Текст книги "Mistaken (СИ)"

Автор книги: Кристина Кошелева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

***

Знаешь, милый, возможно, это странно – любить тебя даже после смерти. Но последнее, что меня волнует, так это странность моих чувств. Моему врачу кажется, что я не в силах примириться с этим… Мне же иногда мерещится то, что ты рядом. Я зову тебя с кухни, просыпаюсь и проверяю, не спишь ли ты у стенки, обнимая меня со спины. Знаешь, я действительно схожу с ума.

Ты ведь никогда не умирал, помнишь же? Я много раз переживала одну лишь мысль о том, что ты больше не дышишь, и… просто привыкла к ней. И поэтому жду твоего воскрешения, как должного. Но с учетом того, что прошло три года… Я с прискорбием признаюсь сама себе, что ты действительно покинул меня. И я ни капли не виню тебя за это, и даже скажу, что кто угодно бы поступил так же, как ты… Ты получил искупление. Мой врач считает, что лучшим, что я могу для тебя сделать, это отпустить. Оставить в прошлом, и ради тебя двигаться дальше. Спасибо тебе, милый, за все. И извини за то, что позволю себе попытаться забыть тебя. Надеюсь, что ты счастлив где-то там, далеко от меня, далеко от нас всех…

Единственное, что попрошу – оберегай меня от всех бед. Не прекращай быть моим ангелом-хранителем. Я уверена, что пропаду без опоры, без твоей поддержки. Поэтому, пожалуйста… Пожалуйста, сбереги меня, если можешь. Сама себя беречь за двадцать три года я так, к сожалению, и не научилась. Ты был бы мною недоволен, Локи. Я без тебя совсем расклеилась, и я искренне это в себе не ценю.

Прощай. Я буду искренне скучать и любить тебя до конца своих дней.

От твоей любимой Элис Р.

Замашка. Удар. Уродливая красно-фиолетовая метка на лице. Ещё одна замашка. Ещё один удар. Очки отлетают в другую сторону комнаты, и судя по звуку пластика, отскочившего от стены, ломаются. Она пищит, выставляя перед собой руки и крича звонкое, надрывистое, почти истеричное:

– Нет, пожалуйста!

Но её просьбу остановиться он не слышит. Удар наносится в голову железной миской. Что-то теплое, с насущным ароматом железа, стекает по скуле. Джаред, видимо, успокоился. Элис опускает руки по разные от себя стороны, коленями упирается в грудь и пытается отдышаться. Всё лицо горит от ударов и хлестких пощечин, а висок мерзко пульсирует. Дрожащей рукой она проводит по виску – у неё течет кровь. И она уже испачкала блузку и ковер. Девушка дрожит, наблюдая за мужем, и понимает, что пока это не продолжилось, лучше как можно быстрее уйти. Но Элис обнаруживает, что она не в силах и сдвинуться с места. Её сковывает страх, животный страх, как у коровы, что ведут на скотобойню, и она просто сворачивается в клубочек, как безвольный раб после пыток, и покусывая губы, завывает себе в колени.

Почему Элис ничего не делает? Ещё недавно же он была готова дать отпор титану с перчаткой бесконечности, а сейчас просто покорно сидит, загнанная в угол, словно позабыв, чему её учили отцы, чему её учила тетя Нат, чему её научила сама жизнь.

Мужчина подходит, хватает её за руку, и слёзы резко, в одночасье замедлились, чтобы, пока Элис взмахнет головой, обращая внимание на подонка, успеть высохнуть.

– И чтобы этого, – Джаред взмахнул пожелтевшим листочком бумаги у неё перед лицом, потом порвал и скомкал, потом бросил ей под ноги и растоптал, – я больше не видел. Тебе ясно?!

Девушка покорно кивает, понимая, что вместе с этим письмом порвалось и уничтожилось что-то внутри неё. Когда муж уходит из её поля зрения, она заметно смелеет – хватает все ошметки бумаги, что видит, прячет в кулак, и аккуратно, беззвучно встает, так же беззвучно выходит из квартиры, и босиком, явно не жалея ни себя, ни колготок, выходит на улицу, к машине. Открыв дверь со стороны пассажира, Элис забирается в машину, блокирует все двери, и немедленно тараторит:

– Алекс, проложи путь к башне Мстителей.

– Маршрут построен, – отвечает бот, показывая на навигаторе карту. Элис чуть приближает её к себе и на голограмме ищет аптеку. – Вы будете на месте через двадцать четыре минуты.

– Алекс, включи режим автопилота.

– Включила. Желаете включить радио?

– Не откажусь.

В машине заиграла музыка. Тихая, спокойная, какую Элис и любит.

– Ещё что-нибудь?

– Выдвигаемся, Алекс. И желательно быстрее…

– Выдвигаемся. Спасибо, что пользуетесь СтаркАвто.

Блондинка откидывается на кресле и прикрывает глаза. Она держится за висок, чуть массируя его – это, как учил Баки, снимает боль в совсем уж экстренных ситуациях. А сейчас именно такая. В другой руке Элис сжимает клочки бумаги, будто это что-то ценное и что-то украденное. Да, украденное… Но не ею, а у неё. Она и вовсе позабыла про это письмо. Но стоило Джареду во всё горло напомнить Элис о нём, как она тут же расплакалась. Обычно, даже нет, всегда и постоянно – она давала Джареду отпор, и пусть оставалась в поверженных, но никогда не отдавалась его рукам и кулакам так просто, надо было повоевать, отстоять, напомнить, что в этом доме не он один может надавать по шее так, что мало не покажется. Но сейчас, стоило ей вспомнить про это письмо, как девушка ослабла. Буквально на глазах она растеряла всю свою маску сильной и независимой, она раскололась, треснула, как фарфоровая кукла, что упала с последней полки прямиком на пол.

Разжимая кулак, Элис поднимает голову и смотрит куда-то в бок. Оцепленная территория, неоновые вывески, что начинали раздражать с каждой поездкой всё больше и больше, дерущиеся подростки, пьяные подростки, парочка подростков, что идут, обнимая друг друга за талию… Всё так безмятежно, так безмолвно, но в то же время шумно и отвратительно, размыто, словно кто-то пролил на акварельный рисунок воды. Блондинка щурится и после и вовсе жмурится, понимая, что оступилась так, как никогда не оступалась. Это не её жизнь – быть битой, быть оскорбленной за то, что когда-то она по-настоящему любила кого-то. Не её это участь – ходить изо дня в день в строгой юбке, в белой блузке и очках, не она должна пить кофе литрами, чтобы не уснуть, не потеряться среди этого гомона. Но и бросить это всё она тоже не может… Слишком долго даже к этой крупице нормальной жизни шла, слишком упорно пыталась забыть две прошлые, а в итоге что? Всё опять пришло к началу, и, судя по всему, уже к концу.

Башня уже видна из окна. На улице по крыше и окнам тарабанит град, давящий и без того на больную голову. Она поднимается по ступенькам всё ещё босая. При входе у неё просят паспорт – она в этой башне уже давно никто, давно не появлялась, лет десять точно, и пора бы, наконец, со всеми увидеться. Сказать, что да как. Признаться в том, что происходит, а не оканчивать звонки словами «да, всё хорошо, я занята, пока». Ей так стыдно за себя… За то, кем она стала. Локи бы точно был ею недоволен.

Элис достает документ и с тяжелым вздохом показывает его администраторше.

«Элис Патриция Купер-Смит»

Фамилия её мужа ужасна, и она в который раз убеждается в этом, наблюдая за тем, как женщина усмехается.

– Элис! – слышится голос Наташи. Девушка откликается, и позабыв о том, что за непристойное поведение её могут выгнать, она несется навстречу подруге, будто маленький ребенок, будто ей вдвое меньше, будто она может отчетливо разглядеть её лицо без очков, и точно уверена, что даже просто так, со слов тети Нат, её пропустят.

Блондинка крепко обнимает Романову, прижимаясь щекой к щеке – и почему-то, её охватывает чувство дежавю. Элис мерещится, что она обнимает свою мать, это тепло, этот родной голос, эти объятия и чувство безопасности, отгороженности от чужого и жестоко мира… Будто она на секунду вернулась в глубокое детство. Эти воспоминания заставляют Элис ещё сильнее сжать Наташу, и той странной женщине ничего не остается, кроме как отпустить её, даже не вернув паспорт.

Уже через пару минут Элис сидит на диване, укутываясь в плед так, чтобы вся влага и весь холод стали не ощутимыми, быстро ушли от её тела. Поттс приносит ей чашку горячего молока, садится рядом и начинает обрабатывать рану на виске.

– Пеппер, я скоро увижу Тони? – с энтузиазмом, опять же. Будто маленькая девочка, спрашивает Роджерс.

– Он укладывает Алекс спать, – улыбнулась Пеппер. – Так что скоро будет.

Элис вздыхает и ставит чашку на стол.

– Кто тебя так? – интересуется миссис Старк.

– Это… Это… – Элис мешкается, словно позабыла слово «муж». На самом деле, она никогда и никому не говорила о том, что он её бьет. Чаще всего, это замечали, но не более. – Это Джаред… – с какой-то горечью выжимает, словно из последних сил, девушка и смотрит на Пеппер словно с какой-то надеждой, с мольбой о помощи в глазах, но, по ответному взгляду понимает, как глупо и беззащитно выглядит – а ей так нельзя, она же уже не маленькая девочка. – и переводит взгляд на покрасневшие коленки, поправляя колготы.

Через несколько минут приходит Старк. Элис мгновенно отрывается от своих раздумий и улыбается, когда видит Тони – он чуть поседел, чуть поправился, судя по его походке, Александра Старк его знатно заматывает и не дает ни секунды передохнуть, и Элис в этом уверена, пусть и ни разу не видела дочь Пеппер и Тони.

– Тони… – улыбается Элис, чуть приподнимаясь, и собираясь уже рвануть ему навстречу, но одним жестом, мужчина её останавливает и приказывает сесть. Её уверенность в том, что Тони захочет с ней поговорить, сводится к нулю в считанные секунды. Он единственный отговаривал её от того, чтобы выйти за Джареда замуж, долго копал под него, с каждым днем собирая ещё больше и больше причин отказать ему, но Элис, как последняя упрямица, шла против всех, обрывая связи и наплевав на себя.

– Ну так… Как там папа? – робко спрашивает блондинка, пока Наташа обходит её сзади и начинает расчесывать волосы. Все знают, что Элис это успокаивает.

– Еще лет семь назад уехали куда-то. Сожгли все мосты, скрываются.

– Ванда? – глотая отвратительное молоко, она морщится и бросает следующее имя.

– Перебралась в Лондон вместе с Вижном, открыла школу по управлению гневом, воспитывает двух близнецов, – Тони отвечает холодно, резко, чеканя каждый факт, будто нанося удары по совести Элис, чтобы она, наконец, пробудилась.

– Питер и Мишель?

– А чего сама не приедешь, Элис? Не спросишь, как они, может, с мужем познакомишь? – грубит Тони с очевидной досадой в голосе.

– Старк! – восклицает Пеппер, призывая мужа смягчиться.

– Тони, у меня… Нет на это времени…

– Ах, времени нет… – лепечет Старк, наигранно и саркастично кладя руку на лоб. – Так что ж на меня нашлось? Приходишь тогда, когда что-то нужно?

– Он её избил и довел до истерики, Тони, не поступай подобно этому ублюдку, – цедит сквозь зубы Романова. – Лучше предоставь ей ночлег на сегодня. И успокойся, наконец. Это её жизнь – и ей выбирать, что делать. И свои ошибки тоже исправлять самой.

– Нат, слушай, ты уверена, что жить с таким идиотом, каждый день за одно неверное движение терпя побои – это норма? Думаешь, что это просто ошибка, которую можно просто исправить?

– Это моя глупость, за которую я расплачиваюсь… – тяжело вздыхает Элис, встревая в разговор. – И которую без последствий я уже не исправлю… Джаред – важная шишка. Откопает в любой точке мира, и если она ему не понравится, то… Под прицелом буду и я, и мои родные, и вы с Алекс… Поэтому все, что мне остается – это изредка ночевать в разных местах, чтобы никто не пострадал.

Тони подсаживается рядом с Элис, явно распоров свою суровую маску по швам. Он, если верить Поттс, часто спрашивал об Элис, не сталкивалась ли она с кем-то, не говорила ли чего, и, быть может, собрав в кучу все свои мысли, он просто растерялся, поэтому и так отреагировал на её прибытие – но на самом деле, по нему было видно, что он в какой-то степени рад такому выводу Элис, рад тому, что она поняла, что от этого урода надо бежать.

Постель в комнате, в которой Элис будет вынуждена переждать ночь, точно такая же, как в доме её отцов. Обои на стенах практически такие же, какими были в её комнате. Книги на полках – такие же, какими были заставлены полки у неё дома. Роджерс оборачивается назад, в прошлое, вспоминая себя пятнадцатилетнюю, невинную, незамужнюю, планирующую отвоевать сердце Бога обмана, и жить с ним в асгардском дворце, в литых золотом стенах, каждый день просыпаясь с ним в обнимку. Сейчас то время кажется повзрослевшей, тридцатилетней женщине, уже уставшей от жизни, сущим бредом, и её тело покрывают мурашки от стыда, стыда за свое бездействие и зацикленность на одном человеке. Это кажется такой глупой верой в сказку, глупым доверием незнакомцу, в итоге разбившему её хрупкое сердце невыполненным обещанием… Все мечты и цели, это все было таким хрупким, и словно карточный домик, развалилось, стоило легкому ветру перемен повеять рядом с её счастьем.

С тех пор Элис отдалась с головой реализму – «нормальный» муж, «нормальная» работа, «обыкновенные» друзья и коллеги, и, в комплекте с этим всем, и полная потеря семьи. Роджерс забирается под одеяло, и среди всех номеров в своем телефоне, ищет один номер – человека, который всегда может ей помочь, откликнуться, поддержать… Стива. Она долго собирается с мыслями, чтобы позвонить, и когда набирается храбрости, чтобы нажать на кнопку вызова, когда она прикладывает телефон к уху, ожидая услышать теплый голос отца, то… Всё рушится. «Извините, номер не существует или набран неправильно». Слеза, почему-то, потекла по щеке. Рана на виске начала пульсировать разгорающейся болью. Больше Элис не на кого надеяться. Она твердо убеждена, что у неё нет семьи, и никогда уже не будет – Джаред постарался. В слезах, разрываясь от внутренней боли и каясь самой себе, впервые за много лет, Элис засыпает, надеясь утром проснуться в своих пятнадцати, надеясь на то, что её разбудит Стив.

Но чуда, как ожидалось, не случилось – Элис просыпается в холоде, в одиночестве, свернувшись в клубочек, как брошенный котенок в коробке, а звуки будильника раздаются из телефона, как напоминание о том, какие ошибки она совершила, и что с ней будет за отказ прислуживать им изо дня в день, до конца своих дней. Роджерс просыпается, одевается, чистит зубы, и когда возвращается в комнату, видит клочки бумаги, что, очевидно, прихватила с собой из машины. Она садится, и явно забывая о том, что собирается на работу, склеивает письмо по кускам. Уже первая строчка, выведенная её корявым почерком, напоминает и о хорошем, и о плохом. Она не плачет – ей просто незачем плакать. Роджерс не больно, Роджерс не противно, Роджерс ничего не чувствует, кроме досады, и старается изо всех сил себя в этом убедить, но где-то там, внутри неё, сейчас бьется в агонии память о Локи, Боге коварства, который, на самом деле, оказался не настолько уж и коварным… Как ни крути, а все равно только Элис смогла завоевать его доверие. Только с ней он был честен и весел, нежен и, наверное, счастлив… И из-за неё он и погиб. Защищая её, её дом, всё, что ей дорого… Кольцо, что он передал ей, она сняла ещё задолго до свадьбы, а если быть точнее, его вырвал раздраженный Купер-Смит, восклицая, что скоро Элис будет принадлежать только ему, а она, как наивная малолетняя дура, поверила, что это любовь, а он просто ревнует.

По пути на работу, Роджерс выпивает крепкий капучино, и пытается опять набрать отца. Безуспешно. Он сменил номер, живет в другой стране, очевидно, о её гнилостном поступке, о её выборе, о её хамстве и не вспоминает и не думает. У Элис закрадывается мысль о том, что он ею разочарован и, очевидно, сильно корит себя за то, что не смог уберечь её от лап дьявола по имени «Джаред».

– Элис, он сидел несколько лет за то, что избил собственную сестру до смерти! И вышел досрочно! Тебе не страшно с ним находиться? Совсем? – восклицал тогда Стив, уже явно выходя из себя.

– Пап, он нормальный! Мы ходили в одну и ту же группу реабилитации, и он оставил это в прошлом! Я же рассказывала…– лепетала Элис, словно недовольный подросток. На самом деле, ей просто было все равно, за кого выходить замуж. Лишь бы не оставаться одной, лишь бы не сидеть у отцов на шее.

– Элис, бывших преступников не бывает. Он может и на тебя руку поднять. Я не позволю тебе выходить замуж за того, кто может так вспылить, даже в теории! Нет и точка!

– Ах, бывших преступников не бывает? – Роджерс помнит, как тогда взмахнула головой, и вскочила со стула и нависла над отцом.– Тогда и Баки своего выбрось! Ты же помнишь, сколько на его счету убийств! И вообще… Это я моя жизнь! – уже надрываясь, кричала тогда она. Вспоминая это сейчас, блондинка заливается слезами… Почему тогда она его не слышала? Какие демоны сидели в её голове?

– Элис, я не… Ты понимаешь, кого сравниваешь? Жертву и преступника? И все… Все просто ради того, чтобы я и слова не сказал на твоей свадьбе?

– Да, ради этого, – рыкнула Роджерс.

– Хорошо… Тогда нас на твоей свадьбе не будет. Ты сделала свой выбор, Элис. Спасибо за разго… – не успел тогда Стив договорить, как рука Элис с громким хлопком ударилась о его щеку. Он не мог повышать голос или как-то ответить ей. Роджерс-старший просто опустил голову и почувствовал, как по его щеке покатилась слеза. Он явно был недоволен собой, разбит и сжат… Не на такую ответную реакцию он ожидал, когда обещал ей никогда не оставлять её одну.

– Ни слова больше не желаю слышать, папочка. До встречи. Будь здоров.

Сейчас, задумываясь об этом, Элис жутко корит себя, и ненавидит, за всё сказанное и сделанное, она готова принять любое наказание – хоть сто ударов штыками, хоть самую страшную и мучительную смертную казнь. Нельзя было так обращаться с человеком, который спас её от смерти, от одиночества. В итоге, потеряв Стива… Она действительно осталась одна. Без семьи. Без чужих и близких. Абсолютно одна.

На работе всё было, как обычно – все вроде движутся, вроде что-то происходит, но ничего, на самом деле, абсолютно ничего не меняется. Час от часу всё одно – звук печатающего принтера, стук пальцев и ногтей по клавиатуре, едва различимые сплетни и разговоры, тихий звук кофе-машины и сканера… Однообразно и скучно. А у Элис на уме только одно – как связаться с отцом и попросить прощения, укрытия, спасения от того животного, которое кто-то когда-то назвал Джаредом, и, к слову, он не звонит с извинениями, как обычно, а значит, и сегодня ночевать дома она не сможет. Роджерс тяжело вздыхает, и на пару секунд отвлекается от работы, чтобы опять позвонить по номеру отца, который она нашла в Интернете.

– Пап, ответь, пожалуйста… Пожалуйста, ну пожалуйста, пап… – шепчет она, а потом поджимает губы и жмурится, чувствуя, что к глазам подступают слезы, и сдержать эмоции, что накопились за десять лет, она уже не в силах, и выдыхая, он завывает, прикрывая рот рукой, понимая, что в ответ получит лишь только гудки, но никак не родной голос – последний родной, оставшийся на всем белом свете. Элис раздраженно кладет трубку, и принимает ситуация такой, какая она есть – папа действительно вычеркнул её. Отовсюду. Оставил где-то в далеком прошлом, как неудавшийся набросок, который в итоге стал неудавшимся рисунком.

Вечером на её телефон поступает звонок. Неизвестный номер. В надежде Элис захлопывает ноутбук, берет в руки телефон, и отвечая на звонок, тихо говорит:

– Алло…

– Элис, живо дуй в башню! Живо! – кричит Тони на той стороне провода. Сердце Элис заколотилось. Отец? Джаред? Мишель с Питером? Тор? Ванда? Кто такой срочный ждет её в башне, что не может подождать до конца её рабочего дня?

– Н-но… У меня ра…

– Чхал я на твою работу! Немедленно, Роджерс!

– Да что такое?! – с явным испугом говорит девушка, опираясь о стол и вглядываясь в окно.

– Потом объясню! Езжай! Немедленно, я сказал, Роджерс!

Оставив всё на рабочем месте, Элис села в машину и поехала в башню. Её чувства метались от испуга до любопытства и обратно. Она заходит в здание, поднимается на лифте, мечась из стороны в сторону и прижимая руку к губам. Кто её ждет? Или что? В её жизни давно ничего не случалось, хорошего не случалось, если быть точнее. Рана на виске начала ныть, отдавая мерзкой мигренью в голову, и Элис замычала, потирая висок. Двери лифта открылись. Мужские голоса послышались где-то издалека, и Роджерс пошла на них. Где чей – не разобрать. Она идет на голоса, они всё ближе и ближе, они за углом, и… Элис останавливается, в страхе заглянуть за угол. Она сжимает руки в кулаки, ногтями впиваясь в кожу, стискивает челюсть и громко выдыхает. Женщина делает шаг навстречу мужчинам, сидящим в комнате.

И видит его. Он оборачивается на неё, смотрит и, не в силах отвести взгляд, застывает, как восковая фигура. Кажется, его сердце колотится так сильно, что, если все замолчат, можно услышать, как оно стучит. Его плечи, широкие плечи, покрыты пледом, а в руках у него кружка с чаем. Руки, шея, пальцы – все видные части тела в рубцах, ранах, бинтах, вены и жилки везде выпирают – он очень похудел с их последней встречи, настолько, что она даже не сразу его узнала, а когда узнала, не поверила своим глазам. Элис помотала головой и отпрянула назад, но, всмотревшись в его лицо и разглядев в нем знакомые черты, с каким-то трепетом и дрожью в голосе, молвит:

– Локи?

Элис бросает вопрошающие взгляды на Тора и Тони, сидящих рядом. Оба понимающе кивают и куда-то удаляются, оставляя Элис и Локи наедине – а они-то и не знают, что друг другу сказать. Но Роджерс, как ни странно, отваживается первой растопить лед и идет навстречу Лафейсону, который, в свою очередь, идет навстречу ей. Она крепко обнимает его, прижимаясь к его телу изо всех сил, пока он лишь скромно приобнимает её за плечи, будто от нехватки сил. Локи чувствует, как его рубашка начинает промокать – и понимает, что Элис плачет. Трикстер немного отстраняется, поднимая её голову за подбородок так, чтобы Элис смотрела ему в глаза. Девушка действительно плачет, её щеки горят от слез, а губы поджимаются. Он нежно касается губами её губ, надеясь, что она ответит на поцелуй, и она отвечает, не в силах больше противостоять себе, и тем чувствам, что таились в ней долгие десять лет. Роджерс полностью отдается поцелую – долгожданному, крепкому, поцелую с кем-то родным и дорогим, с кем-то, кого она никогда не сможет отпустить – ни на словах, ни как-то ещё.

Элис отпускает его, когда чувствует, что легкие сжимаются от недостатка воздуха. Девушка бросает на некогда возлюбленного тяжелый взгляд, полный вопросов и тоски, рвущейся наружу. Локи чувствует весь тот ураган эмоций, что таится в её душе, тот хаос, что поселился в её голове, каждое её переживание, словно своё собственное, он чувствует кончиками пальцев. Он замечает обручальное кольцо на её руке, но словно не придает ему значения – на самом деле, ему просто плевать. Лафейсон нуждается в том, чтобы смотреть ей в глаза, чувствовать её запах, ощущать её прикосновения своим телом, и больше ни в чем. Жажда, боль, страдание, все те мучения, что ему пришлось пережить, чтобы вернуться к ней целым и невредимым… Это всё казалось мелочью, такой незначительной мелочью, что она забывалась сразу же, стоило Элис коснуться его лица, его волос, вздохнуть или посмотреть ему в глаза. Он словно начал новую жизнь, без боли, без страданий, с ней… Просто с ней. С Элис Роджерс, которую он некогда был готов прикрыть своей спиной, и так и смог это сделать… И эта встреча – результат того, что однажды он спас её ценой своей жизни.

– Локи, где ты был? – дрожащим голосом спрашивает Элис, вжимаясь пальцами в его предплечья, словно они её опора, и без них она упадет с ног. – Ты обещал мне вернуться живым…

– И я вернулся к тебе… Только к тебе. К солнцу, воссиявшему надо мной, – спокойно говорит тот, зарываясь тонкими пальцами в её волосы. Его руки чудовищно холодные, он будто мертвец. – Я… Прошел через ад, о котором тебе не стоит знать, Элис. Просто… Запомни, пожалуйста, что каким бы я ни был – сломленным, раненым или мертвым… Я найду путь к тебе. Всегда, Элис.

Элис кивает, вслушиваясь в ритм его сердца, и не отпуская его рук.

– Никогда больше не уходи, хорошо? – она шмыгает и утирает последние слезы, подступившие к глазам. Локи благосклонно кивает и улыбается ей. Его волосы грязные, на брови – шрам, но глаза… всё так же сияют, всё так же полны жизни и горят любовью. Элис не могла вспомнить человека, который смотрел бы на неё так же. Даже тот же Джаред всегда смотрел на неё как-то холодно, какими-то дикими глазами, пусть и выглядели они, как у трикстера, но всё равно, то тепло, те чувства, что передают его изумрудные глаза, не сравнятся ни с чем. – Ты… Ты хочешь поесть или… что-нибудь поделать?

– Побыть с тобой. И всё.

Элис усмехается, и мокрые глаза наполняются радостью. Её прикрытие, её «нормальность», это всё растрескивается по частям, дробится от одного лишь понимания, что Локи – жив. Он рядом. Рядом с ней. И только с ней.

Локи спит с ней в одной кровати. В тепле. Впервые за десять лет каторги и мучений. Он точно знает, зачем вернулся в этот мир, ради кого, и ни разу не сожалеет, пусть даже и осознает, что он ей уже, может быть, и не нужен. Он не в силах уснуть – его переполняют мысли и чувства, он хочет обнимать Элис, говорить с Элис, не отпускать Элис. Он гладит её волосы уже где-то час, и не может оторваться от них, Локи целует её шею, гладит спину и талию, скулы, лоб, руки, думая, что она уже давно крепко спит, но Элис не спит – тоже втайне изучает его, чувствуя, что его руки огрубели, что от него пахнет мокрым асфальтом и гарью, что он словно помятый и избитый… Ей не хочется расспрашивать, какие пытки он прошел, но в голове она держит один, очень душераздирающий факт – вернулся он очень не вовремя, а значит, и зря. Но зацикливаться на нем Элис не собиралась – просто, пока есть время, наслаждалась тем, что дают. Хоть какой-то пряник – и абсолютно никакого кнута. Но это ненадолго, она знает это, чувствует каждым сантиметром кожи, готовится к этому, как к закланию.

– Элис… Ты не спишь? – шепчет Локи.

– Не сплю, – она открывает глаза, и свет из дверной щели тут же ударяет в них – он она не морщится, и просто смотрит на Бога, который лежит напротив неё.

– Что было, пока я выбирался оттуда? – его голос отдает хрипотцой. Элис опускает глаза, стыдясь рассказать, как всё на самом деле.

– Я… Я вышла замуж. Поругалась с отцом. Сильно поругалась… И с Мишель и Питером тоже… И с Тони… Только с твоим братом, наверное, в хороших отношениях, но он далеко… И ему не поплачешься в плечо, когда меня бьют, кричат на меня или доводят до истерик… А ещё… Год назад я потеряла ребенка. Джаред… Это имя моего мужа, если что, узнав, что я беременна от него, просто запинал меня ногами в живот и…

– Почему ты от него не уходишь? – встревоженно спросил Локи, погладив её щеку большим пальцем. Веснушки совсем мутные – но они все еще есть.

– Я… Не хочу оставаться одна… Хочу быть, как все, с нормальной работой, нормальной семьей и…

– Элис, он чокнутый. На всю башку. И рано или поздно просто тебя погубит. Беги от него, так далеко, как можешь… Других не слушала, меня хотя бы послушай, хорошо?

Роджерс смотрит в одну точку, понимая, что не может сказать ему «да».

– Как ты выжил, Локи?

Лафейсон понял, что она уходит от ответа, а значит, что искренний ответ его разочарует. Встревоженность не сходила с его лица ни на мгновение.

– Я сбежал. Прошел через всех монстров, через всех чудовищ… И последним испытанием был вопрос: «Чем ты готов пожертвовать, чтобы выйти отсюда?» И… Знаешь, что я сказал?

– Нет.

– Я сказал им: «Сломайте меня, раньте меня, да хоть убейте… Заберите всё, что угодно, но ради Всеотца Одина, не троньте женщину, что я искренне люблю». И меня пропустили.

Он шмыгнул носом, кладя одну руку под голову, а другую сплетая с рукой Роджерс. Локи заметил, что она плачет, пусть слезы и не текут. Элис ощущала за своей спиной, на своих плечах, в конце концов, в своей груди адски тяжелый груз – это вес всех её ошибок, её вины перед ним и своими близкими. Как бы Роджерс не старалась, она не может ни на секунду удержать в голове тот факт, что именно она всех подвела, и в том числе того, кого до безумия любила. Не это ли предательство? На фоне всех истерик Джареда, на фоне его вспышек ненависти ко всему живому. Элис выглядит дьяволом. Осознавая это, девушка отчетливей некуда чувствовала, как какая-то острая заноза впивается в её сердце всё сильнее и сильнее, будто желая, наконец, убить. Она проживает жизнь не так, как хочет, при этом разрушая жизни всех остальных. Она чертов монстр, и ни один из злодеев, нападавших на Землю, никогда не будет стоять рядом с ней. Злодеи приносят боль всем подряд, без разбору, а монстры, чудовища, не стоящие любви, приносят её своим близким, убивая их изнутри.

– Элис, не стоит… Ты хотела, как лучше…

– Как лучше себе… А в итоге сделала плохо всем – и себе тоже. И… я больше ничего не хочу…

– Не говори этого, Роджерс, – просипел Локи, прижимая девушку к себе, в надежде успокоить. – Попробуй начать всё сначала… Ради меня…

Элис кивает, и впервые за несколько месяцев засыпает и высыпается, без кошмаров или криков. Она спокойно сопит под руками Локи, утыкаясь носом в его грудь. Роджерс бы не подумала, что рядом с ним, даже спустя столько лет, будет так тепло и безопасно. Он словно её лекарство от всего – от боли, от бессонницы, правда, от всего. С ним забывалась вся горечь, и Элис надеялась, что она забудется насовсем.

Локи, как всегда, проснулся раньше. Его хлопотания на кухне слышались со всех частей этого этажа, но они не пробудили действительно уставшую Элис. Она проснулась только тогда, к Локи заявился Тор – узнать, как он там, ничего ли не болит, не слишком сильно ли он устал и не нужна ли ему помощь врача, но на самом деле, целью разговора братьев был один четкий и вполне ожидаемый вопрос: «Что Локи будет делать с Элис?».

Девушка, услышав, что речь идет о ней, встала с кровати и подошла к дверям, приложив ухо к щели.

– Всё узнал? – спрашивает Тор басом, а после чуть откашливается.

– Да, к сожалению, – бурчит Локи, бросая половник в раковину. – Она сделала свой выбор.

– Брат… Всё ещё любишь её? – Локи тяжело вздыхает, и на секунду от него не слышно ни шороха, как и от Тора. Выдержав паузу, он начинает:

– Я слишком много ради неё и рядом с ней прошел, чтобы она просто так покинула моё сердце. Мне ломали кости, меня грызли дикие звери, я тонул в ртути и задыхался от угарного газа, я пришел к ней, когда мне было не к кому идти, она стала для меня всем, и если бы она умерла, я бы безусловно до конца своей жизни ни на кого больше не смотрел, и снилась бы мне только она. Тор, я не могу представить жизни без неё, а ты спрашиваешь про любовь и прочую эту сказочную чушь…

– Что ж… А если она будет не согласна сбежать с тобой в Асгард?