Текст книги "Урод"

Автор книги: Константин Соловьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц)

– Ему ничего не стоит послать своих людей к местному шэду, – возразил Крэйн. – Власть Алдиона в этих зелиях достаточно уважаема, чтобы он мог стукнуть кулаком и потребовать мою голову. Может, я ни разу не покидал город, но я все-таки не идиот. Орвин может приказывать любому шэду.

– Вот почему я тебе толкую о незаметности! – Лат ударил кулаком по подлокотнику, дерево сухо треснуло. – Если ты предашься своим любимым занятиям, можешь считать, что весь план был порочен изначально. Кроме того, маленькие шэды северных городов боятся Орвина, но не станут лезть из кожи, чтобы удовлетворить его желания, скорее всего покорность будет лишь формальной. Даже если Орвин назначит вознаграждение, не каждый согласится вмешиваться во внутренние ссоры рода Алдион, а здесь пахнет чуть ли не гражданской войной. Нет, со стороны правителей угроза не будет чрезмерной.

– Лат, ты забываешь, что Риаен все еще жива.

– Сейчас! – рявкнул Лат, теряя терпение и вскакивая на ноги. От этого движения кресло отлетело на несколько шагов и опрокинулось. – Клянусь всеми оставшимися богами, у тебя в голове фасх вместо мозга! Она сейчас жива! Возможно, ей отпущен час, может – один Урт...

Лат замолчал, прикрыл ладонью глаза и, неожиданно обмякнув, опустился на кровать. Он боится за нее – понял Крэйн, чувствуя кожей исходящее от сидящего рядом брата тепло, – но, разумеется, не хочет показывать этого.

Очень похоже на него. Глупо, но похоже.

Наверное, стоило сказать что-то ободряющее, но Крэйн промолчал. Внутри опять была пустота, но теперь она была и снаружи – руки и ноги казались невероятно легкими, хотя сдвинуть их с места было невозможно. Голова немного кружилась.

– Я тоже не хочу ее смерти, – получилось грубовато, но искренне. – Пусть она мне не мать, но я люблю ее и Орвин здесь ни при чем.

– Да, разумеется... – Лат вздохнул, не отнимая руки от лица. – Извини, глупо все это. Конечно же, она поправится.

– Я тоже так думаю.

– Хорошо.

Разговор прервался, как тонкая нить, оба сидели молча каждый пытаясь найти в себе силу заговорить. Но разрыв не поддавался восстановлению и время текло сквозь них, пропитывая их горькой пустой усталостью и неловкостью. Оба досадовали на себя, хоть и по разным причинам, оба чувствовали, что невидимая связь между ними отчего-то нарушена.

– Я пойду. – Лат медленно поднялся, прочистил горло. – Ты подумай. Пока... пока есть время. И собери дружину.

– Да, наверное. Я найду тебя, когда решу.

Крэйн встал, открыл перед Латом дверь. Лат вышел боком, в освещенном факелами коридоре обернулся. Лицо у него было уставшее и серое, даже глаза казались тускнее, чем обычно.

– Я буду ждать.

Он сделал один шаг, неожиданно остановился и снова повернулся. Крэйн напрягся.

– У тебя на лице что-то. – Лат коснулся указательным пальцем левого виска. – Наверное, из-за еды. Бросай питаться в трактирах.

Крэйн машинально повторил его жест, и в левом виске опять появилась знакомая острая боль, словно в кожу вонзили до самой кости раскаленную булавку. Но на этот раз палец не ощутил крошечного островерхого бугорка, он уперся во что-то большое и припухшее, словно на виске появилась еще одна щека. Забыв про Лата, он снял с крепления факел и вернулся в свои покои.

Зеркало куда-то запропастилось, из-за факела комната наполнилась едким неприятным дымом. Крэйн почувствовал, что губы у него отчего-то дрожат и злость на себя помогла не терять терпения. Наконец зеркало нашлось, Крэйн поднес близко к лицу тонкую пластину и с секундным опозданием понял, что отвратительный тонкий хриплый вскрик сорвался с его собственных губ. Зеркало как-то неловко вздрогнуло в ставших вдруг непослушными пальцах и с сухим хрустом упало в темноту. Но даже без него Крэйн продолжал видеть огромный вспухший нарост на виске, переходящий на щеку. Размером он был не меньше половины ладони и цвет его напоминал бледно-багровый лишай. Забыв про зеркало, Крэйн впился пальцами в податливую рыхлую мякоть, но добился лишь еще одной вспышки боли.

Огромный прыщ, словно насосавший крови клещ, впился намертво. Впервые в жизни Крэйн ощутил неприятную щекотку внутри и понял, что это страх.

Дрожащими руками, уронив факел, он схватил флакон с бальзамом и начал втирать в опухоль густую жидкость. Ему показалось, что боль немного утихла, стала более приглушенной. Подняв зеркало, он посмотрел в него еще раз и обнаружил в нем бледное лицо с широко раскрытыми маслянисто блестящими глазами. Это лицо вызывало лишь брезгливую жалость, в нем не осталось ничего от благородных идеальных линий рода Алдион.

– Ворожба?.. Нет, конечно же, нет, – прошептал он, не в силах оторвать глаз. – Какая глупость... невозможно. Все это смешно. Какая... какое...

О, Ушедшие!

Лекарь, показавшийся ему за прошедшее время еще более высохшим и похудевшим, теребил острыми пожелтевшими пальцами рукав талема. Крэйн не решился идти к нему, в коридорах тор-склета он мог наткнуться на кого-нибудь из прислуги, и тогда весть о загадочной болезни шэла разнеслась бы еще до следующего Эно. Пришлось позвать Армада. Старый воин не скрывал своего удивления, но чувствовал, что для вопросов сейчас не время. Он молча слушал, стараясь не смотреть на сидящего вполоборота шэла. Двух вигов, которые тот приказал принести с собой, хватало лишь настолько, чтобы видны были две противоположные стены, остальное тонуло в подсвеченной зеленым светом полутьме. Армад поклонился и вышел. Через несколько минут он вернулся с лекарем.

Крошечный старичок был откровенно испуган. Странный приказ дружинника, оторвавший его от Риаен чуть ли не в зените Урта, был неожидан, но свидетельствовал о том, чтодело срочное. Его лицо, маленькое и морщинистое, с выпирающей клочковатой бородой цвета недозрелого туэ выражало растерянность. Увидев странную опухоль, он едва заметно вздрогнул, но не отстранился. Не выразив удивления, он в течение нескольких минут осторожно ощупывал ее, неожиданно сильными пальцами мял кожу вокруг нее и тихо бормотал что-то себе под нос. Армада Крэйн услал из покоев, они оставались вдвоем.

– Мой шэл... – Лекарь отступил, закончив осмотр. – Давно ли появилась эта...

– Два или три Эно назад. Я так думаю. – Крэйн не мог усидеть на месте, рывком поднявшись, он принялся ходить по комнате, нервно ломая пальцы. У него было такое ощущение, что перед ним сидит не лекарь, а аулу, готовый объявить приговор. И чем дольше молчал тощий старик в белом талеме, тем сильнее было внутренне напряжение, готовое, казалось, расплющить ребра и смять внутренности. – Говори наконец! Что это?

– Я... Мне не под силу сразу дать ответ, – пробормотал лекарь, не поднимая на него взгляда. – Боюсь, болезнь еще не выявила себя... пока. Осмелюсь спросить, нет ли похожих... э-э-э... опухолей на... между...

– Нет, – сухо отрезал Крэйн. – Только на лице. Я смотрел.

– А боли?

– Если касаюсь. Сейчас просто чешется.

Лекарь покивал головой, он был растерян и сбит с толку. Крэйн нахмурился.

– Я жду твоего слова.

– Боюсь, мой шэл... – Он запутался в словах. – Сейчас пока не имею возможности сказать точно, единственно что – сия болезнь не угрожает вашей жизни.

– Риаен ты говорил то же самое, верно?

– Мой шэл, вам не о чем беспокоиться. Эта хворь может принести вам временные неприятности, но она безусловно не опасна. Полагаю, она спадет через... какое-то время. Я бы сказал, через пять или семь Эно. Опухоли такого рода редко держатся дольше.

Крэйн почувствовал, как рука, зажавшая мертвой хваткой внутренности, слабеет, паническое беспокойство начало рассасываться. Лекарь не может ошибаться. Он не посмел бы открыто лгать в глаза шэлу.

– Она исчезнет бесследно? Рубца не останется?

– Я полагаю, кожа разгладится, – почувствовав перемену в настроении Крэйна, лекарь немного расслабился, жесты и голос стали менее скованными. – Черного сока нет, он не рвется наружу. Я сейчас же смешаю новый бальзам, который уберет жар с нее. Самое большее через восемь Эно от нее не останется и следа.

Вспомнив про Орвина, Крэйн заскрипел зубами.

– У меня нет восемь Эно!

Лекарь промолчат, коротко вздохнув. Крэйн понял, что он не ответит.

Старик и так уже сказал все, что мог.

– Хорошо. Но если через восемь Эно твоя гадость не подействует, я прикажу бросить тебя в загон с голодными хеггами. Посмотрим, поможет ли твое искусство тебе самому.

– Воля моего шэла свята, – пробормотал лекарь непослушными губами.

– Ты можешь сказать что-то о причине этой хвори? Если ты берешься судить, как ее лечить, ты должен разбираться и в том, что ее породило.

– Жар тела, мой шэл. Огонь в каждом из лас, который Рвется наружу, в этот раз ему посчастливилось отыскать выход. Однако в скором времени он сожжет сам себя.

– Я верю тебе, лекарь. Надеюсь, ты ценишь это. Иди, на следующий Урт зайди опять.

Лекарь поклонился и вышел. Крэйн, чувствуя себя гораздо спокойнее, посмеялся над собственными страхами и вставил в крепления еще двух вигов. Беспокойство исчезло, даже мысли об Орвине не вызывали опасений. Крэйн кликнул Армада.

– В следующий Урт мы покидаем Алдион. – Старый удивленно приподнял бровь, но смолчал. – Впрочем... два Урта. Прикажи дружине подготовиться, запасти провизию на пять Эно вперед и проверить хеггов и оружие. Пусть будут готовы покинуть тор-склет по моему сигналу. Да, еще... Приготовления делать тайно, не посвящая никого другого, ни одного слова даже родным. Понял?

Армад кивнул.

– Будет выполнено, мой шэл. Какие-нибудь распоряжения сейчас?

– Пожалуй. Прикажи подать кувшин фасха и позови Лине.

– Я не могу позвать Лине, мой шэл.

– Почему? – нахмурился Крэйн. – Передай, что это моя воля. Она придет даже в середине Урта, я знаю.

– Лине оборвала свою жизнь два Эно назад, – сказал Армад ровно. – Она уже в ывар-тэс.

– Что? – Крэйн почувствовал удивление и легкую досаду. – Но почему?

– Это мне неизвестно, мой шэл. Она выпила ывар. Мучительная смерть.

– Какая глупость... Но почему мне не сообщили?

– Приказ шэла Лата. Он знал, что вам не здоровится и не хотел вас потревожить.

– Эти женщины... – раздраженно сказал Крэйн в сторону. – Какая безвольная жалкая слабость!

– Она любила вас, мой шэл. – Армад знал, когда шэла можно похлопать по плечу и называть по имени, а когда смиренно внимать каждому его слову. Он был его учителем и защитником с детства и знал Крэйна едва ли не лучше его самого. – Кажется, она оставила записку.

– Записку?

– Да, мой шэл. Но ее уничтожили по указанию шэла Лата. Я слышал, в этой записке упоминались вы.

– Как грязно, – поморщился Крэйн. – Слезливая записка, трогательная смерть покинутой возлюбленной... Она была слишком слаба даже для того, чтобы терпеть правду. Положительно, еще несколько тысяч Эно и в Алдионе не останется настоящих людей. Вместо эмоций – примитивные трогательные жесты, вместо взвешенных трезвых поступков – бессмысленное следование добродетели, такое же фальшивое, как и чувства... Чего она хотела этим добиться?

Армад не ответил. Замерев без движения, он смотрел куда-то в сторону.

– Что ж, иди. – Крэйн махнул рукой. – Не забудь передать дружине то, что я сказал. И еще – прикажи выставить дополнительную охрану возле моих покоев. Троих, думаю, хватит. Это все.

– Мой шэл... – Армад склонил голову и, придерживая за спиной эскерты, чтобы не зацепить дверь, почти бесшумно вышел, оставив Крэйна в одиночестве.

– Жалкая слабость, – повторил молодой шэл, озабоченно разглядывая свое лицо в зеркале. – Безвольные трусливые дураки. И я среди них.

На следующий Эно ему стало гораздо лучше. Уродливый нарост на лице не исчез, но побледнел, и Крэйн усмотрел в этом хороший знак. К тому же загадочная болезнь, едва не сведшая его с ума, полностью оставила его, исчезнув без следа. Впервые появился аппетит и Крэйн поел, мимоходом отметив, что за прошедшее время порядочно похудел.

Орвин по-прежнему не удостаивал его своим вниманием, то ли просто забыв про существование сводного брата, то ли выжидая удобный момент.

Ругая себя в душе за трусость, Крэйн тем не менее покидал свои покои только в кассе и с эскертами за спиной, сопровождали его пятеро дружинников. Среди черни разнесся слух, что младший шэл успел насолить очередному мужу из знатного рода и теперь опасается за свою жизнь, но Крэйн оставлял их без внимания. Через Эно или два он покинет пропахший грязью Алдион, и слова черни не будут иметь никакого значения, как не будет иметь значения и гнев Орвина. Постоянное напряжение сказалось на нем – он стал раздражительным, часто проявлял гнев и опять стал мучиться бессонницей. Опасаясь за свою жизнь в самый канун отъезда, он даже перестал выходить из тор-склета, дав тем самым почву новым слухам.

Однако вопреки мрачным прогнозам Лата Риаен стало лучше. Лекарь пока не говорил этого открыто, но в тор-склете ничего не могло остаться в тайне. Здоровье ее, хоть и не восстановилось, шло на поправку. Узнав об этом, Крэйн почувствовал облегчение и отложил срок отъезда. Предстоящая дорога не вызывала у него опасений, однако ему не хотелось двигаться в путь до того, как его висок полностью заживет, чтобы не уронить себя окончательно в глазах окружающих. Если ему суждено покинуть опостылевший Алдион, он сделает это красиво и уверенно, а не как жалкий урод, бегущий с родовых земель. Приготовления тем временем были завершены, дружинники ожидали лишь слова шэла, но тот все откладывал. Заперевшись у себя в покоях и выставив снаружи стражу, он приказал не пускать никого, кроме Лата.

Но у Лата было много забот, особенно сейчас, когда Риаен была не в состоянии принять на себя заботы о подданных, а Орвин Эно и Урт напролет сидел возле нее. Несколько раз встречи с Крэйном искали женщины, с которыми он в прошлом был близок, но ни одна из них не была пропущена в его покои – при одной мысли о том, что о его временном уродстве станет известно в тор-склете, Крэйна бросало в пот. Что скажет та же Тэллитэ, увидев этот отвратительный вздувшийся пузырь?.. Нет, решено, пока его лицо не обретет былые черты, он не покинет город. Благо Орвин и Риаен, из-за которых он вынужден был дать обещание, пока были достаточно заняты, чтобы интересоваться им.

Риаен действительно стало лучше, лекарь уже не скрывал это. Он обещал, что самое позднее через десять Эно она сможет покинуть свои покои и жизнь ее уже не находится в опасности. Это успокоило Крэйна, но не дружинников, которые ждали его слова, чтобы покинуть Алдион. Они знали о том, что путь неизбежен, хотя не были предупреждены ни о причинах, ни о его конечной точке. Стараясь избегнуть слухов, которые могут докатиться до Орвина, Крэйн запретил им сообщать об этом кому бы то ни было.

Придумывая один повод за другим, Крзйн все откладывал отъезд, хоть и проклинал себя за малодушие. Зная, что отряд готов тронуться по его слову, он медлил, чувствуя, как решимость испаряется с каждым Эно. С исчезновением угрозы, исходящей от Орвина, Алдион перестал казаться ему чужим и враждебным, воспоминания о прошлой жизни, прерванные проклятым выжившим из ума стариком, томили его, но он твердо решил не покидать своих покоев, пока не восстановит былую красоту.

Вынужденное затворничество скверно подействовало на его настроение – к раздражению, не отпускавшему его ни на минуту, прибавилось нетерпение, которое ему едва удавалось унять. Не привыкший к одиночеству даже за время своей болезни, он мучился с обществом дружинников, которые ничем не могли ему помочь. Даже Армад, верный и преданный защитник, был бессилен. Крэйн попытался заглушить эмоции фасхом, но фасх подвел его, одарив лишь сонным отупением вместо забытья. Свободный, но тем не менее запертый в собственных покоях, шэл изнывал от скуки.

В таком состоянии он провел пять Эно и четыре Урта.

ГЛАВА 5
БЕГСТВО. ТРИС

Мир пылал. Крэйн чувствовал исходящий от него жар, но его руки и ноги, если они у него были, отказывались повиноваться. Небо раскалилось до такой степени, что при взгляде на него глаза могли вытечь из глазниц, а обжигающее прикосновение шершавой тразы, напоминающей крохотные иглы, было невыносимо. Кажется, он кричал. Воздух был тоже раскален. Плотный и твердый, как горячая земляная крошка, он иссушал язык, но с трудом проникал в грудь. Боль была ужасна. Крэйн воспринимал ее как ярчайшие сполохи света, которые вспыхивали в его сознании, тщетно пытающемся найти убежище возле границы мира яви, вспарывая разноцветными остриями его плоть и разум. Парализованный болью рассудок напоминал смертельно раненного хегга, который то несется огромными скачками, полосуя воздух клешнями, то замирает, припадая к земле. Хегг?.. Крэйн хотел вспомнить, что такое хегг потому что это было важно, но не удержался на краю черной пропасти и снова рухнул в глубины, где для мыслей не оставалось ни сил, ни времени.

Иногда ему казалось, что он чувствует что-то помимо боли, но такие ощущения быстро проходили. Он извивался в бесконечной агонии, но не мог найти успокоения ни в черно-багровых вспышках боли, ни в разрывающей грудь на части рези, которая приходила им на смену.

Хегг. Он скакал на хегге. Синий, невыносимо синий Урт сиял высоко в небе, и его руки ощущали гладкую округлую крепость хитинового панциря.

Вспомнив ощущение холодного ветра, бьющего в лицо, Крэйн застонал от наслаждения. Раскаленные угли, которыми было обложено его тело, немного остыли. Рассудок, направленный безошибочным инстинктом, торопливо копался в памяти, тщетно отыскивая единственный путь спасения из царства огня и боли.

Крэйн почему-то знал, что единственный способ выжить – вспомнить все.

Это будет спасением. Иначе он сгорит.

– Кажется, отстают, – сказал Армад, озабоченно глядя через плечо. – У них хегги из загонов Орвина, не чета нашим.

Армад? Запекшаяся кровь на расколотом кассе, алая липкая трава перед глазами... Нет, не то. Ритмичный треск хеггов, вытянувших в беге головогрудь и рассекающих холодный воздух Урта. Синее светило над головой и бесконечное синее пространство, извивающееся пологими холмами.

Да, здесь.

– Они ближе. – Витор был напуган. Но он был дружинником и до последнего момента старался это скрыть. – Крэйн, я их вижу. Они за холмом.

Крэйн довольно осклабился, чувствуя, как огненная трещина в его груди стягивается. Он вспомнил свое имя.

– Настигают, – подтвердил Армад, обернувшись. Он говорил безразлично, словно сам не сидел на спине бешено скачущего хегга, а лишь смотрел за этим со стороны. – Кажется, их не меньше десятка.

– Ты их видишь?

– Уже да. Дружина.

– Мы успеем укрыться в роще? – Кто это спросил? Он сам? – Если доберемся раньше них, есть шанс сбить их со следа.

– Они настигнут нас раньше. Приготовить эскерты?

– Еще рано.

Урт лихорадочно прыгал в небе в такт скачкам хегга. Пот тягучими горячими каплями скатывался по вискам. Крэйн потянул за это воспоминание, мучительно чувствуя, как его нить теряется в хаотическом переплетении узоров боли. Он знал, что ему надо вспомнить все, если он хочет выжить.

Дверь распахнулась с грохотом, словно в нее пнули сапогом. Черный силуэт. Громкий голос. Лат? Лат... Зачем? Урт, поздно, зачем так поздно, почему не... Да, Лат. Лицо бледное, опять бледное, как это знакомо, когда бледное... Крэйн зарычал, чувствуя, как воспоминания блокирует плотная огненная стена. Надо пробиться. Вспоминай. Лат, дверь, Урт.

Что-то еще.

– Быстрей! Поднимайся!

– Что?..

– Орвин!

Орвин. Орвин. Орвин. Это тоже важно. Чей-то незнакомый голос, невыносимо растягивающий слова:

– Риаен умерла. Орвин. Умерла. Орвин?

Опять не к месту встала картина – расколотый, как скорлупа ореха, касс, липкая густая слякоть на траве. Трава синяя из-за Урта, а кровь почему-то кажется черной.

– Надо их задержать. Тогда мы успеем.

– Да, Крэйн.

Черные точки за спиной превращаются в огромные черные тени, которые в свете неумолимого Урта кажутся почти не шевелящимися, беззвучно плывущими по воздуху. От этих теней веет холодом и опасностью, эти тени – смерть. Крэйн скорчился от боли, с трудом хватая раскаленный воздух ртом. Отчаяние. Они не успеют. Слишком поздно.

– Калиас. Задержи их.

– Я? – Страх бьет из него пульсирующими толчками но поздно, слишком поздно. Черные глаза смотрят в упор. В них – надежда. Вдруг шэл ошибся, вдруг он сам не расслышал. Ведь не может быть так, чтоб... Тени настигают, и уже слышен треск травы под шипастыми лапами их хеггов. У них хорошие хегги, из загонов самого тор-шэла, они не дадут уйти.

– Да. Задержи их. Прощай.

– Шэл...

Шелест последних слов. Скрип покидающих ножны эскертов. Калиас вытащил сразу два, его хегг, едва не рухнувший от резкого поворота, натужно заскрипел. Крэйн не стал поворачиваться, он разглядел лишь взлетевший крылом плащ, когда дружинник, вращая эскерты, пронесся мимо него и исчез.

Треск травы за спиной меняет ритм, сзади что-то происходит. Чье-то громкое хриплое дыхание, треск хеггов. Хрустящий удар. Шипящий свист, заканчивающийся влажным хлюпаньем. Звук рвущейся ткани. Кто-то опять кричит. Ушедшие, почему же так громко... Визг, уже нечеловеческий, человек не может издавать такие звуки. И опять – треск, скрежет соприкасающегося хитина, шумный гул, в котором уже нельзя различить слова, удары и отзвуки скачущих хеггов.

– Успеем. – Армад тоже не стал оборачиваться. – Осталось не больше этеля. Молодец Калиас.

Но одна тень оказывается слишком проворной, она настигает их, и Крэйн чувствует вспотевшей горячей ладонью упругую твердость рукояти. Эскерт шипит, и черная тень, с всхлипом приняв в себя зубчатую размытую полосу, исчезает. Хегг, не чувствуя руки хозяина, отклоняется и через мгновение тоже исчезает. Остается лишь вибрирующий отзвук удара в руке и остро обломанный на конце эскерт. Урт прыгает в небе, как огромное сумасшедшее насекомое, и от его нестерпимого света хочется закрыть глаза.

Крэйн вздрогнул. Новая волна подхватила его, но он почти не сопротивлялся. Он снова нашел дорогу в шипастых закоулках своей памяти.

Эта дорога вела к свету и тому месту, где нет боли. Он шел по ней.

– Он уже поднял дружину. Если не покинешь тор-склет сейчас же, будет поздно.

Орвин. Орвин. Орвин. Зловещий силуэт, от которого дышит липким холодом. Но этот холод сейчас неприятен, он не убирает жара, грызущего кости Крэйна, лишь усугубляет его.

– Беги сейчас же. Твоя дружина в сборе, хегги готовы... Я распорядился. Ты успеешь.

Риаен умерла. Все верно. Так и должно быть.

– Их нет?

– Я их не вижу. – Это Лат или Армад? Непонятно. Знакомый голос. – После рощи они не появлялись.

– Значит, мы ушли?

Собственный восторг, как пьянящий фасх, журчит искристым фонтаном. Урт проиграл, они ушли.

– Орвин тебя убьет. Уходи из Алдиона! Крэйн, сейчас все зависит от скорости. Не медли! О, Ушедшие...

– Но может... Нет, постой, ты уверен? Лат, возможно, ты с ним поговоришь и...

– Убирайся, пока не поздно! Беги куда угодно, я разыщу тебя. Езжай куда хочешь, но подальше от Алдиона. Понимаешь?

– Впереди. Крэйн, я что-то вижу. По правую руку.

– Идут наперерез.

– Дружина?

– Не похожи. Кажется, просто степные шеерезы. Человек десять.

– Они. Вели от рощи. Наверное, приняли за гонцов Алдиона.

– Достать эскерты. Пройдем сквозь них.

– Крэйн... Это опасно.

– Крэйн, уходи из Алдиона! Орвин не способен сейчас думать, он убьет тебя.

В груди разливается волна облегчения. Они ушли. Они справились.

Дружина Орвина отстала.

– Я сказал, сквозь них. Это всего лишь оборванцы. Скорость не снижать.

– Мы рискуем.

– Мы не должны останавливаться. Достать эскерты.

– Прощай, брат... Хегги уже ждут. Я постараюсь задержать. Уходи.

Опять черные тени, но теперь они несутся навстречу. Крэйн нагибается в седле, перенося вес так, чтобы рубануть с оттяжкой, под лопатку. Его хегг не сбавляет скорости и неизвестный с хрустом слетает на землю. Где-то сзади бьет Армад, слышно его выдох. Теней все больше, они выскакивают из-под земли, пешие и на хеггах, в руках их топорщатся кажущиеся непривычно тонкими кейры и стисы. Армад застрял где-то сзади, слышно лишь его хриплое дыхание. Крэйн разворачивается и снова бьет. Кто-то с воем прыгает под лапы его хегга и спустя мгновение ползет в сторону с развороченным животом. Удар. Кто-то хватается за рассеченный на груди вельт.

– Алдион! Бей!

– Вито-о-о-р!.. Ах-х...

– Неве...

– Тебе!

– Кто-нибудь, бе...

– Х-х-ха! – с присвистом. – Получи!

– Ради Ушедших...

Синие холмы крутятся так, что кружится голова. Невыносимо пряно пахнет свежей травой и кровью хеггов. Крэйн бьет, крутясь на месте, хитиновая спина под ним подпрыгивает, он едва удерживается. Вокруг что-то происходит, все сливается в водоворот, в котором бурлят звуки, настолько непривычные, что разум не поспевает за ними.

Чей-то хегг выныривает прямо перед ним. Крэйн бьет наискосок по плоской морде с вытянутыми фасеточными глазами и чувствует хруст. На пальцы брызжет горячим и скользким.

– Алдион!..

Незнакомое лицо появляется совсем рядом. В свете Урта кажется, что глаза у него выпучены, а губ нет. Он заносит что-то в руке, и Крэйн понимает, что удар будет в него. Он вскидывает эскерт. Быстро, сильно, почти чувствуя, как лезвие с хрустом разрывает шейные позвонки, не прикрытые даже вельтом.

В последнее мгновение на пути клинка возникает длинная тонкая тень.

Сухой хруст, лезвие эскерта брызжет во все стороны осколками, в руке Крэйна остается лишь рукоять. Дубинка. Обычная деревянная дубинка.

Эскерт хрупок, он не предназначен для парирования силой. Это известно даже ребенку.

Крэйн отшвыривает бесполезную рукоять и тянется за следующим эскертом, одновременно пытаясь уйти в сторону и пропустить нацеленный в грудь удар. Что-то со скрежетом касается его касса, сильным ударом его бросает на шею хегга. Хегг не выдерживает и заваливается на бок, синее небо перед глазами делает большой кувырок. Где-то сверху светит синий Урт и мелькают размытые тени.

К глазам летит кейр, старое хитиновое лезвие тускло отражает свет.

Крэйн пытается откатиться, но нога его прижата к земле мертвой тяжестью хегга. В последнем отчаянном жесте он выставляет вперед руки и чувствует, как кожа на ребрах лопается, словно покоряясь чему-то, прокладывающему дорогу из его грудной клетки. Лишь мгновение спустя он слышит хруст касса и понимает, что ледяная волна, выбившая из него дыхание и швырнувшая лицом в холодную скользкую траву – это боль.

А потом перед глазами начинают крутиться нанизанные друг на друга фиолетовые и багровые круги, Крэйн чувствует, как его руки начинают проходить сквозь землю, словно тело уже бесплотно. Очень холодно и почему-то ужасно хочется пить. А потом темнота падает на него сверху.

Боль наступает, ее горячие клешни снова впиваются в искромсанное тело, но Крэйн больше не кричит. Он все вспомнил.

Крэйн улыбается.

Сознание возвращалось к нему медленно и мучительно. В первый раз, когда боль отступила настолько, что к телу вернулись ощущения, он открыл глаза. Эно ослепил его, перед глазами поплыли лиловые пятна, но он смотрел на него, пока хватало сил.

Тело было чужим. Оно могло чувствовать, но не принадлежало самому Крэйну, единственное, что он мог делать, – немного приподнимать голову, но давалось это ценой таких усилий, что сознание часто срывалось обратно в черную пропасть, где не было ни земли, ни Эно. Времени он не чувствовал, да и вообще не был уверен, что оно существует. Он просто лежал и смотрел в небо, чувствуя, как твердые острые травинки упираются в шею.

Он не знал, где он и что находится вокруг него, но и не стремился узнать. Впервые за многие годы он наслаждался абсолютным покоем и даже приступы боли уже не пугали его. Больше всего неприятностей приносила грудь. Он чувствовал огромную огненную трещину, пролегшую от левой ключицы почти до правого бедра, при малейшей попытке сдвинуться с места она грозила разойтись, и он чувствовал бегущие по ребрам влажные потеки.

Оставалось лежать.

Фляга была при нем и это спасло его. Удержавшись от соблазна выпить все, он непослушными затвердевшими пальцами оторвал кусок талема, смочил водой и приложил кране. Жар начинал спадать, но он все равно чувствовал ужасную слабость, тело казалось невесомым. В глаза словно сыпанули горячим песком, но, сжимая зубы, он держал их открытыми – слишком велик был страх скатиться туда, откуда он с таким трудом выбрался.

Но это не могло продолжаться вечно. Постепенно руки обрели чувствительность, Крэйн смог приподняться. Люди, лежащие вокруг, не вызвали у него никаких эмоций – умирающему телу не было до них дела. Но Крэйн знал, что, если он хочет выжить, надо действовать. А он хотел выжить.

Изнуряя безразличное тело, он сумел перевернуться на бок и подползти к неподвижной туше хегга, замершей неподалеку от него. Эта туша дала ему защиту от беспощадного Эно и укрытие от холодных ветров, которые дули весь Урт напролет. Есть не хотелось, но он знал, что это надо. По счастью, панцирь хегга был расколот вдоль чьим-то чудовищным ударом, он запустил руку внутрь. У мяса хегга был отвратительный вкус, оно было едким и вонючим, но Крэйн заставил себя есть. Потом запил водой, сменил компресс на пылающем лбу и снова потерял сознание.

Но тело, хоть и медленно, латало повреждения. Оно было сильным и выносливым, даже ужасная рана, нанесенная кейром, не стала смертельной, хотя за прошедшее время Крэйн не раз думал о смерти. Но он был жив, и это значило, что останавливаться рано. Его касс был расколот как панцирь хегга, тяжелый хитин сковывал движения и не давал дышать. Крэйн подобрал лежащий неподалеку сломанный стис с одним уцелевшим лезвием и попытался выбраться из скорлупы. Работа шла очень медленно, наваливающаяся иногда слабость не давала поднять руки, но он не останавливался. Наконец бесполезный доспех свалился с него, он обрел свободу.

Люди лежали в беспорядке, нападавшие слишком торопились, чтобы похоронить погибших или хотя бы увезти с собой тела, вероятно, боялись что из Алдиона подоспеет подмога. Они лежали вперемешку с хеггами, безвольно уткнувшись лицами в землю, и скрюченные пальцы сжимали обломки оружия. Шеерезы не оставили ничего, имеющего ценность, они забрали даже одежду и оружие. Крэйн равнодушно подумал, что ужасная рана, едва не ставшая причиной его смерти, на самом деле спасла его жизнь – раскроенный касс и талем под ним уже не представляли ценности для нападавших, его не стали раздевать и только из-за этого не обнаружили, что в нем еще теплится жизнь. Правда, они все же забрали родовые эскерты и срезали с пояса тулес с деньгами. Но сейчас ни то, ни другое ему не требовалось. Ему нужен был лишь отдых.

Когда вода во фляге кончилась, он сумел подползти к ближайшему телу и взять другую. Это был Армад. Раскинув руки в стороны, он лежал, запрокинув голову, и обнаженное тело, уже тронутое пятнами разложения, казалось огромным. Мутные невидящие глаза смотрели куда-то вверх. Крэйна едва не вырвало, но он пересилил себя и взял флягу. Она была треснувшей, но вода там еще оставалась. А в воде для него сейчас заключалась жизнь.