Текст книги "Примета"

Во время войны немецко-фашистские за-

хватчики предпринимали попытки вывозить

в Германию украинский чернозем.

Лежащий тяжелым слоем,

Реликтовый чернозем.

Пришли оккупанты:

«Сроем,

Отгрузим и увезем.

Не есть большевистским массам

Ватрушки и кренделя.

А мы этим черным маслом

Покроем свои поля.

И множество белых булок

На наши придут столы…»

Но ветер с востока гулок.

Стальные ревут стволы.

На стыках состав бросало.

Охранник не зря понур.

Ведь бьет по кремню кресало,

И тлеет бикфордов шнур.

Под Мюнхеном дремлет ферма,

Приснившиеся места.

Но вздыблена взрывом ферма

Поверженного моста.

…Росинка сползла по стеблю.

Их каски побиты ржой…

Рассветную эту землю

Не вывезти в край чужой.

УКРАИНСКИЕ ПЕСНИ

По большакам жестокий груз неся,

Беду и горе видя не впервые,

Те песни золотые пела вся

И впрямь многоязыкая Россия.

Подумать, Украина под врагом!

Как муторно полям ее и водам!

Ты начинай, мы тут же подпоем,

Вдвоем, втроем, а лучше сразу взводом.

Среди войны взлетают песни те

Синичками с натруженной ладони.

Вот «Ой, за гаем» слышно в темноте.

А дальше – «Розпрягайте, хлопцi конi..».

ГРУЗИНСКАЯ ФРЕСКА

Меж горами долина

Не единожды вспоена

Кровью верного сына —

Земледельца и воина.

Каждый смолоду сведущ;

Перед черною силою

Хочет Грузия-светоч

Породниться с Россиею,

Дом вдвоем защищая,

Как положено – грудию.

Сыновьям завещая

И Россию, и Грузию.

«Вставал над холодной травой…»

Вставал над холодной травой

Вечерний туманец.

Был в первой войне мировой

Противник – германец.

А в этой? Под лязги команд,

Нам виден поныне.

Пёр немец, фашист, оккупант

По нашей равнине.

И вспять эта серая мразь,

Жестоко-тупая,

Низвергнута в снег или в грязь,

Ползла, отступая.

Уже не твердя без конца

Свое «…uber alles»,

А силясь уйти из кольца.

Они убирались.

^{Имеется в виду  – «Deutchland, Deutchland uber alles» – «Германия, Германия превыше всего» (нем.).}

СНИМОК

Вижу фотографом прифронтовым

Сделанный снимок:

Над перелесками стелется дым

Около Химок.

Танка горящего вражеский крест

Камерой подан.

Бил в него первой гранатою Брест, —

Кажется, вот он.

Кажется, вот они, эти «ежи»,

Эти эскарпы.

Нами оставленные рубежи,

Стертые с карты.

В памяти их бережливо храни,

Будто бы в раме…

Танк догорает, и краска брони —

Сплошь пузырями.

Срок наступил, и наводчик мастак.

Час не обыден.

…Где-то еще тот горящий рейхстаг

Но уже виден.

ЛЕЙТЕНАНТ

Лейтенант – вчера курсант:

– Вста-ать!– команду подал изводу.

А в ответ:– Постой курсак.

Перемерзнем в непогоду…

– Что такое? Старшина!..

– Кухни здорово отстали…—

А в дверях – пурги стена,

Грохот гусеничной стали.

Лейтенант опять:– За мно-ой! —

И от черного порога

Их выводит в путь земной

Наподобие пророка.

В НАРЯД

Понемногу,

Но в срок

Вбила ногу

В сапог.

– Озорую?

На кой?..—

и вторую —

В другой.

И, краснея

Чуть-чуть,—

Портупею

На грудь.

Лег наган

в кобуру,

Как полкан

В конуру.

Весь казенный

Наряд —

В гарнизонный

Наряд.

И – пилотку

На бровь…

и походку

Готовь!

В СОРОК ПЯТОМ

Обожженные в грозном горниле.

Век месившие глину,

Круто к Западу вдруг наклонили

Сами эту равнину.

Дым разрывов, встающих стеною,

И цветения одурь.

И далеко уже за спиною

Оказавшийся Одер.

По весне сорок пятого года

Новый путь пехотинца,

Что в составе стрелкового взвода

На Берлин покатился.

«После длительной войны…»

После длительной войны,

В тесном кузове трехтонки,

Ощущенья были тонки

И не каждому видны.

Нас роняло как с волны,

Нас на гребень поднимало.

Нам такого было мало

После длительной войны.

Ведь из фляжки фронтовой

Был глоток последний допит,

Но остался кровный опыт,

Как тропинка над травой.

Жизнь поняв – как за века,

Мы свое прошли на совесть,

Ощущая невесомость

В кузове грузовика.

«Как многократно эта быль…»

Как многократно эта быль

Кругом пропета!..

«Победа»—был автомобиль,

Часы —«Победа».

«Победа»– мощный теплоход…

Кто вспомнит это?

Победа – сорок пятый год.

Одна

Победа.

КРЫЛЬЦО

Взбивайте пену поскорей.

Какое действо!

Пусканье мыльных пузырей —

Забава детства.

Но папиросных два кольца.

Неуловимо

Колеблясь, движутся с крыльца.

И – юность мимо.

А что еще за благодать?

Навек на пленку

Записано: «Я буду ждать!» —

Уже вдогонку.

СТАРИННАЯ ПЕСНЯ

За горами, за долами

Оглушает баб-девиц:

«Взвейтесь, соколы, орлами»,—

Потрясающий девиз.

Город весь в сверканье стекол.

Длит закатный ореол.

Ты и так заправский сокол,

Но душою ты – орел.

Ежедневными делами

Подтверждая эту весть,

Взвейтесь, соколы, орлами,

Станьте лучше, чем вы есть.

ТРАВА

Там, где небо сквозит голубое

Или дождь барабанит в стекло.

Затопило траншеи травою,

Закудрявило и заплело.

Но в смертельно простреленной зоне

Вновь не спится старухе вдове.

Шевелится трава на газоне,

Словно волосы на голове.

В ПУТИ

Переглянулись лишь на миг

Девчонка русая с солдатом,

И между ними ток возник —

Такая вспышка, что куда там!

Войны чудовищной сильней —

Для них одних понятным кодом.

И – поцелуй во тьме сеней,

Как бы случайно, мимоходом.

Назавтра день придет опять.

Жизнь всяко может повернуться.

Но – уговор, что будет ждать.

Но – обещание вернуться.

ПОРТРЕТ НА СТЕНЕ

Кто ей этот мальчик? Внук

В пиджачке нездешней моды?..

Жизнь прошла, и видно вдруг

Стало прожитые годы.

Заглянуть хочу за них —

Хоть минутою одною…

Это был ее жених

Перед самою войною.

«Там могил солдатских бездны…»

Там могил солдатских бездны,

А над ними в звездах высь.

Там печальные невесты

Женихов не дождались.

Села самые глухие

Жег военный суховей,

Там, где матери России

Пережили сыновей.

«Был, как прежде, характером прыток…»

Был, как прежде, характером прыток

И в прозрачном весеннем дыму

Накупил целый ворох открыток —

Посылать неизвестно кому.

Поздравленья к Девятому мая

Тем, которых в душе соберем,

Их приветствуя и понимая…

Тем, оставшимся, трем-четырем.

«По голубому перекату…»

По голубому перекату

И по искрящейся реке —

«Враги сожгли родную хату»—

Вдруг прозвучало вдалеке.

Над общим гомоном и смехом,

Порой расслышаны едва,

Жестоко сцепленные с веком.

Прошли давнишние слова.

В субботних рощах Подмосковья

Под сенью выцветших небес —

«Не упрекай меня, Прасковья»,—

Просил в транзисторах Бернес.

ПАМЯТНИК

Мальчик – джинсы, водолазка —

Из вагонного окна

Смотрит: вот она, война,

Близко, у Волоколамска.

Что ж осталось от войны?

Несгибаемы и хмуры.

Исполинские фигуры

В ранних сумерках видны.

Выше рослого леска.

А тогда, за час до боя,—

Только небо голубое,

Только смерть, что так близка.

На последнем рубеже

Находились у столицы.

Невысоки, бледнолицы,—

Стали до неба уже.

И стоят как под огнем

Перед вечною кончиной,

С каждой новой годовщиной

Вырастая. С каждым днем!

Промелькнувшая война

Около Волоколамска…

Мальчик – джинсы, водолазка —

У вагонного окна.

БЕССОННИЦА

Многих жесточе

Эта пора —

Три часа ночи

Или утра?

Тьма за стеною

И у окна

Вспышкой одною

Озарена.

Молодость, дай же

Вспомнить. Итак?..

Дальше и дальше

Отзвук атак.

И все короче

Наше «ура»…

Три часа ночи,

А не утра.

«Нас до сих пор именуют запасом…»

Нас до сих пор именуют запасом.

Гвардия эта не так и стара.

Вон как она с ветеранским заказом

Бодро под праздник проходит с утра.

Были усилия их непрестанны.

Их привилегии стали видны.

…Эти полковники, и капитаны,

И рядовые великой войны.

БОЛЬ

В страшные часы твои ночные

Боль – порой сама анестезия,

И, тебя сшибая под откос,

Боль – порой сама уже наркоз.

Потерял сознание от боли,

А когда очнулся поневоле,

Ты другой уже, да тот же ты,

Помня эту боль до тошноты.

«Все выгорело в памяти дотла...»

Все выгорело в памяти дотла,

До мертвенного угольного хруста.

Куда бы мысль, плутая, ни дошла,

Везде темно, безжизненно и пусто.

Сожженного строения костяк —

Единственное, что осталось в поле.

Казалось бы, действительно пустяк,

Но вздрагивает память поневоле.

ФРОНТОВАЯ КИНОХРОНИКА

Черно-белая война,

Накатившаяся снова.

Подтверждает нам она:

Ничего в ней нет цветного.

У действительной войны

Только гибель наготове.

Краски все приглушены —

Даже неба, даже крови.

«Прибалтийского пляжа…»

Прибалтийского пляжа

Уплотненный песок.

И стучит, будоража.

Море в самый висок.

Рядовые солдаты

Той, давнишней, войны

Наблюдают накаты

И откаты волны.

Курят возле залива

С чуть приметной ленцой

Или смотрят брезгливо

На бегущих трусцой.

САЛЮТ

Москва готовилась к салюту.

А мы, не хуже старых бар,

В гостиничный попали бар

На иностранную валюту.

Валюты, ясно, никакой

На счете или под рукой

Не оказалось, кроме кровной.

Но мы вошли походкой ровной.

А там – приятный полумрак.

А там – бутылок! Страшно глазу!

Нам объяснили, что и как.

Мы, правда, поняли не сразу.

Не проявили свой напор

И не высказывали мнений,

Хотя и был при нас набор

Всех орденов и всех ранений.

И мы покинули столы,

Не так уж сильно и задеты…

Тут и ударили стволы,

Тут и посыпались ракеты.

ДРУГУ-СТИХОТВОРЦУ

Мы теперь уж встречаемся мало.

Хоть и мечены общей судьбой.

Но стихи на страницах журнала

Все же видятся между собой.

И еще не сошедшие с крута.

Наподобие старых солдат.

Тут они обнимают друг друга

И придирчиво эдак глядят.

ПАМЯТИ С.С. СМИРНОВА

Сергей Сергеевич Смирнов,—

По правде, сделал он немало.

Он не искал особых слов,

Но вся страна ему внимала.

Он не оставил звонких книг —

Была его не в этом сила,—

Но наступил особый миг,

И Время им заговорило,

Чтоб сообщить через него

О тех безвестных людях долга…

Его забудут самого —

Они останутся надолго.

ПРИРОДА

Природа – санитар. Кого не схоронили,

Она потом сама присыпала песком.

Лежат у переправ, в речном холодном иле

Или под вставшим здесь березовым леском!

Количество стволов, средь боя раскаленных

По формуле ее равно числу стволов,

Несущих над собой прохладу крон зеленых:

Которые сильней и слез твоих, и слов.

ТРИПТИХ

1. ДО ВОЙНЫ

Вы палкой в снег потыкали,

А там, внизу, ручей.

Весенние каникулы.

Над школой шум грачей.

По льду конечком чертите,

Но слаб и мягок лед.

Огнем четвертой четверти

В момент его сожжет.

Весенние каникулы.

Крушение основ:

Распухшие фолликулы,

Ангина и озноб.

2. В ВОЙНУ

В гимнастерках эти дети,

Холодны и голодны,

Находились на диете

У грохочущей войны.

Их мальчишеские лица,

Их мужские костяки!

Пулемет, как говорится,

Взять на плечи – пустяки.

Эти юные солдаты,

Эта грозная пора.

Эти давние утраты,

Это дальнее «ура!..».

3. ПОСЛЕ ВОЙНЫ

Солдат-мальчишка одноногий

На деревянных костылях,

Взлелеянный в госпиталях,

Плывет как парус одинокий.

А небо – синего синей.

Уже идут занятья в школе.

Видна и в городе, и в поле

Его широкая шинель.

«Когда окончилась война...»

Когда окончилась война,

Пошли иные времена.

Но, все отчетливей видна,

Являться стала мне она.

Пока мы были на войне,

В ее дыму, в ее огне.

Она жила кругом, вовне…

Но оказалось, что во мне.

СОЛДАТСКАЯ ПАМЯТЬ

Удалось запомнить нам

Путь в разрывах, номер части,

Медсестер – по именам

И по званиям – начальство.

Сохранились с давних пор

До четвертого колена —

Лейтенант, сержант, майор

И – Маруся, Клава, Лена…

ПАРА

У окна, в коридорчике тесном,

Где закат отражался в полах.

Познакомились в первом протезном,

Как знакомятся в госпиталях.

Прибывало кино на телеге.

Обдавало дыханьем весны.

Оба молоды, оба калеки

Отшумевшей великой воины.

В тишине или в гуле обвальном,

Дальше – вместе, при свете и мгле,—

Помогая друг другу в буквальном

Смысле жить и стоять на земле.

Дети, внуки, забота и ласка,

Дом стандартный, и рядышком с ним

Инвалидная эта коляска,

«Москвичок» с управленьем ручным.

МИР ТЕСЕН!

Друзья моих друзей,

Окликнуты войной,

Дорогою своей

Шли рядышком со мной.

Ведь я там тоже был

Среди всеобщих дел.

Из речек воду пил

И у костров сидел.

Девчушечка – точь-в-точь

Подружка давних дней,—

Как выяснилось, дочь

Былой любви моей.

Пилот, что прянул в синь,

Оставив белый след,—

Как выяснилось, сын

Соседей прежних лет.

Дорогу кораблю,

Что рвется в высоту!..

Мир тесен! Как люблю

Я эту тесноту!

СТАРИКИ В ВОЕНКОМАТЕ

В военкомате старики —

Кто с красно-желтыми нашивками,

Кто с планками, кто без руки,

Кто пишет, может быть, с ошибками.

Глядят на длинного юнца,

Что из дверей по пояс высунут.

А он кричит им без конца:

– Ну что за люди! Всех вас вызовут!

Им даль горящая видна,

Команда слышится одна:

– Вперед! – тогда и встали в цепь они,

…Здесь получают ордена —

Отечественная война

Второй и – реже – первой степени.

БЕССМЕРТЬЕ

С той искореженной земли,

Где так привольно и просторно,

Солдаты юные сошли

Под тяжесть камня или дерна.

Тем, кто остался от полка,

Казалось: годы – без предела.

И столько их прошло, пока

Шеренга вовсе поредела.

Однако общий этот след

Одной и той же меркой мерьте.

Что разница в полсотни лет,

Коль речь ведется о бессмертье!

«Вот вы устали…»

Вот вы устали

И от сегодняшних дел.

Что ж, и у стали

Есть допустимый предел.

В нашей подкорке

Давняя брезжит война.

Ставь хоть подпорки —

Так еще давит она.

«От великой дали той…»

От великой дали той,

От победного привала,

С небывалой быстротой

Нас потом пораскидало.

Что случилось испытать,

В жизни выдержали стойко.

Но чтоб встретиться опять,

Лет понадобилось сколько!

А средь братьев боевых,

Что имелись на примете,

Из оставшихся в живых

Многих нет уже на свете.

Книга вторая

ВСТРЕЧА

«Под стеклянным гулким сводом…»

Под стеклянным гулким сводом

Сбившиеся голоса.

С каждым днем и с каждым годом!

Глуше эта полоса.

В этом мире нереальном,

Близко или вдалеке,

Объявленья на вокзальном

Непонятном языке.

Но по странному наитью

Люди всё это опять,

Словно связанные нитью,

Умудряются понять.

«Только выскочив из подъезда…»

Только выскочив из подъезда,

У других уже на виду,

Шаг привычно ускорив с места,

Пробуждаемся на ходу.

По спешащему дружно люду

Бьет лучом голубая высь.

Что так много детей повсюду?

Ах, каникулы начались!

Как щеглы или канарейки,

Ребятишки в метро шумят.

Сунул в щель четыре копейки —

«Правду» выщелкнул автомат.

Эскалатора шаткий желоб.

Чья-то челка или коса…

Снов легчайших или тяжелых

Позабытая полоса.

СОЛДАТЫ В МЕТРО

Увидел нескольких солдат

В метро, где гул привычный длится.

Но незнакомый лег закат

На их задумчивые лица.

А лейтенант их молодой —

Куда он с ними? Вряд ли в отпуск.

В его глазах дрожит порой

Какой-то странный дальний отблеск.

Не ощущают на себе

К ним обращаемые взоры.

Что там – в недавней их судьбе?

Тревога? Ночь? Ущелье? Горы?..

БЕРЕЗА

В похожем на этот, былом сентябре,

Когда синевы наплывает лавина,

Березку свою посадил на бугре

Счастливый отец в честь рождения сына.

А годы стремительно – каждый как вскрик —

Мелькая, проносятся справа и слева.

И что-то бормочет согбенный старик,

Ровесник могучего белого древа.

СТАРОСТЬ

Дед смутился – не узнал.

Ведь годов-то – с перебором.

Вспомнить, виделись в котором,

Нету сил уже – устал.

Чуть покачиваясь, он

Смотрит, светлого светлее,

Долгой старостью своею

Незаметно опьянен.

Как бывает у кого! —

Мы свой возраст молча терпим.

Впрочем, старость – только термин.

И не более того.

«Март и апрель поменялись местами…»

Март и апрель поменялись местами:

Синее небо горит в феврале,

В марте метели с густыми хвостами

Ходят кругами по белой земле.

В общем, погода, порядок ломая,

То прохрустит по апрелю ледком.

То поразит зноем раннего мая,

То и в июне обдаст холодком.

Остро причастны к раскатам и вспышкам

Так мы живем возле грозной реки,

С возрастом нашим считаясь не слишком

Логике строгой и то вопреки.

БОЛЬНИЧНЫЙ РОМАН

Промытый ливнем день весенний.

Высокая голубизна.

Больница. Время посещений.

И кто-то смотрит из окна.

На каждой крашеной скамейке

Так умилительно, хоть плачь,

Сидят по две и три семейки

Со сверточками передач.

И к ним выходят их больные,

Задумчивы и смущены.

Их лица, бледные, родные,

Улыбками освещены.

Но в этом слабом слитном гаме

Мне пара странная видна:

Она в халате, он в пижаме,

И с ними рядом тишина.

Судьбою пойманы с поличным

У рокового рубежа,

Гуляют в скверике больничном,

Друг друга за руки держа.

«Все думал о тебе…»

Все думал о тебе

С момента нашей встречи:

Нечеткость при ходьбе

И затрудненья в речи.

Так ходят старички

Перед началом краха.

Но заглянул в зрачки

И не заметил страха.

Ты вид держал такой,

Как будто все в порядке

И снимет как рукой

Любые неполадки.

А юности черты,

Которые не скроем,

Казались так чисты

Под этим поздним слоем.

«Словно ищет прописки…»

Словно ищет прописки

Боль с решимостью всей.

Позвоночные диски,

Охнув, сходят с осей.

Мимоходом отметив

Пот, плывущий со лба,

Констатирует медик

Искривленье столба.

Были волосы русы,

И румянец не чах.

Непомерные грузы

На широких плечах.

Где ломались рессоры,