Текст книги "Академик Вокс"

Автор книги: Крис Риддел

Соавторы: Пол Стюарт
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 16 страниц)

Глава седьмая. Кормление младенца

Ранним утром следующего дня Плута грубо разбудили, ткнув в спину чем-то твёрдым и острым. Он быстро открыл глаза и растерялся. Что это? Вроде бы он лежит на груде мягкой соломы! Но тут его укололи в спину во второй раз.

– Ой! – вскрикнул Плут, скатившись с тюфяка.

Сверху вниз на него смотрела престарелая матрона, гоблинша с серым лицом. В костлявой руке она сжимала трость, наконечник которой был нацелен ему в грудь.

– Отоспался, выглядишь отлично, мой золотой, – проворковала старуха. – Вставай. Пора за работу, родной.

При звуке её писклявого голоса Плут вспомнил всё. Привратника Костоглота, кухарку Гестеру Кривошип, больного эльфа Амберфуса, который рылся у него в мозгу, желая стереть память, но не сумел одолеть его…

«Только не выдавай себя», – решил Плут, выползая из-под стола. Он мигом вскочил на ноги и туманным взором обвёл кухню. Печь пылала, и сухой, горячий воздух гудел от жара. Гестера подняла палку, указывая на стол.

– Корм, – отрывисто произнесла она.

Плут обернулся. На столе стояли объёмистая миска с дымящейся серой кашей – в самую середину горки воткнута деревянная ложка – и кружка с каким-то пойлом, в точности похожим на то, что ему предлагали накануне вечером.

– Ешь побыстрее, дорогой мой, – торопила Гестера. – Огонь в печи вот-вот потухнет.

У стола Плут не обнаружил ни стула, ни табуретки и проглотил завтрак стоя. На вкус каша оказалась такой же противной, как и на вид, – она была горелой, пересоленной, с гнилым душком, но, запивая клейкое месиво пенистой зелёной бурдой, он сумел хоть как-то утолить голод и жажду.

– Поторопись, деточка, – нетерпеливо понукала Гестера. – Давно пора подкинуть дровишек в печку. – Она поёжилась, кутаясь в шаль.

– Ах, я промёрзла до костей!

«О чём это она?» – недоумевал Плут. В кухне стояла немыслимая жарища, и он буквально истекал потом. Осушив кружку, поставил её рядом с недоеденной кашей и повернулся к Гестере:

– Благодарю вас…

– Лучше благодарить делами, а не словами, – ответила Гестера. – Набей-ка печку дровами! Пусть она раскалится докрасна! Докрасна, ты слышишь меня? Я хочу, чтобы было жарко, как никогда, потому что сегодня мы идём кормить младенца.

– Хорошо, – ответил Плут скучным голосом, испугавшись, что эмоции могут выдать его.

Повернувшись спиной к Тестере, он направился к высоченной груде дров. Слова старой гоблинши продолжали вертеться у него в голове.

«Кормить младенца? – думал он. – Какого младенца?»

К тому времени как Плут принёс первое бревно к очагу, Гестера уже открыла круглую дверцу. Когда он оказался напротив жерла печи, из топки с рёвом вырвались языки пламени, опалив ему лицо. Он невольно вскрикнул.

Гестера, тотчас обернувшись, подозрительно уставилась на Плута, буравя его долгим, пронзительным взглядом. Стараясь казаться безразличным к окружающему, Плут наклонился, подхватил чурбак и кинул его в огонь. Затем принялся раздувать мехи, действуя так, как учила его Гестера: четыре быстрых движения – вверх-вниз, вверх-вниз. Дрова затрещали, завыло пламя, и ровное, тускло-золотое свечение тлеющих угольев преобразилось в сверкающие жёлтые всполохи огня.

– Раскали её докрасна, помнишь, что я тебе говорила, дорогой мой? – повторила Гестера. – Не жалей дров, детка. Давай ещё! Ещё! И не забудь про мехи!

Плут подкинул в топку дюжину колобашек, несколько раз покачал мехи и счастлив был услышать от Гестеры, что наконец-то её душенька довольна. Пузатая печь трещала, готовая лопнуть от жара, огонь внутри топки неистово бушевал, ослепляя, как солнце в палящий зной.

– Подойди ко мне, золотко, – позвала Гестера. – Посмотри, что я сейчас буду делать.

– Хорошо, – прохрипел Плут.

Лицо у него было опалено, в горле саднило, будто по нему скребли наждачной бумагой. Он отошёл от печки и направился в неосвещённую половину кухни, где стояла Гестера, вертя в руках кусок верёвки. Там было чуть прохладнее.

– А ну-ка отвяжи эту штуку, деточка, – приказала Гестера. – Я сама не могу достать.

Плут послушно кивнул, дотянулся до зажима на стене и снял спутанный моток верёвки. Он протянул конец верёвки Гестере, и она тотчас же ухватилась за него. Наверху, под потолком, раздалось бряцание, и Плут увидел, как с высоты спускается деревянное ведёрко. Когда ведёрко оказалось внизу, Плут защёлкнул зажим.

– Хорошенько закрепи верёвку, дорогуша, – сказала Гестера. – Вот так. Теперь подойди сюда и посмотри.

Дёрнув за верёвку, Плут ещё раз проверил, надёжно ли она схвачена, и подошёл к ведёрку, которое качалось на уровне колен, немного не доставая до пола. Гестера привела ведёрко в равновесие и вытащила из него красный бочкообразный предмет, блестевший на свету.

– Это жёлудь, – объявила она.

Плут сосредоточенно смотрел на диковинку. Мясистый, с тонкой оболочкой, истекающий кровавым соком плод ничем не напоминал обычные жёлуди. Такого он ещё никогда не видел! И запах какой-то странный. Сморщив нос, он принюхался: от жёлудя несло чем-то затхлым.

– Жёлудь, – повторил он, пытаясь скрыть своё удивление.

– Этот жёлудь не простой, лапочка, – объяснила Гестера. – Это жёлудь с дуба-кровососа. Такие жёлуди собирают тролли в Дремучих Лесах. Вот так, деточка. Эти дубы пожирают живую плоть, и ещё на каждом висит хищная смоляная лоза. Сборщики урожая едят жёлуди, но частенько их тоже едят – ты понимаешь, что я тебе говорю? Считай, что тебе повезло: работаешь у меня, а не на уборке урожая…

– Спасибо, – ответил Плут, перегибаясь от спазма в желудке.

– Вот почему эти жёлуди такие дорогие, – продолжала кухарка. – И это правильно. Но попробуй это объяснить старому скупердяю Амберфусу! Всегда охает, что цены взвинчены. Я ему отвечаю, что это для нашего хозяина. Если жёлуди приносят ему радость, мы за ценой не постоим. Что правда, то правда.

Гестера аккуратно положила плод в карман передника и, вынув ещё один из ведёрка, поднесла к свету. Плут с любопытством наблюдал, как она вытаскивает подрагивающие пурпурные шарики и кладёт их в заляпанный кровью фартук. Четыре штуки.

– Этого достаточно, моя крошка…

Она указала пальцем на полку с инструментами, какими пользуются кочегары: щипцы, щётки, совки и лопаты, мехи различного размера и несколько топориков.

– Подай-ка мне совковую лопату, деточка, – повелела она.

Плут послушно выполнил приказ.

– Нет, не эту, – одёрнула его Гестера, когда он взялся за инструмент. – Вон ту, с длинной ручкой.

Плут достал ту лопату, на которую указала гоблинша, и подошёл к старухе.

– То, что надо, лапуля, – одобрила она Плута. – Теперь подними её и держи прямо передо мной. Вот так. А теперь мы положим сюда жёлуди. – Она сосредоточенно рассматривала кровавые плоды, лежавшие на лопате. – Может, добавить ещё один? – задумалась она и вытащила очередной жёлудь из ведёрка.

Гестера направилась к печи. Плут вышагивал рядом, держа перед собой совковую лопату с желудями дуба-кровососа. Гестера взяла пару тяжёлых рукавиц и, натянув их на руки, распахнула дверцу печи. Из топки вырвался столб пламени.

– Ах как хорошо! – замурлыкала Гестера. – Наконец-то прогрею свои старые кости. – Она повернулась к Плуту. – Дай сюда лопату! И смотри осторожнее!

Плут шагнул, передал Гестере лопату с драгоценными желудями дуба-кровососа и отступил.

– Сейчас мы их засунем в печь! Раз, два, три! – ворковала кухарка, запихивая лопату с кровавыми шариками в раскалённый очаг. Жёлуди заскворчали, и сразу запахло жареным мясом. – Подождём немного, – сказала Гестера. – Минуты через две они будут готовы. – Она оторвалась от огня и повернулась к Плуту.

– Мы не всегда готовим такую большую порцию. Одного жёлудя обычно хватает на сто бутылок «Забвения».

– Забвения, – тупо повторил Плут.

– Я как раз готовила этот нектар, когда тебя привели… Помнишь? Да нет, ты ничего не помнишь, – добавила она, и Плут, к счастью, не успел ответить, иначе неминуемо бы выдал себя. – Я совсем забыла… Старая, глупая Гестера… – Она пальцем сковырнула с передника присохшую каплю крови. – Забвение, – вздохнула она. – Это целебное питьё для нашего хозяина делает его счастливым. Изготовлено, между прочим, по моему рецепту… Плут стоял не шевелясь. – Для этой микстуры я перегоняю чистейшее старинное вино. – Гестера кивком указала на замысловатое переплетение трубок, горелок и колб на стене. – У меня там всегда что-то кипит, но я добавляю в вино собственные ингредиенты, поэтому мои лекарственные препараты уникальны. Истёртый в порошок жёлудь с дуба-кровососа, например. Он придаёт пикантность снадобью, а хорошую работу ценят… – Она притянула Плута к себе и, прищурившись, заглянула ему в глаза. – Это будет нашей маленькой тайной, деточка. Я надеюсь, ты никому не выдашь наш секрет?

Плут поморщился: у гоблинши дурно пахло изо рта, вспотевшее тело отдавало кислятиной.

– Нет, – пробормотал он.

Гоблинша фыркнула и оттолкнула юношу от себя.

– Ну конечно, ты никому ничего не скажешь, лапушка. Теперь ты в каком-то смысле член нашей маленькой семьи. Ты больше никогда никого не увидишь, поэтому тебе некому будет рассказывать наши тайны. Просто некому…

Она повернулась к печи, вытащила из топки лопату и внимательно посмотрела на жёлуди.

– Гм-гм, пожалуй, ещё минутку… – произнесла Гестера, засовывая лопату обратно в печь. – Сегодня мы, конечно же, не будем готовить нектар забвения. Сегодня мы идём кормить младенца.

– Кормить младенца, – бессмысленно повторил Плут, и в голове у него пробежала тревожная мысль. «Ты никогда никого не увидишь…» Как это – никогда?

Гестера вытащила совковую лопату из печи.

– Иди сюда и внимательно посмотри, что у нас получилось. Всё готово. И цвет, и консистенция, – вот видишь?

– Да…

Плут уставился на лопату. Там, где раньше лежали склизкие, пахнущие падалью жёлуди, теперь высилась кроваво-красная горка пыли, похожая на муку мелкого помола.

Гестера, крепко зажав в руках обугленное древко лопаты, плечом захлопнула дверцу и отошла к столу.

– Обычно я храню порошок в колбе и беру его, когда он мне нужен для нектара забвения. Но сегодня…

– Сегодня мы идём кормить младенца, – нудным, ровным голосом повторил Плут, втайне радуясь, что ему удалось подавить эмоции.

– Правильно, моё золотко, – поддержала его Гестера, и её глаза блеснули из-под тяжёлых век. – Только не «мы», а «ты». – Она положила железное полотно лопаты на стол. – А теперь тащи колбу, дорогой мой, и быстренько пересыпь в неё порошок. Время решает всё! Только аккуратно! Смотри, чтобы не пропало ни крупинки!

Плут поспешил усердно выполнить задание, старался как мог, и, несмотря на все его усилия, несколько пылинок всё же упало с лопаты на влажный пол, когда он пересыпал огненную муку в сосуд. Счастье ещё, что Гестера ничего не заметила!

Когда на совке не осталось ни крупинки, Гестера поставила лопату обратно в угол. Плут, взяв колбу в руки, внимательно изучал её содержимое. Порошок был таким ярким! Казалось, он пульсировал, как живой.

– Поставь на место! – послышался окрик.

Гестера вернулась. В руках она держала горшочек. Поставив его на стол рядом с колбой, гоблинша отвернула крышку. Плут с любопытством заглянул внутрь горшочка. Там хранился светло-коричневый порошок, переливающийся даже при тусклом кухонном освещении.

– Пылефракс, – пояснила Гестера.

– Пылефракс, – эхом отозвался Плут, подавив волнение.

Он знал буквально всё об этом веществе: то, что оно добывается из штормофракса, драгоценной материи, зарождающейся только в Великую Бурю, и то, что оно такое тяжёлое, – как-то раз его использовали в качестве противовеса для падающей Санктафраксовой скалы. Пылефракс образуется естественным путём в полумраке Сумеречных Лесов, с его помощью можно очистить самую грязную воду…

– Пылефракс высшей пробы, деточка, – похвасталась Гестера. – Хранился в кладовых у шраек, в глубине Сумеречных Лесов. – Она приложила палец к губам. – У меня с ними есть договорённость… – Кухарка вручила своему рабу пинцет. – Мы теряем драгоценное время, – посетовала она. – Желудёвый порошок остывает. Посмотри – цвет тускнеет. Добавь-ка в колбу пылефракса, а потом хорошенько встряхни смесь.

– Хорошо, – промямлил Плут. Взяв пинцет двумя пальцами, он опустил его в баночку. – А сколько класть?

– На семь желудей семь щепоток пылефракса, – из другого угла кухни ответила ему Гестера.

Плут оглянулся, удивляясь, куда она исчезла. Гоблинша, пожилая достойная матрона, залезла под массивный верстак, из-под которого торчал лишь её белый колпак.

– Ну давай! – отрывисто крикнула она.

Плут повернулся к колбе, сердце у него стучало, как бешеное. Ему, наверно, грозила опасность, – иначе зачем было гоблинше прятаться под стол?

Юноша со страхом нагнулся над порошком из желудей. Держа пинцет трясущимися пальцами, он взял щепотку пылефракса и занёс инструмент над колбой. Сделав глубокий вдох, раскрыл пинцет, и блескучий порошок коричневого цвета высыпался на кроваво-красную пыль.

Плут взял следующую щепотку. Ладони у него стали влажными, на лбу выступили капельки пота, пока он нацеливал пинцет, наклонившись над горлышком склянки. Пот заливал ему глаза, голова раскалывалась от напряжения.

– Осторожно! Только не просыпь пылефракс, душенька, – умоляющим голосом пропищала Гестера.

Плут раскрыл пинцет, и крошечные частицы пылефракса упали в сосуд. Одна пылинка отлетела от шепотки и закружилась над столом, подхваченная воздушными потоками. Малюсенькая сверкающая точка то поднималась, то опускалась, вращаясь и кружа по кухне: она мелькала в луче света, в отблесках гаснущей печи и наконец опустилась на пол в том месте, где был просыпан желудёвый порошок.

Бабах! В кухне прогремел мощный взрыв. Пол закачался, тяжёлый стол пошатнулся, а самого Плута отбросило как рваную тряпку. Он тяжело плюхнулся в другом углу, не выпуская пинцет из рук.

– Я же говорила тебе: осторожнее, деточка! – визжала старуха. – Джаспел не послушался меня, и где он теперь? – Она укоризненно погрозила пальцем. – Нельзя быть таким неаккуратным!

– А что тут случилось? – запинаясь спросил Плут.

Он встал, и в нос ему ударил знакомый запах: пахло лесным миндалём, жареными лесными орехами…

– Ты, должно быть, просыпал желудёвый порошок на пол, а потом уронил немного пылефракса, – спокойно объяснила Гестера, будто ничего сверхъестественного не произошло. – Смесь становится опасной, если её не хранить в специальных сосудах. Одна капля – и трах-тарарах!

Плут похолодел. До него дошло наконец: если даже от одной капли может произойти взрыв, то он сам – ходячий детонатор! Мокрые руки, пот, стекающий со лба, – и бух-бабах! При мысли о том, что он был на волосок от гибели, Плут вспотел ещё больше.

– Поторопись! – скомандовала Гестера. – Пора кормить младенца. Продолжай дальше, золотце моё.

Отерев руки о полы своей куртки, Плут поспешил обратно к столу. Затаив дыхание, он занёс инструмент над пылефраксом. Дрожа, как былинка на ветру, он опустил следующую порцию пылефракса в колбу. И повторил операцию ещё четыре раза.

– Ну наконец-то, – проворчала гоблинша. – Теперь заткни флакон пробкой и хорошенько потряси.

– Хорошо, – слабым голосом отозвался Плут.

Тошнота подступила к горлу юноши, когда он взял колбу в руки. Пылефракс тонким слоем лежал на горке желудёвого порошка. Плут плотно закрыл флакон.

– Не забудь его как следует встряхнуть, – напомнила Гестера.

– Хорошо, – ответил Плут.

Колба была тёплой, она согревала ему руки, трясущиеся от нервного напряжения, мокрые, липкие руки… Зажмурив глаза, он принялся встряхивать стеклянный сосуд. Ничего страшного не произошло. Два слоя перемешались, – вот и всё.

Тут кухню огласил мелодичный перезвон. Звук шёл от стены, где над столом располагалась доска, на которой в ряд были повешены колокольчики на витых металлических тросах. Под каждым была прибита табличка: «Большой Зал», «Банкетный Зал», «Императорские Покои», «Палата Лиги». Звонил колокольчик, где значилось: «Палата Лиги». Трос раскачивался из стороны в сторону.

– Скорее, мой дорогой, скорее, – наседала Гестера. – Костоглот ждёт. Неси сюда колбу, золотце, я её немножко согрею.

Подойдя к печи, гоблинша поставила флакон на край топки и немного подождала, пока порошок внутри не засиял ярко-красным светом. Затем, не говоря ни слова, она схватила колбу и поспешила со своей ношей через кухню, знаком повелев Плуту следовать за ней.

Плут послушно поплёлся за Гестерой. В углу кухни он обнаружил врезанную в стену каменную голову: она злобно скалилась, глядя на Плута. Маска была огромных размеров: каждый глаз был с тарелку, а массивный нос – не меньше взрослого ежеобраза. Казалось, каменная голова глумилась над ним, растянув в ухмылке рот. Плут нахмурился: Гестера направлялась прямо к каменному идолу.

– Держи крепко, не урони, – сказала гоблинша, вручив ему колбу с порошком. – А теперь заходи внутрь. Ты должен отвезти флакон в Палату Лиги, на самый последний этаж дворца. Там тебя встретит Костоглот. Не заставляй его ждать.

Гестера надавила на рычаг справа от каменной маски, и зубастая пасть раскрылась. Плут вошёл. Внутри каменной пасти находилось что-то вроде шкафчика или тумбочки и висела верёвка.

– Это лифт, – пояснила Гестера. – На нём можно подняться на любой этаж. Ну давай, дорогой мой.

Несмотря на жар от банки, которую Плут держал в руках, его знобило. Он скрестил ноги и уселся. Над ним свешивалась верёвка.

– Теперь хватайся за верёвку и тяни, тяни изо всех сил. Иначе нельзя. И не останавливайся, пока не попадёшь наверх. Колба не должна остыть. Если смесь начнёт остывать, стекло изнутри запотеет, а что тогда будет…

Плут сглотнул слюну.

– Я уверена, такой сильный парень, как ты, обязательно справится с заданием. Не то что старик Жиропуз – остановился на полдороге, не доехав до Банкетного Зала, и на тебе! Жуть, что тут было! Осколки стекла, кишки разбросаны по всему замку.

Плут прижал банку покрепче к животу, чтобы не дать смеси остыть.

– Ну поехали, деточка, – нетерпеливо напутствовала его Гестера. – Помни, что Костоглот ждёт тебя.

Плут ухватился за верёвку и потянул её вниз. Канатный лифт качнулся, и Плут почувствовал, что поднимается. Кухня исчезла из виду, а вместе с ней ушёл немыслимый жар от очага. Чем выше он поднимался по узкой шахте, похожей на печную трубу, тем больше привыкал к ритму движений. От пота он взмок, мышцы рук ныли, полная фляга давила на грудь, но он не мог позволить себе остановиться и передохнуть. Порошок не должен был остывать! Плут продолжал перебирать руками верёвку.

Тусклый свет над головой приближался. Вскоре Плут оказался напротив узкого проёма, через который открывался вид на забитый статуями зал. Память не подвела: помещение было полутёмным, с бесконечным количеством ниш. И там было так холодно! Ещё крепче вцепившись в верёвку, Плут стал подниматься выше.

Мгновение спустя мимо проплыл зал для совещаний с роскошным убранством, коврами на полу, стульями и скамьями, покрытыми толстым слоем пыли. Потом промелькнула площадка одного из верхних этажей, металлическая решётка, за которой располагалась библиотека, уставленная книжными шкафами вдоль стен. У Плута заныли мышцы, каждый раз, когда он перехватывал верёвку, боль усиливалась.

Поднимаясь всё выше, Плут мельком увидел грандиозный по пышности зал. Высокий сводчатый потолок, с него свешивалась огромная люстра с хрустальными подвесками, длинный стол из чёрного дерева, уставленный золотыми столовыми приборами и серебряными кубками…

– Банкетный Зал… Жиропуз… – пробормотал Плут и от испуга чуть не выпустил верёвку из рук: от его горячего дыхания в воздухе расплывалось облачко пара.

Удвоив усилия, Плут налёг на верёвку. Оконце, выходящее на Банкетный Зал, исчезло, и лифт пополз вверх по узкой четырехугольной шахте, похожей на дымоход. На мгновение канат ослаб, провиснув петлёй, и подъёмник замедлил ход, но Плут крепко сжал кулаки. Лифт дёрнулся, и подъём продолжился. Всё выше, выше и ещё выше, мимо запертых наглухо лазов и люков, на самый верх… Его обступила темнота, запахло плесенью. И тут Плута озарила чудесная мысль: чем выше он поднимался, тем теплее становилось в шахте лифта…

Подъёмник тряхнуло, раздался скрежет: вззык! – и лифт остановился. Плут тревожно огляделся. Тьма была кромешная.

Тут он уловил чьё-то тихое бормотание и прислушался к напевному говорку. Звуки стали разборчивее.

 
Выбираешь чёрный цвет —
Жить тебе до сотни лет
Выбираешь белый цвет —
Жизнь была – и жизни нет
 

Плут узнал хрипловатый голос старика гоблина, того самого, кто притащил его во дворец.

Плут пошарил по стене и обнаружил на ощупь ручку, покрутил её, подёргал вверх-вниз, но двери не открывались. Стараясь не поддаваться панике, Плут замер, прислушиваясь к песенке.

– Выбираешь чёрный цвет… – Строчка внезапно оборвалась. – Ему лучше бы поторопиться…

– Костоглот! – заорал Плут. – Я здесь! В лифте! – Юноша принялся дубасить в дверь изо всех сил.

Гоблин перестал бурчать себе под нос, и Плут услышал торопливое шарканье старческих ног. Звякнула задвижка, и в замочной скважине повернулся ключ. Дверь распахнулась, и ослепительный свет залил площадку лифта. Плут оказался лицом к лицу с дворецким.

– Номер одиннадцать! – воскликнул тот с облегчением. – М-да, крепкий орешек этот номер одиннадцать! – Гоблин прищурился. – А ты привёз питание для младенца?

Плут откинул полу куртки и вытащил из-под неё драгоценный сосуд. Костоглот хлопнул в ладоши – раздался сухой треск, как от сломанного сучка.

– Прекрас-с-сно! – засипел он. – Выходи, номер одиннадцать! И быстро за мной!

Над головой он увидел необъятный стеклянный купол, через который просматривалось ярко-голубое небо. Кое-какие фрагменты стеклянных панелей были разбиты, и осколки, поблёскивая, валялись на полу возле огромного стола в форме кольца. Стол явно был починен на скорую руку: ножки были подвязаны верёвками, к столешнице прибиты куски фанеры. У ног Плута лежала покалеченная голова какой-то статуи, а по другую сторону стола торчало странное сооружение метров двадцати в высоту – хлипкое, шаткое и совершенно неуместное в этих покоях, несущих печать былого великолепия, – на нём громоздился чудовищных размеров металлический шар.

Именно туда и направлялся Костоглот, обогнув стол, лавируя между грудами битого стекла. Плут с любопытством наблюдал, как гоблин приложил диковинный раструб к металлическому шару, а другой его конец приставил к уху. Морщинистая физиономия дворецкого озарилась улыбкой.

– Дитя надо покормить, – сказал Костоглог. – Младенец ещё не сыт. – Он отставил слуховую трубку и повернулся к Плуту. – Ну пошли, только не отставай. Сейчас мы будем кормить младенца.

Зажав стеклянную колбу под мышкой, Плут полез вслед за гоблином по скрипучей лестнице. Подъем оказался сложнее, чем он мог себе представить. Грубо обтёсанные деревянные перекладины скользили под ногами, занозы впивались в ладони, а расстояния между ступенями были так велики, что он едва удерживал равновесие. Стеклянный сосуд с порошком готов был выскользнуть из рук в любую секунду.

– Скоро уже, номер одиннадцать, – подбодрил Костоглот. – Совсем чуть-чуть осталось.

Плут глянул вниз. Пол, казалось, находился в нескольких милях от него. Потом поднял глаза. Вблизи блестящая сфера шара напоминала гигантский бутафорский апельсин, и это впечатление дополняла верёвка, торчавшая из дырочки, как черенок лежавшего на боку плода. Костоглот добрался до верха и протянул Плуту руку.

– Давай сюда, – сказал он. – Лезь на платформу. – И вытащил Плута на грубо сколоченную площадку, опоясывающую шар.

– Посмотри на младенца, – прошептал дворецкий, – правда красивый? – Он любовно погладил гладкую, блестящую поверхность сферы, млея от удовольствия. – Это проект хозяина. Но кто сделал его? Костоглот. Именно так, как велел хозяин. Красивый младенец. Большой и красивый.

Где-то высоко над головой пролетел белый ворон, расправив мягкие пушистые крылья. Он пристально смотрел вниз, сквозь стеклянный купол дворца.

– Видишь крышечку, номер одиннадцать? Прямо посередине шара, – прошептал Костоглот. – Сними её. Только аккуратно.

Плут выполнил всё, как ему велели.

– А теперь высыпи туда смесь. Всё, до последней пылинки. И поскорее, чтобы в рот младенцу не попала какая-нибудь грязь. Нам этого не надо… пока не надо…

Трясущимися руками Плут поднял колбу над головой, ловким движением перевернул сосуд так, чтобы горлышко было нацелено внутрь шара, окованного медью, и вставил горлышко в отверстие. Детали идеально были подогнаны по размеру.

Когда колба с порошком опустела, Плут через стеклянное донышко сосуда увидел внутренности так называемого младенца. Сфера была заполнена почти до краёв. Плут постучал по колбе, и несколько последних ярко-красных крупинок полетело в жерло. Быстрым движением юноша вытащил колбу и немедленно захлопнул крышку шара.

– На сегодня всё, – прошептал ему на ухо дворецкий, с гордостью поглаживая своё детище по выпуклому металлическому боку. – Если дела у нас пойдут хорошо, младенец скоро будет сыт по горло. Хозяин будет нами доволен.

Вслед за гоблином Плут начал спускаться по шаткой лестнице. Внизу гоблин вцепился ему в плечо.

– Младенец сыт, – произнёс он. – Так что тебе пора возвращаться. Не надо злить старушку Гестеру. Уж кому-кому, а Костоглоту это хорошо известно. – Он круговыми движениями помассировал свой живот. – Если ты не хочешь, чтобы у тебя внезапно разболелся желудок, – добавил он, – тебе лучше поторопиться. Она умеет навести порчу. Запомни мои слова, юноша.

Путь назад оказался во много раз легче, лифт спускался сам по себе, а Плут только придерживал верёвку, чтобы подъёмник не падал слишком быстро.

– Ну наконец-то, деточка! – воскликнула Гестера, как только он добрался до нижней площадки. – А я уж тут думаю, куда это ты пропал, – лепетала кухарка, таща юношу к печи.

– Здесь просто лютый холод с тех пор, как ты ушёл. Подбрось-ка дровишек в печку, моё золото. И побольше.

– Хорошо, – понуро ответил Плут.

– И раздуй мехи. Мне давно пора прогреться. Ах, мои бедные старые косточки, как они ноют от холода!

– Хорошо.

– А когда набьёшь топку, пойди и наруби ещё дров. У нас скоро все запасы кончатся.

– Хорошо, – повторил Плут.

Вручив Гестере пустую колбу вместе с пробкой, он вздохнул и поплёлся к сваленным в кучу дровам.

Несмотря на усталость, Плут лихорадочно обдумывал ситуацию. Вопросов у него было много, но ответов никто ему дать не мог. Оставались только предположения.

Что такое этот так называемый младенец? Зачем его построили? Для чего он? Плуту было ясно только одно: нужно докопаться до правды. Несмотря на немыслимое пекло, по спине у него пробежал холодок. Плут понял, что только один человек может ответить на его вопросы: хозяин Дворца Статуй, Вокс Верликс. И никто иной.