Текст книги "Последний час надежды"

Автор книги: Константин Бояндин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 37 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

София запустила правую руку в карман халата – туда, где был бы карман халата. Поняла, что халата на ней нет, попыталась отпрянуть – вжалась в спинку.

– Хочешь убить меня ещё раз? – Ники подняла взгляд, протянула ей «Беретту».

– Там нет патронов, – София смотрела на Ники, как удав на кролика.

– Посмотри, – Ники продолжала протягивать оружие.

София приняла пистолет, чуть не выронила его. Не сразу сумела выщелкнуть обойму. Пустая. Вставила её обратно.

Ники смотрела ей в глаза. София скривилась, выронила пистолет, прижала ладони к вискам.

– Что… – голос её прервался на несколько секунд. – Что ты делаешь?!

– Посмотри ещё раз, – Ники указала взглядом на пистолет. София подняла его… выщелкнула обойму. Полная.

София отбросила пистолет в сторону, словно ядовитую змею.

– Как… – София явно не знала, что сказать.

– Хочешь убить меня ещё раз? – Ники вновь посмотрела ей в глаза.

– Сколько у тебя ещё жизней? – глаза Софии странно блестели. – Сколько раз тебя придётся убивать?

– Осталось ещё восемь, – сухо ответила Ники.

И София расхохоталась. Я бросился было к ней, но Ники поймала меня за руку, сильно дёрнула, вынудила усесться на пол с размаху. София смеялась, согнув колени, уткнувшись лицом в них. Минуты через три она подняла голову, вытерла рукавом слёзы. Губы её подрагивали.

– Он умер, – прошептала она. – Я видела, как его убили.

– Я знаю, Софи, – Ники не отводила взгляд.

– Ты можешь… – она расплакалась. Ники встала, молча села рядом, вынула платок – копия того самого – и протянула ей. София уткнулась лицом в платок, затихла. – Ты можешь, Ники? Можешь… сделать что-нибудь?

– Я не знаю, – Ники опустила взгляд. София медленно подняла голову, посмотрела на неё. Надежда угасала в её глазах.

– Позавчера я сказала бы «да», – добавила Ники.

София шмыгнула, вытерла лицо платком, откинулась на спинку, закрыла глаза.

– Мне нужна помощь, Софи, – Ники взяла её за руку. София молча высвободила руку. – Ваша с Брюсом помощь. Я не знаю, справлюсь ли я одна.

София молчала.

– Я могу помочь тебе, Софи. Я могу помочь найти его.

София открыла глаза.

– Как?

– Я не знаю. – София усмехнулась, губы её снова задрожали. – Я знаю, что это возможно.

– Кто ты, Ники? – София закрыла лицо ладонями. – Только не ври мне больше.

– Я человек, – София отняла ладони, посмотрела на Ники странным взглядом, я заметил в нём отвращение. – Здесь почти нет людей, Софи. Наверное, все люди на планете сейчас здесь, в этой комнате.

Я ощутил, как мурашки побежали по спине.

– Скажи мне правду, Ники, – София говорила медленно. Посмотрела на меня, перевела взгляд на Доминик. – Я смогу найти его? Моего Жана?

– Да, – кивнула Ники. – Я не знаю пока, как. Я знаю, что он есть.

Глаза Софии расширились – почти до предела.

– Он где-то есть, – повторила Ники. – Я не смогу найти его одна.

София опустила взгляд.

– Помоги мне, Софи, – Ники метнула на меня взгляд, поправилась. – Помоги нам всем. Я помогу тебе.

– Брюс, – София повернула голову. – Ты веришь ей?

Я кивнул.

– Я помогу тебе, – София тоже поправилась. – Вам. Я не знаю, чем я могу помочь, – тут же добавила она почти что робко. Но ни я, ни Ники даже не улыбнулись.

– Нам, – Ники опустила голову. – Спасибо, София. Идём. Тебе нужно поесть и отдохнуть.

Она протянула руку, но София не приняла её. Я помог ей встать и дойти до нашего с Ники номера.

Глава 12. Кровь и вода

Брюс, отель «Мажестик», 1 июля 2010 года, 3:45

Как это началось?

Почему «буря, гроза, жасмин»?

В полночь за окном разразилась гроза. Сильная, оглушительная. Помню, что почти полчаса молнии били в Башню каждые несколько секунд. Два часа длилось это светопреставление, прежде чем тучи уползли дальше, на юг.

София спала беспокойно, то и дело просыпалась, с криком. Мы едва сумели уговорить её остаться в спальной – она наотрез отказывалась. Только когда Доминик поклялась, что ни она, ни я здесь ещё не спали…

Мы устроились в кабинете. Вначале по разным углам, но после того, как Ники в третий раз встала, чтобы успокоить Софию, она устроилась рядом со мной. Так и лежали – не спали и не бодрствовали. Слушали биение сердца друг друга, думали кто о чём. Я не знал, о чём она думает. Не пытался подслушать.

– Может быть, вызвать врача? – спросил я, когда Ники выскочила из кабинета в четвёртый раз – и вернулась, минут через десять.

– Эти врачи ей не помогут, – отозвалась она, устраиваясь у меня на плече. – пропишут успокоительное, и всё. А от этого ей только хуже. Она ещё не поняла, где она и кто она теперь.

– И долго ей… терпеть?

– Не знаю, Брюс, – Ники обняла меня за шею. – Я делаю, что могу.

– Ты обещала рассказать завтра, Ники. Уже завтра.

Она вздохнула.

– Почему буря, гроза и жасмин?

Она положила ладонь мне на губы.

– Ники, я не…

«Молчи. Досчитай до десяти, медленно».

«Один, два…»

«Медленнее. Представь, что ты в темноте и видишь цифры».

«Три… четыре…»

Тишина наваливается, мягкими тёплыми слоями. И тьма. Дождь ещё барабанит по стёклам, но я не слышу его. Только биение собственного сердца.

«Пять… шесть…»

Ничего не вижу, кроме сияющих цифр в темноте. Я представил их кроваво-красными. Тишина. Только дыхание и стук сердца.

«Семь… восемь…»

Вселенная растворяется, мне кажется, что я повис в пустоте – смутно ощущаю тепло, Ники прижалась ко мне, обняла за шею Ни простыни, ни одеяла – ничего больше нет.

«Девять…»

Сосредоточиться на цифре становится трудно. Мысли путаются. Неужели Ники просто захотела, чтобы я уснул?

«Десять».

Я не успеваю больше ничего подумать.

Ники, ночь, лето

Мне показалось, что я проснулся. Но всё вокруг было странным и непривычным. Чья-то комната, у меня такой не было. Много игрушек, книги разбросаны на полу. Вижу стол, на нём тоже какие-то игрушки. Я ощутил, что спрыгиваю – с кровати? Кровать показалась гигантской.

– Мама?

Голос раздаётся из моих губ, но это не я, не мой голос. Тут я понял, что не могу управлять телом, в котором оказался, могу только слышать и видеть всё то, что видит и слышит обладатель тела.

Мы/он побежал к двери. Привстал на цыпочки, чтобы дотянуться за ручки.

Это ребёнок!

Удар грома прямо за окном. Ослепительный бледный свет проносится волной по комнате, я/он приседает, прижимается с криком к полу.

Не он. Она. Девочка смотрит на окно – там, по ту сторону, бушует гроза, и молнии ударяют – то ближе, то дальше.

Вазочка на подоконнике. В ней букетик – я сразу же узнаю жасмин. И вижу, что букетик отбрасывает три тени. От каждой вспышки молнии – три тени, они ложатся в разные стороны. Это так завораживает её, что она подходит ближе. Молнии бьют каскадом, и три тени дрожат на подоконнике. Они похожи на лапы – на мохнатые, мягкие кошачьи лапки. Она протягивает руку, берёт один из цветков. В свете следующей вспышки она видит: и её рука теперь отбрасывает три тени. Это так смешно!

Молния вновь ударяет рядом – стёкла содрогаются, мертвенный свет вновь затопляет комнату. И она видит, как меняется всё в этом свете. Улыбки кукол и медведя становятся хищным оскалом. Что-то бесформенное и тёмное ворочается в стенном шкафу – вспышка выхватывает мохнатый, шевелящийся бок. Свисающие с потолка гирлянды превращаются в щупальца – они пытаются дотянуться до неё/нас, но не могут. Пока что не могут.

Я ощущаю её ужас, как горячую, обжигающую волну.

– Мама!!

Она бросается к двери, повисает на ручке, дверь распахивается. Но за ни не привычный ей коридор, а сырой, пахнущий плесенью проход. Она кидается по нему, а позади – снова вспышка, и чудятся звуки – кто-то выбирается, вылезает из шкафа.

– Мама!

За поворотом – дверь. Приоткрытая. Она пулей вбегает туда. Здесь гостиная, здесь всегда горит камин – по ночам. Но сейчас нет огня, нет жизни, и тени собираются во всех углах, они ищут её, ищут…

Она бросается в угол комнаты – за портьеру. Сжимается в комочек там и ждёт, стуча зубами. Слышит мягкие шаги. Только не закричать, если закричать, оно найдёт её, сразу же найдёт…

Темнота.

* * *

– Ники? Ники, милая моя, что ты тут делаешь?

Мама. Тепло её рук, родной, безопасный домашний запах… мама!

– Ма…ма… – удаётся проговорить ей. – Где ты б-б-была? Где все?

Та самая гостиная. Потрескивают поленья в камине. Тёплый, рассеянный свет. Каждая мелочь знакома, каждая трещинка в полу, пылинка на стенах. Портреты смотрят дружелюбно и снисходительно.

– Здесь и была, – удивляется мама, – как ты сюда забралась? Идём, милая, ещё ночь.

Ноги не слушаются. Мама понимает это по-другому.

– Хорошо, принцесса, – она смеётся и поднимает дочь на руки. Мама сильная! – Идём, идём. Тебе что-то приснилось?

– Гроза, мама, – зубы уже не стучат. – Там гроза.

Мама заходит в её комнату, подходит к окну. За окном – ясная, лунная ночь. Луна почти в зените – белая, холодная. За окном – парк, видны качели и бассейн. Всё, как и должно быть – но где же гроза? Где дождь?

– Я видела грозу, мама, и букетик там, на окне…

Вазочка стоит там же, где была. Но в ней нет воды и нет жасмина.

– Милая, тебе всё это приснилось. Ложись. Я посижу с тобой.

– Мама, я видела грозу!

– Тихо, тихо, – она улыбается, укладывает меня/её в постель. – Что это у тебя?

Она мягко разжимает правый кулачок. Веточка жасмина. Смятая, но всё ещё пахнет – чудесный, сладкий запах.

– Откуда это у тебя? – удивляется мама. Ей рассказывают, взахлёб, со слезами, но мама не верит. Взрослые вообще не верят, что в шкафу может кто-то жить. Они никогда не видят щупальцев, не умеют говорить с игрушками. Мама – самый добрый и понятливый взрослый, но она тоже не умеет. Ничего не умеет.

Мама молча встаёт, берёт измятую веточку, ставит в ту самую вазочку и наливает воды – из графина. Ставит вазочку на столик, у изголовья.

– Спи, Ники, – голос её выдаёт тревогу. Раньше её дочь не рассказывала таких историй, с такими подробностями.

Спи…

Ники засыпает. И снова видит во сне грозу, букетик и три тени. Просыпается с криком – и мама снова рядом, обеспокоенная. Долго-долго держит на руках свою принцессу.

Больше её ничто не тревожит во сне. Даже если за окном гроза.

Брюс, отель «Мажестик», 1 июля 2010 года, 4:30

Я выпал из сна, если это был сон. Ники лежала рядом, положив голову мне на грудь. Вероятно, она ощутила, что я очнулся – приподняла голову, посмотрела мне в глаза, улыбнулась.

Дождь постукивает. Едва слышно, а может, это просто воображение.

– Что это было?

– Я показала тебе, Брюс. Ты спрашивал, почему буря, гроза и жасмин.

Я прикрыл глаза. Видения не проходили, и самым странным было ощущать то, что ощущала маленькая девочка. Такие яркие, мощные чувства – они не проходили.

– Поэтому жасмин?

Она кивнула, прижалась к моей груди правой щекой.

– Ты потом рассказала всё своей маме?

– Она не поверила. Никто не поверил. Она так и не поняла, откуда я взяла жасмин. Я тогда жутко на неё обиделась, неделю с ней не разговаривала.

– Ты больше не видела три тени?

«Нет, долго не видела».

– Что-то важное случилось, когда снова увидела?

Она вновь приподняла голову, улыбнулась.

– Да, Брюс. Я начала видеть. То, что другие не видели. А потом меня нашли.

– Кто нашёл?

– Мои настоящие родители.

– Настоящие?

– Да, Брюс, настоящие.

Я вновь прикрыл глаза. Догадки, мысли, предположения… я понял, почему Ники так не любит мои вопросы. Потому что…

«Кто спрашивает, тот не готов слушать».

Не её голос. Это цитата, я прочёл этот афоризм в какой-то книге.

«Да, Брюс, правильно».

– Твои родители, Ники, которые здесь…

– Это другие люди, Брюс. Они считают меня дочерью, но это другие люди.

– У них была и настоящая дочь?

Она кивает. Я понимаю, что это кивок.

– Что с ней стало?

– Я – это она. Теперь я – это она.

– Я не понимаю, Ники. Ты её… убрала? Куда-то дела? – тут же поправляюсь я, очень уж много значений у слова «убрать».

Она вздыхает.

– Я её не убивала. Она стала мной, или я ей, неважно.

Она уселась, упираясь ладонями мне в грудь. Смотрел на неё и не мог оторвать взгляда.

– Это её тело?

Она беззвучно смеётся.

– Нравится?

Я киваю, нужное слово не может прийти на ум. Да, нравится, не может не нравиться, это колдовство.

– А сама ты… другая?

– Ещё увидишь, – она медленно наклонилась, тряхнула головой – волосы ниспали мне на лицо, шелковистой волной стекли по нему. Я чувствовал, что теряю контроль над собой.

– Только не ревнуй меня ко мне, – она склонилась, смотрела на меня. Жасмин и морская соль уносили мой разум прочь.

Брюс, отель «Мажестик», 1 июля 2010 года, 9:45

Когда я проснулся, Ники сидела рядом. Одетая. Как тогда, в поезде.

– Как… – она прижала палец к губам.

– Ещё спит. Как ты себя чувствуешь?

Великолепно я себя чувствую. Лучше не бывает. Ники тоже выглядит по-другому. Вчера столько раз у неё был жалкий вид… я помотал головой.

– Завтрак ждёт нас, – она поцеловала меня в лоб, бесшумно и стремительно встала и ушла, тихонько затворив за собой дверь.

На столе – множество бумаг. Сумочка Ники – небольшая, плоская. Сумочка бизнес-леди. А рядом – я только сейчас заметил – «Беретта», та самая. Я взял пистолет. Какая тяжесть! Как София могла держать его так долго, да ещё стрелять?

Выщелкнул обойму – да, полная. Головки пуль – ярко-жёлтые. Я вернул обойму на место, поставил пистолет на предохранитель. Вспомнил, как София прижимала ладони к вискам. И только сейчас до меня дошло, что сам я делал так же. Всякий раз, когда «корректировка» обрушивалась на меня. И точно так же голова или нестерпимо болела, или начинала кружиться.

И ещё вспомнил, что никто из «обычных людей» не поднимал ладони к вискам. Вообще никак не реагировал на «корректировки».

Вопросов по-прежнему становилось всё больше. Что нужно сделать, чтобы Ники сама рассказала всё, что хочется понять?

Это тоже вопрос. Наверное, нужно перестать требовать ответа.

Я посмотрел на сумочку, на бумаги – на короткое время пришло сильное искушение посмотреть, заглянуть. Но я переборол его. И вспомнил взгляд Лакруа. У вас есть мелкие грешки?

Есть, да много. Взять все вместе – могут сойти за один серьёзный грех.

Я ещё раз посмотрел на «Беретту» и покинул кабинет.

* * *

Стол на троих. Ники сидела – ждала меня. Простая, почти что деревенская еда. Варёный картофель, мелко нарезанные лук и петрушка, яичница, чёрный хлеб… Правда, бутылка вина. Отнюдь не деревенского. Шато де Сант-Альбан. Вот как.

Я оказался зверски голоден. Ники, похоже, тоже. Мы молча сидели и ели – иногда переглядываясь. Ники улыбалась – взглядом. Минут через десять послышался невнятный шум – София проснулась.

Ники немедленно отложила вилку и нож, посмотрела в сторону двери – ведущую в коридор. Минут через пятнадцать дверь отворилась и показалась София. Она выглядела намного лучше, чем вчера.

– Доброе утро, – она перевела взгляд с меня на Ники и на стол. – Ой, вы уже…

Ники посмотрела на меня и подмигнула. Я понял её – слегка сосредоточился… ещё один заказ… и ещё одна небольшая поправка.

София не стала поднимать ладони к вискам, но вздрогнула. Посмотрела на стол, где всё стало нетронутым, тарелки оказались чистыми, а рядом с бутылкой вина появилась ещё одна – с водой.

Улыбка тронула её губы.

– Фокусы, – проворчала она, но глаза её улыбались. Посмотрела на Ники. Та отрицательно покачала головой. Перевела взгляд на меня. Я кивнул.

– Ты?! Это ты?

Ответа не требовалось. София уселась за стол, смотрела на меня, не отводя взгляда. Долгое время мы сидели, словно ещё кого-то ждали. Наконец, Ники вздохнула и – продолжила. Я тоже был не прочь продолжить, хорошо, что «повторили заказ».

София ела молча и медленно, хотя и она должна быть жутко голодна. К вину она не притронулась – мы выпили его вдвоём. Хорошее вино делают в Сант-Альбан, очень хорошее. Опьянения не было, только жар в теле и хорошее настроение – осознание того, что всё по силам.

София отодвинулась от стола.

– Спасибо, – тихонько поблагодарила она. Ники кивнула.

– Я тоже так могу? – София спрашивала, но это был не вопрос. Ники кивнула вновь.

– Ты научишь меня?

– Мы, – она посмотрела на меня, и я понял, что начинать придётся мне. – Мы научим.

– А не пожалеешь?

Ники рассмеялась. Тихо, глядя на стол перед собой. София посмотрела на неё и тоже рассмеялась.

Ники встала из-за стола. Посмотрела на меня.

– Брюс… – указала взглядом на стол. Я кивнул – мне это всё было забавно, словно я действительно делал фокус – но сам восхищался тем, что видел, пусть даже и знал, в чём соль. Со стола всё исчезло во мгновение ока. София поморгала, посмотрела на меня.

– Ты теперь прислуга?

Напряжённый, колючий взгляд.

– Тренировка, – услышал я свой голос. – Мне нужна тренировка.

София кивнула, неприязнь растаяла, пропала из её взгляда. Она посмотрела на Доминик.

– Ты правда всё расскажешь?

Ники кивнула.

– Но сначала Брюс покажет тебе кое-что.

София усмехнулась. Я почти слышал её мысли. Да я и слышал их – просто не сразу это понял. И сразу же устыдился – ведь Софи не знает, что я теперь читаю мысли, иногда. Отговорки, подумала она.

– Нет, не отговорки, – Ники посмотрела на Софию. Она тоже слышит её мысли. – Софи, чтобы доказать хоть одну теорему, ты должна знать аксиомы, правда?

– Ясно, – София тряхнула головой и двумя решительными шагами оказалась рядом со мной.

– Идём. Показывай!

Брюс и София, кафе «Романтик», 1 июля 2010 года, 11:00

Сам не зная, зачем, я привёл Софию в то же самое кафе, в которое меня привела тогда Ники. Уселись мы за тот же самый столик.

Я принялся рассказывать. Примерно теми же словами и примерно о том же – о полотне, о нитях, о тех, кто видит и тех, кто слеп. София слушала, на лице её я видел только внимание, она чуть заметно кивала, и не задавала вопросов, когда я сбивался. Ещё бы я не сбивался!

Можно показывать. Я позвал официанта и заказал две чашечки кофе. София терпеливо ждала.

И я показал. Я только и могу пока, что искать и фиксировать. Сейчас это получалось намного тяжелее, то ли я устал говорить, то ли из-за того был взволнован. София вздрогнула, когда чашечки на столе принялись «танцевать» – ездить по столу. Она немедленно оглянулась – никто этого не видел, только мы с ней. На лице её появилось выражение восторга – словно у ребёнка, которому только что показали игрушку, о которой он давно мечтал, сам того не зная.

Я остановился. София смотрела на меня и… рассмеялась. Так, словно я рассказал очень забавный анекдот.

– Подожди, – она хитро посмотрела на меня. – Не мешай, ладно?

Мне показалось, что меня мягко подбросило в воздух. Ощущение щекотки во всём теле. Окружающий мир подёрнулся дымкой, а чашечки – резко развернулись на столе. София вновь рассмеялась, хлопнула в ладоши. Смотрела на чашечки, не отрываясь, губы её шевелились – что-то говорит? И вновь опора незримо растворяется подо мной и я падаю, никуда не падая. И вновь чашечки сместились. София откинулась на спинку стула. Она тяжело дышала, в глазах её читалось удовольствие и восторг.

– Так? Так, Брюс? Да?

Она сама смогла то, на что у меня ушло, наверное, полдня «внутреннего» времени. Хотя чему я удивляюсь? Ники не говорила мне, что случилось там, в «Жасмине», но откуда взялась София, как сумела перестрелять почти всех боевиков?

Кровь, сказала Ники. Кровь, испуг, вообще любая сильная эмоция, сильный стресс помогают лучше всего. Стресса было хоть отбавляй.

Наверное, я не смог скрыть зависть или ещё что-то, потому что София наклонилась вперёд и шепнула:

– Брюс? Что-то не так? Я что-то не так сделала?

«Нет, всё в порядке».

Я сумел взять себя в руки и произнести эти слова мысленно. Как говорила Ники: представь, что проговариваешь, но не проговаривай вслух.

– Но я… – София осознала, что я не открывал рта.

«Он не… он не говорит… но я слышала… как это…»

Ничего себе скороговорка!

«Ты слышала, София. Только не волнуйся».

Она отпрянула, да так, что едва не полетела на пол вместе со стулом.

Чувство нереальности вновь нахлынуло на неё. Я видел. Но она сумела взять себя в руки.

«Ты… ты читаешь мысли!»

Это звучало громко. Я даже вздрогнул. София заметила и… рассмеялась. Тихонько.

«Брюс, что она с нами сделала?»

«Подтолкнула. Наверное, в нас всё это было. Я не знаю, как объяснить».

София закрыла лицо ладонями. И почти сразу на меня накатила волна – волна мыслей. Точнее, образов. Я потряс головой и всё прошло. Только звон в ушах.

– Брюс! – София смотрела на меня умоляюще. – Не надо. Не… читай. Я сейчас…

Как я ей объясню, что почти не умею управлять всем этим? Чёрт побери, очень нужно мне подслушивать мысли!

Лицо её изменилось, стало лицом Софии – серой мышки. Ненадолго.

– Не сердись! Я… – тут она, видимо поняла, что сама «подслушала». Покраснела. Я не выдержал и рассмеялся. Она присоединилась. Наверное, со стороны мы выглядели как двое сумасшедших – переглядываются и смеются.

Или двое влюблённых.

София перестала смеяться. Резко.

– Брюс, – она посмотрела на меня тем самым, колючим взглядом. – Пообещай… что если случайно услышишь что-нибудь, то не… – она смутилась.

– Не воспользуюсь против твоей воли.

– Да. Нет. Ой, прости, я сама не знаю, что… Так всё неожиданно!

Я встал, протянул ей руку.

– Идём, Софи.

– Куда?

Она действительно спрашивала, куда. Куда можно пойти? Куда можно уйти от всего этого?

Я указал в сторону выхода.

– Туда.

Она кивнула, поднялась – подошла ко мне и… не сразу, но взяла меня за руку. Я оглянулся – хороший кофе, зачем просто так оставлять – и «выпил». София вздрогнула, заметила, что моя чашка стала пустой и… «выпила» свою. И снова щекотка во всём теле. София прыснула, вытерла слёзы тыльной стороной ладони и посмотрела мне в глаза, улыбаясь.

– А платить?

– Я уже расплатился.

Она посмотрела на меня так, словно я у неё на глазах стащил бумажник из кармана беспечного прохожего, и похваляюсь этим.

– Я действительно расплатился, Софи.

Она кивнула и потянула меня за руку.

* * *

Мы дошли до того самого светофора и мне стало не по себе – выбежал тот самый котёнок. Из-за которого в тот раз человек попал под машину. То есть, не попал – чёрт, я до сих пор не смог забыть, что увидел и пережил тогда.

Котёнок двигался на непослушных лапках, время от времени пищал, задирал хвостик-морковку и пытался потереться о ноги прохожих.

Я увидел. Сейчас он подбежит вон к той женщине, она стояла, держа маленькую дочь за руку, и девочка споткнётся, и…

– Нет! – крикнула София. Крикнула – но никто не заметил. Она смотрела на котёнка, и я понял, что она тоже что-то видит. – Кис-кис-кис – позвала София, присев. – Иди ко мне, бедняжка…

Котёнок побежал к ней, путаясь в собственных лапах. София подняла его, всего в пыли, тощего и голодного. Держала в ладонях и улыбалась.

– У меня дома кошка, – сообщила она – словно я уже не знал. – Куда же мне тебя?

Она оглянулась. Посмотрела вокруг. И… снова щекотка. Но я уже начал привыкать. Котёнок пропал из её рук. София рассмеялась, отряхнула руки, хотя на тех не было никакой грязи.

– Мы всё можем, да? Всё-всё?

Она ждала ответа.

В тот, первый день, когда я получал от Ники записки в кармане пиджака, я ответил бы «да». А теперь?

– Не надо, – София прикоснулась ладонью к моим губам. – Я понимаю.

Мимо нас прошла девушка с парнем. Девушка держала в ладони того самого котёнка, тот подставлял мордочку ей под пальцы и жмурился. Мне показалось, что он посмотрел на нас с Софией, проводил взглядом.

– Он узнал, – София выглядела ошеломлённой. – Он узнал нас, Брюс! Правда?

Я пожал плечами.

София осмотрелась. Люди шли, по своим делам, и до нас им не было никакого дела.

– Они не замечают, – она посмотрела мне в глаза. – Они ничего не замечают, Брюс. Почему так? Разве так можно?

Я понял, о чём она, но мне нечего было ответить.

– Идём, – она потянула меня за руку. – Я расскажу тебе. Только не говори ей, пожалуйста. Не рассказывай.

– Я не расскажу, – кивнул я. Если только она попросту не прочтёт мои мысли.

– А ты не думай при ней! – София вновь смутилась. – Ой, прости!

Я улыбнулся.

– Куда идём, Софи?

– Вон туда, – она указала рукой. Там, в трёх кварталах, был небольшой парк, Мон-де-Вельер.

София, 29 июня

Она видела, как Брюс бросился на бандита. И ей казалось, что с головой у неё что-то не так – она увидела множество образов, множество сплавленных в единое целое версий происходящего, в каждой из которых Брюса убивали. А потом убивали её…

Это длилось и длилось, София не могла пошевелиться, лишь смотреть – и умирать, ещё до того, как пуля впивалась в её голову.

И всё кончилось. Неожиданно – она услышала вопль, но это был не Брюс. Брюс поднялся, побледневший, и смотрел куда-то под ноги. Там лежал бандит. Брюс убил его, София понимала, и комок сразу же поднялся к горлу.

София ещё видела сотни и тысячи картин его и своей смерти, видение пропадало медленно, как появилась она. Сумасшедшая, безжалостная и холодная. Но одновременно добрая, ласковая и чуткая. София не могла этого понять, и отказалась идти. Жан. Его невозможно куда-нибудь унести, он даже дышать сейчас сам не может. Нет.

И она поняла. Оставила ей пистолет и забрала Брюса. София долго смотрела в опустевший дверной проём, слушала, как доносятся выстрелы, раздаются крики. С трудом заставила себя сделать два шага и поднять пистолет. От оружия пахло жасмином, невероятно, но пахло. И София едва не выбросила его. Но потом… она поняла. Ники не бросила её с Жаном на произвол судьбы. Могла бросить, но не бросила – перебила оставшихся бандитов. Это София поняла уже потом.

Она подняла пистолет, тот оказался ужасно тяжёлым. Медленно отошла к изголовью. Вновь посмотрела в лицо Жана – поняла, что он жив, но слёз уже не было. София села, положила пистолет на колени и начала говорить. Что, она и сама не знала. Рассказывала Жану о себе.

* * *

Она уснула. Всё из-за того, что она уснула. София проклинала себя потом, но сил ен было, когда в больнице началась перестрелка, все разбежались. Она осталась, и потом, когда пришла полиция и все остальные, к ним в палату зашли, наверное, в последнюю очередь. Она помнила, смутно, как её допрашивали – помнила комиссара Лакруа, от него постоянно пахло табаком и пылью, ей дали что-то выпить, от этого в голове немного просветлело, и сразу появился голод, и её накормили, и снова говорили какие-то люди в мундирах, и конца этому не было…

Она уснула.

Она могла бы проснуться вовремя, она успела бы достать пистолет. Чудо, что никто не стал её обыскивать, чуд, что никто не обратил внимания на её халат, пистолет оттягивал правый карман.

Она попыталась, но не успела.

Медсестра ударила её по лицу. Ударила так, что София ненадолго потеряла сознание. А когда пришла в себя, огоньки не мигали, и сильный, неприятный писк висел в комнате, и вместо Жана в постели была восковая кукла.

Она закричала. Сумела закричать. И сразу же в палату вбежали – охрана, кто-то из врачей, медсестра. Другая. Они оттеснили её, они бросились к Жану, и тоже что-то кричали, кого-то вызывали, суетились.

Они увезли его. Ей сказали, что в реанимацию, что ещё можно что-то сделать, но София понимала, что всё, что её обманывают, она ведь видела куклу. Жана уже не было.

Она пошла по коридору, сама не зная куда. В больнице было полно людей, много полиции, иногда появлялись репортёры. Софию никто не замечал. Она брела и брела, и видела только безжизненную фигуру с лицом Жана, её Жана, Жана-весельчака, который превращал каждый день в праздник, с которым всегда было хорошо…

Она несколько раз спустилась по лестнице, повернула за угол и увидела её. Её. Убийцу. Медсестра сидела, делая вид, что ничего не знает, она была встревожена и испугана, как все.

София подошла к ней и медсестра узнала её.

И испугалась. София видела её страх, и не могла заставить себя ненавидеть ту, что отняла у Жана жизнь. Перед Софией было почти потерявшее от ужаса рассудок существо, она попыталась отпрыгнуть, упала, отползла в угол и сидела там, сидела и выла…

К ней бросились врачи и полицейские. София отвернулась и пошла дальше. Она не знала, куда.

С каждым шагом становилось темнее и прохладнее. София брела и брела, как заведённая. Пистолет больно бил её по ноге, но она не обращала на это внимания.

* * *

Она сама не знала, как попала в «Мажестик». Наверное, сразу хотела пойти туда. Она не хотела убивать Ники, пусть даже обещала – ведь это не Ники убила Жана. Но только Ники могла что-то сделать. Это было последнее, в чём София была уверена. Ники всё наврала ей с Брюсом, София слышала, что говорят полицейские, а зачем полицейским врать? Но всё равно, Ники умела то, что другие не могут, и Софии оставалось или найти её и попросить о помощи, или умереть.

Она поднималась по лестницам – халат перепачкан в крови, лицо разбито, она попыталась вытереть его, но ничего не получилось, и никому не было до неё дела.

Она услышала выстрелы, как только вышла из лифта.

У неё ещё были силы бежать. Ники там, наверное, там снова те же бандиты. Может, и Брюс там, и если не поторопиться…

Она вбежала, сжимая пистолет в руке, и остановилась. Там не было Ники, не было Брюса. Было семеро бандитов, и София успела заметить, что они разом повернули автоматы в её сторону.

И мир померк.

Софии стало жарко. Так жарко, что перехватило дыхание. Она видела, как расцветают оранжевые цветы на дулах автоматов, и вянут, и расцветают вновь. Слышала сердитый гул, будто пчёлы летали вокруг, целый рой, и искали Софию, чтобы зажалить до смерти. Она подняла пистолет, зажмурилась, и выстрелила. Сама не может понять, почему зажмурилась. Пистолет едва не вырвался из её рук, София открыла глаза и надавила на спусковой крючок снова, и отдачей ей чуть не вывихнуло пальцы. Она слышала крики, и не могла уже ничего делать, только села, сжалась в комочек, и повторяла, меня нет, меня здесь нет, меня здесь нет…

Она не знала, сколько так просидела. Темнота текла вокруг, и шептала на разные голоса, и София из последних сил шептала сама, чтобы не потеряться, не пропасть в вязкой тьме.

И услышала голос. Её позвали. Она с трудом поднялась на ноги – в темноте перед ней появился просвет, окно, дверь. София едва нашла силы сделать несколько шагов туда, к свету. И увидела Ники. И поняла, что Ники всё-таки во всём виновата, что медсестра сделала то, что хотела Ники.

Брюс и София, парк Мон-де-Вельер, 1 июля 2010 года, 12:50

София умолкла. Сидела, смотрела под ноги, и молчала. Я не знал, что мне делать – чем можно утешить человека, который пережил такое? Я осторожно взял её за руку, она вцепилась в неё обеими своими, прижалась лбом и заплакала.

Я ждал. Я боялся к ней прикасаться – и вчера, и сегодня София сторонилась моих прикосновений, и я знал, почему.

Она выпрямилась, достала из кармашка платок, прижала его к лицу.

– Брюс, я её убила? Ты видел?

Кто бы знал, что я видел. Но Ники вряд ли шутила. И её слова – я научу тебя умирать…

Я кивнул.

– Я убила её, и ничего не случилось, – София посмотрела на свои ладони. – Мне не стало легче, только хуже. Что нам теперь делать, Брюс?