Текст книги "Инсектопокалипсис (СИ)"

Автор книги: Кристиан Бэд

Соавторы: Риона Рей,Екатерина Белозерова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Я же в жизни вреда никому не причинял. Даже мухам, потому что мух – вообще ни разу не видел. Откуда в городе мухи?

Пчелу я видел два раза в жизни, оба – у Санька на даче!

Ну вот почему Санёк сам не полез в эту проклятую капсулу интратемпорального подключения? Он древними боевыми искусствами увлекается, он умеет копать лопатой! Он бы всех этих муравьёв!

В голове запульсировало от боли, и я остановился, не в силах терпеть.

– Давайте передохнём, а? Ну, пожалуйста!

– Ты чё, охерел, док? – удивился главный партизан. – Девка твоя убежала. За нами уже охрана пчелиная гонится. Ты знаешь, какая у пчёл охрана?

– Нет? – деланно удивился я. – А какая?

На самом деле мне уже всё было по фиг, и я тянул время, пытаясь отдышаться.

– Если они успели вызвать отряд боевых особей из города, то это – настоящие пчёлы-убийцы, – пояснил командир. – Они же нас в порошок сотрут.

Он подошёл, оглядел меня со всех сторон, похлопал по плечу:

– Потерпи, ещё немного, док. Запутаем следы, и можно будет сбавить темп.

– А куда мы идём? В какой-то ваш лагерь?

– К реке. Следы и запахи надо оборвать длительно и надёжно. Пройдём километра два вброд. Были – и сплыли. А то мы травку обрабатывали, конечно, но девка твоя хитрая, могла запомнить место.

– А долго ещё идти? – я изо всех сил старался тянуть резину.

– Всё, – хрюкнул вдруг лысый и осел на траву. – Пришли.

Я поднял голову. Из кустов выбрался здоровенный рыжий муравей. Миг, и к нему добавился сразу десяток его собратьев.

– Это что, Серый? – обалдело спросил главный партизан.

– Это – передовые отряды, – сказал лысый Серый и захихикал. – Муравьи обкладывают Экзополис. Это война, командир! Наконец-то война! Хана пчёлкам! И пусть мы тоже все сдохнем, но муравьи снесут эту пародию на древние человеческие города! Хи-хи-хи!

Кажется, он спятил от страха, этот Серый. Или он сразу был шибанутый на всю свою лысую голову?

Муравьи растерянно шевелили усиками, и я быстро догадался почему. Мы уже сражались сегодня с муравьями, оттаскивали с дороги их разрубленные тела.

Запахи наши смешались, а собственный «аромат» у людей слабенький.

Рыжие не понимали, кто перед ними – свои или чужаки? А вот пчела их здорово беспокоила.

Секунды шли. Мы стояли у края здоровенной поляны. С другого края накапливались муравьи.

Сначала их стало двадцать. Потом тридцать. Потом я сбился.

Они толпились на противоположном конце поляны, не решаясь напасть, но сзади к ним подходили другие рыжие бойцы, напирали на передних. Понятно было, что скоро вся эта лавина повалит на нас.

Они нас даже убивать не станут. Сомнут. Затопчут.

– Вот они! – раздался за спиной возбуждённый голос Вики.

Я обернулся. С другого конца на поляну выдвигался целый взвод здоровенных пчёл с распылителями наперевес.

Они были какие-то грозные собранные и хищные. А рядом с самой толстой пчелой стояла Вика и указывала прямо на меня.

Лысый вскочил и с криками побежал в сторону муравьиной орды. Перед ним расступились. Его ощупывали усиками и пропускали.

– Предатель! – взревел командир партизан. – Так вот как мы упустили отряд! Не рассчитал, да, скотина! Пришлось делать вид, что мочишь своих? А я-то решил, что штаммы наших спор опять потеряли актуальность и не берут муравьёв! Мерзкий формикус-перебежес! Ну уж тебя-то я тут оставлю!

Командир выхватил мачете, но его остановили крики из-за кустов.

– Родик! Брось его!

– Родион!

– Командир, отступайте к кустам. Мы вас поддержим, у нас тут пушка!

Ветки кустов грозно зашевелились, и два загорелых парня выкатили что-то, похожее на трубу, воткнутую в огрызок яблока.

– Максим Владимирович! – закричала Вика. – Сдавайтесь! Вас не тронут!

Пчёлки однако были совсем другого мнения.

– Внимание! – раздался над полянкой усиленный рупором металлический голос. – Дикие люди – остановитесь или будете зачищены вместе с муравьями!

– Убирайтесь сами! А то отведаете свеженьких грибочков, проклятые поработители! – раздалось из-за кустов.

Командир рванул меня за руку и потащил к «пушке».

– Люди – остановитесь! – продолжал гавкать в рупор командир пчелиного отряда. – Мы предоставим вам необходимую медицинскую помощь и безболезненную стерилизацию!

– Хрен вам, а не стерилизация! – заорали в ответ партизаны. – Сдохните!

Пушка плюнула чем-то вроде разноцветных конфетти. Две передних пчелы поросли вдруг уродливыми красными побегами и в судорогах повалились на землю.

– Хрен с вами, дикие люди, – констатировал голос. – Переходим к распылению инсектицидов. Всем надеть противогазы!

– Но там же Максим Владимирович! – раздался крик Вики. – Там медсестра Маша! Спасите их!

– Нецелесообразно, – отозвался другой голос. Наверное, это был какой-нибудь пчелиный офицер. – Если мы попытаемся спасти двоих, это может привести к трёх-четырёхкратным потерям среди личного состава. Возможна утрата от шести до восьми особей. Наденьте противогаз, уважаемый мутуал. Вы находитесь под защитой особого корпуса Экзополиса.

– Я не хочу! Пустите! Максим Владимирович! – истошно закричала Вика.

«Ну, хоть она в безопасности, – подумал я со странным облегчением. – Вот же как совпало: доктор – Максим Владимирович, и я – Максим Владимирович...»

Глава 11. Родион

Боевые товарищи были совсем рядом – метрах, может быть, в тридцати.

Казалось: один рывок – и люди спасены. Они успеют отойти вглубь леса, прикрывая отступление мощными выстрелами пушки.

Муравьям и пчёлам есть чем заняться и без людей, а потому – вряд ли много сил будет выделено на преследование «презренных дикарей».

Родион бился, словно машина, не ощущая усталости. Рубил муравьёв и пчёл направо и налево. Он даже не смотрел в сторону своих. Шёл на звук. Слышал, как бахала грибная пушка, распространяя споры быстрорастущих грибов-паразитов, и рвался на этот замечательный «бум».

Людям споры грибов были не опасны, а вот насекомым приходилось несладко. Грибы с поразительной скоростью прорастали в их тканях, парализуя и пчёл, и муравьёв. Потому Родион совершенно не опасался «дружественного огня».

Его легендарное мачете было покрыто слоем зеленоватой слизи, как и он сам был уже с ног до головы вымазан в том, мерзком, что заменяло кровь этим проклятым инсектам.

Взмах, удар! Шлёп, чавк! Хрусь – отлетела ещё одна муравьиная конечность.

Рядом с командиром двумя короткими клинками бился его говорливый помощник Спица. Он успел кинуться к командиру. Перебежал поляну, пока лавина муравьёв ещё не успела захлестнуть передние ряды пчелиных бойцов.

На лице Спицы застыл злобный оскал. Это в обыденной жизни он был суетливым и взбалмошным, в бою парень рубил инсектов в капусту.

Хрясь!.. Дыхание перехватило от сильного удара, и Родион хватанул воздух ртом. Лёгкие наполнил противный едкий запах. Вот же паучья пасть! Пчелы-таки перестроились в боевой порядок и начали распылять инсектецид!

Командир надеялся, что муравьи опрокинут первые ряды с пчёл с распылителями, но судьба перестала вдруг улыбаться.

Одно хорошо – на муравьёв яд действовал сильнее, чем на людей. Сейчас их поток схлынет.

Родион натянул платок с шеи на лицо, закрывая рот и нос со вставленными в него фильтрами.

«Ничего, ещё побарахтаемся!» – подумал он, радуясь, что ребята из полевой лаборатории вовремя сделали противоядие и заранее ввели его всем бойцам, кто ходил в разведку. Противоядие экспериментальное, конечно, но если не предотвратит, так хоть замедлит отравление.

Муравьи стали корчиться в судорогах, и Родион остановился на мгновение, что осмотреться вокруг.

Поляна была сплошь покрыта трупами. Большей частью – инсектов, но и людей, к сожалению, тоже.

Товарищи не бросили командира. Они тоже прорывались к нему. И теперь Николай Васильевич и Оксана, истерзанные жвалами муравьёв, лежали совсем рядом, не добравшись до Родиона всего десяток шаров.

Зеленоватая слизь смешивалась с их красной кровью и пропитывала жухлую короткую траву.

На небольшом отдалении Родион заметил Вику. Девушка билась в руках пчелы, которую называла «Машей».

На Вике был надет инсектский противогаз, и «Машу» она, скорее всего, развязала сама.

Но как они уцелели? А где док?

Родион повертел головой и нашёл глазами этого странного парня.

Доктор Максим, похоже, пытался прорваться к Вике. Он бился с яростью попавшего в сети паука. Раздобыл мачете и размахивал им, рассекая воздух перед собой так, что никто из противников не мог к нему даже приблизиться.

Уловив движение сбоку, Родион взмахнул мачете, и оно с хрустом погрузилось в тело подобравшегося слишком близко муравья. Тот двигался неестественно медленно, с трудом переставляя лапки.

Зато пчёлы уже оправились от атаки муравьёв и стройными рядами двинулись вперёд прямо по трупам! Людям нужно было отступать! Срочно!

Рядом коротко вскрикнул Спица. Родион обернулся и увидел, как один из пчелиных бойцов вынимает из груди Спицы своё острое жало, измазанное человеческой кровью. У помощника запузырилось на губах красное, он захрипел и повалился на траву.

Родион громко заорал и рубанул пчелу по выпуклым фасеточным глазам.

Брызнула слизь, мачете увязло в голове пчелы по самые жвалы. Командир с усилием выдернул оружие из трупа и принялся рубить врагов с удвоенной яростью.

Пчелиные бойцы всё прибывали и прибывали. На помощь отравленным муравьям ползло подкрепление... И Родион понял, что людям не выстоять. У инсектов было многократное численное превосходство.

«Ну, хоть заберу с собой побольше этих тварей», – подумал командир «Отторжения» и бросился в сторону доктора Макса, которого повалили на спину две здоровенных пчелы!

Одним ударом он снёс одному инсекту башку, рубанул поперёк тонкой части тела другого и поднял Макса на ноги.

Глаза у доктора были безумные. Родион прочитал в них страх и ярость, но также и радостный азарт.

– Прям, как в мморпг! – непонятно сказал Макс и бросился туда, где «Маша» вцепилась в Вику и пыталась оттащить её под защиту пчелиных бойцов.

Родион выругался, но спасать ему надо было своих, а не этого дикого доктора.

Люди гибли один за другим. Замолчала грибная пушка. Однако командир уже почти добрался до кустов, отрубая по пути конечности и головы.

Возле пушки, топчась по телам его людей, пританцовывали два муравья.

Двумя быстрыми ударами Родион расправился с врагами и встал к орудию.

Зарядов оставалось немного, но командир старался целиться так, чтобы ни один из них не пропал зря.

С этого места поле боя было как на ладони. Родиону было хорошо видно, как Вика вырвалась из лап медсестры и рванула прямо в гущу сражения. Видимо, к своему неугомонному доку.

– Куда?! Вот безмозглая!!! – крикнул Родион, но его голос потонул в шуме всеобщего безумия.

Вика-таки добежала до дока и повисла у него на шее. Она стащила с лица противогаз и впилась поцелуем ему в губы.

Родион хотел было выстрелить предпоследним патроном со спорами грибов в пчелу, которая уже подбиралась к сумасшедшей парочке, как почувствовал сильную боль в спине.

Боль прошила грудную клетку, рубаха лопнула, и из грудины вместе с кровью показался кончик острого пчелиного жала.

Перед глазами командира помутнело, но он успел заметить, как такое же острое жало пчелы-солдата пронзает целующихся Макса и Вику насквозь.

Последнее, о чём он подумал перед тем, как уйти во тьму: о наказе отца. О том, что не смог. Не сумел исполнить его.

***

...Немолодой мужчина устало опустился на табуретку. Положил руку на лоб лежащего на кровати подростка и покачал головой.

Мальчик открыл глаза.

– Папа, я тебя очень ждал, но уснул, прости.

– Ничего страшного, – отец погладил сына по непослушным волосам. – Нам удалось добыть ингредиенты для твоего лекарства. Инсекты даже ничего не заподозрили, хоть и охрана у них была серьёзная. Но мы же люди – венец эволюции, не то, что эти членистоногие!

– Папа, ты обещал мне рассказать об этом, помнишь? Я ведь уже не маленький! Ты сказал, что когда я вырасту – всё узнаю про наше великое прошлое.

Парень приподнялся на локтях, на его лбу выступили бисеринки пота.

– Ну да, ты у меня уже совсем взрослый, Родион, – улыбнулся отец. – Ну что же. Пока мать готовит лекарство, я тебе расскажу. Слушай.

Мальчик улёгся обратно на подушку и подложил под щеку ладонь. Отец поёрзал на неудобном, грубо сколоченном табурете и начал свой рассказ.

– Много тысячелетий лет назад насекомые были размером не больше твоего мизинца. Да-да, я тоже не поверил сначала, но потом мой отец показал мне ту пещеру с табличками. Я тебе уже как-то рассказывал историю о том, как наши одичавшие предки, неподвластные гнету инсектов, набрели на соляную пещеру, в которой хранились твёрдые таблички с письменами предтеч? Они долго искали способ узнать, что же пытались поведать нам древние, пока им не удалось заполучить технологии инсектов и расшифровать таблички. Вот так мы и узнали, что люди были когда-то главнейшими на нашей Земле. Те таблички были специально оставлены древними для других поколений, потому и сохранились. У нашего народа была и культура, и технологии, предтечи даже летали к звёздам, пока не случилось что-то, о чём нам уже никогда не узнать. Что-то страшное произошло с нашим народом, сынок. И мир вдруг стал таким, каким ты его знаешь: жестоким и несправедливым. Живущие в городах Улья люди сыты, одеты, обуты, но совершенно бесправны, бесплодны и, зачастую, очень больны. Дикие люди, как мы с тобой, здоровы и плодовиты, но гибнут от голода и холода. Твоё предназначение, сын, возвеличить людское племя и показать инсектам, что не они хозяева на Земле! Потому мы и создали «Отторжение»! И когда-нибудь ты добьёшься того, чего не сумел я!

Глава 12. Макс

Пчелиные воины не причиняли Вике вреда. Напротив – они пытались надеть на неё противогаз. Как же, она же ценный мутуал, наёмная мать!

Но мать ли? Сначала яйца, потом – копошащиеся личинки, которые надо кормить белковой пищей...

Ой, я мудак! С чего я решил, что она в безопасности? А что если Вика не выживет после этой «беременности»?

Надо сказать ей, чтобы укрылась у партизан! Что клиника – страшный риск! Но как к ней пробиться?

Вика сопротивлялась, противогаз никак не надевался, муравьи уже хлынули на полянку. А впереди...

Пока я пытался закрыть вывалившуюся челюсть, передо мной вырос ренегат и перебежчик Серый. Муравьи не трогали его. Видно, дело опять было в запахах.

«Ага! – подумал я, и во мне тут же проснулся учёный. – Здешние муравьи – примитивнее пчёл. Такой уж вышел эволюционный выверт. Запах для них важнее всего остального!»

Пока я размышлял, Серый взмахнул мачете, и мне пришлось применить на нём вычитанный в детстве приём греческих гоплитов. Пнуть в голень и тут же ударить мечом в корпус.

Меча не было, и приём пришлось творчески переосмыслить. От пинка Серый и в самом деле «раскрылся» – взвыл и опустил мачете, но в ответку бить его пришлось лбом в челюсть.

Серый рухнул как покемон, только ботинки мелькнули, а мачете отлетело в меня, почти в руки.

Я подхватил оружие и рубанул муравья.

Тот шарахнулся. Видно, от мачете пахло, как и от Серого, – условным «своим».

– Максим Владимирович! – закричала Вика.

Голос оборвался. Наверное, её голову всё-таки запихнули в противогаз.

«Ну, направление крика понятно, – подумал я. – Будем пробиваться!»

Мачете я владел кое-как, но муравьи на меня и не нападали, я их больше отпинывал и расталкивал.

А вот пчёлок было так просто не обмануть. Пока я отмахивался от муравьёв, две здоровенных пчелищи подобрались сзади и повалили меня.

Я уже решил, что всё, это конец: дыхание спёрло, из глаз побежали слёзы от острого пчелиного запаха. Но тут надо мной вдруг возник командир партизан Родион.

Одним ударом он смахнул пчёлке башку, рубанул поперёк тонкой части тела другую и рывком поставил меня на ноги.

– Прям, как в мморпг! – выдохнул я и... увидел Вику.

Слава какому-нибудь богу, она была в противогазе. Но не под защитой пчёл, а в самой муравьиной гуще! Вика вцепилась в медсестру «Машу» и пыталась оттащить её под защиту пчелиных бойцов.

На «Маше» висело уже штук пять муравьёв! И целый отряд нёсся на Вику!

От страха у меня перед глазами встала команда экстренного выхода из погружения. Сначала словами, а потом загорелся код, словно в голове включился компьютер.

Код я прописывал сам, потому все блоки помнил до последней цифры: «Ввод195аа@#_3v44... Ввод195аа...»

Конечно, ничего не произошло. Но ведь я же помнил! Значит, Максим Владимирович всё же частично был мной!

Я помотал головой. Если я попал сюда не только сознанием, но и хотя бы немножечко – телом, почему не могу активировать нейропроцессор, вшитый прямо в мой мозг?

Допустим, процессор остался в моём времени, но ведь есть ещё «биос» – специально выращенные и адаптированные под нейрокомп клетки моего мозга! Есть они?

Ну или хотя бы некий отпечаток их деятельности в новом сознании! Ну хоть что-то я должен был перенести сюда от себя???

«Макс! Скотина! Ну ответь же! Ответь! – вспыхнул болью в голове чей-то знакомый голос. – Бл..ть! Уже шесть утра! В восемь сотрудники явятся в лабораторию! Макс! Пожалуйста! Нас же с работы выгонят! Ма-акс!»

«Санёк?» – подумал я обалдело.

«Ну, а кто? Ёрш твою медь, Макс. Слушай сюда! Концентрируйся на команде экстренного выхода. Я подключил тебя к энергоблоку лаборатории – ты слишком до хрена весишь теперь в цифре. Контакты греются, гадский порох! У тебя пять минут! У нас должно получиться, Макс?!»

«А что там случилось?»

«Этот б...ский „сосуд“, Максим Владимирович, оказался полной твоей органической копией. Твоё сознание слиплось его сознанием. Ты всю ночь орал, мычал и не узнавал меня, пока я не понял, что ты теперь – вообще другой человек! Симбиоз из двух! Не медли, пожалуйста!»

Я врезал по жвалам нахального муравья, не переставая прорываться на помощь Вике. Санёк – больной идиот. Как я вернусь, если я – это уже не я?!

«Так не выйдет ничего, если код входа не равен коду выхода! – мысленно заорал я ему. – Я же не просто смешался с доком! Я набрал здесь реальный опыт. Я „на входе“ – это уже не я „на выходе“. Надо всё пересчитывать!»

«А как?» – раздалось в голове.

Этот Санёк с его историческим образованием вечно не понимал самого простого.

«Режь мне руку! – рявкнул я, отмахиваясь от пчелы. – Заходи напрямую! Сделай мне перезагрузку! У тебя пять минут!»

Саня был, конечно, редкий дебил и идиот, но я-то как сразу не догадался?

На случай зависания биокомпьютера в моём запястье имелся специальный хитиновый предохранитель, вживлённый под кожу. Стоит вскрыть его, и в мозг поступит команда «reset». Я потеряю сознание, и перезагрузка выдернет меня из этого мира!

Окрылённый возможностью спасения, я кинулся к Вике, разбрасывая муравьёв, словно тигр. Пусть я погибну, но расчищу для неё дорогу!

– Вика, беги! – заорал я. – Беги к партизанам! Тебе нельзя снова в клинику! Эти яйца разовьются и сожрут тебя изнутри! Беги!

Вика вздрогнула, повернула уродливую голову в сером противогазе, но побежала почему-то ко мне, а не в сторону леса.

Из глаз моих полились слёзы, в носу засвербело.

– Виконька! – крикнул я. – Туда! Левеее!

Сознание помутилось, и я едва не упал.

Вика кинулась мне на шею, сорвала противогаз и припала к моим губам, наполняя мои лёгкие воздухом.

И только тут я понял, что Санёк мне просто мерещится. Это же яд. Я надышался яда, который распыляют вокруг меня пчёлы. Я – просто умираю.

– Вика, – прошептал я в её губы. – Вика...

Раздирающая боль затопила сознание. Меня словно бы протыкали насквозь.

Я поднял глаза и увидел, нависающую над Викой здоровенную пчелу. Это было последнее, что я разглядел перед тем, как мир окончательно померк.

Глава 13. Макс

В себя я пришёл в белой, явно больничной, палате.

Не было ни колыхания жёсткой зелёной и красной листвы, ни насекомоподобных монстров, грозящих мне жвалами, ни шума схватки, ни резкой вони, от которой драло горло и мутилось в голове.

Вот только боль в плече никуда не делась. Но она была слабая, ноющая.

Я огляделся: палата на одного. Левую руку и грудь оплетают датчики на манжетах и присосках. Рассеянный свет и тишина.

Значит, я болен? Это что же случилось, раз мне снились такие кошмары?

На всякий случай ощупал плечо свободной рукой – и не нашёл никаких ран, хотя ужас не проходил, и руку саднило по-настоящему.

Привидится же такое!

Я смутно помнил, что мы с Саньком решились на очередной безумный эксперимент, на этот раз связанный с будущим. Но подробности ускользали.

Мы что, попёрлись в университетскую лабу? А потом? Закоротило, наверное, что-нибудь? Значит и какое-то оборудование накрылось?

Похоже, не миновать фитиля от начальства... Выговор влепят теперь, а могут и премии лишить. Вот тебе и подающий надежды молодой учёный...

На краю сознания задребезжал едва слышный звук. Я приподнялся на локтях: что это?

На подоконнике стояла банка с моим любимым вареньем из сливы. Окно было приоткрыто, и над банкой вилась то ли пчела, то ли оса – с кровати не рассмотреть.

Я попытался сесть, неосторожно упёрся обеими ладонями в накрахмаленную простынь – и ощутил резкую боль. Левая рука чуть выше запястья была заклеена медицинской повязкой как раз там, где окошко перезагрузки нейропроцессора.

О, так меня и в самом деле закоротило! Так это Санёк меня поранил? Добирался, наверное, до «ресета» – маленького хитинового предохранителя нейропроцессора.

Хитинового!.. Меня прошиб пот: потёк по спине, испариной выступил на висках.

Очень удобно: хитин. Он же одновременно устойчивый к окислению и не отторгается организмом, не наводит посторонние сигналы.

Когда мы начали делать первые нейропроцессоры в хитиновой оболочке? Лет двадцать назад? А в массовое производство когда запустили? В позапрошлом году?..

Я в ужасе уставился на запястье. А что если вот так и могла начаться эта ужасная череда мутаций?

Доктор Максим Владимирович помнил что-то про фрагменты «испорченных» генов.

А что если имплантированный хитин тысячелетиями встраивался в нашу нервную систему? В наш генокод?

А пчёлы? Кусали? Или это были всё-таки осы, а пчёлками партизаны их называли со зла, чтобы задеть побольнее? Ведь осы, наверное, не выносят пчёл...

С муравьями – так прямо война была. А ещё кто из насекомых населял Экзополис? Что ж я даже не поинтересовался, дурак?

Стоп. Не было же ничего. Просто сон. Видимо, пчела над банкой просто послужила его симулятором. Как удивительна работа подсознания!

А заклеенное запястье?

Я потянулся свободной рукой и сорвал медповязку.

Дверь распахнулась – и в палату влетел Санёк.

– Макс! – заорал он с порога. – Как хорошо, что ты пришёл в себя! Врач говорил, что всё будет нормалёк, но я всё равно переживал!

– А что случилось? Я ничего толком не помню!

Рана на запястье было ровно и старательно зашита специальными медицинскими нитями. Так всё-таки «ресет»?

Глаза приятеля округлились от удивления:

– Как? Совсем ничего не помнишь? – Он ногой придвинул стул поближе койке и уселся рядом со мной. – Этот «сосуд» – Максим Владимирович – оказался полной твоей копией. Совпало даже зонирование мозга! Твоё сознание слиплось его сознанием. Ты всю ночь орал, мычал и не узнавал меня, пока я не понял, что это – вообще другой человек!

– Максим Владимирович, – пробормотал я, ещё не совсем веря. – Он тоже оказался Максим Владимирович... Так мне не привиделось? Погоди, а Вика?! Она же осталась там!

***

Научный совет поначалу встретил наш с Саньком доклад о проникновении в будущее человечества довольно прохладно.

На фоне историков со съёмками погружения в прошлое и вскрытием тайн известных событий, мы казались нелепыми выдумщиками, наделавшими ошибок.

«Весёлую» и зрелищную часть доклада с ментальной реконструкцией разумных насекомых озвучивал красноречивый Санёк. Он изо всех сил старался придать достоверность своему рассказу, живописал и ораторствовал. Но чем больше примеров приводил мой друг, тем меньше ему верили.

В зале смеялись, шушукались. И даже вопросов не задавали, «чтобы не плодить лишних сущностей», как говаривал мой научный руководитель.

Потом вышел я с сухими аналитическими расчётами и формулами «погружения в будущее». Почти ничего не пояснял, больше писал обычным лазерным маркером на огромной доске формулу за формулой.

Ждал, что члены совета вообще разбегутся. Но чем дальше я углублялся в теоретические выкладки, тем тише становилось в зале.

– То есть, вы открыли обратный эффект «бабочки Бредбери», Максим? – спросил вдруг академик Бородин, привставая и вглядываясь в мои каракули. – Вы утверждаете, что изменяя что-то сейчас – мы радикально меняем будущее? И материалы для нейрокомпьютеров на основе хитина через тысячелетия породят инсектопокалипсис?

– Да это полная чушь! Ребята просто сняли кино! – возмутился председатель комиссии по науке, человек не очень авторитетный в плане темпорального анализа и системного программирования.

И Бородин его попросту не услышал.

Он залез на кафедру, подошёл к проектору и стал проверять мои расчёты. Через двадцать секунд к нему присоединился академик Аникин, а потом и его вечный оппонент Рязинцев.

За кафедрой стало тесно, и я отошёл в сторонку, чтобы не мешать академикам спорить.

Ещё через минуту огромная аудитория гудела, как пчелиный улей: кто-то звонил коллегам, кто-то орал, пытаясь доказать всем, что обнаружил ошибку.

Посреди зала вспыхнула ещё одна голографическая доска, потом вторая, третья... Я ощутил, что задыхаюсь от волнения, и распахнул окно.

Утренние газеты – а нейрожурналисты очень пронырливы – постили над зданием университета голограммы гигантских насекомых и рассчитанные мой формулы «погружения в будущее».

Конечно, моё открытие было пока чисто номинальным. Оно требовало серьёзной проработки, обсчёта, экспериментов, больших мощностей.

Нас с Саньком чуть не задвинули, как недостаточно компетентных, но потом сжалились и допустили до испытаний.

Я боялся, что налажал с хитиновой гипотезой постапа, но именно она и совпала на все 100%. А вот в формулы пришлось вносить множество уточнений. Ведь иначе для погружения учёным тоже пришлось бы искать в будущем своих идеальных двойников.

Академик Бородин подтвердил мою первоначальную гипотезу – изменяя ключевые параметры настоящего – мы радикально меняли будущее. И теперь могли видеть, в какую сторону.

Первым делом мы отказались от вживления человеку хитина.

Работа была проделана огромная. Хитиновую изоляцию нейрокомпов сначала попробовали заменить на пластиковую. Но это дало ещё более страшный эффект. И всего через 3 000 лет привело к эпидемии бесплодия.

От «мозговых» компьютеров люди отказаться уже не могли. И путём долгих экспериментов мы остановились на кремнии. По крайней мере, это не вело к гибели цивилизации в обозримом будущем. (Дальше 10 000 мы проникнуть не смогли – не хватало мощностей).

Через три года экспериментов, кремниевые оболочки начали вживлять массово. И точечные проникновения в будущее доказывали – человечество преодолело кризис.

Я выдохнул: если не будет хитиновых мутаций, значит, не случится и города насекомых, и битвы с муравьями? Значит, никто не погибнет, а Серый не станет предателем?

Но ведь люди же всё равно родятся в своём времени? И героический Родион, и мой двойник Максим Владимирович, и сероглазая Вика?

Санёк постепенно вернулся к своей любимой истории, но я – дневал и ночевал в лабораториях университета.

Не завёл не то, что семьи – даже жильём заняться не удосужился. Мне вполне хватало комнаты в институтской гостинице.

Меня сильно хвалили, но мотивов моего рвения не понимал даже Санёк.

Когда эксперименты с кремнием вышли на промышленную основу, я понял, что ждать больше не могу. И теперь уже мне придётся втягивать в авантюру приятеля.

Санёк заматерел, женился. Но больше я никого не мог посвятить в свою тайну.

– Ты только нажмёшь, куда скажу, – уговаривал я Санька. – И проследишь, чтобы сигнал прошёл. А потом – можешь ехать домой. Дальше я уже сам разберусь.

– А тело? – удивлённо спросил Санёк.

Соображалка у него работала как надо, и идею он ухватил сразу.

– Если расчёты правильные, – я ободряюще похлопал приятеля по плечу. – Максим Владимирович очнётся в моём теле, испугается, приедут медики, госпитализируют его. Я надеюсь, что он не свихнётся. Я же как-то всё это перенёс в прошлый раз? Тебя никто не заподозрит, не бойся. Это будет сбой эксперимента. Просто мне нужен кто-то живой на моём конце провода. Чтобы проводить по-человечески.

– А если меня потом спросят? Что говорить?

– Так и скажешь. Мол, я позвал тебя похвастаться новым аппаратом. Мы выпили коньяка за это дело. И ты пошёл домой. А я, видно, спьяну натворил что-то не то.

– Но они же потом всё поймут, академики твои!

– Ну и пусть. Как они меня оттуда выцарапают, а? На этот раз формул я никому не оставил. Пока догадаются, пока обсчитают. Это ещё лет 10 пройдёт. А там уже – будь что будет...

Санёк тяжело вздохнул и пожал мне руку.

Когда я уже лежал в капсуле ментального перемещения, Санёк спросил:

– А ты не боишься? Ведь это уже совершенно другой мир. И насекомых там, наверное, нет.

– Не боюсь. Ведь самое главное не изменилось. Я уже два раза погружался на короткое время. Наблюдал за ней, вёл записи. Как-нибудь приспособлюсь. Главное, что она там. Она существует, понимаешь? Моя Вика. А Максим Владимирович... В конце концов, пусть теперь он пострадает ради науки!

– Но риск! – не сдавался Санёк. – Ты же понимаешь, что в будущем постоянно что-то меняется. Вот вчера ты проверял свою Вику, и она ещё существовала. А завтра в нашем мире что-то изменится, и изменится будущее. Может, она в нём вообще не родится? Или опять мы сделаем что-то не то, и насекомые победят, а? На этот раз – какие-нибудь жуки?

– Вот потому я и тороплюсь. Начинай!

Санёк вздохнул и активировал режим погружения в будущее.

На этот раз всё было иначе. Я прорывался сквозь бред, выползал из состояния, похожего на наркоз. Осознавал себя на долю мгновения и терял снова.

Словно будущее постоянно менялось, и я перемещался и перемещался по вариантам миров в поисках её одной – моей Вики.

И вдруг что-то щёлкнуло во мне, и глаза распахнулись сами.

Больничная палата. Солнце в окне.

– Больной, обедать будем?

На меня смотрела милая медсестра с надписью на бейджике «Маша, № 13». У неё были огромные и родные серые глаза.

Автор иллюстрации: Виктор Шум