Текст книги "Флоренс Аравийская"
Автор книги: Кристофер Тэйлор Бакли
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)
Глава двадцать третья
Флоренс осторожно подобралась к балкону и посмотрела через перила вниз.
– Заминированный автомобиль, – сказал Бобби. – Взрывчатки не пожалели.
– Лейла! – воскликнула Флоренс и начала набирать ее номер на телефоне Бобби.
Здание вздрогнуло от нового взрыва, который произошел где-то далеко. Следом за ним по всему городу взорвалось еще пять-шесть бомб. Бум, бум, бум – слышалось практически через равные интервалы.
– Действуют по плану, – сказал Бобби.
Наконец Лейла взяла трубку:
– Флоренс? Что-то происходит! Слава Богу, я успела вывезти отсюда Хамдула.
– Ты цела?
– Несколько царапин. Окна вышибло взрывной волной. У нас тут пожар. И разумеется, никто не пытается его погасить. Все заняты тем, что бегают вокруг и вопят без всякого толку. Вы где? У тебя?
– Да. По всему городу слышны взрывы. Бобби говорит, что это спланировано.
– Уходите оттуда быстрее. Я слышу стрельбу. Подожди-ка, кажется, я еще кое-что слышу.
В трубке раздался звук вращающихся лопастей.
– Это вертолет, – сказал Лейла. – Тот самый, который ты ему подарила. Очень мило с его стороны, что он не предупредил меня о нашем отъезде.
– Улетай поскорей, – сказала Флоренс.
Звук лопастей в трубке стал намного громче.
– Флоренс! – удивленно закричала Лейла.
– Я здесь.
– Они улетают… Они уже поднялись! Я его вижу. Он сидит рядом с пилотом!
Шум в трубке становился все громче.
– Свинья! Жирный, похотливый, трусливый…
После этого Флоренс услышала взрыв.
– Лейла?!! Лейла? Лейла?
– Что там происходит? – спросил Бобби.
– Лейла!
Бобби забрал у Флоренс свой телефон и поднес его к уху. Немного послушав, он нажал «отбой».
– Пора уходить.
Он протянул ей оранжевую абайю, которая была на нем, когда она вышла из дворца:
– Надень вот это.
Она молча уставилась на оранжевый балахон.
– Фло, у нас тут не показ мод.
Флоренс медленно натянула на себя арабское одеяние. Оно еще хранило запах самого Бобби. Тем временем он сдернул с кровати простыню, вынул свой складной нож, прорезал в ней дырку и надел простыню через голову.
– Обожаю маскарады, – сказал он. – Пошли.
Они решили спуститься по лестнице, а не в лифте. Пройдя восемь этажей, Бобби осторожно открыл дверь и выглянул в вестибюль. Флоренс стояла, прислонившись к бетонной стене, и пыталась взять себя в руки. Внезапно она услышала какой-то шум.
С улицы в здание ворвались четверо мужчин в европейской одежде. Они разговаривали, и Флоренс уловила акцент.
Говорили они громко, явно ничего не боясь, и держали в руках пистолеты. Когда они пробежали к лифту, Бобби медленно прикрыл дверь и опустил рычаг на пожарной двери, наглухо заперев ее.
– Это васабийцы, – шепнула ему Флоренс, а он вопросительно посмотрел на нее. – Один из них неправильно произносит слова. Поверь мне – это васабийцы. И скорее всего, мукфеллины.
Спустившись в подвал, Флоренс и Бобби обнаружили черную лестницу. На лестничной клетке было затянутое проволочной сеткой оконце. Положив ладонь на рукоятку своего пистолета, Бобби поглядел в окно, а затем резко отпрыгнул назад и задвинул засов на наружной двери, которую кто-то уже пытался с другой стороны открыть. Поднявшись на второй этаж, они оказались в длинном коридоре, в конце которого была дверь, ведущая на небольшой балкончик. Они вышли на этот балкон и посмотрели вниз, где стоял огромный контейнер, наполненный мешками с мусором.
– Сможешь прыгнуть? – спросил Бобби.
Флоренс кивнула. До контейнера было что-то около семи метров.
Они рухнули на мусор под аккомпанемент страшного писка. Флоренс почувствовала, как под ней что-то шевелится. Это были крысы. У нее невольно вырвался крик. Бобби начал колотить их руками. Затем он разгреб мусорные мешки и забросал ими себя и Флоренс, которая в ужасе прислушивалась к возне грызунов. Мусор находился в этом контейнере уже несколько дней при температуре около 40 градусов. От зловония кружилась голова. Бобби протянул руку и погладил Флоренс по плечу.
– Самый лучший способ узнать чужую страну поближе, – шепнул он.
Балконная дверь над ними с треском распахнулась, и они услышали два голоса. Флоренс затаила дыхание. Дверь закрылась. Все стихло. Они пролежали не шевелясь около десяти минут. Наконец Бобби шепнул ей:
– Будешь заказывать десерт или попросим счет у официанта?
Выбравшись из мусорного контейнера, они пошли в сторону набережной, стараясь держаться в тени. В городе слышались новые взрывы и выстрелы. Наконец Бобби и Флоренс добрались до небольшой площади с газоном посередине и нырнули в заросли кустов на углу.
– Если нас остановят, – сказал Бобби, – изобрази истеричку. Как будто ты напугана до смерти.
– С этим проблем не будет. Куда мы направляемся?
Бобби секунду подумал:
– Аэропорт закрыт. Значит, в гавань.
– А твое водное такси все еще функционирует?
– А ты думала! Через час мы уже будем у себя в субмарине попивать французское шампанское и заниматься любовью до умопомрачения.
Она почему-то не поверила ему, а в следующую секунду до нее дошло, что он вернулся за ней по собственной инициативе. Бобби действовал в одиночку.
– Направляемся прямо к воде, – сказал он. – Где вода – там лодки, а где лодки – оттуда можно свалить.
– Ты вернулся за мной один, так ведь?
– Все будет клёво. Я таких переворотов на Ближнем Востоке повидал больше, чем ты съела горячих завтраков.
Они подошли к перекрестку. Бобби выглянул за угол и быстро спрятался. Улица была перегорожена бронетранспортером с пулеметом на турели и опознавательными знаками матарской армии.
Они двинулись по улице Соумс, которая тянулась параллельно набережной. Бобби еще раз выглянул из-за угла и жестом приказал Флоренс поворачивать обратно. Все улицы, ведущие к гавани, были блокированы.
– Похоже, сегодня вечером они не одобряют прогулок по берегу, – пробормотал Бобби. – Пора узнать, что творится.
Они продолжили свой путь по Соумс, пока не остановились у магазина бытовой техники с телевизорами и микроволновыми печами в большой стеклянной витрине.
– Посматривай по сторонам, – сказал Бобби, вынимая отмычку и наклоняясь к замку.
Через секунду замок щелкнул. Бобби осторожно открыл дверь, прислушался – не сработает ли сигнализация. И они вошли внутрь.
В магазине у одной стены стояло штук пятьдесят телевизоров. Бобби прошел за прилавок и принялся щелкать выключателями. Все пятьдесят экранов засветились, и магазин залило неровное голубоватое сияние.
– Вот где надо смотреть Суперкубок, – сказал Бобби, нажимая кнопки сразу на нескольких пультах.
– Сорок пятый канал, – сказала Флоренс. Это был канал ТВМатар.
При обычных обстоятельствах в это время на ТВМатар должен был идти комедийный сериал «Мукфеллахи», рассказывающий о жизни туповатых сотрудников религиозной полиции. Однако сейчас на экране появилось мрачное лицо какого-то человека, сидевшего за столом в студии новостей. Ни Флоренс, ни Бобби не нужно было объяснять, что это значит. Человек на экране был в традиционном одеянии матарского муллы и говорил по-матарски, а не по-английски. Первое, что Флоренс разобрала в его речи, были слова «преступные», потом «неверные», потом «временные», после этого «имам Малик» и, наконец, «хвала Всевышнему». Ни одно из них не вселяло надежды на светлое будущее. В который раз уже Флоренс подивилась тому, как зловеще на самом деле могут звучать в человеческих устах слова «Аллах всепрощающий и сочувствующий». Затем она услышала свое собственное имя и, хотя ей было весьма жарко под плотной арабской абайей, явственно ощутила, как по спине у нее пробежал холодок. Из выступления ведущего Флоренс узнала, что она по-прежнему находится где-то в городе и что все добрые граждане должны оставаться бдительными, поскольку она очень опасна. Флоренс теперь враг и пособник сатаны.
Бобби тем временем стоял у выхода на улицу с пистолетом наизготовку на тот случай, если сигнализация все-таки бесшумно сработала и разгневанный господин Мохаммед Дера'а, чье имя красовалось на вывеске перед входом, уже мчится сюда, дабы восстановить право собственности на свои товары.
Мулла продолжал вещать. На священной земле Матара, хвала Всевышнему, сменился правитель. Десятилетия коррупции и упадка, мерзкого в глазах Всевышнего, теперь позади. Началась новая заря (хотя часы вообще-то показывали восемь вечера). Провозглашена революционная исламская республика. Хвала Всевышнему. Гражданам запрещается выходить на улицу до тех пор, пока последние остатки старого режима не будут окончательно «вычищены».
На экране появилась фотография Газзи. Он был в темных очках, улыбался и приветливо махал рукой фотографу. Этот снимок был сделан в те времена, которые в газетах принято называть «более счастливыми».
– Имам объявляет всем своим гражданам! Богохульник, предатель и пособник империалистов эмир Газзир бен Хаз мертв. Аллах Акбар. Он пытался трусливо сбежать из своего дворца, но его вертолет, предоставленный американцами, задел дерево и рухнул на землю. Бывшая жена эмира….
Флоренс затаила дыхание.
– …находится под арестом. Она уже дает показания о своих преступлениях против Аллаха Всемогущего и граждан Матара. Да живет вечно наш славный и благословенный имам Малик! Возлюбленный Всевышним, ниспосланный нам Всевышним, спаситель священной земли Матара!
Флоренс начала набирать номер на мобильном телефоне.
– Что ты делаешь?
– Это Ближний Восток. Буду торговаться.
Бобби вздохнул:
– Крошка, в этой истории ты не входишь в расклад.
Она набрала номер дворца. Ей ответил чей-то властный голос.
– Это Флоренс. Вы знаете, кто я?
– Да.
– Мне нужно поговорить с имамом Маликом.
– Нельзя.
– У меня есть то, что ему очень нужно.
– Говорите.
– Я скажу об этом только имаму, – резко заявила она. – Соедините меня с ним немедленно, или испытаете его гнев на своей спине.
В драматические моменты арабы более восприимчивы к архаике.
– Они отслеживают звонок, – одними губами сказал Бобби.
Флоренс нервно вышагивала взад и вперед вдоль телевизионных экранов.
– Фло, – прошипел Бобби, – какого хрена ты это делаешь?
– Я в ответе за это.
– Да черт тебя побери, девушка! – Он изо всех сил треснул рукой по двери. – Ты всегда за все в ответе. Хочешь стать мученицей? Ну так нацепи на себя взрывчатку и взорви на хрен какой-нибудь автобус!
– Да пошел ты.
– Это имам Малик, – раздался удивленный голос в трубке. – И пошла ты сама.
– Это я не вам, простите.
– Чего надо?
– Предлагаю обмен. Меняю себя на шейху.
– А мне какой смысл? Вас все равно убьют или поймают уже к утру.
– Просто посадите ее в самолет. В тот момент, когда он приземлится и я увижу ее по телевизору сходящей по трапу, я немедленно сдамся. И признаюсь во всем, что захотите.
Малик рассмеялся:
– А вы в любом случае признаетесь.
– Послушайте, Малик, вы ведь примете закон о чадре в Матаре, так?
– Разумеется, но какое это имеет отношение к делу?
– В Матаре живут два с половиной миллиона женщин. Сколько вам понадобится времени, чтобы заглянуть под каждую чадру и найти меня?
– А я никуда не спешу. Моя карьера гонщика уже позади, хвала Всевышнему.
– Да бросьте вы, Малик! Неужели вы правда согласны так долго ждать, чтобы отрубить мне голову?
– Имам Малик, если позволите, – сказал он почти игриво. – Отрубить вам голову? О нет. У меня на уме кое-что другое. Но – всему свое время. А теперь я должен идти. Страна ждет своего повелителя.
На телевизионных экранах теперь шел репортаж о выступлении Малика перед огромной толпой. Для исламского религиозного лидера он выглядел, пожалуй, чересчур стильно. Но что тут поделаешь – его одеяние священнослужителя было изготовлено парижскими кутюрье.
Флоренс посмотрела на длинную стеклянную витрину, протянувшуюся вдоль одной из стен магазина. За стеклом было расставлено множество мобильных телефонов, игровых приставок и других электронных устройств. Флоренс нашла за прилавком металлический ломик, служивший, очевидно, средством защиты от грабителей, и начала бить им стекло.
Бобби с удивлением наблюдал за ней.
– Фло, что ты делаешь?
– Начинаю контрреволюцию.
Она собрала все мобильники в пластиковый пакет, а потом указала Бобби на другую витрину, в которой было выставлено видеооборудование.
– Разбей вот это, пожалуйста, – сказала она.
Бобби подошел к витрине и разнес ее одним ударом рукоятки своего пистолета. Флоренс схватила несколько видеокамер и затолкала их в пакет.
– И вот эту, пожалуйста, – показала она на третью витрину.
Бобби послушно разбил еще одно стекло.
– Господину Дера'а все это вряд ли понравится.
Флоренс выбрала несколько мини-телевизоров на батарейках. Закончив собирать добычу, она поцеловала Бобби в щеку.
– Прощай, милый, – сказала она.
– Ты это о чем?
– Бобби, ну подумай сам – они разыскивают белокурого мужчину с европейским типом лица, убившего в гараже одного из людей нового правителя. Как ты думаешь, сколько тебе удастся протянуть в этом новом Матаре?
– У меня тоже, между прочим, есть чадра.
Она улыбнулась и потрепала его по щеке.
– От тебя будет больше вреда, чем пользы.
Закутавшись в свою оранжевую абайю, Флоренс подхватила раздувшийся пакет. Теперь она ничем не отличалась от любой мусульманки, возвращающейся домой после похода по магазинам.
Флоренс выглянула на улицу, посмотрела по сторонам, обернулась, бросила взгляд на Бобби и вышла из магазина.
Он тоже не медлил. Надев свою абайю, Бобби вышел следом за ней.
Глава двадцать четвертая
Переворот в Матаре – или, как его предпочитали называть в Госдепартаменте, «матарская ситуация» – застал правительство Соединенных Штатов врасплох. Белый дом бойко заявлял, что администрация уже «некоторое время» осведомлена о жестоких событиях, которые там происходят, и не сидит сложа руки, а предпринимает все возможное для предотвращения кризиса. На самом же деле все эти разговоры скорее напоминали попытки истолочь воду в ступе.
На Капитолийском холме все громче звучали возгласы «Кто потерял Матар?» Сенаторы стучали кулаками по своим трибунам, требуя немедленных ответов. Президент выступил с заявлением, подчеркнув, что также их ждет. ЦРУ отказалось от официальных комментариев, однако заявило, что тоже не прочь получить ответы и, быть может, нуждается в них даже больше, чем сенаторы и президент. Госсекретарь сказал, что никаких ответов, возможно, вообще не существует, но если бы они были, то ему, разумеется, было бы весьма интересно их услышать. Генеральный секретарь ООН сказал, что он положительно уверен в существовании ответов, но сначала надо задать правильные вопросы и затем их перевести, а это займет много времени.
Одни призывали к осторожности, другие – к решительным действиям. Третьи придерживались середины и предлагали осторожную решительность. И в том и в другом лагере были свои крайне настроенные личности: с одной стороны, неоизоляционисты, чей девиз звучал следующим образом: «Просто продавайте нам эту чертову нефть», а с другой – неоинтервенционисты, которые говорили: «Вместе мы сможем построить более счастливый мир, но в процессе нам, возможно, придется многих из вас убить».
Американский президент, как говорили в определенных кругах, мучительно пытался решить дилемму: направить ли к месту событий авианосец (наверное, самый драматический жест в арсенале любого президента, за исключением, разумеется, его собственного прилета на один из этих плавучих аэродромов) или отрядить туда атомную субмарину. Один выдающийся историк военно-морского флота, выступая на общественном телевидении, отметил, что субмарины эффективны в боевых действиях ровно в той же мере, что и авианосцы, однако, находясь под водой, менее заметны и, следовательно, менее уязвимы – им не так страшны корабли противника. В общем, наступило время, которое другой историк, тоже выступавший на общественном телевидении, назвал «временем полной неясности и глубоких раздумий». Тем не менее один факт заявлял о себе с поразительным упрямством, и от него нельзя было отмахнуться или проигнорировать, или, скажем, переключить канал: почти треть всей импортируемой в Америку нефти, без которой в январе многим было бы уже не до смеха, бежала по трубам отныне через страну, управляемую – как отметил еще один историк в студии общественного телевидения – «автогонщиком, превратившимся в аятоллу, которого усадила на трон Франция». Вот в этом вопросе не было никакой неясности. Проблема состояла в другом: что теперь делать? Франция разыграла свою карту напористо и не без чисто французского изящества, поэтому надо было срочно что-то предпринимать.
Вскоре в Интернете и на телевидении появились кадры, снятые в «летней» резиденции Ум-безир покойного Газзира бен Хаза. Парижский «Четвертый канал» показал такой документальный фильм о гареме эмира, что авторы Камасутры, сам Казанова и даже, возможно, маркиз де Сад, увидев такое, покраснели бы, как невинные девушки. Фильм этот, скорее всего (поскольку автор так и не объявился), был снят скрытой камерой. (Аннабель уж точно не сидела сложа руки.) В одном особенно захватывающем эпизоде эмир Матара ложками размазывал черную икру по грудям парочки (по общему мнению, весьма прелестных) русских дам, которых он называл Татьяна и Светлана. Затем он активно слизывал все это дело, прерываясь только на то, чтобы пыхнуть кальяном, заправленным явно не одним табаком, и сделать глоток из бутылки с этикеткой «Саутерн комфорт», периодически покрикивая при этом: «Хвала Всевышнему!» Воистину, всякий человек по-своему поклоняется Господу, однако подобные художества серьезно осложнили жизнь изгнанной из Матара знати, которая окопалась теперь в своих бункерах в Канне, Гстааде и Портофино и охотно бы утверждала, прихлебывая свой «Чивас» да «Кристаль», что покойный эмир всегда руководствовался в своих действиях идеями прогрессивного человечества. Утверждала бы, но теперь не могла.
Изгнанные родственники эмира в свою очередь наняли дорогостоящих медиаконсультантов, дабы с их помощью создать впечатление, что жизнь при эмире, несмотря на всю его распущенность, была несравненно более радостной, чем то будущее, которое уготовил Матару этот неоконсерватор Малик.
Новообращенные зачастую проявляют особое благочестие, компенсируя упущенное излишней пылкостью и прилежанием. Девиз Малика теперь звучал как извращенная парафраза молитвы святого Августина: «О Боже, сделай меня плохим сию же минуту». В первые же дни своего правления он запретил женщинам садиться за руль, принудил их снова надеть чадру и объявил незаконным появление женщины на улице без сопровождения родственника мужского пола, а также издал закон о наказании женского смеха двадцатью плетьми на том теологическом основании, что смеющаяся женщина, возможно, отчего-то счастлива, а это недопустимо.
Нельзя сказать, чтобы граждан Матара безумно обрадовало это новое благочестие, но Малик ведь никогда и не говорил, что его интересует их мнение. На площади Робеспьера (бывшей Черчилля) установили большой строительный кран, и несколько контрреволюционно настроенных матарских граждан в должном порядке обрели на нем свое последнее пристанище, будучи подвешены за шею. Несколько женщин, у которых хватило духу показаться на улице с непокрытыми головами и – только представьте себе на минуточку – без мужского сопровождения, быстро получили то, что им причитается. Официальный представитель мукфеллинов, объявлявший им приговор, подчеркнул, что эти дамы, вне всяких сомнений, направлялись распутничать с омерзительными черномазыми поварятами. Никаких доказательств, разумеется, не было, но в том ведь и состоит преимущество религиозной юриспруденции, что доказательства не нужны. Несчастные женщины уверяли, что они вышли всего на одну минутку купить молоко и взять одежду из химчистки, но осторожность не помешает.
Малик, который с удовольствием наблюдал за совершением экзекуций, будь то порка, обезглавливание или побивание камнями, на самом деле не испытывал к несчастным жертвам особой ненависти. Они вообще не были ему интересны. С гораздо большим удовольствием он посмотрел бы по телевизору гонки класса «Формула-1» или «NASCAR»[20]20
Национальная ассоциация гонок серийных автомобилей.
[Закрыть] (теперь ему приходилось делать это втайне). За всеми этими казнями и порками стояли его покровители из Васабии. Это они настаивали на избиениях плетьми и отсечении голов. А поскольку именно они усадили его на трон, Малик обязан был им подыгрывать.
ТВМатар и покойный сводный брат Малика Газзир (чей вертолет был сбит ракетой из ручной установки, а вовсе не деревом) причинили дому Хамуджей множество неприятностей и унижений. Теперь наступило время расплаты. К тому же необходимо было приструнить всех васабийских женщин у себя на родине, которые несколько месяцев смотрели ТВМатар и неизвестно что могли вбить себе в голову.
Содержание программ изменилось самым кардинальным образом. Теперь это были рецепты, советы о том, как ублажить мужа, как не оказаться затоптанной во время хаджа, а также комедии о жадных израильтянах и толстых нечестивых американцах. По четвергам в восемь часов вечера – шоу «Все любят имама!», в котором Малик вслух читал Книгу Хамуджа, а после этого давал к ней свои уникальные комментарии. Естественно, рейтинги были бледной тенью прежних высот. Однако любому известно, что новым программам на раскрутку требуется время.
Франция, ставшая партнером Васабии в совместном проекте по выдвижению Малика, не очень-то одобряла столь мрачное развитие событий. Однако поскольку Ministere de Petrole (Министерство нефтяной промышленности) вот-вот должно было подписать с Васабией entente economique (что являлось весьма и весьма приятной сделкой) о двадцатипроцентном снижении цен, Франция не была расположена поднимать слишком громкий bruit (шум) по этому поводу.
Когда постоянный представитель США при ООН прямо и по-мужски заговорил об этом в туалете Совета Безопасности с постоянным представителем Франции, тот начал качать головой, закатывать глаза и повторять: «Да, да, да, но что мы можем поделать с этими людьми? Они просто невозможны», а потом быстренько выскочил, оставив американского представителя с еще более нахмуренными бровями и мыслями о необходимости дальнейших инструкций из Вашингтона.
Франция также собиралась подписать с Матаром пакт о взаимной безопасности, в рамках которого в Заливе должна была появиться французская военно-морская база. Новое правительство в Париже провозглашало планы, возрождавшие дух Шарля де Голля (правда, некоторые говорили – Наполеона) касательно Востока, где французский трехцветный флаг некогда гордо реял на морском ветру. Все унижения 1922 года были, наконец, отомщены. Еще один выдающийся историк (складывалось такое ощущение, что им не будет конца) заявил на общественном телевидении, что Франция больше не согласна стоять в сторонке и наблюдать за тем, как Соединенные Штаты садятся в лужу в этом регионе. Разве у Франции нет своей собственной гордой истории сидения в лужах? Посмотрите на Алжир, Вьетнам, Суринам, Сирию, Гаити, Квебек – там до сих пор не могут прийти в себя после французского правления. В общих чертах становилось все более очевидным, что Франция была готова и, более того, хотела показать всему миру, что может поспособствовать катастрофическим, непредвиденным последствиям в чужой стране гораздо эффективнее и уж наверняка с большим размахом, чем Америка.
Тем временем по США прокатилась волна антигалльских настроений. На французских метрдотелей нападали банды хулиганов, шампанское выливалось в сточные канавы, багеты злобно разрывались напополам и расшвыривались по всему ресторану, автомобили «пежо» забрасывались гнилыми овощами, а дворники на их лобовых стеклах корежились самым варварским образом. Французское посольство в Вашингтоне, всегда служившее местом для изысканных вечеринок, было атаковано толпой разъяренных евангелических христиан, швырявшихся (невинными) лягушками. Один конгрессмен выдвинул на обсуждение билль, призывающий к эксгумации и репатриации останков американских солдат, похороненных в Нормандии.
«Откопать рядового Райана!»
Возгласы «Кто потерял Матар?» раздавались все громче, хотя общественные опросы показывали, что для двух третей американского народа более уместен был бы вопрос: «А где вообще находится этот Матар?» Тем не менее подавляющее большинство американцев, будучи информировано организаторами опросов о том, что «вероломные лягушатники» и «грязные васабийцы» взяли верх в этой стране для того, чтобы «выставить Америку в дурном свете» и «поднять цены на нефть до небес», немедленно рекомендовало правительству сделать «что-нибудь», если, конечно, это не влетит в слишком большую копеечку и если проделать это можно будет с высоты не менее двенадцати километров. К тому моменту уже мало кому хотелось, чтобы Пентагон устроил в этом регионе еще одну наземную операцию.
Такова была в общих чертах ситуация через две недели после того, как Флоренс покинула магазин бытовой техники господина Дера'а с набитыми электроникой целлофановыми пакетами в обеих руках.
Ренард и Джордж находились уже в Вашингтоне, совершив морской бросок с пляжа Бленхайма. Субмарина оказалась меньше, чем ожидалось, и судовому врачу пришлось сделать погибающему от клаустрофобии Джорджу успокаивающий укол, прежде чем его удалось затащить в люк. Подлодка доставила их на авианосец. Оттуда они улетели (вместе с письмами экипажа и телом истосковавшегося по дому морячка, который покончил с собой, напившись гидравлической жидкости для палубных истребителей F-14) в Бахрейн, а потом дальше в Рим уже на обычном самолете, а из Рима – в Вашингтон, где сразу поняли, что вся информация об их миссии в Матаре полностью уничтожена – стерта, как будто кто-то нажал кнопку «Delete» на некой верховной клавиатуре.
Домик в Александрии, где они все собирались перед отъездом в Матар, был занят теперь семейной четой средних лет. Эти люди уверяли, что они приобрели дом через Интернет полгода назад, и теперь вовсе не были расположены ставить под сомнение этот факт, обсуждая его с двумя весьма жалко выглядевшими типами на своем крыльце. Джордж с Риком чувствовали себя как моряки, наткнувшиеся в открытом море на брошенное судно. Команды на борту нет, но кофе в чашках еще горячий, и сигареты в пепельницах дымят.
Джордж позвонил в свой старый отдел в Госдепартаменте и сумел добиться разговора с заместителем Даккетта, который, как выяснилось, был уверен в том, что Джорджа давным-давно перевели в Гватемалу. Руководство не имело ничего против возвращения Джорджа на его прежнее рабочее место в Ближневосточном отделе, и вскоре он уже привычно барахтался в своем родном Саргассовом море бюрократии.
Когда они с Риком проверили свои банковские счета, на них каким-то необъяснимым, но от этого не менее приятным образом оказалось по миллиону долларов. Источником этих денег мог быть только один человек – исчезнувший дядя Сэм. Судя по всему, это было выходное пособие. Столь неожиданная щедрость изумила их еще больше, когда несколько дней спустя эти суммы исчезли с обоих счетов лишь для того, чтобы вновь появиться назавтра, но уже в двойном размере. Рик и Джордж обсудили этот странный, то появляющийся, то исчезающий вклад и пришли к выводу, что это было предупреждение: «Ведите себя тихо, иначе все эти деньги улетучатся неизвестно куда. Будете умниками – и они могут удвоиться».
Увеличение суммы на банковских счетах на короткое время привело Рика и Джорджа в прекрасное расположение духа, однако очень скоро они загрустили из-за ужасных событий в Матаре, за которыми оба наблюдали по телевидению. Теперь они больше думали не о том, как потратить свалившиеся на них миллионы, а о том, что произошло с Флоренс.
Однажды вечером они сидели в квартире Рика недалеко от Дюпон-серкл в окружении картонок из китайского ресторанчика и бутылок с эльзасским пивом и смотрели программу новостей, в которой несколько экспертов по Ближнему Востоку, находящиеся в разных городах, кричали друг на друга, призывая к спокойствию. Неожиданно ведущий программы прервал своих гостей и сообщил, что Манамское бюро их телекомпании получило в свое распоряжение видеозапись, снятую, очевидно, в Матаре. Ведущий был очень взволнован, поскольку эмир Малик запретил иностранным журналистам доступ в страну.
Рик с Джорджем отложили курицу «кун пао» и, затаив дыхание, уставились в 55-дюймовый плазменный экран новенькой шикарной телесистемы Рика. Осторожный Джордж не одобрял этой покупки, поскольку все еще не решил, имеет ли моральное право тратить таинственные деньги, однако Рик считал, что ничего плохого в этом нет. Когда перед ними на экране мелькнуло зернистое подобие Флоренс, лица у них вытянулись. Звук был плохой, но слова разобрать все же можно.
– Я обращаюсь к вам из оккупированного Матара. На эту страну опустилась железная чадра. Вдова покойного эмира Лейла арестована узурпатором Маликом и его васабийскими и французскими хозяевами. Женщин пытают и казнят каждый день, но дух их не сломлен. Они взывают к цивилизованным народам всего мира. Остановите темные силы, оскверняющие ислам. Прекратите издевательства над великой религией и ее основателем, пророком Мохаммедом. Они взывают к вам: «Свободу! Свободу! Свободу!»
После этого ведущий сообщил, что они обладают весьма скудной информацией о человеке на видеозаписи. Очевидно, эта женщина работала в какой-то должности на канале ТВМатар, известном в прошлом своими феминистскими пристрастиями. Предполагалось также, что она является американской гражданкой, и этот факт, как подчеркнул ведущий, «может серьезно осложнить ситуацию для правительства Соединенных Штатов».