Текст книги "Повелитель драконов"

Автор книги: Корнелия Функе

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

ВСЁ ДАЛЬШЕ НА ЮГ

В следующие ночи Лунг двигался быстрее ветра. Его подгоняло нетерпение. Рассекаемый драконом воздух ударял в лицо обоим его седокам с такой силой, что Серношерстка заткнула уши листьями, а Бен потуже обмотал голову полученным от профессора платком. Привалы они делали, по совету профессора, в разрушенных стенах заброшенных городов, вдали от дорог и деревень. Пока Лунг и Серношерстка спали в тени, Бен нередко часами сидел среди древних камней, глядя на горячий песок, простиравшийся до самого горизонта, на котором проезжал иногда запыленный грузовик или брели по дневной жаре на длинных тонких ногах верблюды. Мальчику очень хотелось познакомиться поближе с этой страной, такой непохожей на все, что он знал. Но лишь по ночам, когда Лунг порой совсем низко пролетал над городами, удавалось Бену бросить быстрый взгляд на купола, стройные башни и плоские белые дома, теснившиеся за древними городскими стенами.

Красное море по-прежнему было справа от них. Под ними змеилось бесконечное шоссе у подножия столь же бесконечной горной цепи, уходившей на юг. За ней до самого горизонта тянулась каменистая бесплодная земля. Города и деревни выступали на ней, словно острова. Глубокие ущелья, как трещины, разрезали монотонный ландшафт.

Воздух был напоен непривычными запахами. Но на вторую ночь из-за гор налетели черные клубы дыма, обволокли Лунга и его седоков вонючим туманом, а потом унеслись за море. Об этом Барнабас Визенгрунд их также предупреждал. Это были выбросы сажи из нефтяных скважин на Востоке, где прошла война, оставив их гореть негаснущими факелами. Незадолго до восхода солнца Лунг опустился в воды Красного моря, чтобы смыть с себя черную грязь, но слизистый налет прочно пристал к его чешуе. Почти все следующее утро Серношерстка чистила крылья дракона и, ругаясь, отмывала свой пушистый мех. Бену с его гладкой кожей было, конечно, легче.

Когда он доставал из рюкзака чистую футболку, пальцы его прошли в сантиметре от головы Мухоножки. Гомункулус едва успел пригнуться. За весь полет он вылезал из рюкзака, только когда был совершенно уверен, что все спят. Тогда он расправлял затекшие руки и ноги, ловил себе в пищу мух и мошек, которых в этом жарком климате было, к счастью, предостаточно, а потом, при первом шевелении кого-либо из спящей троицы, заползал обратно в свое убежище.

Он хотел как можно дольше оттянуть момент, когда его обнаружат. Слишком сильно он опасался Серношерстки и ее недоверия. Один раз ему удалось взглянуть на пластину чешуи, которую дал профессор Бену. Мальчик хранил ее в мешочке, который носил на шее. Мухоножка заглянул туда, когда Бен спал. В мешочке была еще маленькая фотография, камень, ракушка и немного серебряной пыли из пещеры василиска. Пластина была, несомненно, из панциря Крапивника. Такой холодной и твердой на ощупь была на всем свете только его чешуя. Когда Бен пошевелился во сне, гомункулус, вздрогнув, засунул пластину обратно в мешочек и присел рядом с мальчиком. Он делал так каждый раз, когда трое путешественников засыпали. Он тихонько, очень осторожно, прислонялся к плечу человеческого детеныша и читал книгу, которую мальчик всякий раз оставлял рядом с собой открытой. Это была книга, подаренная Барнабасом Визенгрундом. Бен читал ее каждый день, пока у него глаза не слипались. В ней было столько чудес!

Там было все, что известно людям о единорогах, водяных, крылатом коне Пегасе и гигантской птице Рок, которая кормит своих птенцов овцами. Рассказывалось в книге и о феях, блуждающих огоньках, морских змеях и троллях.

Многие главы Мухоножка пропускал – например, о горных гномах. Эти ребята были ему и так хорошо знакомы. Но на третьем привале, когда все уснули, в желтом мареве полуденного солнца Мухоножка наткнулся на главу о гомункулусах, существах из плоти и крови, искусственно создаваемых человеком. Сперва ему хотелось поскорее захлопнуть книгу.

Он огляделся. Бен что-то бормотал во сне, Серношерстка, как всегда, мирно похрапывала, а Лунг спал как убитый.

Сердце Мухоножки колотилось, пока глаза бегали по строчкам. Да, конечно. Что у него есть сердце, он знал и так. Но на пожелтевших страницах рассказывалось еще кое-что. «Гомункулус живет обычно дольше, чем его создатель». Это он тоже знал. Но вот того, что стояло дальше, ему никогда слышать не приходилось. «По имеющимся данным, гомункулус может жить почти неограниченно долго, если только не привяжется всем сердцем к человеку. В таких случаях гомункулус умирает в один день, с человеком, которого полюбил».

– Ого! А ты и не подозревал! Запомни это хорошенько, Мухоножка, – прошептал кроха. – Не отдавай сердца никому, если тебе дорога жизнь. Ты прожил уже очень долго, дольше, чем все твои братья, дольше, чем твой создатель. Смотри не поглупей на старости лет и не привяжись всем сердцем к человеку.

Он вскочил и стал листать книгу обратно до того места, на котором Бен оставил ее открытой. Потом взглянул, высоко ли солнце. Да, пора представить хозяину отчет. Уже два дня он перед ним не показывался. Правда, и рассказать было нечего.

Мухоножка повернулся и посмотрел на человеческого детеныша. Завтра. Завтра ночью они прилетят к ущелью джинна. И если тот и в самом деле знает ответ, тот ответ, которого его хозяин дожидается уже более ста лет, то Крапивник, наверное, отправится к Подолу неба, чтобы наконец снова поохотиться всласть.

Мухоножку передернуло. Нет, об этом он не хочет думать. Какое его дело? Он всего лишь чистильщик панциря у своего хозяина. Он выполнял распоряжения Крапивника с тех пор, как вылупился из маленькой разноцветной колбы, как цыпленок из яйца. И совершенно не важно, что он терпеть не мог своего хозяина. Важно лишь то, что хозяин проглотит его, ни секунды не задумавшись, если он не принесет ему долгожданного ответа.

– Следи за своим сердцем, Мухоножка, – прошептал гомункулус. – Иди и делай свою работу.

Перед самым приземлением Лунга Мухоножка заметил неподалеку блеснувшую воду. Это была старая цистерна, которой давно уже никто не пользовался, однако драгоценная дождевая влага по-прежнему в нее собиралась. Гомункулус совсем уже собрался туда отправиться, как вдруг почувствовал, что Бен просыпается. Мухоножка скорее спрятался за ближайшим камнем.

Мальчик сел, поглядел вокруг заспанными глазами и потянулся, а потом встал и вскарабкался на высокую стену, под защитой которой они устроились. В этот день Лунгу пришлось довольно долго лететь прочь от моря, пока на холме, под ладанными деревьями, росшими из песчаной почвы, не обнаружилась полуразрушенная крепость. Стены, окружавшие двор, сохранились, но здания внутри обрушились и остатки их занесло песком. Здесь жили только ящерицы да несколько змей, которых Серношерстка тут же спугнула, бросая камни.

Бен уселся на верху стены, болтая ногами, и стал смотреть на юг. Там на фоне раскаленного неба вздымались высокие горы, заслоняя горизонт.

– Теперь уже недалеко, – услышал Мухоножка его шепот. – Если профессор все сказал правильно, завтра мы будем в ущелье.

Мухоножка выглянул из-за своего камня. На мгновение ему захотелось показаться задумчиво глядевшему вдаль мальчику. Но все же он передумал. Покосившись на спящую Серношерстку, он бесшумно проскользнул назад к рюкзаку и затаился, словно ящерка, в вещах Бена. С отчетом хозяину придется повременить.

Бен долго еще сидел на стене. Наконец он вздохнул, провел рукой по горевшему от солнца лицу, соскочил со стены и подбежал к Серношерстке.

– Эй, Серношерстка, – тихо позвал он, тряся маленькую кобольдиху за плечо. – Просыпайся!

Серношерстка потянулась и заморгала на солнечный свет.

– Чего тебе, еще совсем светло! – прошипела она, оглядываясь на Лунга, мирно спавшего в тени крепостной стены.

– Ты же обещала, что мы вместе подумаем над вопросом. Ну, ты знаешь…

– Ах да, вопрос. – Серношерстка протерла глаза. – Ну хорошо, только сперва нужно что-нибудь съесть. От этой жары страшно есть хочется, – она потопала на мохнатых лапах по горячему песку к своему рюкзаку. Бен с усмешкой последовал за ней:

– От жары? Не смеши меня. У нас тут были по дороге и дождь, и буря, и все, что хочешь. Тебе от всего хотелось есть.

– И что? – Серношерстка достала из рюкзака мешочек с грибами, с наслаждением принюхалась и облизнулась. Потом она расстелила на песке два больших древесных листа и высыпала на них грибы. – М-м-м! Что бы из этого сейчас съесть?

Бен только головой покачал и полез в свой рюкзак за бутылкой воды и маслинами, которые дал ему на дорогу профессор. Мешочек с провизией завалился на самое дно. Роясь в рюкзаке, Бен натолкнулся на что-то волосатое. Он испуганно отдернул руку.

– Ты что? – спросила Серношерстка.

– По-моему, там мышь, – сказал Бен.

– Мышь? – Серношерстка отложила гриб, склонилась над рюкзаком – и сделала молниеносный выпад. Одним движением она вытащила наружу упиравшегося Мухоножку. – Нет, ты только посмотри! – воскликнула она. – Это кто тут у нас?!

– Мухоножка! – удивленно вскрикнул Бен. – Как ты оказался в рюкзаке? И… и… – он озадаченно посмотрел на гомункулуса, – и почему же ты ничего не говорил все это время?

– Потому что, о юный господин, потому что… – Мухоножка пытался высвободиться из крепкой хватки Серношерстки, но маленькая кобольдиха его не выпускала, как он ни крутился.

– Что, заикание напало, да? – рявкнула она.

– Отпусти меня, чудище мохнатое! – завопил Мухоножка. – Так я не могу ничего объяснять!

– Отпусти его, правда, – сказал Бен. – Ему же больно.

Серношерстка неохотно посадила гомункулуса на песок.

– Спасибо, – пробормотал Мухоножка, с оскорбленным видом поправляя кафтан.

– Так почему же ты ничего не сказал? – переспросил Бен.

– Почему я ничего не сказал! Из-за нее, конечно! – Мухоножка дрожащим пальцем указал на Серношерстку. – Я же знаю, что она хочет от меня отделаться. Вот я и спрятался в рюкзак. А потом, – он потер нос и злобно глянул на Серношерстку, – потом я ничего не говорил, потому что боялся, что она сбросит меня в море, если заметит.

– Это хорошая мысль! – проворчала Серношерстка. – Отличная мысль!

– Серношерстка! – Бен толкнул маленькую кобольдиху локтем в бок и озабоченно поглядел на гомункулуса. – Она никогда бы такого не сделала, Мухоножка. Правда. Она ведь на самом деле очень хорошая. Она просто притворяется всегда такой… – он искоса посмотрел на Серношерстку, – такой злой, понимаешь?

Мухоножка, похоже, был в этом не так уверен. Он опасливо покосился на Серношерстку. Она ответила ему сердитым взглядом.

– На! – Бен протянул гомункулусу маленький кусок лепешки. – Ты ведь наверняка страшно голодный.

– Покорнейше благодарю, юный господин, но я… э-э-э… – Мухоножка смущенно прокашлялся. – Я сейчас просто словлю себе пару мух.

– Мух? – Бен изумленно посмотрел на крошечного человечка. Тот смущенно пожал плечами.

– Мух! Фу, мерзость, рядовка бородатая! – выругалась Серношерстка. – Очень на тебя похоже, поганка ты паученогая!

– Серношерстка! – сердито окликнул ее Бен. – Да прекрати ты, наконец. Он же тебе ничего плохого не сделал. Наоборот, он освободил тебя из клетки, ты что, забыла?

– Ну да, ну да! – Серношерстка вернулась к своим грифам. – Ладно, обещаю не бросать его в море, идет? А теперь давай займемся вопросом, который ты должен задать Тысячеглазому. Ты ведь за этим меня разбудил, правда?

– Давай! – Бен кивнул и достал из кармана брюк измятую бумажку. – Я тут уже кое-что записал. Вот, взгляни.

– Минутку, – перебила его Серношерстка. – А этому крохе обязательно нас слышать?

Бен застонал:

– Ну вот, ты опять за свое! Почему бы ему, собственно, и не слышать?

Серношерстка оглядела гомункулуса с головы до ног.

– А зачем ему? – насмешливо возразила она. – По-моему, чем меньше ушей слышат этот вопрос, тем лучше.

– Ухожу, ухожу, – сказал Мухоножка. – Уже ушел.

Но Бен удержал его за полу кафтана.

– Оставайся, – сказал он. – Я тебе доверяю. Вопрос ведь задавать мне. Ну что, Серношерстка, ты готова наконец меня выслушать?

Маленькая кобольдиха закатила глаза:

– Как хочешь. Но мы из-за твоей доверчивости еще будем иметь кучу неприятностей, спорим на мои грибы?

– Ты свихнулась, Серношерстка, – сказал Бен. – Совсем свихнулась.

Мухоножка сидел у него на коленях и не знал, куда глаза девать. Ему случалось чувствовать себя жалким и никчемным, но никогда еще с такой силой, как в это мгновение. Ему было так стыдно, что он готов был тут же на месте во всем признаться мальчику. Но он был не в состоянии вымолвить ни слова.

– Ну вот, например, – Бен разгладил свою бумажку. – Где же может находиться этот Подол неба? Семь слов.

– Гм, неплохо, – буркнула Серношерстка, – хотя звучит немного странно.

– У меня есть еще вариант, – Бен перевернул бумажку. – Тоже из семи слов. Где мы могли бы найти Подол неба?

Мухоножка незаметно соскользнул с колен Бена и отступил на несколько шагов. Серношерстка тут же обернулась.

– Эй, ты куда собрался? – прорычала она.

– Пошел прогуляться, мохнатая морда! – ответил Мухоножка. – У тебя что, и против этого есть возражения?

– Прогуляться? – Бен удивленно посмотрел на гомункулуса. – Может, мне лучше пойти с тобой? – крикнул он ему вслед. – А то кто его знает, какие тут звери водятся…

От такой заботы у Мухоножки стало совсем тяжело на сердце.

– Нет, нет, юный господин, – бросил он через плечо. – Я хоть и мал, но далеко не беспомощен. К тому же вид у меня, при моей худобе, не очень аппетитный, – и исчез сквозь дыру в крепостной стене.

ВОРОН

Мухоножка продирался сквозь горячий воздух, как через вату. Через каждые несколько шагов он поднимал кверху острый нос и принюхивался. Да, вот там, у подножия холма, под большим ладанным деревом должна быть цистерна. Он уже ясно чуял воду. Маленький человечек с трудом прокладывал себе путь среди травы и обломков камней. Руки и ноги у него страшно болели от бесконечной игры в прятки в рюкзаке Бена.

И все из-за Серношерстки, недоверчивой, нахальной маленькой кобольдихи. Подумать только, она смеется над ним за то, что он питается мухами, а сама запихивает в рот вонючие грибы. Хоть бы ей поскорее попалась среди них поганка и так разъела желудок, чтобы у нее раз и навсегда пропала охота нагличать.

Между двумя кустиками колючек Мухоножка заметил следы, вероятно заячьи. Зверьки, видимо, ходили этой тропой к водопою. Он пошел по следам, как вдруг его накрыла черная тень. Гомункулус испуганно вскрикнул и поспешно улегся на живот, стараясь слиться с травой.

В землю рядом с ним вонзились черные когти. Кривой клюв ущипнул его за кафтан.

– Привет, Мухоножка! – сказал знакомый голос. Гомункулус осторожно поднял голову.

– Ворон?

– Собственной персоной! – прокаркал ворон. Мухоножка со вздохом поднялся, откидывая волосы со лба. Потом скрестил руки на груди и с упреком посмотрел на черную птицу.

– У тебя еще хватило наглости сюда явиться, – сказал он. – До чего же мне хочется повыщипать тебе перья и набить ими себе подушку. Это ведь, честное слово, не твоя заслуга, что я еще жив.

– Да, да, – смущенно прокаркал ворон. – Ты прав. Но что мне было делать? Они стали кидать в меня камнями. А ты больше не шевелился. Мне оставалось только найти себе надежное дерево и не терять тебя из виду.

– Не терять из виду, да уж! – заметил Мухоножка. – Я не видел тебя трое суток и почти полпути вокруг света. Пошли, мне нужно найти воду, – и он продолжил свой путь, не добавив больше ни слова. Ворон неохотно последовал за ним.

– Тебе хорошо говорить, – ворчал он. – Ты думаешь, мне легко было угнаться за этим проклятым драконом? Он летит в три раза быстрее ветра!

– Ну и что? – Мухоножка презрительно сплюнул в песок. – А зачем же наш хозяин откармливал тебя волшебным зерном с той поры, как ты начал махать крыльями? И помолчи, будь любезен. У меня есть дела поважнее, чем слушать твое карканье.

Старая цистерна находилась за невысоким холмом. Узкая каменная лестница вела вниз. Ступени потрескались, и в разломах выросли полевые цветы. Мухоножка спустился вниз. Вода в цистерне была мутная, покрытая пылью. Гомункулус набрал в грудь побольше воздуха и подошел к краю.

– Расскажи ему, что я ничего не мог поделать, слышишь? – прокаркал ворон и взлетел на сухое ладанное дерево. Но Мухоножка не обратил на него внимания. Он плюнул в воду, и в цистерну поднялось из глубочайших глубин отражение головы Крапивника. Галькобород стоял с несчастным лицом между его мощных рогов, смахивая с них пыль опахалом из павлиньих перьев.

– Три дня! – прорычал Крапивник угрожающе тихо. – Я тебе что приказывал?

– Мне нечего было доложить, хозяин! – ответил Мухоножка. – За последние дни мы не видели ничего, кроме солнца и песка. Я почти все время просидел в рюкзаке у мальчика. У меня все тело измято.

– Когда вы доберетесь до джинна? – рявкнул Крапивник.

– Завтра, – Мухоножка сглотнул. – Ах да, хозяин. Ворон вернулся. Мне, наверное, лучше лететь дальше на нем.

– Чушь! – Крапивник оскалил зубы. – Оставайся в рюкзаке! Чем ближе ты к ним, тем больше вероятности, что ты услышишь ответ джинна. А ворон пусть на всякий случай летит за тобой.

– Но маленькая кобольдиха мне не доверяет! – возразил Мухоножка.

– А дракон и мальчик?

– Они доверяют, – Мухоножка опустил голову. – Мальчик даже защищает меня от кобольдихи.

Крапивник насмешливо скривил свой отвратительный рот.

– Бывают же дураки, – проворчал он. – Я ему прямо-таки благодарен. И прежде всего зато, что завтра он разведает для меня, где все остальные драконы. А-ах! – он закрыл красные глаза. – Какой это будет праздник! Как только узнаешь ответ, доложишь мне немедленно, ясно? Я сразу отправлюсь в путь. Этот безмозглый дракон еще в воздух подняться не успеет, как я буду уже у Подола неба.

Мухоножка изумленно посмотрел на отражение своего хозяина.

– Как же вы это сделаете? – спросил он. – Это ведь для вас не близкий путь.

– У меня свои пути, – рыкнул Крапивник, – но тебя это не касается, Паученожка. А теперь возвращайся, пока они тебя не хватились. А я словлю себе пару коров.

Мухоножка кивнул:

– Сию минуту, хозяин. Только еще одно слово, – он погладил лепесток росшего на воде цветка. – У большого человека, у этого Визенгрунда, были две пластины вашей чешуи.

Вдруг настала мертвая тишина. Слышен был лишь стрекот цикад в траве.

– Что ты сказал? – спросил Крапивник. Его красные глаза пылали. Мухоножка втянул голову в плечи.

– У него были две пластины вашей чешуи, – повторил он. – Одна и сейчас у него. А другую он подарил мальчику. Я ее видел, хозяин. Это, верно, одна из тех, которые вы давным-давно потеряли в горах.

Крапивник злобно зарычал:

– Так вот где они, выходит! В руках людей! – он так яростно тряхнул головой, что Галькобород изо всех сил уцепился за его рог, чтобы не свалиться. – Я хочу их вернуть! – проревел Крапивник. – Никто не должен владеть ими. Никто! У меня чешется кожа в тех местах, где они были. А может быть, этот человек хочет проникнуть в тайну моего панциря? – Крапивник прищурил красные глаза. – Забери у мальчика пластину, понял? – Мухоножка поспешно кивнул. Крапивник облизнул зубы. – О той, что у большого человека, я позабочусь сам, – буркнул он. – Как, говоришь, его зовут?

– Визенгрунд, – ответил Мухоножка. – Профессор Барнабас Визенгрунд. Но он скоро уедет из того места, откуда я вам докладывал в прошлый раз.

– Я двигаюсь быстро! – прорычал Крапивник. – Очень быстро, – он встряхнулся так, что чешуя его зазвенела. – А теперь исчезни. И не бойся недоверчивого кобольда. Его я съем на закуску. Заодно с человеческим детенышем.

Сердце у Мухоножки внезапно заколотилось как бешеное.

– И мальчика тоже? – выдохнул он.

– А почему нет? – Крапивник скучающе зевнул, открывая взгляду Мухоножки глубины своей золотой пасти. – Эти двуногие воображалы вовсе недурны на вкус.

И отражение Крапивника исчезло. На мутной поверхности воды снова плавала лишь пыль. Мухоножка отошел от края цистерны, повернулся – и вздрогнул. Вверху на лестнице стояла Серношерстка с пустой бутылкой из-под воды в руках.

– Смотри-ка, – сказала она и стала не спеша спускаться по ступеням. – Что это ты тут делаешь? Ты вроде собирался гулять?

Гомункулус хотел проскользнуть мимо нее, но Серношерстка загородила ему дорогу. Он покосился назад через плечо. Край цистерны был пугающе близко. Плавать он не умел. Серношерстка опустилась на колени и наполнила бутылку мутной водой:

– С кем это ты сейчас разговаривал?

Мухоножка отступил подальше от воды. Если отражение хозяина снова на ней появится, он погиб.

– Разговаривал? – выдавил он из себя. – Я разговаривал с самим собой. Со своим отражением, с твоего позволения.

– Со своим отражением? – Серношерстка насмешливо покачала головой. Но, обернувшись, она заметила ворона. Он все еще сидел на дереве и с любопытством смотрел на них. Мухоножка торопливо взбирался вверх по лестнице. Серношерстка крепко схватила его за кафтан. – Погоди, погоди, не спеши так, – сказала она. – Уж не с этим ли черноперым ты разговаривал?

– С этим? – Мухоножка высвободил кафтан из ее хватки и напустил на себя оскорбленный вид. – По мне что, похоже, что я разговариваю с птицами?

Серношерстка пожала плечами, распрямилась и заткнула бутылку пробкой.

– Понятия не имею, – сказала она. – Но мне лучше не попадайся за этим занятием. Эй, черноперый! – она обернулась и поглядела вверх, на ворона. – Тебе, случайно, не знаком этот кроха?

Но ворон лишь взмахнул черными крыльями и с громким карканьем улетел прочь.