Текст книги "Эскадрилья ведет бой"

Автор книги: Константин Сухов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

– Разрешаю. Только замечаний особых нет: пятерка тебе за пилотаж!

А под вечер слушок: Покрышкину нынче нагоняй был от дивизионного начальства якобы за нарушение летной дисциплины.

– Формулировочка-то какая! – хитро улыбается Саша Клубов. – Не нарушай покой населения и …начальства.

…Настроение приподнятое, легко на душе: тебя признали настоящим летчиком.

И уже на следующий день в составе звена меня посылают пусть не к линии фронта, но все же на боевое задание – прикрывать свой аэродром. Разумеется, не одного, а в группе. Попутно отрабатывается слетанность в составе пары и звена.

Но пройдет еще с полгода, пока почувствую себя по-настоящему воздушным бойцом. Понадобится ни много, ни мало, а более ста боевых вылетов, два десятка воздушных боев, несколько сбитых вражеских самолетов.

– Богатым стал наш Долуда, – подмигивает механик Иван Михайлович Яковенко и кивает в сторону соседа, который то у одного самолета копошится, то к другому спешит.

– Что? Клад нашел? – в тон ему продолжает разговор техник-лейтенант Григорий Штакун, обслуживающий машину Виктора Жердева.

– Смирный теленок двух маток сосет! – заключает техник-лейтенант Павел Ухов, которому доверен истребитель Георгия Голубева.

Механики, не отрываясь от дела, ведут разговор так, чтобы Долуда их слышал. Тот слышит, но, странное дело, «не заводится». Напротив, улыбается открытой, добродушной улыбкой.

– Ничего, – говорит он коллегам, – и с двумя управлюсь. А чуть что – вы поможете.

И впрямь: механик оказался «хозяином» двух машин: уже видавшей виды «аэрокобры» с пооблупившейся кое-где краской, с закопченными капотами и совершенно новой машины, нарядной, чистенькой, попахивающей краской. Ее только что пригнали из тыла, и кто-то велел поставить здесь, а не в дальнем конце поля, где уже стояло несколько таких же сверкающих новизной истребителей…

Стайкой не спеша летчики идут к самолетам, ведут деловой разговор с майором Покрышкиным, одолевают его вопросами. Он терпеливо слушает каждого, обстоятельно отвечает.

Два лейтенанта, два Александра – Клубов и Ивашко – только что уточнили: скоро молодых возьмут в бой. Но, оказывается, не всех. Кого же? Ну, Клубова, Жердева, Трофимова – это ясно. Кого еще?..

Александр Иванович ведет юнцов на стоянку неспроста.

Каждый летчик, – утверждает он, – должен хорошо знать материальную часть.

– Не бойтесь запачкать руки, присматривайтесь ко всему, что делает техник или механик. Надо уметь не только заправить самолет, надо каждому научиться производить осмотры, проверять исправность двигателя, приборного оборудования, уметь устранять неполадки… Все может пригодиться!

Зачем и почему – ясно. А вдруг сел на вынужденную? Там механика не будет…

Остановились у истребителя с бортовым номером «13». Это и есть хорошо знакомая нам командирская машина. Собственно, это уже «бывшая» его машина. Правда, Александр Иванович долго колебался, решая, менять ли ее на новый, только что пригнанный в полк истребитель: привык к нему. Спрашивает у Долуды, не греется ли двигатель?

– Нет, все нормально!

Грех отказываться: легка в пилотаже, послушна руке. Теперь, сравнивая все «за» и «против», он приходит к мысли: «тринадцатая» уже свое отлетала, свое отслужила – подработалась на форсажах да на крутых горках… Много боев на ней провел. Пора и двигатель менять…

Рядом стоит самолет командира полка – почти новый. Пушчонка здесь 20-миллиметровая, хотя в боекомплекте 200 снарядов. Но чтобы «юнкерсов» и «хейнкелей» бить – надо оружие помощнее. Вот оно: 37-миллиметровый снаряд, их в боекомплекте только 40 штук, но, будучи расчетливым, их можно уверенно использовать для борьбы с бомбардировщиками, что и является теперь важнейшей нашей задачей.

Видим, мастер по вооружению рядовой Соня Халитова сняла капот – снаряжает пушку боекомплектом.

– Дай-ка снарядик подержать! – говорит ей Покрышкин.

Оружейница протягивает длинного, тупоносого «поросеночка»: латунная гильза, снаряд с цветными поясками и белым колпачком.

Хотел наш Батынок – сержант Павел Клейменов – взять и тоже «взвесить» его на руке, а Соня тут же предупредила:

– Осторожно, это фугасный!..

– А какие еще? – полюбопытствовал Рыжик – младший сержант Сергей Никитин.

– Бронебойные, – включился в разговор подошедший к группе техник-лейтенант Николай Дурнов, старший техник эскадрильи по вооружению.

– Проще говоря, болванки, – уточняет Виктор Жердев. Тем временем Дурнов достает из ящика упомянутый снаряд и демонстрирует его нам.

– Ничего, шарлышка, любую броню пробьет. Можно и по танку врезать! – комментирует Саша Ивашко. На его обгорелом лице появляется довольная улыбка: мысленно он уже представил себе отверстие в бронированном корпусе вражеского танка.

– По танку? – вопросительно взглянул на нас Покрышкин. – Вряд ли годится: начальная скорость маловата – шестьсот метров в секунду. Бронестекло в самолете и бронеспинку возьмет.

Ивашко пожал плечами. На его сухих, потрескавшихся тонких губах появляется капелька крови. Ожог еще как следует не зажил, а парень не унывает, живет мыслями о новой машине, о новых боях: «Мне бы хоть ту, старенькую, покрышкинскую… Не беда, что на ней „чертова дюжина“ намалевана!»…

Словно угадав его мысли, Андрей Труд как-то странно вертит ладонью и говорит:

– Ни за что не сел бы: вертится, как…

Раздается взрыв хохота. Растянул в улыбке рот и Андрей:

– А что, правду говорю.

– Да не ври ты! Машина – классная, – вставляет свое слово в защиту действительно удачного экземпляра Долуда.

Кстати, о «чертовой дюжине». От кого-то мы уже слышали, что машина, прибывшая в полк с бортовым номером «13», долго оставалась без хозяина. Получилось так, что облетывать ее еще в запасном полку во время переучивания начал Александр Иванович. В воздухе она ему понравилась.

Когда после посадки он сказал инженеру полка майору Апполинарию Урванцеву: «Будет моя!» – тот многозначительно, не говоря ни слова, кивнул на фюзеляж.

Покрышкин вначале не понял:

– Что, уже кому-то отдал? Инженер ухмыльнулся:

– Да ты на номер глянь! Покрышкин махнул рукой:

– Ерунда! Сказал ведь – беру!

– А я разве против? Бери, бери! – поспешно ответил Урванцев. – Может, и повезет…

Повезло! На этой машине Покрышкин свалил, как выразился Саша Клубов, 17 вражеских самолетов… Были там и «мессы», и «хейнкели», и «лаптежники». И ни разу самого не сбили, хотя однажды несколько пробоин и привез.

Наблюдаю за Александром Ивановичем, Вижу, вроде колеблется. О чем-то с техником разговор ведет и то нос «старушки» своей, то лопасть винта поглаживает. Подошел к крыльевым пулеметам – а их по два на каждой плоскости, постоял в задумчивости, к чему-то присмотрелся, чему-то улыбнулся, видимо, вспомнил яркий эпизод. Затем как бы оценивающе посмотрел на полуматовую поверхность новинки, чистенькой, без единой царапины…

Но не об этом сейчас его мысли. Он взвешивает возможности одной и другой машины: «тринадцатую» он знает, нравится она ему, легкая в управлении. Новую взять? Как она поведет себя? Пушка помощней, но запас снарядов маловат. Зато бить можно наверняка и «юнкерсы», и «хейнкели». Расчетливо бить, с близкой дистанции, так, чтобы каждый снаряд – в цель!..

И Покрышкин решительно шагнул к новой машине.

Григорий Долуда, со стороны пристально наблюдавший за майором, тут как тут:

– Товарищ командир, какой номер малевать?

Молодежь хихикнула, оживилась. Каждый стал вносить свое предложение.

Один советовал написать единицу: майор, мол, был командиром первой эскадрильи, к тому же на полковых машинах этого номера нет, так что «сам бог» велел изобразить эту цифру.

– Нет, – сказал Александр Иванович. – Первый номер должен быть у командира полка.

– Так он же не летает, все время «болеет», – съязвил Саша Клубов.

– Все равно, не положено!

– Тогда «десятку»!

– Лучше «тридцатку» – по количеству сбитых, – уточняет подошедший к группе новый инженер полка капитан Копылов.

Молчавший доселе младший лейтенант Николай Трофимов с улыбкой произносит:

– Надо глядеть вперед – до ста считать… Пиши «сотню»!.. Александр Иванович, поддавшись общему настроению, тоже засмеялся, согласно махнул рукой:

– Ладно: сто – так сто! Пиши…

Григорий Долуда уже к делу готов. Откуда только появилась в его руках баночка с белой краской? Уже и пульверизатор, оказывается, есть, и трафарет подготовлен – единичка и ноль.

Нашлись в момент и добровольные помощники: один подкатывал баллон со сжатым воздухом, другой поточнее пристраивал трафарет, третий, отойдя подальше, «нивелировал» на глаз работу.

Не прошло и нескольких минут, как на новой машине красовалась свеженькая, ярко-белая цифра «100».

Техник звена Павел Лоенко на обложке нового формуляра тоже аккуратно вывел такую же цифру.

С этого дня у Покрышкина стал утверждаться и новый позывной: Сотый…

…Полк работает, личный состав живет напряженной фронтовой жизнью. Истребители выполняют задания «на любой вкус» – не только перехватывают вражеские самолеты, но и сопровождают штурмовую и бомбардировочную авиацию, ведут разведку не только в интересах своего полка, но и дивизии и воздушной армии. 17 июля пара за парой покидают Поповическую, чтобы вскоре приземлиться на полевом аэродроме близ станицы Старонижнестеблиевская, откуда ближе к линии фронта, к району боевых действий.

А пять дней спустя совершаю свой первый в 16-м полку боевой вылет к линии фронта. Четверка истребителей летит на прикрытие наземных войск в районе станиц Крымская и Киевская.

Задачу ставил ведущий – Александр Иванович. Он коротко объяснил порядок действий:

– Со мной в паре пойдет Чистов, – сказал майор. – Он уже совершил несколько боевых вылетов, открыл счет лично сбитых самолетов – «худого» свалил… Сухов пойдет с Жердевым. Боевой порядок – «фронт». Интервал между парами двести пятьдесят – триста метров, превышение такое же. Дистанция – сто – сто пятьдесят метров.

Затем Покрышкин уточнил обстановку. Противник снизил активность. Ходят лишь его «охотники» – парами и четверками, реже – большими группами. Возможна встреча с бомбардировщиками.

– Особое внимание обратите на «тройки». Как правило, в их составе – один опытнейший ас, второй его прикрывает, а третий выполняет роль «приманки», вроде бы подставляет себя, заманивает… под удар вот этого самого аса, с которым все время держит связь. Ясно? – Александр Иванович обвел вокруг вопросительным взглядом.

– Смотрите район…

Подняли планшеты. Мысленно проложили маршрут: Троицкая – Киевская, разворачиваемся севернее Новороссийска на 180 градусов и «маятником» на высотах 5 – 3 тысячи метров на повышенной скорости «прочесываем» заданный район.

На карте знакомые названия – те, которые запомнились в апреле: Крымская, Абинская, хутор Кеслеров, где в свое время жили мои родители, Греческий… А вот и места «второго рождения» – хутора Шибик-первый и Шибик-второй, где-то здесь был сбит… Крымская уже освобождена от фашистов, а Новороссийск еще у врага.

– Чего задумался? – голос Покрышкина вернул меня к действительности.

Я поднял глаза на командира:

– Свое боевое крещение вспомнил: три месяца тому назад в этих местах подловил меня «худой»…

– Теперь не зевай! Думаю, осмотрительнее стал да половчее?

Отвечаю утвердительно, улыбаюсь, бодрюсь, а у самого кошки на сердце скребут: неприятно идти туда же, но успокаиваю себя, стараясь настроиться на оптимистический лад. Да и основание есть: уже влетался, «чувствую» самолет, верю в него, а еще больше – в боевых друзей своих…

Через десять минут пара за парой взлетаем. Сразу набрали высоту, пошли вдоль железной дороги курсом на Красноармейскую, развернулись влево на девяносто градусов. Под крылом Славянская, желтоватая лента Кубани. Паводок уже заметно спал. Справа вдали сквозь белесую дымку просматривается голубеющий простор. Это еще не Азовское море, а поросшие камышом кубанские плавни.

Под крылом так называемая Голубая линия – система вражеских оборонительных сооружений. Псевдоним придумали сами фашисты, веря, что за эту голубую черту не пробьются наши войска. Используя болотистую местность, гитлеровцам удается некоторое время сдерживать наши войска, нацелившиеся через Тамань на Керчь, а там – и Крым…

Впереди – синеватая гряда гор, а за ней очертания Черноморского побережья. С высоты пять тысяч метров в развороте видна береговая черта. А там, в стороне, над Новороссийском и Мысхако – сплошное, неподвижное темно-серое облако дыма, поднявшееся почти до двух тысяч метров.

Ведущий связывается с передовым командным пунктом дивизии:

– Я – Сотый, иду на работу… Тут же отвечает «Тигр»:

– В воздухе спокойно, противника нет.

С учетом обстановки и положения солнца ведущий дает команду:

– Разворот вправо сто двадцать…

Как только ведущая пара выполнила разворот вправо градусов на 70, стала разворачиваться группа. Сразу же занял место слева от своего ведущего. Такое перестроение продиктовано обстоятельствами. Когда шли на юг, боевой порядок четверки – правый пеленг – обеспечивал хороший обзор: солнце находилось слева и выше ведущего группы. Следовательно, и он, и его ведомый очень хорошо видели вторую пару, то есть Жердева и меня, и обозревали все западное пространство – воздушный сектор над территорией, занятой противником. В то же время их пара, находясь выше справа, отчетливо видела ведущих: солнце не мешало обозревать пространство, и в случае, если бы противник попытался зайти в атаку со стороны солнца, его обязательно своевременно обнаружили и сорвали бы его замысел.

Теперь опять идем так, что солнце не мешает нам хорошо видеть друг друга и обозревать пространство, искать противника.

Курс – на Варениковскую, маршрут пролегает над занятой противником территорией. Мысль ведущего: в районе Анапы, Варениковской и Темрюка – аэродромы противника. Отсюда вражеская авиация летает на Киевскую, Крымскую и Мысхако. Авось и подловим неожиданно «лаптежника» или «худого», а то и «раму»?..

На подходе к вьющейся внизу реке Кубань слышу в наушниках голос Покрышкина:

– Впереди ниже справа пара «худых». Жердев, прикрой!

Как просто, буднично, привычно: увидел оценил – без промедления атаковал!..

Покрышкин сближается с «мессерами». Те, видимо, и не подозревают, что уже висят на волоске от гибели, и продолжают идти курсом на Крымскою.

Я вижу, как «мессер» резко перевернулся на спину, за ним повторил маневр и Покрышкин, неотступно преследуя противника.

– Дальность триста… двести… сто… пятьдесят!

Это – голос Покрышкина. Урок продолжается! Его истребитель нацелился на заднего «мессера». От «аэрокобры» вдруг отделились искрящиеся разноцветные пунктиры. Они буквально осыпали кабину пилота, сверкнули фейерверком вокруг «мессера». Он скользнул влево, опустил нос и, выписывая в небе большую дымную спираль, пошел к земле.

Покрышкин передает в эфир:

– Бью второю!

Но не успел он сблизиться с «мессершмиттом», как тот резким левым переворотом нырнул под машину Покрышкина и колом устремился вниз.

– Ладно, пусть идет! – услышали летчики. И поняли: ведущий не стал гнаться за противником потому, что не мог бросить молодежь, оставить ее без присмотра ни на мгновение.

А на земле снова был урок. Александр Иванович собрал всех молодых летчиков, с которыми работал, а нас было пятнадцать «салажат», провел разбор…

И снова – урок! Для меня, и для всех нас.

Боевая учеба и боевая работа продолжались. Покрышкин в течение всего июля почти ежедневно брал меня на боевые задания.

С этой поры и до конца войны в группы, которые водил Александр Иванович, неизменно входило звено, в составе которого были мы с Жердевым.

Прошло несколько дней. Па стоянке построен весь личный состав полка. Зачитывается приказ объявляется боевой расчет.

– Командир первой эскадрильи – капитан Речкалов, – громко произносит начальник штаба майор Датский. И скороговоркой продолжает перечислять командиров и летчиков этой эскадрильи:– Заместитель командира эскадрильи – лейтенант Клубов; командиры звеньев – лейтенант Ивашко, младший лейтенант Жердев; старшие летчики – лейтенанты Цветков, Самсонов; летчики – лейтенанты Чистов, младшие лейтенанты Голубев, Сухов, Березкин, Карпов, Иванов…

Строго закреплены экипажи – летчик, техник или механик, моторист, оружейник. Другие авиаспециалисты закреплены за звеном или эскадрильей.

Техником на мой самолет назначен старший техник-лейтенант Иван Яковенко, мотористом – старший сержант Таджат Ктоян, оружейником – рядовой Аня Родникова.

Машина доверена новенькая. Красивая, стремительная, нигде ни вмятинки, ни царапинки. Двигатель наработал всего лишь восемь часов. На фюзеляже только вчера мы вместе с механиком нарисовали – разумеется, с помощью трафарета – ярко-красную звезду. И рядом – цифру «50».

На этом самолете и с этим номером мне суждено было пройти войну до самого конца.

Здравствуй, Украина!

Конец июля 1943 года. Отгремели для нас кубанские бои. В воздушных сражениях летчики 9-й гвардейской истребительной авиадивизии приобрели богатый боевой опыт, которым «старики» охотно делились с молодежью. Подведены были итоги боев. Состоялась летно-тактическая конференция, на которой лучшие воздушные бойцы обменялись своими наблюдениями, раскрыли «секреты» достигнутых успехов, обобщили их, разработали рекомендации, реализация которых другими летчиками сулила уже в ближайшем будущем немало новых побед над противником.

Приняты меры к доукомплектованию боевых единиц. Штат нашего 16-го гвардейского авиаполка теперь полный. Самолетный парк по-прежнему состоит из однотипных боевых машин.

Относительный отдых – боевая учеба и ввод новичков в строй – позади. Теперь ждут нас новые бои. Знаем это и тщательно готовимся к ним, отрабатываем приемы атак, совершенствуем технику пилотирования, штудируем теорию.

Технический состав еще и еще раз внимательнейшим образом проверяет самолеты, приводит их в состояние готовности к немедленным действиям.

Вскоре в полк приехал начальник разведки дивизии майор Евгений Новицкий, собрал личный состав – доводит информацию о противнике.

Заканчивая беседу, он говорит:

– Учтите: наша дивизия теперь находится в Резерве Главного Командования…

Тут же Сергей Никитин подбрасывает гостю вопросик:

– Так что? Резерв – это вроде бы второй эшелон?.. Новицкий усмехнулся:

– Напротив: посылать будут на самые ответственные участки – туда, где воздушная обстановка сложнее и труднее. Короче говоря, туда, где предполагается провести важнейшие операции. В Резерв Главного Командования передаются самые лучшие части, это вы тоже учтите!

– Могут и под Курск послать? – интересуется Саша Ивашко. Мы знаем, что взор его устремлен еще дальше – в родную Белоруссию.

Майор Крюков опережает Новицкого:

– Забыл разве, какие карты получил?

– А-а! Ясно: Донбасс ждет нас!

– Не только Донбасс, а и вся Украина.

Где-то совсем близко гремит-грохочет Курская битва. Там тоже идет упорная борьба за господство в воздухе. Немецко-фашистское командование стянуло на этот участок фронта авиационные соединения как из самой Германии, так и с других театров военных действий, с других фронтов, что составляло почти 70% численности военно-воздушных сил противника, действовавших в тот период на советско-германском фронте.

Итак, противник пытается взять реванш за Кубань, добиться перевеса в воздухе.

Отзвуки Курской битвы долетают и до нас – и не только в виде сводок Совинформбюро. Не лишено логики предположение, что в любой момент могут перебросить и нас в те места: мы ведь Резерв Главного Командования!

По всему видно: вот-вот будем перебазироваться. Точно! Прилетели два Ли-2. Мы уже не сомневаемся: для передовых команд! И словно в подтверждение догадки садятся еще и три «пешки» – самолеты Пе-2.

– Лидеры! – говорит Андрей Труд и почему-то хмурится:

– Что, мы разве сами не могли бы перелететь? Не доверяют?..

– Верно, далеко полетим! – высказывает предположение Виктор Жердев. И «расшифровывает» свою мысль:

– На близкое расстояние обзаводиться лидерами разве стали бы!..

В этом умозаключении есть бесспорный резон.

– Дождались, наконец! Целый месяц ждем, – радуется Николай Трофимов, соскучившийся по «настоящему делу», как он называет воздушные бои.

Не терпится в драку не одному ему. Торопятся воевать и Сергей Никитин, и Павел Клейменов. В кубанском сражении им по недостаточной подготовленности не привелось активно действовать, не успели, и оба горят неукротимым желанием «наверстать упущенное».

Спешат ребята освобождать от врага родную землю. Не знали оба, да и не могли этого знать, что судьба уже отмерила им срок, оставила всего лишь полтора – два месяца быть вместе с друзьями, видеть солнце, улыбаться. Оба вскоре погибнут в боях: один в небе Донбасса, второй – близ Запорожья…

– Всем летчикам срочно прибыть на ка-пэ! – примчался с приказанием посыльный.

Спешим на командный пункт.

Нас знакомят с экипажами лидеров, с которыми уточняем очередность вылета эскадрилий, особенности радиообмена, маршрут перелета, порядок взлета, сбора и следования. «Порядок! – шепчет стоящий рядом Иван Олефиренко и, подмигнув мне, добавляет: – Летим, Костя!»

– Первая посадка в Новочеркасске, на аэродроме Хотунок, – объявляет штурман.

«Хотунок! Хотунок! – вздрагивает сердце. – Мой Хотунок, мой Новочеркасск!..»

Николай Трофимов толкает меня в бок:

– Повезло! Может, и дома побываешь?

Пожимаю плечами: кто ж его знает, получится ли?

Сразу как-то тревожно стало: писем не получаю, как там мои родные, понятия не имею.

Вспомнился Хотунок и связанные с ним события не такого уж и далекого прошлого. И бахчу возле него вспомнил, и казака с плеткой, и знакомство с Анатолием Ивановичем Невским – моим добрым наставником, а потом и учителем, давшим путевку в небо. И первые полеты на планере, и широко раскинувшийся подо мной зеленый город с прямыми, «под линейку», улицами…

К вечеру оба Ли-2, приняв на борт передовую команду, улетели.

…Вначале стартует третья, за ней первая эскадрилья. Идем в правом пеленге звеньями. «Сотка» – впереди слева. Маршрут пролег через станицы Тимашевская, Кущевская, Аксайская. Посадка – близ Новочеркасска, на Хотунке.

Первый день августа радует прекрасной погодой. Утро солнечное, видимость отличная.

Ровно гудит мотор, исправно поет свою нескончаемую песню. Бегут навстречу легкие облачка. Внизу – такие знакомые мне с детства места!.. Проплывает Дон. А вот и река Аксай, параллельно которой протянулась железнодорожная колея, а вокруг – плавни.

Покрышкин ведет радиообмен с землей. Начальник штаба подполковник Датский, убывший с передовой командой, сообщает:

– Ветер слабый, северо-восточный…

Снижаемся. Отчетливо виден Новочеркасск: Триумфальная арка, дороги на Ермаковскую улицу, в центр города, на Ростов.

Можно представить мое волнение: лечу над улицей своего Детства! Вот он – мой дом, второй от угла… Цел! И школа цела.

Идут по улице люди. Жаль, что снизиться больше нельзя, Может, кого-нибудь и узнал бы сейчас? А что с аллеей, засаженной акациями, той самой, что ведет к памятнику Ермаку? Вроде бы поредела… И сразу осенила догадка: вырубили деревья фашисты! Хорошо еще что памятник уцелел. Стоит гордый казак, символизируя нашу необоримую русскую силу…

Приземлились, зарулили. Собрались летчики: майор Покрышкин должен дать дальнейшие указания. А я – к нему:

– Товарищ командир, разрешите в город подъехать?

– А, да ты ведь здешний! – Покрышкин на мгновение задумался. Но, прикинув все обстоятельства, все-таки разрешил.

– За сорок минут управишься?

– Управлюсь! – радостно отвечаю ему и бегом на попутный мотоцикл.

Подъехали к дому. Соскочил с мотоцикла, бегу в наш двор. А навстречу соседка тетя Варя Попова:

– Ой, кто же это?.. Никак, наш Костя? Костенька!..

И заплакала, запричитала тетя Варя: сын ее, а мой дружок, Вася убит во время обороны Новочеркасска. Осунулась, похудела. Как утешить ее, что сказать?

Подходят другие соседки, обнимают, плачут: у каждой – свое горе, своя беда. У всех – одна: война.

– Заходи, сынок, к нам, у вас закрыто.

Настороженно смотрю тете Варе в глаза. Сердце замерло.

– Тетя Настя в поле, колоски пошла собирать. Только к вечеру вернется…

– А Колька? Колька где?..

– В армии твой братишка, недавно письмо прислал. Отлегло…

– А ты-то как? Сказывала Настя – летчиком стал. Не ты ли сейчас над самыми крышами пролетел?.. Бей Гитлера, сынок, бей эту нечисть! Всем миром просим… Отомсти гадам за наше горе!..

Было в этих словах столько гнева, столько неподдельного чувства!

– Будем бить, тетя Варя.!.. Лечу вот на фронт ведь… Она притихла, вытерла слезы, обняла, трижды поцеловала и тихо сказала:

– С богом, сынок! – и осенила… крестным знамением.

– Вы ж неверующая, в церковь никогда не ходили?..

– Это для порядка, – смущенно улыбнулась молодая еще женщина.

Расстегнул планшет, достал карандаш и кусочек бумаги, написал свой адрес:

– Передайте, пожалуйста, тете Насте. Скажите: у меня все хорошо… Будьте здоровы!

И побежал к мотоциклу.

…Успел! Наш комэск капитан Григорий Речкалов ставил как раз задачу на перелет.

…В полдень 1 августа эскадрилья приземлилась в чистом поле, невдалеке от небольшого хутора в одну улочку. Два десятка хатенок, дворики, хозяйственные постройки, кудрявые сады… Это и есть хутор или село с красивым названием Любимое. Отсюда будем летать на Украину…

Когда сели и стали рулить, удивился: сам Глеб Копылов, инженер полка, стоит с флажком в руке и показывает направление движения в… деревню. Ничего не могу понять: что он делает, куда показывает?

А тут слышу, Александр Иванович Покрышкин, явно обращаясь ко мне, передает по радио:

– Смелее, смелее! Там покажут, куда заруливать.

«Там», как я уже понял, значит в самой… деревеньке. «Что-то новое, – думаю. – Но начальству виднее!..»

Уже замечаю и «сотку» на краю хутора, и Александра Ивановича: тот, согнувшись (шнур коротковат), стоит на плоскости, прижимает рукой «ларинги»:

– Рулите по улице, техники встретят! Не газуйте, пыль не поднимайте…

«Въезжаю» в улицу. Во дворах уже места для самолетов подготовлены. Кое-где и заборы сняты.

А вот и мой техник – Иван Михайлович Яковенко машет рукой, давай, мол, сюда, Константин!

Выключил двигатель – и дальше по инерции закатываюсь во двор. Механики развернули самолет, ухватившись за консоли, докатили его на подготовленное между хатой и сараем место. Тут же и Григорий Клименко, руководит своими «технарями», торопит их, чтобы поскорее маскировочную сетку набрасывали

Натянули ребята сетку, веток разных набросали, ни за что не распознать, что на хуторе самолеты стоят, да еще где? Между хат!.. Рядом сад. Фруктов много в то лето уродило. Грушами да яблоками все ветки сплошь усыпаны, млеют на солнце, вызревают под благодатными лучами. А вот абрикосы уже осыпались.

На пороге хатенки старушка в платке стоит, наблюдает за тем, что мы делаем. Поздоровались, она в ответ:

– День добрый, сынки!..

А тут по улице бензозаправщик катит, в каждый двор заезжает, самолетные баки топливом заполняет.

Во двор напротив, через дорогу, «сотка» зарулила. Вышел из кабины Покрышкин, спрыгнул на землю, о чем-то с техником звена управления полка старшим техником-лейтенантом Павлом Лоенко разговор завел…

Всех летчиков собрали на аэродроме, у землянки командного пункта. Начальник штаба ознакомил с обстановкой на участке Фронта, где предстоит действовать: авиация противника активности здесь пока не проявляет.

– Основная задача, – сказал Датский, – это прикрытие районов выгрузки, передвижения наших войск в районы сосредоточения, борьбы с разведчиками и бомбардировщиками противника.

Обратил он наше внимание и на то, что гитлеровское командование ведет усиленную воздушную разведку: в последние дни летают главным образом самолеты «Фокке-Вульф-189». Видимо, враг располагает какими-то данными о готовящихся операциях и проверяет или уточняет их.

– Учтите, – напоследок подчеркнул он. – По дорогам движется много нашей конницы, поэтому запрещено ходить на бреющем, чтобы не пугать лошадей.

Покрышкин улыбнулся, вспомнив, что Датский пришел в авиацию из… кавалерии.

– Не стращай ребят! Никак свою конницу забыть не можешь. Она ведь по ночам совершает марши.

– Да, но днем она в балках и перелесках укрывается. Напугаются лошади – разбегутся…

– А ты посоветуй, чтобы их покрепче привязывали, – отшутился Александр Иванович. – Спроси вон у «солдата Сухова», он ведь тоже бывший кавалерист.

Развеселились ребята, грохнул смех.

Поднялся штурман, сидевший на скате землянки. Попросил внимания.

– Надо облетать район боевых действий, изучить линию фронта. Обратите внимание: река Миус сейчас мелководна, ее плохо видно. А фронт проходит по ней. Есть места, которые противник плотно насытил зенитными средствами, особенно «эрликонами», – сказал Пал Палыч. – Поэтому не следует снижаться над передовой ниже двух тысяч метров…

Группами по 6 – 8 самолетов облетываем район боевых действий и прикрываем наши войска. Летал весь полк. Вначале ушло три группы, затем еще две.

…Знойный день угасал. Погода тихая, безветренная. С запада, со стороны передовой низко стелются над землей дымы, из-под колес изредка бегущих по дорогам машин вздымается облаком буроватая пыль. На сизо-желтой сетке, закрывшей горизонт, пропечатался светлый круг: уходящее на покой солнце тщится одарить землю последними лучами.

После выполнения боевого задания возвращаемся домой. Первым сел Покрышкин, за ним – Голубев. Зарулил уже и Жердев. И вдруг против старта на малой высоте проносится пять наших штурмовиков Ил-2, а вслед за ними : дымом тянется шестой. Он проходит буквально над нами, снижается. Хорошо видны развороченный левый борт, дыра в плоскости Как он только держался в воздухе, как долетел?

Тем временем штурмовик «плюхается» на землю, совершает несколько прыжков. И вдруг от него пошли трассы – огоньки понеслись в сторону нашего КП, веером рассыпались над землянкой, над стоящим возле нее самолетом с бортовым номером «100». Слышу отрывистое стрекотание пулеметов, глухую дробь пушек. Что он делает?! Люди, стоявшие на крыше и на скате землянки, возле самолета, метнулись кто куда – одни побежали, другие попадали на землю. «Ил» развернулся влево. Штурмовик чуть ли не цепляет своей правой плоскостью «сотку». Покрышкин, находившийся на плоскости своего самолета и по радио управлявший посадкой экипажей, в мгновение ока тоже оказался на земле…

От «илюши» отделились и полетели в стороны какие-то темные предметы. Бомбы… Ну и «гость» заявился!

Но увиденное, оказывается, еще не все. Пока наша группа находилась в воздухе, тоже случилась беда, о чем рассказали ребята.

Оказывается, перестраиваясь после взлета и набора высоты, Клубов «вышел» на солнце выше своего ведомого Николая Карпова, а тот, ослепленный ярким светом, на некоторое время потерял из виду ведущего и, полагая, что он ниже – как это и должно было быть, тоже «полез» повыше во избежание столкновения. Но тут же… столкнулся с машиной Клубова и обрубил ей хвост. При этом и самолет Карпова получил повреждения.