Текст книги "Рай"

Автор книги: Кшиштоф Кесьлевский

Соавторы: Кшиштоф Песевич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Кшиштоф Кесьлевский

Кшиштоф Песевич. О создании сценария

Кшиштоф Кесьлевский

Кшиштоф Песевич

Рай

Киносценарий / Kieslowski, Piesiewicz – Heaven, screen script

Перевод с польского Ирины Адельгейм // Журнал Искусство кино, 2001 год

Кшиштоф Песевич. О создании сценария

Весной 1995 года на Мазурах родились первые фразы киноновеллы «Рай».

Когда в 1993 году в Париже я предложил Кшиштофу Кесьлевскому начать работу над новым циклом из трех фильмов, то, разумеется, догадывался, что сначала он рассмеется и махнет рукой. Ему просто надо дать освоиться с новой идеей. Так бывало всегда.

В 1994-м мы связались с двумя серьезными европейскими продюсерами и тогда же приняли первые решения. Весной 1995 года на Мазурах родились первые фразы киноновеллы «Рай». Уже 9 июля мы представили ее одному из потенциальных продюсеров фильма. Мы с Кшиштофом расстались на каникулы. В начале августа я навестил его – надо было спланировать работу над второй новеллой, которую мы собирались писать осенью. 22 августа мне сообщили, что у Кшиштофа обширный инфаркт. Я сел в машину и прямо с моря приехал в маленькую больницу в Щитно. Все пошло кувырком. 13 марта 1996 года Кшиштоф умер. Всему конец.

Я спрашивал себя, продолжать ли работу. Решение было принято быстро – пока есть силы, я буду описывать действительность языком образов. Пока могу, буду стремиться – с большим или меньшим успехом – использовать весь тот чудесный опыт, который я получил за более чем десять лет работы с Кшиштофом. Но мир его фильмов, язык его образов – это уже законченный фрагмент великого современного кино. Конечно, можно пытаться работать в стиле Кшиштофа Кесьлевского, с его честностью, но подражать ему нельзя. Из этого просто ничего не получится.

Итак, «Ад» и «Чистилище» я писал уже сам. Должен выразить большую благодарность Агнешке Липец-Врублевской за желание сотрудничать со мной в этот трудный момент. Это была плодотворная встреча.

Когда мы с Кшиштофом Кесьлевским обсуждали идею создания трех новелл, сценариев и будущих фильмов, то исходили из того, что понятия, издавна сопутствующие нашей цивилизации, должны иметь свои аллюзии и в современном мире.

Как часто нам встречаются люди светлые – излучающие доброжелательность и открытость, остающиеся такими даже в самых трудных жизненных ситуациях. Люди, которые самой своей позицией заставляют нас стремиться стать ближе друг другу. Более того – они дают нам ощущение смысла.

Но столь же часто мы видим и фигуры, для которых зло – способ сосуществования с другими, а постоянная борьба – средство достижения успеха. Это люди разъединяющие, всех распихивающие, шумливые.

И есть еще большая группа людей, в которых заключено отчаяние – в значительной степени из-за конфликта с собственной совестью. Это отчаяние человека, пытающегося остановить лавину зла, которое он сам и накликал в момент затмения. Кто знает, не такие ли люди – истинное свидетельство того, что совесть существует?

Такие мысли и чувства лежали в основе попытки проиллюстрировать движущимися картинами три понятия – Рай, Ад, Чистилище.

У читателя в руках редко теперь используемый досценарный жанр – киноновелла. Мне, однако, кажется, что эта форма – я унаследовал ее от «школы Кесьлевского» – отнюдь не бесполезный шаг на пути к созданию сценария, а затем и фильма. Я, правда, не был уверен, стоит ли публиковать эти новеллы, ведь я никогда не считал и не считаю себя писателем.

Для меня это лишь начало создания кино, полуфабрикат, который должен вдохновить воображение режиссера. Но, быть может, правы были издатели, убежденные в том, что новеллы нужно опубликовать до их экранизации…

Кшиштоф Песевич,

журнал Искусство кино, 2001 год

Палио – августовские бега в тосканской Сиене. Развевающиеся на фоне собора и Палаццо Пубблико цветные флажки. Мчащиеся лошади. Оглушительное пение. На маленькой улочке, отходящей от площади, видна телефонная будка.

Регина – ей двадцать восемь лет – нажимает кнопки телефона. Она нервничает.

– Филипина! Филипина! – кричит она в трубку. – Не делай этого, слышишь? Не делай, пожалуйста! Ну пожалуйста! – Помолчав, она продолжает еще громче: – Алло! Алло! Филипина, не клади трубку! Филипина!

Потеряв надежду, она вешает трубку. Закрывает лицо руками. Видно, что она дрожит, плачет. Медленно сползает вниз по стеклу телефонной будки и, опустившись на пол, затихает.

Филипина сидит на тахте, глядя на телефон. Ей еще нет тридцати, у нее короткая стрижка, свитер чуть свободнее, чем надо, мягкое, спокойное лицо. Позади за окном простирается пейзаж большого города (возможно, Турина).

Филипина тщательно, сверяясь со своими часами, устанавливает время на каком-то электронном приборе и нажимает кнопку. Прибор принимается отмерять время. У Филипины есть тридцать минут. Движения девушки очень осторожны, но когда она освобождает маленький рюкзачок от своих вещей, чтобы засунуть туда прибор, то делает это так энергично, что едва его не роняет. Испугавшись, ловит его у самого пола и облегченно вздыхает. Комкает несколько заранее приготовленных листков бумаги, кладет их в карман и выходит.

Автобус останавливается в центре города у тротуара. Водитель вывешивает табличку «авария», и все пассажиры выходят.

Филипина выбирается из толпы. Оглядывается. Быстро бежит, задевая прохожих. Едва не попадает под завывающий на высоких оборотах мотоцикл. Отскочив в сторону, толкает полицейского.

– Слишком торопитесь, – говорит тот.

Несмотря на спешку, Филипине неудобно убежать вот так сразу.

– Кто? – спрашивает она.

– Все. И вы тоже, – отвечает полицейский и улыбается.

Филипина делает несколько шагов и снова бросается бегом. Влетает в шикарный высотный дом. Мгновение колеблется, не сесть ли в лифт, но увидев, что он занят, бежит на четвертый этаж по лестнице. Девушка уже собирается открыть дверь, на которой висит медная табличка с названием одной известной компьютерной фирмы, но тут ее взгляд падает на часы. В панике она отпускает дверную ручку и ищет в длинном коридоре туалет. Вбежав туда, закрывает дверь и достает из рюкзака прибор. Осталась минута и… Таймер отмеряет секунды. Филипина выключает его и вздыхает с облегчением. Снова устанавливает стрелки – на этот раз она оставляет себе пять минут. Нажимает кнопку.

К высотному зданию подъезжает машина. Из нее выходит отец с двумя девочками – двенадцати и четырех лет. Он закрывает машину и ждет, пока младшая полюбуется высоткой.

– Мы на лифте поедем? – спрашивает она.

– На самый верх, – улыбается отец.

Филипина открывает дверь с медной табличкой. Входит в просторную приемную. Секретарша интересуется, к кому она. Филипина якобы договаривалась о встрече с шефом.

– Шеф занят, – сообщает красотка секретарша. – А вы по какому делу?

– По эротическому, – отвечает Филипина.

Несколько удивленная секретарша идет в кабинет. Прежде чем за ней закрывается дверь, Филипина успевает взглянуть на мужчину, сидящего за столом, – чуть за тридцать, худой, в очках, волосы ежиком. Девушка быстро снимает рюкзак, вынимает прибор и кладет его в мусорную корзинку возле кабинета. Достает из кармана скомканную бумагу и бросает туда же – для маскировки.

Мужчина и две его дочки ждут в холле у лифтов. Оба лифта заняты – табло показывает, на каком они сейчас этаже. Один начинает спускаться.

– Двадцать первый, двадцатый, девятнадцатый, остановился. Двадцатый, двадцать первый… – считает младшая.

– Нажми, – отец указывает ей на кнопку лифта.

Девочка нажимает кнопку и снова принимается считать этажи.

Филипина выбегает из приемной и мчится вниз по лестнице. В холле пролетает мимо девочек с отцом – младшая сообщает, что лифт уже на пятнадцатом этаже и спускается. Опираясь на палку, к ним подходит пожилая женщина.

Филипина выскакивает из здания и бежит вперед. Смотрит на часы. Входит в телефонную будку, набирает номер. Услышав «алло» секретарши, с которой только что разговаривала, произносит:

– Кто-то пытается открыть вашу машину. Снизу звонили, идите скорее!

Повесив трубку, она тут же снова ее снимает, чтобы позвонить еще раз, не опуская вторую монетку.

– Полиция, – раздается на другом конце провода.

– Я вам уже несколько раз звонила, – говорит Филипина. – Вы ничего не сделали, так что теперь через… – Филипина снова смотрит на часы. – Через десять секунд офис человека, о котором я вам твержу уже несколько месяцев, взлетит на воздух вместе с ним.

– Кто говорит? – слышит она взволнованный голос.

– Филипина, – отвечает Филипина.

Она кладет трубку и, отвернувшись, смотрит на здание.

Раздается мощный взрыв. В окнах на четвертом этаже виден столб пламени и густой дым, на соседних этажах вылетают оконные стекла. Все это длится какую-то секунду.

Филипина отворачивается и прячет лицо в ладонях.

Среди дыма, грохота, пламени мы видим лифт, камнем летящий вниз. Крик ужаса – и лифт со всей силы ударяется о бетонный пол, из которого торчат железные конструкции. Пыль…

На рассвете Филипину будит треск выламываемой двери. В квартиру врываются несколько мужчин в камуфляже. У них пистолеты, короткие автоматы, фонарики, и они моментально занимают квартиру, высаживая двери в ванную, кухню и комнаты.

Филипина в одной майке садится на кровати – у ее висков уже два пистолета.

– Не двигаться, – предупреждают девушку. – Ты арестована.

Они зажигают свет. Филипина хочет одеться. Пожалуйста, но в их присутствии.

Филипина надевает трусики, тянется к дверце шкафа.

– Нет, – ударом приклада мужчина останавливает ее руку. – Что тебе?

– Джинсы, – отвечает Филипина, и он одну за другой достает из шкафа нужные ей вещи.

Филипу лет двадцать, у него очень юное лицо. Он надевает полицейскую форму, явно впервые. Отец помогает завязать галстук и с гордостью смотрит на сына.

– Сними это дерьмо, – показывает он на часы.

Филип снимает с запястья цветной «Свотч». Отец идет в свою комнату и через минуту возвращается с изящной золотой «Омегой».

– Им двадцать один год, – сообщает он сыну. – Я завел их, когда ты родился – а погляди-ка … – он демонстрирует, как точно – секунда в секунду – идут часы.

Филип с благоговением застегивает совсем новый ремешок. Отец отступает на несколько шагов и оглядывает сына.

– Повернись, – просит он.

Филип поворачивается и мгновение стоит неподвижно – чуть слишком высокий и чуть слишком худой в этой первый раз надетой настоящей форме. Отец улыбается и тихонько, сам себе, говорит:

– Хорошо.

Решетка с лязгом открывается, и Филипина оборачивается. Она стоит у окна.

– На допрос! – охранник орет совершенно зря, потому что девушка и так уже идет к открытой массивной двери камеры.

В коридоре дежурят еще несколько вооруженных охранников. Тот, который пришел за Филипиной, звонко защелкивает на ее запястьях наручники.

Помещение, в котором следователь допрашивает Филипину, старое, как и все здание. Потертая мебель – и тут же современная техника. Включены магнитофоны. Перед следователем кипа документов, несколько мужчин в форме ходят туда-сюда по кабинету. Следователь спрашивает имя, фамилию, возраст, место рождения, адрес. Филипина отвечает бесстрастно, словно заполняя анкету. На вопрос о профессии реагирует так же механически: «Учительница». И только когда ее спрашивают, замужем ли она, отвечает не сразу:

– Не знаю.

Следователю, однако, нужно знать точно. Филипина задумывается.

– Мы как раз разводились… Это было почти десять лет назад… Муж умер как раз в это время, – говорит она.

– Суд вынес решение о разводе? – спрашивает следователь.

– Не успел.

– Тогда вы вдова, – разрешает ее сомнения следователь и говорит ведущему протокол: – Вдова.

Только теперь мы видим, что протокол пишет Филип. Он кивает и вписывает нужное слово.

– Вы обвиняетесь во взрыве бомбы в нежилом здании, который привел к гибели четырех человек, – зачитывает следователь по своим бумагам официальную формулировку.

Филипина кривит губы.

– Четырех? – переспрашивает она.

– Вследствие взрыва в здании оборвался лифт. В нем находились четыре человека. Отец с двумя дочерьми и неопознанная шестидесятилетняя женщина. Три человека погибли на месте, младшая девочка умерла ночью в больнице, – читает следователь по протоколу.

Филипина резко отворачивается к окну. Филип пишет и, машинально повернув голову, видит лицо девушки. На глаза Филипины наворачиваются слезы, они медленно текут по щекам. Филипина закрывает лицо и плачет уже в голос. Филип записал показания и смотрит на нее, такую беспомощную, как она всхлипывает, спрятав лицо в ладонях. Юноша встает, подходит к столу. Наливает в стакан воды и протягивает Филипине. Она, не глядя, хватает и жадно пьет.

– Вам нечем заняться? – жестко спрашивает следователь, и Филип возвращается за свой столик.

Филипина успокаивается и до нее вдруг доходит весь смысл услышанного.

– А еще в чем? – спрашивает она. – Еще меня в чем обвиняют?

– В принадлежности к террористической организации, в покушении на жизнь владельца фирмы, – сухо сообщает ей следователь.

Филипина прерывает его:

– А погибли только эти четыре человека? – откровенно спрашивает она.

– Да, четыре. В офисе, куда вы подложили бомбу, ничего не случилось. Владельца воздушный поток отбросил к стене – у него сломана рука. Секретарша вышла перед самым взрывом, – отвечает следователь.

Над столом склоняется один из расхаживавших по комнате мужчин.

– К какой организации ты принадлежишь?! – спрашивает он громко, почти переходя на крик. – От кого получила оборудование? Откуда взяла бомбу? Где прошла обучение? Кто конкретно – имя, фамилия, адрес, кличка – дает тебе задания? Кто?! – мужчина орет уже прямо в лицо Филипине.

Филипина отшатывается от его крика.

– Никто, – тихо отвечает она.

К столу наклоняется второй мужчина.

– Кто твой муж? – спрашивает он.

– Он умер.

– Кем он был?

– Студент, – отвечает Филипина.

– От чего он умер? – мужчина говорит тихо, но твердо.

Филипина молчит.

– От чего? – шепчет мужчина.

– Передозировка, – так же тихо отвечает Филипина.

– К какой партии он принадлежал? К левакам?

Филипина пожимает плечами – она не знает.

– У кого брал наркотики?

– У однокурсника, – устало отвечает Филипина.

– Фамилия?

– Вы же знаете, – говорит она. – Я вам два года звонила по его поводу.

Следователь заинтересовался этой информацией.

– Все телефонные разговоры записываются. Мы проверим, – обращается он к присутствующим.

Первый полицейский снова подходит к Филипине. На этот раз он не кричит:

– Что ты преподаешь?

Филипина отвечает с трудом, тихо:

– Математику.

– Где?

– В школе имени Аполлинера.

Филип снова поднимает глаза от своего протокола. Рассматривает Филипину.

– В каком классе? – спрашивает мужчина.

Филипина, прикрыв глаза, наклоняется к нему.

– В каком классе ты преподаешь? – голос звучит по-прежнему спокойно.

Филипина не отвечает.

– В каком классе? – повторяет он.

Филип вскакивает со стула.

– Господин следователь, – говорит юноша, – она в обмороке.

Мужчина отстраняется, и Филипина без чувств сползает на пол. Полицейский хватает стакан и выплескивает остатки воды ей в лицо. Филипина не реагирует. Следователь набирает номер и раздраженно бросает трубку.

– Болтают. – И, обращаясь к стоящему над девушкой Филипу: – Беги за врачом.

Филип неуклюже бежит по коридору, потом по лестнице, задевает полицейских, ведущих арестованного. Открывает дверь кабинета.

– Она потеряла сознание! – кричит он.

Врач, продолжая улыбаться и не отрывая от уха телефонную трубку, спрашивает:

– Кто?

– Женщина, – объясняет Филип. – В комнате для допросов. Арестованная.

Филип пропускает врача вперед. Тот легонько бьет Филипину по щекам, затем, поскольку она не реагирует, собирается сделать укол. Остальные ходят по комнате и разговаривают, заслоняя свет из окна. Филип наклоняется над девушкой. Врач, не попав в вену, ругается. Филип чувствует, как пальцы Филипины сжимают его руку. Ее лицо теперь прямо перед его глазами. Филипина приходит в себя. Она явно не помнит, что произошло, и на всякий случай улыбается.

– Где я? – тихий голос теряется в шуме комнаты.

– В полиции, – отвечает Филип.

Филипина все еще не совсем понимает.

– А вы кто?

– Полицейский, – говорит Филип.

Пальцы Филипины разжимаются.

– Простите, – говорит она и хочет убрать руку.

Ее лицо искажает гримаса боли – врач наконец находит вену.

– Ничего, – говорит Филип, и пальцы снова сжимают его руку.

– Вы мне мешаете! – орет врач. – Выйти всем отсюда!

Филип осторожно высвобождает руку и последним выходит из комнаты.

В коридоре один из полицейских, поручик, открывает дверь в соседнюю комнату. Филип машинально провожает его глазами. Войдя в маленькое помещение, поручик подходит к тому, кто наблюдал за происходящим через зеркальное стекло. Они закрывают за собой дверь, но в последний момент Филип успевает заметить – у того второго рука на перевязи. А мы узнаем в нем стриженного ежиком мужчину в очках – владельца фирмы, которому Филипина подложила бомбу.

Филип, заслонив глаза от ярких лучей заходящего солнца, смотрит наверх. Он во дворе полицейского участка. Огромное старое здание. В окнах лестничной площадки на пятом этаже мелькает несколько фигур – кого-то ведут (а может, несут носилки). Свернув в коридор, они исчезают из поля зрения Филипа – теперь юноша видит одни только маленькие зарешеченные окошки тюрьмы. Он стоит здесь еще какое-то время, пока здание полиции не накрывает быстро передвигающаяся тень: осеннее солнце садится за крыши.

Утро. Отец провожает младшего сына в школу.

– Видел Филипа в форме? – спрашивает он худого и высокого для своих десяти лет мальчика.

Сын кивает, закидывая за спину рюкзак с учебниками.

– Ты ему часы дал. Он мне показывал. А у меня теперь его старые, – демонстрирует мальчик «Свотч» на запястье. – Он со мной разговаривал.

– О чем? – интересуется отец.

– О нашей учительнице, – отвечает сын и выбегает из дому.

Отец смотрит ему вслед и идет в ванную. Заперто. Отец нажимает ручку, прислушивается. Из ванной доносятся непонятные звуки. Он стучит. Дверь открывается – на пороге стоит Филип в майке, в руках у него мокрая простыня.

– Что ты делаешь? – спрашивает отец, заглядывая внутрь.

Филип в ответ улыбается милой широкой улыбкой.

– Стираю – я описался.

– Описался? – удивляется отец. – Пятнадцать лет ничего подобного с тобой не случалось! – Он всматривается в лицо сына. – Что произошло?

Филип, чуть смутившись, молчит и снова улыбается той же улыбкой – неожиданно обаятельная и мальчишеская, она всегда трогает отца.

– Ты мне скажешь? – спрашивает тот.

– Я влюбился, – отвечает Филип.

Филип выходит из аптеки и садится в свою маленькую машину, стоящую у тротуара.

Снова допрос. Усталая, бледная Филипина, не поднимая головы, в очередной раз отвечает на те же самые вопросы. Филип у окна ведет протокол. Дело к вечеру, тени бледнеют. Филипина объясняет, что, работая в школе, она уже несколько лет наблюдает за мелкими торговцами наркотиками. Более десяти ее учеников бросили школу, двое умерли, а месяц назад покончила с собой пятнадцатилетняя девочка. Филипина давно знает, что ее бывший однокурсник, которого она обвиняет в смерти мужа, держит в своих руках торговлю сильными наркотиками. Он ворочает огромными суммами под прикрытием компьютерной фирмы. Филипина пыталась с ним поговорить, но он выставил ее за дверь, а потом прислал двух парней в кожаных куртках – показав ей револьвер и автомат, они объяснили, что часто и охотно пользуются этими игрушками. Она писала в полицию и в МВД, много раз звонила, сообщая о местах встреч торговцев и о том, каким образом происходит оплата. Никакой реакции.

– Мы проверили – ни в одном рапорте ваши звонки не упоминаются, – говорит следователь.

– Именно поэтому я и купила бомбу, – отвечает Филипина и вдруг вспоминает: – В моей квартире есть копии писем. Я сначала посылала их по почте, но последние приносила сама. Там есть печать полиции, что они приняты.

Следователь просит кого-то принести протокол обыска и объявляет короткий перерыв. Филип поднимается со своего места, извиняется и выходит.

В туалете он подходит к зеркалу и вынимает из верхнего кармана мундира маленькую отвертку и кусочек провода. Развинчивает вилку автоматической сушилки. Меняет местами проводки, подключает принесенный с собой и снова все закручивает.

В коридоре он бросает несколько жетонов в автомат c кофе. На маленький поднос ставит несколько пластмассовых стаканчиков. Оглянувшись – не идет ли кто-нибудь, бросает в один из них маленькую белую таблетку. В коридоре уже темно, и Филип включает свет.

В комнате для допросов уже зажгли все лампы, за окном ночь. Полицейские и следователь допивают принесенный Филипом кофе. Филип внимательно следит за ними и облегченно вздыхает, увидев, что мужчина с большим перстнем на пальце делает последний глоток и отставляет пустой стаканчик.

Следователь спрашивает, находились ли копии писем в зеленой бамбуковой шкатулке в верхнем ящике стола. Филипина кивает – да, именно там. Следователь зачитывает опись вещей, найденных в шкатулке. Несколько любовных писем мужа. Филипина снова кивает – да. Письма сестры, живущей в Канаде – да, все правильно. Копия автобиографии, написанная Филипиной для дирекции школы семь лет назад, – тоже верно. Два тоненьких золотых обручальных кольца – да. И сверху короткое трагическое письмо, написанное месяц назад ее ученицей. Филипина утвердительно кивает, ожидая продолжения, но его нет. Следователь, заметив удивление Филипины, протягивает ей протокол обыска.

– Подписано поручиком и сержантом, проводившими обыск, – говорит он.

Филипина внимательно читает.

– Это ваша подпись? – спрашивает она поручика.

Тот подтверждает.

– И там больше ничего не было?

– Ничего, – говорит поручик.

Филипина опускает голову. Филип, наблюдающий за мужчиной с перстнем, видит, как тот беспокойно ходит по комнате. Подойдя к открытому окну, делает несколько глотков свежего воздуха, сжимает челюсти.

– Может, вы их куда-нибудь еще положили? – спрашивает следователь, но Филипина отрицательно качает головой.

Поручик повышает голос.

– Кто тебе дал бомбу? – спрашивает он.

Филипина не отвечает.

– Фамилия человека, который дал тебе бомбу!

Филипина, опустив голову, молчит. Мужчина с перстнем извиняется и быстро выходит из комнаты. Филип провожает его взглядом – теперь он явно чего-то ждет. Филипина неожиданно поднимает голову и, глядя поручику прямо в глаза, говорит так же громко, как он:

– Купила у серба. Чуть-чуть дешевле огнемета или пушки. Его зовут Милан, я могу сказать, где он бывает. Но я хочу назвать вам другие фамилии. Ближайших сотрудников человека, которого я хотела и сейчас хочу взорвать. Его курьеров, связных, наркодилеров и тех, кто отмывает его деньги в Швейцарии.

Поручик прерывает ее:

– Тебя обвиняют в убийстве четырех человек… – кричит он уже громко, – и ты не выйдешь отсюда до конца своих дней! Твою организацию мы расколем – все дадут показания против тебя. Этим обычно и кончается. А ты здесь помрешь, – заканчивает он, наклоняясь к Филипине.

– Там действительно было двое детей? – спрашивает она.

– Да! Было! И их отец! И старая женщина! – продолжает орать поручик.

Но Филипина уже не реагирует. Она машинально вытирает нос – похоже, плачет. Ее просторный свитер с карманами висит на спинке стула.

Филип записывает, то и дело поглядывая на дверь. С того момента как мужчина с перстнем пошел в уборную, прошло уже две минуты.

– Вы будете давать показания? – спрашивает следователь.

Филипина качает головой. В это время гаснет свет.

– Что, черт возьми, происходит? – кричит поручик.

Он подходит к светлому квадрату окна и выглядывает.

– Похоже, везде погасло, – сообщает он следователю, который встает и тоже подходит к окну.

Филип поднимается, чтобы дать ему пройти и, пока те смотрят на темный двор, быстро подходит к стулу Филипины и, наклонившись, кладет что-то в карман ее свитера. Тихонько говорит:

– Я вам кое-что положил в карман. – И возвращается на место.

Спустя мгновение зажигается тусклое аварийное освещение.

– Ну вот… – с облегчением говорит следователь, садясь за свой стол.

Мужчина с перстнем входит в комнату.

– Только поднес руки к сушилке – пробки вылетели, – говорит он.

Следователь потягивается.

– Хватит на сегодня.

Он берет трубку и просит увести арестованную.

Филипина встает и надевает свитер. Один карман явно что-то оттягивает. Филипина на мгновение задумывается, не зная, как быть, бросает взгляд на Филипа, который тоже обеспокоенно смотрит на нее, и сует руки в карманы. Появившийся охранник выводит ее из комнаты. Филип облегченно вздыхает.

Филипина дожидается, пока охранник запрет все замки и закроет окошко глазка. Лезет в карман и обнаруживает там маленький диктофон с миниатюрными наушниками. Вкладывает наушник в ухо, нажимает кнопку.

Филип копается отверткой в штепселе сушилки. Вынимает свой проводок и вновь соединяет остальные. Закручивая последние гайки, слышит, что дверь туалета открывается. Филип подносит руки к сушилке – она включается. Мужчина с перстнем удивленно смотрит на юношу. Филип равнодушно произносит:

– Работает.

Филипина слышит в наушниках голос Филипа.

– «…я разговаривал с братом. Ему десять лет, он учится в вашем классе. Он сказал, что вы его любимая учительница. Сказал, что никто в школе не верит, что вы могли сделать что-то плохое. Сказал, что вы хорошая. Я тоже так думаю. Мы с братом считаем, что вы хорошая, и я не хочу, чтобы вы тут сидели. Они правы – если ничего не делать, вы здесь и умрете. Но я так не хочу. Если вы согласны, скажите „да“ и оставьте кассету под столиком в комнате для допросов. Там, под столешницей есть маленькая полочка. Положите, пожалуйста, кассету туда. Я ее заберу, когда надо. Я вам все это говорю и все сделаю. Сделаю, потому что люблю вас. Я никогда никого не любил и никого другого любить не буду».

На этом запись кончается. Филипина на мгновение задумывается над услышанным. Нажимает кнопку «стоп», потом перематывает пленку к началу.

В помещении, заставленном разной техникой и отделенном от комнаты для допросов темным стеклом, двое мужчин внимательно прислушиваются к раздающимся из мощных усилителей звукам в камере Филипины.

– Что это было? – спрашивает знакомый нам поручик.

– Вроде как кнопка радио или магнитофона, – отвечает техник.

Какое-то время они вслушиваются, и техник различает звук перематываемой магнитофонной пленки. На специальных катушках крутится лента. Поручик просит техника, чтобы тот попытался убрать шумы, сделал четче звук и направил микрофон на Филипину. Техник нажимает разные кнопки и мгновение спустя уже более отчетливо слышно, как Филипина включает магнитофон. Можно также смутно различить тихий голос Филипа, доносящийся из маленьких наушников.

– «Вы меня не заметили – я сижу у окна и веду протокол, а на первом допросе дал вам воды…»

Филип, стоя в парке на другой стороне улицы, смотрит на здание полиции. В одном из окон на несколько секунд появляется едва различимая фигурка. Юноша, не шевелясь, вглядывается в нее.

Запись закончилась. Филипина прячет наушники и диктофон. Ложится на неудобную узкую койку. Кладет голову на подушку и закрывает глаза.

Охранник уводит Филипину – допрос только что закончился. Следователь и полицейские собираются и не спеша выходят.

Филип приводит в порядок внесенные в компьютер показания, возится с принтером. Из соседней комнаты выходит поручик. Вместе с мужчиной с перстнем он подходит к Филипу.

– Покажи две последние страницы, – говорит поручик, не обращая внимания на юношу.

Филип показывает на экране две последние страницы показаний. Поручик внимательно прочитывает несколько строк. Когда они выходят, Филип неуверенно глядит им вслед. Включает принтер, открывает дверь в коридор и в соседнюю комнату, проверяя, пусто ли там. Подходит к столику, за которым сидела Филипина и протягивает руку под столешницу. Несколько секунд с разочарованным видом ищет. Неожиданно в углу полочки его рука нащупывает кассету. Филип незаметно кладет ее в карман брюк.

В маленькой машине, выезжая из ворот отделения полиции, он вставляет кассету в магнитофон. Включает его и ясно слышит голос Филипины: «Согласна». Дальше – тишина. Ничего больше девушка не сказала.

В небольшой мастерской Филип по оттиску на пластилине делает маленький ключ к американскому замку. Он работает миниатюрными тонкими напильниками, а младший брат, стоя рядом, сравнивает ключ с оттиском.

– Не боишься? – спрашивает он Филипа.

– Боюсь, – отвечает тот. – Но другого выхода нет. А ты?

– Я тоже, – отвечает брат.

Закрыв глаза и сосредоточившись, Филип медленно говорит в магнитофон:

– …около десяти у вас заболит живот. Вы выйдете в туалет, вернетесь через несколько минут. Если найдете там то, что я оставил, пожалуйста, дайте мне знать…

Филипина в своей камере слушает продолжение инструкции Филипа.

– «…около одиннадцати вам опять станет нехорошо. Вы выйдете в туалет и все приготовите. Услышите, как в коридоре звонит телефон. Потом звонки прекратятся – охранник возьмет трубку. Тогда вы выйдете из туалета, сядете в лифт, спуститесь в гараж, по лестнице подниметесь на полуэтаж».

За темным стеклом поручик вместе с техником, делая пометки, слушает нечеткий голос Филипа.

«…Вы выйдете через маленькую дверь на задний двор, потом по тропинке вокруг ограды на улицу. Выбросите свитер в мусорный контейнер и пойдете прямо на вокзал. Там сядете на южный поезд и выйдете на третьей остановке. Вечером я приеду на машине…»

Когда звучат последние слова, в комнату входит коротко стриженный мужчина с рукой на перевязи. Глядя на него, поручик дожидается признания Филипа в любви и щелчка кнопки «выключить».

– Ну что – дадим им сбежать? – тихо обращается мужчина с рукой на перевязи к поручику.

Тот согласно кивает, потом говорит технику:

– Сотри это все.

Техник перематывает пленку и нажимает кнопку «стереть».

– Я не должен тебе напоминать… – говорит поручик.

Техник улыбается:

– Никому, – говорит он.

– Ни слова, – серьезно подтверждает поручик.

Филип с братом на толкучке. Возле лотка с джинсами они сравнивают несколько пар. Филип смотрит, как брат сосредоточенно подбирает цвет.

– Почти такие, – говорит он.

– Почти или точно? – спрашивает Филип.

Мальчик на мгновение задумывается.

– Точно такие, – решает он наконец.

– Две пары таких джинсов, – обращается Филип к продавщице и ребята подходят к лотку с кроссовками.

В здании полиции еще тихо. Филип осторожно пытается вставить ключ в американский замок. Ключ легко входит. Филип поворачивает его и оказывается внутри. Это какой-то специальный туалет с одной-единственной кабинкой посередине. Между полом и дверцей – полуметровый просвет. Филип быстро входит в кабинку, и через приоткрытую дверь мы видим, как он вешает на крюк большую сумку, записку и ключик. Выходит, закрывает тем же ключом дверь и идет в глубь коридора. У лифта лежит его битком набитый рюкзак. Филип берет его и исчезает в лифте.