Текст книги "Наперекор всем"
Автор книги: Кристина Додд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
Мэриан быстро взглянула на него и отвернулась.
– Я не могу остаться здесь, с тобой.
– Хочешь сказать, из-за своей репутации?
Снова собирается язвить? Она не знала, да и не заботилась об этом. По крайней мере не очень заботилась.
– Не позволю, чтобы они говорили, будто я согреваю твою постель.
– Сесили будет спать с тобой, – решил он.
– Ни за что! – вскинулась камеристка.
Но прежде чем Гриффит открыл рот, Арт подошел к девушке и дал ей затрещину.
– Будешь!
Потревоженный остроконечный головной убор пошатнулся и снова сбился набок, удерживаемый только вуалью. Камеристка протестующе взвыла и уже была готова что-то крикнуть, но Арт повелительно указал на винтовую лестницу:
– Ни одна английская лизоблюдка не посмеет спорить с моим хозяином! Наверх, или получишь еще гостинца!
Мэриан начала было упрекать слугу, но Сесили, не дожидаясь, пока хозяйка защитит ее, побрела к лестнице, заливаясь слезами. Окинув Мэриан долгим взглядом, она проговорила, всхлипнув:
– Я все равно не могу покинуть вас. – И начала подниматься по ступенькам.
Мэриан всплеснула руками:
– Посмотри, что ты наделал! Заставил ее плакать.
– Должно быть, глупая девчонка все время хнычет, – презрительно фыркнул Арт.
– Да, и потом меняется со мной подушками, оставляя мне мокрую.
– Значит, ты поживешь наверху, – удовлетворенно кивнул Гриффит.
Мэриан набрала в грудь побольше воздуха, чтобы начать спорить, но Арт объявил:
– Охотники вернулись.
Мэриан встала и отряхнула лосины.
– Тогда я пойду поговорю с Уэнтхейвеном.
Гриффит попытался встать, но Лайонел вцепился в него, и пришлось немедленно опуститься обратно.
– Ты не можешь идти одна!
– А ты не можешь идти со мной. – Гриффит хотел было запротестовать, но Мэриан резко оборвала: – Ты же не полный глупец! Я должна точно знать, направил ли Уэнтхейвен этого посланника ада в мой дом. Если да, то почему. Если же нет…
– Если нет? – вмешался Арт.
– Если нет – значит, теряет нюх. Он привык хвастаться, будто знает все, что происходит в округе.
Мэриан весело подняла брови.
– Представляешь, какое удовольствие доставило бы мне высказать ему все это!
– Мэриан! – окликнул ее Гриффит глубоким, звучным голосом.
– Что? – сварливо откликнулась она, понимая, что похожа сейчас на базарную торговку, но ей совсем не хотелось выслушивать еще наставления. Почему этот человек так настойчиво желает нести за нее ответственность?
Гриффит помахал кошелем:
– У меня твое золото.
– Золото! Я и забыла.
– Забыла? Как ты могла забыть о деньгах? Ведь именно их искали воры, не так ли?
Гриффит, похоже, подозревал правду, а ей казалось, что открыться ему будет слишком легко. Мэриан никогда и никому не хотела исповедаться раньше и не понимала, какое волшебство употребил этот слуга короля, чтобы искушать ее.
Она, не отвечая, пересекла комнату, но когда хотела взять тяжелый мешочек, Гриффит отдернул его.
– Я позволю тебе поговорить с отцом наедине, но с одним условием.
– Каким именно?
– Ты проведешь ночь здесь. И дашь мне в этом слово. – Мэриан пыталась что-то возразить, но он властно поднял руку. – Дай слово или не получишь денег.
Мэриан мятежным взором окинула соблазнительный кошелек.
– Пока ты не будешь по ночам покидать свою постель наверху, – продолжал Гриффит, столь же обольстительный, как змей в раю, – твоя репутация в безопасности. И никаких затруднений у тебя не будет, поскольку я тебе не нравлюсь. Я – уродливое чудовище, верное, словно пес, Генриху Тюдору, и думаю, что король должен задать твоей госпоже Элизабет хорошую трепку за ее предательство во времена правления Ричарда, и, кроме того, считаю, что тебя нужно выдать замуж за человека, который станет бить тебя дважды в день, чтобы не смотрела на других мужчин.
Мэриан повторила фразу, которую повторяла со дня возвращения в замок Уэнтхейвен:
– Я никогда не выйду замуж.
Но слова ничего не значили для него.
– Ошибаешься.
Значит, он решил бросить ей вызов. Все, что он сказал, было лишь вызовом, еще больше подчеркнутым теплотой взгляда. Глаза Гриффита отливали чистым золотом, словно солнечное сияние, как огонь, напоминая ей о том, как она постыдно сдалась в саду.
Гриффит ничего не забыл, как она надеялась. И вместо этого выглядел как мужчина, который ожидает подходящего момента.
– Я вернусь, – наконец сказала она.
Гриффит, не улыбнувшись, вручил ей мешочек с золотом, но Мэриан почувствовала, как волны удовлетворенности захлестывают ее. Но прежде чем она успела раскаяться в собственной глупости. Арт выхватил кошелек из ее пальцев.
– Я положу его сюда, – объявил он, показывая на высокий поставец, – и вы можете забрать его позднее. И, миледи, не волнуйтесь ни о чем. Гриффит в самом деле уродливое чудовище и недостоин вас. Да что там, клянусь, вы даже не знаете, какого цвета у него глаза!
Мэриан, прищурившись, взглянула на Арта.
– Думаю… скорее… желтые.
– Коричневые, как грязь, – фыркнул Арт. – Это когда он не волнуется.
– Никогда не видала его таким, – возразила Мэриан. – Они золотые, как корона Англии.
Арт ехидно ухмыльнулся сначала ей, потом Гриффиту. Мэриан переводила взгляд с одного на другого, сконфуженная безмолвным пониманием между ними. Но, видя, что они ничего не собираются объяснять, резко повернулась, взмахнув плащом, и ушла.
Массивную дубовую дверь нельзя захлопнуть с грохотом – для этого она слишком тяжела. Но все-таки по комнате разнесся глухой стук, словно Мэриан очень постаралась, и Гриффит слегка прижал палец к синяку, расплывшемуся по носу.
– Думаешь, я смог убедить Мэриан в том, что ей грозит опасность?
– Вероятно, но, по-моему, она считает, что самая большая опасность ожидает ее в этой комнате, – заметил Арт.
Лайонел снова бросил мяч, и Гриффит спустил малыша на пол, разрешая поползти за игрушкой.
– Я чертовски плохо выполнил поручение короля и не смог защитить ее.
– Генрих будет недоволен.
– Генрих может идти ко всем чертям, – отрезал Гриффит, слишком раздраженный, чтобы помнить о почтении к монарху. – Никак не пойму, откуда ждать беды! Мы прибыли только вчера. Может, и набег на ее дом – следствие нашего появления?
– Или, наоборот, мы приехали как раз вовремя?
Печальный вопрос словно проник в истинную причину тревог Гриффита.
– Может, кто-то осведомлен о наших истинных намерениях, понял, какую путаницу мы сможем внести в их планы, или просто знал о цели нашего приезда?
– Кто-то вроде Уэнтхейвена? – подхватил Арт.
– Вот именно.
Арт, криво улыбнувшись, спросил:
– Хочешь, чтобы я спустился в прачечную и поухаживал за вдовушкой Джейн?
– Совершенно верно. – Гриффит встал и подхватил на руки Лайонела. – Кроме того, я обещал мальчику прогулку с утра. Сейчас день, но, может, мы с Лайонелом успеем навестить наемников. Они разрешат ему посмотреть оружие и доспехи, пока я потолкую с их капитаном.
– И заодно последишь за леди Мэриан и Уэнтхейвеном?
– Да, и заодно послежу за леди Мэриан и Уэнтхейвеном…
Глава 6
Беспорядочная какофония звуков едва не оглушила Мэриан, стоило только выйти во двор замка. Собаки рычали и дрались над тушей кабана и несчастными белками, которых им удалось поймать. Растрепанные женщины визгливо перебранивались. Лошади били копытами и фыркали – усталые, но возбужденные. Мужчины хлопали друг друга по спине и что-то орали в припадке внезапного дружелюбия. Слуги пробирались через толпу с кружками эля и блюдами, нагруженными кусками мяса, поднося еду и питье проголодавшимся охотникам.
Во дворе стояла острая вонь крови, смерти, голода, жажды и едва сдерживаемого вожделения. Разгул еще не завершился, и участники успокоятся, лишь удовлетворив все низменные потребности и перепробовав всех служанок. Словно охотничьи псы, пущенные по следу, мужчины принюхивались к суетившимся женщинам и отсекали их по одной от общей своры. Столы, коридоры, темные углы станут на сегодня ложами… нет, не любви, а похоти.
Мэриан осторожно обходила толпу, выискивая отца и одновременно боясь столкнуться с Харботтлом. Схватив за рукав проходившую мимо служанку, она повелительно спросила:
– Отец на псарне?
Та потерла горевший от бесчисленных щипков зад.
– Где же еще?
Мэриан устремила брезгливый взгляд поверх голов теряющих последний разум гуляк.
– Ну да, где же еще ему быть?
Из всех увлечений отца это она одобряла меньше всего. Он созывал охоту, устраивал празднество, а потом садился в стороне и наблюдал, как женщины разрывают многолетнюю дружбу из-за напыщенного петушка-кавалера, а мужчины убивают друг друга на дуэли из-за шлюхи.
На следующее утро, за обильным завтраком, Уэнтхейвен учтиво и вкрадчиво расспрашивал каждого участника охоты, указывал на очередной бесчестный поступок, очередную нескромность, которые могли бы ускользнуть от внимания общества, и, улыбаясь, добавлял новых пленников к уже собранному паноптикуму. Да и куда они могли деться? Ни один замок, ни одно поместье не приняли бы запятнанного бесчестьем прихлебателя Уэнтхейвена.
Мэриан ступила за деревянную ограду псарни и опустилась на колени прямо в траву, чтобы поздороваться с грязными, устало пыхтевшими спаниелями.
– Хорошо повеселились? – проворковала она, гладя псов по головам.
Шелдон, старший псарь, вышел навстречу, вытирая руки тряпкой.
– Конечно, миледи. Более чистых кровей в Англии не сыскать.
– Только в Англии? – рассмеявшись, спросила Мэриан.
– Даже эти подлые испанцы не смогли бы вывести породу лучше, – ухмыльнулся Шелдон.
Мэриан почесала собаку за ухом и спросила:
– Ну как, нашел ты вальдшнепа?
– Дюжину или даже больше! – провозгласил псарь.
За спиной послышалось пыхтенье, но Мэриан не успела обернуться, как длинный язык облизал ей щеку и ухо.
– Фу! Не смей целоваться! – прикрикнула она на большого пса. Мэтт шлепнулся на землю, перекатился на спину в знак полного повиновения, глядя на Мэриан печальными глазами и виляя хвостом.
– Мэтт думает, что каждый должен получить сегодня поцелуй, – заметил Шелдон. – Он загнал марала и очень гордится.
– Марала?
– Да, а они стали совсем редки в наших лесах.
Мэриан, мгновенно смягчившись, почесала брюхо пса.
– Молодец! Хороший мальчик! Только зачем ты так пресмыкаешься?
Шелдон, решительно тряхнув головой, возразил:
– Он пресмыкается только перед вами, леди Мэриан, как каждый мужчина, встретивший даму ничуть не слабее его характером.
Мэриан, громко рассмеявшись, встала.
– Хотела бы я только, чтобы это же поняли остальные мужчины. Высокие и широкоплечие. – Она показала рукой, каким должен быть рост мужчины.
– Они просто пытаются побороть свои инстинкты, – пояснил Шелдон, отгоняя собак от хозяйки. – Если ищете отца, он там, в глубине, помогает мыть собак.
Кивнув в знак благодарности, Мэриан медленно пересекла двор, отмечая чистоту и идеальное состояние конур и кормушек. По всему видно, что Уэнтхейвен не жалел расходов на содержание псарни. Недаром он занимался разведением собак, и его спаниели, большие и малые, приобрели в этой части Англии заслуженную репутацию лучших загонщиков дичи. Именно из-за породистых псов большинство соседей еще не поссорились с Уэнтхейвеном. Он часто говорил дочери, что именно по этой причине так заботится о спаниелях. Но сейчас, при виде полуобнаженного отца, с руками по локоть в грязной воде, мывшего извивающуюся и визжащую суку, Мэриан почему-то не поверила ему.
– Ах, Уэнтхейвен, если бы враги могли тебя сейчас видеть!
Граф, хотя и не расслышал звука шагов дочери по мягкой траве из-за громкого лая, все же не казался испуганным.
– Если бы они увидели меня сейчас, немедленно захотели бы купить этого спаниеля с дурными манерами, и я позволил бы им это сделать. Проклятая тварь.
Отпустив собаку, он все же продолжал наблюдать, как она выбирается из лохани. Один из псарей немедленно подхватил спаниеля.
– Вытри ее хорошенько, – велел граф. – Не желаю снова слушать ее кашель.
– Сейчас, милорд, – поклонился псарь и окликнул: – Эй, парни! Подать милорду чистой воды для следующего пса, и поскорее!
Двое мальчишек с трудом подняли лохань и отошли, чтобы опорожнить ее и промыть, а двое других побежали с ведрами к колодцу. Все происходило быстро и без заминки, и вскоре лохань уже стояла на высоких скамьях.
Уэнтхейвен поднес к глазам мокрые сморщенные пальцы и проворчал:
– Приходится постоянно самому за всем следить, иначе они не смотрят за собаками как надо.
– Но Шелдон – хороший псарь, не так ли? – удивилась Мэриан.
– Лучший в Англии. Другого я не потерпел бы.
– Тогда можешь довериться ему.
– Я и доверяюсь.
Уэнтхейвен отступил к только что наполненной водой лохани и свистнул. Его любимая сука немедленно рванулась навстречу и прыгнула в воду, подняв тучу брызг. Фартук, которым был повязан граф, мгновенно промок, но Уэнтхейвен, не обращая ни на что внимания, проворковал:
– Ах ты, милая, хорошая собачка! Умница!
Маленький светлый спаниель резвился в воде, пытаясь лизнуть хозяина, и тот, наклонившись, подставил щеку.
– Хорошая, хорошая собачка. Хорошая Хани.
Запустив руки в мягкое мыло, которым граф уничтожал блох, он намазал шерсть собаки и кивком велел Мэриан встать так, чтобы можно было ее видеть.
– Что привело тебя сюда?
Девушка, вызывающе подбоченившись, расставила ноги.
– Разгром в моем доме.
Сука негодующе заворчала при звуках рассерженного голоса Мэриан.
– Кто-то ворвался к тебе?
– И, готова поклясться, по твоему приказу.
Уэнтхейвен, мягко улыбнувшись, покачал головой.
– Ну же, отец, не стоит отрицать. Ты суешь нос повсюду и участвуешь в любом подозрительном дельце на пятьдесят миль вокруг. Только не говори, что ты понятия не имеешь об этом.
– Пытаюсь принять участие, – так же мягко поправил он, – и на этот раз, кажется, промахнулся, причем самым жалким образом. Что у тебя взяли?
– Не знаю. Кажется…
Она запнулась, только сейчас сообразив, как безжалостно было уничтожено все, что она считала дорогим для себя: безделушки, напоминавшие о жизни при дворе, подарки леди Элизабет, хранимые с детства вещички и сувениры – все сметено словно ураганом. И если раньше она тревожилась лишь за Лайонела, то теперь задумалась, в чем же была истинная причина нападения.
– Твой сын невредим?
– Да, – пробормотала Мэриан, вытирая глаза рукавом.
– И остальное не важно, не так ли? В этом ты походишь на мать. Твое дитя – все, ради чего ты живешь.
– Это верно, – глубоко вздохнула Мэриан.
Уэнтхейвен наклонился над Хани, втирая мыло в ее загривок.
– И что же? Ты пришла за деньгами на новые платья? Твоя одежда пропала? Впрочем, не важно. На этот раз у тебя будет новая.
– Но я не за этим явилась! Я хочу спросить, почему ты велел кому-то…
– Не мог ли этот кто-то пытаться найти что-то важное?
Мэриан поспешно отвела глаза.
– Но что им нужно?
– В этом весь вопрос. Если твой дом просто обыскать, ты ничего бы и не заметила, но к чему ломать вещи и рвать одежду? Будь немного логичнее, Мэриан. Это не мой стиль.
Девушка, чуть поколебавшись, все же была вынуждена согласиться.
– И что я мог бы украсть у тебя? Все, чем ты владеешь, принадлежит мне.
– Не все.
– Ах да, золото, посланное королевой. Но ты стараешься припрятать все, что можно, не так ли? Интересно бы узнать почему.
Еле заметная улыбка графа помогала Мэриан не выказать чрезмерной тревоги, и она не кривя душой откровенно ответила:
– Лайонел должен иметь все, а для этого необходимы деньги. Я обнаружила, что жить на твоем попечении не так уж противно. Единственное, что страдает при этом, – моя гордость.
– Вижу, ты научилась с юмором воспринимать свое положение, хотя, впрочем, с достаточно горьким юмором. Забавно. – Но граф при этом выглядел так, словно обнаружил в почти съеденном яблоке половинку червяка. – Признаюсь, новая одежда – всего лишь попытка успокоить растревоженную совесть. Я, очевидно, не сумел следить как полагается за своей собственностью.
Неожиданно обрадованная расстроенным лицом графа, Мэриан не удержалась от шпильки:
– Возможно, твоя хватка ослабевает, и союзники скоро найдут себе другого покровителя.
– Будем надеяться, что этого не случится, дорогая, иначе воцарится немыслимый хаос.
– Кстати, о хаосе: именно ты натравил на меня Адриана Харботтла? – разозлившись, спросила Мэриан.
Уэнтхейвен, на миг забыв о собаке, уставился на дочь:
– Ну и ну! Как же ты догадалась? Я думал, что сумел скрыть это от тебя.
Мгновенно придя в ярость, Мэриан завопила:
– Так это ты велел ему меня изнасиловать?
Хани снова заворчала, и Уэнтхейвен сначала успокоил спаниеля и только потом обернулся к дочери.
– Изнасиловать?! Когда?
– Сегодня. На охоте.
К собственному ужасу, Мэриан содрогнулась всем телом, и холодный взгляд графа немедленно отметил это предательское выражение ее эмоций.
– Ты, конечно, сумела защитить себя.
– Представь себе.
– Но большинство женщин были бы польщены вниманием столь…
– Тщеславного павлина, возомнившего о себе?
– Иногда, дорогая, в тебе ясно проглядываются проблески унаследованного от меня ума, что, в свою очередь, рождает во мне нечто вроде отцовской гордости, совершенно непривычное чувство, полностью выбивающее меня из колеи. – Он снова начал мыть собаку. – Поэтому поработай головой и скажи честно: отдал бы я свою единственную дочь в дар первому встречному?
– Вполне вероятно, если бы решил, что сможешь его использовать с целью усмирить меня.
Граф рассмеялся коротко, резко, явно не желая отвечать на обвинения.
– Ты – богатая наследница и даже с испорченной репутацией все-таки высоко ценишься на брачном рынке. Мужчины готовы многое простить и забыть за солидное приданое.
– Что-то не очень меня одолевают предложениями после возвращения домой.
Уэнтхейвен хмыкнул – тихо, мягко – и пожал плечами:
– Все же было несколько, и, по мере того как о твоем прегрешении станут забывать, их количество начнет только увеличиваться. Я просто не видел причин пока беспокоить тебя этими предложениями.
– Они были недостаточно выгодными?
– Я не продаю дочь за деньги.
– А, так, значит, претенденты просто не принадлежат к знатным фамилиям.
– Как хорошо ты меня знаешь!
– Прекрасно. Во всяком случае, настолько, чтобы задаться вопросом, не лжешь ли ты.
– Клянусь Богом, я никогда бы не предложил тебя Адриану Харботтлу. Он просто сорвался с поводка.
– Тогда что же ты позволил ему сделать со мной?
– Ах, я надеялся, ты об этом уже забыла.
Мэриан терпеливо выжидала, постукивая по земле кончиком сапожка.
– Я разрешил ему вызвать тебя на дуэль.
– Но зачем, во имя Пресвятой Девы? – недоумевающе пробормотала она.
– Ради забавы.
– Мне не нравится разыгрывать роль приманки на потеху публике!
– Как почти каждому… если, конечно, он способен понять это. Впервые появившись в замке, ты вела себя вызывающе и презирала любую условность, но шло время, и ты все более привыкала и приспосабливалась к законам и правилам, принятым в обществе, и, смею сказать, становишься день ото дня все скучнее, все более унылой. – Граф взмахнул рукой, и дождь капель брызнул во все стороны. – Подтверждением тому служат брачные предложения, о которых я говорил.
– Но почему ты поощрял меня в этих безумствах?
– Дурная слава пристает накрепко, а худая молва по свету бежит. Ты сделала все, чтобы окончательно испортить свою репутацию, а восстановить доброе имя, сама знаешь, нелегко. Хотела показать мне, что тебе все равно, а я только помог в этом.
– Несмотря на тот вред, что я себе причиняла?
– Разве? – Граф наклонился вперед, почти касаясь лбом лба дочери. – Помнишь, когда ты была совсем маленькой пятилетней девчушкой, я, отправляя тебя к леди Элизабет, дал совет в ночь перед отъездом?
Глядя в его глаза, Мэриан почти ощущала, как тают, исчезают прошедшие годы… и она вновь стоит перед отцом – напуганная, боявшаяся покинуть родной дом и еще больше страшившаяся сказать ему об этом – и изо всех сил цепляется за надежду, что, если сделает, как велено, он будет настолько гордиться ею, что привезет обратно. Помнит ли она?
– Да, конечно, помню. Ты велел мне научиться угождать, распознавать недостатки и предупреждать дурные поступки госпожи, стараться ее убедить не делать этого, а если она не будет слушаться, оставаться верной до конца и принимать на себя ответственность за последствия.
– И это был хороший совет?
– Да, – не колеблясь кивнула Мэриан.
– Позволь дать тебе еще один. Никогда не жалей и не извиняйся за прошлые грехи и неудачи. Никогда не старайся объясниться, попросить прощения за то, какова ты есть. Ты – дочь Уэнтхейвена, а это имя – большая сила в Англии и пока еще многое значит. – Он отвернулся и вновь принялся за работу. – Постарайся не забывать этого.
И Мэриан почему-то вновь почувствовала себя перепуганным ребенком, пытающимся понять и осознать важную, но ускользающую истину.
– За этим молодым человеком, пожалуй, следует пристально наблюдать, – заметил отец.
– За кем… ах да, Харботтл. Не думаю.
Уэнтхейвен вытащил Хани из мутной воды.
– Ты убила его?
– Нет. Лягнула…
– Как примитивно. Совершенно лишено воображения.
– …в горло.
– Это уже лучше.
– Но тут неожиданно появился сэр Гриффит и заверил меня, что можно больше ни о чем не волноваться.
– Сэр Гриффит ап Пауэл?
Хани взвыла, поскольку Уэнтхейвен слишком сильно сжал пальцы, но тут же, опомнившись, осторожно перенес собаку в лохань с чистой водой.
– Пауэл – настоящий рыцарь.
Мэриан не понравился его тон. В устах Уэнтхейвена похвала звучала оскорблением.
– Кстати, позволь узнать, из чистого любопытства, конечно, почему ты переселила его в другую комнату?
И Уэнтхейвен немедленно отметил, что его дочь не смогла скрыть правду так же искусно, как он сам, – в этом она совсем не преуспела. Мэриан явно испытывала неловкость, и это наконец позволило ему взять верх. Весь разговор стал для него откровением, тревожным доказательством полнейшего неведения и жестоких промахов. Он считал Харботтла слишком глупым, чтобы тот мог осмелиться на решительные действия, но при этом недооценил его самомнение и силу вожделения. Придется что-то предпринять относительно Харботтла.
Но и дочь он тоже недооценил.
Много лет имея дело с членами королевской семьи, придворными, простыми людьми, он не смог отыскать ни единой души, обладающей достаточным умом или способностью к интригам. Но его дочь… черт возьми, ей не было равных. То, что он когда-то принимал за глупость, оказалось обыкновенной наивностью. Достаточно хороший наставник, немного практики – и она вполне сумеет сравняться с ним. Это должно было встревожить графа, но вместо этого возбудило совершенно неведомое доселе чувство – отцовскую гордость. Теперь необходимо как можно незаметнее допросить ее, попытаться обнаружить, насколько глубок ее интерес к Гриффиту ап Пауэлу. Неплохо, что она начала так внезапно заикаться:
– Он… он хотел найти место, где бы мог свободно разговаривать, не опасаясь шпионов.
– Как же он обнаружил, что его подслушивают?
– Не знаю. – Она с явно преувеличенной невинностью воздела руки к небу. – Понятия не имею, Уэнтхейвен. Но его слуга спрашивал меня насчет соглядатаев. Возможно, королю Генриху обо всем известно. И может быть, его шпионы следят за твоими.
Да, это неплохая мысль… хотя и угнетающая, но все-таки стоит того, чтобы над ней хорошенько поразмыслить. Но все же беседа с Мэриан еще не закончена.
– Почему ты оказалась в комнате Пауэла среди ночи?
Вопрос явно не понравился девушке, но ответ был достаточно откровенным.
– Пришла, чтобы забрать свои деньги.
– Конечно. – Граф не поверил, но сейчас это не играло роли. – Ты еще не ответила, почему переселила его в башню.
– Не понимаю, почему ты спрашиваешь.
Неплохой ответ, но граф нанес очередной удар:
– Значит, Пауэл – твой новый любовник?
– Нет!
Но Уэнтхейвен, привыкший к допросам, пригвоздил ее к месту обвиняющим взглядом.
– Ты хотела, чтобы он жил в уединенном месте, куда ты могла бы пробираться к нему по ночам и без моего ведома предаваться разврату.
Он снова почувствовал прилив гордости, когда Мэриан мгновенно удалось взять себя в руки и вызывающе выпрямиться.
– Нет. У сэра Гриффита ужасный характер, ужасные манеры и ужасный нрав. Он считает меня шлюхой и презирает за распутство. Я оставалась целомудренной со дня рождения Лайонела. Почему ты считаешь его способным соблазнить меня?
Уэнтхейвен невольно спросил себя, насколько хорошо дочь научилась тонкому искусству притворства за время жизни при дворе. Неужели скрывает страсть к Гриффиту ап Пауэлу? Уэнтхейвен гораздо лучше других понимал безумие страсти.
Зачерпнув воду, он полил уши Хани.
– Твоя мать была отнюдь не самой красивой женщиной, которую я когда-то встречал в жизни, не самой умной и интересной, но я потерял голову и, даже когда она стала моей, любил ее с юношеским пылом, забывая обо всем. Даже сейчас, когда я вижу женщину, похожую на нее… Но другой такой нет на свете.
Как граф и предвидел, такая неожиданная слабость мгновенно покорила Мэриан.
– Значит, ты скорбел о матери после ее смерти?
По какой-то причине он сказал ей правду, спокойно и бесстрастно, словно надеясь утаить старую жгучую боль, все еще жившую в сердце спустя двадцать лет.
– Если бы я мог, снес бы до основания башню, которая убила ее.
– Это трудно, но не невозможно. Почему ты не сделал этого?
– Она не позволяет. Я уже решился однажды и отправился в башню, чтобы отдать приказания работникам, и она… – Граф вспомнил шелест шелка, аромат розы… он мгновенно обернулся тогда, и… ничего. Он судорожно прижал ко лбу мокрое запястье и снова опустил руку в воду. – С тех пор я туда не возвращался. Не очень-то это приятное ощущение – сознавать, что кто-то повелевает тобой из могилы. Особенно женщина, которая говорила так мало, пока была жива.
– Она не одобряла твоих поступков?
– Твоя мать была так невинна. – Его злило, что он все еще помнит, все еще желает ее. – Ей не нравилось, что я стараюсь знать все и иду на многое, лишь бы собрать нужные сведения. И она не любила людей, которые меня окружали.
Отец не смотрел прямо на Мэриан, но краем глаза видел, как она пытается собраться с мужеством, и приготовился к очередному вопросу о матери. Но она только пробормотала:
– Почему же все эти люди здесь?
– Какие люди?
– Эти жалкие подобия придворных. Эти несчастные души, которые слоняются тут в поисках подачки. У любой собаки больше достоинства, чем у них.
– Я только сейчас услыхал ответ из твоих уст. Несчастные души, – медленно повторил граф, словно наслаждаясь вкусом слов, слетающих с языка. – Если бы я не приютил их, то кто же?
– Тогда им пришлось бы попытаться принести хоть какую-нибудь пользу…
– Но как? Они по большей части дворяне и принадлежат к благородным семьям. Младшие сыновья… и все, что они могут, – сражаться на турнирах, сочинять ужасающие стихи, сидеть на коне… Один из них даже может читать мессу. Он был священником, которого ожидала высокая должность в церковной иерархии, пока епископ не застал его лезущим под юбку собственной дочери. Я имею в виду дочь епископа. – Уэнтхейвен закатил глаза к небу. – Ни малейшей предусмотрительности.
– А женщины?
– Дочери обедневших дворян. – Граф с раздражением сдул с глаз непокорную серебристую прядь. – Кто будет платить за вышивание и сплетни? Бедняжки во всем зависят от меня.
– И это дает тебе власть над ними.
Отец искоса взглянул на дочь:
– Вижу, ты чересчур умна, дорогая.
– Но зачем тебе столько власти?
– Хочешь знать о моих побуждениях?
– Да-да… видимо, так.
Граф, прищелкнув языком, вкрадчиво заметил:
– Странно… ты впервые проявляешь столь живой интерес ко мне и моим поступкам. Я польщен.
Мэриан мудро промолчала. И была вознаграждена за предусмотрительность еще одним рассказом, позволившим заглянуть в прошлое этого загадочного человека.
– В молодости я был одним из таких неудачников. – Вынув собаку из лохани, он бросил подошедшему псарю: – Я сам позабочусь о Хани. – И, обращаясь к Мэриан, продолжал: – Я был бедным родственником семейства Вудвиллов, и в то время они не относились к королевскому роду. Но когда Элизабет Вудвилл вышла замуж за короля Эдуарда и родила ему детей, начиная с леди Элизабет Йоркской, все изменилось. Кузина Элизабет Вудвилл – теперь она вдовствующая королева – заставила мужа пожаловать мне титул и дала в невесты наследницу, земли которой не были включены в майорат, вот я и женился.
– На моей матери?
– На твоей матери. – Граф показал на лежащую стопку одежды: – Подай, пожалуйста, полотенце.
Мэриан молча исполнила просьбу.
– А как она отнеслась к замужеству?
Улыбающиеся губы отца дрогнули.
– Твоя мать была из тех женщин, которых не так-то легко понять.
– Она любила тебя?
– Аристократы не любят.
– А ты? Ты любил ее?
Он взглянул на дочь, невольно отмечая жеребячью грацию ног и гордый изгиб подбородка. И впервые в жизни испугался – он слишком многое раскрыл, и это может дать дочери власть над ним. Она занеслась и вообразила, что может безнаказанно оскорблять отца.
Уэнтхейвен выпрямился и ледяным тоном, которым так часто и успешно пользовался, ответил:
– Не такого уж я низкого происхождения, как вы думаете, леди Мэриан. И не настолько пал, чтобы явиться домой с ублюдком на руках и молить о крове.
Мэриан отдернула голову, как от пощечины.
– Ты никогда не упрекал меня раньше.
– Упрекал? За разрушенные мечты? За то, что уничтожила надежды, которые возлагал на тебя?
Перегнувшись через пса, Мэриан схватила его за руку.
– Я делала только то, что ты приказал мне.
Хани, зарычав, бросилась на нее. Уэнтхейвен вцепился в собаку, Мэриан с криком опрокинулась на траву. Хани, заливаясь лаем, пыталась вырваться и защитить хозяина. Граф боролся с собакой, отчаянно стараясь удержать ее, взбешенный на Мэриан за то, что та спровоцировала нападение, и еще более разъяренный на себя. Нужно было позволить Хани искусать Мэриан. В этом случае непокорная дочь не только получила бы заслуженный урок, но и заработала бы не одну отметину на хорошеньком личике, что наверняка охладило бы Харботтла – да и Гриффита – от дальнейших попыток ухаживать за ней, не говоря уже об остальных кавалерах, с которыми она заигрывала.
Но Уэнтхейвен почти инстинктивно успел оттащить собаку. Он не хотел, чтобы Мэриан истекла кровью, не хотел, чтобы она кричала от боли.
– Будь проклята эта сука! – бросила Мэриан, не спуская глаз с острых ощеренных зубов Хани. – Почему она сделала это?
Граф успокаивал собаку, пока та не присела, тихо рыча.
– Она защищает меня.
– Но я не собиралась тебя кусать. – Мэриан села и похлопала по куртке, пытаясь стряхнуть грязь и приставшие травинки. – Хани никогда меня не любила.
– Конечно, нет. Хани – первая сука на псарне и не любит, когда кто-то вторгается в ее владения. Она считает это угрозой…
– Я никому не угрожала! – вызывающе воскликнула Мэриан.
– Знаю, но Хани в этом не убедить. – Граф осторожно коснулся неизуродованной щеки дочери. – Просто она узнает твой запах, и… – Он широко улыбнулся. – Что ни говори, ты первая сука на всей псарне!
