355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Корнелия Функе » Чернильная кровь » Текст книги (страница 2)
Чернильная кровь
  • Текст добавлен: 16 октября 2016, 23:51

Текст книги "Чернильная кровь"


Автор книги: Корнелия Функе


Жанр:

   

Сказки


сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 38 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

2

ЦЫГАНСКОЕ ЗОЛОТО

Им сделалось ясно, что этот негодяй Джо продал душу дьяволу, а с дьяволом шутки плохи: только сунься в его дела – и сгинешь на веки веков.

Марк Твен. Приключения Тома Сойера [1]1
  Перевод К. Чуковского.


[Закрыть]

– Нет! – Фарид слышал ужас в собственном голосе. – Нет! Что ты наделал? Где он?

Орфей не спеша поднялся с ограды, держа в руке проклятый листок, и улыбнулся:

– Дома. Где же еще?

– А я? Как же я? Читай дальше! Ну читай же!

Все исчезло за пеленой слез.

Он был один, совсем один, как раньше, пока не встретил Сажерука. Фарида стала бить дрожь, до того сильная, что он даже не заметил, как Орфей вытянул у него из рук книгу.

– И вот новое доказательство, – услышал мальчик его бормотание. – Я не зря ношу свое имя. Я – властелин любыхслов, и написанных, и произнесенных. Никто не может со мной сравниться.

– Властелин? О чем ты говоришь! – Фарид кричал так, что даже адский пес пригнул голову. – Если ты хоть что-нибудь смыслишь в своем ремесле, почему я еще здесь? Читай все сначала, живо! А книгу мне отдай!

Он потянулся за ней, но Орфей увернулся с неожиданной ловкостью.

– Книгу? С чего бы я стал ее тебе отдавать? Ты ведь небось и читать-то не умеешь! Должен тебе кое в чем признаться. Если бы я хотел отправить тебя с ним, ты был бы уже там, но тебе нечего делать в его истории, поэтому фразы о тебе я просто не стал читать. Понял? А теперь мотай отсюда, пока я не натравил на тебя своего пса. Мальчишки вроде тебя бросали в него камни, когда он был щенком, и с тех пор он гоняет таких с большой охотой!

– Ах ты сукин сын! Лжец! Обманщик! – Голос Фарида сорвался.

Ведь он знал! Ведь он говорил Сажеруку! Сырная Голова был фальшивый насквозь, как цыганское золото. Что-то пушистое, круглоносое, с рожками между ушей протиснулось между его ногами. Куница. «Гвин, он ушел! – подумал Фарид. – Сажерук ушел. Мы его больше никогда не увидим!»

Адский пес пригнул неуклюжую голову и неуверенно шагнул к кунице, но Гвин оскалил острые, как иглы, зубы, и огромный пес удивленно убрал нос.

Его страх придал Фариду храбрости.

– Давай сюда, живо! – Он уперся Орфею в грудь тощим кулаком. – И книгу, и листок! Или я тебя сейчас на куски разрежу, честное слово!

Невольное рыдание сделало угрозу менее убедительной, чем хотелось мальчику.

Орфей погладил по голове своего пса и сунул книгу за пояс.

– Как мы испугались, а, Цербер?

Гвин прижался к ногам Фарида, тревожно поводя хвостом. Фарид думал, что это он из-за собаки, он продолжал так думать, когда куница метнулась на дорогу и исчезла среди деревьев на другой стороне. «Слепая, глухая тетеря! – часто повторял он себе потом. – У тебя ни глаз, ни ушей, Фарид».

Орфей улыбался как человек, знающий больше, чем его собеседник.

– Видишь ли, мой юный друг, – сказал он, – я и вправду до смерти испугался, когда Сажерук потребовал книгу обратно. К счастью, он отдал ее тебе, а то бы я ничего не смог для него сделать. Я и так с трудом уговорил своих заказчиков не убивать его, однако они вынуждены были пообещать мне его жизнь. Только при этом условии я согласился послужить приманкой… Приманкой для книги, потому что в ней все дело, если ты этого до сих пор не понял. Дело только в книге и больше ни в чем. Да, они пообещали мне, что волос не упадет с головы Сажерука, но вот о тебе, к сожалению, мы не договаривались.

Прежде чем до Фарида дошло, о чем толкует Сырная Голова, он почувствовал у горла нож – острый, как осока, и холодный, как туман в лесу.

– Какая встреча! – зарокотал ему в ухо незабываемый голос. – Последний раз я тебя, кажется, видел у Волшебного Языка? И все же ты, говорят, помог Сажеруку украсть у него книгу? До чего милый мальчик!

Нож врезался Фариду в кожу, и в лицо ему пахнуло мятным дыханием. Нож и листики мяты – ни с тем, ни с другим Баста не расставался. Он жевал листья, а потом выплевывал остатки тебе под ноги. Он был опасен, как бешеная собака, и не слишком умен. Но как он сюда попал? Как он их нашел?

– Ну, как тебе мой новый ножик? – прошипел он в ухо Фариду. – Я бы с удовольствием продемонстрировал его и нашему Огнеглоту, но Орфей питает к нему слабость. Ну и пусть, до Сажерука я еще доберусь. До него, до Волшебного Языка и его ведьмы-дочки. Они мне за все заплатят…

– За что? – выдохнул Фарид. – За то, что спасли тебя от Призрака?

Но Баста только плотнее прижал нож к его горлу.

– Спасли? Они принесли мне несчастье – одно несчастье!

– Убери ты свой нож, бога ради. – В голосе Орфея звучало отвращение. – Это просто мальчишка. Отпусти его. Книга у меня, как договорились, так что…

– Отпустить? – Баста рассмеялся, но смех застрял у него в горле.

Позади них в лесу раздалось фырканье, от которого адский пес прижал уши. Баста вздрогнул.

– Что за черт? Идиот проклятый! Что ты там еще выпустил из книги?

Фарида это не интересовало. Он только почувствовал, что Баста на мгновение ослабил хватку. Этого было достаточно. Он с такой силой впился ему в руку зубами, что почувствовал на языке вкус крови.

Баста вскрикнул и выронил нож.

Фарид вырвался, толкнул его в грудь и бросился бежать. Он совсем забыл о придорожной ограде. Налетев на нее, мальчик упал так, что у него перехватило дух. С трудом поднимаясь, он заметил на асфальте бумагу, тот самый листок, что отправил Сажерука домой. Его, видимо, отнесло на дорогу ветром. Фарид проворно схватил листок. «Поэтому фразы о тебе я просто не стал читать. Понял?» – прозвучал в его мозгу насмешливый голос Орфея. Фарид прижал листок к груди и помчался дальше, через дорогу, к деревьям, темневшим по ту сторону. Где-то позади рычал и лаял адский пес, потом раздался вой. Орфей вскрикнул, от страха его голос звучал пронзительно и совсем некрасиво. Баста громко выругался, а потом снова послышалось фырканье – так фыркали большие кошки, водившиеся в старом мире Фарида.

«Не оборачиваться! – думал он. – Бегите, ну бегите же! – велел он своим ногам. – Пусть кошка сожрет адского пса, пусть она сожрет их всех, Басту и Сырную Голову заодно, а вы бегите!»

Опавшие листья между деревьями промокли от дождя и приглушали шаги, зато они были скользкими, и он не удержался на ногах и покатился вниз по крутому склону. Ему удалось зацепиться за дерево. Весь дрожа, Фарид отчаянно вцепился в ствол и стал вслушиваться в темноту. Что, если Баста слышит его тяжелое дыхание?

У него вдруг вырвался всхлип. Он прижал руки ко рту. Книга, книга осталась у Басты! Разве ему не поручено было держать ее крепче! И как же он теперь отыщет Сажерука? Фарид разгладил исписанный листок, который все еще прижимал к груди. Промокший, грязный клочок бумаги – его единственная надежда.

– Эй, ты, ублюдок кусачий! – раздался в ночной тишине голос Басты. – Беги-беги, я до тебя еще доберусь, слышишь? До тебя, до Огнеглота, до Волшебного Языка и его сильно умной дочки и до старика, который написал эту треклятую муть. Я убью вас всех! Одного за другим! Так же, как я сейчас убил зверя, вышедшего из книги!

Фарид затаил дыхание.

«Дальше! – думал он. – Беги дальше! Баста тебя не видит».

Дрожа, он нащупал соседнее дерево и оперся о его ствол, благодаря ветер за то, что тот обрывает листву у него над головой и заглушает своим воем его шаги. «Сколько раз тебе говорить? В этом мире нет духов. Это одно из немногих его преимуществ». Он слышал голос Сажерука, словно жонглер шел рядом. Фарид снова и снова повторял эти слова, а слезы застилали ему лицо и колючки впивались в ноги. «Нет духов, нет духов!»

Ветка так сильно хлестнула его по лицу, что он чуть не вскрикнул. Есть ли за ним погоня? В ушах свистел ветер, заглушая другие звуки. Снова поскользнувшись, Фарид кубарем покатился вниз по склону. Крапива обжигала ему ноги, репейник вцеплялся в волосы. И вдруг что-то теплое и пушистое прыгнуло на него и уткнулось носом ему в лицо.

– Гвин?

Фарид ощупал маленькую головку. Да, вот они, рожки. Он прижался щекой к мягкому куньему меху.

– Баста вернулся, Гвин! – прошептал он. – И книга у него! Что, если Орфей теперь вчитает его туда? Рано или поздно он туда вернется, правда, как ты думаешь? Как нам теперь предостеречь от него Сажерука?

Еще дважды Фарид выбредал на дорогу, серпантином спускавшуюся по склону, но так и не решился идти по ней, предпочитая пробиваться сквозь колючий подлесок. Он так запыхался, что каждый вздох причинял ему боль, и все же шел вперед не останавливаясь. И лишь когда сквозь кроны деревьев пробились первые лучи солнца, Фарид понял, что ушел от своих преследователей.

«Ну а дальше что? – думал он, лежа в сухой траве и тяжело дыша. – Что дальше?»

И вдруг ему вспомнился другой голос, голос, приведший его в этот мир. Волшебный Язык. Конечно. Только он может теперь ему помочь, он или его дочь, Мегги. Они теперь живут у Книгожорки, Фарид был там однажды с Сажеруком. Путь неблизкий, особенно для израненных ног. Но он должен добраться туда раньше Басты…


3

ВОЗВРАЩЕНИЕ САЖЕРУКА

– Что такое? – спросил Леопард. – Здесь так ужасно темно и при этом так много светлых пятен?

Р. Киплинг. Как Леопард стал пятнистым [2]2
  Перевод Р. Померанцевой.


[Закрыть]

На мгновение Сажеруку показалось, что он никогда и не покидал эти края, – как будто ему просто приснился дурной сон, оставив неприятный вкус на языке, легкую тень на сердце и больше ничего… Вдруг все вернулось: знакомые звуки и запахи, которых он никогда не забывал, стволы деревьев в пятнах утреннего света, тень листьев на его лице. Листья уже окрасились желтым и красным, как и в том, другом мире, здесь тоже близилась осень, но воздух был еще совсем теплым. Он пах переспелыми ягодами, увядающими цветами – их было тысячи, их аромат кружил голову: бледные, как воск, соцветия, мерцающие в сумраке леса, голубые звездочки на тоненьких стебельках, такие нежные, что Сажерук ступал осторожнее, чтобы не растоптать их. Дубы, платаны, магнолии вокруг – как они устремлялись в небо! Он почти забыл, какими большими могут быть деревья, как толсты и высоки их стволы, как развесисты кроны, в тени которых могла бы укрыться целая кавалькада. Леса в том, другом мире были совсем молодыми. Он всегда чувствовал себя в них старым, ужасно старым, покрытым годами, словно ржавчиной. А здесь он снова был молод, лишь чуточку старше, чем грибы между корнями, лишь чуть выше, чем чертополох и крапива.

Но где же мальчик?

Сажерук оглянулся, ища его, и позвал:

– Фарид! Фарид!

Это имя стало ему за последние месяцы почти так же привычно, как свое собственное. Но никто не отозвался. Лишь его собственный голос эхом прокатился между деревьями.

Значит, это все же случилось. Мальчик остался в том мире. Что же бедняга будет там делать один-одинешенек? «Ну что ж, – думал Сажерук, в последний раз оглядываясь по сторонам, – он справится там куда лучше, чем ты. Ему ведь нравятся шум, скорость, многолюдство. К тому же ты его многому научил. С огнем он играет теперь почти так же ловко. Да, мальчик не пропадет». И все же на мгновение радость увяла в груди Сажерука, как растоптанный цветок, и утренний свет, только что веселый и приветный, показался безжизненным и бледным. Тот, другой мир снова обманул его. Да, тот мир и вправду отпустил его после стольких лет, но за это отобрал единственное, к чему он там привязался всем сердцем…

«Ну и какой же из этого опять-таки следует урок? – думал он, опускаясь на колени среди мокрой от росы травы. – Лучше держи свое сердце при себе, Сажерук». Он поднял красный лист, полыхавший на темном мху, как язычок пламени. В том, другом мире таких листьев нет, правда? Да что это с ним? Он сердито выпрямился. «Эй, Сажерук! Ты вернулся! Вернулся! – прикрикнул он на себя. – Забудь мальчишку! Да, его ты потерял, но за это получил обратно свой мир, целый мир! Ты получил его обратно! Поверь в это наконец! Поверь!»

Это оказалось непросто. Куда легче было поверить в несчастье, чем в счастье. Ему пришлось потрогать каждый цветок, прикоснуться к каждому стволу, растереть землю между пальцами и почувствовать первый комариный укус, прежде чем он сумел наконец в это поверить.

Да, он вернулся. Он вправду вернулся. Наконец-то. И вдруг счастье ударило ему в голову, как бокал крепкого вина. Даже мысль о Фариде не могла теперь его омрачить. Страшный сон, продолжавшийся десять лет, кончился. Каким легким он себя чувствовал, легким, словно лист, из тех, что струились на него с деревьев золотым дождем.

Счастлив.

Запомни, Сажерук, каково оно на вкус, счастье.

Орфей и вправду вчитал его на то самое место, которое он ему описал. Там было озерцо, поблескивающее между серо-белыми камнями в окаймлении цветущих олеандров, а в нескольких шагах от озера стоял платан, на котором жили огненные эльфы. Их гнезда лепились к светлому стволу даже гуще, чем в его воспоминаниях. Непривычный взгляд принял бы их за осиные гнезда, но они были меньше и немного светлее, почти такие же светлые, как кора, отстававшая от высокого ствола.

Сажерук оглянулся и снова вдохнул воздух, по которому тосковал десять лет. Почти забытые ароматы мешались с теми, что бывали и в другом мире. Деревья, росшие у озерца, встречались и там, только намного моложе и меньше: эвкалипты и ольха склоняли к воде свои ветви, словно хотели окунуть листья в ее прохладу. Сажерук осторожно протиснулся сквозь их заросли на берег. Его тень упала на черепаху, и она неуклюже двинулась прочь. На камне сидела жаба, время от времени выстреливая длинным языком; она как раз заглотила огненного эльфа. Эльфы роями носились над водой, издавая характерное жужжание, всегда звучавшее очень сердито.

Пора украсть у них кое-что.

Сажерук опустился коленом на влажный камень. За его спиной раздался шорох, и он поймал себя на том, что ищет глазами темную шевелюру Фарида и рогатую голову Гвина. Но это продолжалось лишь мгновение, потом он разглядел ящерицу, взбиравшуюся на соседний камень, чтобы погреться на осеннем солнце. «Дурак! – сказал он себе. – Забудь о мальчишке, а что до куницы, то она, уж конечно, по тебе не скучает. Кроме того, у тебя были причины оставить ее там. Веские причины».

Его отражение дрожало на темной воде. Лицо было прежним. Шрамы, конечно, никуда не делись, но новых повреждений, слава богу, не появилось – ни вдавленного носа, ни негнущейся ноги, как у Кокереля. Все на месте. Даже голос… Этот Орфей, похоже, и вправду свое дело знает.

Сажерук ниже склонился над водой. Где они сейчас? Помнят ли его? Голубые феи не помнили лиц уже через несколько минут. А эти? Десять лет – долгий срок, но считают ли они годы?

Вода дрогнула, и сквозь его отражение проглянули другие черты. Лягушачьи глаза на почти человеческом лице, длинные волосы, путающиеся в воде, словно водоросли, такие же зеленые и тонкие. Сажерук окунул пальцы в холодную воду, и оттуда высунулась другая рука, узкая и тонкая, как у ребенка, покрытая крошечными, почти незаметными чешуйками. Влажный пальчик, холодный, как вода, из которой он поднялся, коснулся его лица и заскользил по шрамам.

– Да, мое лицо не скоро забудешь, правда? – Сажерук говорил тихо, почти шепотом. Русалки не любят громких голосов. – Значит, ты помнишь шрамы. А помнишь ли ты, о чем я всегда просил вас, приходя сюда?

Лягушачьи глаза блеснули на него чернотой и золотом, и русалка исчезла, словно только привиделась ему. Спустя несколько минут уже три их всплыло над темной водой. Плечи, белые, как лепестки лилии, виднелись у самой поверхности, а хвосты, покрытые разноцветной чешуей, как брюхо окуня, извивались в глубине, теряясь из глаз.

Мошкара, кружившая над водой, впивалась в лицо и кисти Сажерука, будто только его и ждала все время, но он почти не замечал укусов. Русалки не забыли его: ни его лица, ни того, что ему от них требовалось, чтобы приручить огонь.

Они протянули к нему руки из воды. Крошечные пузырьки воздуха поднялись на поверхность, неся с собой их беззвучный смех. Русалки взяли его руки в свои и принялись гладить его плечи, лицо и шею, пока кожа его не стала такой же прохладной, как у них, и не покрылась таким же тонким защитным слоем ила, как их чешуя.

И вдруг они исчезли – так же внезапно, как появились. Их лица ушли в темную глубь озера, и Сажерук готов был, как всегда, поверить, что русалки ему просто приснились – если бы не эта прохлада на коже, не легкий блеск рук.

– Спасибо! – шепнул он, хотя на поверхности воды дрожало лишь его собственное отражение.

Он протиснулся сквозь олеандровые кусты и беззвучно зашагал к огненному дереву. Был бы здесь Фарид, он бы сейчас скакал от восторга по мокрой траве, как жеребенок…

Платье Сажерука, когда он остановился у платана, было облеплено влажной от росы паутиной. Нижние гнезда висели так близко, что он без труда мог засунуть руку в отверстие. Он просунул в гнездо смоченные русалками пальцы, и эльфы сердито метнулись было ему в лицо, но он успокоил их ласковым жужжанием. Если взять верную ноту, их возбужденное кружение быстро замедлялось, жужжание и брань становились сонными, и в конце концов их крошечные горячие тела опускались ему на плечи, обжигая кожу. Но как бы больно Сажеруку ни было, он не смел дернуться или стряхнуть эльфов, а только засовывал пальцы поглубже в гнездо, пока не нащупывал то, что искал: их огненный мед. Пчелы кусаются, а огненные эльфы прожгли бы ему кожу насквозь, если бы над ней раньше не потрудились русалки. Но даже с такой защитой лучше было не проявлять чрезмерной жадности, обворовывая эльфов. Если возьмешь слишком много, они кинутся тебе в лицо, спалят кожу и волосы и не отвяжутся от грабителя, пока он не свалится, корчась от боли, у корней их дерева.

Но Сажерук никогда не бывал так жаден, чтобы рассердить их. Он доставал из гнезда лишь крошечный комочек, размером с ноготь, больше ему пока и не нужно было. Продолжая тихонько жужжать, он заворачивал липкую добычу в древесный лист.

Огненные эльфы очнулись, едва Сажерук замолк, и принялись носиться вокруг него все быстрее и быстрее, а голоса их становились все громче, как угрожающее бурчание шмеля. Но нападать на него они все же не стали. Нельзя было смотреть на них, нужно было притворяться, будто вовсе их не замечаешь, неспешно повернуться и идти прочь медленным, очень медленным шагом.

Эльфы еще немного покружились над ним, но потом отстали, и Сажерук зашагал вниз по течению ручья, вытекавшего из русалочьего озера и вившегося между ивами, ольхой и зарослями тростника.

Он знал, куда течет ручей: на север, из Непроходимой Чащи, в которую редко забредал человек, туда, где лес принадлежал людям и где топор так быстро прореживал его заросли, что деревья по большей части умирали раньше, чем их кроны могли бы укрыть от непогоды хотя бы одного всадника. Ручей поведет его сквозь постепенно расширявшуюся долину между холмами, на которые не ступала нога человека, потому что там живут великаны, медведи и существа, которым никто еще не дал имени. Когда-нибудь на этих склонах появится первая хижина угольщика, первая прогалина в густых лесных зарослях, и есть надежда, что Сажерук найдет там не только фей и русалок, но и нескольких давно пропавших людей.

Он пригнулся, когда между двумя деревьями вдали показался сонный волк. Не шевелясь, Сажерук ждал, пока серая морда скроется в чаще. Да, медведи и волки – он должен снова научиться слышать их шаги, чувствовать их приближение раньше, чем они его заметят, не говоря уж о больших диких кошках, сливавшихся пятнами своего меха с солнечными бликами на стволах деревьев, и змеях, зеленых, как скрывавшая их листва. Змеи сползали с ветвей неслышней, чем он стряхивал упавший лист с плеча. Великаны, к счастью, обычно оставались на холмах, куда даже Сажерук забираться не решался. Только зимой они иногда спускались вниз. Но были и другие существа, не такие нежные, как русалки, и которых не успокоишь песенкой, как огненных эльфов. Обычно они оставались невидимы, надежно укрывшись среди стволов и листьев, и все же были опасны: лесные человечки, дырочники, черные духи, буканы, приносящие дурные сны… Некоторые из них порой забирались даже в хижины угольщиков.

– Ну-ка поосторожнее, – прошептал Сажерук. – Ты ведь не хочешь, чтобы твой первый день дома стал и последним.

Пьянящий восторг возвращения постепенно развеивался, и мысли его прояснились. Но счастье по-прежнему окутывало сердце мягко и нежно, словно птичий пух.

У ручья он разделся, смыл с себя русалочью слизь, сажу огненных эльфов, грязь другого мира – и снова надел одежду, которую не носил десять лет. Он тщательно берег ее, и все же моль проела несколько дырочек в черной ткани, а рукава были потертыми уже тогда, когда пришлось сменить этот наряд на одежду другого мира. Такой черно-красный костюм носили огненные жонглеры, а канатные плясуны, например, одевались в небесно-голубое. Он провел рукой по грубой ткани, расправил камзол с широкими рукавами и бросил на плечи черную накидку. К счастью, одежда сидела на нем все так же хорошо, шить новое платье было бы очень дорого, даже если, по обычаю комедиантов, отдать портному старые лохмотья, чтобы он перелицевал их.

С наступлением сумерек Сажерук стал присматривать безопасное место для ночлега. В конце концов его привлек упавший дуб, корни которого так высоко торчали из земли, что между ними можно было удобно устроиться на ночь. Дерево словно превратилось в стену и в то же время так судорожно цеплялось за землю, будто пыталось отчаянным усилием удержать жизнь. Его крона зеленела свежей листвой, хотя не устремлялась теперь в небо, а раскинулась по земле. Сажерук ловко взобрался по мощному стволу вверх, цепляясь пальцами за шершавую кору.

Когда он добрался до корней, тянувшихся в воздух, словно пытаясь найти там пропитание, ему навстречу с бранью порхнули несколько фей, собиравших здесь, видно, материал для своих гнезд. Ну конечно, ведь уже осень, а значит, время позаботиться о теплом убежище. Весной синекожие феи строили гнезда без особого тщания, но стоило мелькнуть на деревьях первому желтому листу, как они принимались выстилать и утеплять их звериным мехом и птичьими перьями, вплетать в стены травинки и прутья, конопатить мхом и собственной слюной.

Две синие крохи не упорхнули, увидев его. Они с жадностью глядели на его русую шевелюру, а закат, сочившийся сквозь листву, окрашивал их крылья красным.

– Ну конечно! – Сажерук тихонько засмеялся. – По-вашему, мои волосы вам бы очень пригодились для гнезда!

Он отрезал ножом прядку и протянул феям. Сперва одна ухватила несколько волосков тонкими, как у жука, ручками, потом ее примеру последовала вторая – до того крошечная, что она, наверное, только что вылупилась из перламутрового яйца. Ах, как же он соскучился по этим нахальным синим крохам!

Внизу под деревьями уже стемнело, хотя макушки еще краснели в лучах заходящего солнца, как листья щавеля на летнем лугу. Скоро феи уснут в своих гнездах, мыши и кролики – в своих норах, ящерицы застынут в прохладе ночи, а хищные звери выйдут на охоту, и глаза их засветятся во мраке ночи, как желтые фонарики. «Будем надеяться, что им не захочется закусить огнеглотателем», – думал Сажерук, вытягиваясь на опрокинутом стволе. Он воткнул нож рядом с собой в сухую кору, набросил на плечи накидку, которой не носил десять лет, и посмотрел вверх, на быстро темнеющие листья.

С одного из дубов вспорхнула сова и бесшумно полетела прочь, словно тень, едва различимая среди ветвей. Когда день угас, дерево прошептало во сне слова, невнятные для людских ушей.

Сажерук закрыл глаза и прислушался.

Он снова был дома.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю