Текст книги "Сумасшедший (СИ)"

Автор книги: Кристина Смирнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Сумасшедший.

Беты (редакторы): raspberries_del

Вступление.

Удручающий пейзаж, за окном огромный парк, скидывающий последние листочки под порывами холодного осеннего ветра, смешанного с дождем.

Дождь.

В насмешку этот день из года в год им отмечен, заливающим пожухлые желтые листья. День, который я проклинаю и благодарю. Эти чувства – в равной степени до сих пор соперничают внутри. Ведь кого можно так неистово любить?

Того, кого всем сердцем ненавидишь.

– С годовщиной. – горячие губы этого сумасшедшего касаются скулы, а тело оплетают большие руки.

Красив…

Думаю, по привычке рассматривая его отражение в окне на фоне столь ненавистной затяжной осени. Волосы отросли, челка лезет в прищуренные глаза. Жмурится, вдыхая запах моей кожи, скрывая блеск сумасшедших, глубоких глаз. Все так же красив… и все такой же сумасшедший.

 – Ненавижу этот день. – шепчу, прикрывая глаза. Отклоняю голову, беззащитно обнажая шею. Доверяю.

– Знаю. – еще один смелый поцелуй касается уже моей щеки. – Но для меня этот день самый важный…

– Ты сумасшедший.

– Нет, я болен. – выдыхает в ухо, и еще тише, на грани слышимости, добавляет: – Тобой… – пальцы, мягко охватывая подбородок, поворачивают голову, а властные, но отчего-то особенно нежные в этот день губы, накрывают мои. Не закрываю глаз – не в этот день, – с какой-то маниакальностью слежу за тенями на его лице, что отсветами мелькают от буйной поздней грозы.

Красивый… сумасшедший… мой.

Потребовалось много времени, прежде я смогла это понять. Еще больше времени потребовалось принять все… как есть. Он – мой. Я – его. Хочется сказать: так сложилась судьба, но нет – так решил лишь он.

Ловлю.

– Это только начало, а мне уже все осточертело. – Виталька пинает камень, утренний ветер игриво пробирается под полы ветровки, отчего парнишка как воробей нахохливается. Смешной. Родной. Кусочек дома, что поддерживает в большом и незнакомом городе.

– А мне понравилось, особенно история у Андрея Васильевича.

– Заучка. – Виталька хмыкает, сплетает холодные пальцы с моими и целует холодными губами.

Мимолетная ласка, наверное, самое приятное в жизни. Мама говорит: любовь живет пять лет, дальше только привычка и уважение. И, немного нахмурив тонкие брови и скрывая улыбку, добавляет: «Наслаждайся моментами, доченька, их очень мало бывает во взрослой жизни». Я верю и помню, когда Витальку отправили к бабушке в деревню на лето. Оставив меня с воспоминаниями на целых три месяца.

– Сам такой. – обиженно отзываюсь и в отместку добавляю: – Тебя никто не заставлял ехать и поступать.

Он горько вздыхает и неожиданно лукаво улыбается.

– А как же любовь? – безнадежно добавляет и тут же морщится от моего слабенького удара кулачком.

– Говнюк. – а Виталька все больше улыбается.

Он не собирается оспаривать мое оскорбление – только хохочет, приобнимая за плечи. У нас с ним всегда так было, и встречались мы с ним с класса восьмого, что, собственно, уже составляет, ни много ни мало, четыре года. Когда возник вопрос по поводу будущего обучения, он поступил как мужчина, безапелляционно сказав: «Я туда, куда и ты». Все умилились.

Любовь, говорили взрослые, качая головами и улыбаясь.

Любовь.

Знали мы. Детская, неловкая, постепенно перерастающая во взрослую, осмысленную. Поцелуи, первый секс, дрожь двух тел, для которых перестает существовать остальной мир, потому как у них появляется одна тайна для двоих: у них любовь.

Красив ли он?

Кидаю быстрый взгляд на упрямо вздернутый нос, влажные, сочные губы, красные пятна на бледной коже втянутых щек, выгоревшие на солнце длиннющие ресницы, прикрывающие блеск зеленых глаз, кучерявая челка, норовившая залезть в глаза. Нет. Определенно не красавец, но в нем была харизма, скрашивающая все недостатки и не проходящая улыбка, после нескольких часов бурчания на раннюю побудку, а еще был легкий нрав, что кружил девчонкам голову.

– Вот это тачка… – мечтательно протянул Виталька, кивая в сторону, на стоянку, где уже по привычке скапливалась молодежь перед очередным учебным днем. Кто курил, бросая по сторонам не приязненные взгляды, кто стоял кучкой, рассматривая красивую, блестящую машину. Мой безразличный взгляд скользнул по железу и прикипел к небольшой шумной компании парней и девушек. Видимо на машине появился их друг, которого, к слову, они давно не видели. Кто с искренней улыбкой пожимал руку, а кто и ободряюще брал парня в захват, похлопывая по широкой спине. Не знаю почему, но я улыбнулась картинке искренней радости от встречи. – И достается же уродам. – Виталька вздохнул и потянул меня в серое, высокое здание, где перед входом, в лицо ударил нагретый кондиционированный воздух. – Блин, можно я тут останусь на пару часиков?

– Пошли, нюня! – половчее перехватила его руку и потянула.

– Злая ты.

Это был обычный учебный день, но отчего-то все же важный. Запоминающийся своей беспечностью и привычностью, а может и нет. Может он запомнился той компанией, что радостно встречала своего сокурсника.

Андрей Волков.

Шептались девчонки, прижимая ладони к румяным щекам, пытаясь подавить улыбки. Каждой достался комплимент, улыбка…

Он был милым, улыбчивым, общительным, не высокомерным. Я видела его в окружении сокурсников, и, что самое удивительное, он с большим удовольствием общался со всеми, даже так презираемыми всеми ботаниками. Да и вообще был просто хорошим парнем, несмотря на свое финансовое превосходство. Он был красивым и взрослым, что, собственно, только добавляло ему баллов. Получал второе высшее, только почему «очно», сплетники причин не называли. Собственно, меня мало это волновало: я по обыкновению слушала все эти сплетни в пол уха, пытаясь нормально позаниматься на свободной паре в библиотеке.

Что-ж, в тот день и меня не обошло знакомство с Андреем Волковым. Оно было странным.

– Ловлю. – воскликнул он, ухмыляясь, бросая несколько собственных книг на пол и перехватывая меня и стопку, которую я получила на нас с Виталькой в библиотеке, на выходе из которой я благополучно запнулась о порог. – Поймал.

Он смеется, аккуратно прижимая меня и успев перехватить несколько книг. Он высокий. Очень крепкий, и руки большие. Теплые. Пригибается, складывая книги, что успел спасти, помогая выпрямиться, заглянуть в его темные карие глаза. Смотрит в ответ, и смех его резко обрывается, а глаза… не знаю… в них проскользнуло что-то жуткое, странное, но тут же пропало. Он улыбнулся, и, прежде чем отпустил мою талию, его руки дрогнули.

– Спасибо… – прошептала и, скорее всего, покраснела от своей неловкости. Всегда так.

– Андрей. – в противовес представился парень, пристально разглядывая меня.

– Аня. – тихо представилась и тут же заметила спешащего к нам Витальку.

– Заучка, не могла меня подождать? – Виталька ловко обогнул Андрея, забирая из рук остатки стопки. Отвлеклась, помогая ему, а когда повернулась поблагодарить спасителя, он уже уходил. Отчего-то подумалось, что это хорошо. – Что этому хлыщу нужно было? – серьезно спросил Виталька.

– Предотвратил посадку моего лица на пол. Спас несколько книг от той же участи.

– Послал же Боженька… мало того, что заучка, так еще и неловкая.

– Не подскажешь, почему я тебя еще терплю?

– Любовь, она знаешь какая коварная? – лукаво подмигнул и звучно чмокнул в губы.

Он именно таким мне и запомнится – теплым, смешливым, моим… тогда еще моим.

Поймал.

– Мамочка!

– Тише, Нют. – я обнимаю ее. – Выгонят еще.

– Что случилось? – всхлипываю, давясь слезами, которые, наконец, хлынули из глаз. В голове какой-то шум, беспорядок после того, как позвонила соседка и рассказала, что отца и еще нескольких шахтеров засыпало в шахте.

– Я сама еще ничего не знаю, ребенок. – мамочка у нас сильная, она не плачет, пытается сохранить хладнокровие в сложных ситуациях, но я же вижу с каким трудом ей дается этот ровный тон. – Обвал на шахте. Оперируют уже несколько часов. – ее голос дрогнул. – А что оперируют толком не говорят.

– Господи.

Все, на что меня хватает. Мама усаживает меня на стул и садится рядом, пожимая мою ладонь, опять горбясь. Мы сидим тут долго. Наступает утро, начинают сновать врачи, больница в провинциальном городке быстро заполняется галдящими людьми, и только ближе к обеду из отдела хирургии выходит взмыленный, высокий мужчина с крупными чертами лица.

– Петрова Нина Андреевна? – он усталым взглядом обводит коридор, а мама уже рядом с ним заглядывает в эти усталые глаза, с отчаянной надеждой сжимая трясущиеся губы. – Ваш муж вне опасности, нам удалось остановить внутреннее кровотечение, позвоночник в нескольких местах имеет опасные трещины, и еще есть подозрение на защемление нервов, но тут уже мы не властны.

– О чем вы? – настойчиво спрашивает мама.

– Впрочем, рано конечно судить, нужно дожидаться пробуждения… – хирург мнется, а потом подавлено добавляет. – Возможно ваш муж уже не сможет ходить. Простите.

– Что? – мама хватается за сердце, а я подаюсь вперед, обнимая ее и усаживая на опостылевшие стулья.

– Мамочка!

– Ничего, доченька. – губы белые.

– Что-то можно сделать? – давлю на мужчину, что подобрался ближе к маме и пережимая кисть считает ее пульс, посматривая на часы.

– Не знаю. Говорю, еще рано делать выводы. Можно конечно сразу по приходу в сознание попробовать изыскать хорошего нейрохирурга, да только… – и все понимают эту загадочную тишину. Навряд-ли какой-то «хороший» нейрохирург попрется в глушь спасать шахтера. Нет, конечно, если ему предложить денег… интересно, сколько нужно? Хотя, какая разница, их один черт нет! – Да, потом на реабилитацию… – очередная загадочная тишина.

Загадочным оказался этот хирург, но добрым, сам уставший, а сходил за водой маме, заодно принес успокоительного, добродушно похлопал по плечу и скрылся в своей вотчине, явно спеша сдать смену и отправится отдыхать. А мы с мамой остались ждать, когда папа отойдет от наркоза, ждать результатов осмотра, молиться. Нам ничего более и не осталось.

Периодически разминая затекшие ноги, я спустилась на первый этаж, отзвониться Витальке, соседке Раисе Павловне, старушке, что сообщила мне в общежитие о трагедии. Всем, кому наше горе было не безразлично, а еще купить воды. Собственно, ей я чуть и не захлебнулась, когда услышала:

– Анюта?

Обернулась, сомневаясь, меня ли спрашивают, немного пугаясь знакомых, темно карих глаз.

– Андрей? Что тут делаешь? – недоумевая спрашиваю, нахмуриваясь. Он не отвечает, смотрит пристально в глаза, словно решая, что-то для себя, а потом усмехается, так жутко, непривычно, что неосознанно я делаю несколько шагов назад, наступая какой-то женщине на ногу, отчего тут же смущаюсь собственной неловкости и разбухшим языком прошу прощения.

– Отец не очнулся? – не замечая моей неловкости и проявляя странную осведомленность, спрашивает он.

– Что ты тут делаешь?

– Ловлю момент. – отвечает он приближаясь. – У меня предложение.

– Какое?

– Твоего отца после пробуждения доставят в хорошую больницу к лучшим хирургам. Я узнавал: шансы неплохие, да и снимки Федор Николаевич добродушно передал нейрохирургам на совещание.

Не пойму, почему меня так отталкивает неуютный, маниакальный взгляд Андрея.

– Если…?

– Умная девочка… – он криво улыбается. Расчетливо, жестко, как человек, видящий свою цель и готовый прямо сейчас забираться на головы и идти по ним. – Если ты станешь моей. – добавляет он, а кривая улыбочка так и не сходит с красивого лица.

– Я не шлюха! – зло выплевываю, пытаясь сдержать порыв со всей силы проехаться по его лицу. Пижон. А казался милым… хотя, какой милый, этот его взгляд…

– Шлюх у меня и без тебя много. Я женюсь на тебе. – говорит этот сумасшедший, сверкая блестящими глазами.

– Ч…то? – не удается мне справиться с шоком.

– Что слышала. Мы прямо сейчас, пока твой отец не пришел в себя, идем и расписываемся, я вызываю бригаду, что забирает твоих родителей в клинику, а потом ты перевозишь свои вещи ко мне. – его не смущает мой ошарашенный вид, довольно скалясь, он спрашивает. – Как тебе план?

– У меня есть любимый парень. – злобно тыкаю я в его грудь тонким пальцем.

– Уже нет. – пожимает плечами и передает мне небольшой листок, на котором растянутыми закорючками выделены буквы, очень знакомым почерком. Злой почерк, два слова отрывистых, хлестких: «мы расстаемся».

– Что? – в очередной раз недоумевая, спрашиваю.

– Ему нужна была моя машина, мне нужна ты. – просто отвечает сумасшедший. – Не расстраивайся, очередной продажный подонок. Таких много.

– Он не такой! – шиплю я и трясущимися руками, тыкаю его телефоном, зажатым в руках. – Я только, что с ним говорила!

– Кишка тонка признаться? – смеется он. – Боже он жалок. Набирай. – смело добавляет, выхватывая телефон из рук, потому как я и без его советов уже набрала Виталика. – Не разочаровывай меня окончательно, и поступи как мужик! – рычит он в трубку и передает ее мне с милой, змеиной улыбкой.

– Виталя, что несет этот псих? – мои руки трясутся, а губы начинают дрожать, когда в ответ я слышу смущенную тишину, а потом неожиданно злой голос.

– Пошла ты нахрен! Достал меня и твой долбанный институт, и ты со своим нытьем! – гудки. Короткие, вменяющие мне непонятную вину.

– Боже… – выдыхаю я, пытаясь не фокусироваться на этом сумасшедшем, не задумываясь над тем, что все, что сказал этот ненормальный – правда. Что парень, которого я боготворила четыре года, такой… какой? – Это ничего не меняет.

– Как скажешь, я подожду, когда у тебя не будет иного выбора. – лаконично добавляет и немного отступает.

Это лаконичность и пугает меня. Твердая, уверенная, странная, особенно в его исполнении и на какие-то доли секунд я задумываюсь: зачем ему это все? Я понимала желание затащить в постель, понимала желание присвоить, что-то чужое, но не понимала больного, лихорадочного взгляда, прикипевшего ко мне.

Я не была красавицей. Никогда. И даже правильно подобранная одежда, каблуки и макияж не выделял меня из толпы посредственностей. Я не была серой мышью, что часто можно встретить на страницах пошловатых романчиков, не была скромницей, как и лидером. Я была среднестатистической девочкой восемнадцати лет, не верующей в любовь с первого взгляда, не верящей в сказки, где к бедняжке на помощь приходил принц. Я вообще была по жизни прагматиком и старалась видеть вещи реальными, такими какие они есть на самом деле.

– Зачем тебе это?

– Надо. – он приподнял бровь, следя за мной.

– Это странно. Ты делаешь мне предложение, взамен помощи моему отцу? – кивает, не утруждая себя ответом. – Ты сумасшедший. – заключаю, делая еще один осторожный шаг назад, он в ответ еще больше улыбается. Так открыто и так по-сумасшедшему, словно в подтверждение, неаккуратно произнесенным словам.

– Нет, Анюта. – мое имя получается как-то гортанно, глубоко и очень ласково. – Я болен… – он прикрывает сумасшедший блеск карих, глубоких глаз. – Тобой.

Я устаю от напряжения и не особо спешу еще о чем-то с ним говорить, разворачиваюсь, поднимаясь на второй этаж к маме, долго не могу выкинуть его слова из головы. Вижу потерянную маму, сгорбившиеся плечи. Мы обе понимаем, что инвалидов в нашем шахтерском городке достаточно. Что жизнь с ними не так проста, не потому, что всплывает множество проблем, а именно из-за капризов. Уязвленной гордости. Сколько таких семей? Множество. Не все смогли справиться с горем, не все смогли это пережить, оставшись полноценной семьей. Боюсь думать о том, что в какой-то момент я могу, идя домой, наткнуться на спившегося отца, где-то во дворе.

– Он справится. – словно подслушав мои мысли, заверяет мама. – Мы справимся.

Хочет казаться твердой, непробиваемой, только смотрится это странно на постаревшем за эти жалкие часы лице.

– Конечно, мамочка. – шепчу в ответ, прижимая ее руки, целуя, ухожу.

Справимся, ведь мне дают шанс. Еще призрачный, но все же шанс. Я готова рискнуть, не дожидаясь безвыходного положения. Это в любом случае произойдет… мысли, они уже не могут покинуть голову. Спускаюсь вниз. Андрей стоит на том же месте, даже не скрывая довольства.

– Согласна. – отвожу слезящиеся глаза в сторону, не в состоянии вытерпеть этого победного выражения на его лице.

Его пальцы уверенно вплетаются в мои, немного сжимая, приближаясь ко мне, не понижая тона, говорит:

– Попалась…

Свадьба?

– Пересядь вперед!

Командует мой владелец, открывая двери темного внедорожника. Хочется себя пожалеть, но на самом деле ничего кроме его опасного взгляда еще не произошло. Послушно пересаживаюсь, крутя в своей голове мысль о том, что я попала в дурдом. О том, что вся эта ситуация мне не нравится – не нравится предательство Виталика, о котором я стараюсь не думать. Стараюсь не думать о сумасшедшем, который с непроходящей улыбкой и блеском глаз, вальяжно устраивается за рулем. Победитель. Он не пытается стереть это выражение лица. Не понимая, что причиняет мне боль. Мысли о том, что все же продалась раздражают. В этих мыслях моя параллель тесно переплетена с поведением Витали. А Андрей дурак… не нужно было дарить машину, всего лишь поставить мне условия, и я бы сама к нему пришла, ради семьи. Сама бы бросила Виталю. Такая же продажная. Мерзкая.

– Зачем машина, тут до ЗАГСа три минуты ходьбы. – ворчу, впиваясь побелевшими пальцами в ремень. На улице… льет как из ведра холодный, осенний дождь. Как раз под мое настроение.

– Затем.

– Точно! – верещу от безумной мысли, растягивая непослушные губы. – Здесь где-то камера? Это все, чтобы прикольнуться? – с надеждой озвучиваю вдруг пришедшую идею.

Он недоуменно приподнимает брови.

– Зачем мне это?

– Откуда я могу знать? Пришел ни с того ни с сего. Это ненормально! Люди так не поступают, особенно, если стремятся построить отношения!

– Отношения? – смеется он, легко лавируя в небольшом потоке машин. Центр города все же. Хмурится, уголки губ опускаются вниз. Взгляд перетекает ко мне. – Как их можно строить, когда твои глаза ловят каждый его взгляд? Засранца, который продал тебя за машину. Да и само построение отношений… долгий процесс, а я хочу все и сразу.

– Честный предприниматель, который готов заключить сделку на живой товар?

– Ну, насчет честного – перебор, а сделка заключается только с обоюдного согласия. Ты согласилась, я готов. Все очень просто и легко. – веселится он, резко поворачивая руль и припарковывая своего монстра рядом с одноэтажным, старым, сложенным из досок, зданием местного ЗАГСа, выкрашенного в темно-красный. Вопрос, как он так свободно ориентируется в нашем городке вспыхивает и пропадает под гнетом других его странностей. Замолкаю, выскакивая из машины и скрываясь под козырьком. Становится любопытно: как же все это произойдет? Даст взятку?

– Пойдем. – Приближается неспешно, хватая мою ладонь и заводя меня как нашкодившего ребенка за скрипучие двери.

Здесь… не то, чтобы красиво… скорее торжественно. Красные ковровые дорожки выстланы на пути к залу бракосочетания. Триколор шариков подвешен в каждый угол. Стол у окна и множество стульев. Видимо для того, чтобы гостям было где присесть перед церемонией. Нам на встречу из смежного кабинета выходит грузная женщина в строгом пиджаке и нелепой красной помаде на доброжелательно растянутых губах.

– Чем могу помочь?

– Нам бы зарегистрировать свои отношения.

– Ох, молодые. – добродушно качает головой женщина и с улыбкой пропускает нас в нутро светлого кабинета. – Хорошо, нужны ваши паспорта, заявление и оплата госпошлины. Церемонию бракосочетания будете проводить?

– Нет, нам бы побыстрей.

– Невтерпеж… – вздыхает, словно припоминая, что-то приятное.

Следуют проволочки с бумагами, оплатой. Стою, удивляюсь упрощенной до невозможности процедуре. От меня только требуется, что подпись. И вот уже ему, не мне, вручают свидетельство, поздравив, не задав даже вопроса: а согласна ли я?

Согласна. Куда-ж мне деваться? И никаких взяток…

– Странная свадебка вышла. – я еще и киваю собственным мыслям, после того как его рука в очередной раз перехватывает мою ладонь. – Хотя, чего еще я могла ожидать… – многозначительно тяну.

Теперь на безымянном пальце ловит блики тонкий ободок из белого золота с кружевом по центру и витиеватыми словами под ободком, которые я, к сожалению, не могу рассмотреть. Женское любопытство, будь оно неладно… перекрывает даже горькую обиду на порушенный мой маленький мирок.

Я искренне любила Виталю, а может и сейчас люблю, если закрыть глаза на обиду. Искренне верила, что не предаст. Полагала, что, в общем, и не нужна кроме него никому, а оно вот как вышло… странно, если не сказать по-дурацки… и все же я люблю его. Думаю, что это все, но после того, как он выводит меня из ЗАГСа, приостанавливается, и, слегка толкнув, впивается в губы. Наверное, от шока я не сопротивляюсь, а еще не могу закрыть глаза – рассматриваю его лицо.

Красив…

Думаю я. Да и целуется хорошо. Губы жесткие, но движение их нежное, ласкающее. Чувствуется опыт. Не всегда же он был сумасшедшим. Со вздохом он отрывается и ловит в плен этими невозможными глубокими глазами, облизывает собственные губы, а пальцы, держащие ранее скулы, скользят по моим губам.

– Это лучше всего, что я себе представлял. – шепчет, наклоняясь и оставляя еще один почти целомудренный поцелуй в губы. – Сладкая и нежная.

Да… и зубы я не чистила полдня.

Мелькает мстительная мысль, но тут же пропадает под его взглядом – пристальным, жгучим. Театр, где все актеры сумасшедшие, и я получила в нем роль. По другому не назвать.

Хирург с крупными чертами лица лично встречает Андрея на подступах к больнице.

– Сейчас наберу Алексея. – кивает Андрей и после приветствия, передает трубку хирургу, который с большим энтузиазмом начинает разговаривать с собеседником на языке терминов и хмурого молчания. Спустя длительное время хмурый хирург сообщает недоуменно, что вертолетная площадка готова, отключается, ежась от брызг ледяного дождя, закинутого под козырек проворным ветром.

Я продрогла до самых костей, но не смею прерывать, боюсь пошевелиться. Андрей наблюдает за всем с улыбкой, так и не выпустив мою ладонь. Поднимаемся по коридору, и тут я прихожу в себя, тормозя и сумасшедшего и хирурга.

– Нельзя так!

– Поздно, сделка уже заключена. – нервно шипит Андрей, блестя на меня сумасшедшими глазами.

– Успокойся ненормальный… мама, ей на сегодня хватит потрясений. – пытаюсь вырвать из его руки ладонь, содрать кольцо, которое отчего-то жжет чувствительную кожу. – Она же не знает о Витале… не знает о тебе… не поймет. – опускаю виноватые глаза к полу и жду его решения.

– Уговорила. Как только твоему отцу будет хоть немного лучше, ты меня представишь.

Киваю и бурчу себе под нос: «Кто-бы подсказал, как это сделать?»

– Папа, мама, знакомьтесь, мой муж Андрей. – он поднимает мой подбородок, а затем аккуратно, поглаживая пальчик, снимает кольцо. – Поверь, эта фраза объяснит если не все, то многое.

– Наверное. – вдыхаю полной грудью, кажется «потеря» кольца благотворно влияет на способность дышать.

– Федор Николаевич, вы же можете сказать, что внезапно нашлась квота на хирурга, или как это у вас правильно называется?

Федор Николаевич, флегматично пожимая плечами, продолжает подъем, но Андрей не спешит отпускать меня, все так же поглаживая безымянный палец.

– Запомни – это первая и последняя уступка, на которую я иду.

– Запомню. – горько улыбаюсь и тише добавляю: – Ты же заплатил за спектр услуг.

Жду, что его смутит эта фраза, так и не дождавшись, вырываю свою руку и поднимаюсь к маме.

Потеряна.

Мой мир изменился. Кардинально, быстро. Поездка в неуютной тишине к общаге, два часа. Сбор вещей под его пристальным надзором и надзором смущенных соседок, обомлевших и неспособных задавать вопросы. Квартира… обычная. Три комнаты, мебель подобрана со вкусом… холостяка. Приставка, рядом с огромной плазмой, диван. Спальня – кровать обычная, правда двуспальная, заправлена темным покрывалом, что так гармонично сочетается с расцветкой ковра. Светильники по бокам, встроенные шкафы – мне выделена целая секция, в которой сиротливо смотрится три небольшие стопочки. Аскетичная кухня, в светло-фиолетовом фоне, блеск стальных ручек от подвесного плафона с асимметричным рисунком по контуру. Ванная – никаких джакузи, душ, но достаточно просторный, по серебренному кафелю змеятся черные стебли выдавленных цветов. Немного странно, но на мой неискушенный взгляд – красиво. Еще одна комната, похожая на кабинет, тут темновато, пахнет бумагами и новой мебелью.

– Умеешь готовить? – с улыбкой интересуется.

– Нет. – грубовато отвечаю я, стараясь стереть его улыбку с лица.

– Не страшно. Сегодня, закажем пиццу, а завтра посмотрим. Ты пьешь кофе? – спрашивает, доставая две больших кружки. Ответ ему не интересен. А кофе я не пью. Не люблю; говорят, мое мнение изменится ближе к экзаменам. Что-то подсказывает, что раньше, в его ящиках не видно ни одной пачки чая. – Первое время поживем в квартире, нужно подобрать место для строительства дома. – словно оправдываясь, рассуждает сумасшедший, готовя кофе на двоих.

Расслаблен, спокоен, удовлетворен. Странное поведения для того, кто знакомится с человеком. Хотя, о чем я? Ситуация сама по себе странная. До сих пор жду, что меня кто-то разбудит…

– Мне интересно, что входит в обязанности жены? – смелея кидаю вопрос раздраженным, уставшим голосом, вдыхая теплый пар идущий с кружки. Кривлюсь, возвращая кружку на стол и возвращаясь на место, немного позади него.

Сидит за столом, а я, стоя немного в стороне, вижу, как каменеют его плечи, как резко рука одним ударом отправляет в полет кружку с горячим напитком, как на фиолетовых лилиях растекается темные ручьи, осколки со звоном разлетаются, а воздух наполняется ароматом кофе.

– Обязанности? – рычит, вставая и приближаясь ко мне. Припирает к стене. – Обязанности? Так вот, моя девочка… ты верно подметила: я заплатил за спектр услуг… – его пальцы обхватывают подбородок, а колено раздвигает мои ноги. Другая рука чуть подсаживает под ягодицы, заставляя оплести его тонкую талию, словно срабатывает какой-то женский инстинкт, наличие коего для меня сокровенное открытие. Проклятые глаза не могут оторваться от жестких губ. Не наслаждаюсь их видом, скорее опасаясь пропустить опасное искривление. – За полный спектр…

– Анд… – пытаюсь, что-то сказать, объясниться, но меня наглым образом затыкают, целуя.

И в этот раз нежности в этом поцелуе нет, одна какая-то болезненная необходимость, заставляющая сминать мои губы. Мне хочется быть сильной оттолкнуть, застесняться, в конце концов, но кажется… у него действительно полный спектр. Тело, не спрашивая откликается, туманя разум, и воспламеняя кровь. Шаркаюсь об него как какая-то кошка. Неспособная сдержать стонов, задыхающаяся и достигающая совершенно невероятного оргазма так быстро, что становится стыдно… от крика, от дрожи, что не могу сдержать, не могу расцепить пальцы, вплетенные в его мягкие волосы, не способная разжать бедра. А сумасшедший легко покусывая мою скулу, не собирается отпускать. Кажется, его все устраивает и без продолжения.

– Моя девочка… – прикусывает мочку уха. – Это самое малое, что я способен тебе дать. Только впусти меня… разреши завоевать твое сердце… присвоить. Я не разобью, не смогу… болен тобой.

Начало вечера было бурным, а ночь проходит целомудренно, не считая его рук, оплетающих мое тело. Неуютно. И пахнет он не то, чтобы плохо… по– другому, сопит непривычно. Терплю и жар, и смущение, когда посреди ночи в ягодицы отчетливо начинает упираться… хочется вылезли из его рук… гиблое дело прижимает сильней, не просыпаясь. Шаркается прямым носом по шее, щекотя, глубоко вздыхает, член наливается, начинает пульсировать. Не двигаюсь, чтобы не спровоцировать, и засыпаю, только когда на часах глухо простучит пять часов.

– Вставай. – трогает за плечо, а в нос упирается огромная белая кружка с нелепым красным сердечком по центру и витиеватой надписью по низу: «Вечера, подаренные тобой, могут сравниться только с ночами, любовь моя» – Я приготовил бутерброды. – смущенно улыбаясь, сообщает, глотая блестящими глазами сантиметры обнаженной кожи.

– Спасибо. – хрипло и немного сонно отвечаю, прижимая огромную кружку к груди как какую-то преграду.

– Привыкай. – лаконично отвечает, выходя из спальни.

Спешу собраться, пока есть такая возможность уединиться. Встречает меня на кухне, забирая из рук уже пустую посуду, одаривая жестким поцелуем.

– Ближе к выходным съездим к моим, познакомим тебя.

Не отвечаю, застегивая осенние кеды и по привычке отдавая ему во владение собственную ладонь и пальцы. Все дело в недосыпании, да и устала я уже крутить пальчиком у виска. Переубеждать – бесполезное занятие.

Институт…

Серое промозглое утро, студенты, курящие кучками перед крыльцом. Его сокурсники встречают на стоянке и не ожидают моего появления. Поэтому, когда я выхожу, веселые голоса смолкают, а настороженные взгляды бегают от меня к нему. Девушки, что оккупировали Андрея с обеих сторон, проходятся по мне оценивающе, высокомерно. Было бы обидно, если бы я с самого начала не знала, что ничем особенным не выделяюсь. Высоких, стройных ног нет. Глаза светло… то ли зеленые, то ли голубые, крапинки опять же – какие не разберешь: карие или черные. Тонкие, потрескавшиеся от жестких поцелуев губы. Обычные ресницы, что ровными прутьями торчат, не собираясь подкручиваться к верху, даже с помощью туши. Темно-русые волосы, не обладающие особой густотой, что немного не достигают лопаток, но ниже плеч. Грудь… фактически доросла до первого размера. Попа – немного больше. А вот талия – тонкая, жаль, прячется под безразмерным худи.

Посредственность. Но я не возражаю, впрочем, и внимания не добивалась. Жила в собственном, удобном мире…

– Знакомьтесь… – не скрывает ухмылки победителя и снова тянется за моими пальцами. Не просто переплетается с ними, а еще демонстративно целует безымянный. Там, где кольцо, что ловит блики даже в пасмурный день. – Моя жена Анюта. – и столько гордости в этих трех словах… Взгляды друзей ошарашенные. Молчание немного затягивается, но кажется, его это совсем не волнует.

– Поздравляю. – пробует какая-то девушка, смешно отступая от нас, словно от прокаженных, и толпа знакомых отмирает, брызгая поддельной радостью, поздравляя, пытаясь выяснить подробности, немного обижаясь на отсутствие приглашения, скрытность… далее следует попытки со стороны парней увидеть красоту, что, собственно, рассмотрел их друг, к слову, пользующийся успехом у девушек. Попытки разговорить, которые я игнорирую. Думают, что я высокомерная. Все не так. Потерянная, дезориентированная. Не слышу вопросов, глупо хлопая прямыми ресницами, и рассматривая хитрые, сумасшедшие глаза абсолютно счастливого человека, сжимающего мою руку.