Текст книги "У вас есть женщина"
Автор книги: Ксана Василенко
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Барышня нянчит сплин
Барышня нянчит сплин,
бледную скуку – немочь,
ступор? Какой-то неуч
врёт: "это с жиру, блин,
балует!"
Всё не так!
Смотришь в окно – две галки
и воробей, мочалки
жухлой травы… Пятак
жира в холодный суп
брошен зимой на бедность.
В постном своя полезность –
станешь суров и скуп
на пустозвонный смех,
воспоминанья всуе...
Кто это там рисует
крестик, бессмертник, снег?
Сказано же, больна!
Руки б ему по локоть...
То богомаз-весна
с ликов стирает копоть,
в проруби моет кисть,
ладит холсты на рамы.
Барышня, эта "дама" –
конченый оптимист.
Каждой тоске свой срок.
В адрес моих трагедий
море жуёт песок,
старой плюётся медью...
Утро первого апреля
…В два прыжка спустилось утро
с высоты сюда, на берег…
Не бывает утро мудрым,
утро всем на свете верит:
этим уткам – голодяйкам,
этим камешкам холодным,
мне – насмешливой лентяйке;
полосатым, беспородным,
тюфякам, а не матросам –
трём котам; стихам Бодлера,
старичкам, с их вечным кроссом
по дорожкам в даль… А вера
утра первого апреля
так чиста!
…Птенцам (и мне бы!)
голубые сойки в елях
выстилают гнёзда небом…
Amore море
Я доживаю до тебя,
По мне всю зиму eva-камень*
Скорбит. Кудрявых моренят
Твоих во сне ловлю руками…
***
Из Симеиза был гонец
Сказал, смягчилась Ваша Светлость,
Ожил сапфировый птенец
В стеклянном шаре, и оседлость
Вдруг покачнулась. Да, пора!
"Пора!" – Так резко, под лопатку
Вошло железом топора.
Amore море, всё в порядке!
Ещё немного тесноты
В толпу сбивающихся мыслей,
Спираль дороги и посты
Скворцов на каждом кипарисе,
И – можно руку протянуть,
Желая вдребезги разбиться,
Когда ударит грудью в грудь
Аmore – синяя орлица…
* камень, найденный на побережье
«eva»
Не бывает цветов «забудок»,
Не бывает. Надежда лечит…
Ученица усердных уток,
Добывающих хлеб как жемчуг,
Я нашла, в глубину ныряя,
Этот камень – осколок, слепок
Первобытно-земного рая.
Первозданное утро слепо –
Это март… Тает снег местами,
И олень на пригорок вышел,
А чуть ниже, смотрите сами,
Два шатра… Кто по снегу вышил
Это слово? Оно запретно…
По-оленьи, призывом самки,
Пахнет имя, и суть завета,
Что оно – только яд, приманка,
Здесь ничто.
Костровище, слева
Кости жертв перед Девой. С марта
Завязь плода во чреве…
«eva»,
Стань «изида», «иштар», «астарта»…
P.S. камень действительно существует и надпись на нём именно «eva»
День тих
...ах, ты, бабочка! Бронзовокрылая ты...
словно царевна какая (ну да, Нефертити!)
из кокона мумии выпав, оземь ударилась
и полетела. Осирис ли сжалился...?
тайком упорхнула ли?
...день тих...
Море ест время
... я подсовываю морю лучшие кусочки времени,
оно равнодушно их ест
глотает, не чувствуя вкуса
«это кто кого ещё кормит»
с кормы проходящей яхты кричит подхалимка-чайка
а я всё крошу своё время вечности "на, не жалко..."
только бы не остановилось море навстречу мне..
Утро, дорога
Вползаешь в ПАЗ и алчешь тесноты,
пускай плечо соседа так притрётся,
что рукава свалявшийся ватин
согреет двух. Ни солнца, ни полсолнца
пока ещё. От судорог-зевков
не удержаться – едем, едем, едем
так несусветно рано. Пять сурков
и двадцать две сурчихи. Каждый беден
на любопытство к ближним. Ломкий сон
на поворотах бьётся об окошко.
По "серпантину", в горы… Не резон
Считать витки. Из сонных недр кошка
несмелым «мяу» – обществу привет.
Сдержать улыбку даже не старайся.
А в окна брызжет розовым рассвет,
с верхушек сосен к нам в автобус – «зайцы».
Народ оттаял, сумки потрошит;
еды соблазны – сыр и чебуреки,
с чесночным смаком, твёрдой, как самшит,
кониной пахнет, щёлкают орехи…
«Ура! Ура!» – и дерзко, и смешно
воскликнул гусь из бабкиной корзины.
"Рукой до неба" – ешь и млеешь, но
боишься глянуть в чёрный рот низины…
И лёгким нервом в каждом отдаёт
натужный голос ПАЗика. Дорога
ведёт домой, а кажется – на взлёт.
…пытаюсь крест сквозь кофточку потрогать…
Инжиров день
Зелёный «кукиш» смоквы вял и мал
Пока ещё, но как же дышат листья!
Распарено, дурманно! Оступись я
В густой траве – не встану. Спал бы, спал,
Покуда солнце ищет, где упасть бы,
Покуда лист смоковницы горяч,
Пока ещё бежит проворный мяч
От Тани к речке, и левкоев пасти
Закрыты – значит, вечер далеко.
Здесь воздух вязкий втягивает пришлых
В беседу о вещах настолько лишних,
Настолько не… Топлёным молоком,
Зерном кофейным охмуряет нас
На летней кухне милая хозяйка,
Поднос прогнулся от закусок.
– Зайка! –
кричит хозяин, – Ты забыла квас!
…мне так легко, бездумно, так бессрочно!
Инжиров день и я – зелёный плод –
Держусь за ветвь, подремывая, точно
Плыву. А смоква… смоква – это плот.
Ожерелье
1.
С повозки имя донеслось –
Зов умирающей орлицы,
Визжит несмазанная ось:
"Спеши, раз велено явиться."
Как лист по осени суха
И вся в веснушках чечевичных,
Царицы-бабушки рука
Почти остыла, непривычно
Потух огонь зелёных глаз,
И внучка ежится…
– Возьми-ка,
подвески эти. Слушай сказ:
На берегу моя туника,
Волна велит: "плыви, плыви,
не оглянись назад, там пыли
Клубы, там сеча, там в крови
Отец и братья..."
Мирно жили
и, вдруг:
Йииииииии….! Карч-карч! Йииииииии!
Спасайтесь все, кто может!
Скифы!
2.
…зеленоглазую беру себе в шатёр,
Люблю кусачих. Ишь ты, колкий тёрн!
Нет, не боюсь твоих богов. Просторен
Подлунный мир, а скиф во всём хитёр…
Зеленоглазая, а ты колдунья, видно,
И то, что эллинка – неплохо, я люблю
Гречанок поступь плавную. Невинна
Скорей всего… Ну, что ж, я пригублю!
3.
Боги мои, накажите блудливую кошку,
Боги мои, отнимите у эллинки страсть!
Что же мне делать? Сказал: «…эти красные ножны
Для акинака никто не посмеет украсть»,
Скалился. Я же… Булавку воткнуть золотую
В горло ему – это долг, но платить не спешу,
Мучаясь гневом и горем, желаю такую
Ночь хоть одну ещё…
А в Неаполисе шум,
Пляски, костры в честь великой богини Табити,
Мясо в котлах. Всюду звери в обличье людей…
Царь ненавистно-любимый, на троне, при свите
Прост в проявлении скифских животных страстей.
Прост, но любим. Я упала. Куда, ещё ниже!
Стала царицей... Мне шёпотом царь обещал –
Ночи любви он на конскую жилу нанижет…
В час персеид небосвод на звезду обнищал.
4.
Так повелось. И со временем мне полюбились
Скифские скачки, ковыльная вольность степей.
Чаще Табити, чем всем Олимпийцам, молилась…
Знай, что любовь, это то же, что в гриве репей-
Разве что выстричь…
Скифской царице никто не пенял на рожденье
Не от скифянки… В походах хранили царя
Ласки мои под шатром,
боевое уменье
Верных друзей и ещё заповедный обряд
Нашей любви – в ожерелье сбирать звездопады.
Счастье всегда проживает в полшаге от горя;
К ним ты идёшь надрываясь, немыслим привал.
Царь обещание дал и исполнил…
«Ты – море» –
Эллинку скиф, умирая, в глаза целовал.
Всё на шнурке: сыновья и прекрасные дочки,
Голод и холод, и каждый (последний) поход...
Скиф слишком воин, чтоб в уши жене медоточить,
Щедро, но молча он дарит подарки.
Вот кот
(Звёздочку видишь меж ним и совой пёстрокрылой?
Это лишь капля одна из дождя персеид)
5.
…бык, разделённый звездой с кобылицей,
Коршун, змея, человек с головой
Вепря, а вот длинноногая птица...
Это журавль. Есть заяц и волк,
Рыси прыжок, скорпиона атака,
Серна и старый горбатый медведь…
Сколько событий отмечено знаком
На ожерелье! А звёзды, заметь,
Всюду меж ними и делят на части
Жизнь, словно бусы.
Носи! Никогда
Не расставайся с ним –
Бабкино счастье
Было серебряным… Ты молода,
Зеленоглазая внучка, другие
С карим огнём, но Эллада в тебе
Морем кипит.
Я была берегиней
Скифу.
И ты не противься судьбе.
6.
…эту подвеску с собой забираю,
(в лодку Харона войду только с ней).
Видишь, как тело царя обвивают
Эллинки руки? Водой не разлей.
Пусть же такую подарит любимый,
Тот, кто увидит в глазах твоих Понт.
Будьте огнём и любовью хранимы,
Звёзды и звери – мой Нечет и Чёт.
2010 г.
Храмовый камень
1.
Рыжий тавр с серебром за щекой постучался в ворота Ардабды.
Назову его Кен, он такой синеглазый, как Понт, но отрады
Не принёс, как и все до него… Перекормлена таврская Дева
Видом эллинских глав. У богов олимпийских не вызвали гнева
Мореходов погибель и крах их походов во славу Эллады.
Не ропщу, только вижу как с плах красным паром восходят, усладой
Для Таврической девки, мои фтиотидские братья. Да, жрицей
Я была, и осталась. В Аид не посмею сама попроситься…
Часто снится мне узкий залив, стук сандалий наверх, по ступеням,
Бело-мраморный портик, олив приглашение в тень, и олени
На лужайке у храма – кормлю я любимцев самой Артемиды,
Посылая свой взгляд кораблю, что навечно уходит в Тавриду.
2.
Это после, когда ни один не вернулся, пред нами предстала
В лунном свете богиня. «Иди!», повелев, на меня указала…
И галера летела вперёд, и храбрились бывалые греки,
Я зачем-то серебряный лёд двух монет положила на веки…
И закрылись глаза! Почернел синий Понт, когда в тесном заливе
Я увидела лодки и стрел табуны нам навстречу завыли.
Всё. Потом только запах мясной...
Я ослепла. Твой храм, Артемида, в этой варварской, дикой, лесной
Стороне – той, Кровавой, обидой несмываемой станет. Прости,
Не смогла даже камень в основу положить… Храмы любят расти
Там, где есть поклонение слову, созидательной силе души,
Ну, а эти, пока что, стадами бродят в дикой, беззвучной глуши
И к чудовищу ходят с дарами.
3.
Кто из них пожалел меня? Вздор лепетали их дети, что Дева
Отказалась от жертвы – топор разлетелся в куски, даже тела
Моего не коснувшись. Тогда отвезли меня к стенам Ардабды…
Я стара или я молода? Безразлично. Не надобно правды
Никакой. Всё, что нужно слепой, всем известной заморской колдунье
(Да! Да! Да, Артемида! Тобой поклянусь, ворожу в полнолунье,
На растущей луне я шепчу заклинанья, на тающей – хвори
Исцеляю. Я даже учу говорить их по-эллински! ) – море.
Слуги к берегу водят меня, я стою, насыщаясь ветрами,
И стараюсь, стараюсь понять, где найти главный, храмовый камень.
Рыжий тавр с серебром за щекой постучался в ворота Ардабды.
Назову его Кен, он такой синеглазый, как Понт. А награды
Не возьму. Тех монет с кораблей, чёрным морем проглоченных, слишком
Много в доме... Кен – тавр, не робей, Деву славь! Народится мальчишка...
…эти море и белый песок, это их неутешным напевом
Ударяют в горячий висок имена Артемида и Дева.
А в Ардабду, под солнце её, не входила ослепшая жрица.
В Феодосии время поёт о своём и плетёт небылицы...
2010 г.
О ЧЁМ МОЛЧУ
Кукольный ад
Маше Н. с признательностью.
Читая твоё «Ло.Ли.Та»...
...вот серп, вот сноп, а в нём ничьи колосья...
Зачем Вы так верны любви-подростку?
И есть ли толк, что в кукольной повозке
Она сидит безропотно, а ослик
Который круг без устали свершает?
Копытцев звук и спиц колесных постук
Не значит, что куда-то поспешает.
Всё так непросто, если перекрёстков
Ни одного, а только возвращенье
К речной воде – наклон, паденье: «Мама!»
И в этом всхлипе тонком нет ни грамма
Надежды на… И вновь круговращенье:
Вот серп, вот сноп, а вот река и ослик…
Для Вас есть место в этом шарабане,
Но не сейчас, а после. Много после
Того, как кукла правду скажет маме…
– Вы всё ещё верны любви-подростку?
– В любом из смыслов. Даже в переносном..
2010 г.
Особое качество мастера
Во времена алюминиевой посуды
Было это.
В эру первых моих кроссовок "Reebok "
Это было.
Давай, назовём то, что было – Ретро.
Сколько тебя комсомолок тогда любило?
Ой, сколько их, забегавших за счастьем,
Словно за солью или за спичками!
Не было спичек. Огонь, мой Мастер,
Ты добывал сквозь увеличительное
Стеклышко камеры.
А оно, преувеличивало
наши трагедии.
Помнишь, ходили "балетные",
кинонищие,
фотографASSы (шутка!)
за помощью?
А потом эти крепконогие ослики,
стуча каблуками, счастливые,
с щепотками соли
от твоих щедрых любовей,
шли восвояси, записав на руке телефон. И
убеждал меня Мастер так: "Маленька,
Я с ними сплю беспробудно, а ты...
Ты для меня – золотая бессонница.
Хочешь клубнику? Хочешь цветы?"
Тогда я писала на ватмане белом
Черенком алюминиевой ложки:
«Ну и е....сь с ними.»
Надевала кроссовки,
Брала парабеллум,
И шла стреляться
В твоей массовке.
...Ты был Мастер делать кино из всего...
2008 г.
Жаропонижающее
Как же я раньше не умерла
От мандариново – хвойных желаний
Снега, дорог и печного тепла?
Здравствуй, мой, впервуюочередьзванный!
Вылечи словом... Нет, доброй рукой!
Только сначала – немного прохладной,
Позже такой же горячей, как мой
Пламенный лоб. Воспаление? Ладно,
Брось волноваться. Хочу на вокзал.
Знаю, состав неподвижных суставов
Главный Начальник собьёт из начал,
Мне только хвостик – вагончик оставив.
Сяду в вагончик и чувства вразбег –
Ты, и тайга, и нестрашные волки.
И подерутся во мне Чук и Гек
За вожделенную верхнюю полку...
2009 г.
Завтрак мима
По утрам достаёшь из постели немую себя (всё сама!),
Как письмо из конверта – писала, писала, устала,
Да и бросила, чувствуя, что тяжело провисаю
На крючках вопросительных знаков весьма и весьма.
Перечеркнуто, сложено вчетверо, загнут вовнутрь
Уголок. Будний день по щеке потрепал и отчалил.
Вам печали? Ну, нате, вам, многие письма – печали
И стакан нефильтрованной жижи сентябрьских утр.
Завтрак мима – глухая молчанка под кап с проводов,
Обессолен до степени строгой лечебной диеты.
Я согласна лечиться, не век же мне сплёвывать кровь,
Называя издержками нежности письма в конвертах.
2008 г.
Покорность
Сижу себе, ногой катаю камешек.
Покорность камешка рождает чувство ласки,
Но ласка камня ранит острым краешком,
Нога болит, а камень ярко – красный.
Покорность – это то, что только кажется.
Покорность – нечто твёрдое и острое.
2008 г.
Жалоба
– Я слишком скучаю, мама.
– Донюшка, всё пройдёт.
В твоём зазеркалье драма
И нежность наоборот…
– Мне так одиноко, мама.
– Донюшка, и ему.
Срастутся ли «пополамы»,
Ваших сердечных мук?
– А он меня любит, мама?
– Донюшка, спи, мой свет…
– Боже мой, даже малой
Нет мне надежды?
– ...
2009 г.
Когда о тебе молчу
Когда о тебе молчу,
То делаю сразу три дела:
Сжигаю свой дом, убиваю тебя
И яблоком нежности спелой
Давлюсь за широкой спиной сентября.
Три дела... Но так неумело!
В молчании этом вся я.
2008 г.
не звери
«Господа, вы звери, господа...»
«Вы звери… звери, господа»*
Она нам льстила.
Плевочки, сонная вода,
Верёвки, мыло…
Рыдала женщина-Кино,
Чернели веки…
Не звери – кости домино
Мы, человеки.
Летели чёрные авто,
Шарфы клубились
Вино Бордо и рот бордов
И низкий вырез.
Ты хочешь страсти? Это там,
В давно отжившем.
В картинном жесте – красота,
Она нас выше.
Ужель так короток мой шарф,
Не хватит всплеска
Его, двукрылого, на шаг?
Спи, поэтеска,
Твоё звериное давно
Сошло на рыбье…
…верёвка, мыло, домино
под сонной зыбью.
2011 г.
конец Утопии
На царствие меня, а не тебя
Придут сажать толпой чины и «лица»,
Бросая в урны косточки лисицы
И волчьи кости. Выиграю я!
Монархиня, как должное приму
Державу, скипетр – яблоко и скалку.
Ты помнишь, я всегда чуть-чуть весталкой
Была и знала, лисы в гуще смут
Заметней всех. Полки моих обид
На твой оскал оцепят сонный город
(я так стара, а ты, так глупо молод,
забыл, что старость очень мало спит).
Указом первым будет – грабить «Рим»…
Оговорилась – гробить мир-пустышку
И море сжечь, устроив искру-вспышку
При треньи лжи о сердце. Догори,
В конце концов, Утопия! Вода,
Сойди на нет, я триста раз тонула
В пучине грёз. Ни Ромула, ни мула
Не захочу. Да, варварица, да,
Себе самой за тонкий план захвата,
За шах и мат в игре преподнесу
Хвосты волков, помысливших лису
Пугать кривым клыком патриархата.
2011 г.
Тебе
Не вставай,
Я сама принесу тебе чай и очки.
Почитай
Что-нибудь на тристано-изольдовской ноте
О любви,
О красивом, о бабочках (в мыслях всплывают сачки),
Обо мне, наконец!
Отчего так манит турандотья
Подколодная страсть к испытаниям?
Ах, отгадай,
(До)пойми, (до)почувствуй, достань из немого колодца
Девя(ть)сил в запечатанной склянке…
…а яблочный пай,
Как ни странно, на славу в минуты тоски удаётся…
***
«Лампа, портрет и пробитая каска».
Я попросила бы это взамен
На обещание быть и остаться
(Это не ты, это Аполлинер.
Впрочем, неважно). Мне главное – каска,
Чтобы в пробоину вкладывать перст
С кровобоязненной детской опаской,
Думать: отныне твой орден и крест –
Я, невозвратно вошедшая в раму
Настежь открытого в город окна…
2011 г.
Знай, жено
Не дай, Бог, упаду низко,
значит кто-то украл посох
или чёрт по дворам рыскал,
или ангел смотрел косо…
***
…Знай, жено,
Кому пить дать,
Куда лён стлать,
Когда рожь жать
От кого ро – жать…
***
Чем же тебя взять ?
Телом спелым?
Нравом смелым?
Красной речью?
…или нечем?
***
Как мне тебя позвать?
Песни петь?
Бубенцом звенеть?
Громом грянуть?
…в воду кануть?
***
На росстани
по осени
свирепоустый ветер
и стонами,
и посвистом
тоску мою приветит…
2012 г.
Кристаллическое тело
Подписывать конверты, адреса
и явки выдавать под пыткой джаза…
У джаза невозможные глаза
И маленькая родинка под глазом…
…
Кто-кто, а я-то непременно,
Наперекор, оборочусь
И стану солью.
На, мой нервный,
Кольцо, пока лишаясь чувств,
Ещё не полностью кристальна,
С живого пальчика сниму…
Ты, лёгкий на ногу, из спальни
Уходишь просто потому…
…
Тебе бы женщину-шхуну,
А я – катерок-ветерок.
Ладно, считай меня умной,
Раз уж красивой не смог.
…
я тебя знаю
я тебе верю
нас уже стая
мы уже звери
2012 г.
Белена
В садах, что в куренях,
Дымы, дымы…
Щетинится стерня,
Поля немы.
Одна, особняком,
Ещё сильна,
Змеиным молоком
Мне белена
Испачкает ладонь,
К ногам прильнёт…
Приснится: серый конь
Слепца несёт
На запад, где заря
Едва жива,
Где зёрна октября
Ноябрь сжевал.
Польётся из глазниц
Слепых вода,
Укроет божьих птиц
В себе скирда.
И только я одна
Ни с кем, ни в ком…
Отравлена змеи–
ным молоком…
2011 г.
есть вопросы
А, давай: ты ко мне на откорм,
На покой, под широкое небо!
Затяжным, долгожданным глотком
«Изабеллы», бараниной, хлебом
Соблазнись. Я добавлю ещё
Баклажанно-перчёного зверя
Под кроваво-томатным плащом:
«по… ми... до... ppe» по нотам. Мадерой
Наливаются «бычьи глаза»
Винограда в айвовые ночи.
Ты ещё ничего не сказал,
Но ведь хочешь? Ведь хочешь?..
Ты хочешь.
***
Не бойся, оно тебя помнит.
Обнюхает, ноги оближет,
Спустя пару дней станет ближе
Тебе это море, чем я,
Которая носится с пледом,
Со шляпой – возможны удары
На солнце, со старым-престарым
Пристрастием к крымским чаям
На розах (да, крымским и только!),
С неверием в счастье: "Приехал?"
"Так-трак" подтверждают орехи,
осенние крыши черня…
2011 г.
Кофейная гуща
На рынке кавказские люди,
торгуя гранатовым соком,
с размаху, без всяких прелюдий,
сверкая агатовым оком:
«Эй, дэвушка, хочешь?..»
– "Не х очу..."
...чириканье маленьких страхов
в тимьяне задумчивой ночи
и столик – кофейная плаха
судьбы в остывающем мокко.
Сулит, ох, сулит мне октябрь
желанную весть издалёка.
А будет ли?
…слово хотя бы…
2012 г.
КАРТИНКИ С ВЫСТАВКИ СНОВ
Не Рильке
Счастливцы-окна видят каждодневно
то, что для нас – одно из дивных див...
Р.М.Рильке «Венецианское утро»
Во рту её нежном шпильки,
В причёску сбежавший локон
Никак не пристроит.
Рильке…
Венеция грёз и окон,
Глядящихся в желчь каналов.
Распахнуто, чернооко
Бесстыдство…
Она не знала,
Ловя завиток барокко,
Покинув кресты Сан Марко,
На питерский подоконник
Сел ангел почтовый. Жарко
Ему и кудрявой донне…
Кивают в трельяже лица
По центру и "лево-право":
"Пора, наконе(ц), патрисса
("постричься") Вам" – шипильляво.
Венеция грёз и окон,
Глядящихся в желчь каналов,
Лови завиток барокко
Состриженный...
2009 г.
Дворник в сердце моём
Николай Асланович Пиросманашвили
...и вот, они всей гурьбой
Ввалились так просто в сердце.
Режут овец, и хором
Поют виноградные песни,
Крадут пышногрудых невест,
Ругаются, восвояси
Едут на синих ослах
Вверх или вниз с горы,
Точат кинжалы,
Нянчат детей,
Хоронят родных,
Вздыхают любовно,
Делают сыр и квасят мацони,
Чеканят кувшины, иконы...
Всё это – в маленьком сердце.
Может, ошибся дорогой,
Привёл их совсем не в Колхиду,
"Дворник" – апостол с клюкой?
Или он знал, не в обиду
Мне балаган такой?
Заздравную пьют за Ираклия,
Славят рожденье Василия,
Поминают Котэ, крестят Нунуку,
Месят глину из красного праха,
Сдобрив щедро святой арагвийской водой...
Ой!
Как же всё уместилось в мой долгий покой?
…Жил Нико Пиросмани святой...
2010 г.
_________________
* "Дворник" – картина Нико Пиросмани (1862-1918)
Полжизни без сна, Нино
Когда она, словно полжизни без сна,
Поёт своё Оnce in the street,
Сомнамбулический город
делает странный поклон
И всеми огнями свергается в чёрные лужи.
И, если б не once in the street,
Этот зернистый свет
Не плавал бы в грязной воде
Цветками мимозы. А мне...
А мне не рыдалось бы тяжко,
Изгойски – бездомно во вне...
И так обречённо.
Полжизни без сна, Нино,
это всё-таки…
Но
once in the street
2009 г.