Текст книги "Король-Демон"

Автор книги: Кристофер Банч

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 39 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Крис БАНЧ
КОРОЛЬ-ДЕМОН

Посвящается Дэнни Барору и семейству Стадвеллов:

Крэгу, Джан, Гиллиану, Мэттъю и Меган

Глава 1
ЗОЛОТОЙ ТОПОРИК

Мы с Маран остались живы только благодаря тонкому слуху мальчншки-форейтора. Услышав треск, он резко натянул поводья. Стоявший у дороги раскидистый дуб начал падать. Перепуганные лошади резко осели, сползая в ров. Огромный ствол рухнул прямо перед нашей каретой.

Маран, вскрикнув, слетела со своего места и угодила прямо в мои объятия. Меня, в свою очередь, откинуло назад. Экипаж опасно накренился, потеряв разлетевшееся в щепки колесо. Кто-то пронзительно закричал; исступленно ржали обезумевшие лошади. Выбравшись из-под Маран, я ногой распахнул дверцу кареты и выкатился наружу, инстинктивно выхватывая меч, с которым никогда не расставался.

Но сражаться было не с кем. Мой роскошный экипаж завалился набок, восьмерка лошадей рвалась в разные стороны, пытаясь вырваться из упряжи. Всадники, сопровождавшие меня, сбились в беспорядочную растерянную кучу.

Вдалеке на склоне холма я увидел облачко пыли: неизвестный гнал своего коня галопом, унося ноги.

Послышались крики: «колдовство», «магия», «догнать сукиного сына!». Легат Балк стал спешно собирать добровольцев, чтобы броситься в погоню за неудавшимся убийцей, но его остановили я, капитан Ласта и, что было грубым нарушением устава, Карьян, мой ординарец.

Моя жена выбралась из толпы причитающих фрейлин и служанок, высыпавших из кареты, ехавшей следом за нашей.

– Ты не ушиблась? – спросил я.

– Нет, – улыбнулась Маран. – Только тряхнуло немножко. Что случилось?

– Судя по всему, – сказал я, – каллианцы, прослышав о нашем приезде, таким образом выразили свое отношение к нему.

– Но...

– Пойдем со мной, посмотрим, быть может, нам удастся это выяснить.

Я помог супруге выбраться из просторного экипажа, в течение последних восьми лет бывшего мне домом в большей степени, чем любой из моих дворцов, и мы подошли к огромному дереву, перегородившему дорогу. Никакого сомнения даже быть не могло: колдовство. Толстый ствол, не тронутый гнилью, не расколовшийся, был аккуратно срезан. Увидев в траве что-то блестящее, я нагнулся и подобрал крошечный золотой топорик размером не больше дюйма. В этот момент ко мне подбежал командир 17-го Юрейского Уланского полка.

– Домициус Биканер, вышли дозорный отряд на тот холм, – сказал я. – Скажи своим людям, пусть ищут дубовую ветку, перерезанную пополам.

Биканер молодцевато отсалютовал.

– Слушаюсь!

Я продолжил осмотр упавшего дуба.

– Взгляни сюда, – указал я на то место, где сочился соком ровный свежий срез.

Маран провела пальцем по символам, вырезанным в коре.

– Похоже, все произошло вот как, – сказал я. – Колдун сделал на стволе зарубку, вставил в нее свой заколдованный топорик, а затем отпилил ветку и забрал ее с собой. Вырезанные на стволе символы должны были обеспечить, как сказал бы император Тенедос, влияние части на целое.

Колдун пропустил головной отряд улан, выбрав в качестве мишени нашу карету – самый большой и роскошный экипаж во всем кортеже. Он перерезал ветку, и, как только она переломилась надвое, дерево рухнуло. На наше счастье, мошенник неверно рассчитал время.

– Не понимаю, как ты можешь быть таким легкомысленным, – изумилась Маран. – Этот ублюдок мог нас убить!

– После первой дюжины неудачных попыток, – небрежно заметил я, – «мог меня убить» звучит ничуть не хуже, чем «даже не думал об этом».

– Почему ты не позволил всадникам броситься в погоню?

– Потому что, готов поспорить, за ближайшим холмом мошенника поджидала сотня дружков. Колдуны всегда обеспечивают себе надежное прикрытие.

– Трибун Дамастес, ты слишком умен, – усмехнулась Маран, – А теперь скажи... ты перестал на меня злиться?

Постоялый двор, в котором мы провели прошлую ночь, был просто отвратительным – с этим не поспоришь. Хозяин грубил, в комнатах было грязно, а ужин оказался совершенно несъедобным, так что нам пришлось довольствоваться солдатскими пайками, которыми поделились с нами уланы. Вызвав к себе хозяина, Маран подробно объяснила ему, какая же он бестолковая свинья, добавив, что, будь ее воля, эту забегаловку стерли бы с лица земли как представляющую угрозу для жизней постояльцев, а его самого, отъявленного прохвоста, хорошенько бы выпороли. Хозяин, бестолковый осел, все же понимал, что, если бы дело происходило на землях, принадлежащих моей супруге, она действительно приказала бы спалить его заведение. Гордая фамилия Аграмонте уходила в прошлое Нумантии глубже, чем самые древние законы.

На мой взгляд, Маран вела себя как сварливая, заносчивая стерва, и, когда хозяин убрался прочь, я так ей прямо об этом и сказал. Что с моей стороны было весьма глупо. Если человек рождается, чтобы унаследовать неисчислимые богатства, а все остальные люди существуют только для того, чтобы ему прислуживать, едва ли он будет спокойно терпеть дураков. К тому же у моей жены характер почти такой же вулканический, как у меня.

– Мадам, я перестал на вас злиться, – улыбнулся я. – А ты укоротишь свой острый язычок?

– Возможно.

Вокруг упавшего экипажа суетились люди. Послышались громкие крики, и карету подняли и вытащили изо рва. В обозе нашлось запасное колесо, и слуги стали устанавливать его на место.

– По-моему, здесь и без нас разберутся, – заметила Маран. – Не желает ли благородный трибун составить мне компанию, чтобы прогуляться в роще и размять ноги?

– Желает.

– Не желает ли благородный трибун отойти от установленного порядка и оставить охрану на дороге?

– Будет ли мадам чувствовать себя в безопасности? В конце концов, сейчас мы находимся в Каллио, и нам только что довелось быть свидетелями отношения к нам местных жителей.

– Но у тебя ведь меч при себе? Кого мне бояться, если рядом со мной такой храбрый мужчина?

– Тебе не кажется, что ты несколько переусердствовала?

Маран хихикнула.

– Мне просто хотелось узнать, долго ли я смогу нести эту чушь, прежде чем ты начнешь ворчать.

Она увлекла меня в небольшую рощицу у самой дороги. Карьян последовал было за нами, но я приказал ему остаться у кареты. Сезон Жары был в самом разгаре; воздух был знойным и сухим. Как только мы спустились с дороги, наступила полная тишина, нарушаемая лишь шарканьем нашей обуви, шелестом длинного шлейфа платья Маран по сухой траве и сонным жужжанием пчел. Подойдя к каменной глыбе, торчащей из земли под углом, жена прижалась к ней спиной.

– Обожаю это время года, – сказала она. – Когда я так потею, мне кажется, что все тело смазано маслом.

Ее верхняя губа покрылась тонкой пленкой испарины, и Маран медленно слизнула ее.

– Разве это не моя задача? – хрипло произнес я.

– Я ничего не имею против.

Склонившись к Маран, я поцеловал ее, и наши языки переплелись друг с другом. Ее корсаж, застегивающийся с двух сторон наподобие армейского колета, упал, открывая торчащую упругую грудь с твердыми налившимися сосками. Медленно раздвинув ноги, Маран задрала платье, обнажая стройные бедра. Нижнего белья на ней не было. Откинув голову назад, на камень, она подняла ноги, обвивая ими мои бедра.

– Да, Дамастес. Вперед, я жду!

Мы вернулись к экипажу с самым невинным видом, не обращая внимания на смятую одежду. Отведя Карьяна в сторону, я напомнил ему, что командирам очень не нравится, когда нижние чины отменяют их распоряжения, – а именно так он только что поступил с легатом Балком.

– Так точно, господин! Надо было позволить этому щенку броситься в погоню, чтобы его там пристукнули, а с ним в придачу еще много достойных воинов. Покорнейше прошу прощения. Если такова будет воля трибуна, пусть он снимает с меня лычки, и я снова стану простым всадником.

Выругавшись, я заверил Карьяна, что, хоть я и трибун, ничто не помешает мне отвести его за конюшни и вернуться оттуда одному, – раз он хочет перевести наши отношения на такой уровень. Похоже, мои угрозы не произвели на него никакого впечатления. Карьян, служивший мне спустя рукава в мирное время и буквально преображающийся в тяжелую годину – он уже с полдюжины раз спасал меня от верной гибели, – относился с презрением к чинам, кто бы их ни носил, другие или он сам. Произведенный в капралы, он при первой же возможности впутывался в какую-нибудь историю и тотчас бывал разжалован. Я уже семь раз вручал ему лычки и восемь раз снимал их.

Но я считал Карьяна частью атрибутов, которыми я обладал как первый трибун. Кроме того, мошенник приносил мне удачу. Кое-кто называет меня Дамастесом Прекрасным, что меня весьма смущает, хотя, вынужден признать, я действительно люблю яркие наряды и иногда даже сам их придумываю. Всем известен также отряд моих отборных телохранителей, Красных Уланов, бывалых вояк, закаленных в бесконечных стычках на границе, добровольно изъявивших желание служить мне верой и правдой. Седла и сбруи лошадей, а также сапоги и шлемы отделаны красным. Древки пик также выкрашены в красный цвет, и даже латы с помощью колдовства тоже приобрели красноватый оттенок. В бою Красные Уланы снискали себе славу, как нельзя лучше отвечающую их прозвищу.

Кроме того, у меня есть 17-й Юрейский Уланский полк, который я считаю «своим», поскольку именно его мне доверили, когда только назначили легатом. Император ворчал, когда я попросил его позволения отвести 17-й полк от границы. Однако порученное мне дело было настолько важным и сложным, что я мог воспользоваться для достижения цели любыми средствами, какие только считал нужными.

Сейчас я попросил Маран сопровождать меня не только потому, что слишком большую часть нашей супружеской жизни мы проводили далеко друг от друга. Моя жена обладает несомненным дипломатическим даром. Я надеялся, что смогу сохранить в Каллио мир и спокойствие, дав Маран возможность воспользоваться своим талантом.

Когда мы с императором пробудили демоническое чудовище, расправившееся с Чардин Шером и его черным колдуном Микаэлом Янтлусом, пламя восстания погасло. Это поняли все – все, кроме каллианцев.

Снова и снова жители Каллио восставали против своего справедливого императора. Иногда эти выступления носили организованный характер, но по большей части все ограничивалось стихийным бунтом толпы. Что хуже, каждый, похоже, считал себя душой повстанцев. Каллианцы исстари кичились своим превосходством над всеми остальными жителями Нумантии, но при этом раньше они всегда отличались законопослушанием. Увы, теперь это осталось в прошлом.

Не имело никакого значения, является глава провинции, назначенный императором, тираном-самодуром или безвольной тряпкой; правит он, подчиняясь здравому рассудку и закону, или же опирается на силу меча, ублажая свои капризы; уроженец он Каллио или же чужак в здешних краях. Как только он потребовал от каллианцев присягнуть на верность императору, сидящему в далекой Никее, снова пролилась кровь.

В крупных городах пришлось разместить военные гарнизоны, основные дороги патрулировали отряды всадников, а гонец, отправлявшийся со срочным донесением, был вынужден брать с собой вооруженную охрану, если не хотел очутиться во рву с перерезанным горлом. Даже купцов и мирных путешественников, которым не было никакого дела до правителей, выяснявших отношения друг с другом, безжалостно убивали или захватывали в плен с целью выкупа.

Четыре сезона назад император назначил своего брата Рейферна принцем-регентом Каллио, рассчитывая, что эта провинция отнесется с уважением к фамилии Тенедос и успокоится.

Его надеждам не суждено было сбыться, и вот сейчас я направлялся в Каллио в качестве военного наместника, имея приказ императора любыми средствами не допустить, чтобы его брат потерпел неудачу, как случилось со всеми предшественниками, и выставил на посмешище гордую фамилию Тенедос.

Рейферн Тенедос был старше своего венценосного брата Лейша и внешне совершенно на него не похож. Он был высокий, в то время как император не отличался большим ростом, худой, тогда как Провидец вечно боролся с маленьким брюшком. Его овальное вытянутое лицо обладало своеобразной красотой. Круглолицый император еще совсем недавно был по-мальчишески привлекателен, но бремя власти быстро его состарило. Сейчас казалось, что разница в возрасте в пять лет, бывшая у нас с императором тогда, когда я с ним впервые встретился, увеличилась по меньшей мере вдвое.

Но самое разительное отличие было в глазах. Горящие жарким пламенем могущества глаза императора приковывали взгляд собеседника, в то время как глаза Рейферна были блеклые и какие-то линялые и все время смотрели куда-то в сторону.

Мы с Маран раза три-четыре встречались с Рейферном при дворе, обмениваясь лишь парой учтивых фраз. Если бы он не носил фамилию Тенедос, уверен, я бы уже на следующее утро не вспомнил, как он выглядит и о чем мы с ним говорили.

И репутацию вот такого «вождя» я должен спасать.

Но я давно привык к тому, что император бросал меня в самое пекло. В последнее время покой мне только снился.

Одиннадцать лет назад я, двадцатилетний легат, торчал в захудалом гарнизоне на дальней границе. Через три года, став первым трибуном, заняв высшую ступень в воинской иерархии, я в кафедральном соборе Никеи, столицы Нумантии, провозгласил Лейша Тенедоса императором всей Нумантии, возведя на престол сильного и мудрого правителя и положив этим конец бредовым капризам Совета Десяти.

Но почему страна так и не обрела мира и спокойствия? Почему, вместо того чтобы командовать гарнизоном всадников в какой-нибудь глуши, охраняя границы своей родины от набегов воинственных хиллменов, я вот уже восемь лет мотался по всей империи, усмиряя голодный бунт тут, ловя разбойников там, подавляя крестьянские волнения в третьем и четвертом месте, расправляясь с мятежом в полку... Мне пришлось бы изрядно потрудиться, чтобы составить полный перечень всех мест, где пришлось побывать, провозглашая себя «слугой императора» и требуя немедленного повиновения, угрожая в противном случае холодной сталью стоящих за моей спиной воинов.

Я повидал выжженные поля, обезлюдевшие разоренные города, которые не могла оживить даже задорная строевая песня. Прошлое оставило на мне свои неизгладимые отметины. Я непроизвольно дотронулся до точки между ребрами, куда вошла нацеленная колдовством стрела. Прошло уже почти два года, но рана так до сих пор и не затянулась окончательно. Она осталась зримым напоминанием о том страшном кошмаре, когда меня направили во главе трех полков усмирить так называемые «незначительные волнения» в отдаленной западной провинции Кхох, возглавляемые якобы какой-то деревенской ведьмой, выучившейся двум-трем заклинаниям. Как выяснилось, нам пришлось иметь дело с настоящей опытной колдуньей, умеющей удерживать души в телах смертельно раненных воинов, заставляя их продолжать сражаться.

Мерзкие подручные этой колдуньи рассеяли два моих полка. Меня самого вынес с поля битвы один из Красных Уланов, а потом долго выхаживала деревенская знахарка. Затем я несколько недель валялся в лихорадке в своем шатре, слушая близкое поскрипывание Колеса.

Но все же мне удалось выкарабкаться. Оправившись от ран, я вернулся с дюжиной полков, и колдунья вместе со своими чудовищами встретила жуткую смерть.

Но мои душевные раны доставляли мне больше страданий: Нумантия остро нуждалась в мире, но никак не могла его получить.

Пожав плечами, я отмахнулся от черных мыслей. Такие премудрости не для моего ума.

Эх, если бы я проявил упорство, заставил себя думать... Возможно, мне удалось бы что-нибудь изменить.

Быть может, я смог бы отвратить злой рок, стремительно надвигавшийся на меня и мою Нумантию.

Глава 2
СМЕРТЬ ИМПЕРАТОРУ!

Золотым летним вечером мы въехали в Полиситтарию. Этот древний город заслуженно славится своей красотой. Много столетий назад здесь возвел свой замок какой-то воинственный феодал. Одинокая цитадель, сложенная из прочного камня на вершине высокой горы, должна была выдерживать набеги каких-то врагов, о которых уже и память стерта. Постепенно замок разрастался; когда наступили мирные времена, он превратился в город и спустился в долину к реке.

Поднявшись на последний холм, откуда открывался живописный вид на Полиситтарию, мы остановились на несколько минут, чтобы стряхнуть с себя дорожную пыль и принять хоть сколько-нибудь приличный вид.

Нам можно было бы и не беспокоиться. При нашем приближении ворота распахнулись – домициус Биканер выслал вперед всадников. Восторженной толпы встречающих не было – зловещий знак. Больше того, не было вообще никакой толпы. Музыканты маленького военного оркестра дули в трубы и рожки изо всех сил. Все они были нумантийцами, как и часовые и горстка государственных чиновников, встретивших нас немногочисленными приветственными криками, отражающимися от каменных стен.

Так или иначе, мы совершили торжественный въезд в город – и тотчас же последовала довольно неприятная заминка, когда целый полк конницы, семьсот всадников, две сотни Красных Улан, а также пятьдесят с лишним экипажей и повозок, моя свита и слуги попытались втиснуться в узкую кривую улочку.

Я услышал голос Карьяна, устроившегося на крыше нашей кареты: «Когда выезжаешь из города, это похоже на то, как птица исторгает из себя помет. А теперь мы пытаемся засунуть дерьмо обратно».

Мы с Маран рассмеялись, но тут процессия остановилась. Командиры выкрикивали приказания, вольнонаемные ругались, рекруты что-то бурчали себе в бороды. Надев украшенный перьями шлем, я открыл дверцу кареты. Форейтор, спасший нас, спешился и, несомненно, рассчитывая увеличить свое вознаграждение, поспешил ко мне.

Вдруг откуда-то сверху донесся крик: «Смерть императору!», и здоровенный камень, размером с мою грудь, сорвался с крыши ближайшего дома. Я бы не успел увернуться, но камень пролетел в каких-то дюймах от меня – и раздавил форейтора, раскроив ему голову и проломив ребра. Парень вернулся на Колесо, не успев даже понять, что случилось.

– Схватить негодяя! – воскликнул я, указывая на крышу.

Четыре Красных Улана, соскочив с коней, загромыхали сапогами по лестнице, но Карьян, перепрыгивая через две ступеньки, опередил их и оказался у дверей первым. Упершись спиной в перила крыльца, он со всей силы ударил в створку каблуком, и дверь упала внутрь. Выхватив из ножен кривую саблю, Карьян ворвался в дом. Уланы последовали за ним.

Ко мне подскочил капитан Ласта.

– Сэр, я успел его разглядеть, после того как вы крикнули. Мерзавец пробежал по крыше и перепрыгнул на соседний дом. Едва не сорвался, но сумел удержаться, накажи его слепотой! Молодой парень, темные, коротко остриженные волосы. На нем были голубые штаны в обтяжку, довольно грязные, и белая рубаха. При следующей встрече я его обязательно узнаю.

Кивнув, я преклонил колено перед трупом форейтора и мысленно прочел молитву, прося Сайонджи дать мальчишке в следующей жизни все то, что я не успел дать ему в этой.

Из дома, в котором скрылись Карьян и Красные Уланы, донесся какой-то шум, и в дверях появились мои люди, толкающие перед собой старика и двух женщин средних лет.

– Вот все, кого мы там нашли, – сказал Карьян. – Подлец успел улизнуть. Лестница на чердак была завалена барахлом, а дверь наглухо заколочена. Потребовалась целая вечность, чтобы выбраться на крышу.

– Солдат, мы разберемся с этими людьми, – послышался чей-то крик.

К уланам подбежали десять человек, почему-то одетых в мундиры никейских стражников. Тут я вспомнил, что городская стража Полиситтарии отказалась выполнять свои обязанности, поэтому имперскому правительству пришлось приглашать стражников из столицы.

Стражники, в шлемах и кирасах, были вооружены пиками, кинжалами и тяжелыми дубинками и больше походили на солдат, приготовившихся усмирять бунт, чем на блюстителей правопорядка. Тот, кто кричал, имел значок сержанта и размахивал мечом.

– Будем только рады избавиться от этих бродяг, – бросил один из уланов.

– Сэр, мы все видели! – гаркнул сержант, обращаясь ко мне. – Не будем тратить ваше драгоценное время. Мы сами наведем здесь порядок. Вот у этой стены место ничуть не хуже любого другого.

Трое стражников грубо подтащили задержанных к кирпичной стене. Остальные, достав из сумок на поясе пузырьки с бесцветной жидкостью, направились в дом.

Старик застонал, одна из женщин взмолилась о пощаде.

– Ты будешь первой, сука, – сказал сержант, обращаясь к ней. – Пользуясь властью, данной мне... – торопливо начал он стандартную фразу, занося меч.

– Сержант! – Услышав мой зычный голос, привыкший греметь в казармах, сержант застыл на месте. – Во имя Исы, черт побери, что ты собираешься сделать?

– Как я только что сказал, сэр, наводить порядок. Приказы принца-регента четкие и понятные. Любой, посягнувший на жизнь нумантийца или чиновника имперского правительства, является виновным в государственном преступлении, а за это может быть только одно наказание.

– Извини, сержант, – остановил его я, – но эта троица не имеет к случившемуся никакого отношения. Человек, пытавшийся меня убить, пришел и ушел по крышам.

– Не важно, сэр. У меня есть четкий приказ. Пособничество и укрывательство также являются тяжкими преступлениями, виновные должны заплатить за это жизнью и имуществом. Казнив этих мошенников, мы сожжем их дом. Я уже послал человека за пожарной командой. Огнеборцы проследят за тем, чтобы пожар не перекинулся на соседние здания, – хотя, была б моя воля, я бы спалил дотла весь этот проклятый богами город. Эти распоряжения исходят непосредственно от принца-регента.

Я застыл в нерешительности. Приказ – это приказ; вне всякого сомнения, отменить распоряжение вышестоящего начальника – не лучший способ начать службу на новом месте. Но дело, начавшееся с несправедливости, редко приводит к добру. К тому же, какой мир пытается поддержать Рейферн? Безмолвное спокойствие могилы? Маран ждала, что я буду делать дальше.

– Сержант, я знаю, что такое приказ. Но я трибун Дамастес а'Симабу, новый военный наместник Каллио и, следовательно, твой начальник. Здесь и сейчас я отменяю полученный тобой приказ; кроме того, я прослежу за тем, чтобы уже к завтрашнему утру этот приказ был аннулирован на всей территории провинции. Освободи этих людей и возвращайся к исполнению своих обязанностей. А их дом останется целым и невредимым.

Поколебавшись, сержант упрямо выпятил вперед нижнюю челюсть.

– Прошу прощения, трибун. Но, как вы сами сказали, приказ есть приказ. Будьте любезны посторониться, сэр.

Он снова обнажил меч. Женщина, в глазах которой затеплилась было надежда, жалобно всхлипнула.

– Курти!

– Я здесь, сэр!

– Если этот стражник шевельнет хоть одним пальцем, пристрели его на месте!

– Слушаюсь, сэр!

– Капитан Ласта, отправь в дом взвод солдат, пусть они выведут из него стражников. Если понадобится, разрешаю применить силу.

– Будет исполнено, сэр!

Сержант с опаской посмотрел на Курти. Тот изогнул лук, подтянув тетиву к самому уху, и твердой рукой направил острие стрелы стражнику прямо в горло. На лице лучника играла едва уловимая усмешка. Оба противника носили форму, оба состояли на службе государства, но армия никогда не питала особой любви к полицейским, и те отвечали солдатам взаимностью. Возможно, причина тому кроется в обилии пьяных ссор, в которых стражники и солдаты неизменно сражаются по разные стороны. А может быть, армия считает, что полицейские только делают вид, что их служба сопряжена с опасностями, а на самом деле преспокойненько проводят время в теплых уютных пивных, уговаривая хозяев угощать их в долг.

Залившись краской, сержант разжал руку, и меч со звоном упал на мостовую. Шагнув вперед, я подобрал оружие и вложил его стражнику в ножны.

– А теперь, как я уже сказал, возвращайся к своим обязанностям.

Сержант начал было салютовать, но, спохватившись, стремительно развернулся и стал протискиваться сквозь толпу глазеющих солдат. Стражники последовали за своим начальником, стараясь ни с кем не встречаться взглядами.

Послышался было смешок, тотчас же оборвавшийся. Только сейчас все вспомнили о мертвом теле, распростертом на мостовой, – о пареньке, всего несколько недель назад покинувшем свою деревню и убитом трусливым псом.

– Мы похороним его с почестями, полагающимися Красному Улану, – объявил капитан Ласта. Достав из седельной сумки плащ, он прикрыл труп.

Вернувшись в карету, я закрыл за собой дверцу.

– Мне это совсем не нравится, – заметила Маран.

– И мне тоже, – согласился я. – Ладно, давай доедем до замка и посмотрим, не ждет ли нас кое-что похуже.

– Полицейский сержант предупредил тебя, что он действовал в соответствии с моим личным приказом? – Голос принца-регента едва заметно дрожал, но он пытался держать себя в руках.

Кроме нас двоих, в небольшой комнате для личных аудиенций, примыкающей к большому тронному залу, никого не было.

– Предупредил, ваше высочество.

– Но ты все равно отменил мое распоряжение?

– Так точно, мой господин. Вы позволите мне объяснить?

– Говори.

– Ваше высочество, я назначен к вам военным наместником. То есть именно мне придется отвечать за обеспечение порядка. Как известно, император хочет, чтобы жизнь в Каллио как можно быстрее возвратилась в нормальное русло.

– Мы все желаем того же самого, – сказал Рейферн Тенедос.

– Но если закон, установленный в Каллио, отличен от того, по которому живет, исключая случаи чрезвычайных обстоятельств, остальная Нумантия, разве здесь когда-нибудь воцарится спокойствие? Мы не можем вести себя как орда захватчиков.

– Уже и сейчас находятся такие, кто так утверждает, – сказал регент. Подавив зевок, он вымученно хихикнул. Получилось очень неубедительно. – Полагаю, я должен находить это забавным.

– Что, мой господин?

– То, что ты здесь. Дамастес-кавалерист. Дамастес Прекрасный – я слышал, тебя так зовут. Герой тысячи сражений, лучший солдат императора.

– Это весьма спорное утверждение, ваше высочество. Я могу назвать тысячу более достойных воинов и указать на тысячу других, имена которых мне так и не удалось узнать, но зато я знаком с их героическими деяниями. Однако что вы находите в этом смешного?

– Сегодня на твою жизнь покушались дважды; к счастью, обе попытки оказались неудачными. Но ты тем не менее остаешься в полной безмятежности. Быть может, тебе лучше стать Дамастесом Добрым и служить не такому жестокому богу, как Иса, бог войны.

В голосе принца прозвучало не столько добродушное веселье, сколько едкая желчь.

Я промолчал, оставаясь в почтительном ожидании. Регент долго смотрел в окно на просторный внутренний дворик, где выстроились 17-й Уланский полк и мои Красные Уланы, готовые к смотру. Наконец он снова повернулся ко мне.

– Дамастес – именно так я хочу звать тебя, поскольку надеюсь, что нас свяжет самая теплая дружба, – возможно, ты прав. Но все же позволь считать сегодняшнее недоразумение чем-то из ряда вон выходящим. Надеюсь, впредь ты не собираешься оспаривать все мои распоряжения.

– Ваше высочество, я вообще не собираюсь оспаривать никакие ваши распоряжения, – твердо заявил я. – Вы правите согласно воле императора Тенедоса, а я принес ему клятву верности на своей крови. Честь и гордость моего рода состоит в том, что мы никогда не нарушали своего слова.

– Очень хорошо. – Принц опять вздохнул. Как я уже успел понять, это свидетельствовало о том, что ситуация стала слишком запутанной – а такое бывало нередко. – Давай обо всем забудем. Поговорим о хорошем. Я с нетерпением жду возможности возобновить знакомство с твоей очаровательной женой, графиней. Не пройти ли нам в тронный зал, а оттуда спуститься во двор, чтобы я смог приветствовать твое весьма впечатляющее воинство?

Я поклонился, и мы вышли.

– Каким был мой брат, когда ты с ним виделся в последний раз? – поинтересовался регент.

– Пребывал в полном здравии. Чувствовал себя отлично. Работал без устали. – Я не стал добавлять, что больше всего Тенедоса тревожила неспособность его брата успокоить Каллио.

– Лейш такой же, как всегда. Ну, а сестры?

Я постарался подобрать правильные слова. У принцесс тоже не было ни одной свободной минуты. Дални и Лея, соответственно на десять и двенадцать лет моложе своего брата-императора, похоже, преисполнились решимости добиться того, чтобы весь город Никея говорил о них больше, чем о любом другом члене императорской семьи, в том числе и о самом императоре. Для того чтобы добиться этого, они вступали в любовные связи без разбора, не делая различия между молодыми красавцами-военными, отпрысками знатных родов, и дипломатами, посланниками отдаленных провинций. Большая часть их возлюбленных были мужчины женатые. Как говорила мне Маран, по крайней мере половина благородных дам Никеи молила богов о том, чтобы резвые сестры поскорее вышли замуж и перестали рыскать по чужим владениям, хотя даже самому заклятому врагу нельзя было пожелать такой жены, какими, судя по всему, должны были стать Дални и Лея.

– Я с ними практически не виделся, – чистосердечно признался я. – Но, по словам моей жены, их высочества весьма преуспели в искусстве помогать другим достигать желаемых результатов.

Рейферн гневно взглянул на меня, и я понял, что моя шутка оказалась чересчур смелой. В конце концов, принц ведь принадлежит к семье Тенедосов и не может быть абсолютно глуп.

Замок, возвышающийся над Полиситтарией, оказался огромным. Даже бесчисленной свите, которую привез с собой из Никеи принц Рейферн, не удалось целиком его заполнить. Чиновники из числа местных жителей бесследно исчезли, а те, кого все-таки удалось разыскать, отказались вернуться к своим обязанностям.

Я считал, что, принимая в расчет ту ненависть, с которой относятся в Каллио к нам, чужакам, принц должен был столкнуться с большими трудностями, набирая слуг. Однако замок кишел подобострастно улыбающимися каллианцами, готовыми услужить самому последнему никейцу. Решив, что, по-видимому, в Полиситтарии невозможно найти другую работу, я пожал плечами и выбросил эту мысль из головы.

Принц предложил мне подыскать апартаменты по своему усмотрению. Мне, домициусу Биканеру и Маран пришлось потратить целый день, чтобы найти подходящее место. Мы остановили свой выбор на обособленной части замка, отходящей вбок от цитадели на каменистый гребень. Эта шестиэтажная многоугольная башня соединялась с центральной цитаделью переходом с толстыми каменными стенами. Там размещались казармы, идеально подходившие для моих Красных Уланов и 17-го полка. Путь в «мою» часть крепости даже преграждали отдельные ворота, у которых я поставил часовых. Я обособился от Рейферна потому, что хотел показать всему Каллио: провинцией управляют принц-регент и император Тенедос, а я со своими солдатами нахожусь здесь лишь временно, для того чтобы обеспечить соблюдение законов Нумантии.