Текст книги "Взаперти"

Автор книги: Ксения Громова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Ксения Громова
Взаперти

Глава 1

Я не хотела открывать глаза. Не хотела видеть белый потолок, от которого меня уже тошнит. За прошедший год я стала ненавидеть этот цвет. Белый. Он меня раздражал и нагонял тоску. Этот цвет стал мне приговором. Это цвет обреченности. И этот цвет стал напоминанием того, что родной брат упек меня в психушку. «За что?», – спросите вы. За правду. За то, что не стала скрывать его преступление.

Я не могла поступить иначе! Да, Антон был моим старшим братом, которого я безумно любила. Именно Тоша всегда защищал меня от строгих родителей, баловал, ценил. Для меня он был идеалом. До одного дня. Рокового дня.

Именно тогда я поняла, что это был всего лишь образ, который был только для меня. Передо мной Тоша старался быть лучшим. А в реальной жизни… С друзьями, девушками он был настоящим хулиганом. Пил, курил и вел беспорядочный образ жизни… И теперь он в тюрьме. А я в психушке.

Наверняка, наша мамочка уже давно отреклась от нас.

Я лежала на постели, мысленно отсчитывая секунды до того, как придет медсестра, чтобы разбудить и сопроводить на водные процедуры. Теперь я даже в туалет под присмотром хожу. Сначала стеснялась, даже несмотря на воздействие успокаивающих лекарств. Но за год я ко многому привыкла.

Матрас был слишком тонким для моей спины, но я уже не чувствовала боли. Натянула простынь на лицо, спрятавшись от целого мира. Посмотрела на свои запястья, на которых остались шрамы. Раньше я была очень непослушной пациенткой, поэтому меня привязывали. Сейчас я уже не сопротивляюсь.

Говорю же, за год я многому научилась и многое поняла.

Послышался скрежет открывающегося замка. Ну, вот. Начинался мой монотонный серый день.

– Олеся, – нежный голос медсестры донесся до меня сквозь простыни, – вставай.

Мне нравилась эта девушка. Она работа в нашей больнице всего месяц, но сумела расположить меня к себе. А это было очень сложно. Я никого не подпускала. Но Мирослава была очень доброй. И искренней. Мне нравились ее рыжие волосы и карие глаза, которые напоминали мне осень, которую я любила в прошлой жизни.

Мира сорвала с меня простынь и укоризненно покачала головой.

– Опять пряталась? – на ее милом лице расцвела добрая улыбка.

Кивнула. Но продолжила лежать.

– От кого на этот раз?

Пожала плечами. Если вглядываться в белый потолок, в трещины на нем, то можно увидеть много чего интересного. Вот облако, а вот косая лошадь. А там спряталась гора… И каждой трещинке я придумаю историю. Не сейчас. Завтра, послезавтра. И после-после-послезавтра. Впереди целая жизнь для чужих историй. Ведь моя-то уже закончилась.

– Все, вставай. Надо идти умыться, пока не проснулись остальные. Ты же не хочешь увидеть Марию Константиновну?

Вздрогнула.

Действительно. Не хотела.

Пришлось встать. Мирослава ловко подсунула мне под ноги мои тапочки, и я обулась. Затем она помогла мне снять ночную рубашку и переодеться в строгое платье.

Все как обычно. Изо дня в день. Но я даже была рада этой монотонности. Она успокаивала.

Я быстро привела себя в порядок, затем Мирослава заплела мои длинные волосы в косу.

– Ты красавица, – девушка улыбнулась.

Возможно. Но я не видела свое отражение уже год. Так что не могу сказать, красавица я или нет. Да и какая разница уже? Всю свою жизнь я проведу здесь, в этой психбольнице.

Я никогда не выйду замуж и не стану мамой. Так, тогда какая разница, как я выгляжу? До меня все равно никому нет дела.

Потом был завтрак. Жидкая каша и мутный чай. Еда была безвкусной, но зато сытной. Этого достаточно для выживания. Потом прием таблеток. Потом мы идем в общий зал, где кто-то смотрит телевизор, кто-то играет в шашки или шахматы. Кто-то дергает руками, изображая танец, кто-то во все горло орет то ли песни, то ли проклятия. Потом будет обед, потом сон час… Потом, потом, потом…

Моя жизнь состояла из одного «потом», и я была не в силах это изменить.

Но сегодня привычный ритм был нарушен.

Я по привычке сидела возле окна. Наверное, самое прекрасное и не грязное место в этом аду – это лес и озеро, находящееся вдалеке. Я любила сидеть и смотреть, как колышутся ветки деревьев, как листья меняют окраску, как озеро покрывается льдом, который потом тает.

Это было мое единственное развлечение. К сожалению, я должна была признать, что все-таки сошла с ума в этой больнице. И пути к выздоровлению нет.

Легкое прикосновение к плечу заставило вздрогнуть. Обернулась и увидела Миру. Она вновь улыбалась.

Я нахмурилась, как бы намекая ей, что ей нужно.

– К тебе пришли.

Мне показалось, что я ослышалась. Такого быть просто не могло.

Меня никто и никогда не навещал.

Первые два месяца я, словно одинокий пес, ждала родителей. Я всегда верила, знала, что, несмотря на всю их строгость, они очень любили меня. Поэтому мне было сложно принять тот факт, что он оставили меня. Я просила персонал позвонить маме, позвонить папе. Но они качали головой и говорили, что звонки запрещены.

Друзей у меня не осталось.

А единственный человек, которому я отдала свое сердце…

Даже вспоминать про него не хочу.

А сейчас посетитель? Спустя год? Просто не верится. Хочу отказаться, но Мирослава качает головой.

– Приказ от начальства. Придется идти.

Ну что…

Встреча с прошлым?

Я готова.

Глава 2

Мы шли по темным коридорам, а мимо нас, словно потерянные души, слонялись пациенты. У каждого из них своя история. У каждого из них свой диагноз. Первое время я боялась их, а потом, спустя какое-то время, поняла, что они самые безобидные здесь. А главное зло – Мария Константиновна. Маленькая, худая, белесая женщина с вечно недовольным лицом. Вот ее стоит опасаться. И сейчас меня вели в ее кабинет. Последний мой визит туда закончился поркой, а на моей заднице и пояснице до сих пор остались шрамы. Не хотела туда идти. Не хотела! И хоть я пила специальные таблетки, которые выжимали все эмоции из меня и превращали в овощ, но все же иногда я становилась… Нестабильной. Так они это называли. Именно в такие дни меня привязывали к кровати и накачивали чем-то, что заставляло меня спать часами напролет. Не самые лучшие времена в моей жизни.

А сейчас, чем ближе мы приближались к злополучной двери, тем сильнее меня начинало трясти. Нет, нет, нет, нет! Я остановилась и начала качать головой, обхватив себя рукой. Мира, самый добрый человек в этом адовом месте, заметила мое состояние и вернулась ко мне. Она начала гладить меня по волосам, плечам. Ее губы шевелились, но я ничего не слышала, в ушах нарастал шум.

– Олеся… Олеся… – Мира все-таки смогла достучаться до меня. – Не бойся, не бойся. Я буду рядом. Тебе не сделают больно. Слышишь?

Слышу. Но смысл слов ускользал от меня.

– Все будет хорошо, слышишь?

Мирослава взяла меня за руку и повела дальше.

Медсестра постучала в дверь, и строгий голос Марии Константиновны дал нам разрешение войти.

– Все будет хорошо, – успела шепнуть девушка, а потом она открыла дверь, и мы вошли. В кабинете были установлены огромные окна, которые пропускали солнечные лучи. В помещении было слишком светло для меня, и я зажмурилась, прикрыв ладонями глаза.

Мне дали время прийти в себя. Поморгала и посмотрела перед собой. Сначала я увидела директора нашей замечательной психбольницы. Женщина стояла возле стола, опираясь на его поверхность.

И вдруг хмурое лицо озарилось улыбкой. Наигранной. Ненастоящей. Она никогда не улыбалась. Никогда. В чем же причина такого «радужного» настроения? Я ничего не понимала, и от этого страх сковывал мое сердце.

– Олеся, присаживайся, – любезно кивнула Мария Константиновна, – как ты себя чувствуешь?

Я настороженно наблюдала за директором. Казалось, ее лицо вот-вот лопнет, уж очень сильно женщина улыбалась. Мира, стоящая за моей спиной, надавила легонько мне на плечи, заставляя опуститься на стул. Я обернулась и посмотрела на медсестру, и она ободряюще мне улыбнулась, словно говоря, что все будет хорошо. Ей я доверяла.

А Мария Константиновна все так же ждала мой ответ. Я пожала плечами. Женщина поморщилась, словно ее мучила ужасная зубная или головная боль, но она тут же взяла себя в руки, и на холодном лице появилась улыбка.

– Олеся, дорогая, ну сколько можно? – нет, все-таки сочувствующий тон ей не удается, – Скажи уже хоть слово! Надо же уже выходить из образа…

Очень странный и страшный день. Мария Константиновна никогда не пыталась разговорить меня. Ей было абсолютно плевать и на меня, и на остальных пациентов. Единственные случаи, когда обращала на нас внимание, это наказания. И все. Поэтому, разумеется, я напряглась.

Директриса раздраженно выдохнула и обошла стол. Она остановилась напротив меня и тихо произнесла:

– Олеся, послушай меня, пожалуйста, очень внимательно. Сейчас мы, я и твоя медсестра, – женщина кивнула на Миру, – выйдем из кабинета, а ты тихонечко посидишь здесь. Хорошо?

Она замолчала, ожидая моего ответа. Но я думала, что это лишь формальности. На самом деле ей не нужен мой ответ. Да и зачем он ей, если, наверняка, за меня все уже было решено?

Но все равно кивнула.

Напоследок Мира еще раз сжала мое плечо, а потом женщины вышли из кабинета. А я осталась сидеть на стуле, как мне было сказано. Несколько минут я была одно, а потом я услышала скрип. Открылась дверь, и в помещение кто-то зашел. Тяжелые шаги раздались за спиной. Мой посетитель – мужчина. Но кто он? Неужели отец? Сомневаюсь, после суда над Тошей, он отрекся от меня. Но точно не Антон. Ведь брат в тюрьме. А обернуться я не решилась. Но вскоре я сама увидела, кто пришел. Мужчина остановился прямо передо мной. Я не видела его лица. Лишь темный свитер и расстёгнутую кожаную куртку. Мужчина бедром прислонился к столу и скрестил руки на груди. Я заметила черные часы на широком запястье. Знакомые… Когда-то давно, еще в прошлой жизни, я видела их… У человека, которого безумно любила. Сделала глубокий вдох. Нос защекотали терпкие нотки, которые невольно вызывали в памяти отрывки давно забытых дней. Наверное, у меня начались галлюцинации. Ведь он не мог быть здесь. Именно из-за него я оказалась здесь. Я знала, что когда-нибудь этот день наступит. Невозможно сохранить рассудок чистым, когда в течение года тебя пичкают таблетками, а кроме серых стен и белого потолка ты больше ничего не видишь. Я забыла, что такое чистый воздух, голубое небо, зеленая листва и яркое солнце. Никогда не думала, что без этих обыденных вещей можно сойти с ума.

Я сошла с ума. Впору плакать. Но почему-то хочется орать и истерично смеяться. Но держусь. Пока держусь.

И все же любопытство сыграло свою роль. Интересно, насколько мои галлюцинации сильные?

Медленно подняла голову, и меня словно кулаком ударили живот.

Это был он.

Да, мои галлюцинации очень сильные и реальные.

Глава 3

Или это были не галлюцинации. Или все же были. Да какая разница? Илья стоял передо мной. Все такой же красивый, высокий и огромный. Понимаю, почему я была так долго влюблена. Но очень часто красивые люди совершают некрасивые поступки.

Именно из-за него я потеряла себя и разрушила свою жизнь.

Мы смотрели друг на друга. И молчали. Что ему нужно? Зачем он приехал? Особенно спустя год? Долгий мучительный год для меня, в течение которого день за днем меня превращали в безмолвную тень. И теперь вместо мозга у меня желе.

Сколько мы просидели в тишине? Не знаю. Я могла вечность сидеть так, но не Илья. Соболев никогда не отличался хорошим терпением.

– Леся, – произнес он мое имя, но я не подала виду, как я была рада слышать этот голос. Все-таки я стала сумасшедшей. Меня и тошнит от Ильи, но я действительно рада услышать новый голос. Хоть какое-то разнообразие.

Моя реакция удивила его. Но Соболев остался все таким же невозмутимым.

– Леся, – позвал он меня вновь и сделал шаг ко мне. Почему-то я напряглась. Мне не хотелось, чтобы кто-то касался меня. Прикосновения в этом месте, в этом аду, всегда приносят боль.

– Леся…

Леся.

Леся.

Леся.

Так звали меня в прошлой жизни. Он называл, а я таяла, думая, что когда-нибудь этот строгий мужчина станет моим. И изменит мою жизнь. Он и изменил. Но не так, как я хотела, как я мечтала.

И теперь у меня больше нет старого имени. Я просто Олеся.

Он остановился возле меня. Слишком близко. Нельзя мужчинам стоять рядом с женщиной. Разумеется, если один из них не сотрудник нашей чудесной психиатрической больницы. Илья протянул руку и коснулся моих волос. А я тут же вскочила со стула, который тут же упал из-за резкого движения, и направилась к двери, но Илья среагировал слишком быстро. Или я уже из-за таблеток стала слишком медлительной и теперь каждый кажется мне слишком быстрым или умным по сравнению со мной.

Он обхватил меня руками, прижимая к сильному телу. Я начала вырываться. Это напомнило мне первый месяц моего пребывания в больнице. Я сопротивлялась уколам и наказаниям, а санитары хватали меня так, со спины.

Я замахала руками и ногами, и впервые за долгие месяцы я смогла закричать. И горлу тут же стало больно. Слишком долго я молчала.

– Тихо! – прикрикнул на меня Соболев, обхватывая мои ноги своими ногами, а мои руки были тут же скручены. Он слишком сильный для моего ослабленного тела.

– Тихо, девочка, – проговорил мне Илья прямо в ухо. А я продолжала орать. Просто орала. И даже не задумывалась, почему никто не идет мне на помощь. – Леся!

Но я его не слышала. У меня словно пелена перед глазами появилась. Я вернулась в те страшные дни и больше не могла контролировать себя.

Что было дальше? Не помню. Вроде Илья звал кого-то еще, а потом я почувствовала укол. Ну вот, опять.

И все. Дальше – темнота. Мне вкололи успокоительное, и я уснула.

Приходить в себя было тяжело. Болело горло и запястья. Наверное, меня привязали. Опять. Хотя мне грех жаловаться, меня давно так не наказывали.

Я очнулась, но не спешила открывать глаза. Прислушивалась. Все было тихо. Значит, я была или одна в палате, либо вообще в изоляторе.

Открыла глаза. Белый знакомый потолок. Значит, я в своей комнате. Уже хорошо. Подняла руки и посмотрела на запястья, которые были покрыты синяками.

Нахмурилась. Откуда они? Или меня все-таки связывали, и я пыталась вырваться?

Ничего подобного я не помнила.

Я рассматривала свои запястья, когда вдруг кто-то схватил мои ладони. Испуганно вскрикнула и попыталась сесть, но мужские руки надавали мне на плечи.

– Лежи, – Илья строго на меня посмотрел, – тебе нельзя резко вставать. Поняла?

Я молча смотрела на него. Что он тут делает? Почему не уехал? И вообще зачем приперся?

– Ты поняла меня? – Илья нахмурился, проведя пальцами по своей короткой темной бороде. Я вспомнила, что он всегда злился, когда на его вопросы не отвечали.

А я привыкла автоматически делать то, что мне приказывают. Уже даже таблетки не всегда для этого нужны.

Кивнула. Соболеву было этого достаточно. Я смотрела ему в глаза и хотела спросить, зачем он здесь. Но так и не смогла произнести ни слова. Опять появилось чувство, будто в горло залили цемент. Отвратительное ощущение.

Но Илья понял, что мне нужно.

– Хочешь узнать, зачем я здесь?

Кивнула.

Несколько секунд Илья молчал, а потом погладил мои пальцы.

– Я приехал за тобой.

Глава 4

Я смотрела на Илью. И мне хотелось плакать. Зачем он говорил эти слова сейчас? Теперь они больше не имели смысла? Если бы год назад он пришел ко мне, забрал бы меня… То не было бы всего этого. Я бы не была так зависима от этих серых стен и потолка.

Теперь я стала частью этой больницы. Я больше не смогу жить, или хотя бы просто существовать, в обычном, человеческом мире. Мне там места нет.

Я, словно рыба, которую выбросили на берег. Я погибну в городе, не выживу. Да и не поздно ли Соболев спохватился? Я год жила мыслями о нем. И, когда он больше мне не нужен, Илья решил вновь появиться в моей жизни.

Сжала пальцами одеяло и покачала головой. Я не хочу. Я не могу.

Мое место здесь.

И вновь покачала головой. Захотелось свернуться в кокон, спрятаться, чтобы никто не прикасался ко мне.

За целый год никто ни разу не вспомнил обо мне. Так что ему теперь нужно от меня? Тогда я была им не нужна, а теперь… Теперь они мне не нужны. Ни родители, ни Илья.

Я накрылась одеялом. Я спряталась и только тогда позволила себе расплакаться. Мне было очень больно. И я вновь окунулась в события, прошедшие год назад.

Я чувствовала себя такой же разбитой, как в тот момент, когда осознала, что я больше не выйду отсюда.

И что именно Илья сделал так, чтобы меня закрыли здесь.

И что изменилось за двенадцать месяцев? Вдруг осознал свою ошибку? Раскаялся? Ни за что в это не поверю. Такие, как Илья, вообще не испытывают эмоций. Ни любви, ни жалости. Проверено на себе.

Илья решил сыграть в рыцаря? Спасти принцессу из заточения?

Спасти от дракона? Но что делать, если он сам был драконом?

Мое тело содрогалось от рыданий, но с губ так ни сорвалось ни стона, ни всхлипа.

Вдруг я почувствовала прикосновения к своему плечу. Сильная рука сжала меня. Но прикосновение, даже сквозь одеяло, казалось, обжигало.

Я почувствовала, как матрас прогнулся под весом Ильи. Он лег рядом со мной, обнял, а потом я услышала тихий шепот:

– Леся…

И тогда я закричала. А потом вновь провал в памяти. Я помнила испуганное лица Миры, Марии Константиновны. И Илья. Он держал меня, пока врачи пытались привести мое состояние в порядок.

Что он делали со мной? Не знаю. Но я опять уснула.

А проснулась только на следующий день. Мира разбудила меня и вела себя, как обычно. Словно ничего и не было. Поэтому я стала сомневаться, а был ли здесь Илья? Или это мой оживший бред? Галлюцинации? Спросить я не могла. Но мое горло болело. Значит, Соболев все-таки приезжал сюда?

В любом случае, мне нужно перестать думать об этом мужчине. Когда речь заходит о нем, то я становлюсь нестабильной.

Мира отвела меня в душ, где я привела себя в порядок. Затем был завтрак и прием таблеток, от вида которых меня тошнило. Пару раз я даже пыталась обмануть санитаров и прятала таблетки под язык, но, видимо, они тоже не дураки и ловко раскусили мой обман. Задница горела еще долго… Так что такое я больше не практиковала. Поэтому и сейчас послушно беру с подноса маленький голубой стаканчик из пластмассы и запиваю водой две белых круглых таблетки. Что за лекарство мне дают, я никогда не интересовалась. Да мне бы ни за что правду не сказали. Но и разницы никакой нет. Я насквозь пропиталась таблетками.

Потом меня отвели в общую комнату, где я вновь заняла свое место возле окна.

Все, как обычно. Значит, Ильи не было в моей жизни. Не было здесь и вчера.

И почему-то стало грустно. Где-то на фоне играла тихая песня, но слов я так и не разобрала. Кто-то танцевал, хаотично размахивая руками. Кто-то пел, не попадая в ноты и путая слова. Кто-то и играл в настольные игры. А кто-то, как я, словно заблудшие души бродили по темной комнате, безумным взглядом смотря в пустоту.

Раньше я боялась их. А теперь мне их даже жалко. Все мы здесь пленники. И единственный способ выйти отсюда – это ногами вперед. За год очень много умерло пациентов… Сегодня есть человек, он сидит в углу и размазывает свои слюни по стене, а завтра его нет. Здесь не принято скучать по ушедшим, не принято оплакивать их и поминать. Смерть не нарушает распорядок дня.

И если сначала это кажется диким, то потом привыкаешь. И уже не так обращаешь на пустые стулья внимание. Ведь скоро появятся новые, которые будут также сидеть на них.

Это цикл, круговорот. Одни уходят, а другие приходят. Но только один вопрос волновал меня: а когда же мой черед придет?

Я смотрела на серое небо и не обращала ни на что внимания. Как вдруг услышала странный шум в коридоре. Кто-то ругался кричал. И, казалось, дрался.

Ничего не поняла. Нахмурилась и повернулась к двери, которая буквально через несколько секунд дверь распахнулась, и санитары втащили в комнату… Илью. Мужчина сопротивлялся, но как-то вяло… Я знала, что он был очень сильным. Но потом я поняла, в чем было дело. Соболев был одет в больничную одежду. Значит, он прибыл сюда, как пациент? Наверняка, его уже успели накачать лекарством… Вот в чем причина его вялости.

Илью усадили рядом со мной. Я заворожено смотрела на него и все никак не могла понять…

Почему он здесь?

Глава 5

Я смотрела на него, но даже не понимала, правда это или нет. Почему он здесь? Почему? Может, у меня вновь галлюцинации!

Вероятнее всего. Жаль, что они становятся все чаще и чаще. Но пугало меня больше всего то, что мне уже тяжело отличить галлюцинацию от реальности.

Наверное, это начало конца.

Но выбора уже нет. Я никогда не сбегу из этого ада, я никогда не спасусь, и никто меня не спасет. Я никому не нужна. Есть только я и мои галлюцинации.

Поэтому я равнодушно отвернулась к окну. Позади меня слышались звуки борьбы и громкие маты от копии Ильи. Удивительно, как галлюцинации похожи с реальным Соболевом, который раньше тоже не стеснялся ругаться матом.

– Леся!

Он звал меня. Зажмурилась и прижала ладони к ушам. Черт, стало страшно. Наверное, именно так сходят с ума.

– Леся!

Еще. Еще. И еще. Он звал меня раз за разом, и я чем сильнее я прижимала ладони к ушам, тем сильнее становился крик.

А потом… Потом кто-то прикоснулся ко мне. Сильные пальцы сжали плечи, заставляя вскинуть голову и поморщиться. Илья стоял передо мной на коленях и смотрел прямо в глаза. Я попыталась вырваться, но мужчина не отпускал меня.

– Не надо. Не вырывайся.

Он не выглядел сумасшедшим. Его взгляд был ясным, и Илья отлично контролировал свои движения. Или ему еще не успели дать лекарство? Не знаю. Но что-то внутри заставляло напрячься. Внутренний голос шептал (ну, вот, кажется, еще у меня шизофрения), что Илье Соболеву нельзя доверять. Один раз он уже предал меня. А всем известно, что предавший однажды – предаст дважды.

Мне стоило встать и уйти. Больше не видеть его.

Но он был реальным. Не отпускал меня. Держал. Я слышала, как сильно билось его сердце, как тяжело он дышал.

И вдруг я почувствовала, что мне словно стало немного легче. Не знаю, как это объяснить, но это было действительно так. И мне больше не хотелось сбегать.

И я поняла, что все-таки скучала по нему. Несмотря на то, что оказалась здесь из-за него. Ведь в прошлой жизни он никогда меня не обнимал. Никогда.

Сколько мы так просидели? Не знаю?

Может, час. А, может, весь день. Не знаю. Мы прерывались, только чтобы поесть. И все. Потом возвращались на наше место. И сидели.

Он молчал. Всегда молчал. И мне это нравилось. Нравилось, что он единственный в этом аду, кто не пытался залезть мне в голову.

Илья не пытался понять меня. Он просто принял меня, мои странности и мои правила. И я понимала, что именно это было нужно мне.

И все это время я спала. Каждый день проходил словно во сне. Илья проводил со мной практически сутки. Завтракал, обедал, ужинал, играл в шашки, смотрел в окно и рассказывал мне истории.

А иногда… Иногда я чувствовала желание заговорить. Но не получалось. Илья видел мои страдания и лишь сжимал мою руку.

Наверное, именно поэтому я так легко подпустила его к себе.

Просто я не могла сама себе объяснить свое поведение.

Сначала я чуть не лишаюсь рассудка, когда вижу того, кто засадил меня сюда. А теперь вот… А теперь слушаю его рассказ о том, как он жил весь этот год.

Мне было интересно. Правда, очень интересно.

Видимо, я, правда, сумасшедшая. Раз не знаю, как объяснить то, что меня влекло к этому мужчине.

Он причинил мне много боли. Очень много. Но я все равно тянулась к нему.

А один раз даже рассмеялась. Впервые за двенадцать месяцев. Мира, моя медсестра, сказала, что это прорыв. И если скоро я заговорю, то, возможно, мне даже отменят некоторые лекарства. Но, между прочим, я все-таки заметила, что мне стали давать другие таблетки. И после них не было тумана в голове.

И я начала более точно вспоминать свое прошлое.

Почему я оказалась здесь?

Была я, Олеся Черногорская двадцати лет. Студентка. Ничего примечательного.

Была у меня подруга, единственная. Она понимала меня. И давала то, в чем я нуждалась. Звали ее Дианой.

А еще был у меня брат, которого я считала самым лучшим. Только вот Тоша был совсем не таким, каким я его представляла. Это он только со мной был милым.

Но я даже не догадывалась, что он разрушал все, к чему прикасался.

Однажды он в очередной раз организовал вечеринку и попросил меня пригласить Диану.

– Ну, Олесь, чего тебе стоит? – брат прислонился к двери и испытующе на меня уставился.

– Мне ничего, только у нее парень есть вообще-то. Сашка его зовут.

Антон самоуверенно хмыкнул. Да, в своей неотразимости он даже не сомневался.

– Ничего. Не стена – подвинется.

Я задумалась. Антон – замечательный, несмотря на его самоуверенность. А Сашка… Сашка давно изменяет Диане, правда, сама я об этом узнала только вчера, но все никак не могла решиться сказать ей.

А тут Антон…

– Хорошо. Приглашу.

Это была моя ошибка. Очень грубая. Очень.

Ведь на этой проклятой вечеринки я потеряла все. Диана все-таки узнала, что Саша ей изменяет, чем не мог не воспользоваться мой старший брат. Я до сих пор не знаю, что он подмешал ей, что заставил принять.

Но просто в один прекрасный момент я поняла, что не могу найти Диану.

Я начала искать ее по комнатам. И нашла.

Антон изнасиловал ее. Грубо и жестоко лишил девственности. Да, она была невинна, несмотря на то, что у нее был парень.

Я понимала, что в это виновата только я.

Я привела ее туда. Я практически толкнула ее в животные объятья моего изверга-брата.

Я сама отвезла ее в полицию. Диана была просто не в адекватном состоянии. Я даже не понимала, осознает ли подруга, что с ней произошло.

В полиции я дала показания против брата. Как бы я его не любила, но я не могла такое простить. Диану увезли в больницу, а я направилась домой. Я намеревалась сказать ему все, что о нем думаю.

Но до дома я не дошла. Удар по голове и темнота. А утром я уже очнулась в этом аду.

И именно Илья способствовал моему заключению. Но почему он так сделал? Чтобы я не сказала ничего лишнего? Но я уже сказала…

И я все же хотела узнать правду.