Текст книги "Откровения Екатерины Медичи"

Автор книги: Кристофер Уильям Гортнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

К. У. Гортнер
ОТКРОВЕНИЯ ЕКАТЕРИНЫ МЕДИЧИ

Эрику, который неизменно напоминает мне, что жизнь не имеет предела, и Дженнифер, которой неизменно удается меня рассмешить.

 
О Бутылка,
Чтимый всюду
Кладезь знанья!
Чутко, пылко
Ждать я буду
Прорицанья.
 

Ф. Рабле «Гаргантюа и Пантагрюэль» (перевод Н. Любимова)

БЛУА, 1589

Я не сентиментальна. Даже в юные годы у меня не было склонности предаваться меланхолии либо раскаянию. Я никогда не оглядывалась назад, почти не задумывалась над течением времени. Иные сказали бы, что мне неведом смысл слова «сожаление». Воистину, если верить моим врагам, мой немигающий взгляд всегда устремлен вперед, в будущее – на очередную войну, которую предстоит выиграть, очередного сына, которого предстоит возвысить, очередного врага, которого предстоит одолеть.

Как же плохо они меня знают. Как же плохо вы все меня знаете. Возможно, мне изначально было суждено стать одинокой пленницей мифа, в который превратилась моя жизнь, подтверждать своим существованием легенду, которая разрослась вкруг меня пышным ядовитым цветом.

Истина же состоит в том, что никто из нас не безгрешен.

Всем нам есть в чем покаяться.

Часть 1
1527–1532
НЕЖНЫЙ ЛИСТОК

Глава 1

В десятилетнем возрасте я узнала, что, возможно, являюсь ведьмой.

Вдвоем с тетушкой Клариссой мы корпели над вышиванием в галерее, залитой солнцем. Из окна во внутренний двор доносилось журчание фонтана, слышно было, как пронзительно кричат торговцы на Виа Ларга и отрывисто цокают подковы по булыжникам мостовой. И в сотый раз мне подумалось, что больше я ни минуты не смогу усидеть в четырех стенах.

– Екатерина Ромело Медичи, да неужто ты закончила вышивание?

Я подняла глаза. Кларисса Медичи и Строцци, сестра моего покойного отца, строго взирала на меня с высоты своего кресла.

– Здесь так душно! – пожаловалась я и утерла рукавом влажный от пота лоб. – Можно мне выйти прогуляться?

Тетушка выразительно изогнула бровь. Она еще и рта не успела открыть, а я знала, что услышу, – до того часто тетушка вдалбливала в мою голову эту истину:

– Ты герцогиня Урбино, дочь Лоренцо Медичи и его супруги, Мадлен де ла Тур, француженки, в чьих жилах текла благородная кровь. Сколько раз я должна повторять: тебе надлежит смирять безрассудные порывы, дабы подготовить себя к великому будущему!

Будущее меня не интересовало ни капельки. Важно было то, что сейчас лето, а меня вынуждают безвылазно сидеть в родовом палаццо и целыми днями лишь учиться да вышивать – до тех пор пока не растаю на солнце!

– Мне скучно! – Я со стуком отложила пяльцы. – Хочу домой!

– Флоренция и есть твой дом. Здесь ты появилась на свет. Я забрала тебя из Рима, потому что ты страдала от лихорадки. Тебе еще повезло, что ты осталась жива и теперь можешь сидеть тут и препираться со мной.

Терпеть не могу, когда тетушка ссылается на мое слабое здоровье!

– Но я больше не больна! – резко возразила я. – В Риме, по крайней мере, папа Климент позволял мне иметь собственных слуг и пони для верховой езды.

Тетушка взирала на меня без тени гнева, хотя обычно сердилась на всякое упоминание о моем дяде – папе римском.

– Возможно, и так, но теперь ты здесь, под моей опекой, и станешь подчиняться моим правилам. Сейчас середина дня. И слышать не хочу о том, чтобы ты выходила из дома в этакую жару.

– Я надену шапочку и буду держаться в тени. Ну пожалуйста, тетя Кларисса! Ты могла бы пойти со мной.

– Если ты хорошо потрудилась, мы сможем перед ужином пройтись по лоджии.

Тетушка встала, чтобы подойти ко мне, и я заметила, как она пытается скрыть невольную улыбку. Она была худенькой, с овальным лицом и большими влажно-черными глазами – фамильными глазами Медичи, которые унаследовала и я вкупе с каштановыми кудрями и длинными пальцами.

Кларисса выхватила у меня вышивку. Я захихикала, а она неодобрительно поджала губы.

– Видимо, ты считаешь, что вышить лицо Божьей Матери зеленым – это смешно? Право же, Екатерина, какое святотатство! – Она швырнула мне пяльцы. – Исправь немедля! Вышивание – это искусство, коим ты обязана овладеть, равно как и прочими предметами. Я не допущу, чтобы говорили, будто Екатерина Медичи вышивает не лучше селянки!

Я сочла благоразумным сдержать смех и принялась выпарывать неблагочестивые зеленые нитки. Тетушка вернулась в кресло. Взгляд ее был отрешенно устремлен вдаль, и я гадала, какие новые испытания измышляет она для меня. Я любила тетушку, однако на уме у нее вечно было одно и то же: как умалилась влиятельность рода Медичи после смерти моего прадеда Лоренцо Великолепного; как Флоренция некогда была средоточием искусств, прославленным благодаря нашему покровительству, а теперь мы, Медичи, – не более чем почетные гости в городе, который помогли возвести. На меня, вещала тетушка, возложена обязанность возродить былую славу нашей семьи, ибо я – последняя законная наследница Лоренцо Великолепного по прямой линии.

Не знаю, каким образом тетушка полагала меня способной достичь столь высокой цели. Я осиротела вскоре после рождения, не имела ни сестер, ни братьев и всецело зависела от милости своего дяди, папы римского.

– Климент Седьмой – незаконнорожденный! – резко отвечала тетушка, если мне случалось упомянуть о нем. – Он проложил себе путь к Святому престолу взятками, к вящему нашему стыду. Он – не настоящий Медичи. У него нет чести.

И уж если папа римский не мог возродить славного имени нашего рода, как с этим делом могла справиться я? Но все же тетушка не сомневалась в моем блестящем будущем. Каждый месяц я по ее приказу облачалась в ужасно неудобные герцогские одежды и позировала для нового портрета, а с него затем делались миниатюрные копии, рассылавшиеся разным иноземным принцам, которые желали бы сочетаться со мной браком. Для брачного ложа я пока еще была слишком юна, однако тетушка ясно давала понять, что уже выбрала собор для венчания, решила, сколько именно дам возьмет в подружки невесты, а также…

Желудок вдруг свело судорогой. Я схватилась за живот, который пронзила резкая боль. В глазах поплыло, будто палаццо погрузился под воду. Во рту появился кислый привкус рвоты. Кое-как, ощупью я поднялась на ноги; с грохотом опрокинулось кресло. На меня обрушилась ужасающая тьма. Рот мой открылся в беззвучном крике, а тьма начала расползаться, словно гигантское чернильное пятно, поглощая все вокруг. Исчезла галерея, где я только что спорила с тетушкой; я стояла в некоем пустынном месте, всецело во власти неведомой силы, которая неодолимо вздымалась из самых недр моего существа…

…Я стою, невидимая, среди совершенно незнакомых людей. Они плачут. Я вижу, как по их лицам текут слезы, но причитаний не слышу. Передо мной кровать, задернутая пологом и задрапированная черным. Я мгновенно осознаю, что на ней лежит нечто ужасное, такое, чего мне не следует видеть. Пытаюсь отступить, однако ноги сами несут меня к этой кровати, медленно и неуклонно, как бывает в кошмарном сне. Та же неведомая сила принуждает меня протянуть распухшую, покрытую пятнами руку, которую я никак не могу признать своей собственной, раздвинуть полог – и открыть…

– Боже мой, нет! – вырвался у меня душераздирающий крик.

Меня обхватили руки тетушки, ее ладонь лихорадочно гладила мой лоб. Я лежала на полу, живот терзала непереносимая боль, а рядом валялись комки перепутанных ниток и пяльцы с вышиванием.

– Екатерина, дитя мое… – шептала тетушка. – Ох, только бы опять не лихорадка…

Странное ощущение, будто я выскользнула из собственного тела, начало понемногу блекнуть, и я усилием воли вынудила себя сесть.

– Не думаю, что это лихорадка, – проговорила я. – Мне привиделся человек, лежавший мертвым на кровати. Это было как взаправду, тетя, и мне… стало так страшно!

– Видение… – прошептала тетушка, неотрывно глядя на меня, словно произошло то, чего она давно страшилась.

Затем она слабо улыбнулась и протянула мне руку, помогая встать.

– Пойдем, дорогая, на сегодня достаточно. Давай-ка и в самом деле прогуляемся. Завтра мы посетим Маэстро, он наверняка знает, что делать.

Глава 2

Камеристка разбудила меня незадолго до рассвета. Завтрак состоял из хлеба и сыра, с которыми я расправилась вмиг, а потом она облачила меня в простое платье, подвязала лентой мои густые каштановые кудри, набросила на плечи плащ с капюшоном и почти вытолкала во внутренний двор. Там ждали тетушка Кларисса и рослый слуга, обычно сопровождавший ее, когда она отправлялась по делам.

Я была в восторге, что наконец-то выберусь в город, однако полагала, что нас повезут в закрытом паланкине. Не тут-то было: тетушка подняла капюшон, крепко взяла меня за руку и увлекла к воротам, которые выходили на Виа Ларга. Лакей следовал за нами.

– Почему мы идем пешком? – спросила я, хотя в глубине души считала, что таким образом глазеть по сторонам будет гораздо занятнее, нежели из-за занавесок в паланкине.

– Я не хочу, чтобы нас узнали. Мы – Медичи, и встреча с нами неизбежно вызовет толки. Незачем всей Флоренции знать, что госпожа Строцци водила племянницу к ясновидцу. – Пальцы ее крепче стиснули мою руку. – Понимаешь? Пускай Руджиери прославился своим даром, однако же он всего лишь крещеный еврей.

Я неуверенно кивнула. Тетушка довольно часто обращалась к Маэстро, дабы он изготовил какое-нибудь зелье; он даже помог излечить меня от лихорадки, но лишь сейчас меня осенило, что я так ни разу и не видела его самого. Неужели его визитам мешало то, что Маэстро – еврей?

Мы двинулись по Виа Ларга. С тех пор как я три года назад приехала во Флоренцию, мне довелось покидать палаццо ровно четыре раза, и посещала я только Дуомо. [1]1
  Имеется в виду кафедральный собор Санта-Мария дель Фьоре, который флорентийцы называют просто Дуомо, что значит «собор». – Здесь и далее примечания переводчика.


[Закрыть]В те дни меня окружала и ограждала от мира многочисленная свита, будто прикосновение к толпе могло повредить моему здоровью. Сейчас, когда тетушка вела меня в город, я чувствовала себя узницей, освобожденной после долгого заточения.

Восходящее солнце заливало город шафрановым и розовым светом. В жилых кварталах, окружавших палаццо, и по сию пору стоял тяжелый дух ночных кутежей. Мы пробирались по узким закоулкам, старательно обходя лужи помоев. Мне отчаянно хотелось задержаться хоть на минутку, полюбоваться на статуи, мелькавшие в нишах по обе стороны улочек, поглазеть на чеканные барельефы на вратах баптистерия и облицованный фасад Дуомо, но тетушка неумолимо влекла меня вперед, обходя людную рыночную площадь по глухим проулкам, где чахлые домишки кренились друг к другу, словно престарелые дерева, заслоняя утренний свет.

Я заметила, что тетушкин лакей как бы невзначай положил руку на рукоять кинжала в ножнах у пояса. Здесь было гораздо темнее, воздух был пропитан густой вонью испражнений. Держась поближе к тетушке, я косилась на тощих ребятишек, которые носились по закоулкам вперегонки с собаками, худыми, как скелеты. Сгорбленные старухи в потрепанных шалях, кое-где сидевшие в дверях лачуг, провожали нас внимательными взглядами. Сделав несколько головокружительных поворотов, мы в конце концов оказались перед дощатым домом, таким ветхим, что казалось, он вот-вот рухнет. Здесь тетушка остановилась, и лакей требовательно постучал в покосившуюся дверь.

Дверь распахнулась, и на пороге показался стройный мальчик с растрепанными волосами и сонными карими глазами.

– Герцогиня, я Карло Руджиери. – Увидев нас, он отвесил низкий поклон. – Отец ожидает вас.

– Ступай. – Тетушка сунула мне в руку полотняный мешочек, и я озадаченно взглянула на нее. – Ты должна повидаться с Маэстро с глазу на глаз. Когда он закончит, заплатишь ему.

Я заколебалась, и тетушка подтолкнула меня:

– Ну же, не мешкай. Времени у нас немного.

Карло, по всей вероятности, был старшим из сыновей Маэстро; из-за его спины застенчиво глазел на меня мальчик поменьше. Заметив его, я неуверенно улыбнулась, и малыш тотчас приблизился и ухватился пухлой ручонкой за мои юбки.

– Это Козимо, мой младший брат, – пояснил Карло. – Ему четыре года, и он любит сладости.

– Я тоже люблю сладости, – сказала я, обращаясь к Козимо, – только сегодня у меня нет с собой ничего такого.

Мой голос явно понравился малышу; он вцепился в мою руку, и Карло повел нас в сумеречную глубь дома, наполненную странным острым ароматом. На стопке заплесневелых пергаментов лежал пожелтевший череп; мельком глянув на него, я вслед за Карло начала подниматься по скрипучей лестнице. Пряная смесь ароматов становилась все сильнее; я различила запахи камфары, некоторых трав и паслена, что невольно напомнило мне осень – время, когда режут свиней.

– Папа, пришла госпожа Медичи! – крикнул Карло и распахнул передо мной дверь в тот самый миг, когда я поднялась на лестничную площадку. – Он хочет говорить с тобой наедине, – сказал он и добавил, обращаясь к брату: – А теперь, Козимо, отпусти ее.

Надувшись, малыш выпустил мою руку. Я расправила плечи и вошла в кабинет Маэстро.

Здесь было очень светло – это первое, что я заметила. Столбы света падали сквозь решетку в высоком неоштукатуренном потолке, озаряя комнату, которая оказалась немногим больше моей спальни в палаццо. Вдоль стен выстроились шкафы, битком набитые книгами и стеклянными банками, в которых плавало нечто бесформенное. В углу, возле крытого бронзой стола, высилась гора подушек. Изрядную часть помещения занимала большая мраморная плита на козлах. Я опешила, увидав, что на плите лежит полуприкрытое простыней человеческое тело.

Из-под ткани торчали голые пятки. Я остановилась.

– А, вот и ты, дитя мое! – раздался голос, исходивший, казалось, из ниоткуда.

Затем послышались шаркающие шаги, и взору моему явился сам Маэстро. Лицо его – худое, со впалыми щеками – обрамляла серебристая борода, поверх черной хламиды был повязан покрытый пятнами фартук.

– Не желаешь глянуть? – Он указал на мраморную плиту.

Я подошла. Чтобы посмотреть на поверхность плиты, мне пришлось встать на цыпочки. Мертвое тело принадлежало женщине. Голова ее была обрита, торс разрезан от шеи до самого таза. Не было ни крови, ни дурного запаха – только аромат трав. Я ожидала, мне станет страшно или противно, однако обнаружила, что меня завораживает зрелище опавших синеватых легких и сердца, сморщенным комочком покоившегося в чаше рассеченных ребер.

– Что ты делаешь? – спросила я шепотом, как будто покойница могла нас услышать.

– Ищу ее душу. – Маэстро вздохнул.

– Разве душу можно увидеть? – Я в изумлении нахмурилась.

– А разве верить можно только в то, что видишь? – Морщинистое лицо Маэстро озарила улыбка, он взял меня за руку и повел в дальний угол, к груде подушек. – А теперь сядь и расскажи, зачем пришла.

Я не была вполне уверена, что именно должна рассказывать, однако доброта во взгляде Маэстро побудила меня поведать все как есть.

– Я… я кое-что видела. Вчера вечером. И очень испугалась.

– Это был сон?

– Нет, я не спала. – Я помедлила, обдумывая случившееся. – Хотя это было похоже на сон.

– Расскажи, что видела.

И вновь во время рассказа меня охватило испытанное тогда ужасное ощущение беспомощности, так что даже голос задрожал. Когда я смолкла, Маэстро скрестил руки на груди.

– Лежавший на кровати был тебе знаком? – Я помотала головой, и он улыбнулся. – Понимаю. Вот почему ты испугалась. Ты ожидала увидеть любимого человека, а увидала незнакомца. Он был молод, не так ли? И умер насильственной смертью?

– Откуда ты знаешь? – По спине у меня пробежал холодок.

– Я читаю это в тебе. О дитя мое, не стоит бояться. Конечно, если ты понимаешь: лишь немногие способны принять то, что ты мне сейчас рассказала. – Маэстро придвинулся ближе. – То, что тебе довелось испытать вчера, называется предвидением. Оно может предрекать будущее или же оказаться отзвуком прошлого. Древние верили, что предвидение – дар богов, и почитали тех, кто им владел. Однако же в наши мрачные дни зачастую считают, что способностью предвидеть обладают только ведьмы.

– Тетушка сказала, что это было видение. – Я ошеломленно воззрилась на него. – Значит, вот почему я здесь? На мне лежит проклятие?

– Я встречался со многими тайнами, однако до сих пор не обнаружил ни единого доказательства существования проклятий. – Маэстро звонко рассмеялся и пощекотал меня узловатым пальцем под подбородком. – Полагаешь, ты – дитя зла?

– Вовсе нет. Я каждый день хожу к мессе и почитаю святых. Правда, иногда у меня бывают дурные мысли.

– Как и у всех людей. Уверяю тебя, это вовсе не проклятие. Я составил твой гороскоп, когда ты была еще грудным младенцем, и не обнаружил там ни единого следа зла.

Маэстро составлял мой гороскоп? Тетушка об этом не упоминала ни единым словом.

– Почему у меня случилось это… видение?

– Ответ знает один лишь Господь, но вполне вероятно, что такое повторится. У одних подобные видения случаются часто, к другим они приходят лишь в годину бедствий. В крови вашего рода этот дар имеется. Говорили, будто Великолепный, твой прадед, способен был прозревать будущее.

– А если я не хочу этого дара? – Все это мне ни капельки не понравилось. – Он пропадет?

– Отречься от провидческого дара невозможно. – Маэстро выразительно вскинул брови. – Знала бы ты, сколь многие пожертвовали бы бессмертной душой, дабы заполучить то, от чего ты с такой легкостью отказываешься!

– А у тебя есть этот дар? – Я была на седьмом небе оттого, что невольно оказалась обладательницей столь ценимого свойства.

– Кабы у меня был этот дар, зачем бы мне понадобилось все это? – Маэстро вздохнул и, подняв глаза, обвел взглядом комнату. – Нет, герцогиня. Я всего лишь владею искусством читать расположение звезд на небе и истолковывать сокрытые в нем судьбы людей. Однако же небеса не всегда говорят с нами напрямую. «Quod de futuris non est determinata omnino veritas», а это значит, что в будущем нет непреложных истин.

– Если тебе нужен мой дар, можешь забрать его себе, – сказала я, подумав.

– Дитя мое, даже если б ты была в силах отдать мне свой дар, я, скорее всего, не сумел бы овладеть им за то недолгое время, что мне осталось. – Маэстро засмеялся и похлопал меня по руке, потом добавил: – Ты, однако, можешь им овладеть. Я прожил долгую жизнь и много страдал. – Он понизил голос. – При твоем появлении на свет я прочел по звездам, что ты будешь жить еще дольше, а стало быть, тоже будешь страдать. Тебе, однако, не доведется испытать того, что выпало на мою долю. Ты не узнаешь, как мучительно посвятить всю свою жизнь поискам того, что неуклонно от тебя ускользает. Ты исполнишь свою судьбу. Хотя возможно, Екатерина Медичи, это будет совсем не та судьба, которой ты желаешь.

Маэстро протянул руку и ласково погладил меня по щеке. Я обвила руками его костлявые плечи. На долю секунды он показался мне таким же ребенком, как я сама. Затем он отстранился.

– Герцогиня, своей любовью ты оказываешь мне честь. Взамен я хочу подарить тебе вот это.

Он сунул руку в карман, раскрыл мою ладонь и положил в нее какую-то склянку. К пробке была прикреплена тончайшая серебряная цепочка – змейка с янтарным отливом, удобно улегшаяся в ладонь.

– Содержимое этой склянки обладает весьма сильным действием. Используй ее, только когда у тебя не будет иного выхода. Если ты прибегнешь к этому средству в неподходящее время и неподходящим образом, последствия могут оказаться губительны для тебя и для других.

– Что это? – Не верилось, будто в таком крохотном сосуде может содержаться нечто воистину могущественное.

– Одни назвали бы это вещество избавлением, другие сказали бы, что это яд.

– Но с какой стати мне может понадобиться яд? – Его слова ошеломили меня.

– Будем надеяться, он тебе не понадобится никогда. Тем не менее возьми. – Маэстро помолчал, склонив голову к плечу. – А теперь спрячь эту склянку и храни ее как зеницу ока. Твоя тетя уже изнывает от нетерпения. Тебе пора идти.

Меня учили, что отказываться от подарков невежливо, поэтому я надела цепочку на шею и укрыла склянку под сорочкой.

– Надеюсь, мы сумеем вскорости вновь навестить тебя. – Тут я вспомнила о мешочке, который дала мне тетушка, и достала его из кармана плаща. – Это тебе.

– Ступай с Богом. – Маэстро взял его у меня с таким видом, словно это была сущая безделица. – Еще одно, – внезапно добавил он, когда я уже направлялась к двери.

Я остановилась, оглянулась через плечо на темный угол, в котором стоял Маэстро.

– Скажи госпоже Строцци, – нараспев произнес он, – пускай будет готова позаботиться о твоей безопасности. Передай, что Рим падет.

Я кивнула и вышла в коридор, где меня поджидал Карло. Оглянувшись в последний раз, я увидела, что освещение в комнате переменилось: теперь Маэстро сидел в темноте, однако я отчего-то знала, что он улыбается. Карло проводил меня к выходу, и я начала прощаться.

– Не уходи! – Козимо залился слезами и бросился было ко мне, и Карло пришлось его оттащить.

– Но ведь мне нужно домой. – Я ласково улыбнулась Козимо. – Я скоро вернусь, обещаю.

– Ты не вернешься! – возразил он, и слезы катились по его чумазым щекам. – Все умрут!

– Умрут? – Я вопросительно глянула на Карло. – О чем это он?

– Он вечно болтает что-то странное. – Старший брат выразительно закатил глаза. – Козимо, прекрати. Ты пугаешь гостью.

Козимо воззрился на меня с неподдельным отчаянием. Ощутив вдруг странную пустоту внутри, я наклонилась и поцеловала его в щеку.

– Мы скоро увидимся. – Я даже вынудила себя улыбнуться. – Будь хорошим мальчиком и слушайся брата.

Тетушка ждала меня в том самом месте, где я ее оставила.

– Маэстро дал ответ на твои вопросы? – спросила она, когда к нам вернулся слуга, несший стражу перед домом.

– Полагаю, да. – Тут мне вспомнилось предостережение Маэстро: «Лишь немногие способны принять то, что ты мне сейчас рассказала». – Он сказал, что я слишком много занимаюсь и у меня был обморок.

Не знаю, откуда взялись в моей голове эти слова, однако они явно возымели нужное действие, потому что лицо тетушки, осененное капюшоном плаща, просияло от безмерного облегчения.

– Ну и хорошо. – Она кивнула, взяла меня за руку, но на мгновение замешкалась. – Он говорил еще что-нибудь?

Я добросовестно повторила загадочные слова, которые Маэстро сказал мне на прощание, и спросила:

– Ты знаешь, что он имел в виду?

– Подозреваю, в половине случаев он и сам толком не знает, что имеет в виду. – Тетушка пожала плечами.

Не прибавив больше ни слова, она крепко сжала мою руку, и мы двинулись обратно в палаццо.

Мы шли, и рука моя то и дело касалась корсажа, под которым возле самого сердца пряталась крохотная склянка.