Текст книги "Лёд"

Автор книги: Крис Картер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Вот что они искали, – пробормотал Фокс и повернулся к Мэрфи, топтавшемуся за спиной. – Четверть миллиона лет растопили за пару дней.

– Я хотел бы взять кое-какие образцы нетронутыми, – сказал Мэрфи и потянулся к герметично запечатанным стеклянным цилиндрам, в которых поблескивал подтаявший лед. Молдер пожал плечами и отошел от термостата. А Мэрфи продолжал стоять, глядя на невзрачный цилиндр, как легендарный сэр Галахад смотрел бы на обретенный Грааль.

Пройдя мимо тела, лежащего на верстаке, Молдер догнал доктора Да Сильву. Она шла, словно в трансе, расширенными глазами глядя на бедлам вокруг – залитые кровью и перевернутые столы, приборы, стулья, осколки стекла.

Она медленно открыла дверь, петли скрипнули. В этот момент из глубины станции донесся низкий скрежещущий звук Женщина вздрогнула и отшатнулась, налётев спиной на Молдера.

– Это генератор, – успокаивающе произнес Фокс и первым шагнул в отсек. В тесном помещении вдоль стен стояли шкафы, висели какие-то инструменты и приспособления. Молдер шарил лучом фонарика по верху и не видел того, что заметила женщина. Рычание и испуганный крик: «Агент Молдер!» – прозвучали одновременно.

И в тот же миг вспыхнул свет. На спину Фокса прыгнул пес и сбил его с ног. И со злобным лаем атаковал вновь. Перепуганная Да Сильва забилась в угол и лишь наблюдала за борьбой человека и собаки. Отталкивая пса, вцепившегося в рукав куртки, Молдер сумел сесть и сорвал со стены снегоступ. До сих пор агенту удавалось отбиваться, но рассвирепевший пес не давал ему подняться с пола, повторяя атаку за атакой.

На крик Да Сильвы сбежались остальные члены группы. Быстрее всех оказался Медведь. Он оттащил пса, который уже выдрал несколько клочьев из рукава молдеровской куртки.

– Вставай, – проворчал он, перехватив пса за загривок.

Молдер поднялся, но тут зверюга извернулась и вцепилась в запястье Медведя. С приглушенным криком боли пилот упал на спину, отшвырнул пса, но тот вновь сомкнул зубы на его руке.

Фокс сорвал с верстака подвернувшийся кусок брезента, накинул на обезумевшее животное, обхватил этот живой сверток, блокировав движения пса, и оттащил от Медведя.

– Держите его! – скомандовал Ходж. Он поколдовал у аптечки, подготовил шприц, откинул угол брезента и вонзил иглу в бок животного. Пес взвизгнул от боли, потом жалобно заскулил, и Молдер почувствовал, как тело в его руках обмякает.

– Пусть отрубится на некоторое время, – проворчал Ходж.

«По мне – так хоть навсегда», – подумал Медведь, баюкая прокушенную руку. Молдер положил пса на один из столов, и животным сразу же занялись Мэрфи и Да Сильва.

– Ты как? – спросила Молдера Скалли.

– Да ничего. Он не прокусил мне кожу, – ответил Призрак. – Медведь, а ты как?

– Мне – прокусил, – ответил пилот и показал окровавленную кисть.

– Снимай куртку, – предложил Ходж. Медведь покачал головой. «В гробу я вас видел, док, с вашей хлебаной первой помощью, – подумал он. – Сам уж как-нибудь».

– Дайте мне ваши склянки и бинт, – пробурчал он вслух, – я сам все сделаю.

Ходж развел руками, капитулируя перед этой мрачной недоверчивостью, и подал Медведю пластырь, стерильные тампоны и антисептик. Пилот еще что-то буркнул и ушел из отсека.

– Бешенство? – спросила Да Сильва. Скалли, Ходж и Мэрфи окружили стол, внимательно осматривая пса.

– Никаких симптомов – ни судорог, ни повышенного слюноотделения – я не наблюдаю, – констатировал Ходж. – Может, это и бешенство, но какая-то необычная форма.

Скалли, продолжая осмотр, ерошила шерсть, внимательно исследовала кожу.

– Черные узелки, – вдруг сказала она, раздвинув шерсть на боку под правой передней лапой. – И увеличенные лимфатические узлы.

Все склонились над столом, даже Медведь заглянул опять в отсек и маячил теперь за спинами ученых.

– Бубонная чума? – полувопросительно произнесла Да Сильва.

Скалли посмотрела на нее округлившимися глазами, Молдер усмехнулся. «Ну-ну, – одновременно подумали агенты. – В Арктике».

– Я сделаю анализ крови, – сказал Ходж, – тогда будем принимать решения.

Скалли продолжала раздвигать шерсть, исследуя кожу.

– У собаки раздражение в области шеи, – произнесла она, разглядывая расчесанный до крови участок кожного покрова.

– Такое впечатление, – заметил Мэрфи, – будто животное выдирало собственные волосы.

Скалли рассматривала раздраженный участок и так, и сяк, не в силах догадаться, что заставило собаку расчесать шею. И вдруг – словно упругий валик прокатился под кожей пса, от головы к спине. Скалли отдернула руку.

– Посмотрите! – воскликнула она. – Посмотрите сюда!

– Это что за черт? – медленно произнес Мэрфи. Лицо его выражало растерянность и недоумение.

Все посмотрели друг на друга, словно кто-то мог дать ответ на вопрос Мэрфи.

Когда меня тяпнула эта хлебаная собака, я в край озверел. И так летишь, куда ворон костей не заносит, а тут еще всякая хрень шкуру прокусывает. Ясный пень, вызверился я и на докторишку с его помощью, да и вообще на весь белый свет. Поглядел я, поглядел, как они с этой животиной возятся, плюнул и пошел в сортир шкуру латать.

Рана оказалась так себе – тяпали меня и посильнее. Кровищи, правда, многовато повытекло, видать, сосуд какой прокусил этот сучий потрох. Промыл я все это дело, залил антисептиком, прилепил пластырем тампон – и все, до свадьбы заживет. Дай, думаю, умоюсь и пойду к этим клистирным трубкам, скажу, что пора отсюда когти рвать. Прогноз, он, может, и работает, а я задницей чую: быть бурану.

Только я собрался водицу включить, как меня скрутило. Что-то в правом боку под мышкой как резануло, в глазах муть, дышать нечем, ноги не держат. Повалился я, в общем, на толчок, в угол. Повалялся, отдышался. Ни хрена не понимаю – всю жизнь даже чиха не было, а тут такое. Подержался я еще немного за больное место, только уже не болело оно – как ничего и не было. Ладно, думаю, надо глянуть – что же там такое. Встал – не болит. Неуютно немного, и все. Стянул с себя рубашку и к зеркалу подошел. Поднял правую руку. И вот тут-то и понял, что все, задница, амба тебе, Медведь. А под мышкой пятна такие, черные,' как разросшиеся родинки. Ну, как у той собаки, что меня тяпнула.

Посидел я немного, отдышался. Вспомнил книжки, которые в школе читал, да и потом. Вспомнил, что многие болезни через жидкость передаются. Вот и мне передали, кажется, «из слюны в кровь» это называется. Но, мать-перемать, быстро-то как! Часа еще не прошло, как меня эта хрень на лапах тяпнула.

Только это ладно, черт с ним. В другом дело – линять надо отсюда, пока чего похуже не началось. И мысль эта в моей башке как гвоздь засела: линять, рвать когти!

Ладно, думаю, сейчас не каменный век, и мы не в какой-нибудь Африке, откачают – лишь бы здесь не зависнуть. Пойду погляжу, чего там мужи ученые наковыряли и собираются ли они отваливать. А ветер, слышу, крепчает. Как бы чего не вышло.

Но, видать, долго я проковырялся в сортире;

Выхожу в отсек и слышу, как рыженькая эта

– Скалли – говорит кому-то:

– По результатам осмотра очевидно: люди убили друг друга. Трое из них задушены, вокруг шеи четко видны странгуляционные линии. А Рихтер и Кэмпбелл покончили с собой, застрелились. Также наблюдаются повреждения тканей, вызванные лихорадкой.

Я вошел в отсек, смотрю – там и второй федерал сидит, Молдер, а рыженькая цыпа ему всю эту бодягу и разъясняет. Да, думаю, ну у ребят и работка – выяснять, кто, как и от чего копыта откинул. Только мне сейчас не до сочувствии, у меня свои интересы есть.

– У них у кого-нибудь были темные пятна, как у собаки? – спрашиваю.

– Нет, – отвечает Скалли, – черные узелки отсутствовали у всех. Я поближе подошел.

– Так, значит, темные пятна никак не связаны с тем, что эти ребята друг друга перебили? – говорю. – Да?

– Я бы не стал исключать такую возможность, – это сзади Ходж вмешался. Он только что вошел и теперь снимал с рук тонкие резиновые перчатки: – Я только что еще раз обследовал собаку. Так вот – у нее черные пятна исчезли.

– Что бы это могло значить? – спрашивает Молдер.

– Возможно, темные пятна – это симптом заболевания, но только на ранней стадии.

И все они вышли из отсека. А я стою, и до меня тихо доходит, что это действительно амба. Но линять надо. Если я и загнусь, то хоть в миру, а не на этом богом забытом мысе в двухстах пятидесяти милях севернее Полярного круга. Не-ет, ребята, шиш, кто как хочет, а я лыжи отсюда навострю. Да и свистят они, похоже, все, на понт берут. Ну, не такой человек Медведь, чтоб его так запросто в покойники записать. А они этого очень хотят. И ведь непонятно – почему. Темнят, крутят. Ла-адно, разберемся.

Пошел я пока таскать мешки с трупами в неотапливаемую кладовку – типа, больше некому этим делом заниматься, как только пилоту. Вижу, вобла Да Сильва этак брезгливо двумя пальчиками берет упакованный в полиэтиленовый пакет пугач – «беретту», кажись, – и откладывает в сторону – на ее драгоценных бумажках лежал. А Молдер давай опять разглядывать листок. Бумага грязная, в пятнах Крови. Я в нее уже заглядывал – каракули, словно ребенок писал: «Мы не те, кто мы есть». И так четыре раза. А федерал этот уже в пятый раз за листок хватается и внимательно так разглядывает. Как будто там все написано, что здесь приключилось.

Когда я вернулся, оттащив последний труп, Молдер все еще стоял и пялился в эту записку. Потом неохотно отложил, взял какую-то другую бумажку и окликнул Мэрфи:

– Дэнни!

А тот сидит – глухарь глухарем. Опять в астрал вышел, свои записи слушает. Молдер его еще пару раз окликнул, рукой перед глазами помахал. Только тогда Мэрфи в реальность вернулся, вздрогнул, обернулся и «ракушки» из ушей вытянул.

– Извини, – говорит, – розыгрыш против Майами, восемьдесят второй год. Помогает переключаться.

По-моему, все ученые – с прибабахом. Дело они, конечно, частенько полезное делают, но шарики за ролики у них точно заскакивают. Да и этот Молдер им под стать – крыша не совсем на месте. Но мне сейчас не до того. Темнят они что-то, ох темнят.

– Я что-то не могу разобраться в этой спутниковой фотографии, – это Молдер говорит. – Объясни, пожалуйста.

Мэрфи уткнулся носом в фотографию, чуть ли не пробуравил ее.

– Так, – говорит, – вот это – область Ледяного мыса. Приблизительная глубина вечной мерзлоты здесь три тысячи метров.

– Я еще нашел здесь вот эти цифры, – говорит Молдер, переворачивая листок. – Если я их правильно понимаю, команда обнаружила, что толщина слоя вечной мерзлоты здесь в два раза больше.

– Ну что ж, – откликнулся Мэрфи, откидываясь на спинку стула, – очень хорошо. Цифры говорят, что здесь вогнутая топология. Похоже, они бурили внутри метеоритного кратера.

Надоело мне эту бодягу слушать, пошел я в другой конец центрального отсека. А там – не лучше.

– Вы ошибаетесь, – доказывает рыженькой селедка-Ходж, – это невозможно.

– Я провела анализы двух образцов, – чуть ли не вопит Скалли.

На ее голос даже народ начал стягиваться:

Молдер с Мэрфи бросили свою топографию, мочалка сушеная тоже перестала в каком-то дерьме ковыряться.

– Что ты нашла? – Молдер спрашивает.

– Кажется, в крови Рихтера присутствуют следы аммиака.

– Это невозможно, – тянет свое Ходж, – аммиак бы распался при температуре человеческого тела.

Ну ни хрена ж себе штучки пошли, думаю. Аммиак в крови! Чего только не придумают.

– Я проверила всё системы фильтрации воздуха, – заявляет Да Сильва, – и не нашла никаких ядов.

– Я нашел, – грустно так говорит Мэрфи. И кепочку свою вечную снял, башку чешет.

Ну, думаю, вот тут-то и все. Или наоборот, самое интересное начнется. Но свалить нужно, а эти придурки все кота за хвост тянут, ждут неизвестно чего. Угробиться хотят, и меня угробить.

– Я нашел яд, – повторяет Мэрфи. – Во льду. И, кроме того, там еще очень много интересного.

Все потянулись за ним, к его столу. Я тоже пошел, встал на входе, прислонившись к какому-то приборному шкафу – ноги не держат, хреново что-то стало. А Мэрфи давай лекцию читать:

– Судя по образцам, в тогдашней атмосфере была невероятно высокая концентрация аммиака, – и в цифры какие-то тычет.

– В земной атмосфере не могло быть такого даже четверть миллиона лет назад. Если только в атмосферу не внедрился инородный объект, – возразил Молдер.

Мэрфи кивнул на микроскоп, приглашая взглянуть.

– Скажи мне, что это не инородный объект, – пробурчал он.

Молдер заглянул в окуляры, аж подпрыгнул и позвал свою подружку-фэбээрошницу. Та тоже глянула и разволновалась. Даже я подошел поближе – интересно, что они там увидели?

– Точно такие же твари находятся в крови у Рихтера, – сказала Скалли и побежала к своему столу. – Одноклеточный организм, возможно – зародышевая стадия более крупного животного.

Все давай пялиться в микроскопы – кто на столе у Мэрфи, кто в другой, что у Скалли. Даже меня любопытство взяло, заглянул. А там болтается какой-то глист – не глист, инфузория-тапочка. Как рисуют рыбьи скелеты – вот такая же хрень, только без хвоста.

А эти чудики давай ликовать и радоваться.

– Это настоящий прорыв,—говорит Ходж, – вам не кажется?

— Доказательство перед нами, – подхватывает Скалли.

– Может, этот организм из льда как-то перебрался в людей? – грустно спрашивает Мэрфи. Как холодной водичкой всех окатил.

– Перестаньте, – говорит Да Сильва, – ничто не способно пережить отрицательных температур в течение четверти миллиона лет.

Успокаивает, стерва, думаю, а уверенности в голосенке нет. Ох, черт, не верю я им, ни на грош не верю!

– Если, конечно, низкие температуры не свойственны его естественной среде обитания, – тихо добавляет Молдер.

А ведь он прав, думаю. Все, хорош, ребята, я отсюда подрываюсь. Кто хочет, пусть летит со мной, а кто поперек дороги встанет – извините, порву в клочья.

– Вы, – говорю, – конечно, можете обсуждать своих тараканов. Но, Скалли, вы говорите, вскрытие показало, что люди убили друг друга, так? Я лично предлагаю убраться отсюда поскорее.

– Я согласен, – вдруг поддержал меня Ходж. – Нужно доставить все эти трупы в надлежащее учреждение, где проведут квалифицированное вскрытие. На тот случай, если мы что-то недосмотрели, агент Скалли.

– Если тела заражены, – говорит Молдер, – мы не можем взять их с собой. Мы и сами можем вернуться, только пройдя карантин.

Ну, думаю, задница! Решил меня припрячь? Да я здесь ни секунды не останусь, попробуй меня удержать, крыса кабинетная!

– Мы не имеем права рисковать, – продолжает Молдер, – привезти человечеству новую чуму.

– Ладно, – говорю, – ну, скажем так, пусть они открыли что-то, чего мы не знаем. Но я лично ждать не собираюсь, пока мы все тут передохнем.

Повернулся и пошел оттуда. И трясет меня, как всегда, когда очень хочется дать кому-нибудь в морду, но нельзя.

– Думаю, – говорит у меня за спиной Ходж, – что сейчас мы вполне можем вернуться.

Я аж остановился у двери и рот открыл. Кто бы мог подумать, что эта селедка вяленая человеком окажется.

– Нам ничто не угрожает, – продолжал -Ходж, – мы не заразились. Мы предприняли все меры предосторожности.

– Собака укусила Медведя, – заявляет Да Сильва.

Все, думаю, сучка, сейчас я тебе точно башку сверну. 'И к ней. Ну, Молдер ее заслонил, и Ходж еще вклинился.

– Собака, – ору, – укусила и Молдера!

– Есть только один способ выяснить, – говорит Скалли. – Пока нас не обследует врач-паразитолог, мы должны выяснить сами – не инфицирован ли кто-нибудь из нас.

Все замолчали и давай переглядываться. Долго молчали. Потом Ходж и говорит – неохотно так:

– Хорошо. Для диагностики надо, чтобы каждый из нас предоставил анализы крови и стула.

Ну ни хрена себе семечки! Срать в баночку да иглами колоться – увольте!

– Анализ стула? – спрашиваю. Кивают. Дурдом какой-то!

– Подобные процедуры всегда у меня проходят трудно, – говорит Мэрфи.

Молдер лицо ладонями потер и решил все к шутке свести:

– Ладно, – говорит. – У кого-нибудь есть спортивная газета?

Нет, мать вашу так, шутки кончились! С этими хлебанными анализами они пусть тут возятся до второго пришествия, а я линяю. Придумали, козлы, забаву! Взял я эту банку, взвесил ее на ладони и со словами:

– Я лично никаких анализов сдавать не собираюсь, – звезданул о ближайшую стену.

Да Сильва аж взвизгнула. А я от этого еще больше взбеленился. Иду к двери и ору:

– Я собираю свои манатки, сажусь в самолет и улетаю!

Молдер тут же кинулся меня останавливать.

– Ты не можешь лететь, – говорит, – тебя укусила собака.

Тут я развернулся, шагнул к нему вплотную. Где-то в глубине мысль бегает: он федерал, потом хлопот не оберешься. Но так хочется ему в умную морду засветить. Тычу ему чуть ли не в нос пальцем и ору:

– Меня наняли, чтобы я вас сюда привез и вернул обратно. Никто не говорил, что меня может укусить собака! Не было этого в контракте! Контракт разорван!

Не знаю, что уж он у меня на лице такого увидел, но посерьезнел враз. Смотрит на меня как-то странно. Да хрен с ним. Развернулся я и вышел из центрального отсека, дверью хлопнул.

– Ему нельзя позволить улететь без анализа, – сказала Скалли.

Молдер медленно повернулся. Все смотрели на него.

– Кто его остановит? – спросила Да Сильва.

– Нам придется это сделать, – медленно произнес Молдер, оглядывая людей, столпившихся вокруг стола.

Кроме Скалли, все смотрели отчужденно. «Вы – феды, вам и останавливать», – было написано на их лицах.

Скалли видела в их взглядах то же, что и Молдер. В принципе ученые были правы. Силу и власть на этой станции представляли агенты ФБР.

Молдер заговорил снова:

– Нельзя рисковать заразить все население Земли.

– Если он сядет в самолет, – напористо заявила Да Сильва, – я отправлюсь вместе с ним.

– Нет времени на споры! – поддержала напарника Скалли.

– Голосуем, – настойчиво произнес Молдер. – Кто считает, что нужно запереть Медведя, пока он не пройдет обследование? – и первым поднял руку.

Тотчас же подняла вверх два пальца, словно на уроке в школе, Скалли. Оглянулась. Ходж тер подбородок, Да Сильва отчужденно молчала и не двигалась. Медленно, но уверенно поднял руку Мэрфи. Скалли снова повернулась к напарнику и, прищурившись, кивнула.

– Хорошо, – Молдер расстегнул кобуру. Он вынул пистолет, но даже не стал снимать его с предохранителя.

Когда я вернулся в отсек, то первое, что увидел, были лица. Лица Ходжа, Мэрфи и Да Сильвы – напряженные, ждущие. Сразу понял, что сговорились, суки, против меня что-то задумали. И только потом' я увидел ствол в руке Молдера. Фед держал его низко, на меня не направлял, но держал на виду, а не в кобуре. Дескать, ты рыпнись, я уж тебя положу.

Да, дела-а, мать твою. И что, они думают, что я испугаюсь пушки и останусь здесь? Да для этого всей огневой мощи армии США не хватит. При всем моем уважении к звездам и полосам.

– Медведь, – говорит Молдер, убедительно так говорит, мать его, – мы хотим просто сделать анализы. Если мы не найдем следов паразита, мы все улетим.

Легко быть убедительным, когда у тебя в руке тридцать восьмой. Или у него сороковка? Черт его знает, что там сейчас фэбээровцам дают.

И все смотрят на меня. Черт, чего они так смотрят? Готовы небось кинуться на меня, если я чуть слово скажу поперек. Ладно, еще не вечер…

– Хорошо, – говорю, – давайте сюда вашу банку.

Бросил сумку, подошел к столу. Рыженькая агентесса банку протягивает. А Молдер ствол в кобуру сует. Расслабился. Значит, все правильно я прикинул – успокоились. Ну, я банкой этому сукиному сыну – по башке. Вякнул он и грохнулся на пол. А я – дай бог ноги к выходу. Нет, паскуды, вам меня так просто не уморить!

Я уж почти до дверей из отсека добежал. Да эта рыженькая – ловкая, тварь – в броске, что твой футболист, за ноги меня схватила. Я – мордой об пол, а она мне на спину верхом уселась и давай руку крутить. И Молдер подбежал помогать. Видать, черепушка крепкая или банка хреновая попалась. Больно, паскуды! Еще и за волосы башку мне назад оттянули,

чтоб не рыпнулся. Ничего, вы меня только на секунду отпустите, я вас зубами порву!

– Мэрфи, – орет Молдер, – веревку давай! Поднял меня за шкирку, проволок по отсеку – и мордой на стол, как их, легавых, учат при задержании орудовать. Скалли мне вторую руку выкрутила – чтобы вязать, значит.

И тут меня снова скукожило. Словно раскаленным прутом шею проткнуло. Дернулся я раз, другой. А потом все стало таким мутным, а я – легким-легким…

Когда Медведь дернулся первый раз, Скалли лишь крепче вцепилась в его руку, блокируя попытку вырваться. Но Медведь не вырывался. Конвульсивные толчки сотрясали его тело, из горла вырывались сдавленные невнятные звуки.

– Боже мой, – пробормотала Да Сильва, и Скалли на мгновение обернулась. Да Сильва смотрела расширенными глазами куда-то на плечи Медведя. Проследив направление ее взгляда, Скалли охнула. По шее Медведя вдоль позвоночника перекатывался под кожей тугой валик. Как и у собаки, которая его укусила. Медведь дергался и стонал.

– Мою сумку! – бросил Ходж Да Сильве и отстранил Скалли.

– Что ты собираешься делать? – спросил Молдер, продолжая удерживать выкрученную руку Медведя.

– Дайте скальпель, – распорядился Ходж.

– Но мы не знаем, что это за штука, – возразил Молдер.

– Она его сейчас убьет, – ответил Ходж, прижимая голову Медведя к столу. – Скалли, помоги мне.

Врач склонился над Медведем, в его руке блеснул скальпель.

– Лежи спокойно, – пробормотал он. Но больной не слышал. С придушенными воплями он бился в руках, обступивших его людей. Ходж рассек кожу, и Медведь отчаянно закричал.

– Пинцет, – скомандовал врач. Он запустил кончики пинцета в разрез, и больной дернулся.

– Медведь, полежи еще секунду спокойно, – сказал Ходж, – и все будет в порядке.

Молдер скривился: Ходж сжал пинцет, потянул – и из раны показался длинный, растягивающийся, словно резиновый, червь. Медведь глухо выл до тех пор, пока червя не удалось наконец вытянуть. Федерал тотчас же притащил банку, куда и бросили извивающуюся семисантиметровую дрянь.

Пилот пару раз всхлипнул и затих, обмяк. Молдер, сунув банку в руки Мэрфи, побежал в дальний угол Центрального отсека. Сел на стул, включил рацию.

– Говорит станция «Ледовая кора», группа, расследующая гибель экспедиции, – произнес он в микрофон. – Аэродром Дулиттл, отвечайте.

– Вас слушаем, – отозвался под треск помех женский голос.

– Говорит агент Молдер. У нас экстренная ситуация. Биологическая опасность. Требуем самолет с отсеком для карантина. Аэропорт Дулиттл, отвечайте.

– Вас слышим. У нас здесь серьезные погодные изменения, буря. Самолет не сможет вылететь еще день. Может быть, военная база в Коцебу предоставит вам самолет. Советую немедленно эвакуироваться. Арктический шторм движется в вашем направлении.

«Замечательно!» – подумал Призрак, проведя ладонью по лицу.

– Вы же говорили, что нам ничего не грозит в течение трех дней, погода будет хорошей, – устало сказал он.

– Сэр, вы забыли, где вы находитесь? – иронично ответила невидимая женщина. – Добро пожаловать на макушку мира.

Молдер вскочил и подошел к тем, кто возился с пилотом.

– Медведь в состоянии сейчас вести самолет? – громко спросил он. – Если мы не вылетим немедленно, то рискуем остаться не на день, а на месяц, если не больше.

Ходж как-то странно посмотрел на агента и отвернулся. Вытирая руки, Скалли тихо ответила напарнику:

– Медведь мертв, – и посмотрела так, словно Молдер был виноват в смерти пилота.

«Замечательно, – повторил про себя Призрак. – Просто замечательно». Он подошел к телу Медведя» долго глядел на прикрытый марлевой салфеткой разрез на шее, на безвольно обмякшее тело, забрызганный кровью стол. Длинно выдохнул. Но сказать было нечего.

Я с отвращением глядел на банку, в которой извивался червь.

– Похож на обычных ленточных червей, – сказал я, отходя от термостата. – Точно такие же присоски, да и строение сходное.

– Значит, это известный организм, Ходж? Вы с ним справитесь? – спросил Молдер.

– Что? – переспросил я. – Нет, сходство – чисто внешнее.

– Вы выяснили, как он передается? – вновь задал вопрос Молдер.

Этот мальчишка сидел за столом, корча из себя начальника. Он думал, что все так просто. Я с трудом удерживался чтобы не нахамить ему.

– Обмен жидкостями, – спокойно ответил я, склонившись к самому лицу этого агентишки – прикосновение, воздушно-капельный путь. Или все вместе – я не знаю точно.

– Я только что провела повторный осмотр. В каждом трупе есть такой же червь. Мертвый, – сказала Скалли.

«Неудивительно», – подумал я.

Молдер подскочил с места.

– Похоже, живой экземпляр был только в Медведе, – добавила Скалли.

– Они где были, – спросил Молдер, – в спинном мозге?

– Нет, – ответила Скалли, заливая образец в банке нашатырным спиртом. – Под кожей. Но вдоль позвоночника тянется канал к головному мозгу. Мне кажется, к гипоталамусу. Железа внутренней секреции в самой середине мозга.

– Гипоталамус? – переспросил Молдер. – А что он делает?

– Это железа, которая выделяет гормоны, – ответил я, меряя шагами отсек. – Вот, может быть, в чем связь?

– А зачем паразиту залезать в эту самую железу? – пожала плечами Скалли, ставя банку с паразитом, в термостат.

– Гипоталамус выделяет гормон, отвечающий за агрессивное, буйное поведение, – нехотя пробормотал я, до боли расчесывая подбородок.

Мне с самого начала не нравилось все это предприятие. Ученые есть ученые. Вмешательство солдафонов в дела федерального центра по финансированию научных исследований – из ряда вон выходящее явление. Хотя… Если бы не они – то Медведь улетел бы. Скорее всего, бросив здесь большую часть группы. И принес бы в большой мир страшную болезнь. Или не болезнь, а паразитическую форму жизни. Иной жизни, чуждой человеку. И паразит мог бы использовать нашу цивилизацию в качестве временного хозяина, поглотить ее, уничтожить.

Но это неприемлемо. И Молдер был прав, остановив Медведя. Только… Разве федералы с самого начала не знали, в чем причина гибели экспедиции Рихтера? Разве они не знали об опасности, таящейся на «Ледовой коре»? Я не верил в это ни секунды. Именно эта их дерь-мовая секретность и погубила ни в чем не повинного пилота.

Боже мой, я не в первый раз сталкиваюсь с их «правительственными секретами». Испытания ядерного и химического оружия на людях, засекречивание болезней и поражений радиацией – сколько же можно?!

Сейчас я еле сдерживал ярость. Погиб посторонний человек, а они ведут себя, как будто ничего не случилось! А может, все это не просто так? Может быть, Медведь не был просто невинной жертвой таинственной болезни, неизвестного науке паразита? Может быть, все это было запланировано ФБР, АНБ, ЦРУ или еще кем-то?

– Все инфицированные проявляли признаки агрессивности, – продолжал я, стараясь не дать волю распиравшим меня эмоциям. – Может быть, червь стимулирует повышенное выделение гормона? В результате человек становится буйным, неуправляемым.

– А зачем паразиту убивать собственного хозяина? – резко спросила Скалли.

Я вяло усмехнулся. Мне не нравились эти квазинаивные вопросы. Что-то не верилось, что феды не знают ответов.

– Он и не убивает, – терпеливо ответил я. – До тех пор, пока его не пытаются извлечь из хозяина. А вот как только его пытаются оторвать от кормушки, он выделяет яд, убивающий носителя.

Ко мне подошел Молдер.

Мне доводилось видеть людей, которых настигало прозрение в самый неподходящий момент. Именно это выражение было на лице спецагента. Я всегда был далек от мысли, что в ФБР держат одних дебилов, способных только «гнать и не пущать». Но я не думал, что там работают незаурядные актеры. Озадаченность на лице Молдера можно было вполне принять за натуральную.

Я не верил ни единому его слову. Но очень хотел верить. Ибо человек, настолько увлеченный проблемой, вызывает доверие. А Молдер был погружен в решение проблемы по самые глаза и уши. Как человек, тонущий в пруду.

– Может быть, из-за червя люди и перебили друг друга, – сказал он. – Вероятно, это и случилось с первой командой. И может случиться с нами.

Это было либо чертовски смелым предположением, либо… Либо он все знал с самого начала. Но моя уверенность никак не состыковывалась с тем, что и как делали федералы. Ни Молдер, ни Скалли не принимали мер предосторожности больших, чем мы – я, Нэнси, Дэнни. Нас троих могли использовать втемную. Но специальные агенты ФБР – неужели они были просто идейными смертниками?

– Это всего лишь гипотеза, – устало ответил я.

– Гипотеза, которая ничем не подтверждена, – поддержал Мэрфи. – Кроме пяти трупов.

– Если червь заставляет людей вести себя агрессивно, – пробормотала Скалли, потирая шею, – то почему Рихтер и Кэмпбелл застрелились?

– Может быть, они сделали это, чтобы спасти нас, – ответил Молдер.

И мне стало немного не по себе.

Молдер вышел из отсека, а ученые молча смотрели ему в спину. Он был чертовски прав. Настолько прав, что они – даже когда все это

сидение на станции кончилось – так и не поняли толком, насколько он был прав. Так и не поверили, что он знал ничуть не больше и все, что он делал, диктовали ему только анализ происходящего и интуиция.

«Боже мой, как мне надоело это проклятое копание в этих дурацких мешках», – с внезапной усталостью подумала Скалли, застегивая мешок с телом Кэмпбелла. Закутанная в меховую куртку, она сидела на корточках в одном из холодных отсеков станции, куда перенесли все шесть трупов.

Дверь за спиной Скалли со скрипом открылась. Дэйна, вздрогнув, резко обернулась. В отсек вошел Молдер и прикрыл дверь за собой. Неодобрительно поглядев на напарника, Скалли устало произнесла:

– Я перепроверяю на всякий случай. Вдруг я что-нибудь упустила?

– Может, поспишь? – подойдя ближе, предложил Фокс.

– Посплю? – невесело усмехнулась Дэйна. – Да я так устала, что не усну.

«Да и боюсь я расслабиться, – сказала она себе. – Не хватает, чтобы меня кто-нибудь во сне прикончил, как младенца».

– Мы все как на иголках, – продолжал Молдер, – нервничаем. Я думаю, с утра придется начать все заново.

Скалли выпрямилась и встала напротив.

– Я не желаю терять ни секунды, – решительно сказала она. – Я хочу выяснить, как убить эту тварь.

Она уже собиралась выйти из отсека, но слова Молдера заставили ее остановиться и резко оглянуться.

– А стоит ли убивать ее? – негромко спросил Призрак, запрокинув голову и глядя в потолок. – Я не знаю.

Скалли смотрела на него с непониманием, пожалуй, даже со страхом.

– Знаешь, – продолжал Молдер, повернувшись к ней и глядя в лицо, – эта область льда расположена над метеоритным кратером. Червь способен жить в среде, перенасыщенной аммиаком, он легко переносит отрицательные температуры. Теоретики альтернативных форм жизни верят, что организмы, чей метаболизм основан на аммиаке, приспособлены к существованию на планетах, покрытых льдом. Может быть, здесь разбился корабль, может быть – метеорит, который прилетел– с одной из таких планет…