Текст книги "Мио-блюз"

Автор книги: Кристина Ульсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

6

Свидетели есть всегда. Всегда. Даже если кого-нибудь убивают, грабят или насилуют в полной уединенности, свидетелем по меньшей мере является преступник (и жертва, если выживет). Вот таких людей необходимо найти, если хочешь что-нибудь узнать о случившемся. Людей, которые что-то видели, что-то слышали.

Сам я искал двух свидетелей. Во-первых, того, кто видел, как Мио увели из “Тролльгордена”. Полиция утверждала, что никто не заметил ничего необычного. Мальчик был, а потом исчез. Как это случилось, никто, по всей видимости, представления не имел. Я в такие истории не верю. Мио исчез со двора, кишащего детьми. Белла чуть ли не за километр видит, чем я занимаюсь и чем не занимаюсь. А вдобавок все комментирует. Стоит мне при ней кашлянуть, чихнуть или – крайне редко – испортить воздух. Короче говоря, невероятно, чтобы Мио мог исчезнуть с хотя и весьма темного, но тем не менее полного ребятни двора совершенно незаметно для сверстников. Или для воспитательниц. Хоть кто-то должен был заметить.

Но я искал и другого свидетеля. Чтобы разрешить одну загадку. И речь в этой загадке о том, кто старается подставить меня под убийства, которых я не совершал. Если я рискую пожизненно угодить за решетку, то совершенно неважно, найду ли я Мио. Кто-то сообщил, что видел, как “порше”, похожий на мой, несколько недель назад задавил молодую женщину. Дженни погибла в нескольких кварталах от своей гостиницы. А немногим позже под колесами погиб и Бобби. Свидетелей этого убийства не нашлось. Но полиция сочла, что это не проблема. Ведь они быстро связали Бобби со мной, и тем самым все для них было ясно: именно мой “порше” за одну ночь убил двоих людей. И за рулем сидел именно я.

Что до свидетеля, видевшего, как “порше” сбил Дженни Вудс, то здесь дело обстояло проще, чем в случае с исчезновением Мио. Имя свидетеля было известно. Проблема лишь в том, что предварительное расследование засекретили. Иными словами, человеку постороннему вроде меня выяснить имя свидетеля очень трудно. Но “трудно” редко когда означает “невыполнимо”. Придется попросить о помощи посредника.

Я давно оценил важность сетевой работы. Редко отказываюсь от приглашений на тусовки, и в принципе не было случая, чтобы меня не пригласили. Я стал человеком, знакомству с которым люди рады, а это серьезный фактор успеха. Именно поэтому ко мне обращаются мафиозные боссы вроде Бориса, именно поэтому я знаю таких людей, как Мадлен Россандер.

В университете Мадлен Россандер училась на одном курсе со мной. Ум у нее невероятно острый. К тому же с ее энергией она способна при желании вдохновить целую армию. Так или иначе, у нас с Мадлен есть кое-что общее (помимо того, что мы одинаково увлечены своей карьерой и все хотят с нами познакомиться): мы оба когда-то служили в полиции. Я – потому, что думал таким образом сблизиться с отцом. Почему Мадлен пошла работать в полицию, я не знаю. Знаю только, что она, как и я, считала это большой ошибкой. Не годилась она для компании синих мундиров. Слишком много хотела, слишком много думала, слишком многих критиковала. И все это меньше чем за два года. После чего она послала полицию к чертовой матери и стала юристом.

Штука в том, что, разом послав столь многих к чертовой матери, надо удостовериться, что те, кто в это число не вошел, вполне понимают свою исключительность. Люди любят чувствовать себя избранными. Мадлен прекрасно отдавала себе в этом отчет и превосходно разыгрывала собственные карты. Поэтому друзей в полиции у нее мало, однако они делают все, чтобы при необходимости ей помочь.

Она ответила уже после второго сигнала.

– Это Мартин Беннер, – сказал я. – Найдется минутка поговорить?

– Конечно. Как жизнь? Давненько о тебе не слыхала.

Я уловил в ее голосе нотку беспокойства, что меня насторожило. Как ни старайся, очень трудно сохранять лицо, быть таким, как всегда. Может, не она одна удивляется, куда я подевался?

– В последнее время столько всего навалилось, – коротко ответил я.

– Надеюсь, ничего серьезного? – спросила Мадлен.

– Да нет, конечно, просто ужасно много обычных дел.

Или нет.

Я пытался оправдать серийную убийцу.

И меня самого подозревают в двух убийствах.

Мою дочку похитил мафиозный босс по прозвищу Люцифер.

Ее деда и бабушку убили.

А теперь я ищу пропавшего ребенка.

До сих пор я ни с кем, кроме Люси, Бориса и Фредрика, не делился своими проблемами. Теперь так не получится. Если я хочу, чтобы Мадлен мне помогла, нужно мало-мальски вразумительно объяснить, в чем мне требуется помощь.

Я закашлялся, слова комом стояли в горле.

– Честно говоря, дела обстоят не особенно блестяще, – сказал я. – Как насчет пообедать вместе?

– Конечно, – ответила Мадлен. Голос у нее изменился. – Давай в конце следующей недели? У меня…

– Сегодня, Мадлен, – сказал я. – Сегодня.

* * *

У меня скромные потребности и друзей сравнительно мало. Вернее, очень мало. Круг знакомых – внушительный и невероятно разветвленный, но постоянно меняется и никакими более-менее прочными узами не скреплен. Все заменимы, и, откровенно говоря, я, пожалуй, весьма часто общаюсь с людьми, не вызывающими у меня большого восторга. Но Мадлен составляет исключение. Ее можно назвать во всех отношениях важным другом. Единственная моя проблема – взамен она получает от меня маловато.

Эсэмэской я предупредил Люси, что наш обед отменяется. Потом сел в машину и поехал в “БХ”, “Бар художников”, на встречу с Мадлен. Она уже сидела за одним из дальних столиков и просияла, увидев меня.

– Сгораю от любопытства, – сказала она.

Я быстро чмокнул ее в щеку. И на меня пахнуло ароматом ее духов. Незнакомые.

– Хорошо пахнешь, – сказал я.

Она рассмеялась:

– “Шанель”. Какой-то новый вариант.

– Какой-то? – Я приподнял бровь. – Ты не сама покупала?

– Ну да. – Она улыбнулась, но тотчас же лицо разгладилось, стало серьезным. – Так что же случилось, Мартин?

Мне очень хотелось ознакомить ее с нецензурированной версией моей нынешней жизни, но – нельзя. Надо соблюдать осторожность и не совершать лишних ошибок. И я сообщил лишь самое необходимое.

– У меня есть причины думать, что кто-то старается засадить меня в тюрьму за то, чего я не совершал. За два убийства. И полиция ведет расследование не самым блестящим образом. Отнюдь.

Мадлен поднесла к губам стакан с водой. И, так и не отпив ни глотка, снова поставила на стол.

– Тебя подозревают в двойном убийстве?

– Да, – сказал я.

И мысленно добавил: теперь уже меньше, после того как Люцифер сжег деда и бабушку моей дочери.

– Что я могу для тебя сделать?

– Есть свидетель. Одну из жертв якобы сбила машина, похожая на мою. И некто заявил, что видел, как это случилось. Мне бы хотелось, чтобы ты связалась со своими друзьями в полиции и выяснила для меня его имя.

Пока я говорил, мы смотрели друг другу в глаза. Я просил отнюдь не о мелкой услуге. Впервые в жизни я увидел, как Мадлен онемела. В иных обстоятельствах это было бы очень даже забавно. А сейчас только грустно.

– Не знаю, что и сказать.

– Скажи “да”. – Я почувствовал, как щеки обдало жаром.

– Само собой, – кивнула она. – Само собой. Но… Ты сказал, что двоих людей насмерть задавили на твоей машине.

– Нет. На машине, которая похожа на мою.

Мадлен поднесла руку к щеке, отвела прядку волос.

– Но ты был знаком с жертвами?

– Да.

Она помолчала. Как и я, Мадлен не верила в случайности.

– У меня алиби на ночь убийства. Я был вместе с Беллой в больнице.

– Вот как, – облегченно вздохнула Мадлен. И опять посерьезнела: – А как Белла?

– Ничего, – сказал я. – Она упала и сломала руку, но сейчас все уже хорошо.

Хорошо, да не очень. Рука по-прежнему в гипсе. И на лбу шрам. Я старался на него не смотреть.

Официантка наконец обратила на нас внимание, подошла, приняла заказ. Я не успел заглянуть в меню, но Мадлен заказала нам два салата с цыпленком.

– Не понимаю, откуда взялись проблемы с полицией, если у тебя есть алиби?

Оборотная сторона общения с талантливыми людьми – они делают выводы, которые не терпят дневного света.

– А-а. Ты же знаешь, дознаватели иной раз жутко тупые. Цепляются за несущественные детали.

Мадлен строго посмотрела на меня:

– Какие несущественные детали?

Я устало развел руками.

– Я выходил из здания больницы подышать. В три часа ночи. Охранник обнаружил меня и сообщил полицейским, что я находился в больнице не всю ночь.

Я скривился, ожидая реакции Мадлен. К моему удивлению, она едва не рассмеялась.

– Ну кто еще, кроме тебя, мог угодить в такие неприятности?! – воскликнула она. – Никто. Но рассказывай все остальное. С чего началась эта история? У тебя что, возникли проблемы с клиентом, и теперь он подставляет тебя под убийства? Что произошло на самом деле?

Вопросы вполне логичные. Очень даже логичные. Но у меня не было ответов, какими я мог бы с ней поделиться. Так я ей и сказал.

– Оно и к лучшему, если я не буду знать слишком много.

Я готов был расцеловать ее прямо в губы. Но не стал, только сказал:

– Спасибо. Спасибо.

Она отпила глоток воды. Я смотрел на ее длинные тонкие пальцы, державшие стакан. Нового кольца нет. Мужчина, подаривший ей духи, руководствовался принципом: тише едешь – дальше будешь.

– Как твои дети? – спросил я.

– Спасибо, хорошо. Они наконец-то примирились с тем, что мы с их отцом развелись. Думаю, они довольны жизнью.

– А бывший муж?

– Он явно доволен куда меньше.

– Лузер фигов, – сказал я.

– Вот именно.

Потом мы сидели в молчаливом согласии, пока не принесли заказ. Мадлен так энергично взялась за нож и вилку, будто намеревалась убить содержимое тарелки. Развелась она еще несколько лет назад. Для нее это была единственная возможность заставить мужа оплачивать половину домашних расходов.

– Тебе нужно только имя свидетеля? – спросила она.

Я осторожно отрезал кусочек цыпленка.

– Хорошо бы получить еще и фотографию, – сказал я. – Я перерыл все материалы предварительного расследования, полученные от полиции, но ничего не нашел.

Мадлен не поняла.

– Фото свидетеля?

– Нет, пропавшего мальчика, о котором ты наверняка слышала. Его зовут Мио.

7

Не зная имени свидетеля, который утверждал, что Дженни сбил “порше”, я не мог продвинуться дальше. А потому бодро вернулся к поискам Мио. Мы с Мадлен попрощались, договорившись вскоре созвониться. С улыбкой душевно обнялись. Но когда она отвернулась и пошла прочь, я знал: что-то переменилось. Мадлен была (и остается) надежным другом, она сделает все возможное, чтобы мне помочь. Но если говорить серьезно: насколько спокойно можно общаться с человеком, подозреваемым в двойном убийстве?

Мадлен считала, что у нее вряд ли возникнут сложности как с выяснением имени свидетеля, так и с фотографией Мио. Но я сомневался.

– Фотография мальчика у полиции наверняка есть, – сказала она. – Иначе как они могли его искать?

Я тоже думал об этом. Но совершенно точно знал одно: в материалах, которые я просматривал сам, не было ни одной фотографии. Мальчик Мио походил на призрак. Я чувствовал поблизости его духовное присутствие, но подступиться к нему не мог. И это действовало на нервы. Точнее, приводило в уныние. Я ведь не из тех, кто верит в сказки, а уж тем более в привидения. И оттого, что по-прежнему не знал, как он выглядит, я все больше падал духом.

Жанетта Роос, бабушка Мио, не желала иметь со мной дела. Его тетя Марион, правда, в конце концов ответила на сообщения, которые я оставил на ее автоответчике. Известила эсэсмэской, что фотографии племянника у нее нет. Понятно. Ей было плевать на сестру, так с какой стати она станет хранить фотографии ее сына?

У меня самого на письменном столе только две личные фотографии. На обеих Белла. Однако при жизни сестры и ее мужа их не было. Я покраснел, сообразив, что, исчезни Белла, когда сестра была жива, и спроси кто-нибудь, есть ли у меня фото девочки, я бы ответил “нет”. Когда сестра погибла, Белла была младенцем. И меня не интересовала. Мы с сестрой иногда виделись, обедали вместе или выпивали. Дело тут не в сестре, а в ее муже. Если б не он, мы бы встречались намного чаще. Но фотографий Беллы я бы все равно не хранил. Так что в этом смысле я ничуть не лучше Марион.

Мне вспомнился брат Сары. Бобби. Он по-настоящему любил ее и хотел оправдать. Стало быть, по логике, у него должны быть фотографии племянника. Хотя бы в телефоне. Хорошо бы получить этот телефон в руки, но как? Да, я определенно начал падать духом. На момент смерти Бобби базировался в Швейцарии. Работал там и жил, вместе со своей девушкой. Может, удастся связаться с ней, попросить, чтобы она разыскала среди вещей Бобби старые семейные фотографии. Но для этого мне нужно знать ее имя и как с ней связаться. А я не знаю ни того, ни другого.

Я подвинул к себе телефон и снова позвонил Марион Телль. На сей раз она сняла трубку.

– Мне казалось, я вполне ясно сообщила, что у меня нет фотографий, – сказала она.

– У вас нет, но, может быть, у девушки Бобби, – сказал я. – Как мне ее найти?

– Ой, понятия не имею. Но возможно, она вернется домой, раз Бобби нет в живых.

– Домой? Так она не швейцарка?

– Нет, не швейцарка. Они вместе уехали. Он устроился там на грузовик, она – в парикмахерскую.

Трудно представить себе более странный переезд. Чисто статистически случай уникальный. Никто не уезжает в Швейцарию, чтобы шоферить на грузовике или работать парикмахером. Никто. И все же они именно так и сделали.

– Почему? – спросил я. – Во имя всего святого, почему они уехали?

– Бобби утверждал, что заработает там больше денег. Вдобавок весь этот хаос вокруг Сары. По-моему, ему было плохо.

Я вертел ручку, лежавшую на письменном столе. Семья Сары не знала, что меня подозревают в убийстве Бобби (хотя Сарина мать все равно считала, что я виноват). Так что в этом смысле нет ничего странного, что Марион разговаривала со мной совершенно спокойно. Но она вдобавок меньше чем за год потеряла брата и сестру. Единственных своих брата и сестру. Каковы бы ни были их взаимоотношения, их смерть не могла оставить ее равнодушной.

– Что вы имеете в виду под “всем этим хаосом” вокруг Сары? – спросил я. – Я думал, она неплохо справлялась, когда стала матерью.

Марион вздохнула.

– Пожалуй, да, справлялась. Но что-то в ее жизни все-таки было не в порядке. Если спросить маму, то выходит, что Бобби уехал после смерти Сары, но только она путает. Бобби уехал раньше. Я держалась в стороне, не хотела влезать в это дерьмо. Думала, все это связано с ее давними дружками. С этим хулиганьем.

Что-то в ее жизни было не в порядке. Н-да, можно и так сказать. Я прикусил губу, чтобы не выложить то, что узнал. Что Сара умудрилась завести ребенка от самого Дьявола и что он не давал ей покоя с той минуты, как она сбежала с еще не рожденным ребенком.

– Я хочу связаться с девушкой Бобби, – сказал я. – Как ее зовут и где ее найти?

– Ее зовут Малин, – ответила Марион. – Где ее найти, я не знаю. И не имею ни малейшего желания вам помогать.

Я пропустил ее комментарии мимо ушей.

– Вы не встречаетесь?

Вопрос глупый, но достаточно уместный.

– Нет. Хотя думаю, завтра мы увидимся.

Я удивился.

– Так скоро? Будьте добры, передайте ей, что я…

– Нет и еще раз нет. Ничего я передавать не буду. Завтра похороны Бобби. И знаете что, по-моему, вам надо прийти.

– Э-э… – начал я.

– Да-да, приходите, – сказала Марион. – Похоже, вы были Бобби куда ближе, чем я сама. Приходите на похороны, вы же как бы член семьи.

Ее голос сочился сарказмом, я поежился.

Какого черта я попрусь на похороны Бобби?

* * *

Моя бабушка говорила когда-то, что, пока человеку не сравняется шестьдесят, он бывает максимум на пяти похоронах, а вот после шестидесяти им уже и счету нет. Мою бабушку хорошим человеком не назовешь. Поэтому, когда она умерла, я в церковь не пошел. И моя мама Марианна не пошла, и сестра тоже. Что нам было там делать? Радоваться, что старушенция умерла?

Я все-таки решил пойти на похороны Бобби, а до того мне уже довелось побывать на трех похоронах. На похоронах одного приятеля, моего зятя и сестры. Последние были самыми тяжкими. Кто-то слыхал, как сестра говорила, что, если она умрет, на панихиде все должны быть в светлом. И я надел свой лучший летний костюм с голубой рубашкой. На гробе стояла большая фотография сестры. Контраст между нами не мог быть разительнее. На фото волосы у нее были светлые, почти белые. Красивый загар. На коленях у нее сидела малютка Белла, такая же светленькая, как ее мама. А в первом ряду церковных скамей сидел я. Ее чернокожий единоутробный брат. Которого почти никто не знал, потому что мы с сестрой предпочитали встречаться наедине или не встречаться вовсе.

Летний день тогда выдался на редкость погожий, детский хор пел так, что, казалось, крыша вот-вот воспарит в горнюю высь. Зятя хоронили отдельно. В дождь. Моя мама плакала навзрыд, когда хоронила свою единственную дочь. Люси тоже. А я сидел, смотрел на белый гроб и пытался понять, как такой молодой человек мог в одночасье исчезнуть. До сих пор не могу понять. Или принять. Ужасно, что жизнь конечна.

– Ты с ума сошел? – сказала Люси, когда я вечером сообщил о своих планах. – Неужели непонятно, что как раз тебе не место на этих похоронах.

– Коль скоро полиция думает, что именно я его задавил, ты это имеешь в виду?

– Н-ну да.

– Люси, никто про эти нелепости не знает. Слава богу.

– А вдруг там будет полиция?

– Полиция? Черт побери, с какого перепугу они заявятся на похороны Бобби?

Она пожала плечами.

– Может, чтобы посмотреть, не придет ли туда убийца?

– Но, Люси…

Я невольно рассмеялся. Хотя лучше бы закричал. Еще один вечер дома с Люси. Теперь их число – для меня – достигло головокружительных размеров.

Я снова стал серьезным:

– Так они поступают только в кино.

Ужинали мы более-менее в молчании. Более-менее, потому что Белла на своем конце стола изображала человека-оркестр. Она на удивление хорошо поела, и мы с Люси едва сдержались, чтобы не возликовать вслух в ее присутствии.

– Как насчет персонала детского сада? – спросила Люси, когда мы собирали грязную посуду. – Ты собирался их проверить.

Я признался, что руки не дошли. И рассказал про Мадлен Россандер. Люси внимательно слушала.

– Вот это правильно. На нее можно положиться, и она полезна.

Мадлен и Люси совершенно не похожи. И связано это со зрелостью. Мне всегда кажется, будто Мадлен старше нас с Люси, хоть это и не так. На самом деле мы ровесники. Но не в пример мне и Люси, в ней есть глубина и прочная основа.

Я проверил телефон, лежавший в левом кармане. Никаких пропущенных звонков от Мадлен. Как и от загадочной Сюзанны. В другом кармане лежал второй мобильник. Старый. Я пользовался им в те времена, когда моя жизнь еще не превратилась во взрослую версию “море волнуется”.

Я составил тарелки в посудомоечную машину. Люси ополоснула кастрюли. Белла поила куклу водой. И тут старый телефон зазвонил. Мы с Люси вздрогнули. Я достал его из кармана. На дисплее высветился знакомый номер.

– Привет, Мартин, как жизнь?

Голос Дидрика Стиля дышал здравым смыслом и благоразумием. И все же я встревожился, услышав его. Контакты с комиссаром Стилем могли означать только проблемы или иные скверные новости.

– Спасибо, хорошо.

– Отлично, очень рад. Слушай, можешь подъехать к нам завтра?

У меня сжалось сердце. До сих пор визиты в полицейское управление не вносили в мою жизнь ничего позитивного. И на завтра у меня совсем другие планы. Я собирался на похороны.

– В чем меня подозревают?

– В еще одном убийстве.

Тут я в самом деле вытянулся по стойке “смирно”.

– Прости?

Но Дидрик не слушал.

– Так мы увидимся завтра? В десять утра?

– Да ни хрена, – сказал я. – Какого черта? Так же нельзя. Звонить сюда и…

И что? Загнать меня в угол. Выбить из равновесия. Вызвать панику. Я силой заставил себя думать рационально. Будь у них неопровержимые улики, Дидрик никогда бы не стал звонить. Он хотел напугать, вынудить меня сказать или сделать какую-нибудь глупость. Ну уж нет, так легко он своего не добьется.

– Кто убит? – спросил я.

– Об этом поговорим завтра.

– Нет. Сейчас.

– Завтра утром, в десять, – сказал Дидрик. – Постарайся не опаздывать.

Я пытался – с бешеной скоростью – вычислить, кто мог быть на очереди. Кто еще знал слишком много? Кто еще должен был умереть?

Одно имя стучало в голове: Элиас Кром. Тот, что приходил ко мне в контору и выдавал себя за Бобби. Тот, что втянул меня в эту жуткую передрягу.

– Элиас Кром, да?

Я сказал это имя так быстро, что оно вылетело, прежде чем Дидрик успел положить трубку. Я слышал в телефоне его дыхание. Это ему с рук не сойдет. Звонить человеку, подозреваемому в убийстве.

– Завтра увидимся, – сказал он.

И отключился.