Текст книги "Забудь меня, если сможешь (СИ)"
Автор книги: Кристина Вуд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Я умираю каждый день. И с каждым чертовым днем мне все труднее оставаться живой.
Моя голова – ужасное место, и я не знаю сколько еще выдержу.
Я резко закрываю блокнот, и его потертая кожаная обложка тут же разрезает затхлый воздух в небольшом помещении. Что-то не так. Не могу понять, почему я только что закрыла дневник и в буквальном смысле заставляю себя читать дальше. Размашистый почерк, вперемешку с полу размазанными чернилами сводят меня с ума, с каждой строчкой я словно теряю рассудок. Я больше не могу сопротивляться тому чувству, медленно зарождающемуся у меня в груди. Что это, недоумение, волнение, страх?
Нет, не может быть. Мои мысли не могут помнить всего того, что испытывала эта девушка, день за днем исписывая блокнот. И как только я начинаю осознавать это – мою левую руку мгновенно поражает новый разряд тока, впервые за несколько дней.
Я нервно отбрасываю дневник в сторону и сгибаюсь пополам от боли, пытаясь мужественно перетерпеть жгучее прикосновение браслета. Кожа вокруг еще некоторое время буквально плавится на глазах, издавая нервные импульсы и, стараясь перетерпеть временную боль, я постепенно проваливаюсь в сон, ощущая непривычную влагу вокруг глаз.
***
Я нахожусь в помещении, чем-то напоминающее с хореографический зал.
Со всех сторон меня окружают бесконечные зеркала от пола до потолка, и я вскользь наблюдаю за своим отражением, пытаясь найти выход из этой зеркальной клетки. Но куда бы я не шагнула – выхода нет, его просто не существует.
По ту сторону зеркал на меня смотрит девушка с хладнокровным, убийственным взглядом. Кончики ее каштановых волос, спадающих на тонкие ключицы, небрежно обстрижены, словно их наспех обрезали кинжалом. Глаза с темной синевой продолжают пристально наблюдать за каждым моим движением, и я улавливаю слегка проступающие рыжие точки, которыми усыпаны ее курносый нос и тонкие скулы.
Прежде я не рассматривала свое отражение столь тщательно, но в полной уверенности могу заявить, что прямо сейчас я разглядываю саму себя. Но что-то здесь не так.
Она – не я.
Девушка с ювелирной точностью повторяет каждое мое движение: взгляд, жест и даже мимику, которую я пытаюсь изобразить с горем пополам. Я шагаю назад, отхожу в сторону, некоторое время выжидающе стою на месте и, наконец, резко разворачиваюсь назад, встречаясь упор в упор с моим отражением, но та секундная медлительность в ее повторяющихся жестах напрочь выдает ее.
Судя по огоньку, опасно сверкнувшему в глазах напротив, она осознала, что я раскусила ее. Когда я замираю на месте, с интересом наблюдая за ней со стороны, она с особой медлительностью склоняет голову на бок, будто наслаждаясь моментом моего испуга, крика и страха в одном лице.
Я инстинктивно делаю шаг назад, но мое отражение продолжает стоять на месте теперь лишь с ядовитой ухмылкой на лице. Поэтому, когда в ее руке появляется пистолет – ничуть не удивляюсь. Черное дуло медленно скользит по воздуху, словно в замедленной съемке, и постепенно поднимается на уровень вытянутой руки, теперь уже направленное с точностью мне в лоб.
– Ты не представляешь, как долго я ждала этого, – отчеканивает она и ее губы изгибаются в презрительной усмешке. Ее нестабильное эмоциональное состояние на фоне спокойного, леденящего душу голоса, заставляет ощущать доколе неизвестное мне чувство, в один миг зарождающееся в грудной клетке – волнение, плавно перерастающее в страх. – Я не позволю забыть все то, что испытывала я.
– Тебя не существует, – слышу я свой размеренный голос.
Плотно сжатые губы девушки расплываются в широкой улыбке с отголосками надменности и малой толикой презрения. Пару секунд я наблюдаю ее ровные белоснежные зубы и спустя мгновение злодейская улыбка перерастает в раскатистый смех.
От ее гомерического смеха мои мышцы не на шутку напрягаются, и я инстинктивно делаю еще один шаг назад. Она реагирует моментально: в воздухе раздается глухой щелчок затвора, и девушка производит точный выстрел в мою сторону. Живот мгновенно пронзает острая боль, и я практически не замечаю, как она за короткое время преодолевает расстояние между нами и одним резким движением руки хватает меня за запястье, с силой зажимая серебряный браслет.
Я сгибаюсь пополам от пули, поражающей мои внутренние органы, едва удерживая стоны боли.
– А теперь? – гремит в голове ее яростный голос. – Теперь я существую?!
========== Глава 7 ==========
Многочисленные шаги и сопровождаемый приглушенный грохот за дверью грубо вырывают меня из сна, и я еще некоторое время интуитивно хватаюсь за живот. Сонно потираю глаза, несколько раз моргаю и осознаю, что проспала всю ночь и пропустила какое-то важное событие, которое вызвало бурю негативных эмоций у ребят.
Мне только что приснился осознанный сон. Настолько осознанный, что я до сих пор всем своим нутром ощущаю, как пуля за считанные секунды повредила внутренние органы, проделывая кровоточащую дыру в моем теле, оставляя за собой пронзительные отголоски боли.
Нет. Это был не сон.
Люди, прошедшие процедуру оздоровления, не могут видеть сны.
Они не должны их видеть. Сны видят лишь инфицированные.
Я не могу ничего чувствовать и ощущать, кроме боли. Ничего, кроме боли. Ничего, кроме боли. Ничего…
– Не особо доброе утро, – внезапно раздается ухмылка со стороны Сэма. Он резко отворяет дверь в помещение так, что она с грохотом сталкивается со стеной, и пару секунд я наблюдаю за его ядовитой усмешкой. Сейчас его короткие каштановые волосы скрывает обыкновенная черная бейсболка, надетая задом наперед. – Поднимай свой зад, Финч, у нас проблемы из-за твоих дружков.
Парень тут же покидает комнату, и я молниеносно поднимаюсь на ноги, руками опираясь об стену. Бросая мимолетный взгляд на браслет, я улавливаю новые водяные волдыри, возвышающиеся над кожей и образовавшиеся после вчерашнего разряда током. Делаю несколько шагов в сторону холла, продолжая размышлять над произошедшим.
Пару минут назад в меня выстрелила Ева Финч. Но прямо сейчас я жива и невредима иду по коридору навстречу к повстанцам, противящимся оздоровлению. Это возможно лишь в двух случаях: сознание постепенно подбрасывает мне различные моменты, прожитые Евой, либо мне действительно снятся сны с ее участием.
И то, и другое – побочные эффекты оздоровления, о которых я должна немедленно сообщить корпорации, и они явно не сулят ничего хорошего, как для меня, так и для моей миссии в целом.
– Но мы не можем просто так взять и… – взволнованный голос Грейс обрывается на полуслове при моем появлении в холле. Одной рукой женщина смахивает подступающую к глазам светлую прядь волос, а другой рукой удерживает малышку, которая так и норовит схватить со стола какой-нибудь боеприпас.
Настороженные взгляды всех присутствующих мигом приковываются ко мне и у меня складывается такое ощущение, что каждый раз мы вновь и вновь возвращаемся к первому моему появлению в группе.
Они все еще не могут привыкнуть ко мне.
Или отвыкнуть от моего нынешнего обличия.
– Я имею в виду у нас трое детей, мы не можем так рисковать! – подытоживает Грейс, направляя тревожный взгляд в сторону главного.
– Вот именно, у нас дети, и мы не можем рисковать, – спокойно отвечает Рон, складывая руки на груди.
Я наблюдаю, как нервно играют желваки на его лице, а напряженный взгляд хмуро скользит по ребятам. На нем по-прежнему сидит черная застиранная футболка-поло с поднятым вверх воротником, из-под которого торчат темные клешни скорпиона, изображенного на левой стороне его шеи. Поверх темных волос наспех накинута однотонная черная бейсболка и, оглядывая всех присутствующих в комнате, я замечаю, что подобный головной убор есть у каждого, кто так или иначе выходит за пределы убежища.
– Брось, Грейс! – раздраженно проговаривает Сэм, демонстративно усаживаясь на громоздкий овальный стол. – Мы не можем всю жизнь находиться в этом обветшалом здании. Рано или поздно нас здесь накроют, и мы даже не сможем скрыться. Тем более, благодаря нашей подружке…
– Это все из-за тебя! – раздается крик Ханны, она угрожающе быстро направляется в мою сторону. – Если бы не ты, на нас бы не устроили охоту другие группы! Если бы не ты, мы бы сейчас не бежали и от них, и от корпорации зла…
– Тише, Ханна, – со зловещей улыбкой проговаривает Джеймс. Он приподнимает черную бейсболку, запускает руку в рыжеватые волосы и медленно приподнимает несколько прядей вверх. – Не нужно с ней так разговаривать, она понимает только один язык.
За считанные мгновения он преодолевает расстояние между нами и резко замахивается, чтобы нанести мне удар. Я тут же реагирую на его агрессию и мгновенно хватаю его за запястье, обезвреживая угрожающую руку.
Пару секунд он с легкой ухмылкой смотрит на мою кисть, продолжающую удерживать его мертвой хваткой и тут же свободной рукой производит резкий удар в челюсть. Я не успеваю заблокировать его рывок, но тут же реагирую моментально. После удара, еще толком не придя в себя, я с силой завожу его руки за спину и с грохотом припечатываю его щекой с столу. В воздухе раздается его глухой стон вперемешку с вялым смехом, а я начинаю ощущать первые последствия удара: верхняя губа начинает нервно пульсировать, и с каждым мгновением я все отчетливее ощущаю неприятный железный привкус во рту.
– Какого хрена, Джеймс? – ошарашенно восклицает Сэм. – Я вообще-то первый хотел это сделать.
– В следующий раз я уступлю тебе очередь…
– Заткнитесь оба, – раздраженно бросает Рон.
Чьи-то властные руки мгновенно разнимают нас, заставляя сделать пару шагов назад, и мои глаза сталкиваются с хмурым взглядом Рона. Он продолжает удерживать мой локоть и на мгновение взгляд светло-серых глаз падает на свежие ожоги от браслета корпорации. Я не могу распознать его выражение лица: он разочарован, зол, удивлен?..
– Да ладно тебе, Рон, уже завтра она будет как новенькая, – раздается беззаботный смех Ханны.
– Хватит нападать на нее, это вам не игрушки, – сердито произносит Грейс, выходя из холла вместе с малышкой Изи на руках.
Рон резко отпускает мою руку и разворачивается к парням, которые все это время продолжают ехидно хихикать в ответ на свои придуманные шуточки. Повстанец принимается разбирать один из массивных камуфляжных рюкзаков с боеприпасами, мельком поглядывая в мою сторону.
Я стою на месте и едва прикасаюсь к разбитой кровоточащей губе: на указательном и среднем пальцах тут же отпечатываются несколько капель алой крови.
– Повторяю последний раз, – раздается сердитый голос Рона, который продолжает разбирать рюкзак, не обращая внимание на парней. – Если вас не устраивают правила нашей группы – вы можете в любой момент свалить отсюда и присоединиться к тем, кто не будет с вами церемониться. Или ты забыл, Джеймс, как твой брат схлопотал пулю в лоб от тех байкеров?
Лицо рыжеволосого парня тут же бледнеет, и он глотает широкую улыбку, которая только что играла на его устах. По его реакции все становится предельно ясно: смерть брата оставила глубокую отметину на его сердце и каждый раз вспоминать его утрату становится все тяжелее. Джеймс нервно поправляет козырек черной бейсболки и напряженно поджимает губы в плотную линию, погружаясь в мысли.
– Да ладно, все же нормально, – с ободряющей улыбкой произносит Сэм, неловко почесывая затылок. – Финч не обижается, правда?
– Агрессию будете направлять на муз, ясно?! – раздраженно отвечает Рон, оглядываясь через плечо. – Не на свою группу…
– Ало, она больше не наша и никогда ею не будет! – нервно вскрикивает Сэм в ответ, как будто друг не услышит его, если он не будет кричать. – Нам уже надоело, что ты постоянно…
– Заткнись, Сэм, – сквозь зубы проговаривает Рон и моментально разворачивается к другу со стволом в руке, дуло которого направляется парню в лоб, – иначе будет поздно.
Парень недоуменно хмурит брови, поднимает руки вверх, сгибая руки в локтях, и осторожно отходит назад, боясь сделать лишнее телодвижение.
Напряженно выдыхая, Рон прячет оружие в кобуру и принимается копаться в импровизированной аптечке. Через пару секунд он достает кусок ваты и промачивает его какой-то прозрачной жидкостью, протягивая его мне.
– Поможет остановить кровь, – бесцветным голосом заявляет он, натягивая рюкзак за спину, и коротко кивает мне в сторону выхода. – Идем.
Мне не приходится повторять дважды, ведь сегодня Рон впервые за две недели обратился ко мне и смотрел в мою сторону дольше, чем пару секунд.
Я тут же следую за парнем, по пути прикладывая вату со странным запахом к пульсирующей верхней губе, которая мгновенно отзывается неприятным пощипыванием. Мы идем по длинному и узкому коридору, усыпанному различными разорванными книгами, разбросанными испорченными журналами и разноцветными буклетами, и я наблюдаю, как Рон нервно поправляет козырек черной бейсболки, заворачивая за угол.
Пару секунд, и он заходит в небольшое помещение, больше похожее на кабинет. В углу расположен громоздкий стол из темного дерева с небольшой картой города, который, очевидно, до эпидемии восседал посередине кабинета. По краям комнаты располагаются два открытых книжных шкафа с бесконечными полками, идентичные цветовой гамме стола, но на них вместе положенных книг находятся различные детские вещи, вперемешку с другими различными личными вещами участников группы.
Грейс со спящей малышкой на руках тут же прикладывает указательный палец к губам, сердито хмуря брови, а Кэти и Тони чуть ли не подпрыгивают на месте, когда видят нас на пороге комнаты.
– Эй, принцесса, – обращается Рон к своей сестре мягкий голосом, приседая на корточки перед девочкой. – Одолжишь Еве на некоторое время свою бейсболку?
– Конечно! – в ответ громко восклицает Кэти, получая немой нагоняй от Грейс, и тут же переходит на шепот. – Она ведь и так принадлежит тебе…
Я принимаю из рук девочки однотонную черную бейсболку и вопросительно смотрю в сторону Рона. В ответ он лишь лениво кивает на головной убор и тут же перемещает взгляд в сторону женщины со спящим ребенком на руках.
– Грейс, проследи, чтобы парни к вечеру собрали все боеприпасы, а Ханна закончила со сбором необходимых вещей, – командным тоном произносит он. – Мы уйдем ненадолго.
Грейс коротко кивает, плотно поджимая губы.
Мы разворачиваемся в сторону двери, собираясь уходить, но жалобный детский голосок позади заставляет нас задержаться.
– Ты пошел искать маму, да? – с надеждой в голосе произносит Кэти, бросаясь в сторону дверей. – Ты же ее найдешь?
Рон на некоторое время замирает на месте, продолжая стоять спиной к сестренке. Пару секунд он плотно сжимает губы и прикрывает веки, проводя рукой по лбу. Нервно сглатывая, он разворачивается на пятках, встречаясь с умоляющим взглядом девочки.
– Кэти, мы уже говорили с тобой на эту тему, – тихо произносит он, с нежностью поглаживая светлые волосы сестры. – Как только мы ее найдем ты узнаешь об этом первой.
Девочка коротко кивает, опуская грустный взгляд, и Рон тут же спешит покинуть небольшое помещение. А я проскальзываю вслед за ним, по пути надевая бейсболку.
– Что случилось с вашей матерью? – спрашиваю я, когда мы выходим из здания, навстречу ледяному лондонскому ветру. Верхнюю губу мгновенно пронзает укол боли, и я тут же жмурюсь, пытаясь перетерпеть этот неприятный момент. Завтра уже ничего не будет. – Она пропала?
Рон подходит к двухэтажному рутмастеру с красной облупленной краской и пару раз громко хлопает ладонью по дверям.
– Питер, мы уходим, – произносит он. – Проследи за детьми, как поменяешься с Робертом.
– Ага… – отстраненно отвечает Питер, продолжая собирать и разбирать на части автомат.
Через лобовое стекло автобуса я наблюдаю, как он увлеченно собирает оружие, мимолетно почесывая темные вьющиеся волосы, и секунду спустя внимательный взгляд его карих глаз находит меня. Парень быстро пробегается по моему телу хищным взглядом и губ его касается едва заметная улыбка, будто улыбается своим мыслям или воспоминаниям.
Но я вовремя прихожу в себя, улавливая удаляющуюся спину Рона. Быстрыми шагами, не оглядываясь, я направляюсь вслед за ним, и спустя пару минут мы выходим за территорию библиотеки, встречаясь лицом к лицу с опасностью, скрывающейся за каждым углом, за каждой дверью и за каждым резким движением.
– Почему Питер так любит сидеть на посту? – вновь задаю вопрос я, надеясь на вразумительный ответ.
– Сегодня день глупых вопросов? – раздается ухмылка со стороны повстанца.
– И я все еще надеюсь, что ты ответишь хоть на один из них, – говорю я, оглядывая мертвые улицы с разбитыми окнами и брошенными велосипедами буквально на каждом углу.
– Питер – одиночка, – отстраненно сообщает он, поправляя рюкзак. – Он не любит лишний раз контактировать с людьми. Мы наткнулись на него месяца три назад, когда он пытался выкрасть у нас оружие. Тогда он выживал один, но, как показывает практика, выживание в одиночку в подобных условиях практически невозможно. Мы приняли решение взять его в группу только потому что он тихий, не доставляет проблем и отлично справляется с музами.
Я убедительно киваю, благодарная столь внезапной откровенности со стороны парня. Мы идем молча около получаса, перешагивая через городские препятствия полуразрушенного города. Рон подходит практически к каждому автомобилю, брошенному хозяином посреди дороги, проверяя электрику, наличие топлива и ключа зажигания, попутно убивая застрявших в нем зомби.
– А что на счет вашей матери? – интересуюсь я, выжидая, пока парень выйдет из очередного внедорожника цвета мокрого асфальта. – Ты так и не ответил на мой вопрос.
Он выглядывает из машины и вопросительно изгибает бровь, оттряхивая руки от большого слоя серой пыли.
– А что ты хочешь услышать? – спустя пару минут ухмыляется Рон, открывая капот автомобиля. Некоторое время он машет перед собой рукой и слегка прокашливается, пытаясь избавиться от многолетнего слоя внезапно взлетевшей пыли. – Что я нашел ее в нашем семейном доме и что она чуть не сожрала меня? Что я едва опередил Кэти и если бы задержался хотя бы на пару минут, то случилось бы непоправимое? Ты это хотела услышать?!
Его глаза цвета самого светлого льда нервно блуждают по моему лицу, пытаясь разыскать хоть какой-то ответ, но, как и всегда натыкаются лишь на непробиваемую молчаливую стену.
– Ты должен сказать ей правду, – спустя некоторое время произношу я, продолжая наблюдать, как он с четвертого раза пытается завести двигатель внедорожника. – Ты с самого начала кормишь ее ложными обещаниями и прекрасно понимаешь, что…
– Я, конечно, предполагал, что ты такая вся бесчувственная и без эмоциональная, но не стоит забывать, что ты находишься в обществе нормальных людей со страхами, чувствами и эмоциями, – резко отвечает он, выходя из автомобиля. – К тому же, Кэти всего десять, она еще совсем ребенок и подобными заявлениями в такой обстановке можно попросту навредить ее психике. И запомни, я не люблю, когда дают непрошенные и неуместные советы. Если бы я хотел спросить у тебя совет, я бы так и сказал, ясно?
Он проходит мимо меня, отправляясь на поиски более подходящего автомобиля, и я следую за ним, крепче нанизывая бейсболку на лоб от пронзительного ветра.
– Хорошо, у меня осталось еще парочка вопросов, – предупреждаю я, догоняя его. – Куда вы собираетесь уезжать и зачем носите эти черные бейсболки?
Рон не сразу отвечает на мои вопросы, предпочитая молча следовать какому-то только ему известному маршруту. Он намеренно обходит обыкновенные легковые автомобили с пятью пассажирскими сидениями и небольшими багажниками. Наконец, его взгляд цепляется за черный тонированный фургон средних размеров с выдвижной дверью-купе и большим слоем насевшей городской пыли. Он с осторожностью открывает дверь автомобиля, выставляя оружие вперед и, удостоверяясь, что в нем нет ходячих трупов – тут же с грохотом закрывает ее, направляясь в сторону водительского сиденья. Практически с первого раза ему удается завести двигатель и пару секунд парень увлечённо что-то проверяет на панели управления.
Я решаюсь залезть в фургон вслед за ним на одно из передних пассажирских сидений, и как только устраиваюсь поудобнее, разглядывая салон автомобиля, парень напряженно выдыхает.
– Так что по поводу моих вопросов? – напоминаю я.
– Странно, не находишь? – тут же произносит он, оглядывая салон хмурым взглядом.
И как только я хочу задать соответствующий вопрос, он с подозрением принимается копаться в бардачке автомобиля, вываливая прямо мне в ноги различные глянцевые журналы, счета, белоснежные носовые платки и целую кучу длинных нечитабельных чеков. Когда бардачок остается пустым, за исключением обыкновенной шариковой ручки, затерявшейся где-то в углу, он продолжает перебирать бумаги, больше похожие на документы, закрепленные под солнцезащитным козырьком автомобиля.
Некоторое время он рассматривает водительские права, изучая фотографию их владельца, затем приступает к изучению остальных документов. Как только он намеревается засунуть их обратно под солнцезащитный козырек – откуда-то из бумаг вываливается семейная фотография, плавно приземляясь на мои колени.
Рон тут же хватает ее, всматриваясь в изображенных людей, запечатленных на фото, но, судя по всему, не обнаруживает в них ничего подозрительного и складывает ее обратно к остальным документам.
– Что-то не так? – спрашиваю я, наблюдая, как он вытаскивает ключ зажигания, плотно сжимая его в ладони.
– А ты не видишь? – с издевкой спрашивает он, хмурым взглядом оглядывая салон автомобиля. – За полтора часа мы обошли десятки машин, не пригодных к эксплуатации и тут посреди улицы встречаем практически новый фургон с заполненным топливным баком и исправной электрикой.
– Обычный пыльный автомобиль, брошенный паникующими людьми посреди улицы, – отстраненно произношу я, пожимая плечами. – Ты так и будешь игнорировать мои вопросы?
– А ты так и будешь лезть под руку? – отстраненно отвечает он, выходя из фургона.
Спустя секунду я следую за ним и некоторое время наблюдаю, как он проходит вглубь салона автомобиля, внимательно разглядывая каждую деталь.
– Тогда зачем ты взял меня с собой, если я тебе мешаю?
– А ты хочешь, чтобы парни тебя избили или пустили пулю в лоб, пока меня нет рядом? – тут же следует встречный вопрос от него, когда он заканчивает понятное только ему расследование фургона, и под его ногами тут же звенят осколки стекла, вперемешку с мелкими камнями.
– Я могу за себя постоять, – отчеканиваю я, прожигая взглядом его переносицу.
Я ежусь от ледяного лондонского ветра, неподалеку улавливая знакомое шипение и, судя по сосредоточенному выражению лица парня, заметила это не я одна. Он тут же наставляет ствол оружия в сторону надвигающейся музы, стреляя ей в упор. От громкого выстрела вороны, мирно сидящие на соседних деревьях, тут же с дикими воплями взлетают вверх, подальше от потенциальной опасности.
– Садись в машину, – командует Рон, не удосуживаясь взглянуть на меня.
Через пару секунд он уже заводит двигатель фургона и, не успеваю я прикрыть за собой пассажирскую дверь, как автомобиль тут же трогается с места, ловко объезжая остальные средства передвижения, не пригодные к использованию. Несколько минут под нашими колесами скрепят разваливающиеся кости муз и сквозь зеркало заднего вида я наблюдаю, как после нас на дороге остается бордовый след, вперемешку со склизкой кожей мертвецов и остатками их внутренних органов.
– Так что ты там говорила про бейсболки? – прохладно проговаривает повстанец, вопросительно изгибая бровь.
Его руки продолжают крепко удерживать кожаный руль автомобиля с такой силой, что если бы его костяшки не были прикрыты черными байкерскими перчатками без пальцев, то предположила бы, что они полностью побелели. Свойственный ему хмуро-сосредоточенный взгляд серых пронзительных глаз не отрывается от дороги, кишащей мертвыми тварями, запчастями от автомобилей и магазинными тележками, мешающими спокойной езде.
– Я спросила почему вы их носите, – напоминаю я, удерживаясь за ручку, расположенную на потолке со стороны пассажирского сидения. Слишком уж быстро и резко водит парень, круто объезжая все препятствия на пути.
– Это своего рода отличительный знак для других групп сопротивления, – тут же следует ответ с его стороны. – Ну, знаешь, никто не любит внезапно свалившихся на голову новичков, никто не знает, что от них ожидать. А за прошедшие семь месяцев после активной фазы эпидемии мы все познакомились, если можно это так назвать. Половина перебивали друг друга, ведь именно в такой напряженной обстановке в людях просыпаются истинные страхи, пассивная агрессия и маниакальные наклонности, которые все это время благополучно дремали. Никто из выживших не видит свое будущее без всего того, что происходит вокруг нас, как бы мы не хотели вернуться в прошлое…
– А вторая половина выжили? – интересуюсь я, удивляясь подобному интересу с моей стороны.
Нет, мне не свойственно проявлять интерес к повстанцам. Если только ради приказа, ради информации для корпорации…
– А вторая половина заключили негласный мирный договор, – сообщает Рон, объезжая очередную машину. – Наверняка, ты еще помнишь группу Боба, они бывшие байкеры и именно поэтому их отличительный знак – бандана. Еще есть группа лучников, они всегда ходят с арболетами и рюкзаками со стрелами за спиной. Пару раз мы встречали пацифистов, людей, которые наотрез отказываются убивать муз и чуть ли не поклоняются им словно новым богам. Они глубоко убеждены, что бог послал на землю этих чертовых кровожадных зомби не просто так. Кто-то называет их пацифистами, а мы называет их чокнутыми шизиками. В основном, они не выходят на улицы, а если выходят, то совсем безоружные и их сразу можно заменить. Можно сказать, отсутствие оружия – их отличительный знак. Скорее всего, в других районах города есть еще несколько групп сопротивления, о которых мы не знаем, но и не особо горим желанием с ними знакомиться. Наверняка, среди всех этих групп есть люди из корпорации зла, заманивающие простых смертных на свое пресловутое оздоровление…
– А что на счет смены места вашей дислокации?
– Слишком много вопросов на сегодня, – ухмыляется он, по-прежнему сосредоточенно глядя на дорогу. – Теперь моя очередь. На твоем запястье новый ожог?
Я бросаю беглый взгляд в сторону браслета, окруженного многочисленными волдырями, и вновь перевожу взгляд на дорогу.
– Да, я…
– Когда в последний раз ты читала дневник Евы? – его настороженный голос перебивает мои мысли.
– Вчера перед сном, – беспрекословно отвечаю я, пытаясь понять, что он задумал.
Парень коротко кивает каким-то своим мыслям, не отрываясь от дороги. Пару минут он молчит, совершая очередные трюки на проезжей части с многочисленными препятствиями и, выруливая на знакомую улицу, тормозит возле бывшей забегаловки с разбитыми витринами. Рон выходит из фургона и хватает за собой рюкзак, не забывая забрать ключ зажигания, утопающий в его ладони.
– У меня есть безумная мысль, но только не смейся, – заявляет он невозмутимым голосом, заранее предугадывая, что я никогда не засмеюсь. Выходя из автомобиля вслед за ним, я направляю пристальный взгляд в сторону повстанца, дожидаясь его безумных предположений. – Думаю, этот браслет не для отслеживания твоих координат. С помощью него они контролируют прожитые тобой эмоции и воспоминания, вырывающиеся наружу.
========== Глава 8 ==========
Я внимательно осматриваю серебряный браслет, сопоставляя имеющиеся факты с предположениями повстанца и наблюдаю, как его корпус переливается под лучами редчайшего лондонского солнца. На нем крупным шрифтом выгравировано название корпорации, которая увековечила свое имя в новейшей истории человечества.
За прошедшие несколько недель, находясь вдали от корпорации, браслет обезвредил меня током лишь три раза: впервые это произошло с день знакомства с повстанцами, как только я приняла ребенка на руки; последующие разы это случалось лишь тогда, когда я зачитывалась строками из дневника Евы Финч.
У всех этих событий так или иначе есть одно связующее звено – прошлая жизнь девушки.
Ее воспоминания, запечатленные на бумаге, в той или иной степени пробуждают во мне неопределенную бурю эмоций, и как только начинает зарождаться самый слабый огонек – браслет тут же подавляет его посредством тока, путает все карты и в буквальном смысле заставляет ощущать лишь боль.
Ничего, кроме боли, ничего, кроме боли, ничего, кроме…
– Выезжаем на рассвете, – хладно бросает Рон через плечо, когда мы вступаем в знакомые просторы библиотеки. – И без опозданий.
Я мысленно киваю, некоторое время продолжая наблюдать, как парень скрывается в одном из кабинетов, и задаюсь вопросом: по какой причине корпорация ни разу не связалась со мной за прошедшие недели? Я должна подготовить устный отчет о проделанной работе, что успела сделать, а на что понадобится чуть больше времени, выслушать оценку верхов и, возможно, получить новые приказы, заучивая дополнительную информацию об участниках группы и задании в целом.
Быть может, они не связываются со мной, потому как я все делаю правильно и к моим действиям у «Нью сентори» попросту нет вопросов, а для новых заданий еще не пришло время?
– Эй, – эхом раздается спокойный голос Питера с легкими нотками усмешки. – Чего замерла посреди коридора?
Я разворачиваюсь на знакомый голос и обнаруживаю повстанца на расстоянии вытянутой руки. На голове у него по-прежнему красуется черная бейсболка, одетая козырьком назад, слегка оголяющая его темные вьющиеся волосы, а руки его намертво спрятаны в карманы темных брюк, местами заляпанных серой пылью. Как только наши взгляды встречаются, он вопросительно изгибает бровь, подавляя забавный смешок.
– Язык проглотила? – вновь усмехается он, и губ его касается половинчатая улыбка. Его явно забавляет общение со мной. – Хотя, знаешь, в таких условиях без нормальной еды любой проглотит собственный язык. Есть хочешь?
Коротко киваю, продолжая наблюдать, как повстанец резко разворачивается на пятках, продолжая удерживать руки в карманах, и неспешной походкой направляется в сторону импровизированной столовой. В полной тишине мы доходим до помещения, в котором напоминает о приеме пищи лишь металлический стол, окруженный полуразваленными деревянными стульями.
Питер открывает дверцу холодильника, принявшего роль импровизированного шкафчика для складирования пищи, найденной на просторах улиц, кишащими мертвыми тварями. Несколько секунд он гипнотизирует содержимое холодильника, едва опираясь об дверцу.
– Черт, Ханна уже все собрала, – констатирует он и, плотно поджимая губы, с грохотом закрывает дверцу холодильника. – Тогда будем довольствоваться тем, что осталось.
