок – небольшой лесок в поле, в степи.


[Закрыть] не больше километра в длину, а в ширину и того меньше – тщательно прочесать их не составляет никакого труда. Разве надежно укроешься там? Но может, он вовсе и не пошел в пустыню, а двинулся степью от аула к аулу, где сохранились родственники или знакомые, которые могут надежно укрыть? И тогда отряд напрасно обшаривает пески в поисках его следов. Напрасно бойцы жарятся на солнце и глотают соленый пот. Если он здесь, неужели не обнаружил бы себя? Быть того не может! Значит, надо искать где-то в другом месте.

Жара совершенно добивала Киикбая, и думал он сейчас только о воде. Говорят, где-то неподалеку отсюда протекает Кзылшан. Да и Загадочное озеро, наверно, совсем рядом. Эх, искупаться бы сейчас! Нырять, плавать, плескаться вволю, а когда силы иссякнут, лечь на спину, раскинуть руки и лежать так долго-долго, ощущая лишь покачивание прохладных волн. Не выходить на берег до тех пор, пока холод не проберет до костей, пока зуб перестанет попадать на зуб. Вот это жизнь!.. Ничего, изловят Кулбатыра, вернутся в Косагач, он каждый день будет бегать на Калдыгайты купаться. А что, в самом деле? Всего шесть километров. Разве это – расстояние для молодого джигита? И наверняка он теперь каждый раз будет бросаться в воду, доныривая до самого дна, и оставаться там до тех пор, пока не иссякнет дыхание...

Потом его мысли вернулись к Кулбатыру. А вдруг бандит сам придет сдаваться? Такое может случиться! И Киикбай стал даже придумывать слова, которые произнесет бывший алашордынец. «Ошибался, – скажет, – заблуждался, поддался байской агитации и боролся, сам не понимая, за что. Быть мне бабой, если еще раз возьму в руки оружие. Вот бросаю его к вашим ногам, что хотите, то со мной и делайте!»

Киикбая даже растрогала эта сцена, и стало жаль Кулбатыра, когда он представил, как бандит опустится на колени и склонит голову. А что – ведь он тоже человек. Сейчас ему, наверно, не легко приходится. Он же знает: его ищут, а убегать, прятаться – что может быть страшнее и противнее этого?

И в тот момент, когда он мысленно уже прощал Кулбатыра, окончательно разжалобившись его скорбной судьбой, перед его глазами внезапно возникли поверженные тела Ураза и Алдабергена, и Киикбай спросил себя: «А они? Они простили бы Кулбатыра? А те, кто рыдал над ними и над многими другими, кого вот так же лишил жизни этот негодяй, – где им набраться такого милосердия, чтобы забыть все? Нет, Кулбатыру не место на этой земле, потому что он уже перестал быть человеком».

– Давай-ка трогаться, братишка, – донесся до него голос Баймагамбета.

Они отъехали совсем недалеко, когда увидели скачущего им наперерез по балке Куспана. Конь его был в мыле. Левой рукой он придерживал саблю, видимо нещадно колотившую его по ногам.

– Сю-да! – вопил он охрипшим голосом. – Сю-юда! Нашли место, где они ночевали.

Все трое развернули коней и помчались туда, откуда только что прискакал Куспан. По пути он рассказал, как удалось найти стоянку Кулбатыра.

В полдень они с Шанау устроили привал. Совсем короткий. И тут же двинулись дальше. По пути они чуть разминулись. Вот тут-то Куспан и обнаружил след. Он подозвал Шанау, и тот убежденно заявил: это они! Двинулись по следу дальше и в одной из лощин обнаружили место ночевки.

– Откуда шли следы и куда? – уточняя, спросил Баймагамбет.

– Оттуда вон туда, – концом камчи описал в воздухе дугу Куспан.

Стало понятно, что Кулбатыр направлялся совсем не в сторону сосняков. Но как знать, что у него в голове? Он и в прошлый раз петлял, как заяц, пока окончательно не запутал погоню.

Когда они приблизились к лощине, где было место ночлега бандитов, отряд уже собрался. Салыка с его милиционерами привел Шанау. Все с интересом разглядывали многочисленные следы. Не было никакого сомнения, что тут побывало несколько человек – весь песок был истоптан.

Лощину со всех сторон окружали довольно высокие барханы, она поросла густым караганником. Там, где кусты, чуть отступив, образовали небольшую полянку, легко угадывались остатки костра, тут же валялись обглоданные бараньи кости. Все было засыпано песком, но довольно небрежно. То ли бандит торопился, то ли посчитал, что и этого хватит: в густых зарослях и так ничего не обнаружат. На дальнем конце лощины преследователи нашли и колодец. Он тоже был наскоро завален песком.

На выходе из лощины следов оказалось меньше. Теперь уже нетрудно было определить: в банде четверо.

– Что ж, час испытания настал, – задумчиво сказал Салык. – Несомненно, это бандиты.

– Я тоже уверен! – поддержал его Шанау. – Третий понятно кто – Раис! А вот кто четвертый, хотелось бы знать?

Когда на окраине Аккумов отряд обнаружил следы лишь двух всадников, стало ясно, что Кулбатыр уходит вместе с женой. Появление же сейчас новых следов озадачивало.

– Наверно, Шанау прав, – поддержал председателя аулсовета Баймагамбет. – Двое нам известны. Третий наверняка Раис, который взялся сопровождать зятя и сестру, четвертый – пока ничего невозможно предположить. Но понятно: встретились они где-то в условленном месте.

Положение усложнялось. Сражаться против одного, хотя бы и умелого Кулбатыра, было все-таки не так опасно, но подставлять отряд под дула сразу трех винтовок, да еще если они направлены из засады, – дело очень рискованное. Могут положить всех. А потому Салык распорядился, чтобы в авангарде шли Киикбай и Баймагамбет. В случае нападения отряд тут же подоспеет к ним на помощь.

Держа оружие на изготовку, Киикбай и Баймагамбет двинулись мелкой рысью вперед. Хотелось двигаться быстрее, но пошли опять заросли и трава, и след можно было легко потерять. Выручали песчаные проплешины, где следы проступали явственно. Иногда один из следов отрывался и, подобно волосяному аркану, тянулся на вершину какого-нибудь бархана. Наверняка это Кулбатыр уточнял направление, а может, просто оглядывал округу, чтоб ненароком не нарваться на преследователей.

По следам легко было определить: бандиты уходили не очень спешно. Может, Кулбатыр надеялся, что пока погоня наткнется на его следы, ей изрядно придется помыкаться по пустыне, а значит, выдохнутся и лошади, и люди. А может, он жалел Аккагаз, которой, конечно же, в седле трудно: все-таки женщина, не очень-то привыкла к коню.

Следы постепенно уводили на юг, и стало ясно, что Кулбатыр избрал свою излюбленную тактику – снова начал петлять.

Приближалась ночь, а отряд не только не настиг беглецов, но никто даже предположить не мог, где они теперь могут находиться. Оставалось одно: готовить себе ночлег. Выбрали место поудобнее и расположились своим небольшим лагерем.

Продукты кончались. Сегодня вечером Салык намеревался достичь речки Кзылшан и послать оттуда гонца к находившимся неподалеку чабанам. Но теперь река осталась далеко за спиной, о встрече с чабанами и помыслить было невозможно. А потому он посоветовал собрать оставшиеся припасы в один мешочек и сложить в коржун Баймагамбета. Теперь нужно строго экономить: мало ли еще куда уведет их Кулбатыр, могут оказаться так далеко от жилья, что ни о какой помощи продуктами и мечтать не придется.

Скудно перекусив, преследователи прилегли. Тела ныли от усталости. Лишь один Шанау не мог не поговорить.

– Вот и в прошлый раз Кулбатыр так же мотал нас по лощинам и оврагам. Покидал пески, возвращался, пока не наделал столько следов, что уже невозможно было разобрать, какие свежие, а какие давние. Так и удалось улизнуть. Видно, и теперь он собирается проделать тот же трюк.

Баймагамбет, заложивший за губу насвай, и Салык, дымивший самокруткой, промолчали. В разговор неожиданно вступили молодые, да так рьяно, что успевай только выслушивать.

– След нашелся, теперь торопиться надо. Появится луна – ночью его преследовать.

– От луны проку мало. Видал, какое небо облачное? В два счета заблудимся.

– Как бы там ни было, а упустить его и на этот раз мы просто права не имеем. И так без толку промотались столько дней!

Салык с усмешкой оглядел разгоряченных парней, сказал рассудительно:

– За кем бы другим гнаться – тогда и ночь не помеха. Но не забывайте, кто перед нами. Промаху он не знает. И терять ему нечего. Если он вдруг обнаружит, что мы и ночью идем, сумеет устроить такую засаду, что ни один живым не уйдет. А ночью засаду не обнаружишь, если и днем-то ее обнаружить трудно.

Теперь заговорили наперебой. И Баймагамбет, и Шанау, и милиционеры, и юнцы.

– Просто пораньше вставать надо и преследовать, пока светло.

– Этому негодяю ничего не стоит напасть на нас прямо сейчас.

– Да, такое бывало. В прошлый раз, когда удирал от погони, столько народу перебил – не сосчитаешь. Троих беспечных агитаторов, подкравшись, ночью прямо в юрте прирезал. Никто и не пикнул. Правда, за точность этого не ручаюсь, но так говорят.

– Да, так оно и было, – вмешался Шанау. – Это были председатель Косагачского аулсовета Айдынгали и двое большевиков-агитаторов с ним. Прекрасные парни были, да вот оплошали. Как раз после Айдынгали меня и избрали председателем.

– Его бы самого прирезать!

– Мне одно не дает покоя, – задумчиво сказал Баймагамбет. – Кто же с ним четвертый? Если с Кулбатыром пришел, значит, тоже бандит отпетый. Но может, кто-то из местных присоединился? Кто?

– Вряд ли кто-то из местных поддержит его.

– Действительно, трудно предположить, чтобы кто-то из наших рискнул. Вернее всего, с собою кого-то привел Кулбатыр.

– Говорят, у него кровных родственников из мужчин никого не осталось. Отец убит, младший брат – в тюрьме. Лишь Раис может стать ему подручным, а кто четвертый?

– Интересно, где он столько лет пропадал? Может, за кордон уходил?

– Да нет. Одни говорят, у туркмен, другие – в Бухаре. А про то, что за кордон тогда ушел, – никто.

Проговорили до полуночи, пока не сморил сон.