Текст книги "Ветхая ткань бытия"
Автор книги: Константин Бояндин
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
XV
В гробовом молчании Унэн распечатал конверт и молча положил на колени плотный лист бумаги с поручением. Вчитался в три строки. И дождался, пока строки не поплыли по бумаге, не превратились в ароматный дымок.
Бумага оставалось бумагой ещё несколько секунд, после чего тоже пожелтела, потемнела и рассыпалась прахом.
Всякий раз, когда Совет поручал Унэну что-нибудь, выглядело это в высшей степени забавно. Тайна на тайне едет, и тайной погоняет. В этот раз текст – без произнесения кодовой фразы – читался без труда, и, действительно, мог считаться заданием. Вот только к подлинному заданию, слова которого всплывали перед мысленным взором по прочтении кодовой фразы, это не имело ни малейшего отношения. Кодовая фраза по прочтении забывалась.
Шассим вопросительно смотрел на монаха, по лбу которого пробежали морщинки. Правая рука Унэна потянулась к затылку – верный признак того, что поручение потребует изобретательности. Ну что же, не в первый раз. После того, как флосс встретился и подружился с неуёмным представителем никогда прежде не виданного Учения, ему пришлось подправить представление о беспокойной жизни и сложных поручениях.
– Любопытно, – произнёс, наконец, монах. Таинственно улыбнулся и покачал головой.
– Ну что же, первую часть поручения выполнить как-то можно. А вот вторую…
Флосс продолжал молчать.
– Ну что же, раз ты обещаешь ничего не разглашать, – монах подмигнул Шассиму. – Слушай. «Тнаммо онги Увинхор. Выяснить, кто и откуда. Выяснить, где находится сейчас».
– Кто это такой? – произнёс флосс, подумав с полминуты. «Уши» его при этом пребывали в постоянном движении – знак того, что их обладатель о чём-то сосредоточенно размышляет.
Монах пожал плечами.
– Кто-то, кому захотелось инсценировать свою смерть. Видимо, этому человеку очень не хочется, чтобы его считали живым.
– Что человеку, я понял, – флосс прикрыл глаза. – Звучание речи человеческое. Увинхор… это, случайно, не вид ли грызуна?..
Унэн озадаченно взглянул на спутника.
– Я как раз собирался начать с имени, – пояснил он. – Ну-ка, ну-ка… Что ты можешь сказать об этом?
Теперь флосс озадаченно взглянул на монаха.
– Это… эхо, – объяснил он. – Это не мои мысли. Сам я никогда не слышал этого языка.
– Эхо?!
– монах вскочил на ноги и осмотрелся.
Никого.
– Кто находится вокруг нас? – требовательно спросил монах. Флосс прикрыл глаза и монах ощутил нечто вроде лёгкой щекотки под сводами черепа.
– Никого разумного в пределах видимости… – сообщил целитель. – Несколько мелких животных под землёй… насекомые… птицы…
Унэн сосредоточился и прикрыл глаза. Окружающий мир свернулся, исказился, потёк – теперь Унэн смотрел на него словно бы из центра огромного хрустального шара.
– Что это за птица? – «указал» он мысленно. – Летит от нас к северо-востоку. Очень быстро летит.
– О! – в голосе флосса звучало неподдельное изумление. – Постой… не могу войти с ней в контакт.
Ещё через несколько секунд он горестно пошевелил «ушами» и сообщил: – Ушла.
Унэн хранил гробовое молчание. Но улыбка исчезла с его лица, и это уже о многом говорило.
– Похоже, это вообще не птица, – добавил флосс немного погодя и открыл глаза. – Впервые в жизни встречаюсь с подобным.
– Так-так, – голос монаха был задумчивым. – Поручение, возможно, перестало быть секретным. Что делают в таких случаях?
– Что же?
– Я не знаю, – признался Унэн и развёл руками. – Думал, ты знаешь. Я, честно признаться, впервые сажусь в такую обширную лужу. Шассим?
– Да?
– Ты в состоянии следить, кто и когда к нам подкрадывается? – монах пошевелил пальцами, и обвёл пространство вокруг себя обеими руками.
– Конечно же, в состоянии. Но тогда «щит» придётся держать тебе. Оба сразу я не выдержу.
– Идёт,
– согласился монах и принялся рассовывать вещи по рукавам. – Для начала забьёмся в какую-нибудь щель.
Тнаммо вернулся в своё тело и тогда уже расхохотался. Можно было смеяться во всё горло, – всё равно никто не услышит. Стены кабинета не пропустят ни единого звука. Альмрин стояла за спиной, тихая и незаметная, как всегда; Пятый повернулся к ней и ласково погладил по голове.
– Кое-что мы узнали, – сообщил он ей и жестом предложил сесть. – Секретность у этих вояк та ещё. Так что польза от моих полётов всё же есть.
«Я волнуюсь за тебя», – ответили её глаза.
– Пока ты охраняешь меня, ничего не может случиться, – улыбнулся Тнаммо.
«Кто-то знает о нас», – настаивали глаза, а по лицу пробежала тень растерянности.
– Именно этим я и хочу заняться. Посмотри, кто-нибудь приближается к острову?
Девушка несколько мгновений сидела неподвижно, после чего отрицательно покачала головой.
– Ну, тогда я пошёл, – Тнаммо ободряюще кивнул ей и поудобнее устроился в кресле.
Закрыл глаза.
И растворился в сотнях сознаний своих крохотных шпионов. Птиц, пауков, мышей. Многие из них быстро путешествовали по Ралиону, иногда перевозя друг друга, иногда «подъезжая» на попавшемся транспорте – более крупных животных, экипажах, в багаже путешественников и прочими способами. Ибо то были не просто искусственные животные – в конце концов, давно известные магам. Тнаммо умел растворяться в лазутчиках, передавая каждому из них часть своего «Я», а взамен забирая частички их искусственно созданных слабеньких сознаний.
Иными словами, он становился как бы божеством.
Всё, что происходило вокруг его посланников, становилось известным. Он не видел миллиона накладывающихся картинок и не слышал жуткой какофонии сотней ушей.
Потоки восприятия не смешивались – он, Тнаммо, как бы расщеплялся на множество своих копий, и каждая из них оставалась им самим.
Что, собственно говоря, и было главным его достижением. То, ради чего к нему приставили этого мальчишку, Хиргола. Ну да ладно. Первый так и не узнает, что он, Пятый, давно уже выследил вожделенный артефакт, за которым охотится Восьмёрка, и – более того – отыскал, где скрывается его владелец.
Восьмёрка не готова немедленно приступать к действиям. А он, Пятый, готов – можно хоть сейчас выкрасть артефакт и истребить столь ненавистного Восьмёрке противника… по крайней мере, попытаться. Но в том то и было дело, что у самого Пятого противник не вызывал ни ненависти ни страха. Если прикажет Первый – другое дело.
Возможно, потому что перестал бояться с той памятной ночи, когда, по обычаю племени, отправился в страшный ночной поход – из него воин племени Увинхор либо возвращается, получив имя и дар мудрости предков, либо не возвращается вовсе.
Странно… куда же делись двое забавных следопытов – человечек и флосс? Не могли же они улететь! Его шпион, птица, похожая на стрижа, всё ещё кружила вокруг – и не смогла понять, куда они испарились. Ну да не страшно. Рано или поздно появятся.
Вскоре его глаза будут повсюду – а подсмотренное «секретное» задание в принципе не позволяло исполнителям действовать, оставаясь невидимками.
Задание гласило буквально: «разведать местоположение тайных лабораторий Лерея. Выявить все пограничные склады и тайные переходы». Звучит как-то путано, и вообще задание странное – но вполне разумное. Так что пошлём-ка мы десяток-другой шпионов поближе к Лерею. Не помешает. А в остальном дело сделано – остаётся только ждать.
Странно, конечно, что специалисту такого класса, как Унэн, поручили столь неинтересное дело. Ну да ладно, с этим будут разбираться другие.
… Тнаммо с наслаждением вытянулся в кресле, после чего выпил чашку восхитительного чая, который принесла ему Альмрин. Всё понимает, всё чувствует… умница. Неважно, что готовить чай её научил сам Тнаммо: у него, как бы он ни старался, никогда не получалось такого.
– Спасибо, – поблагодарил он и увидел в ответ смущённую улыбку.
Что там делает Хиргол, интересно?
Впрочем, это не имеет ни малейшего значения.
* * *
– Нечего сказать, – произнёс Гость после того, как ему надоело возиться с плотом.
Собственно, работа была несложной. Тяжеленное дерево оказалось на удивление мягким и пластичным – резалось, хотя и с трудом. Лёгкое же, напротив, было неподатливым, словно камень. Бот тут пришлось повозиться.
… Теперь, существенно утяжелённый, плот был готов отправиться в путь. Так… воду набрал, еды предостаточно. Солнце, поднявшееся из-за Реки, даже до полудня палило беспощадно. Трудно представить, что можно целый день просидеть под его лучами и не пожалеть об этом. Пара шестов, верёвка, весло – всё вроде бы приготовил. Весло получилось корявым, но сломаться не должно.
В книгах всё хорошо, подумал Гость. Там о подобных мелочах не думают. «Срубил дерево», «изготовил лодку», и всё в порядке. Заставить бы каждого автора самому заняться этим… глядишь, хороших книг стало бы намного больше.
Голову пекло немилосердно.
А вода, что плескалась под брёвнами плота, казалась такой прохладной…
«Не прикасайтесь к воде Реки!» – прозвучало в голове Гостя тревожно. Почему, собственно? Ну понятно, подумал он, осторожно отталкиваясь от берега. Так гласят предания. Знаем мы эти предания… и к чему они приводят. Почему бы не попробовать самому заняться их сочинением?
Плот шёл легко, и управлять им оказалось проще простого. Теперь только надо убедиться, что Река действительно спокойная, и нет на ней ни водоворотов, ни порогов, ни прочих препятствий. Всё же он, Науэр, не специалист по таким делам.
Течение было слабым. Стоять над чёрной поверхностью было страшновато, но, стоило немного подгрести, как плот приближался к берегу, и уверенности прибавлялось.
Я Гость, подумал Науэр, изо всех сил стараясь верить в то, что думает.
Вода Реки – самая обычная.
Она не повредит мне.
Я прикоснусь к ней, и ничего не случится.
Он нагнулся и осторожно, кончиком пальца, прикоснулся к чёрной глади. Крохотные круги разбежались во все стороны. Почудилось ему, или же речное дно – обычное и спокойное – показалось сквозь толщу зачарованной воды?
Ничего с его пальцем не случилось.
Науэр рассмеялся и погрозил берегу пальцем.
– Я сильнее вас! – крикнул он камням, скалам и лесу. – Река ничего не сделает мне!
После чего набрал пригоршню воды и смотрел – на то, как вода в горсти посветлела, прояснилась и стала самой обычной водой.
– Вот так-то, – объявил Науэр назидательно.
Тяжкий вздох послышался откуда-то сверху. Гость задрал голову и увидел… звёздное небо! Небосвод над головой потемнел, и на какой-то миг сквозь мрак зенита проступили мерцающие капельки звёзд.
Вода зашипела в горсти.
Страшно, непередаваемо сильно обожгло руку. Науэр вскрикнул и стряхнул чёрную, кипящую и источающую чёрный дым воду…
Слишком поздно. Казалось, что сама кровь закипает в жилах. Боли он не ощущал; зато все мускулы разом стали ватными. Науэр упал, как подкошенный, сильно ударившись затылком о поверхность плота. Ощетинившийся звёздами зенит был последним, что он увидел.
Ветер подул, поднимая волны на зеркально-гладкой поверхности Реки. Чёрная прореха в небесах дрогнула и затянулась. И вновь небо стало однородным, иссиня-пепельным, постепенно расплавляясь от жара поднимающегося солнца.
Плот плыл и плыл, всё дальше от берега, всё ближе к стремнине. К месту, где река из сонного зеркала становилась неукротимым потоком.
* * *
– Он куда-то делся! – воскликнула Морни, вздрогнув. Со своими сородичами она общалась на расстоянии, не произнося вслух ни слова. Так и сейчас – она напряглась, не обращая внимания на Норруана, что-то оживлённо ей объяснявшего и, прикрыв глаза, выслушала торопливое сообщение издалека.
– Он исчез с поверхности Реки, – пояснила ворона и, не раздумывая, поднялась в воздух. – Попытаюсь его отыскать, – крикнула она, не оборачиваясь.
И скрылась из виду.
– Постой! – крикнул Норруан, раздосадованный. Он мог бы объяснить вороне, что, судя по его ощущениям, Науэр жив. То, что его потеряли из виду – не так уж и страшно. Сам Норруан не раз пересекал Реку; сделает это и вновь. А вот Морни летать над Рекой опасно.
Ибо кто знает – вдруг слухи окажутся верными и магия Норруана бессильна над Рекой?
Владыка Моррон вполголоса выругался и подошёл к северо-восточному окну. Где-то там, замыкая восточную границу, текла Река. Сможет ли Норруан противостоять ей?
Выбора нет. Придётся попробовать.
Норруан уселся за стол и сосредоточился. Он не обратил внимания, что рука его как бы сама собой легла на истёртую обложку Книги. И та тяжело вздохнула в ответ.
* * *
– Нам обязательно было забираться в пещеру? – спросил флосс, когда Унэн в очередной раз прикладывался к бутылочке.
Последние два часа они сидели в сыром и тёмном месте – ну, не совсем тёмном, костёр худо-бедно освещал просторное подземное помещение – и говорили о всякой ерунде. То есть, конечно, будь это обычный разговор обычным вечером в монастыре – он был бы уместен. Но говорить вот так, сразу после получения срочного задания… Шассиму это было непонятно.
– Нам нужно было убраться с поверхности, – ответил монах, оставив сосуд в покое. – Ну как, чувствуешь что-нибудь?
Шассим заметил беспокоившую их тень. Однако следить за ней – даже «мысленным взглядом», который у флоссов был скорее инстинктивным, чем приобретённым, – было непросто. Словно смотреть на тусклое свечение гнилушки в полной тьме: видишь, только если отведёшь взгляд в сторону. Сейчас флосс «видел» именно так. Быстрая, крохотная тень, заметить которую можно, лишь сосредоточившись на её окрестностях.
Тень описывала круги вокруг них. Словно знала об их присутствии. Ну да, разумеется, у этого… существа?.. должен быть хозяин. Кто-то управляет им. Но кто?
– Пытается найти нас, – сообщил флосс.
– Отлично, – просиял монах, чем снова вверг Шассима в растерянность. Вообще он приходил к мысли, что люди употребляют слова небрежно, не всегда осознавая, что в буквальном смысле произносят нелепицы.
– Отлично?
– Похоже, что послание подсмотрел именно тот, кого необходимо найти. Ты смог бы понять, кто управляет этим… соглядатаем?
– Ты тоже понял, что им кто-то управляет? Монах страдальчески улыбнулся.
– Иногда я тоже бываю умным, Шассим. Конечно, догадался. По выражению твоих глаз. Ну так как же?
Флосс отрицательно повертел головой.
– Никак, – пояснил он на словах. – Для этого я должен войти с ним в контакт.
– Ну так входи. Всё равно он… они нас найдут. Рано или поздно. Мы же не кроты, в самом деле.
– Не могу, – терпеливо возразил целитель. И объяснил, что, собственно, он «видит». Монах присвистнул.
– Вот так дела… Ну что же, тогда вечер воспоминаний продолжается.
– Ты не собираешься выполнять поручение – поразился флосс.
– Собираюсь, – в голосе Унэна начинали звучать отдельные нотки подступающего раздражения. – Но для этого надо хотя бы придумать, как именно. В таких случаях очень полезно заняться совершенно посторонним делом.
Флосс мысленно воздел глаза к небу и воззвал к Вестнице, с просьбой дать ему мудрости достаточно, чтобы понять, наконец, своего непостижимого спутника. Но либо богиня была занята неотложными делами, либо и ей это было не под силу. Флосс предпочёл думать, что правильно первое предположение.
– Итак, – монах преспокойно опёрся на камень посуше и продолжил беззаботным тоном. – Шёл я, значит, с ярмарки…
* * *
– Не шевелиться, – приказал сзади хриплый голос и стрела, свистнув, вонзилась в ствол дерева над головой монаха. Замечтался, подумалось ему. Вот так это и происходит.
– Поднимите руки над головой, достопочтенный, – приказал тот же голос, и монах повиновался, стараясь изобразить на лице должную меру испуга. Чтоб этим грабителям стать в следующем воплощении родственниками того мула, об которого он отбил все пятки по пути на эту забытую добрыми богами ярмарку!..
Длинное проклятие, хоть и не очень-то помогло, но, по крайней мере, придало достаточно боевого духа.
– Отожрался-то как, – враждебно заметил другой грабитель – высокий, с давно не чёсаными волосами и копьём в руке. – Все вы, святые люди, одинаковы. Ну ничего, сейчас ты с нами кое-чем поделишься.
– Нет у меня ничего, добрые путники, кроме одежды, – смиренно ответил монах и склонил голову. Третий грабитель, вооружённый кистенем, появился из-за стоящего рядом дерева. Судя по всему, их было именно трое.
– Сейчас проверим, – грабитель с копьём прижал острие его к горлу монаха, а соучастник, повесив кистень на пояс, умело обыскал жертву.
– Не врёт, – произнёс лучник с удивлением. – Ну-ка, снять с него пояс!
Пояс тоже был так себе, не особо новый, не особо ценный.
– Ну-ка, попрыгай, – велел лучник, а его приятели довольно заржали.
– Зачем? – испуганно спросил монах, надеясь, что блеск его глаз не очень заметен.
– Будешь нас развлекать, – мрачно пояснил лучник, держа его на прицеле. – Коли беден, заплатишь, чем скажем. Для начала изобрази нам лягушку!
Внутри просторного (и весьма поношенного) одеяния монаха что-то предательски забренчало.
– То-то же, – воскликнул стрелок, опуская лук и потирая шею. – Ну-ка, достопочтенный, признавайся – где добро хранишь?
– В рукавах, – признался тот неохотно. Грабитель с кистенем начал было оправдываться, встретив злой взгляд своего приятеля, но тут же замолк. Все трое обступили монаха, держа оружие наготове, и лучник сплюнул под ноги «святому человеку».
– Давай, выкладывай, что там у тебя!
Вздохнув, монах принялся выкладывать.
Глаза грабителей открывались всё шире. Несколько роскошных одеяний шафранового цвета… привлекательно пузатые мешочки… множество бутылочек, в которых хранилось, несомненно, что-то очень изысканное… стопки книг… ожерелья и чётки… несколько пар очень старых сандалий… старая бритва…
– Во даёт, – шепнул лучник копейщику. – Ну даёт…
Монах продолжал выкладывать вещи. В конце концов, в руках у него появилась массивная серебрёная цепь и что-то наподобие крестьянского цепа…
– Ну? – кивнул он выразительно на кучу добра. – Убедились, что взять с меня нечего?
Тут только до грабителей дошло, что монах уже вооружён. Но собранность и слаженность как-то невзначай оставили их. Спустя несколько долгих мгновений грабители были обезоружены, скручены и связаны по рукам и ногам длинной верёвкой. Охая и проклиная столь неудачный день, они наблюдали, как монах неторопливо рассовывает имущество по рукавам…
* * *
– И что дальше? – спросил флосс, когда перестал смеяться.
– Отвёл их в городок, – пожал монах плечами. – Не оставлять же волкам на съедение. Полдня потерял, словом…
– И часто на тебя нападали грабители? – поинтересовался Шассим.
– Часто, – пожал Унэн плечами. – Видать, судьба такая тяжёлая…
– У тебя?
– У них, ясное дело! Моя судьба меня устраивает.
Унэн шумно вздохнул.
– Хотя, – добавил он, потирая спину, – я предпочитаю воевать словом, а не клинком. Словом-то оно приятнее.
Флосс завозился, устраиваясь поудобнее, и вдруг замер неподвижно. – ушло, – объявил он.
Монах не сразу понял.
– Что ушло?
– То, что нас искало, – пояснил целитель. Тряхнул большой головой, прикрыл глаза. – Причём ушло очень быстро.
– Вот и дождались, – довольно объявил монах. – Выходим!
– Стоит ли? – засомневался флосс. – Может быть, он на это и надеется?
– Вряд ли, – монах аккуратно засыпал костёр, морщась, когда дым попадал в глаза. – Я тоже перестал ощущать чужое внимание. Пошли, пошли. В любом случае спать наверху приятнее.
– Начало пути не самое удачное, – заметил монах, взбираясь по крутому лазу, с тяжёлым флоссом на спине. – Интересно, что будет дальше?
Флосс хотел предположить, но решил промолчать.
ЧАСТЬ 5
ВЫБОР
XVI
Он лежал на спине и смотрел на однообразное небо. Небо, выкрашенное в грязно-голубой цвет; небо, один лишь вид которого вызывал тоску и отвращение.
Плот плыл всё медленнее и медленнее. Или так только казалось? В последнее время на глади Реки стали появляться небольшие волны, что слегка покачивали плот; убаюкивая слабым плеском пассажира.
Когда он пришёл в себя, то обнаружил, что правая кисть его свешивается за борт, почти касаясь чёрной воды. Науэр испуганно вскочил… едва не опрокинув плот, настолько стремительным было движение.
И споткнулся, наступив на собственный плащ. Неловко упав, он избежал серьёзных ушибов и некоторое время лежал, пытаясь отдышаться; лежал, ощущая яростно бьющееся сердце.
Прикосновение плаща было неприятным. Тёплое, словно кожа больного лихорадкой. Науэр не смог подавить чувства отвращения и сбросил плащ, подставив руки и лицо неприветливому солнечному диску. Дёрнула же нелёгкая отправиться в путь в рубашке с короткими рукавами…
Странно. Плащ-то он снял, но почему-то почувствовал себя значительно лучше. Картина вновь представилась его глазам. Он стоит у берега Реки и, поддавшись невнятному порыву, швыряет в жадные воды все амулеты, кольца, всякую магическую чушь, что навесили на него маги Иглы. В том числе и Мондерел собственной персоной.
Науэр смотрел на скомканный плащ и задумчиво качал головой.
Прикоснулся к одеянию ещё раз. И вновь тошнотворная волна тепла обволокла его… на короткое мгновение. Нервы Гостя не выдержали; вскочив, он пинком отправил плащ за борт. Тот долго не тонул, очень медленно намокал. Течение расправляло его и перекатывало; выглядело это так, словно тонул человек, почти не способный сопротивляться разыгравшейся стихии. Науэр отвернулся и сосчитал до ста.
Когда он оглянулся, плаща не было. Оставалось, правда, неприятное чувство, что стоит подойти ближе к корме, как рукава молниеносно выхлестнутся из-под воды. Давай ко мне, приятель. Тонуть вдвоём веселее. Науэр прикрыл глаза ладонью и судорожно сглотнул. Зря я связался со всем этим, подумал он в очередной раз. Но раз связался, надо выпутываться.
Взгляд его упал на «сумку». Понятно. Ещё один подарок Иглы. Гость вытряхнул сумку прямо на плот (ощутимо присевший от обрушившегося груза) и, не колеблясь ни минуты, выбросил её туда же, куда и плащ.
Месячный запас продовольствия вряд ли пригодится. Кто уж там у них в Игле считал да прикидывал, неизвестно. Однако известно, что путь вниз по Реке отнимает…
Науэр заскрежетал зубами.
Я сам знаю, сколько он занимает, подумал он. В болото Иглу вместе со всеми её добрыми хозяевами! От их заботы недолго и в могилу сойти раньше времени.
Оглянувшись, он увидел, что Игле его проклятие не повредило. Как и прежде, она вырисовывалась на фоне уставшего, иссохшего неба – символ продолжающегося сопротивления, последний оплот старого Зивира.
Странно, что Моррон не виден точно так же, подумал Науэр неожиданно, расшвыривая свёртки с продовольствием в разные стороны, чтобы присесть. Чем он, собственно, хуже? Хозяин его точно так же ничуть не боится продемонстрировать свою мощь; все прекрасно знают, где замок находится.
… К концу дня он остался только с тем, с чем вступил впервые на землю Зивира. Как хорошо, что он сохранил всё это. Иначе пришлось бы отправляться на великий подвиг в чём мать родила.
Гость вымученно улыбнулся этой шутке. По-хорошему, надо бы выбросить в Реку всё остальное… хотя, вроде бы, еда не магическая. Вяленое и сушёное мясо, фрукты, орехи. Вода тоже – самая обычная. Хорошо ещё, что фляжку захватил! Совсем, правда, маленькую.
И ничего, ровным счётом ничего для разведения костра.
Давным-давно Гость читал приключенческий роман, в котором герои вышли из положения, соорудив импровизированную линзу. Да только нет ни пары часов, ни любой другой подходящей вещи. Путешествие будет весёлым.
Хотя, подумал Гость устало, может, и не придётся разжигать костра. Всякое может случиться.
Сон пришёл быстро. А когда он проснулся, незнакомое звёздное небо подозрительно разглядывало его тысячами глаз.
* * *
Путь до южных островов архипелага Хеверт оказался до отвращения спокойным. Монах молчал всю дорогу, чем постепенно ввёл флосса в состояние беспокойства. Не более десятка-двух мысленных реплик в день.
Понятно, почему он помалкивал на корабле. Отчасти понятно, почему продолжал хранить молчание, пока вёл их небольшую лодочку к нужному острову. Но совершенно непонятно, отчего заговорил только, когда небольшая бухта скрылась из виду.
– Интересно, за что эти холмы прозвали Черепаховыми? – задумчиво спросил монах, глядя в светлое небо, по которому лениво ползли ряды облаков. Ярких, ослепительно-белых, словно взбитые сливки… протягивай руку и ешь. Монах вытянул руку над собой, но, конечно же, ничего не достал.
Шассим, как оказалось, сидел поблизости. Унэн привык, что флосс частенько улетает – то на разведку, то поохотиться. Разведка была не очень-то и нужна: шестое чувство постоянно зудело, предупреждая, что за ними наблюдают. И каменистая земля, и похожие на зонтики с короткой ручкой деревья, и вся мелкая живность. И даже небо, наверное. Всем было интересно, что здесь делают два чужака, вот уже четвёртый день не покидающие этих мест. Странное это было ощущение. Отсюда Холмы казались бесконечными; но Унэн знал, что островок, на котором они находятся, можно пересечь пешком из конца в конец, пока светит солнце.
Быстрым шагом, конечно… и если дорога была бы прямой. Где-то рядом ещё жили те, кого было принято снисходительно называть дикарями. Потомки Къелливинха, легендарного каменного сурка, прародителя этого племени. Унэна позабавила та серьёзность, с которой флосс отнёсся к изложению немногих известных преданий этого (может быть, уже вымершего) племени. Шассим поверил в них сразу и безоговорочно. Лёгкость, с которой флосс принимал и то, что требовало прикосновения разума и то, что требовало безусловной веры, поражала. Наверное поэтому, подумалось монаху, они не испытывали никаких потрясений десятки тысяч лет. Люди, те давно уже усомнились бы в существовании богов… пока последние не решили бы показать, сколь наивны подобные сомнения.
Или не решили бы. По Ралиону рассеяна масса всевозможных культовых сооружений; тысячи богов и божков были в своё время известны здесь, до прихода Великих. Трудно понять, как можно было принять то, что все местные и мелкие культы – проявления Великих, и в то же время не допускать мысли о каком бы то ни было родстве между старшими богами… так на то она и вера.
Ощущая пристальный взгляд острова, Унэн тоже готов был признать, что культ Къелливинха всё ещё жив. Иначе кого может беспокоить присутствие непосвящённых? Но вот племя, что умудряется так скрывать следы своего пребывания… и он, и Шассим были неплохими следопытами, и всё же – где люди?..
– За деревьями, – ответил флосс неожиданно. Монах тут же потерял нить размышления.
– Не понял? – настоятель уселся и, не переставая жевать травинку, оглянулся на Шассима. Тот сидел и чистил оперение.
– Эти деревья, – флосс указал крылом на «зонтики». Корявые и едва ли выше Унэна ростом деревья образовывали живую крышу. От дождя и солнца она спасала безукоризненно. В чём путешественники уже успели убедиться: на затерянный в океане островок грозы обрушивались без предупреждения. – Их множество здесь, но когда-то все они росли подобным образом. Словно… зонтики. Сверху холмы походили на множество собравшихся вместе черепах.
– Должно быть, это было красиво, – мечтательно заметил Унэн.
– Могу показать, – предложил флосс неожиданно, и монах вновь уселся, поворачиваясь к птице с выражением искреннего недоумения на лице.
– Открой разум и закрой глаза, – велел Шассим, вспрыгивая на соседний камень. Там он застыл, приоткрыв клюв и слегка разведя в сторону крылья – иначе говоря, принял позу, в которой частенько изображают Вестницу.
Унэн усилием воли ликвидировал все мысленные щиты и заслоны, держать которые стало привычкой, и послушно открыл сознание. Думай обо всём… будешь думать ни о чём. Он и думал обо всём – о камнях под ногами, о небе над головой, о…
Вихрь пронёсся перед его мысленным взором, и прояснилось изображение. Он смотрел на остров сверху, – глазами летающего существа; возможно, флосса. Остров действительно походил на стайку тесно прижавшихся одна к другой гигантских черепах. Зелёные, буроватые, желтоватые пятна выстраивались затейливым узором на их панцирях.
И… строения! Унэн успел заметить высоко вознесшуюся в небо башню, выстроенную настолько изящно и совершенно, что захватывало дух. И фигурки у подножия башни… напоминавшей скорее обелиск, нежели крепость. Фигурки, несомненно, были человеческие. Хотя с уверенностью сказать было нельзя: видение спрессовалось в несколько длинных мгновений, и, после того, как оно прошло, разум всё ещё выбирал из увиденного всё новые и новые подробности.
Неведомый зритель сделал круг, и Унэн заметил дороги. Вымощенные тщательно обтёсанными камнями, расходившиеся от башни во все стороны. И изваяния. Множество изваяний, невысоких, украшающих собой обочины. Все они изображали животных или полулюдей-полуживотных.
Тьма хлынула потоком; Унэн потряс головой и часто заморгал, чтобы глаза вновь привыкли к свету.
И – вот она, привычка – тут же сосредоточился на возведении мысленного щита, которым уже несколько недель укрывал себя с Шассимом.
Флосс сидел на камне, невозмутимо глядя на спутника. По его виду вовсе не казалось, что источником видения был именно он, целитель Шассим-Яг, предки которого занимали скромные, но почётные места в иерархии флоссов вот уже сотни поколений.
– Что это было? – осведомился монах, когда способность говорить вернулась к нему. В голосе его смешивалось уважение и лёгкая зависть – к чему-то, одновременно поразительному и недоступному.
Флосс повёл «ушами» – человек пожал бы плечами на его месте.
– Но как? – невразумительно спросил монах.
– Мы умели записывать картины мира задолго до того, как Люди научились письму, – пояснил флосс.
– И… где же хранится всё это? – недоумевал монах. Не может быть, чтобы каждый флосс помнил всё это!
– Вокруг, – флосс распахнул крылья и вновь сложил их. – В камнях. В травах. В животных. Повсюду.
– И каждый флосс может… увидеть картины прошлого?
– Каждый, – спокойно подтвердил Шассим. В глазах его танцевали насмешливые искорки.
– Может быть, ты ещё скажешь, что и сам время от времени… гммм… запоминаешь всё, что видишь?
– Не время от времени, – возразил флосс. – Постоянно. Ну… почти постоянно. Странно, что ты раньше об этом не знал.
– Действительно странно, – согласился Унэн, лихорадочно припоминая, не совершал ли чего недостойного, пока путешествовал с Шассимом. Ну там, пара скандалов в тавернах и несколько уличных потасовок не в счёт. Учение надо защищать от грязных поползновений… не было ли чего-то ещё? Потом ведь все, кому не лень, смогут полюбоваться на это, если Шассим не врёт!
Флосс тихонько свистел и часто моргал – смеялся.
– Поймал ты меня, – монах обречённо вздохнул и потёр ладонью голову, выбритую до блеска. – Буду знать. А для чего вам всё это?
Флосс вновь «пожал плечами».
– Память должна оставаться, – объявил он, наконец. – То, что мы рассеиваем среди мира, не живёт вечно, но даже одна песчинка может запомнить многое и многое. Как сейчас, например. Ты видел события, которым… – флосс прикрыл огромные глаза, – более восемнадцати тысяч лет.