Текст книги "Я люблю свою работу?"

Автор книги: Ксения Ласкиз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

В кофейне неподалеку от офиса нет посетителей, поэтому мы занимаем столик возле окна, что было бы невозможным во время ланча. Официантка, молоденькая девушка с ярко-малиновыми волосами, собранными в два хвоста, подскакивает, едва мы успеваем присесть.

– Меня зовут Наташа. И еще – у нас новый десерт! – радостно сообщает она.

– Отлично, – изображаю улыбку. – Нам два новых десерта и два больших капучино.

Аня заговорила, только когда официантка удалилась на достаточное расстояние, чтобы не слышать нас.

– Ты, наверное, удивлена…

– Нет, что ты! Всегда подозревала, что Степанов – твой любовник, а с Токаревой крутит для отвода глаз! – закуриваю.

– Можно? – Аня взглядом указывает на пачку сигарет.

– Ты еще и куришь?

Молча она придвигает к себе пачку, не без труда извлекает оттуда содержимое, потом какое-то время возится с зажигалкой и, наконец, приложив сигарету к губам, делает маленькую затяжку. Глядя, как неумело Безухова курит, я не могу скрыть улыбку, но ей, судя по состоянию, вовсе не до смеха.

– Не понимаю, зачем тебе объясняться – я в любом случае никому ничего не скажу, – выпускаю струйку дыма.

– Знаю…Ты – кто угодно, только не сплетница.

– Кто угодно? Спасибо на добром слове!

– Я не это имела в виду, – спешит оправдаться она. – Хотя, ты же знаешь, что о тебе думают…

– Все так ужасно? – изгибаю бровь. – Впрочем, лучше не отвечай: предпочитаю оставаться в сладком неведении.

Это, конечно же, ложь. Было бы интересно узнать, что думают обо мне коллеги на самом деле, но я не признаюсь в этом ни Ане, ни кому-либо другому. Зачем? Это все лишь коллеги, ничего личного – просто бизнес. Какое мне дело до их мнения? Тем более, моя репутация чиста, как утренняя роса на альпийском лугу, поэтому и переживать не о чем.

Затушив окурок, Аня продолжает смотреть на пепельницу. Прикусив нижнюю губу, она вертит салфетку в своих длинных пальцах.

– Аня, тебе не обязательно объяснять произошедшее. Я даже не уверена, что хочу это слышать, – произношу я как можно мягче.

И это, конечно же, тоже ложь. Слишком много лжи для одного вечера!

– Но я бы хотела с тобой поговорить, – Аня комкает салфетку. – Мне НУЖНО выговориться.

Ей нужно выговориться? Быть может, дать телефон моего психоаналитика? Он с радостью выслушает и, возможно, даст пару дельных советов. Он, а не я! Ну что я ей скажу? Правду? Или снова солгу? Ужасно, но душевные терзания Безуховой меня не сильно заботят, даже несмотря на симпатию к ней. Но... Вдруг ей больше не с кем поговорить? Чувство вины открывает левый глаз и зловеще улыбается.

– Если ты хочешь рассказать именно мне, то, конечно же, я выслушаю, – улыбаюсь как можно дружелюбнее. – Ты отнюдь не посторонний человек для меня.

Возможно, это тоже ложь, но я изо всех сил пытаюсь убедить себя в обратном, чтобы чувство вины снова заснуло и не просыпалось больше никогда! Аня выглядит удивленной.

– Что-то не так? – спрашиваю я.

– Я… Думала, что тебе нет дела до личной жизни сотрудников. То есть… Ты хороший начальник: на работе всегда прикроешь, поможешь, решишь проблемы. За тобой – как за каменной стеной. Но…

– Все по протоколу, да?

– Да…

Теперь ясно – я хороший начальник, но, видимо, не очень хороший человек. Прикрою на работе, помогу по работе, решу рабочие проблемы – сделаю все, чтобы сотрудникам комфортно работалось. А что до их личной жизни – это все не ко мне. Вот от Рябинова при всем его аморальном поведении можно добиться человечности: он выслушает, проникнется и войдет в положение. Ведь это он, а не я заступился за Малинову перед Петровичем, в результате чего Тамара осталась на своем месте. Теперь ее юбки стали длиннее, блузки – плотнее, поведение – сдержаннее. Она стала ответственно относиться к своим должностным обязанностям. И этого от моей подчиненной добился Рябинов, а вовсе не я! Я не старалась решить проблему, а предпочла ее устранить. Чувство вины открыло оба глаза и оскалилось. Видимо, я слишком увлеклась гонкой за должностью директора департамента… Но ведь никогда не поздно исправиться! Начну с Ани.

– Мне есть дело до всех, а до тебя – в особенности. Давай поговорим.

Она несколько минут смотрит на меня, словно принимая решение. Официантка с малиновыми волосами выставляет на стол наш заказ: два новых десерта и два больших капучино. Поинтересовавшись, не нужно ли нам еще что-то, и получив отрицательный ответ, она удаляется.

– Спасибо, Маш, – произносит Аня с еле заметной улыбкой. – И прости, что ошибалась в тебе.

О нет, только не слова раскаяния! Ни к чему эти сантименты, лучше сразу перейти к делу, пока чувство вины не сожрало меня с потрохами, запив большим капучино и закусив новым десертом. Пожалуйста, Безухова, начинай уже свою исповедь!

– Приготовься, это будет долго, – она делает большой глоток кофе и ставит кружку на блюдце.

– Я никуда не спешу.

Долгий и пламенный рассказ начинается с момента знакомства Ани с Три Эс. Чуть больше года назад, на новогоднем корпоративе (и почему я не удивляюсь?) Степанов весь вечер не спускал с нее глаз, а по окончании праздника даже предложил подвезти до дома. Неизбалованная мужским вниманием и, как результат, не имеющая достаточного опыта в сердечных делах, Аня согласилась. Еще бы! Такой мужчина! Он всего лишь хотел помочь, думала она. Как бы не так! Этот ловелас знал наперед, чем все закончится, поэтому и уселся за руль сам, отпустив водителя. Степанов был так обходителен, так восхитителен, так романтичен, что она без задней мысли (ну и дура же!) пригласила его на чашечку чая, коей все и обошлось. Поняв, что перед ним редкий фрукт, Три Эс не стал форсировать события, попил чай с вафлями и убрался восвояси.

Но отступать он не собирался, и далее последовал продолжительный период ухаживания: цветы, рестораны, подарки и даже поездка в Венецию, где все и произошло – Аня растаяла и отдалась на большой кровати в люксе роскошного отеля. И все бы ничего, вот только Степанов был женат.

– Поздравляю, – с сарказмом произношу я, наплевав на данное себе обещание изображать человечность. – Ты стала наложницей в гареме!

– В гареме? – Аня округляет глаза.

– Ты не знаешь, что у него интрижка с Токаревой?

– Это не так. Вера – его дочка.

Я чуть не поперхнулась кофе. Дочка? Я была лучшего мнения об умственных способностях Безуховой. Как можно поверить в подобный бред? Ведь все тетечки в бухгалтерии знают, что Вера не любит цифры, а цифры – не любят ее, поэтому Вере приходится любить Семена Степановича.

– Сема встречался с ее матерью еще в институте. И узнал, что у него есть взрослая дочь только семь лет назад.

– Это он тебе сказал? – с недоверием кошусь на Аню.

– Да, – отвечает она и в преддверии следующего вопроса сразу же добавляет, что тест на ДНК дал положительный результат.

Что-то тетечки из бухгалтерии все-таки упустили. Вере приходится любить Семена Степановича, потому что только родительская забота, вызванная положительным результатом теста на ДНК, может нивелировать ее нелюбовь к цифрам.

– Но жена-то у него все равно есть! – не унимаюсь я. – Ты теряешь время.

И тогда я слышу продолжение истории. Оказывается, в семье у главбуха все не так гладко, как кажется. Жена, неизменно сопровождавшая его на выездных мероприятиях, уже пять лет крутит роман с инструктором по фитнесу (как банально!). Не разводился Степанов исключительно из-за маленьких тогда детей. И вот, в этом году его младшая дочь оканчивает школу и уезжает учиться во Францию. Поэтому адвокат уже готовит проект мирового соглашения, по которому Три Эс за треть всего совместно нажитого наконец-то обретет долгожданную свободу. Отличный сюжет для латиноамериканской мыльной оперы!

– Теперь понятно, – достаю из пачки сигарету и закуриваю. – И все-таки советую тебе быть осторожнее.

– Да, я знаю. Спасибо, Маш.

Вторник, 05.03.2013.

После вчерашних откровений Ани я иначе реагирую на главбуха: если раньше я практически его не замечала, то теперь наблюдаю за его поведением и анализирую сказанное им, сохраняя при этом беспристрастный вид. Степанов тоже держится молодцом и ведет себя так, словно ничего и не произошло.

На совещании у Петровича все, как обычно: Орел критикует Рябинова из-за неразберихи в розничном блоке, Рябинов сваливает вину на Ложкина (третьего зама Петровича, курирующего департамент клиентского обслуживания (call-центр и управление медицинского страхования) и департамент сопровождения бизнеса (кадры, канцелярия, архив, хозяйственники, маркетологи)), который не может обеспечить конвейер розничных продавцов. Доведенный до предела Рябинов даже отпускает пару комментариев в адрес Орла, который не может обеспечить более тщательную проверку брокеров[4]. Петрович сидит во главе стола и плутовски улыбается: его явно забавляет стычка между замами. Вмешивается он, только когда Орел в своей любимой манере переходит на личности.

– Успокойтесь, Петр Юрьевич, – все с той же улыбкой на лице произносит генеральный. – Уверен, что Виктор Павлович вас понял и обязательно распорядится о наведении порядка в рознице. Правда, Виктор?

Мне становится жалко Витю, потому что задача явно ему не по силам. Он еще полтора года назад яростно сопротивлялся розничному проекту, навязываемому генеральным. Он ссылался на высокую убыточность, на низкие сборы, на воровство, процветающее среди розничных продавцов. Витя честно признался в отсутствии опыта в розничном страховании и предложил создать департамент под руководством кого-либо из замов либо советников, но Петрович был неумолим.

Розница грянула, как гром среди ясного неба. Мальчики в узких штанах (именно штанах, но никак не брюках!), шаркающие нечищеными ботинками по коридорам офиса; девочки в коротких (до неприличия) юбках, делающие в слове «звонишь» ударение на букву «О»; а во главе всего этого великолепия – двое из ларца: Палкин Леша и Котиков Максим. Палкин до прихода в нашу компанию на должность начальника управления продаж через посредников славился работой в каком-то сомнительном брокере на позиции заместителя генерального директора. Очевидно, он был глуховат, потому что разговаривал исключительно криком. Очевидно, он был слеповат, потому что ходил исключительно в лоснящемся костюме, и в рубашках не первой свежести с грязными воротниками, по причине чего от него исходил соответствующий запашок. Руководитель из него был никакой, ровно, как и специалист, и уж тем более – как продавец. План они не выполняли даже на семьдесят процентов, но Палкин был падок до лести, а его сотрудники ставили подхалимство выше выполнения должностных обязанностей. Лешик и сам умело стелился перед Ложкиным (ибо перед Рябиновым расстелиться не получилось), так что об увольнении не могло быть и речи. Котиков Максим, начальник управления прямых продаж, был точной копией Владимира Ильича Ленина (его так и называли), и даже картавил, что, несомненно, усиливало сходство с основателем Советского государства. Его управление худо-бедно выполняло план, но вот только состав менялся каждые три месяца: кто-то проворовался и был выдворен службой безопасности, кто-то увольнялся сам из-за нежелания быть пушечным мясом, кого-то увольняли ввиду несоответствия занимаемой позиции.

И как навести порядок в этой клоаке?

После совещания мы с Витей направляемся в его кабинет, чтобы обсудить возможные варианты решения насущных проблем в розничном блоке.

– Петрович – либо идиот, либо хочет меня слить, – он смотрит на меня со всей серьезностью, на которую только способен. – Что думаешь?

– Слить тебя? Он же знает, что мы выведем половину корпоративного портфеля!

– Мы? То есть ты со мной?

– Сомневался? Если тебя уберут, я тут не останусь, – я полна решимости.

– Варнас, ты уверена? Мне нужно точно знать, кому я могу доверять.

– Ха! То есть мне ты не доверяешь?

Он замолкает и смотрит на свои ладони, словно по линиям на руке пытается предсказать дальнейшее развитие событий, но спустя несколько секунд оставляет эту затею и снова обращается ко мне:

– Доверяю. И хочу, чтоб ты тоже доверяла мне. Поэтому не забивай голову всякой ерундой – я разберусь.

– Мэри, знаешь, что мы подарим вам на 8-е Марта? – Шаров улыбается.

– Блин, это же сюрприз! – возмущается Рязанов.

– Это не сюрприз, а отстой, – он залпом осушает полный бокал воды. – Сушняк уже замучил! Хочешь знать?

– Мне все равно, – пожимаю плечами.

Действительно: какое мне дело до корпоративных подарков на международный женский день? Каждый год мужская половина нашего коллектива придумывает что-то новое, но неизменно глупое: билеты на антрепризные спектакли (они правда считают, что мы пойдем туда всей толпой?!), книги по уходу за домашними растениями или набор кастрюль. Девушки, конечно, расстраиваются после каждого такого подарка, но не перестают надеяться, что в следующем году мужчины реабилитируются.

– На этот раз мы превзойдем себя! – Шаров втыкает вилку в кусок мяса.

– Прыжок с парашютом? – изгибаю бровь.

– Нет. Но нужно взять твое предложение на заметку, – он смеется.

Мой мобильный звонит: ввиду непредвиденных обстоятельств клиент просит перенести встречу на 15-00. Смотрю на часы: 14-10. Если выехать прямо сейчас, то успею добраться до Павелецкой в назначенное время. Поэтому я соглашаюсь и завершаю звонок.

– Счастливо оставаться! Я – на переговоры, – кладу на стол тысячную купюру и встаю.

– Удачи, Маш, – говорит Петя.

Шаров лишь одаряет меня фирменной улыбкой и отправляет в рот кусок мяса.

Среда, 06.03.2013.

– Маш, я не могу совладать с твоим воздыхателем! – Лидочка плюхается в кресло. – Он не визирует договор!

Молчу и продолжаю печатать ответ на сообщение от Ложкина, в котором он пытался объяснить, почему управление ДМС[5] не в состоянии заключить договор с необходимой клиенту клиникой. Его писанина на двадцать строк содержит в себе все что угодно, кроме внятного и аргументированного ответа на волнующий меня вопрос.

– Маш, ты слышишь меня? Мокрозад не визирует договор! – Лидочка говорит на тон выше.

– И что требуется? – не отрываясь от монитора, спрашиваю я.

– Ну, сходи к нему, он все согласует! Я не могу общаться с этим придурком!

Хочется послать Ландышеву куда подальше, но ведь я – хороший начальник. Я прикрою на работе, помогу по работе, решу рабочие проблемы – сделаю все, чтобы сотрудникам комфортно работалось. Пусть со своей личной жизнью они идут к Рябинову, но все, что связано с работой – на мне. Поэтому я нажимаю на отправку письма и забираю у Лидочки договор.

Логово Мокрозада, если так можно назвать каморку площадью восемь метров, располагается на третьем этаже. Я вхожу без стука. Василий стоит возле окна и с кем-то разговаривает по мобильному телефону.

– Я понял, но мне не нужен тест-драйв. И цвет мне нужен только белый металлик. Слышите? Только этот цвет!

Откашливаюсь, чтобы известить о своем присутствии. Он сразу же оборачивается и, увидев меня, расплывается в довольной улыбке.

– Я перезвоню, – деловито говорит он и убирает телефон в карман коротких брюк. – М-мария…

– Здравствуй, Василий. Машину меняешь? – сажусь в неудобное кресло.

– Д-да, – он усаживается напротив меня и закладывает руки за голову. – К-как дела?

– Были отлично, пока не прибежала Лидочка с жалобами на тебя, – наклоняюсь вперед и кладу договор ему под нос.

– Хи-хи, так и знал, что она пожалуется!

– Какой ты проницательный!

Хочу схватить со стола дырокол и швырнуть ему в голову, чтобы согнать с его лица омерзительную улыбку. Ясно, как день: он отослал Лидочку только затем, чтобы пришла я, и он смог бы хоть немного насладиться моим обществом и попялиться на меня, представляя в своем больном воображении черт знает что.

– В-видишь ли, М-мария...

– Василий, у меня через полчаса встреча, а я теряю свое время, – я встаю. – Давай не будем усложнять и без того непростой рабочий процесс. Прочитай еще раз договор, поставь визу, и кто-нибудь из моих сотрудников за ним придет.

– Н-но…

– Не расстраивай меня, Василий, – собираю волю в кулак и обворожительно улыбаюсь, после чего он растекается по креслу, как сливочное масло на сковороде. – Мне пора.

Переговоры прошли более или менее гладко, как в большинстве случаев. Вот только вместо Вити на них присутствовал сам Петрович, что было не совсем понятно: не такой уж и важный клиент пожаловал, чтобы генеральный потратил час своего драгоценного времени. Петрович по большей части молчал, лишь изредка задавая вопросы, не особо относящиеся к теме разговора, после чего представители клиента начинали нервничать, и мне приходилось снимать напряжение, чтобы их не спугнуть.

А когда я вернулась на свое рабочее место, мне позвонили из приемной генерального и пригласили к нему. За пять лет работы в компании это был третий случай. Поскольку оба предыдущих раза – раскрытие случая крупного страхового мошенничества со стороны не менее крупного клиента, находящегося в ведении моего управления, и недавний нагоняй за непрофессиональное поведение Тамары Малиновой – не вызывали никаких теплых воспоминаний, то пришлось постараться, чтобы скрыть волнение в преддверии встречи с Петровичем тет-а-тет.

Поднимаюсь на пятый этаж и подхожу к стойке ресепшена, за которой гордо восседает секретарь генерального.

Марина Сергеевна Зарицкая – потрясающая женщина! Никто с большим достоинством не может выполнять секретарские обязанности. Она гордо именует себя – ассистент генерального директора, хотя в трудовой книжке указана именно должность секретаря. Но это неважно, самое главное, что все уважительно называют ее по имени и отчеству, а вот Ирочку, секретаря Орла, только по имени и на «ты». А еще Марина Сергеевна обожает шоколад. Желательно бельгийский, или еще какой-нибудь привозной – он ей больше подходит по статусу, хотя пару раз была уличена в соседнем супермаркете за покупкой «Аленки». Правда, сразу же отвертелась, сказав, будто это подарочек для консьержки в ее доме.

– Добрый день, Мария, – она улыбается.

– Здравствуйте, Марина Сергеевна. Как дела у Ивана?

Зарицкая меня любит, хоть и пытается это скрыть от посторонних глаз. Дело в том, что я не только снабжаю ее дорогим шоколадом, но еще я посодействовала при поступлении ее сына, Ванечки, в МГЮА, где двоюродный брат мамá заведовал какой-то кафедрой.

Марина Сергеевна оглядывается по сторонам и негромко отвечает:

– Замечательно. Он сдал зимнюю сессию на «отлично»!

– Это все гены, – я улыбаюсь. – Юрий Петрович в хорошем расположении духа? Я переживаю.

– Да, он такой довольный вернулся! – она берет трубку и набирает номер генерального. – Юрий Петрович, Мария может пройти? – и, получив утвердительный ответ, она снова обращается ко мне. – Он ждет.

Кабинет Рябинова кажется просто конурой по сравнению с резиденцией генерального: отделанные панелями из темного дерева стены, на которых висят репродукции картин Клода Моне, дубовый паркет, массивная мебель из дерева.

– Мария, присаживайтесь, – Петрович указывает на кресло возле своего стола. – Будете чай или кофе?

– Нет, спасибо, – послушно усаживаюсь напротив него.

– Как ваши дела? – он прикладывает указательный палец к губам и впивается в меня взглядом.

– Хорошо, спасибо.

– Мне понравилось, как вы провели переговоры, – сказав это, он снова прикладывает палец к губам.

– Спасибо.

Фокусирую взгляд на позолоченной подставке для ручек и судорожно начинаю вспоминать, где могла допустить ошибку во время встречи, но после непродолжительного анализа понимаю, что все прошло идеально. Тогда что я здесь делаю? Возможно, Петрович считает иначе, о чем и собирается сообщить. «Смотри ему в глаза», – произносит здравый рассудок, и на этот раз я не смею ослушаться.

– Мария, сколько вы в этой должности? – спрашивает Петрович.

– С марта 2010-го.

С чего бы ему интересоваться подобными вещами? Неужели он хочет… Тщеславие вопит изо всех сил, самолюбие дудит в фанфары. Конечно же! Сегодняшние переговоры – не что иное, как своеобразный экзамен. За красивые глаза должность директора департамента никому не достается, надо пройти все круги ада, что я и сделала. Вот он, момент славы!

– И вас все устраивает? – продолжает Петрович. – Должность, оклад, бонусы? Руководство?

Руководство? Причем тут руководство? Здравый рассудок приказывает тщеславию и самолюбию замолчать. Сохраняю внешнее спокойствие, хотя внутри напряжена, как струна. Странный вопрос перед повышением. Проверка на лояльность компании? Или на лояльность генеральному? «Петрович – либо идиот, либо хочет меня слить», – звучат в ушах слова Вити. Тщеславие обвиняет здравый рассудок в паранойе, а здравый рассудок обвиняет тщеславие в недальновидности. Все это время самолюбие продолжает дудеть в фанфары, от чего голова начинает раскалываться.

– Руководство? – переспрашиваю я как ни в чем не бывало. – Я подчиняюсь Виктору и вам.

– Ну да, конечно, – Петрович лукаво улыбается, переводит взгляд на свой мобильный телефон, а потом – снова на меня. – Вы ведь вместе с Рябиновым пришли?

– Нет. За два года до него.

– Ну да, точно. Что ж, не смею больше вас задерживать.

Встаю и неспешно направляюсь к двери, хотя единственное желание в данный момент – убежать из кабинета генерального со всех ног. Неужели Петрович хочет отделаться от Вити? Если так, то какую участь он уготовил для меня? Предложение вступить в коалицию против Рябинова в обмен на повышение? Но я не поступлю так ввиду многих причин: наших приятельских отношений, слаженной работы в команде, да и перспектива оказаться под началом другого зама совсем не прельщает. Предположим, я откажусь. Что тогда? Меня уволят? Мурашки начинают свой забег по позвоночнику: вверх, вниз, снова вверх, снова вниз. Тщеславие проклинает здравый рассудок, тот проклинает тщеславие, а самолюбие никак не может определиться с инструментом для подходящей музыкальной партии.

– Мария, – окрикивает меня Петрович. – Оставим этот разговор между нами.

– Конечно. До свидания.

Покидаю кабинет генерального, но далеко уйти не удается – меня отлавливает Три Эс.

– Мария, я хотел с вами поговорить, – с премилой улыбкой произносит он. – Пройдемте ко мне.

Ему-то что нужно? Мне с лихвой хватило разговоров! Но все-таки я следую за Степановым в его кабинет. Как только он закрывает дверь, то сразу же делается серьезным.

– Я по личному вопросу.

Еще бы! Боится, что я сделаю достоянием общественности его амурные дела!

– Видите ли, Анна сказала, что вы в курсе наших с ней отношений…

– Это не мое дело, – сухо отвечаю я.

– Однако она очень дорожит вашим мнением. Я… Хочу, чтобы вы знали, я имею самые серьезные намерения в отношении Ани.

– Семен Степанович, я рада за нее, но еще раз повторюсь: это не мое дело. И я бы предпочла не обсуждать более происходящее между вами.

Весь вечер я пыталась дозвониться до Рябинова, но тщетно: его телефон был выключен, а из офиса он уехал еще до моей беседы с Петровичем. Здравый рассудок, презираемый тщеславием, советовал не держать в тайне разговор с генеральным. Разве есть другие варианты? Если это и впрямь паранойя, то Рябинов развеет мои подозрения. Но его телефон оставался выключенным весь вечер…

Четверг, 07.03.2013.

Прохожу на свое рабочее место в 8-45 и вижу на столе диск с фильмом «Служебный роман». В недоумении оглядываюсь: на столах девочек тоже лежат коробки: у Ани – «Амели», у Оли – «Привидение», а у Лидочки – «Кейт и Лео». Все эти фильмы я смотрела, и сюжет каждого из них мне хорошо знаком. «Амели» – о девочке, которая любила делать людям хорошо; «Привидение» – о чувствах, над которыми не властна смерть; «Кейт и Лео» – история любви, приправленная путешествиями во времени. А вот «Служебный роман» – про руководителя-мымру. Неужели у коллег я ассоциируюсь с Калугиной? Они, что, издеваются?!

Открываю тумбочку и убираю туда коробку с диском: не хватало еще, чтобы кто-нибудь увидел этот прекрасный подарочек!

– О, ты уже здесь, – Аня снимает куртку. – Как раз хотела спросить: можно, я не пойду на корпоратив?

И как я забыла о второй части подарка, который нам подготовили мужчины – поход в какой-то там ресторан? Я и сама не горю желанием посетить это мероприятие (особенно, после «Служебного романа»!), но разве у меня есть выбор? При занимаемой должности не комильфо отбиваться от коллектива! Между прочим, Ухова – тоже начальник, так что ее присутствие обязательно. Почему я одна должна за всех отдуваться?

– Зайди хотя бы на час. Потом уедешь.

– Хорошо, – она включает системный блок и утыкается в монитор.

Мне удалось встретиться с Витей только в час дня. Под предлогом срочной и не менее важной встречи я увела его из офиса, посадила в свою машину (хотя он сопротивлялся и визжал, что не хочет лезть в «эту капсулу смерти») и привезла в ресторан рядом со своим домом.

Только когда мы сели за столик и сделали заказ, я наконец-то рассказала о событиях вчерашнего дня.

– Теория вселенского заговора? – с улыбкой интересуется он, когда я заканчиваю свое повествование.

– Издеваешься?

– Можно сигарету?

Он молча курит, уставившись на пепельницу, а я не решаюсь нарушить ход его мыслей, поэтому тоже не произношу ни слова. И только после третьей подряд выкуренной им сигареты я не выдерживаю.

– Так что ты думаешь по этому поводу?

– Что я вчера нажрался, как скотина, – отвечает он.

– Ты точно издеваешься! Я рассказываю о том, о чем Петрович просил помалкивать, а ты...

– Варнас, успокойся. Все на мази, Петрович просто решил тебя постебать.

Последний раз, когда он сообщал, что «все на мази», мы чуть не потеряли «Оушен», и только счастливое стечение обстоятельств спасло тогда его задницу. Но все, и я в том числе, знают, как коротка память Рябинова. Тогда чему я удивляюсь? Зря я все это затеяла – теперь выгляжу глупо и чувствую себя точно так же. Тщеславие, рассыпаясь в проклятьях, втыкает очередную иголку в куклу Вуду с надписью «здравый рассудок». Мне бы помолчать, но я никак не могу успокоиться.

– Тогда почему Петрович спрашивал, устраивает ли меня должность, оклад и руководство? Тоже ради шутки?

– Не знаю, – Рябинов зевает, даже не прикрывая рот. – Повысить тебя хочет.

Тщеславие выбрасывает куклу Вуду и принимается отбивать чечетку под барабанную дробь самолюбия. Мне бы радоваться вместе с ними, но я никак не могу расслабиться. Да и Рябинов какой-то странный. Или это похмелье? Впрочем, совсем скоро мне удается взять себя в руки, хотя где-то в глубине души, очень глубоко, распаковывает чемоданы сомнение.

Когда я возвращаюсь в офис, то обнаруживаю, что весь мой стол уставлен цветами, а на полу в ряд выставлены разноцветные пакеты. Во время моего отсутствия, видимо, произошло нашествие курьеров с подарками. Надеюсь, никто из клиентов не догадался прислать коллекционное издание «Служебного романа»!

Оля и Лидочка потрошат свои пакеты с подарками, а Аня что-то печатает, время от времени искоса поглядывая на них и недовольно морщась.

– Варнас! – визжит Ландышева. – Нам прислали подарки из «Оушен»!

– Да-да-да! – Оля хлопает в ладоши.

– Вы – ненормальные, – отвечаю я, хотя сердце предательски сжимается.

Мне и самой хочется порыться в рядом стоящих пакетах, чтобы увидеть подарок, уготованный Тереховым для меня.

– Только там визитки не президента, – с неприсущей ей язвительностью произносит Аня, будто бы мстя за нарушение спокойствия.

– Да плевать я хотела, чьи там визитки! – отмахивается Лидочка, распаковывая коробку, обернутую в синюю бумагу с логотипом Villeroy & Boch. – Варнас вообще ничего не прислали!

С трудом удается сдержать эмоции, чтобы не расплакаться. «Так я и знал!» – сообщает здравый рассудок, но я посылаю его куда подальше. Терехов – просто засранец! Прислать подарки моим подчиненным и забыть про меня – просто апогей невоспитанности! Да и катился бы он к черту, и без него сейчас проблем хватает!

– От «Оушен» я получила все, что хотела, – настолько убедительно вру я, что даже сама верю своим словам.

Конечно, получила не все, но я ведь сама не знаю, чего хочу. Терехова? Это вряд ли. Слишком много «но», да и зачем он мне? Есть Кирилл, готовый по щелчку пальцев появиться и также по щелчку пальцев скрыться. Ради вновь вспыхнувшей любви (хотя он и утверждает, будто с момента развода ни на секунду не забывал обо мне) Кирилл обуздал свою навязчивость и появлялся только в том случае, если я хотела его увидеть. Единственное, что постоянно напоминает о нем, так это ежедневные звонки и шквал сообщений, на которые я удосуживаюсь изредка отвечать. Но, в общем и целом, меня все устраивает. Кирилл – такой знакомый и такой родной – не доставляет никаких хлопот. Другое дело – Терехов… «Размечталась!», – язвительно произносит здравый рассудок.

Стационарный телефон звонит. Секретарша с ресепшена сообщает, что ко мне посетители.

Стараюсь быстрее покинуть свое рабочее место, чтобы не слышать восторженных причитаний Ландышевой и ее больных фантазий на тему того, что бы и сколько бы раз она сделала для президента «Оушен». Это уже слишком! Неужели она на самом деле считает, что ей что-то светит с Тереховым? «Можно подумать, нам что-то светит!», – голос здравого рассудка становится еще язвительнее. «Ой, нам и не нужно!», – отвечает тщеславие и добавляет, что все меркнет в сравнении с должностью директора департамента, которая без пяти минут наша. Но сомнение, поселившееся где-то в глубине души, скептически относится к обоим этим заявлениям.

Сворачиваю в длинный коридор, и сердце замирает: у стойки ресепшена стоит Терехов. Выглядит он более чем казуально – мотоциклетная кожаная куртка, джинсы и кеды – но как же он хорош собой! Тщеславие сразу же забывает обо всем и фокусирует внимание на Феофане Эрнестовиче. «Он сам к нам приехал, сам! Никаких курьеров, сам! Мы точно ему нравимся!», – повизгивает оно и довольно жмурится.

Я даже не сразу замечаю Алексея Константиновича, держащего в руках корзину с оранжевыми цветами – точно такую же, которую я когда-то получила вместе с подписанным договором «Оушен». Терехов впивается в меня взглядом, по своему обыкновению щуря глаза.

– Мария! – Алексей Константинович расплывается в довольной улыбке. – С наступающим!

– Спасибо, – благодарю я. – Поставьте корзину на стойку, она тяжелая, наверное.

Избавившись от ноши, он принимается нести какую-то чепуху на тему погоды и загруженности дорог. Терехов молчит и с каменным лицом продолжает осматривать меня. Под его пристальным взглядом, на который периодически приходится отвечать, я чувствую себя неуютно. Он, что, пытается найти в моем гардеробе хоть одну синюю вещь? Жалко, не знала о его визите – оправдала бы надежды! «Идиотка! Он…», – начал здравый рассудок, но тут же был прерван громкими фанфарами самолюбия.

– Я вас тоже поздравляю, – наконец произносит Терехов и протягивает мне ярко-красный бумажный пакет. – Надеюсь, вы снисходительно относитесь к шампанскому, – и он усмехается.