Текст книги "Ветхая ткань бытия"

Автор книги: Константин Бояндин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

XIII

Вид у мастера, занимавшегося магическими шкафами, был скучающе-утомлённым.

Складывалось ощущение, что подобный визит для него – рядовое событие. Изрядно надоевшее, к тому же.

В комнате, помимо мастера, находился сам Унэн, Айзала и Шассим. Последний настолько хорошо играл роль чучела, что взгляд мастера даже не задержался на нём. Однако Унэн, внимательно осмотрев замершего на «насесте» целителя, понял, что тот – весь внимание, слушает и запоминает.

– Вам создали кодовую фразу, которая должна позвать ключ к владельцу, – проговорил мастер, закончив изучение сейфа. – Пытались применять?

– Нет, – признался Унэн. Мастер снисходительно улыбнулся в бороду, а Айзала поджала губы и едва заметно покачала головой. В ответ Унэн пожал плечами – так же, едва заметно.

– Все заказчики одинаковы, – вздохнул мастер. – Но раз уж вам охота выбросить деньги на ветер, извольте. Прочтите, пожалуйста, кодовую фразу. Думается, на том и закончим.

Да не допустят этого боги, подумал Унэн и левая рука его, сжимавшая спрятанный в рукаве ключ, разжалась. Ну, если он отзовётся, я буду выглядеть полным дураком.

В глубине души монах считал, что так оно и случится. Не везёт – так уж всерьёз.

Он кивнул, мысленно воззвал ко всем богам Ралиона, и прочёл кодовую фразу, стараясь не глядеть на Айзалу.

Эффект был потрясающим. Шассим вздрогнул на своём насесте (никто этого не заметил),

Айзала открыла в изумлении рот и потеряла дар речи, а мастер, вытаращив глаза, несколько мгновений смотрел на невинно улыбающегося Унэна. После чего разразился хохотом, едва не уронив чемоданчик с инструментом.

– Тебе обязательно было использовать непристойные стихи? – осведомилась жрица ледяным тоном.

– Кодовая фраза придумана на крайний случай, – пояснил монах. – Когда уже не до изысканной речи!

Он раскрыл правый кулак и горячо поблагодарил богов, пообещав им немало хорошего.

В кулаке ничего не было. Ключ, переданный ему ночью, преспокойно лежал там же, где и был несколько секунд назад.

– Потрясающе, – выговорил мастер, закончив смеяться, и вытерев слезы. – Прошу меня извинить. Ну что же, ключ вы действительно потеряли как следует. Сейчас я открою шкаф… просьба закрыть глаза на счёт «три».

Все послушались. Сквозь сжатые веки монах ощутил, как яркое свечение на миг затопило комнату, и послышался мягкий звук тяжёлой двери, поворачивающейся на петлях.

И возглас:

– Будь я проклят!

Мастер указывал внутрь шкафа дрожащей рукой.

Книга лежала на средней, самой просторной, полке. В точности в том же положении, в котором была оставлена – а на её обложке, насмешливо переливаясь всеми цветами радуги, лежал ключ. Единственный и неповторимый в своём роде.

– Нет худа без добра, – заметил Унэн, когда несколько пришедшего в себя мастера удалось спровадить. Он долго пытался запереть шкаф, оставив ключ внутри, но, как и было написано в руководстве по использованию, дверца не желала закрываться. На прощание мастер долго смотрел на Унэна и удалился, расстроенный. – Теперь им есть, чем заняться… например, создать шкаф, действительно непроницаемый для телепортации.

– Скажи мне, как ты это сделал? – поинтересовалась Айзала. Голос её был совершенно спокойным. – Я, конечно, понимаю, что ты можешь всё – но с подобным ещё не сталкивалась. Сегодня же проверим все наши шкафы.

Монах хмыкнул.

– Чем смеяться, Достопочтенная, – он вложил в это слово столько яда, сколько смог, – перейдём лучше к делу. Что это за задание?

Жрица взяла из воздуха толстый запечатанный конверт и передала монаху.

– Времени выделяется около среднего месяца, – пояснила она. – Я не сомневаюсь, что месяца хватит, и прошу – не задерживайся. Твои ученики в состоянии заместить тебя почти везде, но есть некоторые вопросы…

– Понятно, – Унэн поднялся и самодовольно улыбнулся. Его талант с блеском проводить все торговые операции, за какие бы он ни брался, сделали настоятеля незаменимым для обоих монастырей. До его, Сунь Унэна, появления, дела у монастыря Триады шли, скажем честно, не очень. За первый год Унэн поставил торговлю товарами и услугами монастырей (добавив к ним производство отличных вин, обучение рукопашному бою и некоторые медицинские курсы) на ноги, чем прославился по всей Большой Земле.

Ибо настоятелей и монахов вообще было принято считать существами, далёкими от хитростей и сложностей обыденной жизни – а Унэн блестяще опроверг это расхожее мнение. Деньги рекой потекли в сокровищницы обоих монастырей – и, разумеется, в карман Унэна тоже. Однако он с доблестным безразличием относился к золоту, как к обременительному хламу, чем ещё укрепил свою репутацию. Ибо жадные и ненасытные настоятели, увы, также не были редкостью.

… То есть до начала Золотой ярмарки, – полуспросил-полуответил Унэн, не отказав себе в удовольствии увидеть, как Айзала на мгновение смутилась.

И кивнула ему.

Настоятель никак не мог взять в толк, почему вполне обыденные, мирские заботы, призванные обеспечить монастырям процветание, всё время приводили Айзалу в смущение. Ну да ладно. Он прекрасно справляется с подобными заботами за двоих.

– Можешь на меня положиться, – ответствовал Унэн. – Ну что же, тогда я собираюсь…

– Не забудь оставить мне ключ, – перебила его Айзала. – Кодовая фраза действует всего лишь раз, так что какая-то надежда останется. Да, и не откажи в любезности – покажи реликвию!

– Какую? – не понял Унэн.

– Ту, из-за которой ты так рвался открыть шкаф.

Монах заметил, что жрица хитро прищурилась, а Шассим открыл, наконец, глаза.

Не говоря лишнего слова, монах протянул руку, и положил на стол перед Айзалой старинную, покрытую множеством трещин, потемневшую от времени деревянную чашу для подаяний.

– По слухам, принадлежала ещё моему великому предку, – сообщил Унэн в пространство, любовно стирая с чаши пыль рукавом.

Впервые за много лет Айзала не нашла, что сказать.

* * *

Последний раз они сидели рядом у костра, глядя на звёздное небо и прислушиваясь к полным жизни звукам ночного леса. Те, кто не утруждал себя попытками понять, как устроен мир и каково их место в нём, просто продолжали жить. Аймвери порой хмуро думал, что кажущиеся неразумными животные, птицы и растения во многих случаях были мудрее обременённых разумом. Потому что последние, ради спасения той крохотной искорки, которая позволяла им употреблять слово «Я», зачастую были готовы уничтожить всё остальное.

Услышанные где-то слова о том, что надо просто сдаться и принять тот конец Зивира, который ему предназначен, обретали всё более убедительную силу. Однако вкус этих слов был горьким. Сдаться сейчас, подумал Повелитель леса – значит, признать, что всё, чем мог бы гордиться Зивир, никогда не станет ничьим достоянием, не имеет никакого значения, было бессмысленно с самого начала. Так ли это?

– Раздумываете о том, что будет? – повернул Гость к нему лицо. На нём была та же задумчивость; но, к великому изумлению человечка в зелёном, ни тени угрюмости на лице Науэра не мелькнуло. Он выглядел почти что безмятежным.

– Да, – коротко ответил Аймвери. Вечер был изумительным. В который раз я сижу у костра? – неожиданно для самого себя подумал человечек. Скольких Гостей я проводил в этот путь – в последний, жуткий и никому не нужный? Ледяной холод пополз по его спине, просочившись сквозь тёплый ветерок.

В первый, ответил другой голос утомлённо. Не было никого другого, Аймвери, ты просто утомился. Вспомни, как вместе с Правителем вы сочиняли Послание, как отправляли его за пределы Зивира – множество крохотных маячков, сообщающих о грядущей катастрофе. Это было… как давно это было? Аймвери потёр виски руками и понял вдруг, что не помнит.

– Я почти перестал беспокоиться, – Гость бросил в огонь ещё одну сухую ветку. – Пока размышлял, ужасно боялся, если честно. Но стоило решиться – и сразу успокоился. Забавно, не правда ли?

Аймвери кивнул.

– Я знаю это чувство. Вновь воцарилось молчание.

– Мне почему-то кажется, что всё это уже было, – добавил Аймвери, рассматривая пляшущие язычки пламени. – Что я не в первый раз провожаю кого-то к Реке, сижу ночью у костра, вспоминаю о прошлом и не знаю, что делать с будущим. Там, в Игле, подобные мысли никогда не приходили.

– Но Правитель Мондерел, – Гость отчего-то поёжился, – утверждает, что я – первый.

– Там мне тоже так казалось, – кивнул Повелитель. – Но когда я встречал вас, выходящего из Ворот, мне не давала покоя мысль – пройдёт ли всё удачно на этот раз?

– Странно, – вымолвил Гость шёпотом. – Но меня подобные мысли тоже посещали. Даже там, в Игле, – он искоса взглянул на Аймвери и решил признаться. – Когда я оставался один.

Человечек долго смотрел ему в глаза, затем прикрыл их и отвернулся.

– Это должно быть ужасно, – голос его стал хриплым. – Вам кажется, что всё это затеяно зря?

Если он скажет «да», завтра я сам отправлюсь в Моррон, и будь что будет, холодно подумал Аймвери.

– Мне кажется, – осторожно ответил Гость, вновь подкармливая пригасшее пламя, – что во всё это постоянно вмешивается кто-то другой. Или другие. Не могу сказать точно. Но весь Зивир – и я в том числе – по-моему, лишь фигурки на игровом поле. Вы понимаете меня?

Человечек кивнул. На лице его возникло ужасное выражение – словно он вот-вот разрыдается от бессилия.

– Что вы знаете о белом замке за Семью Холмами? – поинтересовался Гость.

– Замке? – переспросил Аймвери озадаченно. – Каком ещё замке?

И Гость (представляя, что делает следующий шаг внутрь ловушки), рассказал Повелителю леса о своём видении. И о том, что с ним стало.

– В высшей степени… – начал было человечек, и замолчал. Напряжённо думал о чём-то минут пять, глядя в густо усеянное звёздами небо. – Помню, – произнёс он неожиданно чуть охрипшим голосом. – Помню! – он вскочил на ноги и чуть хлопнул в ладоши.

Песчаный бугорок, рядом с которым прижималась к земле раскидистая, искривлённая старая сосна, потёк и туман заклубился над ним. А когда туман рассеялся, возникло крохотное изображение пейзажа, от которого у Гостя сжалось сердце. Долина, усыпанная цветами и величественный замок, бесстрашно возвышающийся у северного края её.

Гость и Аймвери осторожно склонились над возникшим из песка замком, заворожённые происходящим.

… Где-то вдалеке от них проснулся Норруан – проснулся оттого, что у него неожиданно заболело сердце. Раньше такого никогда не случалось, мрачно подумал Владыка Моррон, роясь в своей обширной коллекции лекарственных снадобий. Голос отвлёк его от поисков и заставил забыть о боли. Книга звала его. Ей что-то угрожало, и Норруан, сжимая в руке пузырёк, бегом направился в кабинет.

… Где-то совсем в другом месте Унэн, уже запиравший свой кабинет, остановился и, распахнув двери, быстрым шагом вернулся к шкафу. Там… ощущение было такое, словно он по ошибке закрыл внутри что-то живое – и сейчас оно, глотая последние крохи оставшегося воздуха, тщетно взывало о помощи, которая не могла прийти.

Монах оглянулся и, не оставляя себе времени на сомнения, извлёк из рукава ключ. Второй. Который, как и первый, позволял и запирать, и отпирать шкаф.

… Тнаммо вздрогнул и прервал чтение долгой формулы, которая была почти совсем завершена. Магический состав перестал светиться, и спустя несколько секунд безнадёжно испортился; два дня работы впустую. Но Пятого это нисколько не волновало – он быстро добежал до лестницы, ведущей на крышу и вот уже стоял на дозорной башенке, повернувшись лицом в ту сторону, откуда услышал Голос. Три раза вторгался Голос в его жизнь, и всякий раз рушилась привычная к тому моменту картина мироздания.

… Воин со множеством шрамов на лице поднял глаза к небу. Там постепенно проявлялись отметины – отвратительным образом похожие на следы огромного солдатского ботинка. Каждый следующий возникал всё ближе – кровавые следы на незапятнанном небе. Проклятье, выругался воин, и пришпорил коня. Во что бы то ни стало нужно найти себе укрытие, пока Следы не добрались до него. Хвала всем демонам мрака, впереди показался небольшой домишко.

… Где-то ещё…

… Когда-то ещё…

Некто, задремавший у камина с любимой книгой в руке, проснулся и долго не мог понять, что встревожило его сон. Взглянув на свернувшегося у ног кота, он откинулся в старинном кресле и смежил веки.

И книга медленно исчезла из его рук.

* * *

– Пятнадцать садов, – указал Аймвери тонкой веточкой, стараясь не прикасаться к «макету» – до того хрупким казался он. На лице Повелителя леса горела детская радость – вызванная тем, что наконец-то можно было поиграть любимой игрушкой. Впрочем, об этом Гость подумает намного позже.

– Каждый служил для особой церемонии, – продолжал Аймвери, прикрыв глаза, – и мне как-то раз довелось побывать на некоторых из них. Замок этот звался… звался… сейчас вспомню… – он опустил руку с веточкой и прижал пальцы левой руки к губам – словно те могли помочь заблудившемуся в памяти слову выйти на свободу.

Ветер подул у них над головой; в руки Гостя упал лист – ещё зелёный, но чуть тронутый по краям желтизной. Новый порыв ветра пошевелил его волосы – уже ощутимо прохладный.

Гость обернулся и увидел, как кипящие тучи быстро заполняют всю южную часть неба у них за спиной; в глубине непроницаемо-чёрного исполинского вихря беззвучно проносились молнии. Размах происходящего никак не вязался с царящей вокруг тишиной.

– Вспомнил, – донёсся до Науэра голос Аймвери. – Замок этот назывался Стаин-Гуэдд, что переводится как…

Оглушительный грозный вопль расколол воздух; земля содрогнулась под ногами, и Науэр, не удержавшись, упал на спину. Перед его глазами мелькнул приникший к земле Аймвери. Кипящий мрак на юге раздвинулся, и в его глубине показался силуэт человека невероятного размера. Казалось, ему ничего не стоит растереть весь Зивир в щепоти.

Силуэт наклонился, показываясь из разлома в небесах, и Науэр, видя быстро приближающуюся огромную ладонь, едва успел вцепиться в Аймвери и оттащить того подальше.

Земля вновь вздрогнула под ногами, и Науэр с удивлением заметил, что сидит прямо в воздухе. Длилось это недолго, и вскоре он приземлился совсем рядом с останками «макета».

Вид у них был такой, словно кто-то несколько раз хлопнул по макету ладонью. Отпечатки отдельных пальцев ещё смутно виднелись в груде песка, но быстро заплывали. Не такой уж и большой была та ладонь: Науэр поднёс собственную – если и меньше, то ненамного.

Рядом пошевелился Аймвери, потряс головой, избавляясь от песка и пыли, и уставился в небо.

Последние обрывки чёрных туч сворачивались, съёживались, всасывали сами себя. Ещё несколько мгновений – и всё успокоилось.

Они долго сидели, молча глядя друг другу в глаза, после чего Науэр встал, собрал то, что осталось от костра, и принялся разжигать его заново. Обращаться с кремнем было для него делом непривычным.

– Вы ещё помните название замка? – повернулся он к Аймвери.

Лесной человечек некоторое время смотрел куда-то сквозь Гостя, после чего кивнул.

– Но, думаю, кому-то очень не хочется, чтобы я его произносил, – заключил он, отряхивая руки.

– Мне бы очень хотелось знать – кому, – тихо произнёс Гость и вновь взглянул на южную часть небосвода. Однако там, как и прежде, горело созвездие Лучника – яркое, как и десять минут тому назад.

* * *

– Унэн? – окликнули его. – Что-то забыл?

– Сейчас, – крикнул тот в ответ, продолжая смотреть в глубины открытого шкафа, на лежащую перед ним Книгу. Приглушённый рёв донёсся изнутри тома. Глухой шлепок и свист ветра. Звуки были настолько явственными, что притягивали внимание, как магнит – железо.

После чего голос, едва слышный, но вполне отчётливый, произнёс:

– Вы всё ещё помните?..

Монах с грохотом захлопнул шкаф и дважды повернул ключ. У него возникло дикое, необъяснимое желание сломать ключ в скважине и убраться отсюда как можно дальше. Никогда уже не возвращаясь. Когда начинаешь слышать голоса из глубин книги, дело плохо.

Если бы знать, что это помогло бы, подумал он. Стараясь не смотреть в сторону запертого шкафа, бормоча под нос песенку, Сунь Унэн вышел, пятясь, в коридор и тихонько прикрыл за собой дверь. Потянул её. Раздался щелчок запирающегося замка. Можно ехать.

* * *

Норруан смотрел на юг, откуда только что, вырываясь из просвета между тучами, показался исполинский человеческий силуэт. Он наклонился над Моррон так стремительно, что Норруан успел понять – никакая магия, никакие слова и силы не в состоянии остановить это. Бороться с ним так же бессмысленно, как разговаривать с катящейся лавиной.

Ладонь, в которой мог, вероятно, поместиться весь Зивир, пронеслась над головой Владыки, странным образом уменьшаясь в размерах. Ну да, она ведь удаляется, подумал тот отчего-то.

Затем вздрогнула земля – к северо-востоку отсюда.

Силуэт потёк, размазался и втянулся в брешь на небе.

Прошло несколько секунд и, разорвав тишину оглушительным треском, на парапет опустилась ворона.

– Что это было? – спросила она.

– Понятия не имею, – Норруан ощутил, что дрожит. – Никогда ещё не видел такого. Что находится на северо-востоке? – и протянул руку, указывая точное направление.

Ворона покачала головой.

– Холмы… лес… Река… в самом конце – Фиолетовый пик. Много чего.

Они обменялись взглядами, и Норруан ощутил, что начинает понимать.

– Давно ли Гость отправился в путь?

– Пять дней назад они покинули Иглу, – ответила Морни. – Мои сородичи следят за ними постоянно.

– Хорошо, – и Норруан устало опустился прямо на остывший камень. – Я не думал, что он отправится тем же путём, – сообщил он вороне мрачно. – Это разочаровывает.

Ворона долго смотрела на него.

– Что есть, то есть, – повторила она. – Если он тоже намерен идти у берега Реки, как ему советовали в Игле, то вскоре всё выяснится.

«Тоже»! Норруан отвернулся, пряча улыбку. Морни, которая всего лишь несколько недель назад считала, что Гость – первый из тех, кто может всерьёз изменить положение в Зивире, теперь, не задумываясь, признала, что это не так. Всё потому, что большую часть времени проводит в Моррон, предположил он. Или нет? Или потому, что ей уже доводилось смотреть на Науэра вблизи?

Пока же всё повторялось, как и сотни раз до того. Норруан поморщился, отгоняя видения, преследовавшие его даже во сне, и побрёл вниз. Ему вновь было страшно холодно.

* * *

Я видел всё это несколько раз, подумал Унэн, оборачиваясь и глядя на монастыри. Они возвышались над ним – красивые, неприступные, мощные. Даже если всё живое сгинет, пройдут многие века, прежде чем исчезнут последние следы этих строений. Впрочем, что такое века? Миры существуют многие миллионы лет… так что всё, что только ни пытаются люди возвести на Ралионе, по большому счёту не более долговечно, чем цветы-эфемеры, распускающиеся в пустынях во времена весенних дождей.

Шассим, сидящий у него за плечами, пошевелился. Самому флоссу, конечно, проще было лететь – куда быстрее и привычнее. Но ему хотелось иметь возможность разговаривать с монахом, а тот не очень возражал против дополнительной тяжести. По крайней мере, сейчас.

– Сколько раз я уже так уходил? – пробормотал Унэн. Конверт лежал в рукаве (в котором могло поместиться многое, очень многое). Вскрыть его надлежало, лишь удалившись от монастырей не менее чем на семьдесят километров. Сам того не подозревая, монах направлялся сейчас в сторону Венллена.

– Куда мы направляемся? – поинтересовался Шассим. – Может, разведать дорогу?

– Куда угодно, – было ответом. – В какой-нибудь городок… небольшой и тихий… чтобы можно было посидеть и подумать денёк-другой.

– Анкуорал, – немедленно отозвался флосс. – Восток-юго-восток, примерно шестьдесят километров.

– Пойдёт, – коротко ответствовал Унэн и двинулся в указанном направлении. – Вполне подойдёт. Был я там несколько раз…

– Может, перенести нас туда? – флосс с сомнением посмотрел на дорогу – мягко говоря, не очень удобную. Метрах в семистах отсюда, если следовать в направлении Анкуорала, был довольно высокий обрыв. И вообще весьма опасные склоны. – Идти пешком туда не очень-то приятно.

– Айзала говорит, что я порой упрям, как осёл, – возразил Унэн. Флосс не видел его лица и не мог понять, шутит тот или говорит всерьёз. – Так оно и есть. Пойдём напрямую.

Флосс замолчал. Был бы он человеком, пожал бы плечами. Что уж тут поделать!

Оставалось следить только, чтобы Унэн, замечтавшись, не свалился с обрыва.

* * *

Когда пришло утро, первое, что ощутил Гость – холод. Солнце уже всходило, тщетно пытаясь выбраться из сплетения ветвей, но пройдёт ещё немало времени, прежде чем он начнёт греть.

К востоку от него всё так же текла Река. А рядом с угасшим костром, меж двух камней лежала записка.

«К востоку отсюда, чуть ниже по течению, я оставил несколько полезных вещий. Удачи»

И ничего. Даже подписи. Впрочем, лист бумаги имел отдалённое сходство с кленовым листом, так что кто был автором, догадаться нетрудно. Гость поднялся и, приводя себя в порядок, безостановочно стучал зубами.

– Зараза, – прошептал он, обежав несколько раз место своего ночлега. – И это у них называется лето?

Песчаный склон полого уходил вниз. Ночью он этим не интересовался – говорить с Аймвери было интереснее. Теперь же…

Науэр взобрался к ближайшей сосне – той самой, узловатой и древней, чтобы осмотреться. После чего пробиравший его до костей холод моментально вылетел из головы.

Он увидел следы костров.

Десятков костров. Сотен. Весь здешний берег, вдоль которого росли преимущественно сосны, изобиловал полянами, наподобие той, на которой они остановились. И везде, на каждой поляне, виднелись старые, засыпанные песком и порой почти уничтоженные следы костров.

«Вы первый, кто отозвался»…

– Боги всемогущие, – прошептал Науэр, – сколько же их уже было? Что с ними случилось?

Он увидел нечто тёмное, полузасыпанное песком, шагах в пятнадцати. Рядом с тремя крохотными чёрными пятнышками – вне всякого сомнения, также следами костра.

Оглянувшись, вслушиваясь в притихший лес, Науэр некоторое время выжидал. После чего быстрым шагом подошёл и принялся выкапывать предмет.

* * *

Хиргол никогда не задумывался, откуда берутся «заготовки» для тех «птиц» и прочей искусственной «живности», которую Пятый уже выпустил на свободу в огромном количестве. Пока что юноша не понимал, как можно даже не управлять – а хотя бы и просто следить, кто из них чем занимается! Он попытался было спросить своего учителя, но тот только улыбнулся. Узнаешь в своё время, означала эта улыбка.

Зато откуда берутся заготовки, стало ясно. Потому что Пятый посадил своего ассистента вырезать их. Поначалу Хиргол хотел было возмутиться – чтобы он, потомок известного рода, опускался до подобного? Вырезать ножом и стамеской какие-то фигурки? Ну уж нет! Однако Тнаммо пожал плечами, и холодок пробежал по спине Хиргола. Похоже, на этом островке выбор у него невелик. Даже если предположить, что он сможет сбежать и добраться до Большой Земли, ничего хорошего за отказ сотрудничать там не ждёт.

Одним словом, спустя полчаса Хиргол молча забрал инструменты и дерево и устроился в соседней комнате. Сколько раз он порезался за первый день – просто не сосчитать. Пятый был немногословен. После пятой травмы (дерево было на редкость твёрдым, а Хирголом руководили скорее эмоции, нежели желание чего-нибудь добиться), он попросту поставил перед учеником склянку, на дне которой плескалось немного эликсира для заживления ран и сказал:

– Это последний.

Хиргола это впечатлило. Тем более, что спорить с Пятым было бесполезно. И, несмотря ни на что, он так и не смог вызвать в себе неприязнь к своему толстому, надменному, насмешливому учителю. Ну не смешно ли!

То, что получилось у Хиргола спустя три часа ожесточённой войны с деревом, скорее походило на куклу-страшилку, годную лишь на то, чтобы пугать непослушных детей. Тем не менее, Пятый взвесил уродца на ладони, осмотрел и сказал:

– Сойдёт.

После чего Хиргол уверился в мысли, что Тнаммо попросту издевается над ним. Ведь принято считать, что только максимально точное подобие живого существа может обрести иллюзорную жизнь.

Пятый, вероятно, что-то почуял, поскольку посмотрел на покрасневшего, едва сдерживающегося Хиргола и добавил:

– Важно только то, как относишься к работе. Не веришь? Ну, смотри…

И сделал неуловимо быстрый жест над «страшилкой». Хиргол раскрыл от изумления рот: очертания деревяшки потекли, и на руке Пятого оказалось нечто вроде нахохлившейся вороны. Птица раскрыла глаза, часто моргая, и вопросительно взглянула на улыбающегося Пятого. После чего взмахнула несколько раз крыльями и издала протяжный, весьма неприятный для слуха крик.

– Спи, – мягко произнёс Пятый и птица замерла. Стала деревяшкой. Вернее, статуэткой вороны – точным, до мельчайших деталей, изображением птицы.

– Важно, то, с каким чувством создаёшь, – повторил Пятый и положил перед учеником ещё три небольших чурочки. – По твоим глазам легко прочесть мысли. Тебе кажется, что я… так скажем, пытаюсь тебя одурачить. Ну что же, смотри.

И он, взяв в руки стамеску, склонился над бруском. Кисти его двигались с невообразимой скоростью и точностью; дерево не стонало и трещало, как в руках у Хиргола, а пело и лишь слегка потрескивало. Прошло не более двадцати минут, а на столе перед ними уже стояла деревянная фигурка какого-то грызуна – похожего на каменного сурка, насколько Хиргол мог судить. Тнаммо был превосходным резчиком по дереву: и глаза, и рельеф тела, и даже крохотные детали строения лап были отчётливо видны и правдоподобны.

– Держи на память, ученик, – вручил он «сурка» остолбеневшему Хирголу и тут же залил загоревшееся восхищение того доброй порцией ледяной воды: – К завтра должны быть готовы три фигурки.

– Ч-чего? Кого? – попытался спросить его юноша.

– Кого хочешь. Только не меня и не тебя. – И направился к двери. – Поосторожнее с этой статуэткой, – указал Тнаммо на «сурка», которого Хиргол продолжал держать на ладонях. – Это Къеляивинх, покровитель моего племени, если тебе интересно.

Вот так удача! Хиргол не думал, что Тнаммо сможет так проговориться. Эта фраза говорила о нём намного больше, чем, вероятно, было известно до сих пор. Амулет на шее юноши никак не отреагировал на слова Пятого – следовательно, говорил правду. Видимо, он не представляет себе Хиргола в роли возможного врага… что ж, напрасно. Боги свидетели, Хиргол долго думал, не плюнуть ли на Первого, и не избрать взамен тёмной и всегда опасной политики профессию мага. Не зря же Пятый сказал, что из него может получиться маг.

Однако он также вспоминал о своей семье, которая оставалась в Империи и о многозначительной улыбке Первого, когда тот давал ему последние распоряжения.

Не подчинишься мне, и они умрут, говорила улыбка. Произносить это вслух не было необходимости.

Нет, не в силах Хиргол противостоять Первому. А по возвращении тот, несомненно, поставит крест на его карьере мага. Для шпиона всегда найдётся работа, и не всегда можно выбирать, чем будешь заниматься.

Статуэтку Хиргол спрятал в сумку и сразу же забыл про неё. Забавно: Тнаммо и не думал раскрашивать своё творение, но отчего фигурку украшала такая необычная расцветка – чёрно-белые вертикальные полосы?

* * *

Тнаммо проследил исподтишка за сложной гаммой чувств, пробежавшей у парня по лицу, и понял многое.

Во-первых, что тот действительно приставлен к нему Первым. Когда последний успел обработать его – непонятно. Что держало Хиргола на поводке, пока неясно, но нетрудно представить. Что-то из того, что очень ему дорого. Семья. Невеста.

Деньги, наконец (последнее вероятнее всего – судя по блеску в глазах). Главное подтверждение – это то, как загорелись глаза юноши, когда Тнаммо «проговорился».

Этот наивный человек полагает, что амулет поможет ему понять, что и как замышляет его учитель. Ну что же, не буду портить впечатления. Пускай думает, что так оно и есть. По возвращении домой он обнаружит, что несколько переоценил свои способности.

А пока будем учиться, подумал Тнаммо и задумчиво почесал подбородок. Первый «десант» должен уже добраться до цели. Поскольку спешка в таких случаях только вредит, дадим им слиться с окружающим миром. Пожить в нём. Возможны, конечно, и проколы: все животные Тнаммо представляли собой грозную боевую силу. Напав на его «мышь», и кошка, и сова, и собака рисковали жизнью. Теоретически это могло привлечь внимание к неторопливо рыскающим по свету шпионам, но практически – нет. Если только именно его, Тнаммо, искусственное существо, дангхин (слово «голем» Тнаммо не нравилось), не станет объектом целенаправленной охоты. Тогда им придётся просто пожертвовать. И немногие убившие дангхина надолго переживут его смерть…

При помощи Альмрин-птицы он отнёс на Большую Землю более сотни пар глаз и ушей и теперь оставалось только ждать. Сколько – пока непонятно. Сколько потребуется.

* * *

Это была старая кожаная сумка. Она была сильно повреждена – видимо, гнила в песке не один год. Внутри, помимо невероятного количества отвратительной трухи, песка и камней, Науэр обнаружил, вне всякого сомнения, записку.

От нее осталось немного. Но даже то, что осталось, было уже не прочесть. Невооружённым глазом, конечно. Науэр некоторое время раздумывал, после чего сжал в ладони амулет, помогающий читать и говорить на незнакомых языках, и разобрал следующее.

«Тому, кто найдёт моё послание.

У тебя, видимо, хорошее зрение, раз мы смог разглядеть мою сумку среди ветвей… «Странно, подумал Науэр, оглядываясь. Среди каких ветвей? Где она была привязана? Кто оставил её здесь?..

«Моя задача не имеет решения. Меня обманули. Сила замка Моррон настолько велика, что только глупец, может надеяться на успех. Я собираюсь соорудить плот и искать спасения на другом берегу. Не… «И всё.

Вода, время и ветер сделали своё дело. Некогда, вероятно, сумка была упакована в водонепроницаемую оболочку – остатки которой попадались в песке – но и это не помогло.

Науэр долго сидел и размышлял над прочитанным. То, что это также был Гость, несомненно. То, что и он следовал той же дорогой, очевидно. Только куда он делся с восточного берега и смог ли вернуться в свой родной мир? А если смог?..

Гость некоторое время смотрел на клочок – сырая, почти бесформенная масса – и вдруг, с жуткой и ясной уверенностью, осознал, что автора этих строк более нет среди живых.

«Меня обманули».

По своей ли воле он, Науэр, пришёл сюда сквозь Ворота? Пожалуй, что да. Тогда перед ним лежала волшебная страна, нуждавшаяся в защитнике и герое… вот только никто не предупредил, что герои-то им нужны очень даже особые.

По возможности, лишённые воображения.

– Я вам покажу куклу, – произнёс Науэр, постепенно остывая после мгновенно вскипевшего гнева, и сел, прислонившись спиной к древней сосне.