Текст книги "Книжная лавка"

Автор книги: Крейг Маклей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Расслабься. У меня их много, и готовятся всего за десять минут. Ешь сколько хочешь!

Леа указывает на стереосистему.

– Я была на его концерте в «Сони центр».

– Я тоже! – радуюсь я. – Может, мы с тобой были на одном и том же!

– Повезло, что менеджер его ограбил внаглую, иначе бы Коэн не стал устраивать гастрольный тур. Я плакала под «Аллилуйю».

– А у меня любимая – «Все это знают». И еще «Первым делом Манхэттен». Лучшее вступление за всю историю музыки!

Леа кладет косточки от третьего крылышка на тарелку и громко рыгает. Оба смеемся.

– Прошу прощения, – слегка смутившись, произносит она. – Боже, меня нельзя людям показывать.

– Хочешь вина?

– Очень!

Подумываю, не выставить ли на стол хрустальный бокал. Они мне достались в наследство от бабушки и дедушки. Бокалов всего четыре штуки, поэтому приберегаю исключительно для особых случаев. Сегодня уж точно особый случай, но тогда мой собственный бокал покажется слишком невзрачным, и вообще, не будет ли это перебор?.. А-а, черт с ним! Спрашивается, для чего я их берегу? Можно подумать, жду, когда у Моники Беллуччи спустит шину прямо напротив нашего дома и она обратится за помощью именно ко мне. А потом еще заглянет на тарелочку пасты и бутылочку «Брунелло», ведь эта штука так хорошо помогает раскрепоститься…

– О-о, какой красивый бокал, – одобряет Леа, отпивая сначала крошечный глоточек, потом большой. – И вино чудесное.

– Спасибо. Бокалы от бабушки с дедом. А вино из Франции… вернее, из магазина за углом.

– Понимаешь, перед кастингом села на диету, поэтому я такая голодная и нервная.

– На диету? – переспрашиваю я, всем своим видом изображая недоверие. – Извини, если лезу не в свое дело, но зачем тебе диета?

– Спасибо, конечно, но видел бы ты, кто ходит на эти кастинги. Можно подумать, в ролике поддержки голодающих сниматься собрались. Знаешь, что камера десять фунтов веса прибавляет? Так вот, на фотографиях они очень даже нормально смотрятся.

Прекрасно понимаю, почему женщины так переживают из-за веса. Мы, мужчины, и вправду поверхностны, любим глазами. И только потом уже другими частями тела.

Думаю, что бы еще сказать, как вдруг Леа сообщает сенсационную новость:

– Помнишь, я говорила, что Гровер уехал по делам? Я соврала. На самом деле мы расстались.

Застываю как вкопанный. Не сразу осознаю, что сжимаю что-то в руке. Ах да, бокал с вином. Неожиданно моргание превращается в работу, требующую усилий.

– Д-да?..

– Я думала, Фермина тебе скажет.

Фермина? Кто такая Фермина? Почему я стою рядом с этой плитой?

– Что?..

– В тот раз, в кафе. Когда я вошла, вы разговаривали.

Мозг отдает распоряжения, но тело не в состоянии подчиняться.

– Как… грустно… мне очень… жаль…

Бросаю взгляд на руку Леа, и точно – кольца нет! Как же я раньше не заметил?

– Просто для меня сейчас очень важна карьера, а Гровер меня совсем не поддерживал. Работает с утра до ночи, потом забежит домой и с порога ругается, почему такой беспорядок – к нам через две минуты важные инвесторы приедут! А потом давай возмущаться, что его мерзкие мясные полуфабрикаты кончились! Вот я и сказала – нужна домработница, найми, у тебя же все за деньги. Он в массажный салон ходил, ты знал?

Качаю головой. Как я мог об этом знать? Только если бы оказался там в одно время с ним. А это невозможно физически, я вообще заведения такого профиля не посещаю. Прошу этот факт занести в протокол.

– Ушам своим не поверила. А он с таким видом рассказывает, будто это обычное дело. – Леа начинает басить наигранно мужским голосом. У Гровера близко такого нет. – «Да, ходили с ребятами из G&S в какую-то убогую дыру, называется „Черная роза“, так там сексуальные рабыни из Восточной Европы почти даром ручную стимуляцию делают, представляешь?» Между прочим, отличные крылышки.

Должен признаться, с трудом поспеваю за ходом ее мысли.

– Спасибо.

– Я все равно собиралась от него уходить. История с массажным салоном просто удачно под руку подвернулась. Прости за каламбур.

– А где ты теперь живешь?

– Не волнуйся, квартира есть. Гровер уехал обратно в Калифорнию. Конечно, скоро меня оттуда попросят, но пока наслаждаюсь в свое удовольствие. Кстати, отличная у тебя квартира.

Неужели Леа хочет ко мне переехать? Чувствую запах гари. Откуда? У меня что, какая-нибудь опухоль в мозгу? Помню, показывали по телевизору одну женщину, которая рассказывала врачу, что ей всюду мерещится запах гари. Ее потом электродами лечили. Мне тогда было пять лет, мне этот сюжет нанес глубокую психологическую травму. До сих пор последствия ощущаю. Вспомнилась их любимая нейрохирургическая присказка: «Береги свои мозги». Вроде бы врачи, уважаемые люди, и такие детские стишки…

– Спасибо. Вообще-то это историческое здание, по закону я обязан на все спрашивать разрешения. Например, если захочу картину повесить или окно открыть. Но есть и минусы – водопровод отвратительный и с электричеством проблемы. Каждый раз, когда унитаз смываю, на телевизоре каналы переключаются.

Леа смеется.

– Да, весело, должно быть, с канала на канал перепрыгивать!

– Это точно. Когда ребята приходят чемпионат мира смотреть, говорю, чтобы во время игры дули прямо в окно.

– Ничего себе… Эй, Икар, у тебя крылья горят!

Что? Мы разговариваем метафорами? Леа догадалась, что я к ней клеюсь? И только когда срабатывает пожарная сигнализация, до меня доходит, что Леа говорила о нашей полночной закуске. Опускаю глаза и вижу, что врубил микроволновку на полную мощность. Открываю дверцу, и в лицо сразу ударило облако дыма. Выдергиваю поднос, на котором теперь покоится с десяток черных кусков угля. А ведь только что был нормальный, съедобный продукт. Вид напоминает съемку бомбежки с воздуха.

Включаю вентилятор, Леа машет полотенцем около сигнализации, пока та наконец не умолкает.

– Извини, это я виновата, – говорит Леа. – Отвлекла в неподходящий момент.

– Нет, виноват только я.

Отвлекай меня почаще… Нет, это уже перебор.

Сигнализация сбила все настроение. Так бывает, когда посреди вечеринки вдруг включают свет. Леа снова просит прощения за поздний визит и объявляет, что ей пора, ведь нам обоим завтра на работу, хоть и в разные смены. Ей – в дневную, мне – в вечернюю.

– Душевно посидели, надо как-нибудь повторить, – говорит Леа на пути к двери.

– Обязательно, – соглашаюсь я. – Только в следующий раз все будет по-другому.

Леа смеется. Целый день бы слушал. Ну, может, не целый… Все-таки смеяться целый день – это ненормально.

– Поддерживаю. Устроим вечер без приключений. Может, сходим на какой-нибудь фильм в «Престиже», а потом зайдем ко мне? Я тебе что-нибудь приготовлю.

Что это? Приглашение на свидание? Кажется, да, но в ушах до сих пор звенит от сигнализации, и дымом воняет… Наверное, и мне тоже голову затуманило.

– Прекрасно.

– Вот и хорошо. Увидимся завтра.

Тут Леа наклоняется ко мне, целует в щеку и выходит. Пытаюсь сообразить, что сейчас было, но тут снова активизируется сигнализация. Встаю на стул и вытаскиваю батарейку, потом открываю окно. Дождь наконец перестал, воздух прохладен и свеж. Завтра обещали снег.

Впрочем, сейчас мои мысли заняты отнюдь не погодой.

Глава 10

У Данте проблемы.

У Лукреции обнаружили какую-то редкую форму рака крови, и теперь неизвестно, сколько она еще проживет. Может, лет десять, а может, пару дней. Ну, не то чтобы пару дней, но около того. Лукреция объявила, что ее единственное предсмертное желание – увидеть сына счастливо женатым.

Лукреция – женщина шустрая, времени даром не теряет. Уже организовала свидание с недавно разведенной дочерью подруги семьи. Мол, эта девушка влюблена в Данте с детства. Отвертеться не получится – встреча назначена на следующий день в доме Лукреции. Будут присутствовать обе семьи. В программу вечера входят официальное представление и обмен символическими подарками. На этот раз все более чем серьезно. Уже представляю ухаживание и свадьбу в духе «Крестного отца». Как знают все уважающие себя киноманы, там все закончилось не слишком хорошо.

– Что будешь делать? – спрашиваю я.

Данте заламывает руки.

– Понятия не имею. Наверное, придется подчиниться. Может, это не так уж и плохо. В пятидесятых все геи женились, и ничего…

– Не говори глупостей, сейчас не пятидесятые.

– Ты себе даже представить не можешь, как трудно быть гомосексуалистом-итальянцем, – изливает душу Данте. – Все равно что в армии или в футбольной команде. Вслух об этом говорить не принято. Это несправедливо – премьер-министр может во всеуслышание объявлять, что он ворюга и коррупционер, спать с тринадцатилетними девочками, а потом назначать их на правительственные должности! Но это ничего, главное, что он не гей! И за тебя будут голосовать как ни в чем не бывало!

– Да брось. Традиция гомосексуализма в Италии глубока и всесторонне развита. Возьмем творчество Микеланджело. Да у него все женщины – голые мужики с сиськами!

– Может, и так, но все итальяшки это отрицают, – качает головой Данте. Думаю, поскольку он сам «итальяшка», ему позволено высказываться о собственном народе в столь неполиткорректном тоне. Чем Данте часто и пользуется. – Говорят, Микеланджело просто был убежденным холостяком, а моделей-мужчин приглашал только потому, что был слишком благочестив, чтобы смотреть на обнаженных женщин.

– А как же Даг?

– Мы расстались, – отвечает Данте. – Даг случайно набрал в рот не ту краску, и когда она застыла, челюсти склеились. Пришлось в больницу ехать. Ему все зубы удалили.

– Брр! Ужас.

– На самом деле не так уж это и плохо. Теперь у Дага вставные зубы, он может их вынимать, когда работает. На следующий неделе у него выставка в галерее Хайссен, называется «Плюнь на все». Мы решили остаться друзьями. Надо будет сходить. Понимаешь, на мой вкус, Даг уж чересчур творческая личность. Наступает возраст, когда мужчине пора нормальным делом заняться.

Хотя с такой ориентацией Данте следовало быть либералом, представления о жизни у него как у работяги средних лет.

– А сестра что говорит?

Сестра Данте – единственный член семьи, посвященный в тайну. После окончания университета она переехала в Ванкувер и устроилась в неправительственную организацию, оказывающую финансовую помощь странам Африки.

– Лючия в Ботсване. Вернется в конце месяца. Они с мамой никогда не были близки. Особенно с тех пор, как Лючия забеременела в семнадцать, но, вместо того чтобы выйти замуж, сделала аборт и пошла учиться.

– Значит, Лючия, скорее всего, будет против идеи со свадьбой.

Данте издает мрачный смешок.

– Лючия считает, я должен все сказать как есть. Мол, мамочка от такой новости лопнет.

– Но ты же не будешь рисковать? Ох, чует мое сердце, будешь…

Данте трет подбородок.

– Да… При одной мысли фибромиалгия разыгрывается.

– Фибромиалгия не может разыграться.

– Ну, значит, подагра. Или волчанка.

– Ты хоть знаешь, что это такое? Извини, забыл, с кем говорю. Конечно, знаешь. Конечно, не мое дело учить тебя жизни, но не могу удержаться. Нельзя жениться только из-за того, что боишься мамы.

– Хочется хоть раз порадовать старушку, – отбивается Данте. – Между прочим, она мечтала, чтобы я стал священником. Можно просто немного подыграть ей, как тогда, с семинарией.

– Ты поступил в семинарию? Как же потом отвертелся?

– Изобразил острую пневмонию. Здание было старое, отовсюду сквозняки, холодно…

– А что будешь делать, если спектакль затянется? Кажется, у нас в стране пневмония основанием для развода не является. Придется пойти на крайние меры и инсценировать собственную смерть.

– Некоторые так делают. Мой двоюродный брат Марти инсценирует автомобильные аварии, чтобы стрясти со страховщиков деньги.

– Данте, ты безнадежен.

– У мамы была трудная жизнь. Отец сбежал с уборщицей, когда мне было семь лет. Мама всем рассказывала, будто он погиб под завалами в угольной шахте.

– Не знал, что в Скарборо есть угольные шахты.

– Мама облачилась в траур и с тех пор на мужчин даже не смотрела. Впрочем, ей, кажется, нравился член нашего городского совета. Он составил план, согласно которому Центр контроля рождаемости должен был переехать в другой район. А зимой он подвозил нас до церкви. Но потом мама узнала, что он наполовину алжирец, и оборвала всякие отношения.

– Как сказал Джон Сейлз, всегда приятно видеть, как над одним предрассудком одерживает победу другой.

– Мама – человек старой закалки. Отец жил всего в двадцати минутах езды от нас, в Ньюмаркете, но для нее он все равно что умер. Бумаги на развод так и не подписала. Сказала, это грех. Они бы, наверное, до нынешнего дня оставались женаты, если бы папа тогда не напился и не влез в вольер к белому медведю в зоопарке.

– И что, медведь его съел?

Данте качает головой:

– Ну, не совсем. Один ботинок остался и рука, у него там шипы засели – как-то на дороге байкера по спине хлопнул. Наверное, медведю не понравилось.

– Брр…

Надеюсь, все это случилось ночью.

– Отца кремировали, а прах прислали маме. Она его высыпала на голову той самой уборщице. Та как раз ужинала с сестрой в ресторане «Трентино». И шипы мама тоже не забыла…

– Шутишь!

– «Хочешь его – получай! – сказала мама. – Вот тебе твое сокровище!» Меня там не было, но люди потом рассказывали.

– Беру свои слова обратно. Женись, мой друг, женись.

– Может, ее в больницу положить? – рассуждает Данте. – Как думаешь, это трудно устроить? Нет, не в сумасшедший дом, а в какое-нибудь милое, уютное учреждение и совсем ненадолго. Пока я из страны не сбегу.

– Еще можно в армию записаться.

– Верно. По крайней мере, там мне выдадут оружие, будет чем защититься. Правда, у меня указательный палец не гнется, курок спустить не смогу. Наверное, признают негодным к службе…

– Даже не знаю, что еще посоветовать. У тебя два пути – или говоришь правду, или продолжаешь долгую бесславную традицию тайных гомосексуалистов в браке для отвода глаз. А что, у Рока Хадсона получалось. Хотя недолго…

Данте стонет:

– Мама хочет, чтобы я записался на курсы для женихов при церкви.

– Ох уж мне эти католики. Неудивительно, что именно вы придумали инквизицию и затормозили научный прогресс на пятьсот лет. Если бы не вы, у нас бы уже были лазерные мечи и летающие машины. Впрочем, у старшеклассниц в ваших школах очень милая форма…

– Слава богу, у меня дочерей нет, иначе я бы тебе сейчас устроил…

– Ничего, такими темпами скоро будут.

Данте берет в руки спортивную газету и делает вид, будто читает заголовки.

– «Лифе» опять проиграли.

– На мыло их!

– Вот именно.

– Тренируешься вести мужской разговор? Чтобы не опозориться перед отцом и братьями суженой?

– У тебя что, дел совсем нет?

– Мое главное дело – помешать дорогому другу Данте разрушить себе жизнь, но он, кажется, принял твердое решение это сделать и сдаваться не намерен. Так что пойду помогу Себастьяну расставить миллион экземпляров нового романа Дэна Брауна…

– Ах да, видел коробки на складе. Как называется?

– «Шифровка Пуччини». Там главный герой – тот самый, которого Том Хэнкс сыграл, чтобы новый остров прикупить, – узнает, что монумент Вашингтона на самом деле копия мужского достоинства Рона Хаббарда, но сайентологи это скрывают, боятся провалить тайную миссию.

– По-моему, ты мне лапшу на уши вешаешь.

– Лучше скажи – «пургу гонишь». Звучит брутальнее.

Встаю и собираюсь уйти, но тут Данте вспоминает еще кое-что:

– Не можешь посоветовать хорошую клининговую компанию?

– Моя неплохая, вот только отказываются убирать в спальне, когда я там голый лежу. Интересно, почему? А в чем дело? Проблемы с Эсмеральдой?

Эсмеральда – миниатюрная женщина средних лет из Кингстона, это столица Ямайки. По ночам, когда запираем магазин и расходимся, она делает уборку. Сколько работаю в «Книжной лавке», всего пару раз ее видел. Эсмеральда всегда читает какую-нибудь книгу, а чтобы ее не купили, прячет в другом отделе. Боится так и не узнать, что случилось дальше. Эсмеральда объясняет свое поведение тем, что денег на книги у нее нет, а из-за проблем с документами в библиотеку записаться не может. Вот и читает в перерывах между протиранием полок и хождением с пылесосом.

Эсмеральда предпочитает любовные романы, у нас их великое множество – выходят с той же периодичностью, что и журналы. Мы делим их на категории по цветам, от «розовых» (тексты абсолютно невинные, даже леди Викторианской эпохи могла бы читать спокойно, не заливаясь стыдливым румянцем) до «багровых» (тут бы даже постоянный читатель журнала «Пентхаус» покраснел). Эсмеральда предпочитает «Черное кружево» – романы, рассчитанные на темнокожих женщин средних лет. Мне это известно потому, что все время натыкаюсь на эти томики в отделе философии. На прошлой неделе обнаружил нечто под интригующим названием «Эбонитовый жезл».

– Эсмеральда говорит, что не может больше здесь работать, – отвечает Данте. – Утверждает, в магазине появились злые духи.

– Что?

– Со склада будто бы доносятся странные звуки. И предметы движутся сами собой.

– Движутся? Она это своими глазами видела?

– Нет. Эсмеральда убирает книги с полки, чтобы ее протереть, а когда возвращается через две минуты, все стоит на своих местах. Вот она и отказывается возвращаться, пока бокор не проведет очистительный ритуал.

– Кто?

– Кажется, так называется жрец вуду.

– Так посмотри в желтых страницах на букву «В», там все есть. Если хочешь, позвоню сам, узнаю расценки.

– Подозрительно все это. Эсмеральда хорошая уборщица. И очень прагматичная женщина, без заскоков. Может, и правда духи? Тут раньше было учреждение для душевнобольных преступников, которых на принудительное лечение отправляют…

– По-моему, у нас тут до сих пор это учреждение.

– А ты не замечал ничего необычного?

– Вообще или в твоем кабинете? Замечал, тебя…

– Ладно, забудь.

– Нет, ничего сверхъестественного не видел и не слышал, если ты об этом.

Данте передергивает плечами и нервно оглядывается.

– Ну, не знаю. Иногда прямо чувствую в воздухе что-то недоброе.

– Я тоже чувствую. Когда твоя мамочка приходит.

Данте бросает на меня усталый взгляд.

– Не могу не согласиться. Ладно, спасибо, что поделился соображениями. Я все тщательно обдумаю.

– Ты всегда так говоришь, но никогда не делаешь. Помнишь, ты меня спрашивал, пойдет ли тебе перманентная завивка?

– Что-то не припомню.

– Ну как же? Я сказал, что перманентная завивка никому не идет. А ты потом целый месяц ходил, как баран кудрявый. А когда попробовал распрямить волосы, так пальцы утюжками обжег, что к врачу обращаться пришлось. Целую неделю без посторонней помощи номер набрать не мог. Кстати, ты единственный человек, у которого сохранился телефон с диском. Слушай, у меня идея – отдай эту штуку в Музей естественной истории.

– Говорю же, ничего подобного не помню.

– А я говорю – не делай перманентную завивку, Данте.

Открываю дверь и шагаю по коридору. К сожалению, единственная надежда Данте – что Лукреция отбросит коньки до свадьбы. Но, зная Лукрецию, вряд ли ее остановит такая мелочь.

Глава 11

Предрождественские выходные можно сравнить с военной кампанией. Как бы хорошо все ни было продумано, у кого-нибудь обязательно не хватит топлива. Пострадает много хороших людей. Укрепления будут сметены с лица земли. Прольется кровь и кофе. Людей захлестнет бешеная ярость. Вся эротика будет похищена, а потом отыщется в мужском туалете. И как всегда, никто не купит двадцать пять уцененных журналов «Кателина», какие бы скидки на них ни делал Данте.

Для тех, кто не в курсе – то есть для подавляющего большинства, – «Кателина» представляет собой пародию на ежемесячный журнал для женщин. Целых двести шестнадцать страниц заняты непонятно чем – сюсюканье, несмешные шуточки, никакой оригинальности, а советы порой приводят в трепет (чего стоит статья о том, что полезно вылизывать младенцев, подобно животным!). Пришли журналы от небольшого местного издательства, которое разорилось через два дня после того, как мы их получили. В прошлом году попытались сбыть неликвидный товар в рамках акции «купи и получи в подарок». Но даже тогда никто не хотел их брать. В общем, полный провал.

За три месяца сумма в нашей инвентарной ведомости вырастет с полумиллиона долларов до суммы в три-четыре раза больше. Однако магазин, разумеется, больше не становится, и приходится раскладывать книги на любой плоской поверхности, включая пол. Даже привесили к потолку что-то типа гамаков – выдали за часть рекламной кампании новой полухудожественной-полудокументальной книги о путешествии по островам Южно-Тихоокеанского региона. Но потом один покупатель весом фунтов триста захотел немного отдохнуть и присел на пять минут, обвалив при этом часть потолка.

Итак, субботний вечер, магазин напоминает шумный улей. Себастьян, Олдос и Эбенезер работают на первом этаже, Мать Тереза с Иванкой пытаются взять под контроль хаос на втором. На кассе Мина и Лолита. С утра очередь не иссякает. Выпал первый снег, и, хотя высота покрова пока всего три дюйма, настроение у всех праздничное. Народу столько, что от входа до кабинета менеджера можно дойти по головам.

Принимаю гигантский завоз новинок, решаю проблемы с кассой и покупателями, отвечаю на звонки (у нас всего две линии, и обе постоянно заняты). Попутно пытаюсь найти желающих заменить Мирослава – тот пытался повесить картину и просверлил себе левую руку.

Так закрутился, что нет времени даже подумать о предстоящем первом свидании с Леа. По крайней мере, я надеюсь, что это именно свидание. Жених скрылся в калифорнийском направлении, мы вдвоем идем в кино, а потом вместе ужинаем. Если это не свидание, то что? Как быстро развиваются события!

Забежал к себе в кабинет перекусить и с удивлением увидел около телефона Олдоса. Вообще-то на двери установлен замок с трехзначным кодом, но всему персоналу он прекрасно известен, а как завести новый, Данте забыл. Но неписаное правило гласит – не входи в кабинет в отсутствие менеджера. Нарушение, конечно, несерьезное, но уж больно неожиданное.

– Ой, извини.

Олдос подскакивает, будто его застукали за чем-то недозволенным. Впрочем, так оно и есть.

– Привет, Олдос, – с растерянным видом и легким налетом строгости говорю я. Чую – что-то тут не то. Раньше Олдос в мой кабинет проникнуть не пытался. Вот Себастьян и Уиллард – сколько угодно. Себастьян – чтобы тайком глотнуть из фляжки, когда в зале слишком много народу. Уиллард заходит в Интернет – ищет фотографии змей, боа-констрикторов. Да еще и альбиносов. Мне они кажутся похожими на гигантских червяков, но Уиллард мечтает завести такого дома. И завел бы, но гражданская жена почему-то против.

Подожди, строгость проявить всегда успеешь, говорю себе. Надо сначала разобраться, вдруг требуется проявить понимание? Что, если у Олдоса в семье кто-то умер? Или сейчас признается, что родители его бьют? До сих пор. Палками. Нет, не по мне все эти штучки. Кто как, а я в людях не очень хорошо разбираюсь, а сталкиваясь с личными проблемами сотрудников, пасую. Бывало, работники рыдали в моем кабинете, потому что у них умерла кошка, или бросила вторая половина, или их выселяют из квартиры. Никогда не знал, как правильно себя вести в таких ситуациях, поэтому просто ждал, пока человек успокоится. У Миши гораздо лучше получалось…

– Что тебя сюда привело, Олдос?

Вид у Олдоса становится смущенный. Спрашивается, что он здесь делал? Оглядываюсь, не видно ли где журнала «Максим» или томика «Черного кружева». Не найдя ни того ни другого, вздыхаю с облегчением.

– Извини, – бормочет Олдос. – Позвонить зашел, внизу слишком много народу.

Закрываю дверь и сажусь. Формально я застиг Олдоса за нарушением правил, а значит, на законных основаниях имею право удовлетворить любопытство и расспросить его.

– Кому?

Олдос кусает губу. Видимо, я зашел слишком далеко. По-хорошему это не мое дело.

– Девушке. Ну, ты ее помнишь. В театр с нами ходила. Пенелопа. Которая молчала все время.

– Помню.

Попробуй такое забудь!

– И что, намечается второе свидание?

Олдос ерзает на стуле, барабанит пальцами по столешнице и опускает глаза.

– Может быть.

И только тут до меня доходит. Иногда бываю настоящим тормозом.

– А-а, значит, ты хочешь снова ее куда-нибудь пригласить!

Олдос кивает.

– Только в первый раз не я ее приглашал. Она с подругами пришла, и мне показалось, у нас много общего.

Как можно понять, есть ли у тебя что-то общее с женщиной, которая ни разу рта не раскрыла? Загадка. Видимо, как минимум одного человека Пенелопа своим эффектным молчанием все-таки впечатлила.

– Снимаю шляпу, мой мальчик, – произношу я. – Ничто – ни высадка на Луну, ни штурм «Джуно» в Нормандии, ни спасение людей из горящего здания – повторяю, ничто не требует такого мужества, как звонок понравившейся женщине. Что ж, не буду мешать. Закончишь – зови.

Встаю и шагаю к двери, но тут Олдос вскидывает руку:

– Нет, ты не понял. Я уже звонил.

– А-а, – сажусь. Тон Олдоса оптимизма не внушает. – И что?

– Сказала, что занята, много репетиций…

– Вот дерьмо! Сочувствую, друг мой. Может быть, это правда. А может, у нее уже кто-то есть. Все возможно. Не принимай на свой счет.

Все это, конечно, полная чушь. Любой человек принимает подобный ответ исключительно на свой счет, кроме разве что Ларри Флинта – впрочем, он, по-моему, не совсем человек.

Похоже, Олдос искренне расстроен.

– Наверное, – соглашается он. – Только это у меня уже не в первый раз.

– Что именно? Звал женщину на свидание, а она отказала? Это нормально. Со всеми случается. Привыкнешь. Ты же не рок-звезда и не поставщик запрещенных лекарственных средств. Хотя нет, вру. Не привыкнешь. Каждый раз удар ниже пояса…

Олдос вздыхает:

– Понимаешь, проблема в том, что я ни разу… ни с кем не встречался. Ну, в полном смысле слова.

О нет. Кажется, мы ступили на опасную территорию. Разумнее всего самоустраниться и оставить Олдоса наедине со своими мыслями. Впрочем, он, кажется, и так провел с ними наедине слишком много времени.

– Ты когда-нибудь был на настоящем свидании? Наш… э-э… поход в театр не считается.

– Мне потом так плохо было – жуть, – признается Олдос. – Наверное, личинок надо было лучше прожаривать. А еще во время второго антракта съел одно пирожное. Может, дело в нем. Я, конечно, бывал в компаниях, где присутствовали женщины, но, чисто семантически, вряд ли это можно назвать… сам знаешь чем.

Насколько помню личное дело Олдоса, ему то ли двадцать три, то ли двадцать четыре. Срочно надо терять девственность, а то как бы у паренька крыша не съехала.

– Ты в женщинах разбираешься, – говорит Олдос. – Что я делаю не так?

Смеюсь в голос.

– Олдос, все, что я знаю о женщинах, можно уместить в сообщение в Твиттере, и даже эту информацию выяснил не по опыту, а из других источников.

– Не скромничай, – возражает Олдос. – Сначала хотел с Себастьяном поговорить, но он такой экспансивный… Иногда я его побаиваюсь.

Во что я ввязался? А ведь просто хотел пообедать в тишине и покое.

– Не знаю, что и посоветовать. Все женщины разные. Ну, разве что могу дать пару общих рекомендаций.

Олдос подается вперед. Меня в буквальном смысле слова слушают разинув рот. Нужно быть очень осторожным. Олдос уделяет мало внимания внешности. Это часть образа эксцентричного чудака, который он пытается создать. Но, к сожалению, впечатление создается совсем другое, не слишком приятное – особенно в обонятельном плане. Очевидно, женщины избегают вступать с ним в близкие отношения, боясь столкнуться с определенными представителями флоры и фауны.

Олдос часто несколько дней подряд носит одну рубашку. Волосы заплетены в дреды, значит, голову моет редко, если вообще моет. Зимой ходит с черной тростью с белой ручкой из слоновой кости и в массивном шерстяном пальто. Видок, как у сыщика Викторианской эпохи. Ни один из перечисленных атрибутов не делает Олдоса привлекательным в глазах женщин.

– Учти, рекомендации универсальные. Распространяются на всех женщин.

Олдос с энтузиазмом кивает и дает знак продолжать. Набираю в легкие воздуха. Ладно, была не была.

– Итак, начнем с основ. Гигиена. С нее все начинается. Будь ты хоть копия Брэда Питта, если от тебя несет как от свинофермы, женщины будут обходить тебя по широкой дуге. Впрочем, ради копии Брэда Питта кто-то, может, и рискнет, но у тебя с ним ничего общего, так что даже не надейся. Мойся каждый день. Если понадобится – два раза. Пользуйся дезодорантом. Подстригай ногти и волосы в неположенных местах – в носу, например. Чисти зубы. Носи с собой жвачку или мятные леденцы. Можешь пользоваться одеколоном – главное, не перестарайся, поливаться, как из душа, – это не дело. Пока все ясно?

Олдос кивает. Ну, теперь у меня только один путь – вперед.

– Второе – волосы. Регулярно мой голову. Сделай профессиональную стрижку. Это значит – стригись не сам и не у старичка с трясущимися руками, который тебе вот-вот ухо отхватит. Иди в нормальный салон. Золотое правило – пусть тебя стрижет человек, с которым ты сам хотел бы встречаться. Если это дед с трясущимися руками – флаг тебе в руки. А если интересуют красивые женщины, обратись к одной из них. Тут два преимущества. Во-первых, она знает, какие прически самые модные, и подстрижет тебя соответственно. Во-вторых, тебе надо будет поддерживать с ней разговор на протяжении как минимум двадцати минут. Не молчи. О погоде заводи речь, только когда совсем ничего в голову не приходит. Постарайся ее рассмешить. Это хорошая тренировка. После нее легче будет подойти к красивой женщине на улице. Учти, женщины – просто люди, а не музейные редкости, на которые дышать страшно. Уяснил?

Олдос снова кивает. Не знаю, удалось ли донести до него общую мысль, но главное, что до сих пор не хлопнул дверью и не сбежал.

– Третье – одежда. Не забывай про стирку. Никогда – слышишь, никогда! – не надевай грязные вещи. Вещей с пятнами это тоже касается. Женщины решат, что ты лентяй, и правильно сделают. Подумают, раз тебе даже стирать лень, ты вообще ни на что не способен, только сидеть на диване да почесываться. Не можешь сам отстирать пятно – отдай вещь в химчистку. Если и там не отстирают, выброси или пусти на тряпки. Когда выбираешь одежду, не бойся трат. Покупай только то, что хорошо сидит. Обзаведись нормальными рубашками и брюками. У каждого мужчины должен быть хотя бы один костюм. Купи хорошие ботинки. Посмотри на Данте. Женщины ему проходу не дают. Отчасти причина в его внешности, но он вдобавок умеет одеваться. Конечно, Данте не совсем удачный пример, но ты же уловил суть? Женщины обращают много внимания на одежду, наряд экскурсовода из Диснейленда им не по вкусу.

– Тяжело, – качает головой Олдос.

– По-твоему, это тяжело? Подумай, сколько труда уходит у женщин! На прическу не меньше часа. Макияж. А ноги? Спорим, тебе в голову не придет брить ноги раз в несколько дней? Женщины гораздо больше следят за собой, чем мы, поэтому, если у тебя что не так, сразу заметят. А нытье привлечь женщину не поможет.