Текст книги "На привязи"

Автор книги: Ксения Каретникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава 6

Борька раздевается. Не намерено смотрю на его обнажённый торс. С досадой подмечаю: хорош, сукин сын! Тело рельефное, подкачанное, загорелое. Увидела бы его в первый раз – мне бы понравилось, зацепило. И татуировка внизу живота смотрится гармонично. Мой дракон ему идет, черт его подери!

Ниже его живота не смотрю. Не хочу…

Он подходит ко мне, забирает из моих рук мочалку.

– Повернись, – говорит он.

Я делаю к нему шаг, поворачиваюсь спиной, Борька начинает мылить эту часть моего тела, постепенно опускаясь ниже. Ягодицы он мылит дольше, а потом резким движением просовывает мочалку между моих ног, интенсивно и грубо намыливая нежное место. Хватает меня за плечо, поворачивает к себе лицом, опять просовывая мочалку между ног. Я стою с закрытыми глазами, прикусив губу.

А он все мылит, с каждым движением все резче, грубее, злее… Мне становится больно, и я останавливаю движения Борькиных рук, впиваясь пальцами в его запястья. Он прекращает, швыряет мочалку на пол, а потом, толкнув меня под струи воды, начинает водить ладонями по моему телу, смывая пену.

Закончив, Борька разворачивает меня к себе спиной и прижимается, схватив и сильно сжав мою грудь. В поясницу упирается доказательство того, что он готов. Он снова будет меня трахать.

Борька слегка приседает и начинает водить членом по моей межягодичной складке. Я сжимаюсь – нет, только не туда! Я еще никому не позволяла заниматься с собой таким видом секса.

Продолжая водить членом, Борька наглаживает ладонями мои ягодицы, а потом скользит пальцами ниже, в пах, к влагалищу. Засовывает туда палец легко и беспрепятственно. Я вздрагиваю, напрягая мышцы. Но Боря упрямо продолжает судорожные движения пальцем.

– Крис, – шепчет он возбуждённо, – тебе нравится… пальчиками? – спрашивает, засовывая в меня уже два.

Если бы это был не Борька, я бы, может, и призналась себе, что мне приятно. Но нет.

Я качаю головой, и почти сразу же вместо пальцев во мне оказывается Борькин член. Головка входит легко, а вот по длине мое нутро сперва отказывается его принимать в такой позе. Но Борька настойчив, толкается вперёд, сопя и мыча. И вот он уже полностью во мне, чувствую мужской лобок, который соприкасается с моими ягодицами. А потом начинается…

Борька буквально насаживает меня на себя, помогая руками, двигая мои бедра. Я старательно молчу, а хочется кричать, но не от удовольствия, какое там – от отвращения.

Я выгибаюсь, цепляюсь руками за стены, одна из плиток отваливается от моего натиска, с треском падает в поддон, и я царапаю ладонь о шершавую поверхность. Боль отвлекает от того, что происходит сзади.

– Да, – стонет он, – моя девочка, теперь моя.

«Ненадолго», – упрямо маячит в голове, хоть я в этом сомневаюсь.

Борька бурно кончает, не на меня, нам под ноги. Вода, которая продолжает литься из душевой лейки, тут же смывает сперму в слив. Я зачем-то наблюдаю за этим, и мне хочется истерично смеяться.

Постояв немного под душем, Борька выключает воду. Отходит от меня, но быстро возвращается и укутывает меня сзади в полотенце. Я зажмуриваюсь, чтобы не выпустить просящиеся слезы.

– Посмотри на меня, – слышу хриплый шепот. Распахиваю ресницы, тут же встречаясь взглядом с Борькой. Его зрачки сужены, в них плещется лёгкое безумие и ненасытная похоть.

Появляется желание оттолкнуть его, надеюсь, что он поскользнется и упадёт, и бежать. Куда угодно, лишь бы от него.

Повинуясь порыву, я делаю это, толкаю. Борька, к моему сожалению, не падает, но я успеваю достигнуть двери, открываю ее и вижу парня-молчуна, принесшего мне сегодня еду. Он стоит в коридоре, сложив руки на груди. Услышав шум, парень поворачивается ко мне и качает головой. Я решаюсь, стою на месте, уже ругая себя за эту попытку. И тут же сзади меня хватают сначала за волосы, потом за шею. Возвращают в душевую и бьют по лицу, при этом сильно надавливая мою шею.

– Не расстраивай меня, Крис. Не заставляй делать тебе больно, – на удивление мягко произносит Борька. – Запомни: отсюда ты не уйдёшь, пока я этого не захочу.

Звучит фраза, за которую я мысленно цепляюсь. Последняя из уст Борьки – пока я этого не захочу. А значит, есть шанс, а значит, я сделаю все, чтобы он этого захотел.

Глава 7

Одевшись, Борька ведет меня обратно, в соседнее помещение. На мне лишь полотенце, и я намертво цепляюсь за него – не отдам. Оказавшись в подвале, я тут же сажусь на матрас, смотря прямо перед собой.

Борька прохаживается по помещению, берет окову и приближается с ней ко мне. Садится на колени и надевает на лодыжку холодную путу металла.

– Что там с Алешкой? – спрашиваю я.

– Нормально все с твоей псиной, – бросает он.

– Где он?

– Сейчас как раз едет в хорошие и заботливые руки, – усмехается Борька. Здесь вдруг в дверь стучат, я дергаюсь, кошусь на нее. Боря подходит к двери, открывает, вижу парня молчуна, точнее руку в серой толстовке, которой он протягивает что-то Борьке. Тот берет и возвращается ко мне со стопкой каких-то вещей.

– Тут одежда, – говорит он. – Пока на первое время. Завтра подберу тебе что-нибудь на свой вкус.

Покорно беру вещи, кладу их на колени.

– А что это за парень? – киваю я на дверь.

– Юрасик? Он, можно сказать, твой охранник. Не бойся его. Ему запрещено на тебя смотреть и прикасаться к тебе. Только мне это позволено, – он наклоняется, слюняво целует мои губы. – Что – то еще надо? – спрашивает, уже стоя у двери.

Думаю несколько секунд, а потом озвучиваю свое желание:

– Ром и колу.

Да, хочу забыться на какое-то время, а сочетание этих напитков идеальное для меня. От подобного коктейля голова никогда не болела. При условии, конечно, что ром не дешёвая подделка. Но такое Борька не пьет.

– Твои предпочтения не меняются, – фыркает он и, забрав остатки рваного им платья и пустой поднос, уходит.

А я разглядываю одежду: носки и длинная футболка. Нижнего белья нет, брюк тоже. Но делать нечего, вытираюсь полотенцем и одеваюсь.

А затем хожу по подвалу, ища, куда пристроить полотенце. У той части стены, к которой прикреплена цепь, есть небольшой выступ, на него я и вешаю полотенце.

Потом продолжаю ходить, слоняться из угла в угол, длина цепи позволяет, а еще она гремит, звякает, и этот звук неожиданно успокаивает, а то тишина давит на уши.

Мысли скачут и издеваются надо мной. Одна твердит: надо выбираться отсюда. Вторая: хрен у тебя получится. Шанс есть – подчиниться Борьке, делать все, что он хочет, но я сомневаюсь, что в некоторых моментах я смогу. Остатки какой-никакой гордости не позволят.

Дверь вновь начинает открываться. Ко мне заходит парень-молчун. Он заносит в помещение деревянную табуретку, на которой стоят две бутылки: стеклянная с ромом, в пол-литра, и пластиковая с колой, в два. Еще на табуретке есть стакан, высокий хайбл, и тарелка с нарезанными фруктами. Парень уходит, а я медленно подхожу к табуретке. Ром дорогой, мой любимый, и фрукты тоже. Борька, действительно, знает, что я люблю. Откупорив запечатанную бутылку, делаю себе коктейль и выпиваю первый стакан довольно быстро. Тут же приходит спасательная лёгкость в теле и в голове. Пристально смотрю на стакан в моей руке, потом на бутылку. Стеклянные. Появляется жуткое желание – разбить и полоснуть осколком вены. Но нет. Мне еще рано умирать, и не здесь и не так, как рабыня на привязи.

Второй стакан рома с колой уже пью медленней, заедаю фруктами. Можно сказать, наслаждаюсь, даже пробую играть с цепью на ноге, почему-то забавляет. Истерика, наверное, притупленная алкоголем. А на третьем стакане понимаю: все, я сейчас вырублюсь. И я позволяю сну проникнуть в мое сознание, едва забираюсь под одеяло.

Сначала мне ничего не снится. Потом черно-белые картинки начинают мелькать перед глазами. Я переношусь в траурный день. В тот, когда я похоронила мужа.

Мы стоим на кладбище, смотрим, как дубовый лакированный гроб опускается в вырытую могилу. Затем его закапывают. Все происходит ужасно медленно и я, вместо того чтобы смотреть, как засыпают последнее пристанище тела моего мужа, вожу взглядом, вглядываясь в лица присутствующих.

Коллеги, подчинённые, дальняя родня, Демьян, Борька… последний в этот момент тоже смотрит на меня с усмешкой, шепчет одними губами, но я понимаю:

– Ну вот и все.

У меня слеза бежит по щеке, тоже медленно, тягуче. Я пытаюсь ее вытереть, но все равно ощущаю влагу на лице.

Мгновенно пробудившись, резко открываю глаза и вижу, как на меня смотрит пара черных маленьких глаз…

Я сперва даже не верю. Ну не может быть, чтобы Борька…

Но нет, мне не мерещится:

– Алешка, – шепчу я, и тут же мой самый верный друг, уткнувшись в меня влажным носом, начинает вылизывать мои щеки.

Глава 8

Я прижимаю Алешку к себе, глажу, целую, вдыхаю запах – от него еще пахнет моими духами. Маленький зверь, лизнув меня в нос, залезает под одеяло и кладёт свою белую мордочку мне на плечо. Мы лежим так, почти неподвижно, несколько минут, а потом засыпаем.

Кажется, во сне я плачу. Ведь, пребывая в мире сновидений, я как наяву вижу то, что было год назад.

– После смерти человека, если он не оставил завещания, как в нашем случае, все его движимое и недвижимое имущество распределяться между наследниками. Я решил, что мне достанешься ты, – выпуская дым колечками, говорит Борис.

Он под наркотой, даже рукав еще засучен. А рядом, на стеклянном столике, лежит использованный шприц. Вот он сорвался, твою мать, уже в наглую, у всех на виду. Хотя все, работающие в доме, прекрасно знают о пристрастии младшего хозяина.

– Борька, ты что-то путаешь, я не наследство, я наследник, – заявляю, разрушая пальцем одно из дымных колец. Я сижу напротив него и не по своей воле, он меня позвал якобы поговорить.

Боря усмехается:

– Ты – вещь, Крис, которая перейдёт мне бонусом от папочки.

Я усмехаюсь, напыщенно громко, демонстративно. А Боря тянется вперёд и, схватив меня за запястье, шепчет:

– Да-да, мамуля, я возьму тебя. Ты будешь стонать подо мной, визжать, как сучка, умолять, чтобы я не останавливался.

Выдернув свою руку, я поднимаюсь с места.

– Иди нахер, сынок, – ласково и уверенно произношу я и, не оглядываясь, в спешке иду к лестнице. Как вдруг слышу треск и звон стекла. Оборачиваюсь – столик, стоящий рядом с Борькой, разбит в вдребезги, осколки стекла в крови, так же как и перед рубашки, к которой Боря прижимает порезанную руку. Он делает попытку подняться. Глаза его бешеные, он смотрит на меня так, что волоски на теле встают дыбом. Борька собирается подойти ко мне, но вдруг слышатся торопливые шаги с кухни. Демьян. Те редкие моменты, когда он дома. С ним я вообще стараюсь не пересекаться. Он подлетает к Борьке и начинает его успокаивать.

Я быстро поднимаюсь к себе, мне страшно, вся моя уверенность и независимость сейчас лишь бахвальство и маска. Я жутко его боюсь. Я видела, что он сделал с Аней.

Думаю, расхаживая по комнате. Бежать! Да! И желательно подальше. Но для начала получить полагающееся мне наследство. С адвокатом я уже говорила, он обещал все сделать быстро. Не нужна мне никакая недвижимость, только деньги и акции.

Я замираю у трюмо, на котором стоит наша свадебная фотография. На ней я улыбаюсь. Да, я, пожалуй, была счастлива в тот момент.

Хотя Игоря все же не любила. Просто потому, что вообще никогда никого не любила… ну, после определённого момента. Да и те эмоции уже давно погасли, я их и не помню. Как и не было. И я не гонялась за Игорем, не соблазняла, не хотела делать именно из него своего мужа. Все как-то само собой получилось. Надо же, как бывает. Парадокс…

И наш брак не по расчёту – мне не было противно с мужем. Даже скажу, что приятно. Он красиво ухаживал, был вежлив, галантен, нежен, умел доставить удовольствие… у меня было уважение к нему. И он знал, какая я. Знал, что любовь для меня нечто сказочное, нереальное. Вот как-то так – не носила я розовых очков. Но и Игорь меня за это уважал. Я для него была не только женой и любовницей, я была еще и другом. И, пожалуй, мне он рассказывал даже больше, чем своим детям.

Кроме одного. Про свою болезнь. Он явно преуменьшал ее тяжесть. Говорил, что все нормально…

И сейчас я ругаю Игоря, что так рано и неожиданно ушёл. Бах – и нет человека. Я теперь вдова. Хорошо, что еще меня не обвинили в его смерти. А то могли же.

– Просыпайся, – слышу я над ухом и открываю глаза. Алешка так и лежит у меня на плече, смотрит на Борьку, склоняющегося надо мной, и скалится. Он его всегда не любил. Мой умный Алешка чувствует людей.

– Доброе утро, Крис, – улыбается Боря. Вроде бы искренне. – Видишь, я, как и обещал, привёз твою псину в хорошие и заботливые руки.

– Спасибо, – выдавливаю я из себя.

– Не благодари, он не всегда будет рядом с тобой. Все будет зависеть от твоего поведения, – он усмехается, а у меня дёргается рука в глупой попытке вмазать ему по роже. Вот же, сука, догадался о моем слабом месте, нашел, чем шантажировать. Я ведь понимаю, я приму этот шантаж. Слишком глубоко в моем сердце проросла привязанность к Алешке. Он для меня как ребенок, которого я так и не смогла приложить к груди, которого у меня уже никогда не будет.

Глава 9

Борька собирается уходить и забрать с собой Алешку. Его надо выгулять и покормить. Разумеется, не сам Боря будет это делать. Привязанность и забота о братьях наших меньших не для него. Игорь рассказывал, что в детстве у его младшего сына было много живности, но ни одна не прожила долго. Кто-то умер, кого-то отдали, потому что Борькиного интереса хватало ненадолго. Надоедало, наскучивало.

Я истерично мысленно смеюсь, подумав, что я для Борьки сейчас тот же домашний питомец. А что? К туалету приучена, меня кормят, моют и приходят, когда нужно. Остаётся надеяться, что я тоже скоро надоем своему чертову хозяину.

С тоской смотрю, как Боря тянет руки к собаке, при этом сообщает мне, что Алешкой займётся Юрасик, который еще и любитель собак, оказывается.

Алешка сопротивляется, уходить явно не хочет, огрызается на Борьку. Но тот берет его на руки, зажимая бедному мальчику морду. Кажется, сожми Борька сильней – и маленький Алешкин череп треснет в его огромной руке.

Когда дверь за ними закрывается, я слышу жалобный скулеж собаки. Он разрывает сердце…

Нет! Лучше бы не привозил его! Слышать это выше моих сил. Больное место, ахиллесова пята. Говорят, что сила женщины в ее слабости. Сейчас моя слабость – это Борькина сила. И, увы, мы оба это понимаем.

Маюсь, извиваясь на матрасе. Самой хочется скулить.

Собаку мне вскоре возвращают. Ее приводит Юрасик-молчун, удивительно, но на него Алешка не огрызается. Помимо собаки в полумраке подвала появляется еще и завтрак. Парень собирается забрать бутылку рома, но я останавливаю его словами:

– Не надо, оставь.

Юрасик слушается меня и уходит.

Мы Алешкой в основном спим, такое ощущение, что я очень устала, хочу отдохнуть, но сплю обрывисто, каждую секунду опасаясь, что дверь откроется и войдёт Борька.

Смотрю на собаку, он сейчас лежит у меня в ногах в игровой позе, оттопырив пятую точку, его хвост забавно виляет, лёжа крючком на задней части спинки. Господи! Алешка сейчас как светлое пятно в этом тёмном месте. Как в прямом, так и в переносном смысле. Я наглаживаю своего маленького зверя, чешу его за ушком, по пузику. Я вспоминаю, как нам было хорошо путешествовать по Европе, беззаботно жить, наслаждаясь лишь обществом друг друга.

Через несколько часов Алешку вновь забирает Юра, полагаю, пришло время вечерних ритуалов: прогулка, кормёжка. Так я хоть примерно начинаю ориентироваться во времени, хотя бы в частях дня.

Собаку мне вновь возвращают, и Боря, к моему счастью, сегодня не приходит. Свет в подвале гаснет – видимо, на ночь его отключают, и мы с Алешкой засыпаем в сладком спокойствии.

Но утро приходит неспокойное. Я открываю глаза за секунду до того, как в подвале включается свет. И тут же в помещение заходит Борька.

– Доброго дня, Крис, – улыбается он, довольный донельзя. – Как вам спалось?

– Нормально, – бросаю я, наблюдая, как Борька опять забирает Алешку. Он идет с ним к двери, отдаёт зверя в протянутые из коридора руки и возвращается ко мне.

– Отдохнула? Сил набралась? – спрашивает он ехидно, но при этом до противного нежным голосом. – А я жутко соскучился. Замотался вчера по делам. И все время думал о тебе…

Я смотрю на него в упор, а ниже живота начинает ныть, как будто в предвкушении того, что будет дальше. И начинается бег на скорость мурашек по всему телу. Болезненных, колючих…

– Скажи, ты так и собираешься держать меня здесь? – интересуюсь я тихо.

– Да, – кивает он, оглядываясь, – а тебе не нравится?

– Не очень.

– Ну, не сбеги ты от меня, а сейчас веди себя послушно, жила бы в гораздо лучших условиях. Занимались бы мы тем же, но в сухости и тепле. А сейчас не обессудь.

– Но…

– Никаких «но», – его тон меняется, – побудешь на привязи, взаперти. Будешь ждать меня. Каждый раз все сильней, с надеждой, с любовью и страстью. Станешь преданней, чем твой Алешка…

Сука…

Он приближается, доставая из кармана ключ от оковы, а я замечаю, что дверь за ним прикрыта не полностью, виден просвет. Пазл в моей голове складывается быстро – Алешку он передал этому Юрасику, а тот, скорее всего, пошел с ним в дом. А значит, коридор за дверью должен быть пуст.

Я дергаюсь, оборачиваюсь. На табуретке так и стоят бутылки. Ром, конечно, жалко, но…

Глава 10

Бросок быстрый, я и сама не понимаю, как у меня это получается – встаю на ноги на матрасе и хватаю бутылку, разумеется, стеклянную, замахиваюсь на Борьку. Всего на секунду мне кажется, что у меня все получится. Я даже уже вижу так ясно, как Борька валяется на полу с разбитой головой, я поднимаю выпавший у него ключ, снимаю путу со своей ноги и выбегаю из подвала. Что там, мне все равно, соориентируюсь, главное – освободиться, потом найти Алешку. И бежать, бежать…

Но…

Боря успевает остановить мою попытку, увернувшись и выхватив затем бутылку. Мысленно стону и готовлюсь к худшему, пятясь назад по матрасу.

Борька швыряет бутылку, она разбивается о противоположную стену. После он приближается, тянет меня к себе за цепь. Все происходит как в замедленной съёмке. Я падаю, замечая, как мужские руки сжимаются в кулаки. Думаю, ну все, доигралась, убьёт сейчас. А пусть бы, лишь бы не покалечил.

Замах.

Удар.

Еще один.

Первый по лицу, второй в бедро. Опять по лицу, опять в бедро. Бьёт точно в то же место. Нога тут же начинает дико болеть, а по подбородку стекает кровь. Губу разбил.

Я выгибаюсь, тихо мычу, а понимая, что он остановился, ползу на дальний угол матраса, сворачиваюсь в комок, закрывая голову руками. И боюсь, нервно всхлипывая. Но Борька больше меня не трогает. Мысленно считаю секунды, сука, время так тянется, а он все стоит. Слышу, как тяжело дышит. Слышу, как скрипит зубами. Дух переводит? Думает, решает?

Я уже отсчитала три минуты, а ничего не происходит. Я расслабляюсь, уже не ожидая рукоприкладства, как вдруг Борька забирается ко мне, хватает за волосы и тянет, хочет, чтобы я подняла голову.

Больно, повинуюсь. Поднимаюсь на колени, глаза не открываю. Кожей ощущаю свой же страх, подкрепленный солёным вкусом крови на губах.

– Смотри на меня! – рявкает он. Громко, так, что в ушах звенит. Резко открываю глаза и смотрю в его. – Еще раз осмелишься, и я кому-нибудь что-нибудь отрежу, – шипит он, наматывая мои волосы на кулак.

А я хочу плакать, но не могу. Словно нечем. Жалею себя, Алешку. Только бы не сорвал злость на нем…

Вот дура!

Все решила же подчиниться, поддаться. И только потом можно…

Борька притягивает меня к себе ближе, внимательно смотрит.

– Почему не плачешь? Тебе не больно?

– Больно, – шепчу я.

А он отпускает мои волосы так резко, что я почти падаю, но Боря не дает, одной рукой придерживает меня за локоть, а другой вытирает мою губу. Смотрит на кровь на своих пальцах, а потом подносит их ко рту и… облизывает. Чертов извращенец.

– Сладкая. Надо тебя наказать, – он отпускает меня и начинает расстегивать штаны. А я как ватная, никакая, адреналин выжал меня всю. Теперь я понимаю, отчего все женщины, оказавшись в подобной ситуации, редко сопротивляются. Да нет сил. А отсутствие силы притупляет волю, спасая остатки не основного, а главного инстинкта, самосохранения. «Что воля, что неволя – все равно». Вот и мне сейчас так. Жива, и слава богу.

Борька, повернув меня лежащую к себе спиной, велит:

– Рачком, Крис. Поимею как сучку.

Почти с покорностью встаю на четвереньки. Боря, спустив штаны, не мешкая, входит своим тугим, уже стоящим членом.

Он возбудился, меня ударив?

А что, если так теперь будет всегда?

Стону, думая, что мысленно, а оказывается вслух. Бедро болит, губа опухает и ноет, а между ног опять жжёт. Там сухо, такое ощущение, что в меня пихают наждачку. Но Борю это не останавливает. Войдя полностью, он начинает вдалбливаться в меня остервенело, с восторгом в своих скупых ахах и охах.

Слезы все же появляются. Текут по горящим щекам, разбавляя кровь на подбородке, все это капает алыми пятнами на одеяло. Но я стараюсь плакать бесшумно. Незачем про мои слезы знать Борьке. Комкаю ткань одеяла руками, пряча следы своей немощности. Терплю, твою мать, терплю и молю, чтобы он быстрей кончил…

Кажется, что он мучает меня уже долго. Приходится подыграть, двигаюсь ему навстречу и мычу. Пусть думает, что основной инстинкт взял вверх.

И ему это помогает. Он импульсивно содрогается, выходит и кончает в край моей футболки, где-то на спине. А мне уже все равно. Я и так грязнее некуда.

Я тут же опускаюсь плашмя на живот и порывисто дышу в скомканное одеяло.

– Не расстраивай меня больше, – произносит Борька и уходит, громко хлопнув дверью.