Текст книги "Мой сын маг"

Автор книги: Кристофер Зухер Сташеф (Сташефф)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 27 страниц)

Глава 16

Желудок Мэта бесчинствовал пострашнее смерча.

– Кто-нибудь, остановите эту карусель!

– Закрой глаза! – прокричал Рамон.

Мэт зажмурился, надеясь, что отец прав и это спасет его от тошноты. Он бы не отказался от таблетки драмамина, но высказать это пожелание вслух не решился.

А потом его ноги ударились о землю, какое-то полотно обернулось вокруг него, он еще раз крутанулся вокруг собственной оси и упал. Голова у Мэта кружилась, его жутко мутило. Опасаясь, что враги немедленно бросятся на него, он попытался подняться и схватить меч.

Ну и конечно, тут же послышались грубые голоса, и чьи-то сильные руки схватили Мэта. Кто-то выхватил из его пальцев рукоять меча, кто-то выкрутил его руки за спину. Мэт дернулся вперед, отчаянно пытаясь подняться на ноги.

– Хватит! – приказал чей-то звонкий тенор. – Я должен поговорить с теми людьми, которые попали сюда столь волшебным образом!

Наконец перед глазами у Мэта прояснилось, и он увидел перед собой персидский ковер. Тяжело дыша, он с ужасом огляделся по сторонам – его отец тоже стоял на коленях, а его руки, скрученные за спиной, крепко держит африканец в бурнусе и тюрбане. Мэт очень обрадовался, что отец жив и здоров и что по крайней мере отцу не намного хуже, чем ему самому. Мэт сдержал желание немедленно убраться отсюда вместе с отцом с помощью заклинания. Ведь если на то пошло, он с таким трудом попал сюда! Он посмотрел прямо перед собой, и глаза его остановились на фигуре мужчины, восседавшего на груде подушек.

– Я – Тафа ибн Дауд, – сообщил молодой человек. – Кто вы такие и как сюда попали?

Мэт смотрел на юношу во все глаза, сдерживая желание переспросить, действительно ли он тот, за кого себя выдает. Парнишка выглядел не старше выпускника средней школы. Стройный, темнокожий, с тонкими чертами лица, высоким лбом, гладкими щеками... То ли он на редкость аккуратно брился сам, то ли его брадобрей был воистину искусен и только что выбрил своего господина. А вот подбородок у юноши был тяжелый, а линия губ такова, что лицо выглядело строгим и решительным, глаза горели живым и пытливым умом. Почему-то Мэту показалось, что этот парень мог бы стать идеальным студентом в любом американском университете.

Между тем сейчас они находились не в учебной аудитории, а в шатре размером с небольшой дом. Висячие ковры делили шатер на несколько частей. Кругом стояли высоченные угрюмые мужики в тюрбанах и глазели на Мэта – их орлиные глаза сверкали, а ястребиные носы как будто к чему-то принюхивались. Их руки лежали на рукоятях ятаганов и кривых ножей. У одних кожа была очень темной, у других совсем светлой, но были и такие, у которых кожа была кофейного цвета. Одни наверняка были африканцами, другие, без сомнения, – арабами. Кое у кого имелись усы, кое-кто был гладко выбрит. Однако все они выглядели так, словно готовы прикончить Мэта на месте без суда и следствия. Для этого им хватило бы одного легкого кивка махди, а тот ждал, что ему ответят незваные гости.

А незваные гости боялись попасть впросак.

– Приветствую вас... – Мэт на миг задумался, как бы лучше обратиться к полководцу, и выбрал:

– ...господин Тафа. Меня зовут Мэтью Мэнтрел, я лорд Маг Меровенса. – С этими словами Мэт гневно глянул через плечо на стражника, державшего его за руки. Тот от удивления на миг ослабил хватку, и Мэту удалось встать на ноги. – Позвольте представить вам моего отца, Рамона, лорда Мэнтрела.

Брови Рамона поползли вверх. А махди широко открыл глаза.

– Рамон? Ты из Ибирии? – Тут махди, похоже, наконец заметил, сколь неудобна поза отца Мэта, и раздраженно махнул рукой стражнику, сжимавшему руки Рамона:

– Пусть встанет. К врагам такого звания следует относиться с почетом.

Стражник неохотно позволил Рамону встать, но рук его не отпустил.

– Я не из Ибирии, господин Тафа, – уточнил Рамон. – Но дед мой родом оттуда. В юности он пересек Пиренеи, дабы уйти от злобного тирана.

– Гордогроссо, – понимающе кивнул Тафа. – Да, я помню. Ни одному мудрецу не удавалось уговорить нас выступить против Ибирии до тех пор, пока не был свергнут этот злобный король.

Мэт хотел было пояснить, что отец говорит не о Гордогроссо, а о Франко, но решил, что это бы еще больше осложнило положение дел.

– Значит, теперь ты явился ко мне, чтобы потребовать обратно замок своего отца, – заключил махди.

– Нет, господин Тафа, мы пришли для того, чтобы воспрепятствовать кровавой бойне. Негоже, чтобы слуги одного и того же Бога истребляли друг друга.

Юноша, сидевший на троне из подушек, грозно нахмурился, пораженный дерзостью Рамона. Поражен был и Мэт, хотя собирался сказать махди то же самое.

Стражники и командиры арабского войска сердито зароптали.

Тафа устремил глаза на Мэта.

– Ты согласен со своим отцом?

– Безусловно, – кивнул Мэт, решив, что сейчас не время уточнять, кто чьего мнения поддерживается. – Но сейчас, господин Тафа, больше всего я потрясен тем, насколько быстро вы продвинулись так далеко от Гибралтара.

Тафа небрежно махнул рукой, как бы отказываясь от скрытой в словах Мэта лести.

– Эти ибирийские трусы даже не думают драться – они удирают еще до того, как наше войско подходит к их городам.

Стало быть, король Ринальдо эвакуировал те города, которые, на его взгляд, он не мог бы защитить, и избегал открытого сражения. Мудро. Вероятно, больше всего Ринальдо заботился о том, чтобы уберечь горожан. Правда, казалось, что арабское войско неплохо вымуштровано, но кто знает, как могли повести себя воины с мирными жителями? Так что Ринальдо нельзя было отказать в предусмотрительности. Кроме того, пусть большинство мусульман и не занимались обращением христиан в свою веру огнем и мечом, где гарантия, что они не начнут этого делать? А примись они за это дело, людей, пожелавших бы принять мученический конец, нашлось бы, вероятно, немало.

Помимо всего прочего, тактика Ринальдо свидетельствовала о том, что ибирийский король накапливает силы. Но что у него на уме на самом деле? – гадал Мэт.

– С помощью какой магии вы попали сюда? – вопросил Тафа.

– Да очень просто, – небрежно отозвался Мэт. – Нас доставила джинна.

Присутствовавшие в шатре испуганно и удивленно загомонили. Тафа смотрел на Мэта так, словно хотел пронзить его взглядом насквозь. Юноша, выждав немного, спросил:

– Джинна? Джинн-женщина? Их редко увидишь!

– Это точно, – не стал спорить Мэт. – Но посмотреть стоит. К тому же мне она показалась весьма могущественной.

– И каким же образом ты подчинил себе джинну? – с широко раскрытыми глазами поинтересовался махди.

– Я ее не подчинял, – покачал головой Мэт. – На самом деле все вышло наоборот. Ее смертный повелитель натравил ее на меня, послал ее, чтобы она меня убила, вот мне и пришлось из соображений самозащиты освободить ее.

Ответом на эти слова Мэта был ропот страха и благоговения. Тафа воскликнул:

– Ты освободил ее? Но ведь джинна должна быть скована печатью Сулеймана?

– О, вот в этом я сильно сомневаюсь, – возразил Мэт. – Ну то есть я хотел сказать... когда ты загоняешь джинна в бутылку и запечатываешь ее печатью Сулеймана, джинн сидит в бутылке, но если джинна из бутылки выпустить, он становится необузданным. Так что управление джиннами с помощью ламп, колец и тому подобных предметов – это уже совсем другие заклинания.

Все, кто находился в шатре, включая Тафу, не сводили глаз с Мэта. Похоже, даже махди слегка занервничал.

– Так ты и в самом деле силен в магии?

В который уже раз Мэт ощутил себя полнейшим шарлатаном. С тех самых пор, как судьба занесла его в Меровенс, он изучал все, что только мог, о принципах действия магии, но до сих пор он и сам не в силах был понять, что он знает, а что – нет. И можно сколько угодно утешаться тем, что примерно так должен чувствовать себя любой новоиспеченный доктор каких угодно наук – толку-то? Но в этом мире магия творилась с помощью стихов, а стихов он знал предостаточно.

– Скажем так: я – примерный ученик.

– Воистину примерный, если тебе подвластно освобождать джиннов от заклятий, и ты вовсе не ученик, ты настоящий мастер!

– О да, но ведь познанию нет предела, верно?

– Верно, – кивнул Тафа, округлившимися глазами взирая на Мэта. От Мэта не укрылось, что так называемый махди только что усвоил нечто весьма существенное и это нечто здорово ударило по его гордыне.

И Мэт вдруг почувствовал себя умудренным и старым по сравнению с этим желторотым юнцом.

– Никто не может заставить человека прекратить познание, мой господин, но встречались мне и такие, которые сами, по собственной воле, шли на это. Такие люди становятся близорукими и косными, они видят все меньше и меньше в том мире, который их окружает, они уже не могут понять, что мир переменился с тех пор, как они были молоды, когда все для них было в новинку и когда каждое открытие приносило им восторг. Проходит еще какое-то время, и жизнь так прискучивает таким людям, что они начинают мечтать о смерти.

Тафе с трудом удалось подавить охватившую его дрожь.

– Ужасная судьба! – воскликнул он. – Но как же людям отыскать то, чего они еще не ведают? Когда ты знаешь наизусть весь Коран, чему еще учиться?

Почему-то у Мэта не было сомнений в том, что этот юноша знает каждую букву в священной книге.

– Ну прежде всего, – ответил Мэт, – существует масса толкований, и когда человек начинает толковать Коран, он становится кади, муллой или муэдзином. Ну вот, например, вы, мой господин, военному искусству выучились, читая Коран, или набрались опыта в сражениях?

– Я понял тебя, – кивнул махди, искусно избежав ответа на вопрос. – Получается, что Коран – это сама жизнь, а о жизни всегда можно узнать что-то новое.

Мужчины постарше осуждающе нахмурились. Не исключено, что некоторые из них – мусульманские священнослужители. Мэт решил действовать с осторожностью.

– Бог бесконечен, мой господин, – сказал он. – Мы никогда не перестанем узнавать о нем что-то новое. И мы никогда не должны отмахиваться от нашей обязанности познавать Его.

Один из пожилых мужчин неохотно кивнул, глаза Тафы сверкнули.

– Воистину так. Хоть ты и неверный, ты замечательно знаешь Писание. Подумай, не хотел бы ты принять ислам?

Так... Осторожность и еще раз осторожность! Однако в глазах отца была такая гордость за сына, что Мэт уверенно ответил:

– Скорее, мой господин, я мечтал бы о том, чтобы люди, поклоняющиеся Богу под любым именем, объединялись друг с другом против сил Зла... Вместо этого мы сражаемся друг с другом. Вместо этого вы принесли меч и огонь в Ибирию. Почему вы не напали на эту страну, когда ее тиранил Гордогроссо? Тогда ваши мечи ударили бы по приспешникам Сатаны!

– О, ну прежде всего потому, что тогда я был еще слишком молод, – улыбнулся махди, вновь обретая уверенность. – Но как только я подрос и возмужал, я тут же нанес удар по этой стране.

– Да, но вы направили свой удар не против короля Гордогроссо, который служил Сатане и с помощью злого колдовства продлевал свою молодость, дабы править Ибирией сотни лет. – Мэт повысил голос. – Почему исламское войско не хлынуло в Ибирию из Марокко, как только этот самозванец узурпировал тамошний престол? Почему мавры ни разу не напали на тирана?

Тафа нахмурился:

– Я не могу отвечать за тех людей, которые умерли до моего появления на свет.

Но, конечно, ответ был прекрасно известен им обоим: Гордогроссо был жесток и беспощаден и с радостью бы разделался с любыми интервентами, и притом мучил бы их и пытал. А вот Ринальдо – человек, преданный Богу, Добру, справедливости, наверняка бы проявил милосердие к врагам и ни за что не стал бы драться до тех пор, пока была возможность хранить перемирие.

Кроме того, он не стал бы бросать в бой любого и каждого, выставляя против регулярной мавританской армии необученных горожан, которые бы тысячами пали от рук профессионалов. Он не стал бы призывать к себе на помощь демонов, которые бы обрушились на богобоязненных врагов, как поступил бы на его месте Гордогроссо.

Однако сколько бы ни старался Мэт выразиться по этому поводу дипломатично, у него бы ничего не вышло. Все равно получилось бы что-нибудь в таком духе: «Вы, ребята, трусили напасть на Ибирию, пока там на троне восседал беспощадный садист. А теперь, когда хорошие парни разделались с этим садистом, вы оказались тут как тут и напали на хороших парней, которые дерутся по правилам». Ничего такого Мэт не сказал. А сказал он:

– Теперь, когда Ибирией правят люди добрые, преданные Богу, не время слугам Божьим драться друг с другом, господин Тафа.

Пожилые мужчины нахмурились, а махди довольно-таки спокойно ответил:

– Ислам должен восторжествовать во всем мире, лорд Маг. Ибирия должна покориться Аллаху, и я родился для того, чтобы это произошло. И если бы Аллаху было угодно породить меня сто лет назад, я бы тогда повел свое войско на Ибирию.

В этом Мэт не сомневался, но не сомневался он и в том, что Найробус – или тот, кто втянул Тафу в это дело, – не стал бы уговаривать его нападать на Ибирию до тех пор, пока тамошний трон был в руках злобного Гордогроссо. На самом деле, не будь Мэт в свое время настолько самоуверен, не вызвись он провернуть свержение Гордогроссо в неожиданный для тирана момент, не окажи ему тогда Небеса всю возможную помощь, Гордогроссо и сейчас бы правил Ибирией, и вряд ли бы кто-то из арабских колдунов взялся за разжигание в Тафе боевого духа.

Да что там говорить! Если эти колдуны служили одному и тому же повелителю, что и Гордогроссо – а скорее всего так оно и было, – им бы и не позволили бросить вызов тирану! Правда, Мэт успел заметить, что Сатане в принципе наплевать на то, сколько его приспешников гробят друг дружку, лишь бы только его позиция в результате не ослабевала. Более того, похоже. Сатана даже подбивал своих миньонов на нечто подобное.

Но тут возникал вопрос: на кого работает Найробус? Не являются ли мавры всего лишь орудием в борьбе, ведомой под покровительством сил Ада? И если являются, то что случится с ними, когда они выполнят за Найробуса грязную работу? В частности, что случится с этим юным, безусым махди?

Но и об этом сейчас говорить не время – не в том махди настроении, чтобы прислушаться к увещеваниям Мэта, нет. Мэт вымученно улыбнулся и постарался скрыть скепсис.

– Уверен, вы бы атаковали любых врагов, мой господин, если бы родились тогда.

На миг махди просиял.

– Да, если бы я тогда родился и если бы вестник Аллаха передал мне, что его воля такова.

Рамон уловил в ответе Тафы искреннее поклонение Богу.

– Стало быть, вам, мой господин, такой вестник являлся?

– Воистину так, – сверкая улыбкой, ответствовал махди.

– Поведайте нам о нем, – попросил Рамон. – Расскажите нам о том человеке, который сказал вам, какова судьба Ислама и ваша собственная судьба. Он священнослужитель?

– Он мудрец, он не священнослужитель, он святой отшельник, обитающий в пещере высоко в Рифских горах. – Глаза Тафы зажглись страстным огнем. – Я встретил его, когда пас коз. «Что ты сидишь сложа руки, Тафа?» – вопросил он.

Ведь он никогда не видел меня раньше, а откуда-то ему было ведомо мое имя!

– Весьма впечатляюще, – кивнул Мэт, припомнив как минимум десяток способов, как можно узнать чье-то имя, причем только два из них имели отношение к магии. Правда, следовало признать – отыскать мальчишку с задатками военного гения, наверное, было трудновато, при том что тот и сам не знал о своих талантах...

– Стало быть, он и предсказал вам вашу судьбу?

– Именно он, – кивнул Тафа. Лицо его светилось безмятежностью и уверенностью в предназначенной ему высокой миссии.

Это граничило с нахальством, которое Мэту всегда было противно. Поборов охватившие его чувства, он спросил:

– А каков он был собой, этот мудрец?

– Он был одет очень просто, но одежда его была из такой ткани, какой я прежде никогда не видел. Она напоминала шелк, но была намного плотнее. Одежда мудреца была цвета полночного неба, а борода и волосы – седые. У него были удивительные глаза – волшебные, сияющие, серебряные. Из-за того, как они сверкали, казалось, будто все лицо мудреца излучает сияние. Я сразу же понял – передо мной святой человек, гонец Аллаха!

Старики принялись бормотать восхваления Богу по-арабски. А Мэт по описанию без труда узнал Найробуса, хотя сам сказал бы, что у того вовсе не серебряные, а самые обычные серые глаза, а одежда – ну конечно, из полиэстера!

– Он предсказал вашу судьбу, читая Коран?

– Нет. Он коснулся моих висков пальцами и вызвал у меня видения – осаду Альдосера, мавританское войско, шагающее на Веллезе, наши победы и покорение Ибирии!

– И при этом ни слова из Корана, – нахмурился Мэт.

– Нет. Для начала он отвел меня к чародеям, и те научили меня владеть оружием, привили мудрость, дали силу и рассказали о военном искусстве всех полководцев, которые прежде завоевывали Северную Африку. Потом, когда чародеи сочли меня готовым, они послали меня в мечеть Касабланки, где я предстал перед муллой. Он с первого взгляда понял, кто я такой, и отвел меня к эмиру. Эмир позволил мне принести ему клятву верности, а затем назначил меня полководцем одного из своих войск и отправил покорять Ибирию.

– Ясное дело, – понимающе кивнул Мэт. Он живо представил себе проницательного мужчину средних лет, разглядевшего в Тафе талантливого харизматического лидера, способного собрать вокруг себя достаточное число последователей для совершения государственного переворота. Нечего было удивляться и тому, что эмир отправил новоявленного махди завоевывать целую страну – ведь там юношу могли убить. Откуда было знать эмиру о том, что Тафу ждут победы?

Однако Тафа победил и поэтому стал представлять собой реальную, ощутимую угрозу для царствующего монарха. Почему-то Мэт не сомневался: возьмись он разыскивать противников Тафы, эмир Марокко оказался бы одним из первых в этом списке.

– Но победой меня обеспечил тот святой человек с гор в чудесных синих одеждах! – с пылом добавил Тафа.

– Но вы же сами сказали, что он не был священнослужителем, – нахмурившись, возразил Мэт. – Разве может человек быть святым, если посылает кого-то убивать и подвергать страданиям других людей? Разве может быть то дело, какое совершается огнем и мечом, быть делом, угодным Богу?

Старики расправили плечи, метнули в Мэта сердитые взгляды, возмущенно зашептались. Воины-стражники тоже приосанились, их руки легли на рукояти копий.

Но Тафа только поднял руку и подождал, пока воцарится тишина. Когда тишина наступила, он безмятежно ответил Мэту:

– Страдания быстро кончаются, они длятся недолго, лорд Маг.

– Вы это скажите вдове, которая пошла по миру из-за того, что ее муж погиб в бою, – парировал Мэт.

– Голод – это всего лишь обман, – по-прежнему безмятежно отозвался Тафа. – Любые страдания – обман.

– В таком случае это очень болезненный обман.

– Но бьют и режут не настоящих людей, – пояснил Тафа. – Те, кто принимает мученичество за ислам, бывают похищены в последнее мгновение, и их место занимают неодушевленные предметы. Так что погибают вовсе не люди, а некие сны наяву!

Мэт вытаращил глаза. Неужели этот бедняга действительно верит в такую чепуху?

Но прежде чем Мэт успел сочинить достойный ответ, в разговор вступил его отец:

– Стыд вам и позор, молодой человек! Как же можно считать людей неодушевленными предметами, а не живыми существами! Неужели вы и вправду верите, что простые крестьяне, погибшие в бою, вознесутся на Небеса прежде, чем почувствуют настоящую боль? Неужели вы и вправду верите, что какой-то из тех «предметов», о которых вы толкуете, может оказаться на месте женщины, которую собираются изнасиловать, и что крики и просьбы о пощаде будут вырываться из глотки какой-то бездушной машины?

– Аллах не допустил бы таких страданий! – запротестовал Тафа.

– Между тем живые люди страдают каждый день, а когда страну раздирают войны, люди страдают в тысячу раз сильнее. Их крики будут терзать ваш слух еженощно, молодой человек, и их смерти лягут тяжким бременем на вашу совесть.

– Жизнь человека что-то значит, только покуда она служит делу воцарения ислама! – сердито проворчал один из стариков.

– Всякая человеческая жизнь для Бога священна, – возразил Рамон. – И когда ты приносишь боль кому бы то ни было, ты приносишь боль Господу, кого бы ты ни обидел – даже самого распоследнего бедняка!

– Богохульство! – вскричал старик. – Махди, ты своими ушами слышал этого еретика. Вот так эти христиане и пытаются творить богов из людей!

– Твоя война – священная война, махди! – вскричал другой пожилой мужчина. – И уж конечно, ты не станешь прислушиваться к лживым речам этих людей – они твои враги! Они только того и хотят, чтобы ты перестал одерживать победы ради Аллаха!

– Мы хотим, чтобы мавры и христиане стали друзьями, – возразил Мэт.

– Ага! – брызнув слюной, яростно прошипел третий старик. – И чтобы мавры сидели в Марокко, а христиане жили-поживали в Ибирии! Господин Тафа, разве ты не видишь, что эти люди стремятся ответить предательством на твое гостеприимство?

– Я вижу, что они противятся распространению ислама, – жестко проговорил махди. – Между тем мы не можем просто так взять и отрубить голову лорду Магу Меровенса.

– Если ты сделаешь это, ты избавишься от одного из своих самых могущественных врагов!

Мэт судорожно вдохнул, припомнив одну особо кровавую сцену из Байрона.

– Если я обезглавлю его, – задумчиво проговорил Тафа, – на меня обрушится гнев королевы Меровенса и всех ее союзников, и если я хоть сейчас готов сразиться с войском королевы, то к сражению с объединенными войсками я пока не готов. Нет. Я должен как следует обдумать то, как мне поступить с этим неверным. – Голос махди вдруг стал печальным. – Жаль, что ты не понимаешь истины, лорд Маг. Я бы высоко оценил дружбу с тобой.

– Я и предложил тебе дружбу, господин Тафа. – Мэту было не на шутку страшно. Не говоря уже обо всем прочем, они с отцом были в численном меньшинстве. – И до сих пор предлагаю.

– От такого предложения нелегко отказаться, – сказал Тафа. – Но я должен старательно обдумать, как мне с вами поступить, дабы не совершить ошибки и не предать дело ислама. Этой ночью вы будете моими гостями и к вам будет проявлено все гостеприимство, на какое мы способны.

– Все сокровища, кроме свободы, да?

– Вот этого, увы, я вам подарить не могу, – ответил Тафа и махнул рукой стражникам. – Раскиньте шатер и отведите туда наших гостей.

Стражники поклонились и развернулись к Мэту и Рамону. Их было шестеро высоченных, мускулистых, с сурово горящими глазами.

Рамон сердито набычился.

– Вы очень добры, – поспешно поблагодарил Мэт. – Нам очень повезло, что вы так гостеприимны. – Он поклонился Тафе и побыстрее развернулся к выходу из шатра. – Чур, я первый погляжу, какие здесь удобства, папа.

Рамон удивленно выпучил глаза, но тут же улыбнулся и последовал за Мэтом.