Текст книги "Искусство нарушать правила"

Автор книги: Кристи Маккелен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Такая у нее профессия. Нужно почаще напоминать себе об этом.

Джесс поерзала на стуле, поставила чашку на стол дрожащей рукой.

– Мне пора писать статью. Памела надерет мне зад, если я сорву сроки, а я еще и не приступала к работе. – Она неуклюже поднялась и ударилась ногой о ножку стола.

Испытывает ли она то же напряжение, что и он?

Ксандер принужденно кивнул:

– Ясно. Ну, пока.

Джесс сидела на кровати; вокруг нее валялись разбросанные заметки. Она прекрасно сознавала, что сегодня их последний совместный день, но ей необходимо было написать статью. Ведь за этим, в конце концов, она сюда и приехала.

Ксандер в последние пару дней как будто все больше отдалялся от нее, и она решила, что сейчас самое лучшее – на некоторое время забыть об их непростых отношениях и постараться взять себя в руки. Статья о Ксандере должна стать настоящим шедевром, иначе ее, скорее всего, вышвырнут из журнала, как только она вернется.

Она снова и снова просматривала заметки, которые написала с того дня, как прилетела сюда, и ее охватил безумный страх. Что, если она не справится? Слова расплывались, и чем больше она перечитывала записи, тем страшнее ей становилось.

Примерно через полчаса тщетных попыток написать хоть одну связную фразу она собрала все записи, сложила в пачку и в досаде швырнула на пол.

Листки разлетелись по комнате, как огромные снежинки, и попадали на холодный плиточный пол.

Нелепо, смешно! Неужели она надеялась, что сумеет написать хорошую статью? Закрыв глаза, она вспомнила, как они проводили здесь время с Ксандером, вспомнила его страсть и свои страхи, его решимость не поддаваться им и, наконец, то, как он изменил ее, сделав частью своей жизни. Как он пробудил к жизни такие ее стороны, о которых она раньше и не подозревала. По ней разлилось тепло.

Придвинув к себе ноутбук, она стала писать первое, что приходило в голову, не позволяя вмешиваться сознанию, не уступая страху, не думая о том, хорошо или плохо то, что она пишет. Она сосредоточилась на другом: какой она чувствовала себя рядом с Ксандером.

И слова полились рекой. Она как будто наткнулась на золотую жилу или открыла какой-то источник вдохновения в голове. Мысли и чувства, которые она так долго подавляла, свободно лились на бумагу.

Она писала, редактировала себя, переписывала. И вот наконец статья готова – лучшее из всего, что она создавала до сих пор! Перечитывая написанное, она готова была заплакать. В ее статье были теплота, юмор, но, главное, в ней были огонь и жизнь. Она не сомневалась, что Памеле понравится результат. Статья спасет ее карьеру.

А еще она нисколько не сомневалась в том, что окончательно и бесповоротно влюблена в Ксандера.

И что она нарушила самое главное правило из всех: не влюбляться в того, кто не способен полюбить тебя в ответ.

Где-то в глубине души она лелеяла надежду, что время, проведенное ими вместе, их отношения значат для него больше, чем все его прежние романы, и что на этот раз он не ограничится короткой связью. Что он хочет ее так же сильно, как она хочет его. И тут же одергивала себя, понимая, что обманывается. Достаточно вспомнить, как отстраненно он держался сегодня утром. Их близость для него – временное явление. Ей следует отнестись к произошедшему так же? Как к капризу, причуде… забаве.

Как он говорил? «Пятнышко на горизонте». Он очень четко расставил все точки над «i». А ей пора взять себя в руки, так она решила вложить только что написанную статью в письмо Памеле и нажала «Отправить». Статья, которая должна была спасти ее, ушла в эфир. А ее пребывание в Италии закончилось.

Оставалось только попрощаться.

Ноги как будто налились свинцом; Джесс ходила по дому в поисках Ксандера. Она нашла его в мастерской. Он рисовал, забыв обо всем. Последние пару дней он пребывал в каком-то отстраненном состоянии. Несколько минут она наблюдала за ним, запоминая плавную гибкость его движений, когда он водил кистью по холсту. Он сосредоточенно хмурился; его красивое лицо было закрытым – душу он изливал на холст.

Он лишь на миг поднял взгляд, когда она вошла. Она понимала, что он предельно поглощен своей работой – она испытывала те же чувства, когда писала, – и поразительно было видеть его в таком приступе вдохновения после того, как он признался, что боится лишиться таланта. Ей приятно было думать, что и она внесла свою лепту, пусть и скромную, в возрождение его дара. Он заметил ее не сразу.

– Эй, Джесс, давно ты здесь?

– Всего пару минут, – тихо ответила она.

Он рассеянно кивнул:

– Все постепенно обретает форму. Все складывается! – В его глазах появился почти безумный блеск.

– Очень рада за тебя, – с трудом выговорила она – мешал подступивший к горлу ком.

– Джесс! – Он смотрел на нее так, словно боялся, что она вот-вот расплачется; откровенно говоря, так оно и было.

«Соберись!»

Она не хотела, чтобы он видел, как она огорчена из-за того, что их время почти на исходе. Отвернувшись, она пригладила волосы и глубоко вздохнула. Ей было тяжело смотреть на него. Если она посмотрит, он поймет, как она борется с собой.

– Я дописала статью, – сказала она, стараясь не показывать своих страданий.

– В самом деле? – На его лице ничего не отразилось; судя по всему, он по-прежнему думал только о своей картине.

– Не волнуйся, статья вышла хвалебная, и я не включила в нее никаких непристойностей.

– Здорово, Джесс, – рассеянно улыбнулся он. – Просто отлично! Поздравляю!

Ксандер оглянулся на картину, словно давая понять: он сказал все, что собирался.

Ее прогоняют. Значит, все. Конец.

– Что ж, тогда не буду тебе мешать. Заканчивай картину. Пожалуйста, сообщи, когда откроется выставка. Свои контактные данные я оставлю на столе в холле. Хочется все же посмотреть, над чем ты так напряженно трудился.

Он снова поднял голову; туман в глазах прояснился, как будто ее слова наконец дошли до него.

– Джесс, прости, я отвлекся. Да, конечно, я дам тебе знать. – Ей показалось, что в его глазах сверкнула сталь. Он стал совсем чужим…

На нее навалилось отчаяние. Пора бежать отсюда, пока она не выставила себя жалкой дурой, не наделала глупостей и не попросила его быть ее спутником жизни…

– Что ж, ладно. Хорошо провели время. Желаю удачи! – Не дожидаясь ответа, она развернулась и пошла прочь. Нельзя, чтобы он заметил, как она хочет, чтобы он попросил ее не уходить.

Собирая вещи, она все ждала, что он придет и остановит ее.

Идя по коридору, выходя на улицу, садясь в машину, Джесс чувствовала, как колотится сердце. Может быть, все-таки он появится в последнюю минуту и скажет: «Я хочу, чтобы ты осталась».

Она завела мотор, медленно тронулась с места, поехала по аллее, повернула на главную дорогу. Глаза щипало от слез. Она все ждала, что увидит его в зеркале заднего вида – что он побежит за машиной. Но она так его и не увидела.

Он не пришел. Он ее отпустил.

Глава 9

Следующие два дня Ксандер пытался убедить себя: хорошо, что Джесс уехала. Ему нужно сосредоточиться, закончить картины, а когда она рядом, он не способен думать ни о чем, кроме нее. Но все его доводы звучали неубедительно.

Одиночество давило на него; он стискивал зубы и все время отвлекался.

После того как он еще пару дней пытался сосредоточиться, чтобы дописать последнюю картину, он решил, что Италия и уединение на него больше не действуют. Ему пора возвращаться к жизни, к блеску – значит, надо лететь домой, в Лондон.

Едва вернувшись, он отправился на вечеринку, которую устраивали знакомые в баре на Слоун-сквер, ожидая, что шум большого города его подбодрит, но эта надежда не оправдалась. Он быстро почувствовал себя опустошенным и ушел домой неприлично рано, объяснив друзьям, что устал после недавней напряженной работы. Правда, в глубине души он понимал, что истинная причина в другом. Обычно, поглощенный своими замыслами, он работал в полную силу, и даже после того, как дописывал картину, ему не терпелось рассказать о ней всем знакомым. Но сейчас ему отчего-то не хотелось ни с кем обсуждать будущую выставку.

И пока он не понимал, в чем дело.

Джесс вернулась в Лондон в состоянии полного замешательства. Как всегда, шум и суета в редакции «Стиля» встряхнули ее. Какой контраст после мирной, безмятежной жизни на озере Гарда! Она не сразу приноровилась к ритму жизни большого города.

К сожалению, оказалось, что Памела заболела гриппом, поэтому она еще не читала присланную ей статью – может быть, так судьба наказывала Джесс за обман. Она подосадовала: могла бы еще на два дня задержаться у Ксандера. Впрочем, она понимала, что лишние два дня только продлили бы расставание.

Несмотря на решимость не думать о Ксандере и жить дальше, ей нестерпимо трудно было выкинуть его из головы. Рядом с ним ее жизнь изменилась; она позволила себе быть смелой и дерзкой и теперь уже не могла быть другой, да и не хотела. Ей нравилось, когда он ласкал ее, восхищался ею и радостно позволял делать то же самое с ним. Он открыл неизведанные глубины, очень долго дремавшие в ней.

Впервые в жизни она почувствовала себя желанной, страстной. Красивой.

К своему удивлению, Джесс поняла, что сильно изменилась. Она ходила высоко подняв голову и глядя на мир вокруг, а не в пол, как было до знакомства с ним. Ксандер показал ей целый мир новых возможностей. Оказывается, она может получать удовольствие от секса, и, хотя это не самое главное, секс добавил красок в ее прежде серую, невыразительную жизнь. Теперь она не понимала, как могла так долго обходиться без такого мощного источника радости. Мир, полный новых возможностей, ожил для нее, и она радостно предвкушала новые удовольствия.

Правда, рядом с ней не было Ксандера, от которого ее сердце билось чаще, а давление повышалось. Она, конечно, понимала, что в очередной раз сбежала от него, только на сей раз он за ней не гнался. Может быть, подумал, что догонять нет смысла, что она не хочет, чтобы он попросил ее остаться? В конце концов, он ведь не ясновидящий, откуда ему знать, чего она хочет? Надо было сказать ему о своих чувствах.

Если она и научилась чему-то за последние две недели, то тому, что ей нужно открываться, быть готовой к новым ощущениям, если она хочет, чтобы в ее жизни случилось что-то хорошее. Бездельничать больше нельзя, нельзя зарывать голову в песок и ждать, когда что-то произойдет само.

Еще через два дня Памела вышла на работу, и Джесс с утра напряженно ждала вызова к ней в кабинет.

– Итак, Джесс, я прочла твою статью о Ксандере Хитоне, – начала Памела, когда Джесс осторожно присела на краешек стула напротив редакторского стола.

Джесс удалось улыбнуться, хотя челюсти у нее сводило от страха. Ей хотелось, чтобы все поскорее закончилось, но при этом она осталась в журнале. Если Памела по-прежнему считает, что Джесс не подходит для «Стиля» и ей придется вернуться домой и начинать все сначала, ей нужно время, чтобы привыкнуть к этому ужасу.

– Не скрою, тебе удалось произвести на меня впечатление, – продолжала Пэм, и Джесс почувствовала, как легкость в груди борется с тяжестью, которая была ее спутницей с тех пор, как она улетела из Италии. – Именно такую статью я и надеялась увидеть. Не знаю, что там случилось, но, как бы там ни было, оно оказало мощное воздействие на твой стиль. Мне нравится, Джесс, ты молодец!

Джесс ликовала, слов нет, приятно слышать похвалу от такого человека, как Памела; глаза Джесс наполнились благодарными слезами.

– Значит, я остаюсь? – еле слышно спросила она.

– Безусловно, – ответила Пэм.

Джесс вздохнула с облегчением. По крайней мере, в профессии ей удалось одержать победу.

– Для того чтобы сдать материал в печать, недостает только одного: сведений о том, над чем он работает сейчас, – сказала Памела, когда Джесс привстала, думая, что все кончено. За один миг ее бросило из жара в холод.

– Я… не знаю, над чем он сейчас работает, – запинаясь, проговорила она. – Он никому не дает взглянуть на неоконченные картины.

При виде выражения неудовольствия на лице Памелы сердце у Джесс екнуло.

– Значит, тебе придется навестить его и сказать, что у тебя осталось еще несколько дополнительных вопросов. Может быть, удастся во время беседы как бы невзначай взглянуть на картины, – беспечно отмахнулась начальница, как будто предлагала самое легкое на свете задание. – Судя по тону статьи, ты с ним успела познакомиться достаточно близко. – Она вопросительно посмотрела на Джесс. – Вот и воспользуйся своим влиянием!

В груди у Джесс все сжалось; ей стало трудно дышать.

– Хотите, чтобы я вернулась в Италию и выяснила, над чем он работает?

Пэм бросила на нее испепеляющий взгляд:

– Ты что, не читаешь светской хроники? Ксандер Хитон вернулся в Лондон. Хотя все репортеры только и обсуждают, что он в виде исключения рано ушел с вечеринки и не поскандалил, как обычно.

– Ксандер… вернулся в Лондон? – Джесс показалось, что губы у нее замерзли. Пока она думала, что он еще в Италии, ей легче было умерить сердечную боль, но оказывается, он сейчас совсем близко – и вместе с тем невозможно далеко.

Памела вздохнула и посмотрела на нее как на полную идиотку:

– Да, Джесс. Отправляйся-ка к нему побыстрее и добудь что нам нужно. Надо сдать статью в печать.

С трудом встав – ноги у нее подкашивались, – Джесс потерянно кивнула начальнице:

– Ладно, Пэм. Посмотрим, что я смогу сделать.

Джесс стояла у двери мастерской Ксандера, дрожа от напряжения. Сердце готово было выскочить из груди. Она понятия не имела, как вести себя с ним. А еще она не знала, как он отреагирует, увидев ее снова. Нельзя сказать, что они расстались врагами, но у них не было и теплого прощания. Может быть, судьба или интуиция, да можно называть это как угодно – дает ей еще одну попытку. Может быть, увидев ее, он поймет, что они созданы друг для друга, и попросит ее больше не уходить. Может быть…

Узнать все можно только одним способом.

Не давая себе испугаться окончательно, она подняла дрожащую руку и с силой постучала в дверь, надеясь, что он в мастерской. Через пару секунд дверь распахнулась, и перед ней предстал Ксандер во всей красе, с непременной кистью в руке. Когда он понял, кто пришел, на его лице отразилось крайнее удивление.

– Джесс! – Его красивый голос эхом прокатился, обласкав ее всю с ног до головы, отзываясь во всех нервных окончаниях.

Он оказался еще великолепнее, еще мужественнее, чем она помнила. Меньше недели пролетело с тех пор, как они в последний раз виделись, но Джесс казалось, что прошла целая жизнь. Ей захотелось вернуть его. Так отчаянно захотелось, что стало физически больно.

Но сейчас она не должна терять головы. Хладнокровие и сдержанность – ее девиз. Она не имеет права сломаться и выставить себя полной дурой.

Открыв рот, она вдруг застыла, совершенно не представляя, что ему скажет.

«Говори что-нибудь, Джесс! Что угодно».

– Я люблю тебя, – выпалила она, не дожидаясь, пока включатся мозги и исправят вред, который она только что нанесла им обоим.

Он молча смотрел на нее своими завораживающими глазами. На его лице не выражалось и тени эмоций.

Сердце ее забилось чаще. Она ждала чего-то… чего угодно… лишь бы понять, как он отнесся к тому, что она преподнесла ему свое сердце на блюдечке.

У нее за спиной послышались тяжелые шаги. Радуясь, что можно отвлечься от унижения, она оторвала взгляд от Ксандера и, развернувшись, увидела, что на площадку поднимается крепко сбитый мужчина с серебристыми волосами. Он поднял руку в знак приветствия.

– Ксандер, как я рад, что застал тебя. Я тут говорил с ребятами из галереи на Брик-Лейн; у них остались кое-какие вопросы, связанные с размещением экспонатов. А так как я очутился поблизости, то и решил заскочить к тебе и быстро все обсудить.

Ксандер откашлялся:

– Ну да, Пол, конечно. Знаешь что, подожди меня на кухне. Поговорим, пока я буду смешивать коктейль моей гостье.

У Джесс по коже побежали мурашки, когда он обошел ее. Молча, оцепенев, она смотрела, как он удаляется.

Он обернулся, посмотрел на нее – его лицо по-прежнему оставалось непроницаемым.

– Джесс, подожди меня, пожалуйста, в мастерской. Я скоро вернусь, и мы поговорим, – ровным тоном произнес он.

Она кивнула и робко улыбнулась, глядя, как он скрывается за поворотом лестницы.

С трудом волоча ноги, девушка шла в мастерскую, захлопнула дверь и закрыла лицо руками. Она в ужасе смотрела на пол, не в силах поверить в то, что она сделала. Она призналась ему в любви. Что ж, по крайней мере, она не ходит вокруг да около.

Интересно, что он сейчас о ней думает? И что скажет, когда вернется?

Сердце глухо колотилось в груди, пока она обдумывала все возможные варианты. «Да» или «нет». Что бы он ни выбрал, ее мир перевернется. Снова!

С минуту она мерила комнату шагами, стараясь собраться с мыслями. В задумчивости Джесс нечаянно наткнулась на одну из картин, прислоненных к стене, и отскочила, когда картина с гулким стуком упала на пол. Подняв картину, Джесс снова прислонила ее к стене и, чтобы успокоиться, присела на корточки и велела себе дышать. Глядя на задник, она вдруг сообразила: она одна в мастерской Ксандера, а вокруг – картины, приготовленные к выставке. Пусть его нет рядом, по крайней мере, она может получить то, за чем пришла. И даже если он даст ей отставку, она все равно вернется в редакцию и привезет Памеле недостающий материал для статьи. А потом можно будет ехать домой и выплакаться там всласть.

Джесс робко подошла к тому месту, где стояли самые большие картины, скрытые до поры до времени от посторонних взглядов. Дрожащей рукой откинула угол брезента и увидела картину.

Сердце у нее екнуло; она не верила своим глазам. С картины на нее смотрела она сама – обнаженная, с поразительно похотливым выражением лица.

Она едва не задохнулась; от ужаса у нее стеснило грудь.

Круто развернувшись, она сорвала покрышку с картины, стоявшей на мольберте посреди комнаты, и снова увидела себя. Она лежала, привязанная к кровати, правда, одетая, но над ней в воздухе парило изображение ее же обнаженного тела в самой откровенной сексуальной позе.

Он запечатлел на холсте самые интимные, самые личные моменты их недолгой совместной жизни и собирался использовать их для извлечения коммерческой выгоды!

При мысли о том, что эти картины будут выставлены на всеобщее обозрение и миллионы людей узнают ее, ей стало тошно.

Он вовсе не думал о ней; он ее использовал!

Каким-то образом Ксандеру удавалось отвечать на добродушные расспросы агента и обсуждать подробности выставки, хотя признание Джесс вихрем кружило в его голове. Она его любит! Он изумился, как ни странно, обрадовался, увидев ее на пороге, и неожиданно понял, что скучал по ней. Но ее признание застигло его врасплох. Хотя она явно проговорилась, сначала сказала, а потом подумала, по выражению ее лица он понял, что она не шутит. И ужасно перепугался.

Впервые в жизни он понятия не имел, что делать. Обычно он сразу давал отставку женщинам, которые признавались ему в любви, но ему не хотелось поступать так с Джесс. Она была для него не просто одной из многих… Но кем именно, он пока не понимал. Он знал одно: им непременно нужно поговорить.

Избавившись наконец от Пола, он вернулся в мастерскую и увидел, что Джесс стоит перед последней картиной, над которой он работал, – с изображением ее двойной сущности: ее тела и души. Первым его порывом было подойти к девушке и снова накрыть картину, а заодно отругать ее за то, что она подглядывала. Но потом он увидел на ее лице выражение изумления и недоверия.

– Ты рисовал меня обнаженной, пока я спала? – спросила она с такой болью, что он замер на месте.

Опомнившись, направился к ней, раскинув руки; темная, жгучая волна зародилась в груди и спустилась вниз.

– Джесс, ты была восхитительна… На меня снизошло просветление – такого со мной не было уже давно.

Она ответила ему ошеломленным взглядом:

– И ты решил, что со мной можно так поступать, хотя знал, как я не люблю показывать свое тело? Ксандер, я не лукавила и не капризничала, но ты решил, что можешь рисовать меня, не спросив моего согласия и даже без моего ведома?

Холодок пробежал по его спине.

– Я подумал… может быть, ты уже перестала волноваться из-за того, как ты выглядишь без одежды…

Она не дала ему договорить:

– Ты решил, что исправил меня? Тебе показалось: после того как я благодаря тебе испытала несколько оргазмов, я вдруг полюбила свое тело настолько, что позволю выставлять его напоказ перед всем миром? – Голос у нее дрожал. – Ксандер, то, что было между нами, предназначалось только тебе. Я ни за что не позволила бы соблазнить меня, если бы знала, как ты со мной поступишь… Ты обманул мое доверие.

– Джесс, ты принимаешь все слишком близко к сердцу…

– Ты хоть понимаешь, как унизил меня? А ведь я тебе доверяла. Я думала, ты хороший… конечно, я знала, что ты эгоист, но в глубине души порядочный человек. А оказывается, для тебя главное – твое искусство… Твоя… карьера.

– Но ты так замечательно выглядишь! – беспомощно ответил он, растерявшись.

– Не в том дело. – Она наградила его таким холодным взглядом, что ему пришлось сделать глубокий вдох, чтобы выдержать его.

От досады и огорчения он поморщился:

– Хочешь, чтобы я снял картину с выставки? Это лучшая вещь, какую я сотворил за много лет! И вдохновила меня ты. Тебе бы гордиться…

– Гордиться! – презрительно повторила она. – Чем гордиться? Пусть все знают, что я была твоей очередной дурочкой, с которой ты спал, чтобы получить что хочешь, а потом отшвырнул меня в сторону? Ты считал, что имеешь право рисовать меня в таком виде… – Она ткнула пальцем в холст. – Я не думаю, что ты способен полюбить меня так, как нужно мне. Я думала, может быть, ты понял меня и время, которое мы провели с тобой, что-то для тебя значит. Видимо, я ошибалась. Я была наивной дурочкой, потому что решила, что сумею тебя приручить. Дело вовсе не во мне, верно, Ксандер? Как всегда, главное для тебя – ты сам и твое… творчество!

Он не мог ответить. Никакие слова не приходили на ум. Он не искал прочных отношений, а то, что случилось с Джесс, свалилось на него совершенно неожиданно, и сейчас, когда он переживал творческий подъем, он боялся, как бы что-нибудь ему не помешало. Сейчас думать о ком-то другом значило отнимать у него драгоценную энергию, отрывать его от работы, а он не мог допустить, чтобы что-то – кто-то – спугнуло его музу. Ему нужно было доказать миру, что он вернулся, что его талант вырос, что он сильнее, чем когда бы то ни было. Он преодолел инерцию, которая так долго держала его в заложниках. Он сумел доказать, что его талант – не случайность, что его дар не угас. Пусть недоброжелатели утрутся! Нельзя допускать, чтобы его отец оказался прав…

Джесс сердито смотрела на него еще секунду, напрасно надеясь, что он соберется с духом и ответит. Увидев, что он не открывает рта, она развернулась и убежала прочь, с силой захлопнув за собой дверь мастерской.

Ксандер плюхнулся в кресло, не в силах разобраться в мыслях, путавшихся в голове. Он надеялся, что Джесс обрадуется и будет гордиться, увидев его картины, похвалит его, скажет, какой он молодец… Оказывается, больше всего ее заботит, как она выглядит на его полотнах!

Им овладела какая-то вялость; не в силах подняться, он долго сидел и смотрел в пространство.

Следующие несколько дней ему все меньше нравилось смотреть на ее последнее изображение; радость творца затмили причиненные им боль и обида.

Еще через пару дней, в течение которых художник пребывал в растерянности, смотрел в пространство, он попытался связаться с ней. Сначала позвонил на мобильный, но его сразу переключили на автоответчик, затем набрал номер редакции, но ему сообщили, что Джесс нет на месте. Что ей передать?

Ксандер оставлял многочисленные сообщения, просил ее перезвонить и все больше злился, потому что его телефон упорно молчал.

Она отрезала его от себя, оторвала, как пиявку, насосавшуюся ее крови.

Надо сказать, что женщины бросали его и раньше, но ни одна не нравилась ему настолько, чтобы он сильно переживал. Зато Джесс ему нравилась – очень нравилась.

Она все время всплывала в его мыслях; он неожиданно для себя понял, что после ее ухода в его душе осталась огромная пустота. Хотя он едва знал ее, она что-то сделала с ним. После знакомства с ней он впервые начал думать о ком-то, кроме себя самого. Джесс как будто приоткрыла зияющую пропасть в его сознании, которую ему никак не удавалось закрыть. Нужно было честно сказать ей о своих чувствах, а не обращаться с ней как с игрушкой. Он поморщился при воспоминании о том, что однажды так ей и сказал.

И еще он испугался. Он ведь включил обычный защитный механизм, который помогал ему держать любовниц на расстоянии, чтобы больше не испытывать болезненного чувства отторжения, с которым он жил, сколько себя помнил.

Всю жизнь Ксандер убеждал окружающих в том, что он действительно «плохой парень» и волк-одиночка, каким его привыкли считать. Таким был созданный образ, а вовсе не он сам… Похоже, он в плену у своего образа.

Сам того не сознавая, он приоткрыл завесу и показал Джесс себя настоящего, но, когда она пожелала узнать больше, он воздвиг между ними защитную стену, сделал их связь чисто физической, вытеснил ее.

Воспользовался ею в собственных целях.

Он недвусмысленно продемонстрировал, что для него самое главное в жизни – его карьера, женщина ничего не значит. Он использовал ее для того, чтобы утвердиться, иссушил их отношения, лишил их всего хорошего, а потом выкинул ее. Потому что он – эгоистичный идиот. Отец все-таки был прав: он не заслуживает того, чтобы его любили, особенно после того, что он сделал. Он взял от нее все, что хотел, но ничего не дал взамен. Он – воплощение чистой, беспримесной жадности.

Если он хочет стать достойным Джесс, ему придется избавиться от гнева, ревности и страха и вернуть ей то, что она подарила ему: смирение, доброту, альтруизм. Научиться давать, ничего не требуя, не высчитывать заранее, что он получит взамен.

Он поместил себя в такую твердую скорлупу, сквозь которую невозможно было проникнуть. Так было до тех пор, пока в его жизни не появилась Джесс и не начала «простукивать швы». Она была совершенно права: он сам отгородился от всех и сосредоточился только на том, как все остальное действует на него лично. Он совершенно не учитывал, как сам воздействует на тех, с кем общается; лишь бы получить что он хочет.

Он так долго прожил один, что понятия не имел, как впустить в свою жизнь другого человека. Как заботиться о других и позволить им заботиться о себе. В глубине души он тоже считал себя недостойным любви – ведь родной отец с самого детства был равнодушен к нему. Он никогда не признавался отцу, что чувствовал, когда его отвергали. Он принимал жизнь как должное, а ему следовало быть смелее. Ему нужно было бороться за себя, а не закрываться от мира.

А теперь и Джесс его бросила.

Он так хотел вернуть ее, что ему стало больно. Но как убедить ее в том, что он настроен серьезно?

Настало время повернуться лицом к тому, что столько лет держало его вдали от других. Пора избавиться от чувства, что ему до сих пор нужно что-то доказать своему отцу, который всегда был к нему равнодушен. Старик умер, а он должен жить дальше.

Поэтому ему надо разыскать Джесс и убедить ее в том, что он раскаивается и что ради него стоит рискнуть.

Несколько дней он прятался от всех в своей квартире. Наконец он все же отважился вернуться в мастерскую. Взяв скальпель с рабочего стола, он подошел к последней картине, на которой изобразил Джесс. Ему казалось: вот доказательство, что он не просто мазила, халтурщик, каким его считали недоброжелатели. Замахнувшись скальпелем, он прорезал холст от угла до угла. Замахнулся еще раз, сделал еще один разрез… Через несколько минут от картины осталась только рама с цветными полосками, которые болтались по краям, похожие на рваные бумажные венки.

Пора начинать все сначала.