Текст книги "Сумасшедший (СИ)"

Автор книги: Кристина Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Да откуда вам было знать? – смеется он. – Я же, как увидел ее три дня назад, так пропал, а вот вчера женился…

Дальше все проходит мимо меня… на стоянку выруливает его бывшая машина. Красивая, серебристая. В лобовом стекле отражаются голые ветви тополей, паркуется, не так далеко от нас. Виталя неспешно покидает салон, блестя солнцезащитными очками, на половину лица… ему они идут, я долго их выбирала… в подарок. Замечает нас, отворачивается, неспешной походкой идя к серому зданию… походкой победителя. Но глупость, она же как полотно крепко обнимает излюбленную голову и ненависть, что расцветает во мне, не направлена на живых, что принимают решения, а на железяку, эту блестящую, на которую оказывается можно променять живую, говорящую меня.

Больно. Слеза, наверное, от порывистого ветра путается небольшой каплей в ресницах. Не стереть, не смахнуть, а Андрей, словно почувствовав, оплетает большими руками, прижимая к твердому телу. Хочется вырваться из этих объятий … его сумасшествие всему виной боли. Умение играть слабостями людей.

Чужой. Но теплый, большой. Не будь я эгоисткой, восхитилась бы, а так только больно…

– Пойдем, провожу? – тихо шепчет он, вытягивая меня из кольца его друзей.

Двигаемся под взглядами, еще бы: Андрея Волкова знают если не все, то многие, я вот и сама любопытствовала. Искренне восхищалась складом его добродушия.

– Откуда ты знаешь мое расписание? – глухо спрашиваю у кабинета социологии.

– Следил. – отвечает просто, без запинок, заводя меня в аудиторию. Честный и прямой. Здесь почти все, но сердце останавливается при виде Виталика, сидящего на задних рядах. Нахохлившегося, словно обиженного. Не на нашем месте. – Умный парень. – флегматично хмыкает Андрей, не стараясь понизить тембр глубокого голоса. Каждое слово отравлено. Мстительный. Однокурсники, не все, но многие, уже на местах, удивлены нашими переплетенными пальцами, которые он в очередной раз целует.

Ему мало моих пальцев… подозреваю, что это публичная порка Виталика. Его тело становится непозволительно близко к моему, пальцы запрокидывают голову, а губы не в пример утреннему жесткому поцелую, аккуратно невинно кружат, легко прикасаясь, не переступая грань, смещаясь на щеки, ниже, и в завершение сладостный укус в скулу.

– Не хочу уходить. – бурчит, где-то сверху сдавливая мое тело в приеме удушения, и потираясь подбородком по моей макушке.

– Вали. – беря с него пример бурчу. И на краткую доли секунды не хочу его отпускать.

Он как стена, спрятал меня от… всего… Виталика, любопытных студентов. От мира. И через боль, прорастает маленький росток симпатии. Маленький, неустойчивый, который я затаптываю пониманием, что в мире, где он меня купил симпатии не должно быть. Там место холодному, расчетливому уму. Был бы он еще у меня.

Уходит не оборачиваясь. Бросая меня на растерзание, которое отсрочено из-за звонка. Пары? Если бы могла, я бы слушала преподавателя, но в моей голове совсем другое… жизненное. Поэтому время летит мимо, да и перемена, если честно, так же… периодически отмахиваясь от любопытных вопросов. Виновник торжества пусть дает объяснения, а мне сомнительное хвастовство не по нраву. Да и чем здесь хвастаться – продажностью?

Полагаю, для многих это не будет секретом. Тут как в поговорке: знают двое – знают все.

Надеюсь, что подойдет Виталя, объяснится, но и этого не происходит. Смотрю иногда в его сторону, а он игнорирует мои взгляды. Так, словно между нами и не было этих четырех лет. Однокурсники пытаются что-то выяснить, но что он отвечает, не слышу, да и не хочу, наверное. Игнорирование, тот же ответ… не привиделось, не померещилось, да и машина эта, пропади она пропадом… Андрей на нее даже не взглянул.

После пар одиноко бреду на улицу, вцепившись в ручку рюкзака, что еще немного и потащится по полу вслед, думаю, как буду попадать в его квартиру, как переживу этот вечер, но думать не приходится – Андрей встречает, обнимая меня за талию, спешно целуя в губы.

– Мне плохо без тебя. – так жалко это прозвучало, что пришлось срочно задрать голову и поймать все тот же сумасшедший блеск глаз, облизывающий мое лицо, вглядывающийся в глаза.

– Сумасшедший. – улыбнусь, сама не поняв чему, а он и не станет отрицать…

Гены неандертальцев.

– Ваш сын сумасшедший! – говорю, в попытке добить откровенностью невысокую женщину, что встречает нас на пороге загородного дома. Само место тихое, удаленное от города, сокрытое огромными лапами елей и толстым забором по периметру. Коттедж в два этажа, но даже в пасмурных сумерках светлый и фонит теплом. Женщина с улыбкой открывает двери, но улыбка сменяется легким удивлением, когда она замечает меня и крепкую хватку руки сына.

– Привет ма, знакомься, моя жена Анюта. – он пропускает меня вперед, слегка подталкивая. Легкое удивление на лице мамы перерастает в шок. – Милая, знакомься, Софья Андреевна – мама. Меня, кстати, в честь деда назвали, он у нас военным был. Строгий, но справедливый мужик…

– Ошиблись. – киваю, намекая насчет имени и справедливости, что явно забыли в нем воспитать.

– Знаю. – говорит, смеясь, расшнуровав мои кеды. – Я в отца характером…

– И повадками… – как-то понимающе качает головой ошарашенная мама.

Тут я и выдаю: «Ваш сын сумасшедший!»

– Да уж вижу… – глаза огромные, взгляд отрешенный. – Этим он тоже... в отца пошел.

В мире странностей такая реакция уже не удивляет.

– Кто там в меня пошел? – появляется обсуждаемая личность. Высокая, сбитая в плечах. Андрей на него очень похож, особенно блеском сумасшедших глаз. Только у мужчины этот блеск ласкает жену. Взгляд сына подарен мне.

– Папа, моя жена Анюта! – гордо заявляет сумасшедший, сумасшедшему, немного придвигая меня вперед. Словно выставляя напоказ. Отец не удивлен, с уважением тянет:

– Красавица. – оборачивается к жене, покачивая головой. – Соня, ну, говорил же тебе, зачем ты рассказываешь ему…

– Так романтично же получилось?

– Романтично. – кивает мужчина. – Любуйся, каким романтиком вырастила сына. – немного смешливо добавляет, и, звучно хлопая в ладоши, продолжает. – Так, что встали на пороге, а ну руки мыть и за стол знакомиться! И выпусти ты уже ручку бедной девочки, небось уже и штампы организовал? – Андрей самодовольно пожимает плечами, вызывая очередную ухмылку родителя. – Ну, так и подавно далеко не уйдет!

Их тут целых трое – ненормальных…

Подумалось мне, но мнение я изменила, очень быстро и история у его отца с матерью действительно вышла романтичной, произошедшей под железным занавесом СССР. Любовь, возникшая у студента, посещающего далеких родственников в СССР и молодой студентки, которую буквально он выкрал из страны и увез в далекую Англию. В общем, она и против не была, только он все равно опасался отказа, вот и выкрал. Поженились в спешке, а через девять месяцев появился их старший Владимир, а потом уже и Андрей.

– Вот милый! – ядовито добавляет Соня. – Моя история просто романтична, а твои наставления по поводу девушки, от которой «снесет крышу», совсем были не к месту! Говорила же – он впечатлительным рос!

– Упрямым он рос! В меня все повадки. Говори ни говори, как захочет, так и сделает.

– Это точно. – кивает мама.

Их взгляды возвращаются нам, оценивая, с добродушными ухмылками.

– Не переживай Анюта, и не бойся. Андрей… он и в правду весь в отца, не обидит, только охранять будет, да ревновать ко всему. – и словно извиняясь, добавляет: – Гены неандертальцев.

– Скорее всего, Софья Андреевна…

– Да уж ладно тебе, ты меня либо Соней называй, либо мамой, близкие, как ни как.

– Ага. – нервно икнула. Того и гляди, глаз, который начал дергаться перед встречей, выскочит от счастья.

– А меня только папа, Свеном, все равно язык сломаешь!

– Хорошо?

– Конечно хорошо! – зычно проговаривает, как мне кажется, по началу, но потом, все же понимаю, что хоть речь на первый взгляд чистая, но все же проскакивает акцент.

И вечер продолжается, но не кажется обременительным, скорее немного странным и чуточку веселым. Поэтому, когда они нас провожают, я все же смущенно называю их папой и мамой, благодарю за прием, обещаю познакомить с собственными родителями в ближайшее время и заключаю про себя, что хоть они и сумасшедшие, но все же приятные люди.

– Вы там давайте, с детьми не тяните. – лукаво добавляет его мама.

– Ага, сынок, кстати, это еще один безотказно срабатывающий метод привязки… – подшучивая, добавляет его папа. И только я одна вижу, что он Андрей эти слова воспринимает всерьез.

– И не собирался тянуть. Привязать нужно. И чем скорее, тем лучше. Мне кажется, потом спокойней будет. – хмыкая, отвечает этот сумасшедший и тянет меня к машине, задумавшуюся о целомудрии нескольких дней, что прожили мы вместе.

Впрочем, насчет целомудрия в наших отношениях я немного промахнулась. Да и нельзя это было назвать сексом, скорее – животным соитием, после громкого, эмоционального… напряжения скопившегося за несколько дней и выплеснутом бензином, на открытое пламя – этим же вечером.

– Ты ненормален, раз считаешь, что в ближайшем будущем я рожу тебе! – психанула, когда он сказал об этом матери, а отцу добавил, что привязать меня нужно, и чем быстрее, тем ему спокойней.

Там в гостях я сдержалась, в машине была тиха. Для того, чтобы накопить побольше гнева, хватит только одних мыслей: о брошенной учебе, о его необдуманно брошенных словах, что работа мне без надобности – он вполне способен меня обеспечить… о том, что в его представление поспешная свадьба, это только первый шаг к знакомству. Было много слов произнесено, некоторые задели, некоторые испугали, еще одни шокировали. Но самое удивительное было в том, что ему такой порядок вещей казался нормальным. Да и родители его после шока смирились, приняли всю ситуацию.

Скидываю на пол худи, срываю резинку с волос, бросаю там же, врываюсь в ванную, хлопаю дверью, не способная, другим способом слить яд. А дверь, что я не успела закрыть на защелку, выпадает, вслед за мной, чуть не задев по плечу. Двигается на меня как бык, глаза огромные, разъярённые, дыхание частое, сбитое, скулы пятнами покрасневшие, напряжённые.

– Да, я ненормальный. Да, больной. – приближается, припирая меня в самом дальнем углу душа. – Сумасшедший. Да делаю все неправильно… – хватает мои руки, упертые в его грудь, закидывает кверху, прижимая свое тело ближе. – Да, я купил тебя у парня… – опять его колено раздвигает мои ноги, интенсивно потирая меня по центру, заражая резкостью движений. – Да, шантажировал… – взгляд безумца должен пугать, но, как не странно, только возбуждает, блуждая по лицу, оглаживая кожу шеи, плечи. – Но знаешь, если бы ты не поддалась… я все равно, помог бы твоему отцу. – фиксирует запястья в одной руке, а вторую ведет по щеке. Большим пальцем опускается на губы, поглаживает их по кромке. Я, вместо того чтобы отклониться от этого пальца, немного высовываю язык, чтобы удовлетворить потребность, попробовать его кожу на вкус. Именно сейчас это так важно для меня. Необходимо, узнать, что значит чувствовать вкус его кожи. – Главной моей целью в тот день было дать понять тебе кем был тот, кого ты боготворила. Дать понять, что он тебя бросил, а я вот, он. Рядом. И всегда буду. А ты посмотрела на меня так затравленно, испуганно, словно видя мою зависимость от тебя. Я же дурак, дышать без тебя не мог. – его губы дрожат, а глаза уже не просто блестят сумасшествием, они им сверкают ярче звезд. – И с тобой не могу. Спирает глотку от счастья. – он пытается ухмыльнуться, но улыбка прерывается тяжелым вздохом, когда я немного всасывая кончик пальца, все же пробую кожу.

Солоноватая, грубая кожа, немного шершавая от мозоли, но… вкусная. Его слова медленно, но доходят до меня, а я краткие секунды перебарывая, что-то горячее, что рвется изнутри, вырываю руку у дезориентированного парня и проезжаюсь ей по его щеке. В глазах его вспыхивает то странное, жуткое, что я увидела, впервые познакомившись с ним. Не успеваю оценить этот взгляд, напугаться, он целует… так что сначала становится практически больно, а потом, когда его вкус взрывается, во рту становится невыносимо сладко и горько.

Не хочется, но я отвечаю на поцелуй, переставая контролировать себя, ритм, жизнь. Растворяюсь в нем, его руках, пальцах, которые не гладят кожу, скорее сминают ее, с усилием, стараясь притянуть как можно ближе, растворить в себе, завоевать…

Да только завоевывать меня не нужно – собственные пальцы впиваются в воротник рубашки, выдирая пуговки с мясом, раскрывая тело для себя. Не знаю, когда же он успевает приспустить не только свои штаны, но и избавить меня от собственных, наверное, в момент, когда его зубы впились в мой юркий язычок и губу. Следующее, что я ощущаю, долгожданный толчок в меня. Не могу сказать какой у него размер точно, но чувствую, что мне даже больше чем достаточно, и поэтому когда он делает следующий дикий толчок, я начинаю стонать: от кайфа, от боли, от ощущения его влажного тела под моими ногтями, что впиваются куда-то в район лопаток, от желания повторения необузданного толчка. Не отстает, хотя и старается заглушить то ли рычание, то ли скулеж, кусая мои плечи и шею.

– Пожалуйста… – – Задыхаясь, шепчу, как какая-то гребанная похотливая героиня порно. Не знала, что бывает вот так хорошо, несмотря на омерзительность ситуации. – Еще.

И сама же подаюсь навстречу. Неудобно. Стою практически на носочках, цепляясь за плечи, вжимаясь в него, растворяюсь, ощущая приближающийся взрыв.

Это не секс, даже близко, это самое настоящее сумасшествие, что, кажется, проникло под кожу при соприкосновении. Да, в прочем, и неважно, наверное, что это, потому как мне этого слишком много и долго, оказывается, с ним и не нужно. А оргазм практически вырубает меня, выключая от долбанной сети жизни. Куда-то туда, где яркий свет бьет по чувствительным глазам, а тело вибрирует точными импульсами болезненного наслаждения.

Больно и сладко.

– Твою же мать… – стонет он где-то там, в мире смертных, сжимая мое тело в огромешных руках и влажно выцеловывая одному ему известные маршруты по моей шее. – Хоть бы не сдохнуть. – а сам стоит как скала, еще и меня придерживает, чтобы я кучей не свалилась к его ногам, потому как сама стоять я не могу.

Отдышавшись, он аккуратно берет на руки, все так же продолжая слепо тыкаться губами во все что попадет и относя на кровать, где, собственно, уложит, оботрет, целуя бедра и колени, и устроиться сзади, не переживая о том, что забыл надеть трусы. Впрочем, не мне его осуждать – на мне осталась только порванная майка и носки. И в этот раз я не усну, меня просто выключит и с трудом включит под его сонное бурчание в попытке найти телефон и вырубить будильник. Я отойду быстрее его, высвобожусь и выключу бренчание, а потом завалюсь рядом с ним и стану вяло вспоминать о вчерашнем странном, диком дне.

Не удивлюсь, припоминая, об отсутствии защиты при сексе, тому, что кончил он в меня. По этому поводу он свои мысли четко, ясно донес: детей не просто хочу, а надо, и чем быстрей, тем лучше. И выполнит же, сумасшедший. Не думая, не заморачиваясь.

– Андрей?

– Хмр.рр. – что-то невнятное пробурчит, глубже закапывая нос в мои спутанные волосы. Наверное, я такая красивая сейчас, что страшно.

– Андрей…

– А?

– Давай подождем с детьми? – покорно, немного смущаюсь, спрашиваю. Вчерашний опыт доказал, что срыв и крик может привести к неожиданным последствиям. – Ты пойми, мне нужно закончить учебу, не для работы… – успела вставить. – Для себя, нужно знать – я что-то стою. Не просто денег. Да и прижиться нам с тобой не помешает. Беременным нельзя волноваться, а я еще так до конца и не переварила собственную жизнь. Не приняла ее.

– Анюта…

– Ты пойми, я хочу их, правда хочу, но чуть попозже, когда с отцом будет все в порядке, со мной.

– Ладно. Только о презервативах можешь забыть. С тобой я их не стану одевать! Без компромиссов.

– Агрессор. – хотела быть строгой, а получилось как-то добродушно, но я исправилась на следующих словах. – Вставай, на учебу надо. – и пнула его по колену. Он лишь улыбнулся, наверное, понимая то, во что я еще не верила.

Он стал мне ближе. На какие-то миллиметры проник ко мне в душу. Такой непримиримый, сумасшедший, с замашками неандертальцев…

Семейная жизнь.

– Охренеть.

Шепчет в ухо, обдавая мятным запахом, оплетая талию большими руками и прижимаясь возбужденным членом мне… как раз чуть выше поясницы. Высокий, скотина.

– Ты умеешь готовить. – еще один интимный шепот в чувствительное, покрасневшее ухо, и он ворует блин из тарелки.

– Эй. – пытаюсь попасть лопаткой по его пальцам. Промахиваюсь. Холодильник всегда забит под завязку, но вот желание прикасаться к продуктам появилось только сегодня, когда он подарил мне пушистый кактус со смешными маленькими красными цветочками по круглому верху.

«Очень похож на тебя. Колючки конечно есть, но мягкие, даже нежные…»

А потом поцеловал, так, что голова закружилась.

– Я знал, что ты лучшая. – гордо улыбается, когда целый блин перерабатывает за две секунды.

– Ага, не только трахаюсь отменно, еще и готовить умею. – хмыкаю как-то горько.

– Дура. – он подходит, поднимает за подбородок. – Потому что единственная. – Кивает головой и с улыбкой добавляет. – Я год заказывал еду на дом не переживая, что для тебя не существовало кухни.

– Я не хотела тебе готовить. – упрямо поднимаю подбородок еще выше, на что он только улыбается.

Сумасшедший.

– Знаю, моя девочка. – улыбается так, словно отвоевал еще один миллиметр в моей душе. Возможно, так оно и есть. Ведь я все реже думаю о ненависти к нему.

Вспоминаю с улыбкой то, как он устроил мне встречу с родителями в реабилитационном центре, на день рождение папы. Неожиданно. Дал возможность объясниться с родителями, не влезая. Не подавляя. Помню, растерялась, заикаться и мямлить начала, а он пожал мне ладонь. Без слов выражая поддержку. Я все рассказала, честно, не украшая действительности, а мама всего лишь спросила счастлива ли я. И, неожиданно, даже для самой себя, ответила что да. Странно счастлива.

Помню, как ближе к вечеру в просторную комнату вошли его родители с небольшим подарком в руках и упрямым стремлением, наконец, познакомиться с родственниками – запоздалое сватовство, как пошутил отец Андрея. Тот вечер помнится именно семейным уютом.

***

Помню, как в первый раз почувствовала разрушающее чувство ревности…

Его однокурсница. Высокая статная брюнетка. Доверчиво наклоненное тело, дающее хороший обзор на третий размер груди и никак ни меньше, оголенной сверх меры. Узкие бедра оплетает юбка карандаш, оставляя на виду колени. Ножка слегка напряжена, выдвинута вперед, словно красуясь, перетекает носочек на пятку. Каблук. Улыбка, на розовых, сочных губах, лукавый взгляд, что вместо преследования его пальца, указывающего на очевидные ошибки, следит за его губами. А он, кажется, и не замечает этого.

Поднимает взгляд от тетради, скользит равнодушными карими глазами по ней, и только увидев меня, стоящей чуть в стороне, эти глаза загораются свойственным ему сумасшествием. Не слушая уже ее, всовывает тетрадь, в растерявшиеся руки, подходит ко мне, облапывая нагло. Прижимаясь выдыхает:

– Подыхаю без тебя.

Целует, жестко и сладко, так что хочется подогнуть пальчики на ногах.

– Ненормальный. – улыбнусь, перебирая темные пряди на его больной голове.

Думала, со временем у него это пройдет, успокоится. Нет, кажется, только обостряется с каждым днем, и, кажется, я уже привыкла к симптомам.

***

– Ненавижу. – кричу и бью кулаками по каменной стене его груди.

У меня ПМС, повод, что кажется важным тогда, сейчас уже и не вспомнится, взрыв. Разбила заварник. Хорошо, что не попала в него. Увернулся.

Это сейчас я понимаю, что хорошо, тогда мне хотелось его убить. С начала, а потом я осознала, что… боже ты мой! Рабства то в России нет. Сейчас схвачу первые попавшиеся вещи и уйду. Громко хлопнув дверью. Пусть подыхает…

Схватила, помчалась на выход, а он сидит, припирая входную дверь огромной фигурой – не сдвинешь. Кричу, мечусь, хватая за руки, тяну. Бесполезно. Сидит. Хмурит брови. Не выдерживаю, сначала пинаю его, а потом кидаюсь, пытаясь ударить по лицу. Не ладонью, пальцы, словно кто-то чужой во мне, сводит в кулак.

Перехватывает, аккуратно прижимая к своей груди, встает, скручивая мои руки, удерживая. Поднимает, тащит брыкающуюся к кровати. Падает вместе со мной, немного придавливая весом.

– Не пущу, слышишь! – замираю. Не от слов: от влажного следа, что оставила его кожа. На его сумасшедших глазах слезы, что текут ручьями. Взгляд затравленный, больной. – Бей! – высвобождает мою руку, прижимая к собственной скуле, кулаком. – Хочешь, кусай, обзывай. Делай что хочешь. – его губы дрожат до тех пор, пока он упрямо их не поджимает. – Я все равно не отпущу.

Он плачет, тихо и безмолвно, затравленно смотря в мои глаза. А я уже и бить его не хочу, только касаюсь пальцами шершавого подбородка, стирая горячие струйки слез.

– Ненавижу. – шепчу. Так для острастки и отвожу взгляд.

– Знаю. И все равно не отпущу.

– Сумасшедший…

Он молча соглашается, обнимая меня. Впрочем, и я его, вдыхая уже привычный его запах.

Помню, я тогда впервые проснулась в его объятиях, не только после изматывающего секса, с мыслью, что его объятия – место, где я хочу быть. Не потому, что так надо, а потому, что мне хочется.

***

Помню, как простыла и на третий день болезни, обнаружила его играющим в приставку, хотя у его однокурсника в тот день был денем рождения.

– Ты почему встала? – хмуро поинтересовался, удивленно вскидывая брови.

– А ты почему дома? – спросила в противовес, садясь рядом с ним на пол и подгибая под себя ноги.

– Ты моя жена, и ты болеешь. – пожимает плечами, заворачивая меня в теплый плед, перетягивает с пола на свои колени. Целует в макушку, как маленькое дитя. – И делать там мне без тебя нечего.

– Это повод погулять. – хмыкаю, согреваясь в его руках.

– Или целых два, чтобы остаться рядом с тобой.

– Сумасшедший.

– Ага. – Не вижу, но знаю: лыбится. – Хочешь чая с медом?

– Спрашиваешь. – улыбаюсь в ответ.

Аккуратно пересаживает на диван, поправляя съехавший плед, целует, и удаляется на кухню.

Красивый.

Ловлю себя на рассматривании его задницы, упакованной в светлые джинсы, и улыбаюсь, непонятно чему.

***

И еще огромное множество других воспоминаний, теплых, волнующих, или злых и мстительных. Но вторых уже меньше. Все таки молодое сердечко подтаивает, оголяясь, стремясь к тому, кто это сердце аккуратно будет удерживать. К тому, кто, кажется, каждый день готов это мне доказывать. Не словами, их, как не странно, в нашей с ним жизни не так и много. Больше делами и упрямством, замешанным с огромной долей терпимости.

И после года я почти готова в это поверить. Готова сказать на нашу годовщину: я влюбляюсь в тебя…

Но молчу с утра, отвечая на его поцелуи, подаваясь вслед движениям рук и губ, отдавая всю себя как в первый раз. Растворяясь от еще одного оргазма за чередой, таких же ярких, на грани… но даже после, молчу, с улыбкой собираюсь в институт. В промозглый осенний день. В дождь, что не может стереть блуждающую мечтательную улыбку.

– Волков! – привлекает внимание девушка, выходящая из белой тонированной машины.

– Лизка? – удивляется он. Впервые выпуская мою ладонь, по неестественной причине.

Делает пару шагов, как привязанный, а девушка почти с разбега прыгает к нему в объятия, обнимая за шею.

– Лизка! – сдавливает итак тонкую талию брюнетки, что уткнулась ему почти в шею, и улыбается, раскачиваясь из стороны в сторону.

– А ты однако вырос, бугай! – отцепляется от него и щелкает по носу.

– Ну, да. – отвечает добродушно и вспоминая обо мне оборачивается. – Знакомься, моя… эм… – мнется он, отводя взгляд. – Жена.

– Оу. – добавляет смущенно брюнетка, но тут же прячет ее за лживой, добродушной улыбкой на пухлых, естественного, темно-красного цвета губах. – Не знала. Быстро же ты… Лиза… – пытается придумать чтобы сказать.

– Эм… – и он туда же, но тут уже отмираю я, съедаемая ядом ревности.

– Вы, вероятно, встречались. – киваю собственным словам и рассуждаю дальше. – И возможно расстались по обстоятельствам, не зависящим от вас.

– Ты рассказал? – Недоуменно.

– Нет. – твердо заверяет Андрей, доверчиво бросая на Лизу взгляды. Не такие, какими смотрит на меня, но все же… мне все равно больно. – Мы с Лизой встречались в Америке, в старшей школе.

– Три года, пока отца не перевели в другой штат.

– Он у нее международный дипломат.

Рассказывают они почти синхронно, перебивая друг друга, улыбаясь, только одним им известным фактам из общего прошлого.

– Я искала тебя.

– Нашла.

– Я замерзла. – обращаю на себя его рассеянное внимание. Уверяю, что не должна ревновать к старой любви, о, я знаю точно, что это она, но все равно ревную. – Увези меня на учебу, и сходите, поболтайте, где-нибудь. У тебя все равно свободный день. – выдавливаю из себя улыбку. В ответ на его, искреннюю. Словно пощечина. Напоминающая о том, что мне не должно быть так больно, о том, что я должна затоптать любой росток влюбленности, что зацвел в душе.

– Хорошая идея, запрыгивай, Лизка.

Поездка, кажется каторгой с притянутой за уши нетерпеливой тишиной. Они оба молчат, но для того, чтобы понять их нетерпение, не нужно слов. Его пальцы нервно тарабанят по рулю, в такт, как ему кажется, музыке, она закусывает губы, смотря по сторонам. Неловко. Им. А мне больно. Как впервые от предательства Витальки, только чуть острей.

Вываливаюсь из машины, стремясь избавить их, себя. Из фойе вижу, как она пересаживается на переднее сиденье, черная машина стартует… какая же это марка? Так и не спросила…

День… проходит, занятия тянутся и заканчиваются одними только мыслями о нем. Удивляясь тому, что он не приехал за мной после пар. Оказывается, привыкла.

Не вернулся и ночью домой. Сон в его объятиях – еще одна привычка.

Ждала его, глупая. Ходила от стены к стене, нервно сжимая мобильный. Не звонила, гордая же.

И дождалась, глупая.

Помятый, не бритый, с похмелья. Красный росчерк по краю белоснежной рубашки. Правда, без запаха духов… хотя и без оного не легче.

– Анюта… – потянулся ко мне. Увернулась, отошла.

Смотрела в его затравленный взгляд, появившийся после прихода.

– Анюта, все не так…

– Не так. Я знаю, Андрей. Не сомневайся. – Поворачиваюсь, идя в комнату. Идет следом. Останавливается на пороге, возможно увидев ту гребанную кружку с нелепым сердцем, расхлопанную на мелкие осколки, а может, увидев собранную сумку. – Ты, скорее всего, перепил, заснул у нее. Так же оно бывает? Не отвечай. Прости. Это просто яд, что всю ночь накапливался. – оборачиваюсь, приближаясь, скольжу по скуле, стирая еще один след. – Ты хороший, Андрей. И как бы это все не выглядело, так бы со мной не поступил. Я знаю, Андрей.

– Анют…

– Нет. Ты послушай. – Отворачиваюсь. Смотреть в его глаза больно и немного стыдно. – Я хочу уйти. Я уйду. Сейчас ты не остановишь меня. Не сможешь. И ты в этом не виноват. Сам представь, где я и где девушки, что раньше тебя окружали? Сколько их, Андрей? Не отвечай! Я сломалась на первой. И чиниться не буду, изведу ревностью и тебя и себя. Это больно Андрей, так что дышать нечем, да и не хочется, но отчего-то духу не хватает взять баночку таблеток в руки. Но ведь так будет не всегда?

– Дура. Ничего не было! – хватает, сдавливая предплечья. В ответ звенит пощечина, раскрашивая так и не стершийся след от помады.

– Я все равно уйду. – и вместо привычного рыка и тяжелых объятий он отстраняется.

– Иди. – выдыхает он, опуская голову к полу, горбя плечи, пропуская меня.

Еще один непредвиденный удар. Но я иду, гордо задрав подбородок. Скала. Сказала – сделала. И даже дверью не хлопнула, гадая в своей голове: изменил или нет, кинется сразу к ней или немного выждет? А может, не станет… робко пробивается мысль, вызывая горькую улыбку. Плохо быть прагматиком по жизни. Особенно, когда молодое сердце, разбитое на мелкие осколки, а все равно поет о любви.

Вперед суровая реальность.

Он приезжает один. Я не слежу, просто снимаю квартиру, окна которой выходят на стоянку института. С общагой не повезло: мест нет. И задерживаюсь я только потому, что ровно в половину восьмого возвращается с прогулки сосед с большой собакой. Боюсь и соседа и собаку. И в окно я смотрю только для того, чтобы убедиться, что он пройдет. А взгляд сам собой зацепится за Андрея. Будет провожать до тех пор, пока он не скроется в здании.

Все такой же общительный, веселый. С далека и не рассмотришь всего остального. Не убедишься, какие чувства в его глазах. Но я пытаюсь. Каждый раз тщетно рассматривая. Полагаю, скоро стану счастливой обладательницей бинокля.

– Маленькая, глупая Анюта… – горько покачаю головой вслед шепоту. – Забыл он тебя как дурной сон. Забыл. Не сомневайся. И ты забудешь, со временем…

Я бы, наверное, уже и забыла, не лови я обрывки ядовитых слов девушек, что приходят на наш этаж полюбоваться на «брошенную». Оскалится. Ну, еще бы, они целый год об этом мечтали, предугадывали. Недавно слышала, что я его беременностью привязала. Куда делся ребенок и почему за год не вырос живот не пояснялось. Потом говорили, что приворожила… ну, еще бы… а как бы он клюнул на такую как я?

Все обошлось, вернулась его первая любовь, и все встало на места, чары рассеялись.

Зло оправдалась в голове, сняла, наконец долбанное кольцо. Вернуть лично духу не хватило, отправила заказным письмом, с глупой надеждой чиркнув обратный адрес. Собственно, по этому поводу ни раз себя за время пути домой проклинала. Зря, конечно, ничего не произошло.

Утром осмелела, подошла к Витале, что кидал в мою сторону взгляды.

– Мне интересно… – начала, не зная, как задать вопрос, мучавший меня целый год, а потом плюнула и выпалила все как есть. – Виталь, ты хотя бы меня любил?

– Любил. – он кивнет. – И люблю. – смело добавит, протягивая руку, от которой я уклоняюсь. – Мы продадим машину, купим небольшой домик, нам хватит.

Смеюсь. Так искренне, по сумасшедшему, словно заразившись от Андрея.

– Купим домик, посадим дерево, родим сына, а потом ты снова меня продашь, чтобы приобрести машину, желательно семейный минивен. А я вернусь, ты же в этом не будешь сомневаться?

– Анюта… – Строго начинает он, на что я отмахиваюсь.

– Дурак ты, Иванов. Настоящий, что ни на есть. Я же как представлю, что ты ко мне прикасался, так меня выворачивает.

– А от его прикосновений я смотрю ничего? Жива, благоухаешь?

– Да, ничего. По началу вроде брыкалась, а потом втянулась. Он же совсем не такой как ты. Взрослый, уверенный. – Улыбаюсь. – А может все дело в том, что я – такая же как ты. Я же, Виталя, тоже продалась. – Пожимаю плечами. – И мне даже очень понравилось… быть с ним… быть его.