Текст книги "Последний ворон"

Автор книги: Крэйг Томас

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 30 страниц)

– Это же, черт возьми, минное поле, Терри.

– Только для Обри. – На этот раз Чемберс ощерился более агрессивно. – Это ему придется разбираться с приятелями, наверное, отказаться кое с кем обедать!

– По крайней мере с тремя из них он хорошо знаком!..

– Мы-то распознали полдюжины!

Годвин продолжал ошеломленно покачивать головой. Изображения вспыхивали в голове, словно ослепительные взрывы, вызывая отвращение, потрясение, даже стыдливое смущение. Мужчины, появляющиеся на какой-то грязной улице вместе с мальчиками и девочками. Неумело, но откровенно сфотографированные мужчины, поднимающиеся по узким ступенькам, раздевающиеся. Моментальные снимки голых взрослых, голых детей. Узнаваемые лица.

– Боже мой, – шептал он, ероша трясущимися руками волосы, – зачем же они?

– Так себе, между делом, а? – ухмыльнулся Чемберс. Но даже он не мог сдержать глубокого отвращения. Не так-то легко было выбросить из головы увиденное на снимках из коричневых пакетов. А тут еще видеокассеты... Нет, их он не станет смотреть, во всяком случае теперь. – Давайте покажем нашему другу-юристу картинки с судьей, что скажете? По-моему, он поймет, что тонет, а?

Чемберс подошел к двери, у которой стоял детектив из особого отделения, не выражавший никаких эмоций, за исключением, может быть, изредка бросаемых на Чемберса слегка насмешливых взглядов: мудрость оценивающе глядела на наивность.

– Мистер Ноули... не зашли бы вы к нам на минутку, сэр?

Годвин мельком увидел нахохлившегося на стуле Хьюза, потом его загородила высокая фигура одетого в темное пальто адвоката. Чемберс закрыл перед Хьюзом дверь. Ноули был настороже, готовый к любезному либо вызывающему поведению в зависимости от обстоятельств. Однако в глазах, как сквозь плохо задернутые занавески, проглядывала нервозность. Он уже начинал винить своего клиента в предстоящих затруднениях. Он был готов без особых жалоб оставаться с Хьюзом до получения ордера на обыск, который, как он, должно быть, ожидал, не будет получен. Возможно, ему больше подходило заняться делами, связанными с передачей прав на недвижимость? Годвин, улыбаясь, указал на стул. Теперь он чувствовал себя свободнее, с облегчением осознавая свое превосходство над адвокатом и предвкушая, как тот сломается и согласится помогать следствию.

– Боюсь, – начал он (Чемберс рядом, как пес на коротком поводке), – что дела обстоят чуть серьезнее, чем мы думали, мистер Ноули. – Тот, сняв очки в массивной оправе, сразу помолодел и смотрел совсем как, птенчик. Годвин прокашлялся. – Наши обвинения, предъявленные вашему клиенту, будут весьма серьезными. – Подняв ладонь, продолжал: – Они будут включать шантаж, а также аморальное обращение с детьми. Разумеется, и создание препятствий для нашего расследования, связанного с вопросами национальной безопасности... – Ноули, видно, подозревал какую-то хитрость: одно время даже казалось, что он вот-вот разразится возмущенной речью. Произнесенные вкрадчивым тоном угрозы давались Годвину хуже, чем Обри. Но его более прямолинейных высказываний оказалось достаточно, чтобы обезоружить Ноули. Тот, даже снова надев очки, выглядел в сравнении с ним мальчишкой.

– Я полагаю, мистер э-э... Годвин, что вы можете подкрепить доказательствами хотя бы некоторые из них?

Подавшись вперед, Годвин кивнул. Хрупкий стол заскрипел под его тяжестью. Чемберс открыл один из конвертов.

– Узнаете это лицо? – спросил он, передавая два снимка Ноули... который, вертя в руках очки, удовлетворенно сглотнул. Потом заметил:

– Не вижу, чтобы это имело...

– Послушайте, мистер Ноули, – оборвал его Чемберс, – они хранились у вас, по поручению вашего клиента.

– Что, черт побери, вы хотите этим...

– Хватит болтать, сэр. Вы узнали Его Светлость. Мы тоже. У нас нет времени ходить вокруг да около, не так ли, мистер Годвин? – съязвил Чемберс. – Как видите, мы говорим в открытую.

– Я ничего не знал.

– Допустим, так, мистер Ноули, – улыбнулся Годвин. – Но ваш клиент располагает информацией, которая нам срочно требуется в интересах национальной безопасности. Думаем, что вы сможете убедить его дать нам эту информацию в обмен на... менее серьезные обвинения, – сказал Годвин, разводя руками. – Своего рода услуга за услугу, мистер Ноули. В зависимости от того, насколько полезной и оперативной будет помощь со стороны вашего клиента.

– Национальная безопасность, – пробормотал Ноули, выпуская снимки из пальцев и потирая их друг о друга. – Если... если мой клиент поможет вам в вашем...

– Нам нужен адрес, пока больше ничего, – сказал Годвин. – Ваш клиент знает, о каком адресе речь. Попросите Хьюза, мистер Ноули, назвать его, и тогда, думаю, вы с ним пока что сможете отправиться по домам.

– Только адрес?

Годвин кивнул. Ноули раздумывал, распространяя аромат дорого лосьона после бритья, лоб блестел от пота. Затем кивнул.

– Хорошо. Не вижу, почему бы моему клиенту не помочь вам, в обмен на...

– Достаньте адрес, мистер Ноули. Чемберс ухмыльнулся в спину адвоката.

– Я бы не доверил ему даже талонов на оплату автостоянки, – проворчал он, снимая трубку. – Позвонить старику?

– Сначала суперинтенданту. Пусть подготовит несколько человек. Сэру Кеннету сообщу я... если премьер-министр отпустит его отдохнуть на пару минут. – Он посмотрел на стол. – И уберите-ка с моих глаз эти картинки, слышите?

Две минуты спустя открылась дверь, и Ноули вернулся в комнату. Видно было, что невозмутимый полицейский из особого отделения одобрял развитие событий.

– Мой клиент...

– Адрес, мистер Ноули.

– Это находится недалеко от Юстона. Над пустой лавкой на углу Драммонд-стрит и Кобург-стрит.

– Номер!

Ноули сообщил номер.

– Я полагаю, что мой клиент был вам очень полезен, причем по своей доброй воле.

Чемберс махнул рукой.

– Меньше слов! – оборвал он. – Суперинтендант? О'кей, вот вам адрес... Да. Установите наблюдение. Да-да, сэру Кеннету сообщу. – Одновременно с Годвином он поглядел на настенные часы. Почти половина одиннадцатого. Годвин подумал, сколько времени было потеряно после отъезда Обри на то, чтобы вытаскивать с обедов и из чьих-то постелей управляющих банков, перед этим нажимая на вышестоящее начальство! Теперь эти часы казались потерянными напрасно.

– Быстро давайте старика, – тихо произнес он. – Потом как можно скорее отправляйтесь туда. Хьюз, черт возьми, слишком долго тянул волынку!

* * *

В свете фонаря с той стороны темной, продуваемой ветром улицы его часы показывали десять часов. Пакистанская бакалейная лавка там, за фонарем, еще открыта. Туда несколько минут назад зашли двое покупателей. Кроме как о времени, ни о чем не думалось. Он уставал от острого ощущения уходящего времени, но это все же лучше, чем другие мысли и чувства. Сцепил не находившие себе места руки за спиной. Гулко забилось сердце – проезжавшая по улице машина замедлила движение, но, обогнув знак, ограждающий место дорожных работ, скрылась из виду.

Мелстед попытался было отойти от окна, но нависшая позади темнота давила, ощутимо толкала к занавескам, заставляя выглядывать на улицу. Затекла левая рука. Несмотря на отопление, ему было холодно. Он зримо представлял пустой магазин внизу, казалось, слышал, как там бегают крысы и мыши.

Боже, как он ненавидел это место!

Теперь он думал о нем с отвращением, как наблюдающий со стороны аристократ. Раньше он пользовался этой квартирой довольно охотно, уступал ее другим лицам его круга. Она была их доставившим столько удовольствия... борделем – помягче слова не подберешь. И это место, черт побери, принадлежало ему! Он возненавидел его только сейчас, когда из места, где его ждали любовные утехи, оно превратилось в нору, где приходилось прятаться. Кеннет просто изумился, когда он стал отрицать, что кому-то здесь в мыслях или на деле причинялся вред. Но ведь Кеннет во многих отношениях чересчур строг в вопросах нравственности... упорный и неотвязчивый, вроде хорька, который не уйдет со взятого им следа. Хотя и старый друг... возможно, именно потому, что старый друг. Кеннет непонятно почему явно был убежден, что в отношении его совершено предательство.

Но именно осуждение со стороны Кеннета, близость Кеннета переменили его отношение к этому месту, сделали улицу за окном омерзительной и жалкой. Квартира – если бы он включил свет, это было бы видно – заново отремонтирована, со вкусом обставлена не для того, чтобы излишне восхищаться, а чтобы отдыхать, радоваться, наслаждаться. Но теперь в комнате, да и в остальных тоже, было темно. Потеря индивидуальности? Индивидуальности, аксессуары которой навязывали ему такие, как Кеннет. Не то, чтобы ему было стыдно или чтобы он чувствовал себя виноватым, нет. Собственно, из-за чего?

Боялся – да. Боялся разоблачения перед теми, кто будет тыкать пальцем и осуждать...

...Где же, черт возьми, Блэнтайр?

Массивные золотые часы в тусклом свете фонаря показывали пять минут одиннадцатого. Детей же кормили, о них заботились! – звучал в ушах безмолвный крик протеста, да, чудилось так громко, что он зажал рот рукой, испугавшись, что кричит на самом деле. Потер лоб и снова сжал руки за спиной. Господи, ведь это были бежавшие из дому беспризорники! Они знали, чего от них хотят. Это же не детишки из романов Диккенса с розовыми личиками, в белых платьицах или матросских костюмчиках! И что, как думает Кеннет, такого особенного здесь происходило? Частенько им дозволялось оставаться здесь на несколько дней...

Шесть минут одиннадцатого. Как невыносимо ждать! Где же Блэнтайр? Хьюз, не заслуживающий доверия, презренный, ловкий Хьюз, в любой момент может выбросить полотенце, черт побери!

Неважно, куда его увезет Блэнтайр. За границей есть деньги, будут еще. Малан позаботится. Нужно только добраться до порта, или аэропорта, или автомобильного парома, или куда там еще, откуда можно выбраться из Англии. Остаток жизни хочешь не хочешь пройдет в спокойной безвестности под теплым солнышком. Пусть даже в Южной Африке... есть много привлекательных мест, лишь бы в ближайшие часы ускользнуть от Кеннета.

Из пакистанской лавки вышли те двое покупателей и остановились под фонарем. Он прижался к стеклу, стараясь разглядеть темные силуэты, до того перепугавшись, что пришлось бежать в уборную. Не за ним ли?..

Мучило одно острое раскаяние, одна непреходящая боль – Элис. Не из-за того, что она узнает... об этом месте, о том, что здесь творилось, что ей откроются его тайны... а из-за неизбежности того, что она осудит, отвернется от него. Святая праведница Элис никогда не простит и не поймет – в этом он был уверен. Она слишком его идеализировала. Так же как оба они идеализировали ее покойную мать. Теперь же она будет считать, что он опозорил память жены, своими мерзкими утехами осквернил ее мать. Он не рассчитывал на то, что со временем ее гнев и презрение станут меньше.

Один из двух стоявших под фонарем поднял голову. В тишине комнаты отчетливо слышалось слабое прерывистое дыхание пожилого человека. Так это же Блэнтайр! Слава Богу...

Переговорив со своим спутником, Блэнтайр сошел с тротуара и быстрым размашистым шагом направился к дому. Теперь, когда он с Блэнтайром, Обри до него не доберется. Зазвонил звонок, которого он так ждал и так боялся. Улыбаясь, он поспешил в прихожую, ударившись в темноте ногой о ножку стула. Потирая ногу, нажал кнопку видеофона. С экрана молча смотрел Блэнтайр.

Услышал, как внизу отворилась и снова закрылась дверь...

* * *

Уже больше двадцати минут они находились в доме, всего шесть человек. Потом появился охранник, который стрелял в Кэтрин. Постоял на ступеньках и нерешительно направился по просеке, вертя по сторонам головой, будто заводная игрушка. Крикнул что-то в сторону дома. Дальний берег залива Макклауд заволокло дождем, облака мчались у самой земли. Гидроплан, белый, маленький, словно чайка, раскачивался на волнах. Катер хаотично било о причал. Пилот был в доме.

Дождь пробил крону деревьев, вымочив Хайда до нитки. Хайд наблюдал, как съежившийся под дождем охранник внимательно оглядывает галечную полоску берега.

Ее вынес на руках Харрел – неглупо. Хайд сиял палец со спускового крючка винтовки и разочарованно вздохнул. Равномерно белое до самых губ, как у клоуна, лицо. Обмякшее тело завернуто в яркое одеяло. Она была без сознания. Харрел с мрачным видом быстро направился к берегу, зажатый с обеих сторон вооруженными людьми, словно диктатор в сопровождении телохранителей. Пилот, согнувшись от дождя, обогнал плотную группу. Овчинный воротник кожаной куртки по самые щеки застегнут на молнию, плечи блестели от воды. Еще один остался на ступенях. Изо рта валил пар.

Хайд никак не мог успокоить дыхание. Он встал на колено, прислонившись к шершавому стволу дерева. Ложе винтовки холодом обжигало щеку. Все внимание на безжизненно болтавшейся на руке Харрела голове Кэтрин. Она была похожа на ребенка, спасенного из автомобильной катастрофы. Первый охранник, вскочив на палубу, придержал катер перед пилотом, потом перед Харрелом с его ношей. Чувствуя, как бегут секунды, Хайд не отводил глаз от полы пальто Харрела в больших темных пятнах – так в этот однокрасочный дождливый день вполне могли выглядеть пятна крови Кэтрин; одновременно видел бьющийся о причал катер, ныряющий на воде гидроплан – такое ощущение, что он все заметнее приближается к тому месту.

В телескопический прицел, через который из-за большого увеличения сцена казалась менее реальной, он увидел, как после первого выстрела от борта рядом с рукой пилота отлетела белая щепка. Рука моментально исчезла, потом возникло глядевшее прямо на него лицо пилота. Пилот, словно поскользнувшись на мокрых досках, неуклюже рухнул на палубу и юркнул в кабину. Хайд подавил пробежавшую по телу дрожь. Харрел, закрывая телом Кэтрин грудь и живот, повернулся в его сторону. В окуляре возникло ее мертвенно-белое лицо. Харрел закричал. Стоявший на катере, крича в ответ и тряся головой, на коленях пополз в кабину. Харрел с напряженным испуганным лицом орал, чтобы все возвращались, сам тоже, вертя головой, как-то по-крабьи двинулся к дому, отгородившись телом Кэтрин от возможных выстрелов. На ступенях споткнулся, чуть не уронив женщину. Наконец все собрались под защитой веранды. Дверь захлопнулась. Тени в окнах и тишина.

Гидроплан, как бы издеваясь, прыгал на волнах в сотне ярдов от берега.

Хайд тщательно прицелился в верхнее окно и дважды выстрелил. Разлетевшееся вдребезги стекло посыпалось внутрь. Ветер колыхал намокшие занавески. Пусть испытают страх перед вторжением, почувствуют хрупкость окон и стен. Он дважды выстрелил по окну первого этажа. Разбитые стекла, испуганные голоса внутри. Двоих не было в доме, они где-то в лесу. Харрел, наверно, вернет и их тоже. Из дома никто в ответ не стрелял.

Наступившую после выстрелов тишину нарушали шум дождя и злорадное завывание ветра. Отвлекшись от дома, он напряг слух, ожидая услышать звук шагов, торопливых или осторожных. Вздрогнул, услышав раскатистый голос Харрела.

– Хайд, бешеный дурак! – гремел мегафон из-под крутой крыши веранды. – Ты что, тронулся, сукин сын? Девка умирает! – Даже дыхание слышалось, словно рокот моря. – Черт побери, она же племянница Обри! Умрет от потери крови! Если ее не доставить в больницу, она не доживет до завтра, Хайд! – Снова рокочущее дыхание, затем тишина. Эхо громового голоса затихло. Пока его внимание отвлекалось словами правды, кто-нибудь выскользнул с задней стороны дома, возможно, не один. Да, она умирает. – Хайд, дай кому-нибудь вывезти ее отсюда! – орал невидимый Харрел. – Я, так же как и ты, не хочу отвечать. Ее нужно доставить в больницу, Хайд. Прямо сейчас – Голос ставил его перед фактами. – О'кей, Хайд, поступай, как хочешь. Мы не можем остановить кровотечение, парень!

Хайду стоило огромного усилия воли снять палец со спускового крючка и отвести приклад от плеча. Он опустил винтовку, до боли прижав ее к бедру. Харрел – умная бестия. Из-под крыши будут греметь медицинские сводки, неизбежно вынуждая его действовать по разработанному ими плану.

– Черт побери, Хайд, не представляю, как ты можешь позволить ей умереть.

Хайд посмотрел на величественно покачивающийся катер. От злобы перехватило горло. Он мог позволить им перенести ее на катер. Она же действительно помирает. Он, черт побери, мог позволить одному из них доставить ее в больницу в Реддинге!..

Хайд поднял винтовку, прицелился, дважды выстрелил. Какое-то время казалось, что топливный бак остался невредим. Потом над ним поднялось сбиваемое ветром яркое пламя.

Женщина мертва независимо от того, выпустит он их или нет. Думать иначе бессмысленно.

– Хайд, ты с ума сошел! Ты же убил ее,засранец! Теперь-то уж никто из вас не отвертится!

Пламя, охватившее мотор, гасло, краска на корме немного обгорела. Ветер дул в лицо. Суставы немного побаливали, но других симптомов неполной декомпрессии не было. Надо двигать... действительно надо. Ему не была видна задняя стена дома, окна и дверь. Вокруг небольшого расчищенного места теснились деревья. За пеленой облаков и дождя постепенно умирал день. Краем глаза Хайд поглядывал на дом. Они, как и он, были отрезаны от внешнего мира. Они не станут вызывать катер или что-нибудь еще, пока не разделаются с ним.

Повесив винтовку поперек груди, он с усилием поднялся на ноги. Поглядел вниз, на темный, словно покинутый, дом. Каким бы серьезным ни было состояние Кэтрин Обри, он ничего не мог предпринять до наступления темноты. Подняв голову, прислушался. Тут могли находиться другие, возвращающиеся назад по вызову Харрела. Повернувшись спиной к дому, он направился под сень деревьев.

* * *

Годвин взял трубку через носовой платок и карандашом набрал номер телефона Обри. Позади него – он повернулся спиной к предмету своего расстройства, – словно гости в знатном доме, почтительно двигались судмедэксперты. Громко дыша, будто выплескивая свои чувства, он ждал соединения. Он вспомнил мать. Та так же сердито дышала, стоя за спинкой кресла, когда увлеченный чтением газет отец не обращал на нее внимания.

Наконец вслед за бесцветным вежливым голосом какого-то новичка с Даунинг-стрит трубку взял Обри.

– Сэр... мы опоздали.

– Опоздали! – послышался раздраженный голос Обри. Такое впечатление, что мыслями он где-то далеко. – Что вы имеете в виду?

– Хочу сказать, что мы прибыли слишком поздно. Сэр Джеймс мертв. – Словно привлекая внимание собеседника, Годвин повернулся в сторону кресла, в котором, откинув голову, безжизненно покоилось грузное тело Мелстеда. На маленьком столике рядом с ручкой кресла почти пустой винный бокал, внешне безобидный, пока его не исследовали. Губы Мелстеда посинели.

– Что?

– Вероятно, самоубийство.

– Самоубийство – каким способом?

– Доктор считает, что какой-то яд. Возможно, цианид.

– Какие-нибудь следы насилия, что-нибудь указывающее па...

– ...Обман, сэр?

Из другого угла комнаты, насмешливо фыркнув, подал голос Чемберс:

– Сам себя и укокошил! Не хотелось скандала. Может быть, не нашлось горлышка для его ершика?

– Терри, заткнись, черт возьми! – рявкнул Годвин. Потом: – Извините, сэр. Нет, ничего такого нет. Ни явных следов ушибов, ни признаков того, что его силой удерживали в кресле или что тело перемещали. Но полагаю, что ему могли забросить таблетку в рот. Ни записки, ничего такого.

Обри долго молчал. Мелстед спокойно смотрел в потолок. Кто-то принес в комнату кучу видеокассет.

– В платяном шкафу кучи журналов, немного одежды, – услышал Годвин. – Конверты, набитые снимками. Детишек...– Чемберс снова выплеснул свою ненависть к Мелстеду.

Потом Обри спокойно объявил:

– Надеюсь минут через десять выбраться отсюда. Еду прямо к вам. Этому проклятому совещанию не будет конца, Тони! В такое-то время Оррелл и Лонгмид, черт возьми, стараются втянуть меня в борьбу за власть! – Вздохнув, добавил: – Теперь это не имеет значения. Пускай разбираются между собой. Премьер-министр уехала час назад. Я забираю вас, и мы едем к вам, в Сентер-пойнт. Должны связаться с Полом Андерсом. Теперь все замыкается на нем.

– Хорошо, сэр.

Услышав гудки, положил трубку и сунул платок в карман. Стал разглядывать фигуру, словно спящего, Мелстеда. Легкий удар по голове опытной рукой, для достоверности чуточку виски на высунутый язык, раздавленная челюстями Мелстеда при помощи той же опытной твердой руки таблетка. Раз, другой... Снова немного виски. Ни на рубашке, ни на подбородке следов почти не видно, запах почти не ощущается. А дальше, черт побери, молчание!..

Кто-то, включив телевизор, проверял видеоприставку. Голый мужчина поглаживает обнаженного мальчика, целует маленькие детские яички, длинные светлые волосы, узкие плечики.

– Выключи этот долбаный телевизор! – сжав кулаки, взревел Чемберс, готовый броситься то ли на телевизор, то ли на Мелстеда. – Закрой его, твою мать!

Изображение, вспыхнув, исчезло.

– Замолкни, Терри, – произнес Годвин. Сердито глядя на Чемберса, заковылял к нему. Из пустой лавки внизу доносились затхлые запахи. – Свяжусь с Мэллори.

Годвин тяжело опустился в кресло рядом с телефонным столиком. Махнув рукой на работу экспертов, взял трубку голой рукой, набрал номер мотеля в Реддинге и, глядя на часы, стал ждать. Десять минут двенадцатого. Двадцать минут с тех пор, как они, ворвавшись сюда, обнаружили Мелстеда. Сорок минут с тех пор, как полиция установила наблюдение. Труп Мелстеда едва начал остывать. Получи они адрес хотя бы на полчаса раньше!..

– Мэллори? Годвин. С нашего конца стало... что? – тяжело дыша, переспросил Годвин. – Боже мой, – удивленное, потом хмуро сосредоточенное лицо. – Когда он звонил? Десять минут назад? Тогда почему вы?.. Что? А, тогда ничего. Когда ждете Андерса – до шести по вашему времени, так? Он... что? Откуда вы знаете? Да, понимаю, что вы тут ни при чем... – Годвин добела сжал свободную руку. – Нет, оставайтесь у телефона. Старик захочет с вами поговорить! – Положив трубку, бросил свирепый взгляд на телефон, потом на Чемберса. – Руководитель оперативной группы ЦРУ мистер Пол, черт его побери, Андерс изволил вылететь с авиабазы Эндрюс всего два часа назад! – разъяренно объявил он.

Что же, черт возьми, он делает? Ведь Обри говорил с ним больше пяти часов назад!

– Мэллори говорит, разбирался в обстановке. – Годвин шлепнул себя по бедрам. – Надо было мне остаться у себя.

– Ну, узнали бы на полчаса раньше! Что из того! Значит, им добираться еще три часа, только и всего. Если он взял с собой людей, они летят прямо к Шаста, о чем волноваться?

– Патрик звонил Мэллори буквально несколько минут назад. Он не может ждать четыре часа. Кэтрин Обри тяжело ранена. – Он тяжело новел плечами, поднял большой палец, медленно повернул его книзу. – Он собирается проникнуть внутрь... без посторонней помощи. Если он решит...

– Черт побери, с самого начала ничто в этом деле не шло как надо! – воскликнул Чемберс. – А ведь нас считают умниками. Почему бы для разнообразия хоть разок не выиграть!

Годвин посмотрел на часы.

– Там сейчас двадцать минут четвертого или что-то около того. Меньше чем через пару часов стемнеет, – старательно утешал он себя. Потом снова хлопнул по бедрам. – В конечном счете не так уж, черт возьми, важно, который теперь час! – Он потер подбородок, потом провел рукой по лицу. Взглянул на Чемберса. – Как мне, дьявольщина, сказать старику, что, возможно, именно сейчас помирает его племянница?